 |
|
| |
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.
|
|
|
|
|
|
Пишу душой строки для тебя,
Лишь дрожит в тиши моя рука…
«Маркус, я опять вспоминаю наш дом. Таким, каким он был тогда, в начале весны. Перед окнами раскинулся сад, и на веранду лезли непослушные кусты сирени, они заглядывали в не застекленное окно, рассыпались на стол. И мы сидели там, в тени, слушали пение птиц, боясь потревожить кусты, чтобы впустить солнце. Он был таким непослушным наш сад. Стебли винограда огибали натянутую специально для них сетку, и, как назло, опутывали окно; цепляясь своими маленькими лапками за раму, пробирались наверх, к мансарде. И мы шутили, что вот ещё год, и наш маленький домик утонет среди зелени, и мы будем находить его по памяти и бояться заблудиться, возвращаясь домой. Нам было даже приятно тогда, что свет, прежде чем попасть в наше окно, пробивается сквозь густые листья зелени. В этом был какой-то уют, наш маленький мир.
Да. Ты бы видел теперь весь мой «сад» - одинокий кустик герани в горшке. Но, ты знаешь, теперь, я люблю герань. Я уже вижу, как ты смеёшься.
Я думаю все время, если бы мы знали тогда, в ту весну, если бы мы знали, что нашему дикому саду и зеленому домику осталось всего пару лет, изменилось бы что-то тогда. Могли ли мы быть счастливее, чем в те годы. И думаю, что нет».
***
- Смотри, Арина. Это рыба судьбы!
- Она такая огромная! А почему «судьбы»?
- Ну! Ты ничего не знаешь? Эх, мелкота! У неё по бокам у хвоста два пятна с каждой стороны. Они синего цвета, но если человеку предначертано скоро умереть, то он видит их красными. Сейчас она подплывет ближе. Смотри!
Девочка прислонилась к огромному во всю стену стеклу. Она прижала к нему ладошки на уровне лица, её карие глаза были широко распахнуты в предчувствие удивительного, а рот приоткрыт.
Она сама была похоже на маленькую, выпучившую глаза, рыбку.
За стеклом огромная черная рыбина подплыла ближе и, заметив препятствие, повернулась боком, оплывая его стороной. Девочка раскрыла глаза ещё шире, потом вздрогнула и замерла:
- Оно красное, Серж. Я вижу, что оно красное.
- Да нет, синее. Смотри!
- Красное! Красное!
Мальчик лет тринадцати, стоявший за спиной Арины, улыбался, стараясь из последних сил сдержать прорывающийся смех, но говорил спокойно и размеренно:
- Нет, ты не должна видеть красное, ты ещё маленькая, чтобы умирать. Хотя, говорят, маленьких девочек могут утащить сирены. Они поют сладкими голосами волшебные песни, и ты идешь на этот звук прямо в море, а потом…
Огромные голубые глаза малышки всматривались в морскую даль. Она представляла, как плывет среди кораллов, как прикасается ладошками к маленьким разноцветным рыбкам. Нет, не страшно умирать. Но потом её взгляд упал на неосвещенную огнями корабля морскую тьму, смутные силуэты таинственных рыб. Холодок пробежал по телу, она испугалась, отпрянула и уже готова была заплакать, как увидела в отражении стекла, что её приятель давится беззвучным смехом, довольный своей шуткой. Выражение растерянности на её лице сменилось злостью.
- Ненавижу тебя! Ты - глупый мальчишка! – она подбежала и со злостью толкнула мальчика в живот. Серж упал на мягкий ворсистый ковер и, даже не пытаясь встать, залился уже ничем не сдерживаемым смехом.
Арина села на ковер и отвернулась от него.
Нахохотавшись вдоволь и немного успокоившись, мальчик подумал, что все же не стоит портить отношения со своим единственным компаньоном по играм, и решил загладить свою вину, предложив новый захватывающий план:
- А ты знаешь, я могу провести тебя в командный отсек. Там можно увидеть такие вещи, каких ты даже не представляешь. Сложнейшие механизмы. Они управляют нашим кораблем.
