Кому-то может показаться странным, но моей сильной стороной всегда была способность виртуозно лениться, подолгу пребывая в состоянии расслабленной праздности. Древние говорили, что лень – это единственный порок, в котором мы готовы сознаться без стыда, и даже с толикой невнятной гордости. Наверное, так оно иесть. Но в нынешнем обществе, лень, помимо черты характера - еще и хорошая профессия. Даже в моем личном досье, если такое действительно существует, наверняка, в пункте “врожденные навыки” прописано нечто вроде: “Исключительно удачно ленив”. Я вообще большой молодец, скромняга и умничка. И клянусь своим хвостом, - таких штурманов еще поискать! Я легко переношу затяжное ничегонеделанье и скуку, а вряд ли существует что-то более скучное, чем дальний разведывательный рейд, пусть даже в хорошей компании.
Обычный полет. Валяюсь в гамаке, болтаю ногами и грызу орехи найовы, если становится совсем тоскливо - листаю подшивку “Новостей Ратона” или музицирую, по мере таланта, на чем ни будь струнном. Я скучный, но зато высокооплачиваемый, симпатичный и надежный, как кирпич.
А вот моя коллега существо активное, взбалмошное и энергичное. Она даже постоянной формы не имеет и, в зависимости от скорости полета, а может просто от перемены настроения, то растягивается лентой, то сплющивается в диск, а бывает и прикинется шаром с пухлыми шипами во все стороны. Хотя, чаще всего, она похожа на бесформенный перламутровый кокон, особенно в хорошем расположении духа.
Какая она сейчас, понятия не имею. Мне изнутри не видно, все-таки она не только мой друг и товарищ по рейду, но и в большей степени транспортное средство. Удивительное и забавное существо из рода Марлингонов. Вскоре после отправления она велела называть себя Агуна, хотя совсем недавно была Исмира, а еще раньше Ткахо Де’Рварда Энида. Она вообще постоянно придумывает себе новые имена, в зависимости от того, где мы пролетаем, и как зовутся на ее языке местные звезды.
- Агуночка, детка… - заныл я в очередной раз, когда скука стала невыносимой даже для меня. – Ну, долго еще?
- А?
- Скоро, спрашиваю, прилетим?
- Куда? – она так искренне удивилась, что я едва не испугался.
- Как это куда! Куда надо.
- Ты штурман, тебе лучше знать. – Язва такая, еще и издевается. – Но если ты имеешь в виду первую контрольную отметку нашей неподражаемо важной миссии, то уже скоро.
Я продолжал брюзжать:
- Скоро, скоро. Ты и вчера говорила скоро, и позавчера скоро.
- Извини, родной. Мне твои “вчера” ни о чем не говорят.
Я все время забываю, что у Марлингонов чувство времени отличается редкостной условностью, и, как правило, у каждой особи собственное.
- Вчера. – терпеливо пояснил я. – Это когда моя планетка обернулась вокруг себя в прошлый раз. А позавчера…
- Не продолжай! Я все равно не вижу отсюда твоей планеты. Скоро уже прилетим, потерпи, а лучше поспи. Люблю, когда ты спишь и не мусоришь в меня своими орехами, фантиками… хм, и всем остальным.
Я проворчал что-то на счет особо нежных недотрог и полез в гамак. Матовые стены моей каюты-пузыря медленно потемнели, излучаемый ими свет померк. Я почувствовал, что температура немного снизилась и поуютнее закутался в тонкий плед. Из-под купола потолка едва слышно зажурчала однообразная дождевая песенка. Агуна прекрасно знает, как следует желать мне доброй ночи. В который раз подивившись напоследок проницательности своей боевой подруги, я свернулся калачиком и уснул.
Моя Агуна, она же Исмира, она же Ткахо Де’Рварда Энида, и еще неизвестно кто потом, существо, действительно, потрясающее. Больше всего она похожа на жидкую жемчужину, пульсирующую в невесомости. Ее тело однородно, киселеобразно и огромно. Настолько огромно, что, пожалуй, она ради хохмы вполне способна устроить полное солнечное затмение на моей родине. И где-то в необъятных глубинах этой могучей массы плавает крохотный пузырек, который и является моей каютой, рубкой, а заодно и спальней.
В центре пузыря натянут гравитационный гамак, сплетенный из тонких серых волокон. Под ним большой деревянный сундук на колесиках и мешок с орехами найова. Замечательные, кстати, орехи – под тонкой скорлупой в нежном бульоне плавает восхитительно вкусное ядрышко – полный обед с десертом и компотом. В стороне от сундука беговая дорожка, которой я не пользовался аккурат с тех самых пор, как она появилась. На полу, вернее на дне комнаты-пузыря под сундуком живописными кучками расположился мусор, состоящий в основном из скорлупы и оберток от всевозможных энергетических конфет и витаминных батончиков. Вот и все имущество бравого покорителя звездных, так сказать, глубин.
