 |
|
| |
12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
|
|
|
|
|
|
Сухúн сел в кресло, огляделся; взглядом скользнул по столу, по коробке–аквариуму: в ней копошились крошечные человечки – красные, черные, желтые. – «Башню строят, – решил почему-то, глянув на округлое строение в центре. – Люди–не люди. Игрушки? роботы?» – Крохотные существа как по команде повернули к нему головы. Он отвёл удивлённый взгляд, сухо произнёс:
– Мне нужна няня для сына.
Менеджер высокий худощавый, в сером элегантном костюме вытянулся перед ним; на губах – вежливая улыбка.
– У нас их семь. И у каждой отличный послужной список, господин… – вскинул он брови.
Сухúн протянул визитку. Обернулся на шорох за спиной: миниатюрная официантка скользнула по паркету, поставила чашку с кофе на поднос у кресла. Кинула чарующий взгляд, поплыла обратно.
– Мне нужна лучшая, – потянулся к чашке Сухúн, косо глянул на зависший в воздухе поднос: «Что его держит? Возможно, деталь из стекла или прозрачного пластика?»
– Тогда – фрау Кëхль, – улыбнулся менеджер.
– Я бы хотел познакомиться, – не отрывая взгляда от подноса, произнёс Сухúн.
– Секунду, – кивнул менеджер.
Дверь позади отворилась, Сухúн оглянулся и замер. Нянька была высокой, плечистой, крепко сложенной. Серо–голубые глаза, как две прозрачные льдинки, бесстрастно глядели на него. Тонкая щёлочка губ с едва заметной полоской помады дёрнулась в улыбке; чёрная юбка, белая кофточка, рыжие волосы собраны в замысловатый пучок. «Почему меня не оставляет чувство, что передо мной переодетый мужик?» – подумал Сухúн, повернул голову к менеджеру:
– Фрау… говорит по-русски?
– Здравствуйте, – произнесла няня: в голосе – холод, металл. – Я говорю по-русски.
«Ни-че-го себе нянька, к тому же лучшая, – вздрогнул Сухúн. – Сказала, как отрубила».
– Извините, господин… – замерла на секунду, глянула на долговязого менеджера. Тот подсказал:
– Господин Сухúн.
– Да, – кивнула няня, спросила: – Где ребенок?
– Ребенок будет в вашем распоряжении завтра, – ухмыльнулся, вспомнив о сыне. – Мальчику двенадцать, он хорошо учится, много читает. Но чрезвычайно активный, деятельный, неуравновешенный.
Няня и менеджер переглянулись, но не проронили ни слова.
«Отличный вышкол, лучший немецкий стандарт; все поняли с полуслова и не пикнули. Вопрос: сможет ли нянька справиться с Егором?» – он исподтишка глянул на неё.
– Не сомневайтесь, – произнёс менеджер. – Фрау Кëхль – лучший работник агентства. Желаете полный пансион?
– Нет, – ответил Сухин. – Я буду привозить сына утром, забирать вечером. И так пять дней. Каникулы! – он откинулся в кресле, потянулся за портсигаром. «Если она не справится с задачей, я ни копейки не заплачу агентству. Эта немка определённо не Мэри Поппинс». – Пыхнул дымом, сказал не глядя: – Включите в ежедневный распорядок иностранные языки и физические нагрузки: плаванье, бег, бокс. – Он заметил краем глаза, что фрау записывает. «Похвально! – подумал. – Пунктуальность – хорошее деловое качество».
Он привёз сына на следующее утро. Они вошли в комнату менеджера. Няня ждала их. Она сдержанно улыбнулась мальчику, представилась:
– Фрау Кëхль. Можно Фрида.
– Егор, – ответил тот, насмешливо спросил: – Как вы относитесь к восточным единоборствам, Фрида?
– Хорошо – ответила няня, – я владею ими.
Сухúн усмехнулся; наклонившись к менеджеру, тихо сказал:
– Фрау ему понравилась. Давайте покончим с формальностями.
– Мы не разочаруем вас, – улыбнулся менеджер. – К слову, не желаете записаться в экстрим–клуб?
Сухúн задумался на секунду, качнул головой:
– Нет, туго со временем. Благодарю.
Вечером он заехал за сыном. Тот выглядел уставшим, огорченным. «Переборщила», – подумал о няньке и, идя к машине, спросил:
– Фрау – кремень?
– Кремень, – кивнул Егор. – К тому же – хвастливая, – повалился на сидение, вздохнул: – Из шкуры лезет – самая, лучшая!
– Не понял, – садясь рядом, произнёс Сухúн. – Проблема в чем?
– С этикетом прокололся, – выдохнул Егор. – Подал руку королеве. О здоровье спросил. Не нужно было.
– И что? – опешил Сухúн, вытаращился на сына.
– Фрида отчитала, – выдохнул тот. – Жестко, красноречиво.
– Какая королева? Объясни толком! – вспылил Сухúн, глянул недоуменно.
– Королева Англии, папа. Мы у нее на приеме были. Ты же настаивал на изучении английского в языковой среде. Вот, – вытащил из кармана смятый билет, – тридцать семь фунтов общения.
– Да, настаивал, – прошептал Сухúн, включил зажигание. Шумно выдохнул: – И не жалею.
– Сказал – аудиенция у английской королевы, – Сухúн удивлённо вскинул брови, глянул на жену.
– Что ж в том плохого? Достойное учреждение: может позволить себе эксклюзивные экскурсии. Интересно, как он перенес полет? Это, ни много ни мало, семь часов в небе. Егор! – позвала она. – Как вы добирались до Лондона?
– Никак, – прокричал тот из гостиной. – Фрау Кëхль повела по коридору, открыла дверь, сказала: – Вы в Лондоне, дети; слева – Биг Бен.
Родители переглянулись, замерли. Прошла минута, другая. Наконец, Сухúн спросил:
– А как вернулись?