Обиженное лицо девочки посветлело, она обернулась, но, не желая сдаваться так быстро, сказала:
- Я не знаю, мне нравится здесь, - и стала демонстративно осматривать все вокруг.
Комната, в которой они находились, была размером с небольшой танцевальный зал. Тут с легкость могло поместиться человек пятьдесят. Потолок был сферической формы, и с одной стороны он плавно переходил в огромный иллюминатор, через который дети разглядывали море. Почти весь пол был покрыт мягким темно-бордовым ковром, а часть в центре была стеклянной, и сквозь неё тоже можно было видеть море. Овальные светильники были встроены в углубления в стене, создавая мягкий приглушенный свет. Напротив иллюминатора располагался письменный стол красного дерева, заставленный книгами и письменными принадлежностями. За ним вдоль стены располагались, выполненные в том же стиле, стеллажи с книгами. Всюду на полу были разбросаны большие пушистые подушки.
- Это же библиотека, малышка. Ты же не умеешь читать.
- Я не умею! Я умею! – лицо девочки опять приобрело рассерженный вид.
- Ладно. Ладно, - Серж быстро понял свою ошибку:
- Так ты пойдешь со мной или будешь сидеть здесь одна?
***
«Когда ты позвонил и сказал, что все будет хорошо, я сразу поняла, что теперь уже ничего нельзя изменить. Если бы было можно, ты бы все сделал. Ты всегда все делал правильно. Я не сожалею об этом, я точно знаю, что мы не виноваты в случившемся. Мы сделали все, что могли. И, если ты винил себя, забудь об этом. Забудь».
***
Шел непрекращающийся уже в течение нескольких месяцев дождь. Поначалу тяжелые темно-синие тучи бесчисленными стаями приплывали из-за горизонта и разрывались над станцией ярыми тропическими грозами. Потом пышное небо постепенно слилось в однородную серу масса, сквозь которую лучи солнца не могли пробиться даже в полдень. Теперь дождь был по-осеннему монотонным, иногда моросящим, но не прекращающимся не на минуту.
Профессор Риверэ поднялся на смотровую площадку. На нем был серый форменный дождевик, но капюшон он не надевал, и струи воды, стекающие с его взлохмаченных волос, заливались за воротник. Промокшие очки он держал в руке. Риверэ подошел к металлическом ограждению у краю площадки и стал вглядываться вдаль. На вид ему было не больше сорока. Загорелая кожа и подтянутая фигура выдавали в нем спортсмена. Но несмотря на это вид у него был больной и растерянный. Он потер ладонью покрасневшие от долгой и напряженной работы глаза и посмотрел на город. Станция располагалась в горах в нескольких километрах от него, и в хорошую погоду можно было увидеть не только город, но и аэропорт, располагавшийся за ним. Теперь же ничего нельзя было рассмотреть сквозь тяжелую серую пелену. Профессор посмотрел на землю внизу. Куст акации прижало к земле нескончаемым водным потоком, и оставшиеся на нем листочки сгибались под каждой новой ударяющей по ним каплей, как под ударом кнута. Риверэ посмотрел вверх на горы. Это ещё ничего. Скоро разлившиеся горные ручьи и речушки понесут множество таких, вымытых с корнями из земли кустов, лавинами воды и грязи вниз в город. Он оперся рукой о металлический парапет, навалился на него всем телом и, невидящим взором, посмотрел вперед. Потом закрыл глаза и замер.
Со стороны люка раздался голос:
- Мистер Риверэ. Профессор. Вы здесь? Они пришли.
Риверэ мгновение стоял так же неподвижно, потом обернулся и крикнул:
- Пусть идут сюда, Том. Скажи им, я приму их здесь.
- Хорошо, сэр.
Через минуту крышка люка резко распахнулась и с громким лязгом ударилась о крышу. На площадку по очереди поднялись два человека с головой закутанные с такие же как у Риверэ серые дождевики. Один из них раскрыл огромный серебристый зонт, подал вниз руку и помог вылезти грузному мужчине лет пятидесяти. Тот, в отличие от своих спутников, был одет в черный непромокаемый плащ, черные кожаные перчатки и элегантные ботинки по последней моде. Они вышли на середину крыши, и мужчина в черном крикнул, стараясь заглушить шум дождя:
- Идите сюда, Риверэ. Я не буду подходить к краю. Не люблю высоту.