Впрочем, сами глубины покоряет как раз Агуна. О способностях ее соплеменников стремительно перемещаться в безвоздушном пространстве издревле травили байки. У марлингонов нет родины, они живут среди звезд и, к счастью, помимо громадных размеров, отличаются исключительным любопытством. Удовлетворение этого полезного чувства и является нашей платой марлингонам за использование их в качестве универсальных высокоскоростных космолетов. Жаль только, что эти исполины не умеют пользоваться благами цивилизации в виде навигационных систем, радаров и сканеров, а потому для дальних целенаправленных путешествий им требуются штурманы. Я, сверяясь с приборами, буквально пальцем показываю своему кораблю, куда следует устремляться. И Агуна шустро устремляется. В пути ее несколько раз приходится корректировать, но рано или поздно до цели мы, как правило, добираемся.
Так и летаем.
Когда я проснулся, мусор из-под гамака уже исчез.
- С добрым утром, капелька! – я бодро зевнул и энергично потянулся. – Как наши дела?
- Не обзывайся.
- Извини. Так, что нового?
- Ну, если тебе действительно интересно, мы по прежнему ползем в заданном направлении. – прожурчало в ответ. – Как спалось?
- Роскошно, как всегда. – Кивнул я, разгрызая очередной орех найовы, и уже с набитым ртом ехидно поинтересовался. – Скоро прилетим?
- Скоро! Совсем немного осталось. Уже, между прочим, в приделах видимости. Твоей…
На радостях я даже выскочил из гамака:
- Отпадно! Покажи.
Матовая сфера каюты-пузыря дрогнула и покрылась рябью. Некоторое время, я перемещался внутри своего живого корабля, чтобы оказаться поближе к наиболее удобной точке осмотра местных космических пейзажей и прочих достопримечательностей. Агуна мастерски управлялась с гравитацией моего жилища, но, все же центр притяжения плавно смещался в сторону и я едва увернулся от собственного сундука на колесиках, который точно знал, что ему положено стоять “внизу”. Чтобы не получить еще и пинок от беговой дорожки, я вернулся в гамак, который имел собственные представления о пространстве и всегда позиционировал себя горизонтально, относительно текущего пола.
Впрочем, я поймал себя на мысли, что, возможно, это не каюта-пузырь бороздит тело Агуны, а она сама смещается относительно меня. О марлингонах ничего нельзя сказать наверняка. Я до сих пор не могу объяснить, каким образом они вообще передвигаются в безвоздушном пространстве, как регулируют температуру в каюте штурмана, и как поддерживают искусственную гравитацию. Спрашивать бесполезно, Агуна попросту не сможет объяснить, для нее это также естественно, как для меня жевать или, например, потеть. И кто относительно кого перемещается – загадка. Среди штурманов даже бытует мнение, что марлингоны вовсе не летают, а попросту заставляют вселенную крутиться вокруг себя.
Приехали. “Потолок” пузыря посветлел, матовость окружающего киселя дрожала, бледнела и рассеивалась. Таким образом, Агуна очищала некое “окно” в своей толще до состояния абсолютной прозрачности. Я лег на спину и уставился вверх. Там, над моей головой неумолимо разрастался кристально чистый колодец. Толщина этого импровизированного окошка составляла не менее трех десятков моих ростов, но прозрачность потрясала воображение. Вскоре, последние белесые сгустки расползлись по сторонам, и открылся роскошный вид.
- Ух. – сказал я, спустя некоторое время, за которое успел оправиться от профессионального восторга. – Какая шикарная звезда.
- Ну, не очень то и крупная. – сварливо заметила Агуна. – Тебе хорошо видно?
- Чудесно! Спасибо. Вот, давно хотел спросить… А тебе не очень сложно… вот так делать? Ну, прозрачнеть. Местами.
- Как тебе почесаться.
Полюбовавшись еще немного на первую из целей нашего, между прочим, сугубо научно-исследовательского рейда, я попросил:
- Откроешь опять окошко, когда подберемся поближе? Мне будет веселее работать.
- Не вижу препятствий. – ответила Агуна явно подслушанной где-то фразочкой. – А теперь почитай мне, пожалуйста. Уже можно.
Чтение вслух является одним из основополагающих условий нашего взаимовыгодного договора с марлингонами. Они нас катают, мы их развлекаем. Правда, с экрана я читать не люблю, мама говорит, что это очень вредно для глаз, поэтому таскаю с собой завидный багаж макулатуры. Книг мы захватили много, но читать их во время перелета строго запрещается. Агуна настолько погружается в литературу, что запросто сбивается с курса, а то и вовсе незаметно останавливается. Поэтому, развлекались только на стоянках, либо когда до цели оставалось рукой подать. Вот и теперь, ничего не оставалось, как лезть в сундук за книгой.
- Что будем штудировать? – поинтересовался я. - Хронику или придумки?
- Придумки! – весело заявил мой жидкий звездолет.
Что поделать, Агуна искренне и всецело любит сказки. Впрочем, это можно объяснить ее сравнительно юным возрастом. По крайней мере, по сравнению с матерыми марлингонами, она действительно кажется мелкой девчонкой. Малышка этакая, объемом в полторы моих луны.
- Вот. Называется “Острые ушки”. – начал я, извлекая на свет жутко пеструю книжку для самых маленьких. – “Давным-давно, в большом пребольшом гроте жила-была девочка, и звали ее Острые Ушки”.
Когда плод фантазии старого сказочника довел таки с моей помощью эту наивную историю до трогательно счастливого финала, где бравые рудокопы героически забили пещерного угря своими кирками, вспороли ему брюхо и оттуда вылезли Острые Ушки и ее Бабушка целыми и невредимыми, мы, наконец, прилетели.