Мальчик появился на пороге, усмехнулся:
– Также. Открыли дверь, вошли в коридор. Ничего необычного. Я устал, пойду спать, – медленно побрел, кинув на ходу: – Спокойной ночи, пэрэнтс.
Сухúн вошёл в комнату менеджера, с порога спросил:
– Экскурсия в Лондон. Можно поподробнее? Что там с дверью в конце коридора?
– Не думаете же, вы, что это возможно! – пошел тот навстречу. – Специальная игровая программа, не более. – Он обезоруживающе улыбнулся: – Умелое воздействие на воображение. И королева, и прогулка в Букингемском парке – иллюзия, хорошая копия действительности.
– Я уж было подумал, – выдохнул Сухúн. – И что, все экскурсии настолько реалистичны?
– Все, – кивнул менеджер, поджал губы. – Если вы возражаете…
– Нет-нет, – остановил Сухин, – сын в восторге. Такой стимул к изучению языков. Я – за! Если честно, вы меня заинтриговали. И подумать не мог, – он протянул менеджеру руку. – Благодарю.
– Ну что вы, – смутился тот. – Я обещал.
– Да, – вспомнил Сухúн, – человечки в коробке на вашем столе.
– А-а, эти! – улыбнулся менеджер. – Гомункулы. Утерянный вид.
– Здорово! – остановил Сухина у кабинета самодовольный толстяк. – Не думал встретить тебя. Сам подвизаешься или…?
– Здравствуйте, Григорий Борисович, – деланно улыбнулся Сухúн. – С сыном. – «Черт, – раздраженно подумал: – куда ни ткнись, всюду Фëдоров – отец региона, благодетель, кормилец!»
– Похвально, – усмехнулся тот, – и я с сыном. Но подумываю о себе: программа экстрим – клуба интригует. Читал? – он обернулся, приказал телохранителю за спиной: – Дай бумаги.
Здоровяк протянул ему тоненькую папку.
– Ознакомься. Сын говорит – читать надо, это проще чем писать, – Фёдоров засмеялся, вскинул на Сухúна пронзительный взгляд. – Уловил?
– Да, – скривился тот, замер.
– Не юли, Дима, – вдруг зашептал толстяк, потянувшись к Сухину, в глазах его блеснули злые искорки, – с людьми дружить надо. Где нам дружить, как не в экстрим – клубе? Всего-то два раза в неделю. Да? – глянул недобро.
– Да, Григорий Борисович, – кивнул тот, – непременно запишусь.
– Лады! – выдохнул Фëдоров: – Я знал, ты – сообразительный. Бывай, – буркнул на прощанье, быстро пошел к выходу.
«Чертов боров», – ругнулся Сухúн, глянув ему вслед.
Сухúн пришëл загодя. Улыбчивая дежурная провела его в игровую комнату. «Убого, – подумал, оглядываясь, – десять кресел на двадцать квадратов, дверь, окно. За такие деньги могло быть поуютнее».
Он занял кресло у левого края, справа уселся Паляев – редактор местного издания, и Юзин – главврач оздоровительного комплекса «Живая вода».
Регион славился целебными водами: они приносили неиссякаемые доходы казне и личным карманам. Фёдоров «служил народу» более двадцати лет. Он создал финансово–промышленную группу, объединив в ней региональный бизнес.
Сухúн познакомился с ним, работая в областном аппарате комсомола. Фёдоров поддержал его: не подмял, не растоптал куриный бизнес. Теперь Сухина в регионе величали хозяином «Золотого петушка».
Он оглянулся: в двух шагах за спиной сидел незнакомый юноша. Невысокий, жилистый, большеголовый; в ушах – кнопки наушников, на коленях – лэптоп. Тот глянул в ответ жестко, оценивающе. «Волчонок, – пришло на ум Сухину, – одиночка».
– Привет честной компании, – ввалился Фёдоров, за ним менеджер, фрау Кëхль; придирчиво осмотрелся, констатировал: – Изба–читальня. – Выхватил взглядом незнакомца, остановился, вперился: – Кто такой? Как здесь?
Тот глянул спокойно, не вздернулся, не вскочил; представился – пояснил:
– Майк. Захотелось острого, здесь обещали.
Фёдоров выдохнул шумно:
– Джампингист? Серфингист?
– Всего понемногу, – кивнул Майк. – Риск – мое хобби.
Фёдоров покривился, пошёл к креслу; на ходу подумал: «Злой мальчишка, сильный. Вдруг чьим-нибудь сынком окажется. Гнись потом. Черт с ним, пусть озорничает на виду, перед глазами».
– Где Гвоздь? – спросил сердито. – Я ж велел! Быть должен!
– Здесь! – отозвался от двери черноволосый, высокий, ладно сшитый мужичок; хохотнул: – Набралось аж шесть экстремалов!
Сухин знал черноволосого, тот входил в узкий круг «друзей» Фёдорова. Поговаривали будто Гвоздь, владеющий сетью мастерских по ремонту авто, «подрабатывал» контрабандой автомобилей.
– Для первого раза достаточно! – оборвал его Фёдоров, кивнул менеджеру: – Начинай.
– Господа, – произнес тот, – представляем вашему вниманию программу экстрим – досуга, разработанную специалистами аналитического центра «Личность». – Он улыбнулся светло, по-детски: – Что может быть лучше игры? Только многоуровневая игра: активная, познавательная, с широкой гаммой ощущений, – он перевел взгляд на фрау. Та не успела открыть рот, Фёдоров сказал:
– Черти что! Женщина в мужской компании!
– Не беспокойтесь, господа, – мягко произнес менеджер, – фрау Кëхль работает в паре с Алексом Дорбиным. На этом уровне она – статист; роль у неё второстепенная, незначительная. Все ключевые моменты игры в руках герра Дорбина. Он подключится позднее. Если вопросов нет… – глянул на Фёдорова.
– Нет, – разрешил тот; обернулся влево–вправо, подытожил: – нас шестеро.