- Что ж, как хотите, мистер Нильсон. А я как раз хотел показать вам вид на город, - профессор неспешно отошел от ограждения и приблизился к собеседнику.
Нильсон стоял в центре площадки, держа руки в карманах. Черты лица у него были крупные. Но тонкие, сжатые в напряженную линию губы, выдавали человека нервного, жестокого. За ним стояло двое его спутников, один держал над головой Нильсона зонт, другой находился чуть поодаль справа, держа руки под полами дождевика. Лица охранников трудно было разглядеть сквозь пелену дождя и складки капюшона, но вид у обоих был настороженный, взгляд пристально следил за Риверэ.
- Не до шуток, - голос пришедшего приобрел жесткие нотки, - Я пришел не убиваться вместе с вами на вашими же ошибки, а сказать, что ещё два дня, и можете останавливать реактор, я уберу людей. Риверэ, видите, до чего вы довели меня, - теперь он говорил размеренно и монотонно, как бы читая нотацию, - Я уже прихожу к вам с охраной. Нападать на моих людей! Господи! Мои парни хорошие ребята. У них тоже есть семьи. Если бы я не знал вас так давно, - Нильсон глубоко вздохнул, - В общем, теперь все закончится, и вы сможете приступить к устранению последствий. Больше я не беспокоюсь о проекте, он более чем окупился. Я не держу на вас зла. Прощайте.
Делегация стало быстро удаляться. Профессор пробормотал:
- Два дня. Ещё два дня. Уже две недели назад было слишком поздно.
Он простоял на площадке ещё несколько минут, как и прежде даже не пытаясь закрыться от непрекращающегося дождя, потом, вздрогнул, как бы вспомнив о чем-то, повернулся и стал спускаться вниз, на станцию.
***
«Ещё не все потеряно, проверь мне. Разве может быть что-то, что способно отнять всю нашу жизнь, всю нашу силу. Нет. Пройдут годы, пройдут десятки лет, и мы вернемся. Мы возродимся из пепла, как феникс. Мы возродимся и станем ещё сильнее. Ты веришь в рай, Маркус? Веришь, что есть место на небесах, куда уходят чистые души? Если оно есть для других, оно будет и для нас, просто помни об этом всегда. Помни, что я буду ждать тебя там».
***
Серж был настоящим джентльменом, как и учил его отец. Он мог подать леди руку, сделать комплимент, быть вежливым. Просто Арину он ещё не считал леди, но, все же, относился к ней очень бережно, как к живой красивой кукле. Что бы он делал без неё. Возможно раньше, на земле он не стал бы никогда играть с девочкой, тем более с такой маленькой, но теперь. Теперь она стала для него почти всем. Он любил читать книги, любил бывать в командном отсеке и выведывать у команды, какой прибор за что отвечает. Никто никогда не прогонял его оттуда. Он никогда не чувствовал себя там мальчишкой, случайно зашедшим на территорию взрослых. Но все же в общении с девочкой было что-то совершенно другое, это чувство, что ты старше, умнее, что кто-то смотрит тебе в рот, когда ты говоришь, что у тебя есть ответственность – заботиться о том, чтобы с ней ничего не случилось. И хотя на корабле, где все было спланировано с максимальной безопасностью и удобством, случиться с Ариной вряд ли что-то могло, Серж сделал заботу о ней своим долгом. И так как физическое её здоровье не стояло под угрозой, он зорко следил за её настроением. Не было и дня, чтобы малышке приходилось скучать или коротать время в комнате матери. За два месяца их совместного плавания она привыкла к своему другу так, что если бы ей сказали, что они не были вместе всю жизнь, она бы ни за что не поверила. Но, не смотря на все это, Серж все же стеснялся вести девочку в рубку. Он ощущал, что, придя туда вместе с малышкой, он станет для моряков не младшим товарищем, а одним из детей, которые пришли вместе. Но обещание надо было сдерживать.