- Еще! Еще одну, ну пожа-алуйста-а. – заканючила Агуна.
Но я был неумолим. Успеется еще. Сначала работа.
- Открой-ка мне “окошко”, милая. Чем скорее начнем, тем быстрее закончим. Или продолжим, это уж как получится.
Пока треть стены моей импровизированной рубки-пузыря обретала идеальную прозрачность, я успел добыть из сундука массу ценных и, если можно так выразиться, высокотехнологичных прибамбасов, которыми меня снабдило руководство миссией. В основном всевозможные сканирующие устройства, пара анализаторов, блок с экраном и проводами, которому никто не удосужился дать официального название, но через него как раз подключаются остальные. Смонтировав систему, я убедился в ее дееспособности и запустил процесс сбора данных. И к величайшему удовольствию Агуны прочел ей еще одну сказку, пока мои хитроумные устройства шарили по свежеоткрытой солнечной системе своими невидимыми щупальцами.
- Ну, чего там?
- Пока все довольно обычно. – мне захотелось пить и я снова взялся за орехи. – Девять планет, с кучей лун и кой какой мусор. На двух шариках проявляется биологическая активность. На первый взгляд, ценного мало.
- Подлететь ближе?
Я задумался, время от времени косясь на экран. С одной стороны, если сканеры сразу не отметили ничего особенно вкусного, официально делать нам тут нечего. С другой стороны, при более подробном анализе каждой планеты и ее окрестностей всегда есть шанс нарыть что-нибудь исторически ценное, биологически любопытное или даже необъяснимо существующее, а это сразу премия и всяческие дополнительные вознаграждения. Эх, если бы планет было штуки три, то я немедленно записался бы в кладоискатели. А тут девять. То есть в три раза больше, чем три. Этак мы зависнем на неделю, не меньше, а меня и так уже клонит в сон.
Правда, я ведь не только очаровательно ленивый, но еще и трогательно жадный. И не воспользоваться служебным положением для личного обогащения считаю непозволительной роскошью. Таким образом, решение принялось само собой.
- Ну, давай, подлетай потихо-хоньку к самому большому шарику. – с притворной неохотой распорядился я, перенастраивая приборы на индивидуальный глубокий поиск.
- К самому большому слишком горячо. – глубокомысленно заявила Агуна.
Я даже не сразу понял, что она имеет в виду местное солнце. Юмористка желеобразная. И где только нахваталась? Неужели от меня!
- Отставить к самому большому! Мчи к ближайшему.
Совершенно довольный собой, я забрался в гамак, подсунул сложенный плед под голову и наугад вытащил из сундука еще одну книгу. На сей раз Агуне предстояло прослушать поучительную историю о целой толпе разноразмерных зверушек, поочередно подселяющихся друг за другом в крохотный домик, с последующим для этого домика печальным финалом.
Так с перерывами на сон и покушать, мы резво обшарили четыре большие планеты и ровным счетом ничего интересного не нашли. Моя анализирующая система работала безотказно и четко, но даже она пасовала в розысках несуществующих артефактов. На очереди оказалась та самая планета с биологической активностью.
Вблизи эта самая пятая по счету планета, она же от звезды третья, оказалась приятной серовато-голубоватой расцветочки. Небольшая, с единственной луной и умеренным притяжением.
- Что-то мне не по себе. – вдруг сказала Агуна.
Это было новостью. Никогда не слышал, чтобы марлингоны испытывали недомогания.
- В чем дело, капелька? – как можно более дружелюбно поинтересовался я, отвлекаясь от настройки сканеров. – Голова болит?
- Нет. – ответила она. – Не могу понять…
- Ну, это шутка. Я пошутил про голову. Понимаешь, шутка, это когда… как бы тебе объяснить…
И тут меня тряхнуло первый раз. Причем так основательно, что мое ленивое тело вылетело из гамака и шлепнулось на потолок, который вдруг стал полом. Быстро вскочив на ноги и едва не наступив себе на хвост, я все же увернулся от рухнувшего вверх колесиками сундука, но от собственного оборудования защититься не успел. Путаясь проводами, на меня больно посыпались сканеры, анализаторы, и прямо по затылку шарахнул безымянный блок с экраном. Беговая дорожка, по счастью, запуталась в гамаке и пролетела мимо.
- Эй! Ты чего! – заорал я, потирая ушибленные места. – Что за фокусы такие идиотские. А если бы мне сундуком череп проломило?
- Не могу понять… - повторила Агуна. – Извини. Я должна подойти ближе…
- Зачем? Эй! Куда подойти? – снова тряхнуло, но послабей, так, что я вместе с остатками оборудования всего-навсего кучей перекатился на бывшую стену. – Прекрати немедленно! Я тебе не погремушка!
- Извини. – глухо отозвалась моя спутница. – Этого не может быть. Просто так не бывает. Я должна убедиться.
На сей раз я успел вцепиться в спасительный гамак и вся куча хлама пролетела мимо. Орехи из мешка рассыпались и теперь катались по стенам взбесившейся каюты вместе с остальными и без того немногочисленными предметами интерьера.
- Да что случилось то?! – возопил я.
