Вместо эпиграфа:
“Жаворонок, встречавший каждое утро веселыми трелями своего престарелого хозяина, не захотел жить после его смерти.
Как сообщает ИТАР-ТАСС, случай удивительно преданности за-фиксирован в одном из районов Монголии. 85-летний пенсионер и его певчий друг прожили вместе 9 лет. Когда старик скончался, птица не-сколько дней непрерывно чирикала, видимо, призывая хозяина.
Отчаявшись дождаться ответа, жаворонок стал из всех сил биться грудью о прутья клетки до тех пор, пока не умер.”
http://news.ntv.ru/94106/
Как больно!
Какая невыносимая боль терзает всё тело!
Не могу ни бежать, ни кричать, ни терпеть.
Я корчусь в струях огня. Хочу умереть, но мне не дано милости сразу расстаться с теперь уже не-навистной, слишком прочной, живучей, никак не сгорающей плотью.
Почему я, того не желая, стараюсь покрепче закрыться в дымящихся, тлеющих, пронизанных бо-лью насквозь оболочках? Зачем? Ну, зачем?
Дюзы никак не могли выжечь площадку для посадки в сплошном ковре первозданно-дремучего, удивительно жаростойкого леса.
Иван уже пять минут удерживал корабль над кронами деревьев, но они, потеряв пересохшие ли-стья, почернев, сжав и скрючив беспечно-широкие ветки, никак не хотели сгорать.
Кроме пилота на корабле не было никого. Это была одноместная яхта, предназначенная для за-чётных «гонок без правил».
Иван уже успел победить в трёх. Для титула абсолютного чемпиона Академии звездного флота по произвольным одиночным полетам не хватало всего одного трофея.
Трофей - это материальное свидетельство того, что «отцы и старшие братья» курсантов собрали далеко не всю важную информацию с открытых недавно планет.
Лучше всего на роль трофея подходил образец флоры и фауны. Потому ещё гонки называли «свободной охотой».
Охотники редко прилежно учились. И в спортивных единоборствах чемпионов среди них тоже бы-ло немного. Сила их заключалась в другом.
В том, что хорошо понимают и чувствуют женщины. А женщины ещё с пещерных времён легко от-личают настоящих, свирепых бойцов. Даже в тех, кто с виду порой неказист, кто не вышел фигурой, осанкой и ростом.
Теперь на Земле не осталось ни мамонтов, ни саблезубых тигров. Но женщины по-прежнему це-нят решительных, смелых, на всё готовых ради поставленной цели мужчин.
Чем больше выигранных «гонок без правил», тем больше горячих поклонниц, готовых простить даже то, что кумиры порой оставляют в местах посещений поверженный хаос мёртвых камней.
За такое «геройство» пилотов лишают лицензий. Но что взять можно с курсантов, сдающих зачёты на тройки с натяжкой? Как доказать, что при сборе трофеев допущена была не простая халатность, небрежность? Что пожар при посадке на заросшую местными видами флоры планету вызван был спе-циально?
Хотя каждому ясно, что существа ещё неизвестных людям видов, которые искусно прятались в дуплах, гнёздах и норах, будут пытаться уйти от огня. И тех, кто не сразу сгорит, легко можно взять, как трофей.
Ну, получат курсанты штрафные очки за ущерб, нанесённый планете. Ну и что? Чем сильнее по-жар, тем богаче потом урожай.
Обгорелая почва слегка пружинила под ногами. Поверхность спеклась в сплошную, слегка шер-шавую торфоподобную массу. Подошвы скафандра оставляли на ней неглубокие, но чёткие следы, как отметины зубов на пористом шоколаде.
Стена погибших деревьев отделяла выжженное пространство вокруг корабля от внешнего мира. Искать трофеи нужно было там, за барьером из мёртвых стволов. В состоянии шока вряд ли кто-то из тех, кто вылез из нор, успел убежать далеко. Иван по опыту знал: если зря время не тратить, их можно будет собрать, как грибы, или как упавшие фрукты с деревьев в запущенном старом саду.
Иван достал из кобуры резак-пистолет и размашисто хлестнул перед собой, как будто косил траву.
Но стволы устояли.
Иван, к сожалению, недостаточно хорошо учил физику и не придал значения голубым огонькам на вершинах стволов - явным признакам накапливаемых статических зарядов. Он ещё раз надавил на гашетку. Вложив, на этот раз, максимальный заряд в узкий лазерный луч.
С верхушки одного из стволов ударила молния.
У скафандра было хорошее заземление. Но пистолет взорвался брызгами расплавленного ме-талла.
И тут на Ивана что-то нашло. Очевидно, он уже не контролировал разумом, что делал.
Впервые в космосе Ивану встретился достойный противник. Это было так здорово. Всё равно, что вцепиться зубами в горло пещерного льва. Ну, не зубами, так хотя бы руками: задушить, сокрушить!
Когда первобытная ярость прошла, Иван обнаружил, что он, практически невредимый, хотя и в изодранном в клочья скафандре, лежит на границе сгоревшего поля.
Дышалось легко.
Слой пепла под руками был тонким и атласно-бархатистым на ощупь, как пудра. Он еще содержал в себе остаточную теплоту.
Наверно тепло, спалившее пару гектаров лесного массива и отгородившее поле из пепла от леса непроходимой колюче-железной стеной, вскормило цветок.
Голубовато-опаловый сверху и насыщенно-фиолетовый по краям бутон ещё только пробился на-ружу, но даже на глаз было видно, что стебель упорно растёт.
Бутон прикоснулся к щеке. Ощущение было таким, словно Ивана погладили, пожалели, разгляде-ли сквозь зверя в нём то, что сам он знать о себе не желал.
Ну не смог Иван заставить себя сорвать этот цветок!
Перед стартом Иван до предела сфокусировал выхлопы дюз. Так, чтобы цветок не задеть.
Огонек на тумблере погас и тут же вспыхнул красным стартовым светом. Однако пилота не вдави-ло в кресло нарастающее ускорение. Корабль оставался на месте. Лишь надрывный гул двигателей и чехарда стрелок приборов говорили о том, что силовая установка работает.
Создавалось впечатление, что корабль что-то держит. Любой ответственный пилот обязательно бы выключил двигатели и осмотрел выдвижные штанги.
Но Иван лишь до упора утопил рукоятку форсажа.
Теперь корабль не стоял на месте, а подпрыгивал всеми штангами-лапами. Как угодивший в кап-кан впавший в бешенство зверь.
Раздался пронзительный скрежет. Затем – затихающий вой. Словно лопнула и улетела в про-странство гигантская натянутая струна.
Энергетика не работала. Погасли экраны. Обнулились приборы. Не мигали даже огоньки аварий-ной сигнализации.
Лишь спустя пару часов Ивану удалось вручную накачать пневматическую систему и открыть шлю-зовую камеру.
В то, что он увидел снаружи, было трудно поверить:
Силовой установки не было. Под слоем оседающего пепла различить можно было только пилот-скую кабину с безобразно торчащими в разные стороны обломками посадочных штанг.
Оторвавшиеся двигатели находились, очевидно, уже далеко в космосе.
Пилотскую кабину мёртвой хваткой держали вытянувшиеся из земли упругие, не запачканные пеп-лом и не тронутые огнём, фиолетовые, невероятно прочные корни цветка.
Когда росток только пробился наружу, он был нежным и мягким. Зато теперь стал твёрдым, как ти-тановый сплав.
Но Иван совсем не жалел, что цветок не сорвал. Для того чтобы простить все обиды, достаточно было помнить об одном единственном робком прикосновении к щеке.
Теперь уже Ивану щекой до бутона – ни лёжа, ни сидя, ни стоя было не достать.
Стебель вымахал метра на три и всё ещё рос.
Заняться было решительно нечем. Связь с внешним миром пропала вместе с энергетической ус-тановкой. А заодно – и с надеждой на своевременный прилёт спасателей. Ведь маяк, подающий сиг-нал бедствия, находился теперь далеко среди звёзд.
Иван взял за правило читать цветку стихи. Курсант уже не помнил, какая отвергнутая в своё время поклонница подарила ему книжицу карманного формата.
Я Бог. Я Светило.
Я Солнечный ветер.
Во мне скрыта
Великая сила огня.
Почему же тогда
Меня окружает лишь пепел?
А в душе моей -
Тьма?
Раньше Иван бы сказал, что это написано о нем. Но сейчас у него не было силы, а значит, вокруг уже не было темноты.
И потому на душе было спокойно.
Биогенераторы без источников энергии не работали, а в пределах доступного для него поля пеп-лом, ничего съедобного найти не удалось.
Но без пищи обходиться было трудно лишь первых три дня. Потом Иван уже не различал, когда сам выходил сказать доброе утро цветку, а когда его навещала Фиолетововласка.
Новая знакомая, как Дюймовочка, жила в бутоне цветка. Ей очень нравились стихи. Особенно эти строчки:
Когда густится в небесах
Тяжелый беспросветный мрак,
Когда выстраивается вдруг
Неодолимый круг,
Когда звенит в моей крови
Предощущение любви -
Я в церковь не иду.
Я своему молюсь цветку.
Только вот однажды Иван цветка не увидел. Вместо него на конце утрамбованной в пепле тропин-ки, словно навеянная голодом галлюцинация, тянулся к небу высокий шпиль космического корабля.
Очень длинный, как в старинных, заполненных малоэффективным горючим ракетах, корпус. Вплотную прижатые, словно вросшие в корпус маршевые двигатели. Никаких выдвижных штанг, рас-порок, держателей. Только легкая телескопическая лестница, ведущая в пилотскую кабину с фиолето-вым отблеском, похожую на так и не распустившийся бутон.
Фиолетовые звёзды за куполом кабины медленно, словно в тягостном танце, приближались к зна-комым с детства местам.
Иван открыл сборник стихов. Просто так, чтобы почувствовать шершавость бумаги. Он помнил стихи наизусть.
Ему бы очень хотелось, чтобы, когда корабль донесёт его до Земли, он остался бы с ним.
Если хочет, пускай превратится в цветок. Иван посадит его под единственной яркой лампой в хо-лостяцкой своей конуре. И может быть, если снова коснуться щекою бутона, Фиолетововласка про-снётся?
Может быть. Что тогда? |
Рассказ открыт для комментариев