– Думаете, не все выживут? – сострил Гвоздь.
– Может статься! – сердито глянул Фёдоров. – Если что, за дверью мои бойцы. Семен! – позвал. Дверь открылась, вошёл здоровань, замер. – Порядок. Иди! – отмахнулся Фёдоров. И, глянув мельком на менеджера, разрешил: – Давай!
Тот вежливо поклонился, улыбнулся и пропал. Люди в комнате оторопело замерли.
– Дела… – прошептал Гвоздь, уставился на фрау, притих.
– Господа, – произнесла та, – вы в игре. Первый уровень – небо, полëт. Опасности для жизни нет. Будьте внимательны, следуйте моим указаниям. – Она сделала шаг к окну и исчезла: вместо неё на полу появилась большая чёрная птица.
– Ворон! – испуганно вскрикнул Юзин.
– Ворона, – поправил Гвоздь, – потому как баба, фрау.
– Да-а-а, – протянул Фёдоров. – Что ж теперь …– не успел договорить.
Сухúн увидел перед собой узорчатое полотно паркета, больших черных птиц. «Черт!» – выдохнул, содрогнулся.
– Господа, – произнесла птица Фрида, – следуйте за мной. – Она оттолкнулась от пола, легко взлетела. Усевшись на подоконник, обернулась, громко позвала: – Кар-р.
– Йох… – выдохнул ворон Паляев, глянул влево-вправо черными глазами-бусинами. Ворон Гвоздь потянул вперёд когтистую лапку, сделал шажок, усмехнулся:
– Мужики, отличные ж ощущения, возбуждающие! К тому же, ворон – птица умная, сильная. Зря растерялись. Если баба может…
– Заткнись! – прикрикнул Фёдоров; неуклюже переступил с лапки на лапку, спросил: – Как ты это делаешь?
– Вы, Григорий Борисович, не спеша, осторожно… – отозвался Юзин. – Сегодня ходить научимся. Завтра, даст бог, полетим.
– Господа! – крикнула Фрида, – Никаких сегодня-завтра! Взлетайте! Шажок, взмах крыльями, – подсказала, позвала: – Летим! Солнце садится. – Она махнула крылом, окно распахнулось, жестокий ветер ворвался в комнату. – За мной! – крикнула, прыгнула.
– Нет! – испугался Фёдоров. – Куда! Я только ходить научился!
Ветер дунул сильно, зло, выхватил птиц, кинул в небо. Они, раскинув крылья, порхнули вверх-вниз, вверх-вниз, в сторону.
– Чтоб вас… – закричал Фёдоров. – Ле-чу-у!
– И я, и я! – завопили вороны слева-справа.
– Красота какая! – выдохнул Гвоздь, заорал что есть мочи: – Чёрный ворон, чёрный ворон! Что ты въешься…
– Зря вы, – отозвался Майк. – Мы на чужой территории. Для птиц это важно.
– Не дрейфь, мальчик! – выкрикнул Гвоздь, – Фрау обещала: опасности – нихт.
– Господа, за мной! – крикнула Фрида, – Летим за город, к лесу.
Они полетели недружной стаей: впереди – птица Фрида, за ней – неуклюжие вóроны.
– Солнце садится! – истошно завопил Паляев. – О-о-огромное!
Все вскинулись, вытянули шеи. Большой желтовато–алый диск покатил за горизонт, блеклыми лучами заскользил по синеватому снегу, деревьям, небу. За ним поползла тьма: чёрная, беспроглядная, пугающая.
Снизу замигали огоньки, выстроившись в ровные ряды: дома, дороги, автомобили. Зачернела линия горизонта полоской леса.
– Что там? – насторожился Юзин, повернув голову к лесу. – Большая стая. Птицы!
– Господа, – прокричала Фрида, пошла на разворот, – возвращаемся.
«Поздно! – выдохнул Сухúн, глянул на птиц, шумно взметнувшихся в небо. – Спешат задать трëпку незваным гостям».
– Гра–а–а! – дружно заорал неприятельский отряд, кинулся на непрошеных.
«Главное, крылья беречь, – вдруг вспомнил Фёдоров слова ветеринара, лечившего у них старого попугая. – Выпадут перья – начнутся необратимые процессы.
И вопрос сына: – Может, усыпить?»
– Рано хороните! Перья не выпали! – закричал Фёдоров, вздыбился, взъершился.
Птицы налетели гурьбой, клевали с остервенением; шум стоял многоголосый.
Вдруг высоко, в поднебесье, раздался крик, тонкий пронзительный клекот. «Сокол», – мелькнуло в голове, царапнул леденящий холод. Нападавшие дернулись, собрались кучей, дружно отступили; помчали вниз – к лесу.
«Слава богу! – выдохнул Фёдоров. – Жив! – глянул им вслед; вспомнил вдруг: – Сокол над головой! Откуда зимой? Быть не может!» – Замолился, заныл во все горло: – Ка-а-р!
– Я чуть не облажался, – услыхал Фёдоров дрожащий голос Гвоздя. «Я тоже. Чуть» – подумал, не открывая глаз. Так было легче отстраниться от пережитого: возвращалось чувство защищённости, уверенность. – Семен! – позвал громко.
Дверь бесшумно отворилась. Возникший на пороге здоровяк, глянув на скорчившегося в кресле хозяина, спросил:
– Все в порядке, Григорий Борисович?
– Кой хрен – в порядке! – заорал тот, подскочил как гуттаперчевый, – Я тебе за что плачу? Ты где быть должен? Рядом, у жопы! Понял? Как пес, на цепи! Ежесекундно, ежеминутно. Понял?
– Понял, – вмиг вспыхнул здоровань, собрался, налился обидой.
– Пшел вон! – выдохнул Фёдоров, повалился в кресло. – Всех разгоню, уволю, – шумно вздохнул, закрыл глаза.
«Струхнул хозяин», – глянув исподтишка, подумал Гвоздь. Встал, потянулся, замер; наклонился, ткнул носком ботинка в серо – фиолетовое пятно на полу, тихо хохотнул: «Черт! Таки облажался!»
– Одного не пойму, – заныл Паляев, – почему полетели?
– Фрау ж объясняла: на первом уровне все летают, – вставился Юзин, растирая руками тело. – Больно, а следов нет; будто и не было ничего! Прав Григорий Борисович, – выдохнул, вытирая лицо рукавом пиджака. – Бог уберег! Думал: в пейнтбол поиграем или в бассейне с аквалангом поплаваем. А тут!
– Хватит ныть, – прикрикнул Фёдоров, – не впервой!
– Не впервой! – хмыкнул Гвоздь. – Но всегда кто-нибудь да прикрывал задок–передок. Здесь: сам на сам! Знал бы – с семьей попрощался.
– Успеешь, – ухмыльнулся Фёдоров; спросил: – Зачем полетели?
– Не вопрос, – откликнулся Майк. – Полет – приём мотивированного управления сознанием: выбить опору, лишить устойчивости, дать крылья, поднять в небо. Все средства хороши для достижения цели. Эволюция личности! Из навоза – в небо, из гусеницы – в бабочку.
– Эка хватили! В бабочку! – вздрогнул Юзин, сердито глянул: – Такие эксперименты могут закончиться инфарктом.
– Могут, – усмехнулся Майк, подмигнул. – Предупреждали же – игра!
– Где учишься? – спросил Фёдоров; глянул вскользь, равнодушно.
– Учился. В Кембридже, – ответил Майк.
– А по мне – чепуха все! – вставился Гвоздь. – Про сознание, про навоз, бабочку.
– Заткнись! – прикрикнул Фёдоров, повернулся к Майку: – В чем смысл? Только коротко.
– Афоризм: летать полезно для ума, – усмехнулся тот.
– Выходит, кто не летает – дурак? – хмыкнул Гвоздь.
– Как-то так! Да, – засмеялся Майк. – Вашими устами…Я только хотел сказать: большая разница, где находишься – на земле или в небе. Теперь знаете по опыту? Картинка мироощущения меняется?
– Меняется, и что? Я стал умнее? – рассердился Гвоздь, глянул на Фёдорова; помолчал. – Ну, вроде, стал. Не уверен.
– Пора домой, – Майк зевнул, закрыл компьютер: – Поздно. До свидания, – кивнул, шмыгнул за дверь.
– Согласен, ощущения сильные, – сказал Паляев. – Никогда так не боялся.
– Так ведь – смерть… – простонал Юзин. – Но фрау, фрау какова! – сердито крутнул головой, – Махнула крылом и айда! Почему на нее не напали?
– Потому как сука, – ухмыльнулся Гвоздь. – Кто ж на женщину нападает? Маньяк какой, отморозок.
– Не сука, самка, – хихикнул Паляев. – Биолог хренов!
– Один черт! – огрызнулся Гвоздь.
– Хватит болтать! – одёрнул Фёдоров, громко позвал: – Фрау!
– Здравствуйте! – появился в комнате молодцеватый мужчина в черном костюме, белой рубашке; под мышкой – планшет. Широко улыбнулся, пошел к окну, вежливо кивнул, представился: – Алекс Дорбин. – Окинул игроков взглядом: – Видел вас в игре. Боевой отряд! Не скрою – удивлен.
– Это ж мы без шашек и кóней, – усмехнулся Гвоздь. – Видели б вы нас на охоте!
– Верю, – улыбнулся Дорбин. – Я – создатель игры; рад, что вы ее пользователи.
– Так это вы выбили опору, взорвали сознание информацией? – ухмыльнулся Гвоздь.
– И не представлял, что здесь такая подготовленная аудитория. Это в корне меняет дело – нужно усложнить уровни, – произнёс он.
– Не напрягайтесь, герр Дорбин, – нерадостно глянул Фёдоров, – нас устраивает и эта доза. Да! И спустите на землю, пожалуйста
– Хорошо, – кивнул тот, – учту непременно. Что ж, господа, в пятницу вечером жду? – усмехнулся, коснулся рукой окна. Оконная рама вытянулась, превратилась в стеклянную дверь.
– Я – пас! – побледнел Юзин.
– И я! – кивнул Гвоздь. – Дела, знаете ли.
– Запишите на пятницу всех, герр Дорбин, – произнёс Фёдоров. – Всех до единого.
– Сразу в небо? Повезло! – вскликнул Егор. – Страшно было? – глянул на отца.
– Было, – ответил тот, включил зажигание.
– Кто-нибудь ранен, убит? – не унимался сын.
– Прикалываешься? – хмыкнул Сухúн.
– Почему? – удивился Егор. – В игре как в жизни: не зевай!
– Не зевай, – повторил Сухúн, подумал: «Почему не знаем правил? Было бы легче. – Усмехнулся: – Как будто в жизни легко: и правила знаем и законы». – Глянул на сына: – У тебя как?
– Класс! – улыбнулся тот, выпалил: – Мы в Вашингтоне были, в музее истории авиации и космонавтики.
– Да ну? – не поверил Сухúн.
– Фрида водила по засекреченным ангарам. Чего там только нет, папа! – Зашептал: – Я видел коробку с кнопками, серым экраном и надписью: «Мыслительная машина 1790год Дрезден». Думаешь компьютер?
– Не знаю, – ответил Сухúн, – глянуть надо. А «тарелки», корабли были?
– Одна, большая вытянутая, – затараторил Егор. – И старенькие ЛУ: управление голосом; называешь место посадки – машина просчитывает маршрут, время полета, коридоры.
– Коридоры? это что? – взглянул на сына: не фантазирует ли.
– Это сложно, – вздохнул тот, – я не разобрался.
– А ЛУ – летательное устройство?
– Да, – кивнул сын.
– Топливо? – поинтересовался Сухин. – Открыла формулу или состав?
– Ни слова, ни буквы, – вздохнул Егор.
– Ты не случайно здесь, студент. Да? – прошептал Гвоздь, подсаживаясь к Майку; глянул настороженно, остро.
– Не случайно, – ухмыльнулся тот. – Вы – физиономист!
– А то! – отвел взгляд Гвоздь, закинул ногу на ногу. – Пасешь кого? Или фольклор собираешь?
– Отбой, гараж! – хмыкнул Майк. – Стал бы я шушерой заниматься.
– Так ты фрау, Дорбина водишь? – засмеялся Гвоздь. – Зубы не попортишь?
– Обижаешь, механик! – глянул Майк зло. – Я ж не шмуглер какой.
– Ну-ну! – вскинулся Гвоздь, мотнул навстречу Фёдорову. – Драсьте, Григорий Борисович!
– И тебе того же! – огрызнулся тот. – Чего лыбишься?
– Студент из серьезной конторы оказался, – зашептал Гвоздь, прижавшись.
– Кто б сомневался, – выдохнул Фёдоров. – Присматривай, головой отвечаешь!
– Здравствуйте, господа! – Дорбин пошёл к стеклянной двери, за ним фрау Кëхль. – Второй уровень лишь косвенно связан с небом, – усмехнулся, глянув на встревоженные лица.
Он распахнул стеклянную дверь: кромешная тьма заглянула в неё. – Прошу, – шагнул в черноту, Фрида – следом.
Игроки вскочили, кинулись к двери. Фёдоров со стороны наблюдал за происходящим.
– Они – элементы игры, – вдруг сказал он, хмыкнул: – игры интересной, но непонятной. Мы так и не узнали, чего им от нас надо. Теперь это, – показал на открытую дверь. – Если игра вам дороже жизни… – вздохнул, замолчал.
Игроки замерли, напуганные словами.
– В чем опасность-то? – спросил Гвоздь, повернул к нему голову.
– Господа! Прошу! – позвал Дорбин. – Время дорого.
Все оглянулись, обмерли. Тьма расступилась, перед ними лежал новый мир. Фёдоров вскочил, пошёл к двери, остановился; спросил:
– Это Земля?
– Нет, – прокричал Дорбин; их разделяло шагов двадцать. Он стоял на сине–зелëной траве; далеко у горизонта висела жëлтая звезда, огромная, больше Солнца. Низкорослые деревья – безлистые покорёженные, от них тянулись кривые черные тени.
Фрау Кëхль стояла поодаль, вглядываясь в небо.
– Встаёт! – крикнула, повела рукой.
– Не встаёт, садится, – буркнул Юзин. – Ослепла что ли?
– Она о другой звезде говорит, – пояснил Майк. – О той, что встаёт с противоположной стороны.
– Как такое возможно? Две звезды? – не поверил Фёдоров. – Врёт, заманивает. Этот мир создали вы? – спросил у Дорбина.
– Нет, – покачал головой тот. – Эта планета реальна, находится в созвездии Тельца.
– И как зовут? – поинтересовался Фёдоров. – Имя у неё есть?
– Нет, – ответил Алекс, – люди ещё не назвали.
– Это – хи Тельца, – прочитал Майк с лэптопа. – Планета двойной звезды: голубой и золотистой. До неё более четырёхсот световых лет. Информации – три предложения, а планета вот, рядом.
– Четыреста лет? – присвистнул Гвоздь. – Это ж сколько лететь! Сколько людей помрёт и родится, пока ракетоплан при…хинится, – засмеялся громко.
– Много, – кивнул Алекс. – Но вы-то здесь!
– Зачем? В чем подвох? – насторожился Фёдоров.
– Подвоха нет, – ответил Алекс, медленно побрёл к двери. – Есть объяснение. Человечество стоит перед угрозой вымирания, земные ресурсы исчерпаны; прогнозы экологов неутешительны…
– Почему ж не трубите? – вскинулся Фёдоров.
– Трубим, – усмехнулся Алекс, остановился у двери. – Вам предлагаем, – повёл рукой. – Идёте?
– Идём, – шагнул Майк. За ним – Гвоздь, буркнул через плечо: – Дают – бери! Сколько гектаров на каждого?
– Не знаю, – рассмеялся Дорбин. – Зачем так много?
– Может, у меня семья большая, – прошептал Гвоздь; обернулся, потянул носом: – Воздух чистый, пощипывает, холодит. И дышать легко, и двигаться. А золото, нефть на планете?
– Есть, – кивнул Алекс, – и реки, моря, горы.
– Братва! – восторженно заорал Гвоздь, – Надо первыми застолбить, чтоб не отобрали! Черт! Планета не открыта.
– Не беда, – мягко ступил на траву Фёдоров, – назовём, застолбим, мы же первые. – Он оглянулся, чтобы увидеть восходящую звезду: – Маленькая, яркая, голубая. Планета неживая?
– Живая, – оглянулся Дорбин. – Все здесь!
Тысячи глаз глянули разом, со всех сторон! Из травы, воздуха, с деревьев, неба. Глянули на пришлых насторожено, зло, удивлённо. Игроки дёрнулись, скучились, застыли.
– Страх какой, мороз кожу сдирает! – выдохнул Гвоздь.
– У них только глаза или тела есть? – спросил Майк.
– И когти, и клыки, и пасти, – ответил Дорбин, пояснил, – Для первого знакомства глаз достаточно. Время, господа: звезда мала, но излучение еë опасно.
– И солнце ядовитое! – вскликнул Гвоздь, загрустил: – Жаль: нефть, золото пропадёт.
– Не печальтесь, – подтолкнула его к двери фрау Кëхль. – Раз мы дали кашу, дадим и ложку.
– А что будет, если не полетим? – глянул Фёдоров лукаво. – Не будет возможности, сил. Тогда через дверь – можно?
– Нельзя, – ответил Дорбин, заходя последним в комнату, – дверь только в игре. – Коснулся рукой, дверь исчезла.
– Зачем вы? – опешил Гвоздь. – Обещали ведь!
– Накрылась ваша мечта и надежды на спасение! – засмеялся Фёдоров. – И золото, и плодородные гектары! Знал я, все лопнет как мыльный пузырь. И обещанная манна! И хвалёная ложка!
– Зря вы! Ничто не пропало! – заверил Дорбин. – Есть и дверь, и планета! Но в реальности иначе. Сложнее.
– Опять пугаете, – прошептал Юзин, заёрзал в кресле.
– Что вы, как маленькие, – усмехнулся Майк. – Сказали же: дверь – в игре. Не в жизни.
– А яснее можешь? – вскинулся Юзин.
– Дверь за деньги не купишь! – выдохнул Майк. – Строить надо.
– И ты туда же, филосóф, – съязвил Гвоздь. – Как же – мы построим. Ты? Или я? Или… – он осёкся, глянув на Фёдорова.
– Не отчаивайтесь, – улыбнулся Дорбин. – Отложим решение до понедельника. До следующей встречи.
– Здорово, Сухúн, – распахнул Фёдоров дверь кабинета. – Уютненько у тебя, – пошёл к дивану, повалился устало. – Жди! – приказал телохранителю. Тяжело вздохнул, откинулся на спинку дивана: – Что обо всем думаешь?
– Не понял, – напрягся Сухúн.
– О фрау, Дорбине. Об экстриме, – пояснил Фёдоров.
– Думаю, они – не люди, – Сухúн глянул быстро, нервно.
– Почему? – вперился Фёдоров. – Видел что? Или знаешь?
– У них такая сила, возможности, технологии, – вспомнил рассказ сына. – Если не боги…– развёл руками, – сверхсущества!
– Какие боги, Дима! – ухмыльнулся Фёдоров. – Подумаешь, планета за дверью. Я в планетарии был: Солнце руками трогал! Надел 3D–очки, готово! Я, что, бог? – усмехнулся, помолчал, успокоился. – Это игра. Иллюзия. Нереальная реальность.
– Себя убеждаете? – прошептал Сухúн.
– Ну, ладно, пусть боги! – вскинулся Фёдоров. – Зачем здесь? Почему играют?
– Игра – приём общения, способ заставить задуматься, повести за собой, – подумал вслух Сухúн.
– Ты на кого учился? Психолог! – усмехнулся Фёдоров. – Такой дар в помете зарыл!
Сухúн покраснел, опустил глаза.
– Не сердись, – сказал Фёдоров, – я тоже интерес к жизни потерял. Каждый вечер в интернете пропадаю: про сингулярность, про черные дыры читаю. – Без перехода спросил: – Веришь, что человечеству гаплык?
– Верю, – кивнул Сухúн.
– Я думал – пугают, – выдохнул Фёдоров. – Космос мне не по карману. Буду строить подземный город: с полями, садами, заводами. Присоединяйся, Дима, – глянул на Сухина.
– Я подумаю, Григорий Борисович, – ответил тот. – Выхода-то нет.
– Здравствуйте, господа, – поздоровался Дорбин, улыбнулся. – Поговорим о планете, – вскинул руки: в воздухе появился лист бумаги и карандаш. – Мы находимся здесь, – ткнул карандашом в лист. – Планета тут, – поставил жирную точку чуть поодаль. – Как перейти с Земли на планету? – глянул озорно, весело.
– Долго и нудно лететь, – предположил Сухúн. – Не факт, что доберемся. Потому как космос – это излучение, малые небесные тела, пространственные искривления. Да что там! Космос – это смерть!
– А я бы не летел, – усмехнулся Фёдоров. – Сказали же – опасно! Искал бы дверь. Где-то она есть, раз летают к нам незваные гости. И найдя, стал бы прокладывать дороги. Прав я? – горделиво взглянул на Дорбина.
– Не совсем, – улыбнулся тот. – Будь вы незваным гостем, оставили бы хоть малую лазейку любопытным хозяевам?
– Я б не оставил! – выкрикнул Гвоздь. – Черта с два вы б нашли! С моими-то возможностями!
– Что ж остается? – погрустнел Майк. – Лететь?
– Вернемся к началу, – показал Дорбин на бумажный лист в воздухе. – Мы – здесь, планета – тут. Теперь я сложу лист, чтобы точки максимально приблизились.
– И космос так можно? – изумился Гвоздь.
– Почему нет? – усмехнулся Дорбин.
– Вспомнил! – выкрикнул Майк, – Называется – схлопывание пространства. Много писали о гипотетическом устройстве этого процесса. Сейчас, сейчас, – застучал по клавишам компьютера. – Нашел, называется струнный резонатор. Архисложная хрень!
– Сложная! – согласился Дорбин. – Но не первая модель.
– Хотите сказать, уже существует? – изумился Сухúн. – Это не опасно? Очень смахивает на сверхмощное оружие.
– Нет–нет, – закачал головой Дорбин. – не на Земле. Только в игре. Прошу: струнный резонатор первого поколения!
В воздухе зависло странное устройство: длинный светящийся стержень, на нем – кольцо из плотно прижатых кристаллов. Кольцо, вращаясь вокруг стержня, взбивало сизовато-белое облако–тор. И стержень, и кристаллическое кольцо находились в прозрачной оболочке с множеством проводов, трубочек, кнопок.
– Можно сфотографировать? – спросил Майк.
– Конечно, – улыбнулся Дорбин. – Не секрет. Стержень – излучатель мощного энергетического потока; кристаллы – резонаторы, каждый отвечает за одну строго выбранную координату пространства или времени. Направленный импульс схлопывает пространство, позволяя двум точкам максимально приблизиться. Прыжок! Вы в нужном месте.
– А кристаллы? – спросил Сухúн.
