20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.

13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.

   
 
 
    запомнить

Автор: Елена Шмидт Число символов: 14979
31. Война за мир. Предложение, от которого нельзя отказаться. Финал
Рассказ открыт для комментариев

u045 Они настоящие


    Дети бегали вокруг стола, перелетали через диван и перепрыгивали через пуфики, не обращая ни малейшего внимания на взрослую компанию. Бедная ёлка еле успевала подстраивать сенсоры и шарахалась из стороны в сторону, пугливо прижимая к себе ветки с радужными игрушками.
    Маленькая Летти выбежала из комнаты и с разгона налетела на незнакомого дядю, одиноко сидящего на веранде в кресле странной конструкции.
    - Ты кто?
    - Я? Э-э… это я, - совершенно седой мужчина, по всей видимости, не имел опыта общения с детьми.
    - Дядя Саша приехал к ба… прабабе Вале в гости, - ответил Иви, как всегда подоспевший на выручку. Он ужасно гордился тем, что был старше на целых три года.
    - А што ты один деваешь? – не унималась любопытная девочка.
    - Ну, наверное, думаю…
    - Дядя Саша – писатель, - авторитетно заявил Иви. – Бабушка говорила, что он всё придумывает.
    - Шкашки?! Пакажи шкашку, пакажи! – Летти подпрыгнула на весёлых пневмотапульках с зайчиками, забралась к незнакомому дяде на колени и выжидательно уставилась не него своими любопытными глазёнками.
    - Э-э-э… Дело в том, что я не пишу сказки. Я пишу фантастику. Наверное, это – не по-настоящему... – грустно вздохнул он, пошевелил рукой, и кресло приняло сидячее положение.
    - А ещё баба Валя говорила, что у него все долго дерутся и в конце умирают, - вставил мальчик своё веское слово.
    - Да, это невесело, когда умирают, - снова вздохнул незнакомый дядя.
    Летти серьёзно посмотрела на незнакомца, обхватила его голову обеими ручонками и тихо-тихо сказала на ухо:
    - Дядя, напиши нафтику, штобы вше были наштояшие, и штобы никто не умер.
    Не ожидая больше ничего интересного, дети убежали к столу за мороженым, а незнакомый дядя продолжал неподвижно сидеть в странном кресле. На какое-то время он задумался, мысленно посещая самые отдалённые хранилища собственных воспоминаний. Отобрал нужное. Отбросил второстепенное. Подсортировал факты, добавил эмоции, изменил акценты.
    - Никто не умер… - вздохнул он, наконец. – Оказывается это тяжело, чтобы по-настоящему.
    
    
    ***
    
    Очереди нет конца. Нескончаемая вереница скорбных лиц. Без возраста. Без пола. Они молча жмутся в узком коридорчике возле кассы, стараясь не смотреть друг на друга и не говорить лишних слов. Все слова уже сказаны, все слёзы уже выплаканы, но ещё мелькают то тут, то там белые пятнышки платков на траурном фоне, да продолжаются редкие всхлипы.
    «Эта очередь никогда не кончится», – думает про себя кассир, пытаясь хотя бы вежливым обращением сгладить последнее прости от нашего государства.
    К обеду очередь постепенно заканчивается.
    
    - Держи, Валентина, – Светка из секретного отдела хлопнула на окошко кассы стопку документов. – Десять штук – прими и распишись. «Руководителем группы» Поливанов едет.
    - Смотри не дошутись, секретка! – казначей с грустной улыбкой приняла документы, расписалась в журнале и передала обратно.
    - Да уж как-нибудь, - Светлана сунула журнал под мышку, повертелась возле зеркала в полумраке коридора, и злобно буркнула под нос. – За собой лучше присмотри, звезда…
    Злоба отразилась от тусклой, местами облупившейся поверхности старого зеркала и тонкой струйкой потянулась в окошечко кассы, проникая в каждый уголок и оседая на поверхности невидимыми хлопьями. Валя поёжилась, как будто ощутила на плечах всю её тяжесть, но тут же тряхнула головой, отгоняя прочь морок - к окошку уже кто-то подходил.
    - Солнышко наше, авансик бы в счёт командировочных!
    - Конечно, дорогой! Ордер подписал? – Валентина одарила молодого лейтенанта улыбкой.
    Она улыбалась всегда. И всем. Так было легче. Так спокойнее. Жить.
    После обеда дошла очередь и до выписки проездных. Валя со вздохом положила перед собой стопку документов.
    - Форма два - требование-накладная… на воинскую перевозку … груз 200… скоростью … за счет МВД России… от станции… отправитель… - она проговаривала вслух сухие строчки по мере заполнения, и ей казалось, что она отдаёт дань памяти совершенно незнакомым ей людям.
    В коридоре послышались топот и возня. Вопреки всем правилам дверь резко распахнулась, и внутрь буквально ввалилось несколько офицеров из разных служб. И без того маленькое помещение кассы стало ещё теснее. Начальник секретной службы, оказавшийся ближе всех к столу, выхватил из-под рук казначея стопку документов и попытался спрятать их за своей спиной. Пара листков вырвалась из общей массы на свободу, спикировала и с тихим шелестом плавно опустилась на пол.
    - Вы что? - Валентина вопросительно посмотрела на окружающих и машинально опустила взгляд на последний лист, случайно оставшийся лежать на столе. Аккуратным, ровным почерком там было вписано имя. Обыкновенное имя, каких десятки, а может и сотни. Прусов Александр Семёнович. Майор в/ч 3967. Прусов Александр. Саша. Санёк. Её муж. Строчки поплыли перед глазами, мир завертелся бешеным вихрем и резко ухнул в глубокую бездонную пропасть. Валя потеряла сознание.
    
    - Сучка Светка! Специально документы подсунула…
    - Сучка и есть, чтоб её…
    - Курва злогребучая… перехватить не успел! Вчера целый день держал у себя, а сегодня – совещание… Командир хотел её после к себе вызвать…
    - Капитан… нашатырь давай… и что у тебя там есть успокаивающее…
    - Бляха-муха… голову держи, голову… да подложи что-нибудь …
    Отдельные звуки доносились до Валентины из другого мира, медленные и тягучие. Она пыталась уловить смысл сказанного, но он всё время ускользал от её сознания и терялся в отдалённых глубинах. Здесь было хорошо. Спокойно. Возвращаться не хотелось.
    Валя открыла глаза, раздумывая, нужно ли ей это. Потолок кассы то накрывал её своей пыльно-паутинной неухоженностью, то уносился в заоблачные высоты и становился недосягаемым. От резкого запаха нашатыря, проникающего в самый мозг, она закашлялась и попыталась пошевелиться.
    - Лежи, лежи, Валюша! – над ней склонился капитан медслужбы. – Сейчас давление померяем. Укольчик сделаем, если надо…
    Манжетка стала надуваться, и Вале показалось, что напор воздуха сжимает не руку, а всю её целиком, не давая возможности ни двигаться, ни говорить, ни думать.
    
    «Гроб» привезли ближе к вечеру и до завтрашних похорон оставили в подвале под гаражом. Самое прохладное место. Валентина всё бегала вокруг и хлопотала: то хотела накрыть холодную поверхность цинкового ящика пледом, то постелить на шершавый цементный пол ковёр. Ей снова сделали укол и увели. Уехал тарахтящий «Урал», стих поднявшийся было ветер, успокоились редкие прошлогодние листья, голая ветка абрикоса перестала тревожно царапать окно. На какое-то время дом погрузился в тишину.
    Она проснулась среди ночи. Резко и тревожно. Диван скрипнул пружинами и развеял химическую пелену лекарств, клубившуюся в голове все эти дни. Валя сразу поняла, что сейчас будет делать. Не включая свет, она быстро оделась в первое, что сумела нащупать в пугающей темноте шкафа и выскользнула на улицу.
    На ощупь, по стеночке, стараясь ничем не шуметь по пути, Валентина добралась до ворот гаража. Звякнул о железо ключ, вставленный дрожащими руками в замочную скважину, гулко ухнули петли открываемой половины – Валя шагнула в тёмную амбразуру ворот и замерла, ожидая яркой вспышки света и людей, снова уводящих её отсюда. Тихо. Пахло цементной пылью и яблоками, догнивающими в деревянном ящике ещё с осени. Несколько десятков секунд растянулись целой вечностью, и Валя успела подумать о том, что они так и не сумели собрать достаточно денег на покупку машины. Несмотря на постоянные Сашины командировки, которые совершенно не окупали его отсутствия. Гараж так и стоял, местами заполненный всяким хламом, местами - гулкой пустотой необжитого пространства. Зато нашлось, куда гроб поставить…
    В горле застрял ком, и сердце забухало в груди, как будто срочно подыскивало себе новое место. Валя всхлипнула, звук эхом отразился от голых стен, заставляя вздрогнуть и в тоже время быстро собраться. Она зашла внутрь, включила над верстаком свет, лихорадочно набрала побольше инструментов, оставшихся ещё со времён строительства дома, и поспешила вниз, прижимая их к себе как самую великую ценность в мире.
    
    Первыми полетели в разные стороны короткие бруски-ручки. Один угодил в шеренгу пустых банок и брызнул осколками стекла. Запахло сосной, совсем по-новогоднему. Поперечные бруски крепились шурупами через металлическую ленту, начинающуюся где-то снизу. Валентина поняла, что не сможет ничего сделать, не перевернув этот ящик, который даже мысленно не могла назвать гробом. Напряжение достигло критической точки – она схватилась за домовину и попыталась одним рывком достичь желаемого. Неимоверное усилие рассыпалось перед глазами бегущими искорками, а внутри будто треснуло и порвалось, разливаясь по животу горячим потоком. Валя перехватила руки и со страшным грохотом бухнула ящик на другой бок.
    Горячий поток постепенно опускался всё ниже и ниже, но Валентина не обращала на это внимание. Цинк не поддавался. От досады она заплакала. Мутная пелена слёз мешала видеть. Мешала думать. Она сбегала наверх за кувалдой и с криком стала молотить по запаянной кромке металла, сбивая в кровь пальцы. На цементном полу радужным веером валялись обломанные ногти вперемешку с кровью, песком и мелкой речной галькой.
    А потом кто-то невидимой рукой стёр все краски жизни. Сплошная серость. Серые стены. Серый песок тонкой струйкой высыпа̀лся из проломленного ящика. Там был один песок.
    
    Из последних сил она пыталась подняться по лестнице. Обеими руками держась за живот, медленно, ступенька за ступенькой, переставляя ставшие вдруг неподъёмными ноги.
    К дому подъехала машина, резко сверкнув фарами. Валентина вскрикнула от неожиданности, потеряла равновесие и кубарем скатилась вниз по самому лучшему в мире абортарию, замерев на последней ступеньке. Который уже раз мир вокруг неё закружился в бешеном хороводе и мгновенно сжался в одну точку.
    Если посмотреть со стороны, можно было подумать, что она тихо, безмятежно отдыхала, опустив голову и поджав под себя ноги, если бы не красное пятно, расползающееся по её слаксам.
    
    
    - Где ты, родная?
    - Я здесь… и нигде… А где ты, любимый?
    - Я нигде… и здесь…
    - Ты со мной?
    - С тобой, родная, с тобой… и везде…
    - Но тебя нет… и я пуста, как прошлогодний орех, выклеванный вороной.
    - Нет, нет. Я здесь… и в тебе… и с тобой…
    
    
    Валентина набрала в лёгкие побольше воздуха, на какое-то время задержала дыхание, наконец, выдохнула, открыла глаза и улыбнулась. На неё смотрели такие знакомые глаза, что захотелось снова зажмуриться, чтобы наваждение не исчезло, не обмануло её тайных надежд и терзаний.
    Он не исчез. Он сидел рядом на скрипучем больничном кресле с большими колёсами. Настоящий. Живой. Что-то рассказывал, улыбался и всё время старался не отпускать её руку.
    Потом было всё. Слёзы радости. Радость обретения. И снова слёзы.
    Она пролежала в коме почти два месяца. Последние сутки возле неё просидел седой подполковник с грустными серыми глазами. Её муж.
    
    
    Луна ярко освещала пустынные улицы спящего города. С вечера плохо задёрнули шторы, и тонкий луч делил кровать на две равные половины, а часы делили время своим мерным тик-так на прошлое и будущее. Настоящее как будто растворилось. Ушло в неизвестном направлении, а в тёмных углах комнаты поселился страх. Он клубился и ширился, отвоёвывая себе всё больше пространства.
    Валентина никак не могла заснуть. Всё ворочалась и ворочалась с боку на бок. То подтыкала под себя одеяло, то переворачивала подушку, убирая из-под головы нагретую сторону. В конце концов, она встала и тихо, стараясь не шуметь, пошла на кухню. Стакан холодной воды немного охладил её разгорячённую голову, но не принёс спокойствия. Валя вернулась в спальню, нырнула под одеяло и привычно подсунула руку под Сашину подмышку, стараясь прижаться всем телом. Глаза закрылись. В полудрёме, где-то на самой границе сна и яви, пришло жуткое осознание. Она не чувствовала рядом человека. Стараясь не дышать, Валентина подняла руку чуть выше и прижала к Сашиной груди. Чуть в сторону. Ещё левее Совершенно не понимая, что делает, она схватила мужа за руку и лихорадочно стала нащупывать пульс. Свет от включённой лампы был равносилен взрыву. Валя зажмурилась. Сотни предположений вихрем закрутились в её голове, ложась на благодатную почву. Хорошо подготовленную событиями последних месяцев. Прессой, смакующей наши жизни в самых необычных ракурсах. Кинолентами. Сплетнями соседок.
    Александр пытался её успокоить. Тихо что-то говорил, гладил по голове, прижимал к себе.
    - Т-ты не настоящий… - только и смогла выдавить из себя через силу Валентина. – Кто же ты, кто?
    - Что ты, маленькая моя, ты просто не расслышала, - Саша прижал её голову к своей груди. – Что ты. Всё нормально, послушай. Ну, хочешь, я себе вены порежу, чтобы ты поняла?! Что же ты надумала?
    Валя начала понемногу успокаиваться, не переставая всхлипывать и дрожать всем телом.
    - П-правда?...
    - Глупенькая! Что же это пришло тебе в голову? - Саша взял жену на руки и стал тихонько убаюкивать. - Спи, моя родная, упокойся. Это очень трудно быть настоящим в наше время. Настоящим в поступках. Настоящим в мыслях. Просто настоящим. Я стал немного не таким, но это всё равно я. Настоящий я. Другого просто не будет… Тебе лучше не знать всё то, что теперь знаю я, но теперь мы больше никогда не расстанемся. Я тебе обещаю. Спи спокойно… Теперь всё будет хорошо.
    
    
     ***
    
    
    На столике вѝзор-кафе небрежно лежали маски погружения, а компания молодых людей продолжала спорить о просмотренном только что ѝнфо.
    - В каком древнем хранилище ты выкопал этот кристалл, Иви? Такое старьё… - разочарованно произнёс молодой человек с глазами разного цвета. - Сейчас все другое смотрят. Про альфашизотиков с лямбды Лейтена или там крабопауков с каппы Грумбриджа. А тут…
    - Ну-у-у… Интригующее название. Историческая реконструкция. Двадцатый век… Мне показалось, будет интересно посмотреть - как они там жили по-настоящему, оправдывался озадаченный таким восприятием Ирвин.
    - Что может быть интересного в истории? Фи-и… - поджала губки, переливающиеся всеми цветами радуги, одна из девушек.
    - Да, уж, повеселил, так повеселил! Одни переживания - непонятно о чём и непонятно зачем. Был он настоящим, не был – какая разница?! Скукотища. Сам-то вон за время просмотра успел даже цвет волос сменить, а говорил – интересно… - юноша осуждающе фыркнул.
    Ирвин взъерошил пятернёй густую шевелюру, и некоторое время молодые люди с интересом рассматривали удивительный цвет, который у него получился при трансформации. Такой ровный и белый-белый. Как снег на айсбергах, пригоняемых из Арктики. Ни одной тёмной волосинки.
    - Иви! Обязательно дай мне компоненты для биометрики! Это необычно… и в то же время так красиво.
    - Но я… Я ничего не делал, - Ирвин удивлённо посмотрел на окружающих. – Летти, скажи!
    - Вы ничего не поняли, - молчавшая до сих пор Николетта положила на стол руки с обломанными ногтями.
    Все дружно уставились на маленького зайчика-тамагочи, очень смешно размахивающего лапками и льющего микроскопические слёзки на большом пальце Летти. Вместе с оторванным ногтем белому пушистику снесло всю нижнюю часть с ногами. Было такое чувство, что алыми капельками крови, сочившимися из пальца, истекает сам зайчик. Николетта облизнула ранку и вздохнула.
    - Вы просто ничего не поняли. Это не вѝзор. Это и было настоящее…
    

  Время приёма: 14:13 21.01.2014

 
     
[an error occurred while processing the directive]