Агуна молчала. И довольно долго. Резкой смены центра притяжения вроде пока не ожидалось. Воспользовавшись перерывом, я кое-как собрал оборудование и с некоторым удивлением обнаружил, что оно, в отличие от нежного меня, не сильно пострадало. Сканеры исправно работали, неутомимо записывая данные в штуку с экраном.
Несколько шокированный поведением своего жидкого корабля, я тупо глазел на показатели приборов. По всему выходило, что мы медленно кружим вокруг этой проклятой планеты, на расстоянии достаточном для самого углубленного анализа. Внезапно потемнело.
- Агуночка? – шепотом позвал я. – Что ты делаешь? Не пугай меня, капелька.
То, что произошло дальше, я не мог себе представить и в страшном сне. Моя боевая подруга, мой верный корабль, завыл. Утробно и гулко, с перерывами на всхлипывающее бульканье и клокотание. Стало совсем темно, лишь экран монитора светился зеленоватыми графиками отчетных данных. Стены моего жилого пузыря мелко завибрировали и принялись медленно сдвигаться. Сделалось трудно дышать. И еще холодно. Очень холодно и очень сразу. Буквально мгновенно я примерз к полу и дико заверещал. По счастью, в этот момент притяжение снова перенеслось в сторону, меня собственным весом оторвало от заледенелой поверхности теперь уже потолка и швырнуло в спасительный гамак. Заложило уши. Даже думать было больно. Я, как сумел, подобрал свой уже начинающий отмерзать хвост, закутался вместе с ним в плед и, не прекращая отбивать зубами бравурную мелодию, постарался дышать пореже, поскольку в рубке явно намечался прогрессирующий дефицит воздуха.
Вот как оно бывает.
Еще мгновение назад ты преуспевающее, сытое, высокооплачиваемое и самодовольное существо с музыкальным слухом, а теперь - бац! Заледенелое бревно с перспективами смерти от удушья, распишитесь, так сказать, в получении. И даже подшерсток не спасет. Бедный я бедный. Что-то скажет мама, когда узнает, что ее самого симпатичного сыночка постигла такая незавидная участь. А какая потеря для породы, ведь у меня такой роскошный пепельный мех, и чудесный характер, и вообще я… Впрочем, в свете текущих событий, я, скорее всего, труп.
- Он мё-ортвый! – наконец подала голос Агуна, и плаксиво заблеяла. – Совсем ме-е-е-ртвый! Ы-ы-ы-ы-ы-ы! Не живой.
- Ничего подобного! - с наигранной бодростью заявил я, кривясь от боли в обожженных ступнях и содрогаясь от пронзительного холода. – Я еще очень даже живой. Но если тут немедленно чуточку не потеплеет, можешь рассчитывать. В ближайшее время. А еще, очень хочется немножечко подышать.
- Ой! – вскрикнула моя желеобразная истеричка. – Прости, прости, прости! Сейчас!
Вспыхнул свет, и я словно очнулся от кошмара. В такие мгновения понимаешь - как это здорово – просто дышать полной грудью, не опасаясь при этом превратиться в ледышку. Некоторое время я блаженно отогревался, мысленно поздравляя себя с чудесным спасением. Однако же ситуация требовала немедленного разбора.
- И что это было? – сурово поинтересовался я. – Откуда эти стенания, вопли и общее похолодание? Что случилось, объясни, наконец!
И Агуна немедленно снова скуксилась, стены подозрительно дрогнули.
- Он мертвый. – запричитала она. – Я подошла, а он совсем не живой.
- Да кто он?
- Во-от!
Прямо под гамаком мгновенно образовалось прозрачное “окошко”. Стало очень неуютно, мне показалось, что я завис над черной пропастью на дне которой покоится подернутый облаками голубой шар неведомой планеты.
- И что? Где наш покойничек? Я ничего не вижу.
- Прямо перед тобой. Я его позвала, а он совсем уже мертвый. Он был такой же, как я.
- Марлингон?
- Да.
- Мертвый марлингон? Разве так бывает?
Я всматривался в открывшийся мне пейзаж, но никакого марлингона ни мертвого ни живого так и не обнаружил. Впрочем, я даже не представлял себе, как могут выглядеть эти гиганты в неживом состоянии. Может быть совсем прозрачные? Или вовсе неосязаемые.
- Он уже почти весь стал водой. – тоскливо сообщила Агуна. – Но это он, я чувствую.
Прозрение нахлынуло внезапно. Я кинулся к своим разбросанным сканерам и убедился, что большую часть поверхности планеты, действительно, покрывает вода. Целая уйма воды. Вот тебе раз. Значит вот как выглядит труп морлингона. Если моя девочка не ошибается, это была довольно крупная особь. Кто бы мог подумать.
Теперь по крайней мере стало понятным отчего мой звездолет закатил такую истерику и чуть не утратил контроль над каютой с любимым мною внутри. Не каждый день встречаешь в космосе труп соплеменника, да еще такого масштаба.
- Вы родственники? – вдруг брякнул я.
- Мы все в каком то смысле родственники. – печально ответствовала Агуна. – Возможно, это мой дедушка, или даже прадедушка… Он тут уже очень давно. Извини, мне как-то нехорошо.
- Да уж, это я заметил. И что положено делать в таких случаях?
На сей раз Агуна замолчала надолго. Кажется, она плотно погрузилась в раздумья. Я успел прибраться, съел пару орехов и подлечил свои отмороженные ступни. По счастью, в сундуке на самом дне валялась стандартная аптечка. Затем, скорее уже из любопытства чем по необходимости, дал команду анализатору составить отчет о возможной флоре и фауне нашего гигантского кладбища. Результаты превзошли самые нескромные ожидания. Планета кишела жизнеформами множества видов. И каких тварей там только не резвилось! Плотоядные, травоядные, всеядные, летучие, ползучие, плавающие и бегающие. Масса разных водорослей, травы и просто рассадник всяческой кипучей мелюзги. Анализаторы захлебывались информацией, но продолжали безжалостно конспектировать полученные данные.
- Я вспомнила! – вдруг торжественно воскликнула Агуна, и я от неожиданности подскочил, как укушенный. – Мне нужно ему петь! Песню Безмятежного Покоя. Я должна.
- Ну, петь - так петь. – кажется, я вздохнул с облегчением. - Только не реви больше. И постарайся меня не угробить. Ладно, капелька?
- Хорошо.
Уж лучше бы я замерз насмерть.
Пение Агуны оказалось ни с чем не сравнимым удовольствием. По своему звуковому ряду оно напоминало грохочущий водопад по которому пускают вниз бочки неплотно набитые медной посудой. В качестве припева мой звездолет пользовал весь диапазон булькающих, хлюпающих и сосущих шумов, какой я только мог себе вообразить. Не помню, как именно я потерял сознание, но очнулся под гамаком с глубоко засунутыми в уши орехами и с обмотанной пледом головой. Так я мог хоть немного слышать собственные мысли, а мысли были самые печальные. Докричаться до Агуны, чтобы она хоть на время прекратила концерт, не представлялось возможным. Я уже пытался и лишь охрип. Оставалось ждать.
Как следует перемотав голову еще и бинтами из аптечки, я улегся в гамак и попытался уснуть. Мне пригрезилось, что я теперь навечно останусь пленником каюты-пузыря и под дивные рулады, выводимые Агуной, сойду с ума, постепенно доем свой запас орехов, потом сгрызу плед и гамак, и буду спать прямо на полу. Потом съем беговую дорожку и буду потихоньку обгладывать сундук. Бедный я, несчастный. Отчего то именно образ поедания беговой дорожки показался мне особенно мерзким, и я проснулся с твердым намерением положить конец этому выступлению разбушевавшейся стихии.
Подкрепив истощенные нервы солоноватым витаминным батончиком, я вдруг выработал поистине иезуитский план по усмирению своего раздухарившегося космолета. И план этот полностью вписывался в привычки моей ленивой натуры. Не вылезая из гамака, я нащупал в сундуке очередную книжку со сказками и принялся ее молча листать. Читая, я показательно усмехался, качал головой и местами хмурился.
Душераздирающие вопли Агуны начали стихать, когда я добрался примерно до середины повествования о бедном охотнике и хрустальном жуке. Мне даже самому стало интересно, что еще женушка охотника потребует у хрустального жука за его освобождение, помимо уже полученных ею волшебных даров в виде новой ступки для зерна, просторной пещеры и прочих прибамбасов, заметно повышающих социальный статус своего владельца.
- Эй. – виновато позвала Агуна, полностью притихнув.
- Чего! – проорал я. – Не слышу!
- Мы же договаривались… Ты должен читать вслух. Я же не умею сама. Ты обещал!
- А?! Чего ты там шепчешь! – снова завопил я, хотя, разумеется, все прекрасно слышал. Ведь я, помимо всех своих достоинств еще и жутко мстительный.
- Так не честно. Ты там что-то интересное читаешь! И хихикаешь. Это просто не по-дружески.
- Не слышу!
Со мной лучше не связываться. Правда, я довольно отходчивый, поэтому долго мучить свою подругу мнимой глухотой не стал. Зато уж потом не преминул высказать ей, почти не стесняясь в употреблении жестких эпитетов, свое мнение по поводу бездарного пения вообще и пения марлингонов в частности. Я несколько раз упомянул, что за очень короткий промежуток времени, усилиями Агуны, я уже дважды стоял на краю страшной гибели, и безапелляционно заявил - кто из нас двоих во всем виноват. В результате выяснилось, что я не только отходчивый, но еще и сентиментальный, поэтому, когда Агуна обратилась ко мне с ответной покаянной речью, я немедленно ее простил, и даже прочел вслух сказку о хрустальном жуке с самого начала. Только по окончанию этой церемонии взаимного примирения, я привел себя в порядок и даже слегка прибрался вокруг. Однако, проблема оказалась не исчерпана.
- Ну что? – вкрадчиво поинтересовался я. – Можем лететь дальше? Надеюсь, обряд прощания закончен.
- Закончен. Почти. – согласилась Агуна. – Но теперь я буду тосковать. Долго.
- Вот только не надо мне угрожать, капелька. – неловко пошутил я и быстро добавил: - Впрочем, тоскуй сколько влезет, если это не помешает нашей миссии и не повредит моему здоровью.
- Хорошо.
- Полетели! Нас зовут новые приключения и неоткрытые дали, и всякое такое разное. Ура?
- Ладно. Только сожгу своего прадедушку. И полетим.
- Да сколько угодно… Чего?! - Меня словно ударили лопатой между ушей. - Что еще за пироманские настроения. Как это сожгу? Какого прадедушку, зачем, и чем, в конце концов?
- Здесь довольно горячая звезда. – равнодушно пояснила Агуна. – Мне не составит труда сконцентрировать часть ее тепла в одной точке. Не беспокойся, сожгу в лучшем виде.
Теперь уже поплохело мне. Не припомню, чтобы в наши полномочия входила обязанность утилизировать планеты с рухнувшими на них дохлыми марлингонами. Тем более, обитаемые планеты. Тем более, с такой богатой биологической активностью. Тем более… Да, нет, просто нельзя. Неэтично, наконец. Меня премии лишат!
- Может быть, не стоит этого делать, капелька? – я старался говорить как можно мягче. – Мне не кажется это хорошей идеей, вот так запросто спалить целый мир, и вообще…
- Так нужно.
- Но там же живут. Буквально множество всяких существ, и им не понравится сгореть вот так запросто, просто потому, что ты так решила.
- Догадываюсь. Но, это зрелище слишком отвратительно, чтобы оставить все как есть. – спокойно ответила она. – Я настаиваю на кремации.
Я хотел уже было возразить, что не нахожу ничего отвратительного в океане воды, и уж тем более в населяющих его созданиях, но вовремя заткнулся. Воображение живо натолкнуло меня на живой пример: ведь мы тоже закапываем своих мертвецов. Вряд ли бы мне понравилось обнаружить на одной из моих любимых горных тропинок разлагающееся тело сородича. Мертвый марлингон “упал” на безжизненную планету и стал водой. И всех этих океанских зверюшек Агуна воспринимает не иначе чем паразитов, расплодившихся в трупе своего вероятного предка. Тут уговоры бесполезны.
Мама частенько приговаривала нам шалопаям, что воду надо беречь, поскольку вода – это жизнь. Полагаю, она даже предположить не могла, что в некоторых особых случаях, все как раз наоборот. И то, что является для нас началом бытия и основой существования, марлингонам кажется воплощением смерти. Я бы с удовольствием пофилософствовал на эту тему еще, вольготно раскинувшись в гамаке, но ситуация требовала действий.
Мне ни при каких обстоятельствах не хотелось позволять Агуне воплощать свой погребальный обряд. За то время, что мы болтались вокруг этой планетки, я уже успел привязаться к ее обитателям. Собравшись с духом, я осторожно начал:
- Послушай, дорогая моя. Я прекрасно понимаю твое стремление покончить с неприятным для тебя явлением, но неужели стоит предпринимать столь поспешные и радикальные меры. Первое впечатление не всегда самое верное, и если посмотреть на дело с другой стороны, то возможно, окажется не все так уж мрачно.
Слова лились, но я все время представлял себя самого стоящим на тропинке возле мертвеца, и понимал, что мне для отказа от традиционного захоронения, такой речи было бы недостаточно. Но, слова это лучшее оружие воздействия из моего арсенала, и я продолжал вещать, вкрадчиво, уверенно и даже льстиво:
- Мы с тобой уже вполне взрослые, чтобы принимать самостоятельные решения. Но, помимо всего, мы являемся сотрудниками Бюро Дальних Путей, а значит, несем ответственность за все, что совершим не только перед собой, но и перед теми, кто нас послал. Перед теми, кто надеется на нас и верит, что в сложной ситуации мы с тобой все как следует взвесим и выберем единственно правильное решение, как и подобает в таких случаях. И уж тем более, никто не одобрит, если мы вдруг станем ни с того ни с сего убивать ни в чем не повинных существ, пусть даже и ради великой цели. Поэтому, не гони волну и успокойся.
Она слушала. Ничего не говорила, но я точно знал, что Агуна слушает меня. Так же внимательно, как слушает сказки. И, похоже, точно так же относится к моему проникновенному выступлению, как к этим проклятым сказкам. То есть, не принимает всерьез. А вот это уже совсем погано.
- Ну, что скажешь, капелька?
- Не знаю. – ответила она. – А мне надо что-то сказать? Не тревожься, я все сделаю очень быстро, мы совсем не задержимся. Ты отлично умеешь успокаивать, правда, правда. И с тобой ничего не случится, я теперь все контролирую.
В этом сомневаться не приходилось. Агуна контролировала действительно всё, но мне бы хотелось, чтобы ее могущества поубавилось ровно настолько, чтобы его не хватало на уничтожение чужих планет.
- Я могу что-нибудь сделать, чтобы ты перестала играть в юного поджигателя? – спросить удалось ласково, но с плохо скрываемой дрожью в голосе.
- Неа. – последовал ожидаемый ответ.
Мне доводилось в детстве выжигать солнечные узоры на дощечках с помощью большого увеличительного стекла, и я прекрасно понимал, что задумал мой неумолимый звездолет. Агуна меняла форму, и я готов был прозакладывать свой хвост, что никто еще в целом мире не создавал линзу таких невероятных размеров. Мое воображение шустро прикинуло, что если Агуна всего-навсего пощекочет океан своего мертвого предка этаким концентрированным солнечным зайчиком, то вся планета покорно вспыхнет и обуглится. И даже если ей не удастся полностью испепелить несчастный мирок, то уж ничего живого там точно не останется. Премия таяла на глазах, и я решился на последнюю хитрость, а именно начал врать:
- Видишь ли, капля. – как можно более задумчиво начал я. – Мне в сущности глубоко плевать на твои фокусы, только никак не могу взять в толк…
Я глубокомысленно замолчал и принялся тщательно чистить шерсть за ушами.
- Что именно?
- А? Ах, да. Как он сам отнесется к сожжению. Вот думаю, понравился бы ему такой финал или нет.
- Кому? Моему покойному предку? Ну, знаешь!
- Да откуда же я знаю. – демонстративно зевнул и почесался. – Только я как думаю. Вода, она и есть вода, пускай даже и много. А ты ведь его чувствуешь. Да? Сама говорила, что чувствуешь.
- Ну да. Чувствую.
- Я уж не знаю чего ты там чувствуешь, а только если так, то он не совсем выходит помер.
- Что ты имеешь в виду? – опешила Агуна.
Полностью завладев вниманием своей скромной и одновременно необъятной аудитории, я поудобнее устроился в гамаке и принялся вслух рассуждать, активно помахивая хвостом, чтобы легче думалось:
- Поразмысли сама, дорогуша. Твой предок, условно назовем его “дедушка”, наверняка сам выбрал эту планету для своего последнего пристанища. И по размерам подходит и по удалению от звезды. Идеальное местечко для существования, хм, хм, паразитов. Ну, извини, что напоминаю, я имею в виду всю ту живность, что расплодилась в воде и около нее. Без воды такие организмы, - “как и я” подумалось вдруг. – существовать не могут. Да я просто уверен, что “дедушка” целенаправленно здесь поселился, пусть даже и в подобном виде.
- Но зачем?! – воскликнула Агуна.
Дальше я уже врал самозабвенно, постепенно начиная верить самому себе:
- Чтобы не пропасть. Чтобы не превратиться в глыбу льда, не развеяться в пыль и, кстати, не сгореть. Попробуй предположить, милая моя, как это жутко исчезнуть бесследно. Разве такой конец достоин древнего мудрого марлингона? Нет, и нет! Наш гипотетический “дедушка”, когда ему стало совсем худо, опустился на эту планету и оживил ее. – Тут я перешел на возвышенный местами поэтический тон. - Развоплотившись в воду, он своей нетленной личностью породил множество крохотных существ, которые скрасили ему досуг последних дней. Он учил их существовать в этом жестоком и сложном мире, изменял их, совершенствовал, любил, в конце концов. И подарив жизнь этим забавным тварям, он сам стал их частью, и посему по-прежнему существует … - Кончиком хвоста я смахнул набежавшую слезу. - … радуясь и сопереживая их маленьким смешным заботам. И однажды, пусть даже спустя множество лет, кто-нибудь из последних, самых умных зверюшек станет его истинным воплощением и сможет отблагодарить того себя древнего за себя настоящего. Сейчас память мира о нем еще свежа, и поэтому ты, капелька, смогла почувствовать в этом океане своего сородича. Но скоро, совсем скоро он перевоплотится окончательно, сиречь навсегда. Разве не прекрасно…
Не вышло. Мой романтический бред канул в небытие.
Стены каюты-пузыря медленно и неотвратимо становились все прозрачней. Кисельная масса Агуны равномерно пульсировала и таяла на глазах. Подобрав ноги и хвост, я со страхом наблюдал, как мой звездолет становится прозрачным ВЕСЬ. Она готовилась к удару. Она выходила на боевые позиции. И, что самое горькое, она мне не поверила.
На всякий случай, я закрыл глаза и медленно досчитал до ста, чтобы прийти в себя.
- Агуна.
- Чего тебе?
- Не молчи, скажи что ни будь. Ты не передумала?
- Я не уверена...
Обрадованный таким хорошим знаком, я встрепенулся, огляделся и застыл, боясь пошевелится. Единственная луна этой злосчастной планетки нагло мотылялась у меня прямо перед глазами. Вокруг, куда не кинешь взгляд, простирался в чистом виде открытый холодный космос. Мой гамак, одиноко натянутый в пустоте, больше не казался надежным убежищем. Хвостом я осторожно нащупал невидимые пол и немного успокоился. Агуна по прежнему была вокруг, - фантастически громадная линза, мой некогда верный друг.
Явив миру чудо самообладания, я опустил ноги на кристально прозрачный пол и вытащил из сундука книжку, которую в детстве очень любил. Также осторожно залез обратно в гамак, замотался пледом и начал медленно читать:
- Один пожилой джентльмен знатного рода посадил дерево найова. Выросло дерево большое пребольшое. Стал он дерево трясти. Трясет, трясет – не падают орехи. Позвал пожилой джентльмен на помощь свою старшую жену. Стали они дерево трясти. Трясут, трясут – не падают орехи. Позвала старшая жена на помощь свою юную дочь. Стали они дерево трясти…
Как некое сумасшедшее божество я сидел в гамаке посреди пронизанной звездным светом пустоты и читал детскую сказку.
Неожиданно, Агуне история показалась весьма забавной, по мере прибытия все новых и новых родственников на помощь к незадачливому садоводу, она посмеивалась едва слышным хрустальным звоном. Я уже начал побаиваться, что мой звездолет снова закатит истерику, на сей раз от восторга, когда по ходу сказки самый младший внук пожилого джентльмена притащит, наконец, лестницу. Радости прослушивания Песни Безмятежного Покоя я уже имел удовольствие вкусить, и теперь серьезно опасался, что Агуна затеет порадовать своего штурмана Гимном Активной Бодрости.
- Посыпались орехи! – закончил я и, захлопнув книгу, приготовился к неприятностям.
Планета пока не пылала, чему уже можно было слегка порадоваться. Премия вновь показалась на горизонте воображения и приветливо помахала мне оттуда деньгами.
- Симпатичная сказка. – в голоске Агуны мне послышались лукавые нотки. – И что ты хотел этим сказать. Дай-ка угадаю. Даже от самого маленького зверька бывает неожиданная польза? Довольно наивная попытка…
Как говорит моя мама, не знаешь что говорить - режь правду-матку. И я врезал, причем сурово так:
- Не считай меня глупее, чем я есть. Дело не в морали, а в самой сказке. Откуда они, по-твоему, берутся, дорогуша? Полагаешь, их сочиняют марлингоны? Властелины, мать вашу, пространства?
- А…
- Хрена с два! – выкрикнул я, распаляясь. – Их сочиняем мы! Представители мелких зверюшек, которые когда-то вылезли из воды. Из вашей проклятой живой воды, из того бульона, в который марлингоны превращаются после смерти. И мне глубоко плевать, как ты к этому относишься. У тебя же нет фантазии. У марлингонов вообще ее нет… Если бы Нас – из шерсти, мяса и костей - не существовало, у Вас бы - жидких - вообще ничего не происходило. Вы бы с тоски перемерли все! К осени! Но именно Мы делаем события, которые марлингоны с такой жадностью поглощают. Мы создаем прецедент, и жарим новости. Генерируем факты. Плодим последние известия и беспощадно формируем историю. И сочиняем придумки, с которых у вас вообще потолок едет от счастья!
- Ну чего ты разошелся. – плаксиво заверещала Агуна.
- А потому, что нечего дурочку строить! – грозно орал я. – Знаешь почему ты любишь сказки? Знаешь? Потому, что это ваши марлингонские сказки, только сочиняем их мы. И живем в них мы. Понятно, родственница? И руки прочь от нашего “дедушки”. Тут, может, цивилизация рождается! Талантливая, может! А она “настаивает на кремации” видите ли, фифа брезгливая! Любишь кататься, люби и повозок таскать!
И гори оно огнем, решил я. Хуже уже не будет.
- А что такое “Фифа”? – робко спросила моя нервная коллега.
- Птица такая. – соврал я напоследок и торжественно сделался букой. Я ведь обидчивый, просто караул.
Мне показалось, что Агуна тяжело вздохнула. Чем-то пошмыгала, хлюпнула и медленно помутнела. Легонько тряхнуло. Вскоре я снова сидел в своей каюте-пузыре, безо всяких окон, чудных пейзажей и тревог. Пиротехнические забавы планетарного масштаба отменились. Сразу захотелось есть.
- Чего теперь делать будем? – спросила она.
- Валим отсюда. Курс на вторую отметку, будем считать, что тут мы закончили. – Я махнул рукой.
Спустя примерно пол суток взаимно обиженного молчания Агуна, наконец, не выдержала:
- Не дуйся. Что я могу такого сделать, чтобы ты не хандрил? А?
- Знаешь что. – вдруг вспомнил я. – Выброси на фиг эту беговую дорожку. Она меня жутко раздражает.
- Легко!
Агрегат для спортивного самоистязания, торжественно подаренный мне командованием, довольно быстро погрузился в разом размягчившуюся часть стены каюты-пузыря, булькнул напоследок и исчез. Должно быть, проделав небольшое путешествие в толще моего звездолета, он будет выброшен в космос. Таким же образом Агуна ежедневно избавляется от накопленного мною мусора.
- Спасибо.
- Обращайся. Если чего выкинуть, так это я всегда запросто.
Потом я еще долго ворочался в гамаке, десяток раз по всякому сворачивался в клубок, накрывался пледом, вытягивался и никак не мог пристроить хвост, чтобы не мешал. Мне впервые не спалось.
- Послушай, капелька! – решительно позвал я, поднимаясь. – Мне нужно знать. Понимаешь, я не совсем уверен, что рассказал правду о твоем родиче. Э-э-эм. По большому счету, в ущерб общеизвестным фактам, я позволил себе несколько больше предположений, чем стоило бы. Но, ты же чувствуешь, да? Как ты думаешь, мы все, действительно, в какой то мере являемся потомками марлингонов?
- Не знаю. - усмехнулась Агуна. - Но даже, если все не совсем так, как кажется, ты сочинил отличную сказку. Мне понравилось. А значит, ты был прав.
Засыпая, я в очередной раз осознал, что просто чудо, как хорош – гордость породы, умница, скромняга и вообще красавчик. Таких штурманов еще поискать.
О марлингонах ничего нельзя сказать наверняка. Когда я проснулся, она заявила, что теперь ее зовут Калипсо. Так и летаем.
|
Рассказ закрыт для комментариев