Вместе они вышли из библиотеки, пройдя через раздвижные двустворчатые двери, выполненные из темного непрозрачного стекла с напыленным рисунком в виде раскинувшего ветви дуба, и оказались в небольшой комнате.
- Это кабинет капитана Лестона.
- А почему мы не едем на лифте?
- Нужно перейти в другую часть корабля. Так ближе всего. На лифте мы вернемся в общий зал, там коридор, мимо наших кают и через верхнюю палубу. Здесь можно пройти быстрее: через комнату капитана, коридор, обеденный зал и почти сразу на месте.
- Я там никогда не была.
- Да ты и трети корабля не видела. Он просто огромный - девять уровней! Пойдем быстрее, - Серж взял малышку за руку и повел к двери в коридор. Приглушенный свет из настенных светильников, включившихся при их появлении, слабо освещал комнату, и дети пробирались почти на ощупь, рискуя споткнуться. Выйдя в ярко освещенный коридор, они огляделись. Стены были светло-серыми, на полу лежал синий ковер, светильники были не овальной формы, как в библиотеке или кабинете капитана, а тонкой линией проходили через весь коридор по обе его стороны. По бокам располагались белые пластиковые двери с электронным замком.
- Это каюты команды. Сейчас почти все наверху.
- Сколько всего?
- Кают? Семьдесят пять. Побежали!- мальчик бросился вперед по длинному коридору, Арина, заливаясь радостным смехом, побежала следом. В другом конце коридора они остановились, чтобы отдышаться. В тишине было слышно только их тяжелое дыхание. Но постепенно из глубины корабля стал нарастать неясный гул, он становился громче, сильнее, и скоро можно было расслышать, что это песня. Она пелась сильным, низким голосом, прорывалась, будто, сквозь толщу воды и тяжелой волной расплывалась в воздухе:
«Вечный океан во тьме.
Навсегда погас нам яркий свет.
Вечность только помнит в тишине
О земле, которой больше нет.
Вечный океан в душе.
Он мне шепчет о былых ветрах,
О родной потерянной земле,
Что теперь в других мирах.
Вечный океан небес
Навсегда прорвался ливнем слез,
Мир мой навсегда исчез
И теперь живет лишь среди грез.
Вечный океан…»
***
«Я хотела сказать тебе, как люблю тебя. В который раз. Я сжимаю в руке крестик, который ты прислал мне. Зачем? Мне было бы лучше знать, что он по-прежнему с тобой. Но даже если он теперь не защищает тебя, это делает моя любовь. Где бы ты не был, какие бы мысли не терзали тебя сейчас, знай, что я с тобой, я разделю твою ношу. Не смей, не смей думать никогда, что есть что-то твое, что не для меня. Я возьму себе все: твою боль, твою вину, твои мысли – все это разделю пополам. Я люблю тебя, Маркус. Мое сердце бьется в твоей руке».
***
Около полудня капитан Лестон постучал в одну из кают первого класса:
- Мисс. Мисс Риверэ.
Через минуту дверь приоткрылась, и тонкая женская рука жестом пригласила капитана войти.
Элиза Риверэ была воплощенным изяществом. Высокий рост, темные печальные глаза и нежная плавность движений делали её образ не просто очаровательным, а необъяснимо таинственным. Она быстро убрала стопку писем со стола в сумку, потом присела на софу зеленого шелка и жестом указала капитану кресло напротив:
- Зовите меня Элиза, капитан. Мне необходимо было поговорить с вами до прибытия на станцию.
Каждый раз, общаясь с мисс Риверэ, капитан Лестон забывал все, что до этого хотел ей сказать. И теперь, придя к ней с вопросом, он оказался в роли слушателя, как будто это она вызвала его к себе. Мысли его опять разбежались, он сказал: «Я слушаю вас, мисс». Но взор был прикован к сложенным на коленях тонким рукам, изящному синему платью, так шедшему к её темным волосам, волнами спадавшим на нежную шею.
- Капитан, мне необходимо будет сойти на станции. Я хочу увидеться с отцом, он ждет меня уже давно, и теперь у нас есть дело, которое мы должны постараться завершить как можно быстрее.
- Я знаком с мистером Артуром. Передавайте ему от меня самые наилучшие пожелания. Вы возьмете с собой девочку?
- Нет. Я не хочу разлучать их. Так будет лучше. Но я вновь присоединюсь к вам, когда вы будете проходить обратно.
- Я очень рад это слышать. Мы многое теряем, лишаясь вашего общества, мисс Риверэ.
- Элиза, капитан.
- Тогда и вы зовите меня Грегори, - капитан постарался улыбнуться своей самой очаровательной улыбкой. Элиза легко засмеялась, но через секунду лицо её помрачнело, она отвела взгляд на иллюминатор и тихо сказала:
- Капитан. Грегори. Вы верите, что все получится?
Капитан Лестон наклонился и сжал её руку в своей ладони. Она не обернулась, продолжая вглядываться в океан.
- Элиза, я верю. В воде зародилась жизнь и вышла на сушу. Так будет и снова.
- А может все просто рано или поздно закончится там же, где и началось?
- Нет. Верьте, мисс.
- Как мальчик? Я не общалась с ним. Я слишком похожа на неё. Не хотела ему показываться.
- Знаете, он уже вспоминает землю. Это даже лучше, чем планировалось.
- Где они сейчас?
- Идут в рубку. Скоро будет стыковка со станцией. Серж никогда этого не пропустит.
- О, я не хочу вас задерживать. Простите меня, капитан.
- Что вы. Я счастлив был поговорить с вами. До свидания. Я буду ждать вас на «Эквадоре» через месяц.
- Грегори, я хочу ещё попрощаться с девочкой.
- Я пришлю её к вам, - капитан поцеловал её руку, на пороге он остановился и сказал: «Верьте, Элиза», - затем обернулся и вышел из каюты.
***
- О господи, сэр! Вы вымокли до нитки. Вы не боитесь простудиться?
Профессор Риверэ скинул бесполезный дождевик, и тот с шумом упал на пол, образовав там бесформенную массу, с которой тонкими ручейками стала растекаться по комнате вода. Его помощник, кинулся убирать беспорядок, боясь испортить кристальную чистоту, царившую в кабинете.
- Брось это, Том. Садись-ка сюда, - профессор указал ему на стул, и сам сел напротив, - Теперь я уже ничего не боюсь. Теперь нет смысла бояться.
Том недоуменно уставился на него:
- Нильсон сказал через два дня. Все скоро закончится, сэр. Вы остановите реактор. Мы все наладим.
- Его уже нельзя остановить,- голос у Риверэ был серьезным, и сомневаться в его словах не было смысла. Но Том, все ещё отказывавшийся верить услышанному, всячески пытался найти другое объяснение:
- Вы же можете в любой момент все исправить. Сэр? – он с нарастающим испугом посмотрел на профессора.
- И разверзнется пучина подо мною… Нет, Том. Не могу.
- Что же теперь будет!
- Я думаю, не нужно тебе объяснять.
Том встал и стал нервно ходить по комнате, заламывая руки:
- Это все проклятый Нильсон! Он со своим проектом. Чертов негодяй! Мы будем прокляты за это, и все из-за него, - его голос стал умоляющим, - Я же не знал! Я же хотел как лучше! О, господи, заселить пустыни, напоить жаждущих! Нет! Нет! – он обхватил руками голову и стал всхлипывать.
- Успокойся, Том. Никто тебя ни в чем не винит. Я специально скрывал от тебя все, чтобы не взваливать на тебя весь груз ответственности за свой промах. Это мое творение, и никто больше не должен быть за это в ответе. Ты должен уехать. Доберись до города, сообщи всем. Климат необратимо изменился. Я рассчитал, что для полного затопления необходимо пять-семь лет, но медлить уже нельзя.
Молодой человек немного успокоился. Он опять сел и с беспокойством посмотрел на Риверэ:
- А что вы будете делать, сэр?
Профессор опустил взгляд на свои ладони и стал медленно их рассматривать. Он выглядел уставшим и постаревшим, но не сломившимся. Затем он начал тихо говорить:
- Теперь уже нечего искать и разбираться, где не было моей вины. Я не могу все свалить на Нильсона. Разве он понимает. Для него важны его деньги, его проект. Такие как он были и будут всегда. Он никто. Это всё я. Теперь даже не важно грезил ли я о благих целях или мечтал о славе. Кто вспомнит об этом потом. Людям все равно. Для них смерть это зло. Я теперь злой гений этого мира и осознаю, что совершил. Этого уже не искупить, - он поднял голову и посмотрел Тому в лицо, - Но я и не вижу смысла в том, чтобы жить теперь только своим горем. Теперь мой долг помочь хоть что-то исправить. Сделать все, что смогу.
- Что можно теперь сделать?
Риверэ быстро встал, наклонился над столом и стал показывать что-то на чертежах:
- Процесс обратим. На определенном этапе действие реактора можно будет повернуть вспять.
- Но это же замечательно! - Том соскочил со стула, лицо его светилось восторгом - Господи, это чудесно. Я не уйду, буду помогать вам!
- Нет, не обнадеживай себя зря. Ты ничем не сможешь помочь.
- Но почему?
- Это можно будет сделать только через сто лет.
- Но как вы сможете? Вы же…
- Я не смогу, ты прав. Но я постараюсь сделать все, что в моих силах, я оставлю записи, схемы, все формулы. Потребуется много времени, но я не спешу уходить. Это теперь мой долг. Ты же должен собраться, уйдешь через два дня с людьми Нильсона. С тобой я передам пару писем. Все, ступай собираться, мне теперь нужно работать.
Молодой человек хотел было ещё что-то сказать, но профессор уже склонился над своими чертежами и стал что-то записывать. Том поднял с пола мокрый дождевик и вышел.
***
«Не поверишь, что сделал сегодня наш малыш! Он произнес своё имя! Когда я вошла к нему утром, он только проснулся, потянулся и сказал: “Я - Артур Риверэ”. Это было так забавно, он не выговаривает букву “р”. Но ты бы гордился им, я знаю. У него мои глаза, темные, большие, такие больше бы подошли девочке. Зато ведет себя совсем как ты. Нет ни одной игрушки, которую бы он не разобрал. Весь персонал не может устоять перед его обаянием. Сегодня удивительный день. Я просто хотела сообщить об этом тебе».
***
Иногда Сержу снились странные сны. Он видел убийство, своё убийство. Будто высокий человек в сером поднимает руку, и в этот момент его сердце пронзает острая боль, он падает и чувствует, как жизнь пульсирующим потоком уходит из него. Это были страшные сны. Но иногда они сменялись другими. Ему снились деревья, зеленые с множеством белых цветов. Кто-то рядом смеялся и говорил: «Наши яблони хороши только цветом». И он просыпался с этим словом на устах «яблони».
Он вспомнил этот сон, стоя в рубке рядом с капитаном и наблюдая за стыковкой корабля со станцией. Она называлась «Эль Манзано». Стыковка производилась в четыре этапа, и сейчас шел завершающий. Корабль уже развернулся, вплотную подошел к принимающим выходам, пристыковался. Теперь все люки были ещё задраены, но после самотестирования система должна была открыть проход. Серж следил за экраном, затаив дыхание. Как жаль, что Арина не может посмотреть.
Они не успели вместе дойти до рубки, у лифта встретили капитана Лестона, и он попросил срочно отвести девочку к матери. А все же жаль, что она не увидит. Хотя, она же девчонка. Может, ей бы было и не интересно.
Капитан стоял за пультом управления и неотрывно следил за процессом стыковки, готовый в любую минуту внести свои корректировки. Лицо его было сдержанно и сосредоточено. Он был, наверное, самым молодым капитаном во флоте. И самым талантливым. Не каждому через семь лет службы могли бы доверить такой корабль. Гордость флота – «Эквадор».
Стыковка подошла к завершению, и мысли капитана уже были заняты другим. Он видел план нового маршрута, теперь одного из самых важных, от станции «Эль Манзано» к затопленному реактору. Первое пробное плавание, очень близко к горам. Очень опасно. Нужно будет подойти на корабле как можно ближе, сначала выпустить батискаф, проверить. Кораблём никогда нельзя было рисковать, но теперь на нем ещё и дети. Они - наша надежда.
***
- Сэр. Я пришел попрощаться с вами. Все готово к отъезду.
Профессор оторвался от чертежа:
- А, Том. Хорошо. Прощайте.
- Вы хотели передать письма.
- Ах да, письма. Я совсем забыл. У меня совсем не было времени. Ну, теперь уже все равно. Идите, Том. Мне нужно работать, - и Риверэ опять склонился над столом.
Том немного помедлил. Дверь за его спиной открылась, и в кабинет вошел один из людей Нильсона, высокий парень, уже одетый в форменный дождевик:
- Мы уходим.
Профессор не отрывался от чертежей, только слегка кивнул. Охранник не унимался:
- Эй! Риверэ! – на этот раз профессор поднял голову.
- Мистер Нильсон велел передать вам кое-что на прощение.
Риверэ вышел из-за стола:
- Я вас слушаю. Но вы меня задерживаете. Мне нужно работать. Говорите скорее.
Парень мялся, видимо, не решаясь сказать. Потом достал из-под складок плаща руку. Электрический свет блеснул на стволе. Раздался чуть слышный звук выстрела. Риверэ пошатнулся и стал оседать на пол. По его белому халату на уровне груди начала растекаться тонкая струйка крови. Том секунду не мог прийти в себя, потом кинулся на пол:
- Профессор! … Нет!.. Нет! …
Охранник навел пистолет на него:
- А ты поторапливайся, если тоже не хочешь остаться. У тебя две минуты, - он развернулся и вышел.
Том сжал руку профессора в своей, тот чуть слышно проговорил:
- Я не успел. Я совсем ничего не успел, - потом он сорвал со своей шеи серебряный крестик, вложил в его руку и навсегда закрыл глаза.
***
Артур Риверэ стоял на главной пристани станции «Эль Манзано». Он встречал свою дочь. Он не видел её уже несколько лет, и им о многом нужно было поговорить. Он был уже не молод, и в свои пятьдесят три, видимо, стал сентиментальным, потому что стоя на пристани, и дожидаясь единственного родного человека, который остался у него, он чувствовал, как на глазах наворачиваются предательские слезы.
Но вот проход открылся, и он увидел знакомую фигуру. Она, как и прежде была прекрасна: тонкая, высокая - взгляд больших карих глаз искал его среди толпы. Так похожа на его мать. Сердце сжалось болезненным уколом. Он отбросил тяжелые мысли и поспешил ей навстречу.
Через два часа в тишине кабинета они начали долгожданный разговор:
- Возвращаю тебе, храни. Я все прочитал, - он протянул ей стопку старых писем, перевязанных синей ленточкой. Элиза спрятала письма в сумку. Артур спросил:
- Они уверены, что все получится?
- Да, более чем. Но и другого шанса у нас нет. Мы все просто верим.
- Раньше не могли и предположить, что можно будет так клонировать человека. Как бежит время. А ведь его идею никто так не смог разгадать.
- Он был гением, отец.
- Да. Я знаю. Но все же. Мне тяжело думать об этом.
Они помолчали минуту, потом он спросил:
- Как она?
- Все хорошо, отец, не беспокойся. Ты уверен, что не хочешь встретиться с ней?
Артур покачал головой:
- Нет. Пока. А как мальчик?
- К мальчику уже возвращается память. Это очень хороший знак, - Па, ты знал её?
- Нет. Очень плохо.
- Ты держишь на неё обиду?
- Не знаю, возможно, все ещё… Но теперь я её понимаю.
***
«Я последую за тобой на край света! За край! Как только смогу. Просто жди. Артур меня простит. Я надеюсь. Я приду и расскажу тебе о нем». |
|
|
|
Время приёма: 16:58 09.04.2008
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев