6008 «Хатигар – хаттай»

    ***
    
     В пустыне очень много неба. Такие широкие горизонты, что, глядя на них, невольно начинаешь думать о разных, порой бессмысленных вещах. Что-то вроде «зачем мы здесь?», «для чего живём?» и, в конце концов, - настоящая глупость – «должны ли мы помогать друг другу или пусть каждый заботится только о себе?» И еще в пустыне очень много времени для размышлений: призраки сомнений, появившись один раз, имеют отличный шанс прийти снова.
    
     Я вспоминал о том, что было. Память разума короче памяти чувств: кто и что сказал, и что сделал, конкретные слова и жесты забываются, но испытанные злость и обида хранятся надежно. К сожалению, опираясь на них, видишь только половину картины, а другую половину выдумываешь сам.
    
     - Мама, чего Малик опять плачет?
    
     - Он хочет пить.
    
     - Ещё? Сколько же в него влезает?.. Я, когда был маленький, так не плакал.
    
     - Да, Шимус, ты вообще не плакал. Ты не такой, как он…
    
     - Отец!.. Ты все потратил? Все деньги на воду? Ты что? Матери нужны лекарства. Как теперь её лечить?
    
     - Шимус, оставь отца в покое. Мне лекарства не необходимы, а Малик без воды не может.
    
     - Что? Да он же пьёт, как лошадь. И это в четыре года! Что потом будет? Мы все должны из-за него страдать? Умереть с голоду? От болезней? Только чтобы ему было хорошо?
    
     - Перестань сейчас же. Никто здесь не умрёт.
    
     Но она умерла. Моя мать умерла. Как такое могло случиться? Как вообще всё это объяснить? Почему её первый ребенок может не пить пять дней кряду, а второй – не продержится без воды и часу? Или это своего рода компенсация: то, что дано одному, забрано у другого. В таком случае, я не просил об этом подарке В том, что Малик ущербный, моей вины нет. А вот кто действительно виноват, так это отец. Да, папа, пускай она сама говорила тебе, что делать: «Купи сыну воду», - но это ты, ты шел на городскую площадь, а не в фармацию, и опять тратил деньги на Малика, а не на маму. Ты скажешь, что спасал ему жизнь? Но почему ты забыл о другой жизни? Забыл о той, что любила тебя. Почему предал её, благословив на смерть? А Малик… Терпеть его не могу. Ошибка природы. Вот кому ты должен был дать умереть. Всё равно он словно из другого мира. Здесь у него нет шансов…
    
     Однажды, это было вскоре после маминой смерти, я и Малик остались одни на целый день. Отец перед уходом попросил меня следить за братом. Главное, нужно было ограничивать его в питье: не позволять выпить всю воду сразу. А он мог, действительно мог выдуть за один присест – парню не было еще пяти лет – столько, сколько взрослый выпивает в течение суток. В общем, наливай понемногу и давай три-четыре раза каждый час, не обращая внимания на его нытье. Дело нехитрое. Но Малик достал меня. «Симус, я хочу пить. Симус, дай мне воды. Симус, ещё». Я махнул на него рукой. А, плевать.
    
     - Симус, дай мне попить, - попросил он в очередной раз.
    
     - Ты уже большой. Возьми сам.
    
     - Мозно?
    
     - Я же сказал.
    
     - А мозно ещё чуть-чуть?
    
     - Да пей ты сколько хочешь.
    
     Он и выпил, сколько хотел. А потом он ревел. Нет, не ревел. Орал просто. Потом неподвижно лежал на кровати, коротко дыша. Потом он обмочился. Я, ругаясь, переодел его, но Малик обмочился снова. Если тебе не хватает воды, чего ты ссышься? Кожа его была горячей. Потом он, кажется, перестал слышать меня. Я знал: ему нужна вода. Но где я мог взять воду? Она ценится на вес золота. Даже если на коленях приползти к источнику, охрана и не взглянет на тебя, коли нечем платить. Несчастный, ты выбрал плохое место, чтобы родиться. Здесь всем было бы лучше, если бы Малика Макди никогда не существовало…
    
     Когда отец вернулся с огромными бидонами, наполненными до краёв, Малик был без сознания. С большим трудом, но его удалось растормошить и заставить немного попить. Но этого было мало. У Малика началась белая лихорадка. Я хотел чем-нибудь помочь, но отец так посмотрел на меня… Никогда не прощу ему этого взгляда. Это было хуже пощёчины, хуже удара в спину. Когда один человек вот так смотрит на другого, обрываются тысячи нитей, связывающих их. И я почти обрадовался, да-да, обрадовался тому, что случилось ночью: отец пришёл в мою комнату и сказал: «Уходи». И ещё сказал... Теперь уже слова забылись, но суть я помню очень хорошо: я уже взрослый, могу сам о себе позаботиться, а у него больше нет сил выносить меня, мою злость, мою ненависть к Малику. Вот так-то - ненависть. До того, отец, как ты прогнал меня, как я ушел с караваном из старого города и едва не погиб в Орикс по вине человека, укравшего у меня золотые часы, те, что ты дал мне, выгоняя из дома, - тоже, тот еще подарок, способ откупиться от сына, - до того, отец, я не знал настоящей ненависти. И много времени прошло, прежде чем солнце выжгло её из меня…
    
     Но время – не единственный мой лекарь. Я много увидел и много узнал, скитаясь по пустыням, и я перерос отца. Не только его – маму тоже. Точно так. Ведь что есть их жизнь? Постоянные заботы, переживания, необходимость тянуть лямку. Что за удел они выбрали? Муравьиный труд. И все ради глупых надежд на несуществующее счастье. О, это очень символично, что у них родился такой ребёнок, как Малик. Он - это их непонятное стремление к большему, когда на самом деле ты не способен и на меньшее. И ещё он – демонстрация глупости того выбора, который они сделали. Идя вашей дорогой, родители, быстро придёшь на тот свет. Я благодарен отцу, благодарен матери, что они дали мне жизнь, но, в сущности, они – недалёкие люди. И ненавидеть кого-то из них… нет, я выше этого…
    
     Когда-то я сказал себе, что больше не буду отравлять свою жизнь мыслями о прошлом. Но прошлое само настигло меня, прилетев сообщением от Алисии Честе. Как мне следовало поступить? Я много размышлял и, в конце концов, признался себе, что, похоже, все эти десять лет ждал, когда меня позовут. Попросят о помощи. И вот - это случилось. Что ж, я вернусь в Гран-ор. Посмотрю, что стало с моим домом.
    
    

    ***
    
     Между тем, прошло полмесяца, прежде чем я снова вступил в мёртвые пески Орикс, начав путь к старому городу. Ещё дюжина дней потребовалась, чтобы пересечь пустыню. В последние двое суток, из-за того, что расстояние до Гран-ор было уже небольшим, вызовы от Алисии Честе приходили один за другим, с интервалом в полчаса. По-видимому, девушка очень нуждалась во мне, и у неё хватало средств, чтобы снова и снова передавать безответное сообщение. Передавать в пустоту, веря в минимальный шанс, что оно достигнет адресата. Ведь сигналы не могли дойти до Южной области. Значит, она надеялась зацепить меня в пустыне. Я не спец в таких вещах, но знаю: ей крупно повезло, что я принял её вызов, будучи всё-таки очень далеко. Как бы то ни было, если она верила в чудо – это чудо произошло. И вот я подхожу к месту, где не был десять лет…
    
     Этой ночью я не делал остановки, надеясь завершить переход до полудня. Получилось даже раньше. Купола собора в центре Гран-ор обозначились на горизонте еще до восхода солнца. Через полтора часа, когда оно собиралось выкатиться на небо, я разглядел на краю города лошадь и маленькую фигурку рядом с ней.
    
     - Шимус, это вы? – тут же прилетел вопрос от Алисии Честе.
    
     На этот раз я ответил. Тогда фигурка запрыгнула на лошадь – и та помчалась мне навстречу, поднимая фонтанчики из песка. Алисия неслась, как будто у нее были крылья…
    
     Я боялся, не собьёт ли она меня. Когда между нами оставалось несколько метров, Алисия так осадила лошадь, что та захрапела, высоко подняв голову, и попятилась. Девушка отпустила поводья и спрыгнула на песок. Её черные глаза горели, лицо пылало, грудь вздымалась. Я невольно засмотрелся на неё. Что тут скажешь? Красавица.
    
     - Это вы, Шимус, - засмеялась она. - Я так ждала вас. – И Алисия Честе бросилась мне на шею.
    
     Я на мгновение опешил. Но потом отстранил её. Чего она на меня вешается? Нет, я бы не возражал, если бы тут был хотя бы намёк на определенные удовольствия. Так ведь не было. Она обняла меня как родственника. Только я тебе не родня, дорогуша. Точно так.
    
     - Да, это я. Откуда ты узнала, что я приду сегодня?
    
     - Ниоткуда. Я встречаю тебя... вас каждое утро последние несколько недель. Почему-то я была уверена, что вы придёте обязательно на восходе. Ах, какое там – уже больше месяца встречаю. Я чуть с ума не сошла. Господи, я ведь уже собиралась идти через Орикс в Южную область.
    
     - Представляю, - ухмыльнулся я. По её лицу пробежала тень. - Ладно. Так что там с моим братом?
    
     Чёрные глаза вспыхнули.
    
     - Вы должны спасти его. Он молодец, держится, но долго так продолжаться не может. И дело не только в нём. Здесь все…
    
     Она замолчала, потому что я зашагал к городу, оставив её за спиной.
    
     - Пошли, - крикнул я, не оборачиваясь. – Расскажешь всё по дороге. И мой отец... - Почему-то мне не хотелось, чтобы в этот момент она видела мои глаза. – Где он?
    
    

    ***
    
     Ей очень жаль, но отец умер шесть месяцев назад. Он долго болел. Кажется, целый год. Но точно не известно, потому что люди теперь мало общаются друг с другом. Каждому хватает своих проблем – разбираться с чужими здесь никто не станет. Вот так и с семьей Макди. Мало ли что там творилось в их доме. Ах, если бы она знала, если бы ей кто-нибудь сказал – она бы обязательно помогла. Ведь у неё есть кое-какие средства. Семья Честе когда-то была очень богатой. Сейчас уже, конечно, не то, что раньше, но многое ещё осталось. Хотя бы вот констант-заряд, с помощью которого она периодически отправляет мне сообщения. Господи, если бы отец пришёл и попросил помощи, разве бы она не поддержала его? И сейчас всё было бы по-другому. Она в этом уверена. Малик не попал бы к Сэму Шату, и люди старого города забыли бы о том, что такое дефицит воды. Сэм Шат – это глава Гран-ор. Очень неприятный человек. Он здесь всем заправляет. И даже устанавливает цену на воду. По закону, выручка должна идти в городскую казну, но мало кто заблуждается на этот счёт. У Шата всё схвачено, везде свои люди. У него в руках жизнь каждого здешнего обитателя. При этом он очень любит показуху. Судья, который начинает процесс и очень тщательно его проводит, хотя своё решение знает заранее. Он забрал Малика к себе. Якобы, чтобы не дать пропасть: Малику нужно очень много воды, так ведь. Сказал, что будет опекать юношу. Мол, кто ещё, если не он? И опекал, пока не разубедился, что из Малика можно сделать дойную корову… Непонятно? Ах, Малик может добывать воду. Во-ду! Как, каким образом – вопрос, на который у Шата нет правильного ответа. Она догадывается, что этот ответ есть у неё. Шат старается держать всё в тайне, но кое-что она узнала. Чтобы открыть источник, Малик должен чувствовать воодушевление, радость, должен испытывать эмоциональный подъём. Сэм Шат понимает это по-своему. Чопша Лурис, друг Алисии, служащий у главы, рассказал ей, что Шат спаивал Малика, давал опия, подкладывал под него женщин. Ни к чему это, конечно, не привело. Ведь Малику нужно другое. Ему нужна любовь. Да-да, именно любовь. Не случайно он лишился своих способностей, когда умер отец. Господи, Малик должен чувствовать себя счастливым, а не удовлетворенным, ему нужно вдохновение, а не возбуждение. Шату и его прихвостням этого не понять, и потому они ничего не добились. Да если бы глава и знал правду, ему нечего предложить. После смерти отца только один человек способен расшевелить Малика – его брат.
    
    

    ***
    
     - Мне нужно подумать, - сказал я, когда мы проходили мимо обветшалой стены, построенной для защиты города от песка и ветра.
    
     - О чём? – удивилась Алисия.
    
     - Обо всём.
    
     - Я не…
    
     - Просто помолчи. Хорошо?
    
     Я чувствовал грусть и разочарование. Я предполагал, что отца могло не быть в живых, но всё-таки надеялся. Но нет: он не встретит меня, не позовёт в дом, и я не увижу раскаяния в его глазах. А Малик? Всё, что Алисия рассказала о нём, выглядело для меня как глупые домыслы наивной девчонки. Малик может добывать воду. Ха. Нет, я могу допустить такое. Не раз слышал о людях, которые словно чуют её. Если вода есть, обязательно найдут. Но это если она есть… Малик мог бы это уметь. Действительно, хоть какое-то оправдание его ненормальной жажде. Про других таких же я не слышал подобного, но ведь я многого не слышал... Проблема в том, что в Гран-Ор и его окрестностях нет воды, которую можно найти. Это умирающий край. Здесь всё излазано вдоль и поперёк. Люди полтысячи лет исследовали эту область, и не смогли найти ничего больше, кроме давно открытого подземного озера, над которым и вырос старый город. Тут говорят: если хочешь увидеть больше воды, уходи отсюда. Какой прок главе Гран-ор от лозоходца?
    
     А эта её идея про любовь. Ладно, допустим, парню нужно… воодушевление. Но, дорогая, любовь – недефицитный товар. Подкладывали под него женщин, говоришь? Ты думаешь, они не смогли бы влюбить пятнадцатилетнего парня в какую-нибудь оторву? Я верю в человеческую глупость, но не верю в дураков. Захотели бы – влюбили бы Малика до слёз и соплей. Ха-ха, вот было бы воды-то.
    
     Но всё это не так смешно. Гораздо смешнее - мысль, что я могу тут чем-то помочь. Выгнанный сын, неласковый брат – я могу разбудить в нём столько же любви, сколько и горсть песка, брошенного в лицо…
    
     - О чём ты думаешь? – с вызовом спросила Алисия.
    
     Я ухмыльнулся.
    
     - Где сейчас Малик?
    
     - Шат держит его в своём доме на другом конце города.
    
     - Вот как? Для чего? Если от Малика нет никакого проку…
    
     - Я же говорю: Сэм Шат…он… просто так он его не отпустит. А вдруг Малик начнёт добывать воду? Бесплатно, для всех.
    
     Я повернулся к ней.
    
     - Дорогая, оглянись. Это Гран-ор. Какую воду ещё здесь можно найти? Та, что есть, уже продаётся. Не из воздуха же он её сделает.
    
     Глаза Алисии сверкнули.
    
     - Вот именно?
    
     - Что? – не понял я.
    
     - Вот именно – из воздуха.
    
     Я остановился. Она тоже встала, торжествующе глядя на меня.
    
     - Как это из воздуха?
    
     Её кобыла покосилась на меня. Что это, мне кажется, или кобыла действительно смеётся надо мной?
    
     - Прямо из воздуха, - сказала Алисия. - Из ничего. Вода появляется из ниоткуда. И там её может быть целый океан.
    
     Я слова не мог произнести. Стоял, разведя руками, и глупо моргал… Мы уже были в городе. Нас окружали низенькие дома, из тех, что обычно размещаются на окраинах. Мой взгляд случайно переметнулся на один из них, потом на другой, третий. Да, я узнавал старый город. Десять лет прошло, а здесь почти ничего не изменилось. Это Гран-ор, пятнышко на южном крае пустыни Орикс. Люди здесь каждый день приходят на площадь, чтобы купить воду. По-другому никак. Следующий источник – за мёртвыми песками, около тысячи километров. Это мир пустынь. Точно так. Я знаю, где нахожусь.
    
     И я рассмеялся. Громко - даже кобыла шарахнулась. Ничего, не будет коситься. Мне было не остановиться. Да уж, повеселила от души, дорогуша. Наверное, до слез довела бы, если бы я этим страдал. Алисия смотрела на меня сначала удивлённо, а потом – сердито. Ну-ну, милая, не надо. Сама подумай: я почти две недели шёл через Орикс, чтобы услышать вот это. Ха-ха-ха.
    
     - А ты не такой, как о тебе говорил Малик, – наконец, сказала она.
    
     Я не перестал смеяться, но запала во мне осталось немного.
    
     - И что же он говорил?
    
     Алисия высоко подняла голову:
    
     - Малик сказал: мой брат – хатигар, он сильнее солнца и ветра, он не знает жалости и не ведает боли, он ушёл из дома ради меня – и ради меня вернётся, он готов отдать за меня жизнь, и накажет каждого, кто меня обидел.
    
     Веселье растаяло, как дым.
    
     - Когда, кому он так сказал?
    
     Она ухмыльнулась. Вот ведь зараза.
    
     - Когда его заперли в доме на окраине. И перестали давать воду – столько, сколько нужно. Тогда…
    
     - Ты там была? Откуда ты всё знаешь?
    
     - Чопша…
    
     - А, этот. Прихвостень главы.
    
     - Он не…
    
     - Разве ему можно доверять? Может, он играет с тобой? Рассказывает тебе сказки о Малике, а на самом деле хочет кое-чего другого.
    
     Я оглядел её с ног до головы. Она вытянулась под моим взглядом - чуть на цыпочки не встала. Черные глаза полыхнули огнем – и застыли, как ночное небо над пустыней.
    
     - Чопша – настоящий друг, - отчеканила она. – Я не позволю говорить о нём гадости.
    
     Всё-таки человеческая природа – большая загадка. Только теперь, когда Алисия разозлилась на меня, я почувствовал желание. Или, может, у меня какие отклонения? Раньше я за собой ничего такого не замечал. Конечно, мне захотелось помириться с ней. А нужные доводы всегда найдутся. Действительно, зачем я пришёл в Гран-ор? Спасти брата, спасти вообще кого-нибудь. Показать себя. Для меня нашлось дело, и, кажется, не очень простое. Глупо сразу же терять союзника. Может быть, единственного, которого я смогу найти. Так что я должен, просто обязан, быть любезным.
    
     - Извини, - сказал я как можно мягче. – Я не хотел тебя обидеть. И твоего друга тоже. Просто я довольно часто сталкиваюсь с ложью. Люди врут из-за чего угодно. Один хочет хорошо жить, другой старается привлечь внимание, третий скрывает свои проблемы. Это везде так.
    
     - Я тоже не вчера родилась.
    
     Я видел: Алисия пытается говорить с прежней холодностью, но у неё это не получается.
    
     - Да, ты права, - согласился я.
    
     Мы немного помолчали, стоя друг напротив друга.
    
     - Да, - повторил я. Выдержал ещё паузу, а потом спросил: - Так какие у тебя мысли? Как будем спасать Малика? Пойдём – и вытащим его из дома Шата?
    
     - Нет, что ты? – встрепенулась она. – Там охрана. С оружием.
    
     - Сколько человек?
    
     - Двое, кажется. Это не важно. Нужно идти к главе. Я говорила, что просто так Малика не отпустят, но тебе он не посмеет отказать. – Взгляд Алисии снова загорелся. – Не посмеет, обязательно отпустит. Рядом с тобой Малик вновь обретёт свои способности, и тогда в Гран-ор наступит новая жизнь.
    
    

    ***
    
     Я ненамного старше Алисии. Но я повидал ой-ой-ой сколько, уж, во всяком случае, побольше, чем она. У меня на руке золотые часы моего отца. Однажды один человек украл их и бросил меня в пустыне - умирать. Моё детство, отрочество, юность скомкались – и закончились в один момент, когда я вернул себе эти часы, и погиб тот вор, хотя я и не хотел его смерти. Я давно уже трезво смотрю на вещи. Я знаю: девять, а, может, и десять из десяти сильных мира сего даже не взглянут на тебя, если им чего-нибудь не нужно. Если ты никто, тебе и песка в пустыне не дадут. А договориться? Конечно, договориться можно всегда… но только если тебе есть что предложить. Точно так. И ещё я знаю: хочешь что-то сделать – делай это сразу. Быстро, без промедления. А уже потом думай: что да как.
    
     Двое охранников – не проблема. Проблема - убедить в этом Алисию. Я долго спорил с ней, пытаясь объяснить, что если мы пойдём к Шату, то ещё не скоро увидим Малика, если вообще увидим. Что, показавшись перед главой, я отдам ему в руки все карты. И, скорее всего, это дело закончится для меня плачевно. Я поборол её упрямство, рассказав про один из своих козырей. Мне пришлось вытащить из сумки «неслышный голос Иерихона». Маленькая шкатулка, умещающаяся у меня на ладони.
    
     - Видишь это, - сказал я. – Если поднять крышку, каждый в радиусе метров двадцати свалится с ног. Сибариты используют такие штучки для охраны сокровищ. Один парень хотел с её помощью устроить мне ловушку. Оказалось, на меня она почти не действует.
    
     - Это больно? – спросила Алисия.
    
     - Больно, но вполне безвредно, если не оставлять её открытой надолго. Я просто зайду туда, заберу Малика – и уйду.
    
     - Господи, ведь она на него тоже подействует. Как он это перенесёт? Чопша говорил: он слаб.
    
     - Переживёт как-нибудь. Чем дальше от шкатулки, тем меньше эффект. Постараюсь узнать, где его держат…
    
     - Спрошу у Чопши.
    
     - Не надо ни у кого ничего спрашивать…
    
     В конце концов, мы обо всём договорились. И вот я сижу на песке в тени чьего-то крыльца недалеко от дома Сэма Шата и наблюдаю. Алисия недавно уехала к себе – готовить место для Малика. Его нужно будет спрятать на первое время, а «дворец» Честе – Алисия показала мне, где живёт, когда мы шли через Гран-ор, – подходит для этого как нельзя лучше: он просто огромный. Ох и нелегко мне было избавиться от неё. Но результат стоил того: теперь она не будет вертеться под ногами. Хотела оставить свою кобылу. Я отказался. Мы возьмём вон тех двух лошадей, что стоят под навесом возле дома Шата.
    
     Итак, что мы имеем? Два этажа: нижний - высокий цоколь, небольшое крыльцо с каменной лестницей и четыре окна на лицевой стороне, - и верхний, под круглой серой крышей, с двумя окнами, глядящими на дорогу. Что происходит внутри - не видно. Что ж, подождём ещё немного, осмотримся. Время у нас есть, я думаю.
    
     Но времени не было…
    
     Я услышал шаги у себя за спиной. Обернулся: Алисия.
    
     - Что ты здесь делаешь?
    
     Она села на корточки, заговорщицки улыбаясь.
    
     - Не надо этой твоей шкатулки, - почему-то шёпотом сказала она. – Не будем рисковать Маликом. Чопша нам поможет. Я с ним связалась: сейчас он сюда приедет.
    
     Меня охватило нехорошее предчувствие. Я быстро отвернулся от Алисии и замер, с десятикратным напряжением вглядываясь в тёмные окна злосчастного дома.
    
     - Вместе мы что-нибудь придумаем, - продолжала она. – А эта твоя штука... Господи, от неё просто мурашки по коже. Лучше пускай оно себе в сумке полежит. Ах, Чопша больше не будет служить Шату. Теперь он...
    
     Так и есть. Одно движение, всего лишь одно движение в окне – в том, что справа от двери, - и всё перевернулось с ног на голову. Кто-то осторожно выглядывал на улицу. Нас ждали. Я вскочил. Голос Алисии тут же оборвался.
    
     Времени нет.
    
     - Иди! – побежав через дорогу, завопил я. – Идиии! Делай всё, как договорились. Иди!
    
     Я оборачивался, одновременно пытаясь справиться с сумкой. Где эта хренова шкатулка? И чего Алисия стоит, ей нужно уходить. «Иди!» Ага, вот он, «неслышный голос». И Алисия наконец-то сдвинулась с места.
    
     Они дали мне добежать до двери. Зря, ребята, зря. Я открыл шкатулку. Два, может быть три, человека закричали за дверью, и один – где-то на втором этаже…
    
     «Чувствую все органы. Вот колотится сердце, вот желудок камнем застыл под грудиной, вот почки – они словно сжались, как моя мошонка. Да, и меня приласкал шёпот Иерихона. Ничего, мне уже не привыкать.
    
     Ногой в дверь. Выдержала. Ещё раз. Безрезультатно. А там всё кричат. Ну же, давай. Затрещала, родимая. Вваливаюсь. Всё-таки двое. Уже не кричат - мочи нет. Корчатся на полу. Оружие, конечно, выронили: винтовка и пистолет. Приготовились к встрече. Ну-ну.
    
     Надо их успокоить. Откладываю «неслышный голос», беру винтовку и бью одного прикладом. Второй охранник смотрит в мою сторону, но взгляд его такой же, как у того парня из пустыни, Клета: что есть я, что нет меня. Бью и его. Вроде оба готовы. Пистолет – в сумку. Кажется, всё»…
    
     Я закрыл шкатулку и рванул на второй этаж с винтовкой в руках. Вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Даже если там и есть кто-нибудь, кроме Малика, ему потребуется время, чтобы очухаться…
    
     - Малик, - позвал я. – Малик…
    
     Мне пришлось выбить ещё две двери. Он был в дальней комнате. Согнувшись пополам, молча лежал на ковре, под сенью всякого тряпья, развешенного на торчащих из стены гвоздях. Увидев его, я остановился, застыл на несколько секунд. Вот он, мой брат, - единственное, что ещё связывает меня с мальчишкой по имени Шимус Макди. Сколько мне было, когда он родился? Одиннадцать. Как мы все радовались, встречая его в этом мире. Почему-то сейчас мне не вспомнились, нет, не вспомнились его частый плач, нехватка, которая появилась вместе с Маликом и стала усиливаться с каждым годом, и смерть мамы. А вспомнились - пронеслись перед взором памяти - её объятия, и широкая улыбка отца, жмущего мне руку: «С братом тебя, сынок. С братом».
    
     Малик поднял голову и, кривясь, посмотрел на меня. Лицо худое, глаза ввалившиеся. Он напомнил мне… Тьфу ты, чего мне этот Клет везде мерещится?
    
     - Отец? – простонал Малик. – Отец, это ты?
    
     Я заторопился к нему.
    
     - Нет, это Шимус. Я Шимус. Твой брат.
    
     Я опустился на колено в полуметре от него. Малик по-стариковски заглянул мне в лицо, а потом скривился, потянулся вперед, пополз и, прижавшись ко мне, зарыдал:
    
     - Я знал, я знал, что ты придёшь. Отец говорил: ты бы никогда нас не бросил.
    
     Что это? Опять открылась шкатулка? Почему в груди у меня что-то сжалось?
    
     Я отложил винтовку, скинул сумку, бурнус, и снял с плеча большую флягу, в которой ещё оставалось наполовину воды.
    
     - На, попей.
    
     Малик выхватил её у меня, торопливо свинтил крышку. Запрокинул флягу и сделал несколько больших глотков. Опустил и собрался закрыть.
    
     - Пей ещё, - сказал я.
    
     - Всё сразу нельзя, - всхлипывая, ответил он. – Нельзя всё сразу. Порциями. Чтобы на дольше хватило.
    
     Секунду я удивленно смотрел на него, потом взялся за дно фляги и поднял её ко рту Малика:
    
     - Пей всё. Будет тебе ещё вода, не бойся.
    
     Он сомневался, не веря в свое счастье, но когда я ещё раз встряхнул флягу, обхватил её двумя руками и приложился от души. Его кадык ходил вверх-вниз как поршень насоса. Выпил меньше чем за полминуты.
    
     - Идти можешь? – спросил я.
    
     - Попробую, - улыбнулся он.
    
     И мы пошли. Я дал Малику винтовку, он использовал её как костыль. Спустились вниз. Снаружи послышался шум. Я выглянул на улицу через приоткрытое окно: Алисия бежала к дому посередине дороги, спасаясь от пятерых всадников, скачущих следом. Ей было не успеть. Один из преследователей промчался мимо, но другой, поравнявшись с ней, выпрыгнул из седла прямо на спину Алисии, и уронил её лицом в песок, придавив своим телом. Остальные тут же окружили их. Лошади танцевали под седоками.
    
     - Ага, Чопша, она, наконец-то, под тобой, - громко засмеялся мужик с аккуратной эспаньолкой.
    
     - Глава, - выдохнул Малик у меня над ухом.
    
     Сэм Шат. Он ещё немного поусмехался над Чопшей и Алисией, а потом резко развернул лошадь к дому и, мгновенно став серьёзным, крикнул:
    
     - Кшич! Дерек!
    
     Я взглянул на охранников, валяющихся там, где я их оставил.
    
     Шат подождал и выкрикнул моё имя:
    
     - Макди! Хатигар Шимус Макди!
    
     - Глава Шат! - отозвался я.
    
     Всадники заёрзали в седлах. Шат покачал головой.
    
     - Что с моими ребятами?
    
     Я понимал, о чём он спрашивает.
    
     - Отдыхают. Завтра у них будет голова болеть, а так – всё в порядке.
    
     - Отлично, - ухмыльнулся он.
    
     В этот момент Алисия сбросила Чопшу. Я не успел заметить, как там всё было. Чопша держался за нос: похоже, она врезала ему затылком. Они вскочили. Я заметил кровь на лице у Алисии, но её не волновали царапины. С кулаками и проклятиями она набросилась на Чопшу. Бедный иуда закрылся руками.
    
     - Дай ему, - скалился Сэм Шат. – Дай ему ещё. Не будет болтать лишнего. Ой.
    
     Один успешный удар – и Чопша упал. Алисия перескочила через него и побежала к дому. Глава и его люди растерялись на какие-то секунды. Этого оказалось достаточно, чтобы у неё появился шанс.
    
     - Держите её, - рявкнул Шат.
    
     Парни развернули лошадей и бросились за Алисией. Дистанция быстро сокращалась. Но и дом был уже близко. Я смотрел за ними, вцепившись в оконную раму. А потом метнулся ко входу. На улице закричали. Я не понял, кто кричал, и не разобрал слов. Распахнув дверь, увидел Алисию в нескольких метрах от себя. «Чопша, мать твою», - послышался голос Шата. В следующее мгновение прогремел выстрел. На меня что-то брызнуло, что-то больно ударило в левую руку, и Алисия упала в мои объятия. Прежде чем скрыться за дверью, я бросил взгляд на улицу. Сэм Шат, сидя на лошади, наклонился к Чопше Лурису. Тот, стоя на четвереньках, вытянул перед собой руку с пистолетом, направленным в мою сторону.
    
     Дверь закрылась. Я попытался поставить Алисию на ноги, но у меня ничего не вышло.
    
     - Больно, - застонала она.
    
     - Кровь! – воскликнул Малик. Голос его дрожал. – Они подстрелили её.
    
     Я и сам уже это понял. Опустил её на пол и увидел под правой ключицей рану.
    
     - Нет, нет, - зарычал я. Алисия, не отрываясь, смотрела мне в глаза. - Почему ты не ушла?
    
     - Макди, что у вас? – донеслось с улицы.
    
     - Вы убили её! – истерично закричал Малик.
    
     - Ты что? – разозлился я. – Жива она. Иди сюда… Подержи здесь. Да, здесь. И не вздумай терять сознание. Держи.
    
     Я разорвал свой бурнус на тряпки.
    
     - Пуля прошла навылет. Не застряла, - стараясь говорить бодро, сообщил я.
    
     - Я умру, - тихо сказала Алисия.
    
     С Маликовой помощью я перевязал её.
    
     - Я умру, - повторила она, глядя на меня.
    
     Бедный, испуганный ребёнок. Я склонился над ней:
    
     - Нет. Кровь сейчас остановится.
    
     Она чуть-чуть оживилась.
    
     - Я боюсь. Если я умру…
    
     - Не умрёшь.
    
     - Хочу, чтобы ты знал. Я люблю тебя.
    
     - Чего? – Я привстал. – Глупая, мы с тобой почти незнакомы.
    
     - Я не глупая, - слабо улыбнулась Алисия. – Даже опытная. – Её лицо сделалось серьезным, на глазах выступили слёзы. – Даже знаю, что такое предательство. Я не наивная дурочка. Моё чувство – настоящее. – И вдруг она заговорила живо, горячо: - Да, я полюбила тебя раньше, чем увидела. Я ждала, когда ты придёшь и спасёшь всех нас. Господи, как я испугалась сегодня, что ты не такой, как я себе представляла. Ах, я так счастлива, что это не правда. Хатигар, бесстрашный сын пустыни, я люблю тебя.
    
     Я поднялся. Невероятно, но её слова взволновали меня.
    
     - Бред, - прошептал я.
    
     Алисия посмотрела на Малика:
    
     - Малик, теперь всё будет хорошо. Ты не должен бояться. Я – не боюсь. Я вижу, что всё получилось. Так, как я хотела. Полностью сбылось. Шимус рядом с тобой. Ах, у меня наконец-то есть возможность сказать тебе: это любовь.
    
     Малик неожиданно подался вперед. Похоже, она заворожила его своими речами.
    
     - Что любовь? – выдохнул он.
    
     - Это любовь позволяет тебе добывать воду. Ты и сам это поймёшь. Просто вот хотелось сказать. Чтобы что-то появлялось из ниоткуда – только любовь способна на это. Твоя сила вернётся, как только ты снова… ну… почувствуешь. Тогда твой океан вновь откроется. – Она резко подняла голову, словно и не была ранена. - Ах, может быть, уже?
    
     Я стиснул зубы. Всё. Сейчас он скажет, что никакой воды никогда не было. Его держали здесь совершенно по другой причине. Всё это – сказки Луриса, ублюдка с длинным языком. Но вместо этого Малик, едва не заревев, выдал тираду:
    
     - Я не могу. Раньше получалось, ещё когда папа был жив, а потом он стал умирать, и я подумал, это из-за меня, всё из-за меня, мама умерла, Шимус ушёл из дома, чтобы нам было легче, чтобы мне больше доставалось, папа только на меня и тратился, о себе не думал, и умер, умер в нищете, потому что у меня уже не получалось, ничего не получалось, хотя ведь можно было на этом заработать, вылечиться, наверное, а я, я испугался, что так будет со всеми, кто со мной рядом, что я несчастье приношу, только брать могу, ничего взамен, и тогда совсем, как отрезало... Даже в последний свой день он за водой для меня ходил.
    
     Алисия печально улыбнулась:
    
     - Господи, он тебя любил. Когда любишь, не думаешь о себе. Но это не любовь его убила. А то, что против неё. То, как мы живём здесь. Пустыня.
    
     - Да, у меня тут всё высохло, окаменело, - всё-таки заревел Малик, хлопая себя по груди.
    
     - Твоё сердце оживёт. Не волнуйся. Ты рос от любви, и она тебя не оставит.
    
     - Но где, где мне её найти? – воскликнул он.
    
     Они замерли, глядя друг другу в глаза, питаясь друг от друга, как два сообщающихся сосуда, а потом повернулись ко мне. Я невольно сделал шаг назад. У них было такое одинаковое выражение на лицах… как у верующих во время молитвы.
    
     - Шимус, пожалуйста, скажи брату, как ты его любишь, - нежно произнесла Алисия.
    
     Я промолчал. А что, мне нужно было соврать? Просто выплюнуть из себя эти слова, чтобы угодить двум замечтавшимся детишкам? Нет, я не в силах был этого сделать. Но и правду сказать я не мог. Увольте. Мне без удовольствия топтаться по песочным замкам. Поэтому я просто стоял и тихо злился, думая: «Посмотрите на них: один якобы страдает от нехватки воды, другая якобы ранена. А сами того и гляди из сапог выпрыгнут. Тут такая проблема с властями - хоть сразу верёвку на шею надевай, а они про любовь. Одно слово: полоумные».
    
     Алисия улыбнулась.
    
     - Нет, он не скажет. Господи, он же хатигар – человек, который даже не умеет плакать. Но вот он, Малик. Он здесь, он пришёл издалека, чтобы быть рядом с тобой. – Она приподнялась. Обойдутся ей эти движения. – Почему он вернулся? Почему теперь рискует собой? Ответ один.. ах… любовь. Любовь к своему брату. К тебе, Малик.
    
     У Малика из глаз брызнули слёзы. Он поднял руки и бросился ко мне со словами:
    
     - Шимус, я люблю тебя.
    
     «Полоумный. Точно так», - подумал я, принимая его в свои объятия.
    
    

    ***
    
     Сэм Шат размышлял, что ему теперь делать. Наверняка размышлял. Что-то вроде: теперь это не только гость из Ориксы, которого никто не знает, и не малахольный парень, о котором все забыли, - это представительница известной фамилии, заметная фигура, красавица Алисия Честе запрыгнула на чашу весов. И всё из-за Луриса, который уверял, что сможет её контролировать.
    
     Сэм Шат размышлял. Но все его размышления – настоящие и будущие - уже не имели никакого значения. Дом Шата задрожал, дверь распахнулась – и изнутри на улицу полилась вода. Песок на дороге стал жадно впитывать её, но она всё лилась и лилась. И вот она пошла дальше, побежала вдоль по улице, прыгая на ямках, камнях и мелкой песчаной ряби, собралась в поток, который стал расширяться, приближаясь к домам своими изрезанными краями. Смотрите, люди, по старому городу течёт река.
    
     Говорят, семена, которые лежат в земле, готовы ждать воду десятки лет. Ещё вчера я бы сказал: в Гран-ор они ничего не дождутся. Сегодня – не скажу. Ещё вчера я бы сказал: этот мир принадлежит хатигарам, детям песка. Сегодня – не скажу. Появился один – будут и другие. Теперь этот мир принадлежит детям воды, хаттаям. А что остаётся хатигарам? Что остаётся мне? Покрепче держать своего брата. Чтобы поток, который хлынул через открытую дверь, ведущую в другой мир, не сшиб Малика. Чтобы хаттай оставался на ногах, и по этой земле текла вода.