Дорбин коснулся стены, появилась стеклянная дверь. Он распахнул еë, шагнул на планету, выдернул пучок травы, вернулся в комнату. – Вот, – показал на тонкие корешки: среди комков почвы, подгнивших листьев – маленькие мутноватые кристаллики. – Они.
– О чем вы? – зашептал Гвоздь, нахмурился; спросил громче: – Кто-нибудь в ракетоплане выживет после схлопывания?
– Конечно, – усмехнулся Дорбин. – Это как в лифте: сверху – вниз, слева – направо. Изменится только пространство между этажами – схлопнется. – Он махнул – устройство исчезло.
– Полный бред, – прошептал Фёдоров; поинтересовался, кивнув на траву: – Кристалл дорогой?
– Бесценный, – Дорбин открыл дверь, выбросил траву.
– Я так понял, – сглотнул Гвоздь, ткнул рукой в сторону планеты, – там этого добра навалом!
– Навалом, – кивнул Дорбин.
– Мать честная! – зашептал Гвоздь, – я всегда знал, что вляпаюсь. Но чтоб так! Не мечтал.
– Зачем ты открыл им резонатор? – спросила Фрида, повернула голову к Дорбину: она сидела на сине–зелёной траве, на планете. – И солгал о нефти, золоте, – повела рукой. – Разве они здесь есть?
– Нет, – усмехнулся Дорбин. – У людей существует расхожее правило – познавать то, что приносит выгоду. Скажи я, что здесь живут высокоразвитые существа, управляющие всем, что их окружает, парящие как птицы, общающиеся мысленно, разве заинтересовала бы их планета? И резонатор им нужен для обогащения. А кристаллы, – он засмеялся, шагнул из комнаты на планету, – есть только на Тау в созвездии Лебедя.
Впрочем, раз ты настаиваешь, создадим в этом месте геохимическую аномалию, – развёл он руки. – От этого дерева до того куста. С огромными запасами нефти и золота. Довольна?
– Да, – кивнула Фрида. – Давай расселим их силой! Каких-то семь миллиардов человек! Работы на день. Погрузим в корабли, развезем по мирам.
– Вздор! – выдохнул Дорбин. – Задача заключалась в том, чтобы дать им крылья, бросить в небо, разорвать узы страха, расширить возможности ума. – Он поднял руку: с десяток светящихся насекомых окружили ладонь. – Замерзли? Холодно, – прошептал, глянул в небо. – Скоро утро. Светает.
– Открой им коридоры, пространственные туннели, – подсказала она.
– Хорошая идея, – улыбнулся Дорбин. – Да что там – отличная! Проведешь тренировочный полет? – глянул, прищурившись, настороженно. – Только без куража и излишнего стресса!
– Как получится, – буркнула, усмехнулась.
– Было темно, но небо синее–синее. И птиц много. Вдруг – туннель, свет… – пробормотал Гвоздь. – Открыл глаза, оказалось – сон.
– Плохой сон, – выдохнул Юзин, – туннель, свет в конце. Догадался о чем я?
– Нет, – закачал головой Гвоздь.
– Не будь дураком, – сердито глянул Фёдоров. – Такое снится мертвым людям.
– Но я-то живой! – засмеялся Гвоздь.
– Здравствуйте, господа, – Дорбин улыбнулся. – Рад видеть вас. Сегодня новый уровень, познавательный, интересный: пространственно–временные переходы, попросту – туннели.
Он увидел, как вытянулись лица людей: страх отразился в глазах. Губы немо открылись, в них затаился вопрос.
– Что-то не так? – усмехнулся, глянул на игроков. – Назовем их коридорами. Приемлемо?
– А можно … без коридоров? – спросил Фёдоров. – Без туннелей.
– Послушайте, люди, – выдохнул Дорбин; лицо его побледнело, в глазах вспыхнули яркие искорки. – Когда беда обрушится на ваши дома, ангел не вострубит! Нет! Не помчатся к Земле миллионы спасательных шлюпок со всех сторон Вселенной. И даже я не пошевелю пальцем. Знаете почему?
– Знаем! – кивнул Фёдоров, встал. – Коридор так коридор! Куда идти?
– За фрау Кëхль, – сказал Дорбин. – Она проведёт тренировочный полет.
– Прошу, господа, – позвала фрау, толкнула входную дверь, усмехнулась: – ракетоплан!
– А ну, а ну, – заторопился Гвоздь, засеменил за Фёдоровым.
Они остановились у двери. Перед ними в огромном ангаре стояло на растопыренных опорах белое овальное устройство. Внешне оно напоминало большой мяч для регби. Высокая лестница соединяла пол с округлым отверстием в корабле.
– ЛУ1, – пошла к нему Фрида, – летательное устройство: модернизированное, снабжённое совершенной системой безопасности, очень простое в использовании. В нем могут путешествовать даже мартышки, – усмехнулась, глянула косо.
– А пропеллер? Мотор где? – присел Юзин, оглядывая корабль.
– Пропеллер! – зареготал Гвоздь, – Это ж не дирижабль, док! Давайте, наконец, полетим! Очень туннель увидеть хочется.
– Коридор! – одёрнул Фёдоров. – Накаркаешь!
– Прошу в салон! Через минуту взлетаем, – позвала Фрида.
«Энтерпрайз» какой-то», – ухмыльнулся Фёдоров, прошептал Сухину: – Думаю, корабль – обучающий тренажëр.
«Черта с два, тренажëр, – подумал тот, – стала бы она церемониться с нами, гомункулами. Если не спасёмся, будем строить башню в аквариуме на еë столе». Он огляделся – в белоснежном «брюхе» корабля не было ничего кроме семи посадочных кресел.
Фрида улыбнулась, спросила:
– Всем удобно? Есть пожелания?
– Мне бы космос увидеть, – выдохнул Гвоздь, покраснел.
– Без проблем. После взлёта,– кивнула, – как только окажемся в зоне коридора. А теперь – спать!
Они не успели отреагировать на ее слова, раздался легкий зуммер, щелчок: все отключились.
– Господа! – услыхали, пробуждаясь, – Время перехода. Взгляните влево.
– Космос! – закричал Гвоздь, вскочил.
На левой панели корабля, как на большом экране появилось размытое серо-желтое пятно; оно поплыло в сторону, закрывая собой звездное небо.
– Сатурн, – пояснила фрау, – через несколько минут войдем в туннель.
– Я Сатурн только на картинке видел, – прошептал Паляев, таращась. – А эти вокруг – спутники?
– Да, – ответил Майк, – их восемнадцать. И кольца.
– Это? – изумлённо прошептал Фёдоров, ткнул пальцем в панель.
Тонкая, ярко-серебристая нить, вспыхивая и искрясь, поплыла мимо корабля.
– Последнее из колец, – пояснила фрау. – Куски льда, космическая пыль, осколки, мелочь всякая. – Показала на пульсирующее пятно в стороне от планеты: – Вход в туннель. Прошу занять посадочные места. Обзорное устройство включит экран, – нажала кнопку: корабль растворился, стал прозрачным; чёрное небо окружило со всех сторон, замерцало миллионами звезд.
«Почему Бог создал людей зашоренными, – вздохнул Фёдоров, пялясь в потолок, – открыл бы небо от рождения. Чтобы не за водкой, а за билетиком в ракетоплан толпились. И лозунг – белым по красному: Космос – дом родной! – усмехнулся криво: – Ко-не-чно! Мы б ему все небо засрали – как Землю.
– Красота, – спутал мысли Гвоздь, – так бы летел и летел. «Какое чёрное небо, будто огромный зверь: откроет звездастую пасть и проглотит с потрохами», – вздохнул, зажмурился.
– Карта точная? – занервничал Юзин. – Не заблудимся?
– Не беспокойтесь, – усмехнулась Фрида. – Компьютер запустит резонатор, выберет траекторию, сообщит об окончании путешествия. Мы в туннеле, – сказала она.
Вспыхнуло сине–фиолетовое зарево, взорвалось. Всколыхнулось небо, всплеснулось, вздрогнуло. Потекли тонкие потоки, сворачиваясь и изгибаясь. Казалось, небо стягивается в длинную разноцветную трубку.
– Схлопнулось? – прошептал Гвоздь.
– Да, – усмехнулась Фрида, – дальше – прыжок. И мы на планете.
– А женщины на планете какие? – полюбопытствовал Гвоздь, сглотнул, глянул лукаво.
Фрида усмехнулась, стрельнула взглядом, прошептала:
– Удивительные.
Вся она тотчас изменилась: тело удлинилось, стало изящным, прозрачным, светящимся. Сверкнули лиловым огнём два огромных раскосых глаза; вздрогнул рот, едва заметной щëлочкой. Высокий лоб, тонкий нос, серебристые волосы коротко острижены; пара маленьких серебристых ушек, схожих с кошачьими, торчала на макушке.
– Здравствуйте, люди, – прошелестела, улыбнулась. Повела бедром, изогнулась: брызнули сотни искр; задрожал, зазвенел воздух, пахнуло едва уловимым ароматом.
«Как я ошибался, – вздрогнул Сухúн, не отрываясь от фрау, – стопроцентная женщина! Но человеческое ей не к лицу!»
– Что оно такое? – прошептал Гвоздь, потянул носом.
– Флюиды, – усмехнулся Майк.
– Чудо какое! Дива! – выдохнул Юзин.
Его перебил звук зуммера.
– Полет окончен, – сообщил компьютер. – До свидания.
Дверь открылась; бесшумно поползла лестница, уткнулась в сине–зелëную траву.
– Господа! – услыхали они голос Дорбина. – Что замерли?
Никто не шелохнулся: все удивлённо смотрели на женщину.
– Как он здесь оказался? – нехотя повернулся к двери Фёдоров.
Метрах в десяти от корабля, едва касаясь земли, висела в воздухе стеклянная дверь. Из неё, улыбаясь, выглядывал Дорбин.
– До свидания, люди! – прошептала дúва, улыбнулась, растаяла.
– Как полет? – глянул Дорбин.
– Ну, не птица я! – горько выдохнул Фёдоров. – Не орёл! На земле мне уютнее, спокойнее.
– А мне хорошо в небе! – сказал Гвоздь, раскинул руки в стороны. – Мне Земли мало, душа простора просит, широты!
– И мне, – боязливо кивнул Юзин, помолчал, вздохнул обречённо: – как Григорию Борисовичу. Страшно!
– Да не страшно мне! – выкрикнул Фёдоров. – Боязно! Что в небе делать? Стар я!
– Точно! – отозвался Паляев. – Годы! Но фрау, фрау! – вдруг усмехнулся. – Хороша, чертовка!
– А ушки? – прыснул Юзин.
– Про ушки – разговор особый! – ухмыльнулся Гвоздь.
Дорбин удивлённо глянул на них:
– Что-то случилось в полете?
– Да-а! – ухмыльнулся Фёдоров. – Колесо жизни вращает женщина! А то – космос, космос!
– Может, нужно открыть все людям? – вернулся к разговору Майк. – Предоставить им право выбора: кому – Земля, кому – небо.
– Дело! – согласился Гвоздь. – Бюро, турагентства разные.
– Вы забыли? – отозвался Сухúн. – Дело не в людях, в Земле. Выбора нет! Бюро, агентства, – хмыкнул сердито.
– Детей, однозначно, в космос! – произнес Гвоздь.
– У тебя, Лëня, с головой беда! – рассердился Фёдоров. – Кто ж детей одних оставляет. Наставники, учителя нужны!
– Наставники есть! Не чета нам, – Гвоздь указал глазами на Дорбина. – Чему хочешь, научат, – улыбнулся, вспомнив о Фриде. – Главное, чтобы человечество сохранилось, не вымерло, не кануло в небытие. |
|
|
|
Время приёма: 20:01 18.10.2015
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев