 |
|
| |
12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
|
|
|
|
|
|
Оме погрузил весло в воду и широким плавным движением послал лодку вперед. Потом аккуратно, без плеска, приподнял весло. Он словно специально медлил, чтобы я успела полю-боваться на капли, вразнобой срывающиеся с его кромки. Они полыхали расплавленным метал-лом под первыми лучами солнца. Казалось, сорвется капля, тронет борт и прожжет дырочку в туго натянутой на деревянный каркас коже.
Хорошо… Тихо, спокойно. Никаких тебе насекомых, жужжащих над водой, никаких ран-них орнитоидов, со скрежещущими криками охотящихся на рыбу, ни ватаги четвероногих ра-топсов, выбежавших к берегу и шумно лакающих воду.
Удивительно. Оме их распугал, что ли?
Фейн сидел впереди меня, почти на носу лодки, и мерно греб одним веслом, попеременно опуская его то с одной стороны, то с другой. Не оборачивался, так что я могла думать, что хочу. И делать – тоже. В пределах разумного.
Я навалилась на борт и опустила пальцы в теплую воду. Зачерпнула горстью, а потом стряхнула налитые золотом капли. Подсвеченный встающим солнцем скальный обрыв отра-жался в темной воде. Бурунчик за кормой резал его темно-желтую поверхность, покрывал мел-кой рябью, расходящейся всё дальше и дальше – до самого берега.
Куда плывем, зачем? Оме так и не сказал. Не успел, должно быть. Утром у станции поя-вился, так все на него посмотреть сбежались. Еще бы! Живой фейн сам в гости пришел. Только начальнику довелось живьем аборигенов видеть. Я тоже пошла, конечно. Новенькое на станции редко происходит.
Оме лодку на берег вытащил, весло положил и представился на галактическом. А мы, как дураки, все на него уставились и молчим. Хорошо хоть Ибрагим Самедович догадался ответить. Дескать, всегда рады, заходите, с чем пожаловали и тому подобную чепуху.
- Я могу взять одного человека с собой.
Никто не спросил – для чего. Все тут же напрашиваться стали: \"Меня, меня возьмите!\" Мы уже столько заявок посылали, да всё без толку, а тут такой случай. Оме всех оглядел. В ме-ня пальцем ткнул, а потом на лодку показал: забирайся, мол.
Ну, я и пошла. Чего ж не пойти, раз зовут. Не спрашивать же у Ибрагима разрешения – и так понятно, что отпустит. Жаль, что не взяла с собой ничего. Только потом сообразила, что без некоторых вещей слегка некомфортно плыть в неизвестность. Оме даже не сказал – надолго ли.
- Оме! Тебе хоть разговаривать можно?
Молчит. Нельзя, наверно. Еще завезет куда-нибудь, где следящих камер нет, и что-нибудь такое со мной сделает. Да пусть делает, не жалко, хоть какое-то развлечение. Скука здесь смертная. Отец, когда сюда привез, всё хотел меня работать заставить. Нет, я, конечно, попро-бовала, а потом плюнула – ну, не мое это. Я еще в универе это поняла, потому и бросила учить-ся. А для отца первей его науки и нет ничего. Тяжко. Зато теперь на заповедник посмотрю. Причем, в натуре, а не запись с камер, которых мы, кстати, до сих пор не смогли там поставить – разрешения не получили.
Не знаю, почему резервацию фейнов заповедником назвали. Наверно, заповедник звучит приятнее для чиновников. Хотя, если аборигенов считать частью природы, которую надо охра-нять, тогда, вроде, и правильно.
- Можно…
Надо же, ответил! Думал? Или советовался? Вдруг у них телепатия между своими. Или, там, со старейшинами. Ну, да. Ничего-то мы про них не знаем – нет материала для исследова-ний. Конвенцию соблюдать приходится, а то совсем с Фейна выгонят.
- Мы куда плывем?
Оме на секунду посмотрел, – я не поняла, с каким выражением – отвернулся и ответил четко и правильно, а потому без тени эмоций:
- Прямо. По реке.
Когда ж они галактический выучили? И как? Мы ж к ним специалистов по адаптации не направляли. Да и слышно – не живой говор у Оме, а литературно-выверенный. Записи слуша-ли? Ну, может быть, может быть. Только записи просто так не получишь – покупать надо. Опять же – у кого? И на какие деньги? Или здесь в ходу натуральный обмен? Ничего-то мы про аборигенов не знаем.
А всё потому, что согласно Конвенции, планета Фейн причислена к разряду 2Б, и изучение ее разумных обитателей возможно только с их личного согласия. И как получить это согласие, если они не желают контактировать?
Кстати, вот он, контакт! Полномочий у меня, конечно, с гулькин нос, но кто на это смот-реть будет, когда результаты добуду? Ай, да я!
Мне захотелось саму себя погладить по голове за сообразительность. Осталось вспомнить \"Общий курс начального контакта\", который на первом курсе изучали, и – за дело.
- Оме! Это твое личное имя? Можно к тебе так обращаться при других людях или разум-ных?
Смуглая спина фейна бугрилась вполне приличными мускулами. Кожа была гладкой, без рисунков или татуировок, и казалась мягкой. И, разумеется, она не выражала никаких чувств.
- Обращайся, Хель. Тебе разрешается.
Что он имеет в виду? У меня какое-то особое положение? Статус? Стоп. Как он меня на-звал? Откуда он мое имя-то знает? Причем, уменьшительное, которое не для всех, а для самых близких? Точно, телепат.
Мне стало неуютно.
- Меня зовут Хельга, - отчеканила я. При общении нужно обязательно устанавливать гра-ницы допустимой близости и выход за них рассматривать, как попытку его прервать контакт.
Оме взмахнул веслом, разворачивая лодку поперек течения.
- Посмотри.
Я посмотрела. И что? Ну, солнце встает. Ну, лес подходит к самому берегу. Ну, станция наша видна.
- Слышишь?
Тишина…
- Ничего не слышу, - уведомила я фейна с чувством превосходства над ним. Ишь ты, под-шучивать вздумал.
- Разговаривают. Ибрагим Самедович распекает Виталика, что тот не дал тебе никакой ап-паратуры.
- Правда, что ли? – как-то глупо получилось. – И далеко вы нас слышите?
- Вы очень громко говорите.
Оме махнул веслом, и лодка поплыла дальше.
Надо же. Неужели они всё слышат и слушают? А ведь мы там о всяком говорим. Даже весьма неприятные вещи, которые посторонним лучше не знать. Может, поэтому они и не идут на контакт?
С именами теперь понятно. Кто ж меня Хель называет? Борис, только он. Вернусь – в глаз дам, чтоб знал свое место.
Скоро река повернет, а еще через два поворота мы попадем в фейнский заповедник. С на-шей стороны там стоит наблюдательный пост и охранная система, не пускающая всех разумных внутрь. Ну, кроме аборигенов, конечно. Надеюсь, Ибрагим успеет подать команду, чтобы меня пропустили. По всему выходит, что туда плывем. Без вариантов.
Я откинулась на спину, заложила ладони за голову и стала с интересом наблюдать за об-лачком, которое нас сопровождало. Оме работал, как автомат, – размеренно и экономно. Ни тряски, ни толчков, ни волнения. Любуйся природой и отдыхай. Чем и занимаюсь.
Граница отсвечивала радужными разводами – чтобы случайный прохожий не наткнулся на силовой барьер. Хотя, откуда тут случайные люди? Туристов сюда не пускают. Если незна-комца увидишь – надо сразу к силовикам бежать: наверняка, либо контрабандист, либо еще ка-кая темная личность. Но я ни одного не видела за весь год, что на поверхности находилась.
Оме никак не готовился к встрече с барьером. А я напряглась. Сейчас как неожиданно даст в лоб, и купание неизбежно. Потом же бежать назад вдоль берега во всем мокром. Это ря-дом с Оме мошки нет, а над станцией тучи кружатся – всё норовят щелочку в защите найти. Орнитоидам раздолье – никаких трудов по добыванию пищи. Наедятся и гадят. В голову метят. Если попадут, сразу в возбужденное состояние приходят: кричат, носятся бешено и норовят не-удачника целиком пометом облепить. Можно представить, в каком виде на станцию добреду.
Не было барьера. Опоры стояли, разводы вокруг них светились, только никого не сдержи-вали. Даже когда с паролем сквозь барьер проходишь, каждый раз покалывание такое неприят-ное. А тут миновали – и ничего.
- Что с барьером? - спросила я у Оме. Я, конечно, понимала, что зря его спрашиваю - вряд ли охотник может разбираться в современной физике. Но молчать не получалось.
- Нейтрализатор на лодке, - фейн всё-таки ответил.
Я о таком и не слышала. Где ж они его взяли? Небось, там же, где и обучающие програм-мы. А с виду – обычные разумные первичной стадии. Вон, вдоль борта копье лежит. И нако-нечник на нем – каменный, гладкий, блестящий, черный. У второго копья – костяной, зазубрен-ный. Острога, стало быть, на рыбу.
Кстати, мы уже в заповеднике. Вовсю по сторонам смотреть надо, запоминать. Да только ничего особенного нет – тот же лес, что и на нашей стороне. Деревья, трава всякая, кусты ши-пастые. Летяга непуганая: остановилась на секунду, мордочкой повела, будто провожает, чуть ли не лапкой помахала.
Нет, есть отличия. Не смотреть надо. Слушать. Шум невнятный, то затихает, то опять уси-ливается, звенит иногда – словно молоточки по металлу стучат. Вроде насекомые, что едва в воздухе держатся, сердятся, гудят, дребезжа. Потом стихают довольно, и опять шелестение, шорохи…
- Что это, Оме?
- Голос леса, - Оме сказал это с почтением
Вот как. А у нас лес молчит… Да что такое? Как же лес говорить может? Наваждение. Ли-ства шелестит и всё. Может, тут ветерок особенный. Рельеф другой. Ну да, постепенно вверх забираемся.
- Почему вы именно меня пустили в заповедник?
- Время пришло, - тихо ответил Оме. – Ты принесешь меньше вреда, чем другие.
Лестно, однако. Тем не менее, тревожно звучит – вроде, как ответственность на мне какая-то. Я захотела об этом разузнать, да не получилось.
Фейн обернулся ко мне, оглядел оценивающе с ног до головы – я приосанилась – и сказал совершенно не то, что я ожидала:
- Приплыли.
Оме подтолкнул лодку к берегу, прыгнул на землю и вытянул суденышко из воды на по-ловину длины. Зеленовато-желтые листья деревьев полностью заслоняли обзор, не показывая даже намека на проход.
- И зачем мы здесь?
- Дальше на лодке нельзя. Пороги. Пешком пойдем.
- Оме, куда мы? – мне нравилось называть его по имени.
Фейн достал из лодки копья, махнул рукой – идем, дескать, - и промолчал. Так и быть – на месте узнаю. Интересно – покажут обратный путь, или самой выбираться придется? На месте аборигенов, я бы проводила. Мало ли куда забреду: увижу что-нибудь запретное или поломаю по незнанию ценные артефакты.
Подобные вопросы Оме не заботили. Он аккуратно раздвинул ветви и зашагал по тропе.
Оме шел впереди, ловко уворачиваясь от торчащих над тропой веток хватая. Мне же они вцеплялись в волосы, я ругалась, останавливалась, выпутывала сухие застрявшие сучья и кри-чала Оме, чтоб подождал. Он ждал меня и, едва я нагоняла, снова убыстрял размашистые шаги.
Наконец, одна из веток изловчилась так хлестнуть меня по лицу, что я не удержалась на ногах и с размаху села на колкую лесную подстилку. Дурацкое место! Дурацкие деревья! Да и сама ты – дура!
Оме наклонился, приподнял мое лицо за подбородок и покачал головой.
- Что – страшная? – с вызовом и злостью спросила я.
- Кровь течет. Если так оставить, микоидные споры поселятся. Тебе нужен незаживающий шрам на лице?
Я вздрогнула, представив себе такой ужас.
- Нет-нет. Хочу, чтоб его не было.
- Я обработаю рану.
Оме присел рядом со мной на корточки, наклонил мою голову к себе и провел чем-то влажным по лбу, от чего зудящая ссадина мигом перестала меня беспокоить. Потом отвернулся от меня и далеко сплюнул.
- Спасибо, - сказала я и поперхнулась. Это что? Он меня лизнул? Ничего себе обеззаражи-вание! Каких микробов он мне еще засадил, помимо спор этих гадких?
- Рана скоро затянется, - сообщил он мне. – Но всё же – будь осторожней. Хватай не дума-ет. Только на твое тепло реагирует.
- Не получится у меня! – я так и осталась сидеть. – Может, сделаешь какую-нибудь при-способу, чтобы они ко мне не лезли?
- А ты знаешь, что на твоей ноге мирмекоиды дорожку проложили? – Оме слегка улыб-нулся.
Ай! Я тут же вскочила и посмотрела на ноги. Обманул. Зла на него не хватает. Завел де-вушку в какую-то глухомань и подсмеивается над ней. Хотя, улыбающийся фейн выглядел весьма симпатичным. Ладно, простим ему милую шутку.
- Как же вы тут живете? Неужели, прямо среди этих деревьев? Или в травяных хижинах, или в гнездах? А по вам мирмекоиды ползают и кусают?
- Мы плетем помосты из трав. Не на каждом дереве это можно сделать. Только на роди-тельском.
- Это что за штука? – такое словосочетание я слышала в первый раз.
- Ты не поймешь…
Я обиделась. Мог бы и объяснить что-нибудь. И вовсе он не симпатичный. Подумаешь, под метр восемьдесят вымахал. Мало ли у кого рельефные мышцы и ровный палевый загар. И походка уверенного и сильного человека, то есть, фейна. Характер у него никуда не годится. Не понимает, какое слово обидным покажется. Говорит, что думает. Ну, его.
Заросли хватая резко закончились, и лес стал совсем другим – светлым и радостным. Жел-тые лучи солнца свободно проходили сквозь редкие кроны, поднятые на громадную высоту, а внизу росла невысокая мягкая трава. Уже ничего не угрожало, не пыталось схватить, ущипнуть, укусить. Лес ждал нас.
Мы шли быстро, словно куда-то торопились. Наверно, и торопились, только Оме не гово-рил – куда и зачем. Ничего сам не рассказывал, но на вопросы отвечал, хотя и без подробно-стей. Приходилось выспрашивать.
- …Сколько вас в заповеднике?
- В этом – четыре тысячи.
- Ого, - удивилась я. Совсем немного. По нашим подсчетам, площади резервации хватило бы обеспечить приличным уровнем жизни, по меркам примитивного мира, двадцать тысяч або-ригенов.
- А почему вы из леса не выходите? Могли бы легально получать знания через информа-торий.
- Лес – наша жизнь, - просто сказал Оме. За его словами было много силы.
- Это понятно, - оборвала я его. – Но сколько вас, а сколько леса? На всех хватит.
- Лес – он разный. А мы можем жить только на родительских деревьях.
- Так насадили бы их, сколько нужно! – недоумевала я. – Кто не дает?
- Всё взаимосвязано.
- Фигня. Всегда можно найти выход. Чего-то нужного сделать больше, а ненужное - уб-рать. Мы так и делаем. У себя, - я махнула рукой за спину, пытаясь объяснить – где мы делаем так, как нам нравится.
- Вы, люди, странные. Почему-то предпочитаете не хранить то, что у вас есть, а транжи-рить. А если это не ваше, то вообще не задумываетесь о том, что кроме вас, оно может понадо-биться кому-то еще.
- У нас договоренность была, - Оме меня иногда раздражал, - с вашими старейшинами. Раздел сфер влияния. Мы – здесь, а вы – там. Вам что, леса мало? Заповедника не хватает?
- А ты знаешь, что уже пять лет новых деревьев не вырастает? Сколько мы не бьемся, они сразу гибнут, стоит им взойти. И мы думаем, что это из-за вас, землян.
Во дает! Как гонит-то! У нас все разработки в пустынях – месторождения хланоида только там нашли. И космодром там же, чтоб вывозить удобнее было. Мы их лес вообще не трогаем! Каждый месяц замеры, контрольные датчики, пропускная система.
- Быть не может. Мы сюда не вхожи. Мало ли причин? Да и не верится что-то в гибель ле-са: у нас спутники висят – ничего такого не показывают.
- Ты увидишь.
Да, через час ходьбы я увидела.
С первого взгляда деревья были одинаковыми. Что здесь, что – там. Но тут, где мы с Оме стояли, от деревьев шла радость, а там – боль. Граница чувствовалась очень четко. Словно ве-ликан провел черту невидимой косой, забавляясь. И еще – там было тихо.
- Потрогай, - сказал Оме.
Я дотронулась до ближайшего ствола. Он был гладкий, твердый, дышащий влагой сквозь мелкие поры в бархатной коре. От него шло спокойствие постоянства. Я еле заставила себя ото-рвать ладонь от дерева.
- Теперь этот, - Оме показал на дерево за чертой.
Сухой, звенящий, горячий, словно налитый злым жаром. Проткни в коре дыру, и забьет огненная струйка, сжигающая всё подряд.
- Мертвый лес. Нельзя в нем жить.
- У нас есть специалисты. Пригласили бы – они б помогли, - уверенно сказала я.
Оме не ответил. Чем дальше мы углублялись в заповедник, тем менее разговорчивым он становился.
- Нам – туда, - ткнул он пальцем за черту.
Теперь я почувствовала, что значит идти по пересеченной незнакомой местности без сна-ряжения. Мертвый лес брал свое сполна. Даже Оме умерил шаг. Сколько же живого леса оста-лось? Быстро мы его прошли. Немудрено, что фейнов так мало. А зачем туда нам? Неужели Оме хочет лес возродить? В одиночку? Ах, да, меня же он с собой взял. Надеюсь, в жертву при-носить не станет.
Мне вдруг стало совсем нехорошо. Устала, да еще и мысли эти. Ну, его, этот заповедник. Насмотрелась уже. Домой хочется, на станцию.
Оме как почувствовал мое настроение. Внезапно остановился, наставил на меня палец, чуть ли не упираясь в ключицу, и, вкладывая всю убежденность, произнес:
- Мы всё исправим.
- Что же вы делать собираетесь? - недоуменно спросила я.
Вместо ответа Оме начал декламировать какое-то предание, судя по переходу на возвы-шенную речь и излишний пафос:
- Наступят дни смерти. То, что служило укрытием, станет болью. То, что спасало, превра-тится в охотника. Будет тот, кто не убоится смерти. И прольется дождь. Поднимется лес из тела его. И вновь будут дни жизни.
Ничего не понятно. Я же не специалист по словесности. Смерть какая-то, дождь, жизнь. Мифическое что-то.
- И как это всё понимать?
- Один из фейнов должен отдать жизнь. Дождь возродит его.
- Умереть? Добровольно, что ли? Кто согласится-то?
- Многие, - Оме отвернулся. – Не касайся деревьев.
Чем дальше мы заходили в мертвый лес, тем большим жаром несло от стволов.
- Вы верите в этот дождь? – не удержалась я. Молча идти рядом с Оме не хватало выдерж-ки.
- Нет причин для веры. Мы знаем.
- А я тебе зачем? Судя по всему, это ты с жизнью решил проститься? Свидетель, что ли, нужен? – я прищурила левый глаз.
- Есть еще одно. Но тебе – не скажу.
- Почему это? – оскорбилась я.
- Иначе – не получится.
Не люблю всякие тайны. Люблю, чтобы прямо и открыто в глаза говорили. Хотя, может, у фейнов так принято изъясняться – кратко и загадками, я не в курсе. Работа у меня техническая – обслуживание всего рода вспомогательной техники. Не ученый я. А хотелось бы что-нибудь этакое открыть, чтобы Виталик, например, нос свой задирать перестал. Они сами ничего про аборигенов не знают, а тут вот она я – с открытием.
Я увлеклась фантазиями и прослушала, что говорил Оме.
- Что-что?
- Ты же одна? – переспросил он.
- Ну, одна, - насторожилась я. - А вам то что? Мне так удобнее. У мужиков этих одно на уме – в постель затащить. А мы девушки гордые, с кем попало не общаемся. Да и нет на стан-ции подходящих. А то бы закрутила…
Эх, как бы я развернулась… Размечталась, ага. Нет, на Фейне – работа, еще раз работа и ничего, кроме работы. Личные отношения будем устанавливать, когда уберемся отсюда в более приличный мир.
- Я расскажу, как это происходит у нас. Всегда выбирает девушка. Она подходит к тому, кто ей нравится, долго смотрит ему в глаза, и если тот не отводит взгляд, значит, эти двое будут вместе.
- Оме! Какого цвета у тебя глаза? – насмешливо спросила я.
- Посмотри, - он обернулся.
Зачем я это сделала? Чтобы посмеяться над примитивными обычаями аборигенов? Было не смешно. Не должна я была ему в глаза смотреть. Да так уж получилось. Много чего я там увидела, что и себе объяснять не станешь. Эх, Оме. Не ту ты спутницу взял. Глупую. Да чего там! Просто дуру. Которая дальше своего носа не видит и думать отказывается.
Мы с трудом брели между деревьями, не особо обращая внимания на то, что находится дальше того места, куда надо поставить ногу на следующем шаге. Автоматизм. Не упал – и ладно.
Оме сделал шаг, споткнулся, рухнул на колено, упираясь одной рукой в землю, а потом упал на бок. Я неуверенно дотронулась до его плеча – может, это ритуал какой? Кожа фейна оказалась шершавой и безумно горячей, так что я резко отдернула руку. Заболел что ли? Но при такой температуре любой белковый организм сгорит в два счета. Так и умереть недолго…
Я спустила рукава на ладони, чтобы не обжечься, и принялась тормошить фейна, щипая, толкая и тряся.
- Эй, Оме! Ты чего? Ты же сильный! Правда же, сильный. Ты не оставишь меня. Мне бу-дет страшно. У вас тут дикие звери водятся, я знаю. А? – мне хотелось расплакаться. Как он может так со мной поступать? Нашел время.
- Ты должна помочь, - голос Оме слабел, выдавая непонятные хрипы и присвистывания.
- Я не смогу дотащить тебя обратно. Ты же тяжелый. Мы далеко ушли.
- Далеко… Да… Недостаточно. Думал – смогу дойти. А ты не хочешь понимать.
- Что понимать?! Что?! – я не знала, что нужно делать, что хочет от меня Оме, и как мне потом быть, если он умрет у меня на глазах.
- Недалеко до места. Там я и лягу… Обязательно туда нужно, иначе всё напрасно.
- Да что происходит-то?!
- Иначе лес не вырастет.
Вот оно как. Значит, всё по преданию. Умереть, дождаться тучи, и пусть прольется дождь жизни, который ее возродит. А моя роль какова? Доставить этого немощного до места? С этим пара мужиков лучше бы справилась. Оме говорил еще о каком-то условии. Как же его выпол-нить, если непонятно, что он имел в виду?
Курсы по оказанию первой помощи в свое время хорошо сдала. Я приподняла Оме, обхва-тила его руки и выпрямилась. Высокий и горячий. Ноги цепляться будут, и спину обжечь мож-но. Ничего. Дойдем. Главное – первый шаг сделать, за ним – второй, третий и пошла, пошла…
Может ли быть стыдно фейну? Почему он вдруг решил заговорить? Или как человек вспо-минает прожитую жизнь перед смертью, так и Оме? Он рассказал мне всё. От момента рожде-ния, через взросление, возмужание – к самому концу, такому внезапному, и такому логичному. Всю свою жизнь. Короткую и насыщенную.
Странно. Казалось, я прожила с Оме бок о бок всё это время – настолько хорошо я его уз-нала. Как такое могло случиться за те несколько тысяч шагов, что я сделала с ним на плечах? Не всё ли равно. Я уже не анализировала, не строила планов, слушала и поддакивала.
- Я могу спеть тебе, - кажется, Оме пытался шутить. – Тебе будет легче.
Идти и нести мужика под восемьдесят килограмм было действительно тяжело.
- Ну, спой, - придушенно сказала я, приостановившись на секунду.
Это была песня о судьбе фейна. Он живет в лесу, плавает в лодке. Иногда фейн должен уйти насовсем. Найдет ли он что-нибудь в конце пути? Ничего, кроме дождя. Но этого доста-точно…
Грустная была песня. Оме пел тяжело, не выводя мотив, а, скорее, проговаривая строки речитативом. Чем дольше он пел, тем мне становилось спокойнее и легче. Но голос слабел, про-падал, оставалось неразборчивое мычание, сквозь которое пробивались отдельные слова. И ус-талость снова сковывала мышцы. Еще три шага – и я завою. Еще два – сброшу неподъемный груз. Еще один – упаду и сдохну.
- Здесь. Клади меня, Хель.
Я не сразу сообразила, что хочет Оме, – в голове шумело – и сделала еще два шага от края поляны. Неужели дошла? Я повалилась рядом с раскаленным телом.
- Отойди. Так надо.
Оме прав. Он не может ошибаться. Я отойду. Присяду под деревом и буду просто смот-реть. Ведь можно, Оме? Ты не против?
Оме молчал. А к поляне приближалась небольшая тучка. Сверху сине-черная, набухшая влагой, а снизу – сияющая желтым золотом, подсвеченная уже опускающимся солнцем. Вот и дождик. Станет прохладнее, и Оме поправится. Ведь так?
Первая звонкая капля ударила по листу. Вторая, третья. Неспешно, со знанием дела. Я подставила ладонь и чуть не затрясла рукой, когда тяжелая капля коснулась кожи. Это не была вода. Что-то странное – то ли расплавленный металл, то ли насыщенная живыми организмами жидкость золотого цвета. Поверхность капли бурлила, взрываясь микроскопическими фонтан-чиками.
Я брезгливо стряхнула ее с ладони и посмотрела на фейна. Он уже уплыл на своей лодке в последний путь. Тихо и незаметно. И дождь провожал его.
Золотые капли ударяли по телу Оме, обнажая мышцы, смывая плоть с костей, и уходили в землю. Просто уходили, а Оме истаивал на глазах. И больше ничего. Он что – зря умер? Зря? И леса не будет, и человек погиб. Ну, да, человек. Какая разница, что он фейн, что генетически он с людьми и рядом не стоял, что его планета не входит в Земной Альянс. Всё равно для меня он – человек. Больше всего мне вдруг захотелось, чтобы он вовсе не умирал, чтобы встал, как ни в чем не бывало, подошел ко мне и обнял. А я прижмусь к его груди, обхвачу, сколько смогу, и буду слушать его сердце. Тук-тук. Тук-тук…
Я подняла голову и посмотрела на тучу. Она медленно таяла, изливая капли золотого дож-дя. Почему-то мне не хотелось, чтобы она видела, как я плачу. Да и не плакала я вовсе. Это так, упавшие с неба жгучие золотые капли.
Мне не хватало Оме. Прямо здесь и сейчас.
Последняя капля упала, и тучка растаяла. Раскаленный лес выпил ее. Можно возвращать-ся.
Взгляд на останки. Мельком, чтобы не кинуться к ним в безнадежном порыве. Поздно. Надо было раньше думать.
Но что это зеленое? Рядом с черепом? И еще, и еще… Прорастает сквозь ребра, охватыва-ет кости рук и ног, поднимает череп и тянется вверх, к белому неистовому солнцу. Почему-то веет прохладой. Ни одно растение не может расти так быстро – это противоестественно. И вспоминаются слова, которые сказал Оме: \"Поднимется лес из тела его\".
Лес рос, радовался, наливался силой, отпихивал мертвые деревья, вбирал их в себя и от-пускал уже живыми. Стволы разносились вширь и ввысь. Он ожил. Оме ожил. Пусть его уже не обнять, не заглянуть ему в глаза, чтобы увидеть там привычную усмешку. Но всё равно, это – он.
Я сделала шаг назад.
Лес добр. Но мне надо домой.
Не помню, как обратно дошла. Очнулась, когда станцию увидела и ребят, бегущих ко мне.
Они столпились вокруг меня, округлив глаза, а я только и могла, что улыбаться им. Ноги болели жутко. Хотелось присесть на камень и не вставать.
Но, наверно, я выглядела неплохо, потому что никто и не догадался предложить помощь, а все набросились с вопросами:
- Что видела, что?
Я вяло отмахнулась:
- Ничего. Всё нормально.
Тут уж и Ибрагим Самедович не утерпел:
- Вы же понимаете, Хельга Артуровна, всю значимость того, что видели? Это весьма важ-но для наших исследований на планете. Будьте добры поделиться. Я понимаю, что это дело добровольное, и что вы не обладаете достаточной квалификацией. Но любое ваше слово услы-шат специалисты, - начальник станции поднял голову и строго оглядел подчиненных, - и сде-лают определенные выводы.
Специалисты, тоже мне. Не поймут.
- Хоть что-то, что вам запомнилось? – Ибрагим уже почти упрашивал.
И против воли сорвалось с языка:
- Ничего… Оме родился… - и закусила губу.
Это моя память. Не для других. |
|
|
|
Время приёма: 09:45 03.01.2008
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев