|
|
|
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.
|
|
|
|
|
- Добрый день, - сказала девушка.
С одной стороны, очень милое лицо с непосредственным радушным взглядом, выдающим добрый характер. А с другой - эти широкие джинсы, бесформенная куртка и красная бандана на голове...
Ну что можно ждать от девушки с красной банданой на голове?
Да, я тоже так подумал.
- Нет, нет, - сказал я. - Это этажом ниже.
- Что?! - удивилась девушка. - Этажом ниже?
По виду ей набегало лет шестнадцать-семнадцать.
- Всё, - радушно ответил я, прикрывая дверь так, чтобы полностью занять собой проход. - Все удовольствия, какие можно только представить, и даже больше.
Девушка сделала шаг назад, внимательно посмотрела на номер моей двери, затем остановила взгляд больших глаз с чудными мягкими ресницами на мне.
- Какие удовольствия?
- Самые разнообразные!
Я попытался сообразить, какие именно удовольствия могут считаться верхом наслаждения для девушек в красных банданах, но в голову ничего не приходило.
- Которые невозможно описать словами.
- Понятно, - недовольно сказала девушка. - А где Бабушка?
\\\"Начинается\\\", - с тревогой подумалось мне.
Однажды я уже ввязался в историю. И все начиналось так же безобидно, с простого звонка в дверь. Поначалу я впустил одного, затем другую. А потом они пошли непрерывным потоком с периодичностью в полчаса. И, что самое неприятное, каждый считал своим долгом скрупулёзно и дотошно осмотреть мою квартиру.
- Нет, и не предвидится, - сказал я вежливо. - Более того, я тайный бабушконенавистник. Кстати, в число удовольствий, которые находятся ниже, входят и бабушки.
- Как же так?! - расстроилась девушка.
Её глаза открылись ещё больше, и мне показалось, что в них заблестела влага.
- Точно не знаю тонкости процесса, наверное, это нечто вроде конденсации. Знаешь, как вода поутру конденсируется из воздуха? Так и бабушки конденсируются этажом ниже, сюда не успевают подняться.
Девушка ещё раз посмотрела на номер моей квартиры.
Мне стало её жалко, но я крепился, помня о прошлом разе.
Девушка поправила рюкзак, который я только что заметил, тяжело вздохнула и пошла вниз по лестнице.
Я не без угрызений совести посмотрел ей вслед, и осторожно прикрыл дверь.
Когда через полчкса позвонили вновь, я уже был готов принести извинения и проявить всё радушие, на какое способен.
Но, увы. За дверями стоял мужчина в летах. Среднего роста, с длинным носом, большими зубами, бровями и с печально опущенными плечами.
- Вот и я, - грустно сказал он.
В руке мужчина держал скорбно поникшие цветы.
- Я рад, - я оглядел лестничную клетку за его спиной: вдруг, девушка стоит где-то там.
Мужчина обернулся.
- Странно, - сказал он. - Обычно мне не рады.
- Почему? - с участием удивился я.
- Сам не постигаю, - удрученно произнес грустный человек. - Возможно, причина заключается в соотношении моральных императивов при выборе нравственного критерия собственных поступков.
- Очень даже возможно, - согласился я.
- Вот видите! - мужчина оживился. - Все дело в том, что моё поведенческое мировоззрение сформировалось как адекватная реакция на возмущения внешней среды. Виноваты ли мы, что мир именно таков, каков он дается нам в ощущениях, или же ощущения не передают объективно всей возможной гаммы бытия?
- Какой каверзный вопрос, - заметил я. - Вы, прямо-таки, ставите меня в неловкое положение.
- Я тоже полагаю, что все гораздо сложнее, - вздохнул мужчина. - Мои устоявшиеся убеждения заставляют совершать поступки, которые, возможно, не подпадают под определение моральных. Мне кажется, я должен мучиться угрызениями совести, но почему-то, этого не происходит. И это меня тревожит. Верите ли, даже аппетит не пропадает...
- Это бывает, - согласился я.
- И сон, самое гнусное, отличный.
- Мда, вы себя совсем не бережёте.
- Вы полагаете? - с интересом спросил мужчина.
- Вне всякого сомнения.
- Знаете, - мужчина с надеждой посмотрел мне в глаза, - вы поддержали меня в трудную минуту выбора! Иногда вот думаешь: а может, послать подальше всю эту работу, и заняться любимым делом: разводить овец для собственного удовольствия?!
- Хм, - неопределенно ответил я, не желая наполнять незнакомца несбыточными ожиданиями.
- Да, где-нибудь в глуши, подальше от всех этих треволнений, пустых ненужных разговоров, беспрестанной гонки, кто быстрее.
Я сочувственно вздохнул.
- Да, я так и поступлю! Хоть раз не пойду на поводу у ситуации, а совершу осознанный выбор. Пусть выбирает не желудок, а ум! Не страсть, а расчет!
- Очень разумно, - согласился я и подумал про свой желудок, который в это самое время начал требовать выбора.
- Так и сделаю! - шепнул про себя мужчина, сунул увядший букет мне в руку и пошел вниз по лестнице.
Он ушёл, оставив ворох раздумий о нравственном выборе ощущений и осознанных угрызениях. Впрочем, я не успел как следует над ними поразмыслить, только принял решение, которое подсказала страсть - без всякого промедления заняться приготовлением ужина.
Но звонок вырвал меня из объятий кухни и переместил к двери.
Их стояло двое, мужчин, которые могли бы оказаться близнецами, если бы не разный рост и комплекция. Один был высоченный, второй - низенький и широкий. Первый - сухощавый, с вислыми усами, второй - блинощекий, с короткой щеточкой усиков.
В руках у каждого было по большой брезентовой сумке защитного цвета с длинными ручками.
- Добрый вечер, - протрубел высокий.
- Добрый вечер, - звонким эхом повторил маленький.
\\\"Что-то мне подсказывает, что вечер не такой уж и добрый\\\", - подумал я, но вслух ничего не сказал, только кивнул.
- Он - здесь? - осторожно спросил высокий, а маленький ловко и тактично заглянул за дверь.
- Еще нет, - ответил я, сомневаясь.
Эти двое тоже сомневались.
Они переглянулись, потом испытующе посмотрели на меня.
- Странно, - сказал высокий.
Это я уже слышал сегодня.
- Что, вам тоже обычно не рады? – удивился я.
- Нет, зачем же, - маленький все порывался осмотреть в деталях коридор за моей спиной, но я загораживал проход, и он клонил голову то вправо, то влево, выискивая лучшую перспективу, - Нам всегда все очень рады.
Я усомнился в этом утверждении, но вслух возражать не стал.
- Что, Он вообще не приходил? – продолжал сомневаться высокий.
- Мне думается, что слово «вообще» звучит слишком категорично, - заметил я. – С какого-то времени я перестал употреблять его, потому что уже ни в чём не уверен. Вот и сейчас меня так и подмывает сказать, что именно Он не приходил, но меня гложут сомнения: а вдруг я чего-то не знаю?! И в это самое время Он сидит на кухне и поедает мой ужин!
И я поёжился от такой перспективы.
Высокий посмотрел на своего приятеля и спросил:
- Который час?
Маленький прищурился на подъездный светильник и задумался.
- Если даже предположить, - рассудительно сказал низенький после нескольких секунд молчания, - что Он где-то задержался по дороге… но всё равно, мы шли гораздо медленнее!
Я робко попытался вставить предположение, что, возможно, они просто попали не по адресу.
Толстяк задумчиво посмотрел на высокого.
- Что, если они говорили друг с другом дольше обычного? - спросил он.
- Ну, о чем они могут говорить?! – отмахнулся высокий.- Скажешь, то же. Это как если бы зайти в любой дом и начать душевный разговор о... о...
- Об ужине, - подсказал я.
- О погоде, - предположил толстяк.
- Да не важно, о чём!
- В самом деле, - согласился я. – Конечно, неважно! Вот, в прошлый раз, когда ко мне точно так же пришли неизвестно кто...
- Что будем делать? – советуясь, спросил у товарища высокий.
- Если бы меня спросили, что делать... - начал я.
- А что еще остается делать? – пожал плечами толстяк. – Вернемся на прежнее место и попробуем все действия воспроизвести ещё раз.
- Разумно, очень разумно, - согласился я.
Они оба как по команде посмотрели на меня. Не скажу, что враждебно, но и без явного дружелюбия.
- Не буду вам мешать в вашем трудном и, надеюсь, почётном деле, - сказал быстро я и поспешил закрыть перед ними дверь.
Я расчитывал, что теперь-то мирный вечер больше никто не нарушит. И зря. Через полчаса опять раздались громкие переливы.
Когда я в сердцах раскрыл дверь, то увидел ту самую девушку в джинсах, куртке и красной бандане. Её взгляд озаряла решимость.
- Я узнавала, - сразу же начала она, не давая мне сказать и слова, - Вы меня обманули!
- Я? Не может такого быть?! – горячо возразил я.
- Да, обманули! Это же здесь! И про бабушку солгали! Признайтесь, для чего вы солгали про бабушку?!
- Не признаюсь! – смущенно сказал я, делая шаг назад.
Девушка переступила порог и посмотрела вокруг себя.
- Ну конечно, Это – здесь!
Она слегка подпрыгнула, снимая неудобный рюкзак.
- Вот, тут я всё принесла...
Девушка раскрыла рюкзак и начала перебирать его содержимое.
- Пирожков с мясом не было, я взяла пиццу с грибами, тоже ничего, когда горячая, вот это - сливочный сыр, его можно намазывать на хлеб как масло, но он лучше и в нём меньше всякой химии.
Она подняла голову и посмотрела на меня невинным взглядом.
- Там еще акция была, и я взяла шампунь со скидкой.
- Ну, если акция, тогда совершенно другое дело! Это же всё меняет. Заходи!
Я закрыл за ней дверь и повёл на кухню.
Да, так сложилось исторически, что моя кухня – место всех важных и торжественных событий.
Девушка выложила пиццу в картонной коробке и сливочный сыр на стол и оглянулась.
- А где Бабушка?
- А нам нужна для этого Бабушка? – спросил я, растроганно смотря на все эти вкусности.
- Вообще-то, да.
- Предлагаю оставить формальности протокола, - проворковал я, - а сразу же приступить к делу.
Я выбрал нож побольше, открыл коробку и под сомневающимся взглядом девушки разрезал пиццу на четыре части. Затем вскрыл упаковку с сыром.
- Даже не знаю, - сказала девушка, - можно ли вот так сразу есть... мне думается, мы что-то упускаем.
Она замолчала.
- Угу, - согласился я, прожёвывая свою часть пиццы. – По этому поводу мне вспоминаются очень миленькие скляночки и бутылочка, которые однажды внезапно появились в моей кухне. Впрочем, это долгая история. Так вот, при взгляде на них я тоже подумываю, что упускаю что-то. И самое любопытное, эти подозрения никак не влияют на мою жизнь. И аппетит.
У девушки во взгляде плавали неуспокоенные опасения. Но она не успела оформить их более конкретно, в дверь вновь позвонили.
За порогом стоял прежний печальный мужчина.
- Я вот подумал, - безрадостно сказал он, - что этим-то мы и отличаемся от животных. Что имеем возможность выбора и выбираем то, что велит нам долг. Понимаете? Не потакать собственным желаниям и прихотям, а выполнять то, что вменено нам в обязанность, чего от нас ждут другие!
- Очень хорошо понимаю. Что ждут от нас другие, - ответил я, думая о пицце. О тех двух кусках, которые остались в коробке.
Мужчина незаметно протиснулся в промежуток между мною и дверями и оказался в квартире.
- Э-э... – начал я.
- Вульф Волфович, - представился мужчина.
- Это о многом говорит, - обронил я.
- Вот, собственно, поэтому я и вернулся. – Он осмотрел перспективу коридора, затем склонил голову вбок.
- Здесь у меня кухня, - предупредил я расспросы, - ничего любопытного. Лучше начать осмотр вот оттуда. Там - спальня...
Вульф Волфович подался за мной.
- Экспозиция еще не окончена, - предупредил я, - вот здесь я планирую поставить двуспальную кровать под балдахином...
- А где сейчас кровать? - Вульф Волфович непонятно забеспокоился.
- Она в проекте. Знаете, такое темное резное дерево, барочные завитки, полог из тяжелого бархата с бахромой.
- Наверное, Вы правы, - задумчиво согласился Вульф Волфович, - Мы слишком много внимания уделяем форме, внешнему виду, не задумываясь о внутреннем наполнении.
При этих словах он как-то мечтательно прижмурился.
- Хм, - сказал я, – вам виднее. Так вот, а здесь, на стене будут висеть головы и рога оленей, кабанов, бегемотов и слонов.
Вульф Волфович понимающе причмокнул.
- А вот тут у меня заготовлено место для большого панно в классическом стиле. Какой-нибудь сказочный мотив. Я подумывал одно время о пейзаже с Буратино, но сейчас думаю, это слишком двусмысленно. Что, если будет, скажем семейный портрет в интерьере в стиле ранних голландцев: Красная Шапочка, Волк, Бабушка и, кто там еще из родственников.
- Вы полагаете, это семейный портрет? Они – родственники? – задумчиво вопросил Вульф Волфович.
- Да, их сроднило общее горе. Или счастье. Неважно, это детали.
Я повёл Волфовича в гостиную.
- Ну, по сравнению со спальней здесь смотреть практически нечего. Разве что телевизор.
- Скажите, - спросил Вульф Волфович, - а где Бабушка?
Не скажу, что этот вопрос поставил меня в тупик. Рано или поздно вечные вопросы, над которыми бьётся уж сколько веков человечество, настигают и тебя. Кто мы, куда идём, что делать, кто в этом всём виноват? Где Бабушка?
Нет, понятно, что ответа нет, и не предвидится, но сладкая мысль, что ты прикоснулся к вечному, думал над тем же, над чем бились великие умы, и тоже, как и они, не нашёл решения, приятно греет душу.
- Кстати, хорошо, что Вы напомнили, - гостеприимно сказал я, - Вы располагайтесь, как вам удобно, а я пойду, узнаю.
И я направился на кухню.
Девушка мучилась над пиццей.
- Это не Бабушка пришла? – оживилась она с моим приходом.
Я подумал, что был прав насчет родства. Похоже, эта мания у них семейное. И передаётся из поколения в поколение.
- Увы, - ответил я. - Не хочу тебя огорчать, но совсем наоборот.
Девушка со странным любопытством внимательно осмотрела моё лицо, затем всего целиком.
- Нет, нет, - запротестовал я. – Я выше всяких подозрений! И к вашим Бабушкам никакого отношения не имею!
- Вы что-то темните! – произнесла девушка.
- Скажите, - раздался за моей спиной голос Вульфа Волфовича, – это ничего, если я в вашем книжном шкафу пороюсь?
- Ничего, - согласился я. – Советую обратить внимание на книгу о вкусной и здоровой пище.
Вульф Волфович вошёл на кухню, посмотрел задумчиво на девушку, затем на стол со следами насилия над пиццей и сыром, и сказал:
- Понятно...
- Вы кто? – спросила девушка.
- Я - Вульф Волфович, - не без гордости отозвался тот.
Он сел за стол и широким жестом отодвинул еду, освобождая место. Точь в точь, следователь, составляющий протокол.
Девушка громко сглотнула.
- Не будем придираться к мелочам, - рассудительно сказал Вульф Волфович, - собственно, какая разница, есть Бабушка, или нет...
- Полностью разделяю ваше мнение, - вставил я.
- Путём несложных логических рассуждений, - продолжал Вульф Волфович, - можно прийти к выводу, что бабушка и не нужна вовсе, поскольку, де-факто процессуальный акт налицо. Пицца съедена – раз. Сыр начат – два. Следовательно, казус белли налицо.
И Вульф Волфович плотоядно посмотрел вначале на девушку, потом на меня.
- Не хочу прерывать на самом интересном месте, - вставил я, - но очень тянет узнать весь ход логических рассуждений.
- Забыл сказать, - не без грусти сказал Вульф Волфович, не обращая внимания на мои слова - знаете, нервная работа, нерегулярное питание всухомятку...
- Да, да, - согласился я, - ваши требования разумны и понятны. Есть поменьше и только диетическое.
- Нет, это я к тому, что уж очень есть хочется, - застенчиво проговорил Вульф Волфович. – Может, не будем отвлекаться на формальности, все эти комплименты, а сразу приступим к делу?
- Ну, хорошо, - сказал я. – Законы гостеприимства всюду одинаковы. Я далёк от мысли, что вас удовлетворит простая обжираловка у кастрюльки на кухне. Предлагаю устроить романтический ужин при свечах. Вы проходите в гостиную, а мы тут всё обстряпаем.
Вульф Волфович порывался что-то сказать, но я мягко выпроводил его в коридор:
- После, после. Идите, и ни о чём не беспокойтесь!
Девушка стояла у стола и задумчиво смотрела на потолок.
- Мне кажется, я его где-то видела, проговорила она, когда я вернулся, - Точно, он, кажется, к маме приходил.
- Ох уж эти мамы-одиночки, - посетовал я, - они так неразборчивы в знакомствах.
- Или это не он...
- Главное сейчас, - вернул я её к суровой действительности, - это накормить голодных и развлечь сытых.
Девушка, хлопая ресницами, вопросительно смотрела на меня.
- Ясно, - резюмировал я. – В этом мире всё приходится делать самому...
Меня прервал дверной звонок.
У порога стояла та самая парочка: высокий и низенький.
- У вас есть ручка и бумага? – озабоченно и нетерпеливо спросил у меня толстяк.
- М-м-м, есть.
Высокий с задумчивым видом шевелил губами, похоже, считал что-то в уме.
Я не стал закрывать дверь, но эти двое и не пробовали войти. Когда я вернулся с листком и ручкой, они стояли на прежнем месте и мучительно напрягали лбы.
- Очень хорошо! – толстяк вырвал у меня из рук желанное, прихлопнул бумагу об стенку и начал быстро на ней писать.
- Мы двигаемся со скоростью... ну, допустим, пять километров в час, - сопровождал он голосом движение ручки.
- Или даже в полтора раза больше, - вставил высокий.
- Он, предположим, движется со скоростью в десять километров в час...
- Или даже в полтора раза больше, - вставил высокий.
- При одинаковом расстоянии время, которое потребуется для преодоления, будет равняться...
Толстяк замолк.
По глазам высокого я видел, что тому не терпится вставить свои «в полтора раза больше».
- То есть, времени он затратит меньше, чем мы, - неуверенно сказал толстяк. – Может, мы неправильно делим? Или выбираем неправильную точку отсчета?
- Кстати, - заметил я, – какая глубокая мысль. Точка отсчета... от этих слов прямо-таки бросает в философскую дрожь.
Толстяк недовольно посмотрел на меня.
- Да, - подтвердил я воодушевленно, - Точка отсчета... основа основ, то, что определяет наши поступки, наше мировоззрение....
Я задумчиво посмотрел на этих двоих.
- А может так и надо? Выбрать неправильную точку отсчета? Может, в этом заключен великий смысл и великая цель? Пойти туда, где нас не ждут, сделать то, что от нас не ожидают. Наперекор правилам, вопреки всем авторитетам и устоявшемуся мнению! Чтобы через самоотречение, через самопожертвование, страдание, наконец, найти себя, свой путь, свои, так сказать, корни!
Да, отказаться от внешних признаков успеха, от этого постоянного бега в погоне за мнимым благополучием, замереть, прислушаться к тому, что...
Толстяк переглянулся с напарником, после чего оба, явно к чему-то прислушиваясь, напряженно уставились на меня.
- А может, и не нужно ничего этого, - поспешил сказать я. - Не обращайте внимания,
это у меня вроде икоты. Можно, сказать, реакция на сытое благополучие... итак, мы остановились на операции деления.
- Мне кажется, - подал голос высокий, - Он – здесь!
Сумка в руках высокого забренчала сталью.
- Точно! – радостно поддакнул толстяк.
- Превосходно! – высокий вежливо отодвинул меня в сторону и шагнул в прихожую.
Толстяк последовал за ним.
- Где у вас можно помыть руки? – деловито бросил он.
- Если у вас нет принципиальных возражений против ванной, то в ней, - уныло ответил я.
- И еще, - толстяк склонился к своей сумке, - нам нужна горячая вода, чтобы прокипятить инструменты.
Он скептически осмотрелся.
- Конечно, условия не ахти какие, ну да ничего. Вы будете нам ассистировать.
- Точно, - вздохнул я. - После того, что случилось, я, как всякий порядочный человек, просто обязан это сделать...
- Анестезия, как в прошлый раз? – крикнул толстяк.
Высокий вышел из ванной, держа руки на весу, мокрыми ладонями вверх.
- Да. Три кубика, как обычно. Итак, где Он?
- М-м-м, - неопределенно сказал я, - вы так спешите, словно у вас еще вызовы. Предлагаю насладиться процессом, не торопясь, смакуя подробности… не хотите ли для начала по чашечке кофе? Чтобы рука не дрожала?
- Нет-нет, - заявил высокий, - не будем отвлекаться на пустяки.
- Как хотите, - пожал я плечами. – Раз вы так настаиваете, проходите вот туда, в спальню. Я всё сейчас организую.
Деловито высокий и толстенький проследовали в спальню.
Я же вернулся в кухню.
Девушка стояла у плиты.
- Кто это? – тихонько спросила она.
- Я полагаю – наша совесть. Так же пришли, когда их не ждали, наговорили всякие глупости, и, главное, спрятались в спальне.
Девушка испуганно посмотрела на меня.
- Шучу, шучу, - успокоил я её. – Это очередные незваные гости. Они оккупировали спальню. Теперь у нас, можно сказать, полный комплект. Вульф Вольфович в гостиной, эти двое в спальне и мы вдвоем в кухне...
Я задумался.
- Не находишь, что чего-то не хватает? Или даже, кого-то...
Девушка согласно кивнула.
- Увы, - сказал я за нее, – в этой жизни трудно найти полную гармонию. Ну ничего, на пути ко всеобщему счастью нас никто не остановит, правда?
- Правда... – неуверенно подтвердила девушка.
- Чтобы Вулфовичу было не так одиноко, мы сведем его с теми двумя. Ко всеобщему удовольствию.
По глазам девушки я видел, что она сомневается, будет ли это всеобщим удовольствием.
- Кстати, - заметил я, - обрати внимание, как мало нужно для счастья. Просто перейти из гостиной в спальню. Или наоборот. Сделать всего-то несколько шагов навстречу друг другу.
Девушка непонимающе смотрела на меня.
- Между прочим, - игриво сказал я, - меня всегда интересовало, что делают такие девушки, как ты, в свободное от поисков бабушек время.
- Я? – девушка приятно зарделась, - А что?
Святая невинность: «А что?»
- Быть может, я хочу узнать тебя поближе.
Девушка опасливо посмотрела на меня.
- У тебя такие красивые большие глаза, - нежно продолжил я, - такие мягкие томные ресницы... такой тонкий, изящно очерченный нос... Вот скажи, почему у тебя такой красивый нос?
- Мне кажется, - девушка нахмурилась, - эти слова должна говорить девушка.
Ох уж эти феминистки!
- Да ладно тебе, - возразил я, - ты можешь сказать их и позже. Не важно, кто говорит, важно, кому это говорят.
В коридоре послышался шум и голоса. Что-то вроде «Что вы от меня хотите, я сегодня даже не обедал!» и «Это наш долг!»
- Там что-то происходит, - насторожилась девушка.
- Это конфликт поколений, - ласково сказал я, - не обращай внимания. Так вот, мне кажется, я знаю, почему у тебя такие огромные глаза – они полны надежды. Да, надежды на...
Девушка встревожено прислушивалась к происходящему в коридоре.
- М-м-м, - сказал я недовольно. – Посиди здесь, сейчас я с ними разберусь.
Я вышел в коридор, обсмотрел его и сказал: «Хм».
Затем прошел в гостиную, которая удостоилась уже двух «Хм».
Но самое главное – «Гм», - досталось спальне.
Ни Вульфа Волфовича, ни двух других гостей нигде не было.
Для надежности я посмотрел еще за телевизором и в ванной комнате.
Троица испарилась так же неожиданно, как и появилась.
Я вернулся в кухню.
И тут меня ждало главное разочарования: милая и нежная девушка в красной бандане исчезла, оставив после себя только коробку из под пиццы и недоконченную коробочку сливочного сыра.
На ее исчезновение междометий у меня уже не осталось.
Вздохнув, я осмотрелся, а затем положил и коробку из-под пиццы, и сыр в шкафчик, к конусообразной скляночке и пузатой темно-зеленой бутылочке, которые уже стояли там.
Тут меня посетила мысль, очень глубокая и своевременная, которую, к сожалению, я не успел запомнить, поскольку начал размышлять, в каком отношении друг к другу могут находиться коробочки и бутылочки, и какую именно роль они играют, или могут играть, или могли сыграть в моей жизни.
Мысли эти обволакивали, утешали, и, в конце концов, принесли единственно возможный вывод: что не нужно печалиться о прошедшем, ибо прошедшее есть неправильно понятое будущее, а не наоборот.
В общем, решил я, всё только начинается. И со спокойной совестью закрыл шкафчик. |
|
|
Время приёма: 15:40 03.01.2008
|
|
|
|