Грудь танцовщицы, затянутая в розовый шелк, опасно нависла над столом. Бисерные кисти, намекающие на скрывающиеся под тканью соски, гремели горохом в такт громко мяукающей флейте.
— Кого там выстрелами разбудить? — проорал Эд Синицин в сторону барной стойки. — Еще пива, и поживее, черт тя дери! Уйди, кофеварка, — охранник с силой ударил в розово-шелковый бюст и, почесав небритую синюю щеку, беззлобно добавил, — не видишь, мы на мели.
Задорно подмигнув, танцовщица, поплыла другому столику, покачивая весьма недурственными бедрами.
— Драные роботы уже везде! — проворчал Эд, потягиваясь вверх и назад, насколько позволили ему низкая мебель и крепкое, тридцатилетнее тело бойца. Он перевел глаза на компанию за собственным столиком, и потупился. Три осуждающих взгляда ему не понравились. — Я люблю людей… Ну, в смысле, если человек злится там, или радуется, это же видно.
Он поспешно засунул нос в пустую кружку. Дана Крейг, пухленькая улыбчивая девушка-техник группы «Орбис», возмущенно всплеснула ладошками:
— Эти роботы тоже умеют выражать эмоции! Посмотри, вон та девушка — она улыбается!
Крейг бесцеремонно ткнула влево: другая красавица, в сари глубокого синего цвета радушно кланялась посетителям, демонстрируя фарфоровые зубки без пауз и заминок. Карминовый полумесяц губ перерезал щеки четкой дугой, оставляя для двух симпатичных ямочек совсем немного места.
— Ага, а что она в этот момент думает? — взмахом поросшей черными волосами лапищи Эд отогнал замешкавшегося официанта. Поднос с кружками загремел: удар метала об столешницу, разбавленный стеклянным стоном разнесся на весь бар. — Может, ее тошнит от всех?
Складки ткани на животе танцовщицы задышали и вздыбились — девушка медленно гнулась назад, делая мостик. Лицо ее по-прежнему заливала радостная улыбка.
Синицын сплюнул на пол и коротко отхлебнул из покрытой царапинами и слоем жира посудины — пиво уменьшилось на треть. Опасно откинувшись на стуле, он вальяжно произнес:
— Срань в другом. Вот, к примеру, стоит напротив меня парень. Ноги расставил поудобнее, правая рука напряжена и тянется к бедру — значит, хорошей перестрелки не избежать. А с роботом хрен поймешь. Стоит себе, улыбается, а потом бац — из уха или дырки в плече в меня летит свинец, — Эд снова хлюпнул пивом и сыто рыгнул. — Правда, так хорошо, как люди, они войну вести не умеют. Знай себе, палят во все стороны, когда лучшая тактика — выждать.
Синяя и розовая плясальщица объединили усилия — в центре бара грохотали сверкающие украшения, розовые пятки и музыка.
Экран в центре столика запульсировал, замигал нулями, затем выпустил в воздух голографического Санту. Полупрозрачная голова в красном колпаке едва успела открыть рот для поздравлений, но ухоженные пальцы Кайши мгновенно нащупали кнопку. Голография с шипением растворилась. Панели в столике разошлись — перед каждым гостем появился маленький пряник в форме лошадки. Повертев угощение в руках, Кайши, встряхнул слегка тронутыми сединой кудрями, и густым, как мед, голосом произнес:
У нас на Галлее был один певец. Пел псалмы. Так чисто и красиво, а еще всегда с надрывом и разным настроением, что многие слушатели получали просветление. Вся планета съезжалась по субботам — послушать Ляйне. Поклонники и из других систем прилетали на службы. А потом узнали, что он робот — и с позором выгнали.
Техник обиженно нахмурила брови. Красилась девушка весьма своеобразно, в духе придуманных ею самой прошлых эпох, отчего брови казались похожими на двух жирных фиолетовых гусениц.
— Обидно, — Дана почти кричала, стараясь заглушить пьяные голоса братающихся посетителей бара. — Он пел, душу вкладывал — а его взяли и выгнали.
—Не он вкладывал, а драные программисты закодировали, — буркнул Эд
— Неправда! — возмутилась Дана. Она по-прежнему кричала, хотя поздравления давно утихли, и снова заиграла музыка. — Программисты научили робота петь, а настроение он создавал сам! Представляешь, как здорово он это делал – вся планета приходила по субботам!
Кайши согласился:
— Как на праздник шли!
На столик упала розово-золотая пачка сигарет — сильно измятая и пустая. Четыре пары глаз озадаченно изучили предмет, словно пытались по складкам на бочках пачки определить душевные качества бывшего владельца. Синицын не выдержал первым — он задрал голову, и промычал что-то, отдаленно похожее на приветствие. Над компанией нависала взлохмаченная голова сержанта.
— Значит так: кто хочет получить праздничные зеленые открытки, сейчас встает и идет за мной. Остальные могут продолжать занюхивать рождество пряниками. Есть работа.
***
В полуразрушенном ангаре, который «орбисы» определили себе под штаб, нестерпимо воняло кошачьей мочой. Шкафы, верстаки и даже дешевый стол при слабом свете лампы казались обтянутыми черными шерстяным пледами — плесень старательно подъедала бесхозное имущество, стирая последнюю память о хозяевах строения. Довольно прилично выглядели только пластиковые стулья, на которых разместились наемники, да еще старенькие автоны для мелких ремонтных работ, жавшиеся по пыльным углам.
Сержант покачивался из стороны в сторону, сложив руки на груди.
— Нужно сопроводить человека и груз в «Квадрант Cигма», — голос начальника группы был громкий и слегка скрипучий. — В городе Базевиа нет подходящего эскорта, а может, местная полиция слишком ленива для длинных переходов — я не проявил должного внимания к объяснениям. Наверное, от жадности. Для двоечников, рисовавших в атласе голых теток, — сержант склонился над затылком Синицына, — уточняю: Базевия и Сигма находятся на планете Первада.
Дана Крейг, методично дырявившая травинкой плесень на столешнице, встрепенулась:
— Первада? А разве не там племена воюют за независимость?
— Успешание давно закончено: племена объединили восемь лет назад, — сказал сержант, скривив тонкие губы. — Сейчас они, под надзором наблюдателей, радостно куют себе счастье. Делают керамические изоляторы для наших энергостанций, посуду, статуэтки, льют стекла. Но есть еще на планете местечки с консервативными взглядами.
Синицин, качаясь на стуле, вытащил палец из носа. Тщательно изучив обгрызенный желтый ноготь, он равнодушно погрузил руку в плесень, а затем принялся шумно обтирать почерневшие ладони об штаны.
— А что, наш клиент сильно хлипкий? — среди серо-синих камуфляжных пятен появились широкие черные полосы. — Или шишка какая – без эскорта не даже в сортир не пойдет? Подумаешь, кучка неумытых дикарей его нервирует!
—Эд! — возмутилась Дана, встряхнув головой. Убирая с лица каштановую прядь, она смущенно добавила, — не ляпни такое при клиенте!
Сержант засунул руки в карманы серых форменных брюк.
—Объясни ему, — кивнул он Кайши.
— Между Базевия и Сигма пролегают пустынные земли, лишь в двадцати километрах от пункта назначения есть небольшая зеленая зона, — монотонно начал старый наемник. — Два озера, пальмы, крошечная деревушка и вполне благовоспитанная фауна.
Синицын коротко гоготнул и уточнил:
— Никак, курорт? А бордели там есть, или обезьянами обходятся? — он обвел глазами компанию за столом, словно ища поддержки, но наткнулся на злой взгляд техника и, хмыкнув, потупился.
Кайши, словно не заметив заминки, продолжал:
— Этот курорт — пристанище племени кемкаров. Смешные ребята, только и всех видов мяса предпочитают человеческое. По слухам, умеют готовить из него добрых две сотни блюд, не считая фирменной жарки на вертеле и отваривания с листьями чемису в железнодорожных баках.
За стенами ангара протяжно, утробно и истерично завыли дикие коты — намечалась серьезная стычка.
— Людоеды, значит? — Синицын вытащил из ножен отливающий синевой кинжал и воткнул его в остатки столешницы. — Беру свои слова обратно. Блин, да наш парень точно не хлюпик. Наверняка в грузовой шлюз без доброго пинка не влезет. Понятно, отчего он так дрожит за свою тушку. Столько ценного продукта может пропасть!
— Если бы вес наших клиентов соответствовал вознаграждению, — сержант улыбнулся и поскреб мочку уха, — то в прошлый раз мы явно работали в убыток.
Кайши печально вздохнул, но промолчал. Пять тучных чиновников из администрации Каитоса находились под охраной «орбисов» неделю, но вымотали все жилы из команды, а старому наемнику досталось внимания больше всех — седина и глубокие морщины произвели на канцелярских крыс впечатление, весьма далекое от положительного. Все клиенты считали своим долгом оповещать сержанта о нежелании находиться под присмотром глубокого старика, причем говорили громко, без стеснения, в присутствии самого Кайши.
— Ладно, предварительный инструктаж можно считать законченным, — сказал сержант. Он потянулся, разгибая спину. Суставы его широких плеч так громко хрустнули, что ремонтные автоны суетливо задергали манипуляторами, и осторожно выдвинулись чуть ближе к свету.
— Дана, — обратился сержант к заскучавшей девушке, — начинай выращивать полуфабрикаты запчастей. Техновитонные огороды мне очень симпатичны, но только не под обстрелом.
— К чему, Виталий Данилович? — Крейг сосредоточенно посмотрела на вытянувшееся лицо сержанта, и вдруг прыснула смехом. — Я хотела сказать: на какую технику рассчитывать?
— Точных данных пока не знаю, — сержант быстро справился с удивлением. — Но оплата работы весьма солидная, поэтому откровенно винтажные машинки, скорее всего, нам не доверят. Поищи в сети — какие повозки популярны на Перваде? Не думаю, что местным племенам, хоть бы и успешанным, доверили больше двух-трех видов транспорта.
Вой котов усилился, затем прозвучала серия глухих ударов и шипение.
— Ненавижу,— засопела Дана. — Опять работаем вслепую.
Сержант рывком обтер тяжелую челюсть, подошел к технику и сильно сжал плечи девушки, так что та тихо ойкнула.
— Нам платят за то, что мы задаем мало вопросов, не знаем бюрократической отчетности, и не привыкли к дипломатическим попойкам с заказчиком. Мы вроде них, — Виталий Данилович громко щелкнул пальцами, приводя автонов в движение, — готовы выполнять приказы с любым градусом идиотизма. Правда, у нас есть перед роботами одно маленькое преимущество — право выбора.
— Тоже мне, право! — прошипел Синицын, пробуя пальцем остроту клинка. — С любой ладони жрем, лишь бы кормили. И нахрена нам мозги раздали?
— Человеку всегда кажется, будто он хозяин своей судьбы,— спокойно заметил Кайши. — Но это иллюзия. На самом деле, нами правят эмоции, обстоятельства, другие люди. Может быть — фатум, может быть — Бог. Но не мы сами. Не стоит сетовать на разум — холодный расчет свойственен очень немногим людям, и те из них, кто мне знаком — мало подходит под определение «человек».
— Ну, пошел языком чесать, — Эд убрал нож, и воздел глаза к потолку. — Фату какую-то приплел… Тебя, видать, на Галлее не воевать учили, а проповедовать. Что ж ты с такого теплого места убег? Сытно, сладко, паства сама кусочки в рот будет подбрасывать — лишь бы лапшу на уши им развешивали регулярно.
Тонкие, едва заметные лучи просочились сквозь щели крыши. Ночь близилась к завершению.
— Да дураков больно много развелось, — отвернувшись к стене, равнодушно сказал Кайши. — Поди, растолкуй каждому — что такое эта «фата». Утомительно. Хуже этой работы — только сковородки драить. Или в носу ковырять.
— Намекаешь, что ли? — вскинулся Синицын, но сержант одним движением вогнал парня обратно, меж оплывших от жары голубых подлокотников.
— Диспут закрыт. Всем спать. После обеда мы должны прибыть в Базилеа, бодрыми и симпатичными — ровно настолько, насколько это возможно.
***
Город сиял чистотой. Улочки, вымытые апельсиновым шампунем, чистенькие стены радостно-розового цвета, пустые урны, дышашие озоном и морской солью двери магазинчиков. Редкие прохожие вносили диссонансную ноту — темнолицые, низкорослые аборигены, одетые во все новое стремительно разбегались, как только наемники появлялись в их поле зрения.
— Благодать-то какая! — заявил Эд, вытирая о засаленную рубаху потные ладони. — Красиво, душевно, с отмытыми дикарями брататься не нужно. Подраться только не с кем.
— Подерешься у меня, — спокойно сказал сержант, поправляя форму. — Всем молчать, разговариваю я один.
Из ближайших дверей высунулась чумазая физиономия. Мальчишка сосредоточенно изучил гостей, слегка задержал взгляд на оружии — упакованный до зубов Синицын привел пацаненка в экстатическое состояние: рот у наблюдателя раскрылся, обнажая здоровенную брешь в ряду верхних зубов.
— Ваш собеседник? — фыркнула Дана, кивая на мальчишку. — Да уж, Виталий Данилович, мы лучше помолчим.
Сержант сверился с экраном коммуникатора и смущенно откашлялся.
— Парень, ты понимаешь наш язык? — буркнул он, продолжая поглядывать в карту. Пацан не отреагировал, пришлось повторить вопрос.
— Та, та, — прошепелявил наблюдатель, не отводя взгляда от автомата Синицына. — Панимай, та.
— Арипия знаешь? Где он?
Мальчишка перевел глаза на сержанта, не закрывая рта. Затем он глухо охнул, странно изогнулся, ударившись затылком об свежевыкрашенный косяк, и скрылся за дверью.
Синицын ткнул в бок улыбающегося Кайши.
— На редкость содержательная беседа вышла, — всхохотнул Эд.
— Сержант, вы уверены, что адрес верный? — пробормотал Кайши, подходя к начальнику группы и заглядывая в коммуникатор через плечо.
— Да вроде. Дана, ты карту не на базаре купила? У меня нехорошее предчувствие.
Техник открыла рот для оправданий, но дверь снова распахнулась, намного шире чем в первый раз, и на пороге появилось новое лицо. Молодой человек, одетый весьма скромно, если не знать, сколько стоит тонкая рубашка цвета песка и легкие шерстяные брюки с кантом, с модной ненавязчиво взлохмаченной стрижкой, аккуратными овальными ногтями. Он широко улыбнулся.
— Это вы будете моими спутниками? — голос был красивый, певучий. — Я Арипий. Проходите, пожалуйста.
Ни толстяком, ни заморышем клиент не был. Плечи весьма скромных размеров, сухощавое тело, длинные руки — и все же чувствовалось в этом весьма компактном обиталище души присутствие уверенной силы. Двигался Арипий мягко, кошачьими тягучими шагами, легко огибая сваленные в кучи упаковки мясных консервов, бельевые тюки и темно-зеленые виниловые мешки со вздутыми боками.
Наемники следовали молча, и лишь в гостиной, так разительно отличавшуюся от забитого вещами коридора, Синицын громко хмыкнул.
— Располагайтесь, — клиент махнул ладонью в сторону кожаных диванов в углу. Там же стоял низенький стеклянный столик с забытой на нем голубой чашкой, чуть поодаль — громоздкий оранжевый торшер с подставкой, венчающейся женской головкой. Два высоких шкафа, забитых книгами — бумажными, не современными кристаллами, замыкали композицию; было видно, что хозяин любит читать свой антиквариат прямо здесь же, возможно, попивая чай из тонкого фарфора.
— Калев, чаю гостям! — словно в насмешку, сказал клиент в темноту. С подносом, на котором пыхтел маленький чугунный чайник, появился уже знакомый мальчишка. Лицо у Калева перекосилось от злобы, а руки заметно дрожали: того и гляди обварит гостей кипятком.
— Ну-ну, мальчик, — похлопал слугу по плечу Арипий, — ступай, собери вещи.
— В школу ему пора, — сказал клиент, когда мальчишка вышел из комнаты. — А в Сигме школы нет. Когда АРСы разбомбили его дом, он спрятался под мешками с мукой у меня в сарае. Так вот и прибился, восемь лет назад. Сирота, как и многие местные дети.
— Драные роботы! — прошипел Синицын, обжигаясь душистым красным чаем.
— Не роботы начали войну, — равнодушно парировал клиент.
— А вы сами на чьей стороне воевали? — спросила Дана, и отвернулась. Вопрос был неуместен: дома, набитые антиквариатом, могли себе позволить только победители. Кайши посмотрел на техника и покачал головой.
— Увы, не воевал, — Арипий простодушно вздохнул и развел руками. — У меня другая специализация. Я психо-повар.
— Кашевар? Ничего себе профессия, — осклабился Эд. — Сытая. Вот, помню, наш повар…
— Я не просто повар, — клиент гордо вздернул подбродок. Замечание Синицына его задело. — Я психо-повар. Работаю с эмоциональным и гормональным фоном едока.
— Чо, типа диетолог? Жиртрестов уговариваете жрать ботву с удовольствием?
— Нет, делаю еду для определенного настроения, — Арипий размял пальцами воздух, словно пытался показать — как именно он делает настроение. — В Сигме ребятам трудно, у них болезнь Крейдена и подавленный дух, им нужно помочь.
Синицын осторожно поставил пустую чашку на столик: в его пальцах фарфор казался крошечным и беззащитным, как ночной мотылек.
— Чо-то я не хочу бифштекс, который будет меня заставлять пускать сопли и слезы, или наоборот, ржать, — буркнул он. — Бифштекс – только бифштекс.
— Для просто бифштекса есть кухонные автоматы, — мягко улыбнулся клиент. — А я создаю душу блюдам, так, чтобы они действительно изменяли настроение, и это, поверьте, весьма дорогое удовольствие. Кстати, мне почти не приходится делать депрессивные блюда – толку-то от них?
Сержант поднялся и скупо поблагодарил за угощение.
— Выдвигаемся. Едем на старой тачке с прицепом, — техник, услышав слово «старая» удивленно посмотрела на начальника группы, но сержант старательно избегал прямых взглядов и говорил поспешно, глотая гласные. — И практически без защитных полей — так быстрее.
Кайши медленно огладив подбородок, сказал:
— Вообще-то, не в быстрее дело. Просто акция гуманитарная, а значит – правительство экономит везде, где можно. Инвиз-блок в хорошем состоянии стоит больше, чем бронированное авто.
— А включенный на полную мощность — съедают половину бака, так что сильно не разгонишься, — запальчиво добавила Дана, возмущенная вторжением неспециалиста в ее святая святых.
— В общем, технические нюансы предлагаю обсудить на заднем дворе. Арипий, как думаете —ваши добровольные помощники закончили погрузку?
Клиент, слегка заскучавший, встрепенулся.
— Думаю, да. Пойдемте, проверим, господа.
Машина, занимавшая половину двора, вызвала сдавленный стон у Даны. Старый, хорошо потрепанный жизнью пикап, с нацарапанным на капоте неприличным словом и облупившейся на крыльях зеленой эмалью, производил довольно жалкое впечатление. Даже фургон, стоявший чуть поодаль, и в который спешно грузили коробки смущенные аборигены, смотрелся намного приличнее.
Синицын обошел фургон дважды, затем присвистнул, почесывая рукой в затылке:
— Слышь, кухарь, а ты что — везешь с собой любимый диван, а заодно и буровую установку? Этого бегемота твоя ласточка с места не стронет.
Арипий замялся. Прозрачными, как слеза младенца, глазами он смущенно смотрел, но почему-то не на Эда, а на старого Кайши.
— Ну, … там. Там много хороших витаминных продуктов, и специи, много специй, — тихо заметил он.
Синицын поправил наплечный ремень, и сплюнул в сторону.
— Со всей галактики что ли дерьмо собрал? Любой корешок можно заменить химией.
—Это непрофессионально, — тихо, но гордо произнес повар. — К тому же, настоящие специи придадут блюду особенный вкус. Не всякий отличит их звучание, но я-то буду знать, что схалтурил!
Сержант посмотрел на часы:
— Дана: глянь наскоро, что можно сделать с тачкой. Пора ехать. Время против нас.
— Во-во, пора ехать, — Синицын вытер большим пальцем губы. — Чем болтать о вкусной жрачке, лучше денежек заработать — и сожрать настоящее мясо без трепотни.
— Нет, а как ты все-таки свою жрачку делаешь? — Синицын навалился на Арипия правым боком. Повар пытался вжаться в сидение как можно глубже, однако спинка была не столь объемна, как казалась до посадки. Ветер шумел в ушах, и постоянно подбрасывал через щели в окнах то горсть песку, то сбитых с толку пустынных мух.
— Специи, точный подбор ингредиентов, — осторожно сказал повар. — Можно возбудить эндорфиновый центр, можно – дофаминовый. От этого зависит, что человек будет чувствовать – радость или тревогу.
— Фигня какая-то, — отрезал Синицын, пытаясь выгнать из кабины очередную сумасшедшую крылатку. — Если я захочу развеселиться – напьюсь.
— А если захочешь погрустить? — с интересом спросил Арипий.
— Тоже напьюсь.
— Да, это самый простой и доступный способ, — кивнул повар. — Но вредный.
— Вредно – делать технику умнее себя, — пафосно заметил Синицын и махнул рукой на кусок приборной панели, видневшейся меж плеч сержанта и Кайши. — Вот, к примеру, маршрутизатор — почему он думает, что лучше меня знает, как ехать? Очевидно же, что нужно избегать сложных трасс, раз тачка у нас дерьмовая. Вредно делать автоматический блок наведения – откуда пистолет знает, может, я передумаю стрелять? А пить – нормально.
— Мой друг как-то надрался перед боем, — сказал Кайши. Голос его звучал глухо, прерываемый посвистыванием ветра. — Патронов у нас было мало, бойцов и того меньше, и Тим сдрейфил. Наотрез отказался идти трезвым — дескать, я постоянно буду думать о припасах, а значит, не смогу нормально повоевать. А противник шел не один: кроме взвода людей, оказалось еще три робота-чистильщика. Железки были старые: лобовая броня толщиной в два рожка автомата, и уязвимые бока. Сержант отправил парня снять роботов.
— И что? — жадно уточнил Эд.
Кайши вздохнул.
— Тим сглупил. Полез в лоб, размахивая автоматом. Кричал: я не боюсь, я не боюсь, противнику нужно смотреть в лицо. После боя в нем насчитали десять вредных для здоровья дырочек.
— Данилыч, что он меня все время подначивает, а? — возмутился Синыцын. — Я ведь и по морде могу засветить. Может, он тоже робот?
Сержант оторвал правую руку от руля, и помахал ей, словно хвастаясь многочисленными бело-розовыми шрамами.
— Утихни. Кайши не робот — я бы заметил. Эту дрянь мы с ним еще на Второй Союзной вычисляли с одной пули. Дана, что за звук?
Техник наклонилась вперед, высвобождая сдавленные дверью и клиентом плечи.
— Я давно хотела сказать, но вы так гоните… Кажется, в гастерный отсек набился песок. А может, и что похуже случилось — слышите, звук асинхронный? Очевидно, что цикл Кребса не включается.
— Говори проще.
— Мотор выжирает из топлива самое вкусное, выкидывая больше половины энергосмеси с выхлопами.
— И что мы можем сделать?
— На ходу? — язвительно сказала Крейг. — Я не волшебница, сержант.
Прислушивавшийся к разговору Арипий вдруг подал голос:
— Простите, может быть, я могу помочь? Правда, кому-то придется держать меня за ноги… Ловкости и силы у меня достаточно.
Синицын хохотнул, Кайши сдержанно хмыкнул. Реакция техника не заставила себя ждать.
— Каждый мужлан мнит себя специалистом! — взвизгнула Дана, и зачастила скороговоркой, размахивая руками так, что мухи позорно удрали через щели в окнах. — Ударить, пнуть, стянуть травмированные блоки так крепко, что они взорвутся при перегрузке — вот и все, что вы можете. Технике требуется любовь, а не дебильная сила! Она как ребенок — вырастет такой, как ее воспитаешь…
— Дана! — резко сказал сержант.
Дана, перебирая пальцами скальпели и крошечные лопаты на поясе, пробормотала:
— Извините, Арипий. Никаких посторонних к внутренностям этого старичка я не пущу. Останавливаемся, Виталий Данилович.
***
Сухой, жаркий ветер гулял над равниной. Возле пикапа Дана развела бурную деятельность: высадила в песок несколько семян, похожих на крашеные чернилами куриные яйца, принялась внимательно ощупывать и оглаживать бока машины, заставляя механизм утробно икать и кашлять. В общем, занялась той самой профессионально деятельностью, которая несведущему человеку со стороны могла показаться варварским шаманством.
— Чертова техника! — бухнул Синицын, любовно протирая грязной ветошью ствол автомата.
—Почему всегда она ломается в самый ненужный момент? И вообще правительство могло бы телепортировать кухаря.
Сержант, страдавший от вынужденного безделья в тени узкого козырька фургона, мгновенно разозлился:
—Эд, телепортация стоит огромных денег. Дешевле нанять таких как мы, или ты против заработка? — резко и громко сказал он.
Синицын смущенно промямлил, нервно дергая тряпку влево и вправо, отчего темный ствол автомата покрылся слоем пыльных волосков.
— Я всегда хочу денег, но только не сейчас. Сейчас я хочу сидеть в бронированной тачке, а не приманивать людоедов.
Кайши вглядывался в горизонт. Упитанные, как образцовое овечье стадо, облака едва не задевали пузами макушки далеких деревьев.
— Не говори о людоедах – накличешь,— сказал старый наемник.
— Ничего, наш кухарь сделает им охренительно неземное рагу, и они быстро присмиреют, — нервно хохотнул Синицын, и огладил голову. — Так, повар?
Арипий ответил не сразу. Он возился с какими-то приспособлениями, часть из которых легко сошла бы за инструментарий средневекового алхимика.
— Боюсь, что смирения не получится, — в голосе клиента обнаружилась легкая грусть. Сдобренная мелодичными тягучими нотами, фраза прозвучала, как начало романса. — У людоедов необратимые изменения в психике, на которые мои чудеса не действуют.
Плечи Синицына заметно дрогнули.
— Как всегда: рассчитывать только на свои силы. Хорошо еще, у людоедов нет приличного оружия.
— Зато у них есть боевые роботы,— вмешался Кайши. — Старенькие, конечно, но техника живет дольше людей.
Синицын резко поднялся, и принялся бегать вперед-назад. Светло-болотный бронежилет, увешанный гранатами и лентами оружейных батарей, зазвенел на нем, как монисто.
— Как идиоты могут управлять техникой? — почти кричал Эд. — Им бы только пожрать.
Кайши равнодушно помахал темной ладонью над головой, описывая полукруг.
— У них сформировалось нечто вроде технорелигии. Дескать, в другой жизни они станут боевыми роботами — надо полагать, как форма защиты от вечно голодных собратьев. Они ведь и друг друга жрут иногда – когда дерутся за женщин, или просто выясняют отношения.
Сержант резко поднялся. Стена фургона, с шипением регенерацию — продавленный незамкнутый овалоид, по форме человеческой спины, не вписывался в пять принципов самосохранения, занесенных в прошивку техники.
— Кажется, нам сейчас придется выяснять отношения. Непохоже, что ребята пришли подраться за нашу единственную женщину.
Группа «орбисов» выстроилась полукругом: оборотив взгляды в сторону деревьев, наемники подняли оружие на изготовку. Клиент, взглянув на собранную и молчаливую охрану, изменил тактику: Арипий принялся резво опрокидывать в цветастое месиво, подогреваемое маленькой синей горелкой, содержимое разных пакетиков. Доставал он эти пакеты из собственных карманов, и все они казалась воистину бесконечными — и карманы, и приправы; один только взгляд на происходящее действо заворожил обернувшегося сержанта. Впрочем, медитация начальника группы была недолгой — боевые кличи кемкаров, перемежаемые выстрелами и подгоняемые жарким ветром, стремительно приближались к некстати застрявшим путникам.
И только Дана Крейг, застыв в коленопреклоненной позе, методично шептала долгие фразы над аморфными ростками будущих запчастей к пикапу, и не обращала ровным счетом никакого внимания на происходившие вокруг изменения. Она шевелила губами, пот струйками сбегал на глаза, пачкая щеки фиолетовыми каплями — техновитонные занятия требовали предельной концентрации.
***
Первое напряжение боя уже спало. Кемкары, удивленные внезапным сопротивлением, залегли в полусотне метров от «орбисов» — громкие гортанные крики становились все громче и назойливей. Очевидно было, что противник обсуждает план дальнейших действий: стоит ли бороться за такую строптивую еду, или все же уйти в безопасное, но пустое и голодное поселение. Уродливые боевые роботы, чьи спины покрывали прерывистые алые полосы, выполненные дешевой масляной краской, равнодушно бродили по простреливаемой территории и собирали урожай мертвых тел. Длинные острые клешни выбрасывались в сторону очередного бездвижного кемкара, затем нанизанный на острый выступ труп медленно проплывал над метрами окровавленного песка и падал в огромный жестяной бак. Мягкий утробный хруст и металлический скрежет — симфония, которая сопровождала минуты затишья, казалась наемникам бесконечной и отвратительно-привычной.
— Дана, мать твою, ты починишь тачку? — сказал сержант, перезаряжая автомат. Лента батарей сошла с пояса практически без звука — у нее больше не было сестер.
— Стараюсь, сержант. Но мне нужно еще час, чтобы вырастить новый катализаторный блок.
Синицын сплюнул, и обтер рваной черной перчаткой вспотевший лоб:
— За час мы тут все передохнем. Можно было бы подзарядиться от двигателя, но он, черт возьми, по уши в реанимации. Дерьмо!
—Эд, пожалуйста, заткнись, — рявкнул сержант. — А то я тебя убью первым. Достал уже ныть.
Синицын демонстративно ткнул в кучу использованных батарейных лент и, скривив лицо, отвернулся.
Кайши громко вздохнул.
— Жалко, что так все вышло. Я многого не успел сделать в жизни. Например, сходить в оперу. Псалмы это здорово, но опера, говорят, просветляет сильнее.
— Засунь свою оперу, знаешь, куда? — возмутился сержант. — Хватит мне погребальных песен. Защитное поле работает, патроны есть — что тебе, старый ты хрен, еще надо?
Кайши вяло прицелился в поднявшего голову кемкара, но опустил автомат, посмотрев на оружие с сожалением.
— Да, мне надо чуть побольше: людей, патронов, перспектив, — заметил он. — Еще час, максимум два – и поле сдохнет. А потом и мы.
— Заткнись.
— Я не хочу ждать смерти под коконом, — в полный голос сообщил Синицын. — Работают аккуратно, суки, берегут мясцо. Сожмут кольцо и дождутся, пока у нас батареи сдохнут. А потом разделают на порции, как свиней. Черт, я и не знаю, какие они на вкус – эти свиньи.
— Жалко, что все так вышло, — повторил Кайши. — Глупо. Поманили легкими деньгами: профессионалы против горстки чумазых дикарей. А дикарей-то не горстка, не банда, не полтора десятка тупых оголодавших каннибалов. Надо было послушаться жирдяев с Каитоса и осесть в кресле-качалке.
Арипий подполз к наемникам. К воротнику щеголеватой и перепачканной песком рубахи повар прижимал несколько круглых шариков с аппетитной темно-карамельной корочкой. Пахло от клиента весьма привлекательно.
— Вот, подкрепитесь. Война войной, но обедать нужно в срок. Извините, Кайши, я случайно услышал… Возраст не повод для скорби, поверьте. Мне вот тоже немало лет, но я не грущу.
На уставших, злых и перепачканных грязью лицах наемников проступило нормальное человеческое удивление. Синицын недоверчиво хмыкнул, и покрутил пальцем у виска.
Арипий усмехнулся, обводя ласковым взглядом «орбисов».
— Да-да, я знаю, как выгляжу. Время относится к моей оболочке бережнее, хотя есть ли в этом толк? Вы ешьте, ешьте — это хорошая еда.
Синицын так осторожно принял из рук повара угощение, словно ожидал взрыва.
— Что это? Надеюсь, не котлеты из мяса кемкаров?
— Нет, просто булки с овощной начинкой. Пироги. Древняя земная еда.
Гортанные крики стихли. Роботы закончили обход и вернулись на исходные позиции, перейдя в боевую трансформацию — вместо клешней выдвинулись сотни тонких, как дамские сигареты, стволов. Железные воины стреляли ЭРИ — электрорезонансными иглами, входящими в человеческое тело, как гвозди в рыхлую землю, и останавливающими одновременно биение сердца и мозговую деятельность. Запрещенное оружие во всех цивилизованных мирах. Во всех, кроме тех, где успешание проводилось на скорую руку.
Сержант осмотрел пирог и, пожав плечами, поднес ко рту.
— Больше в фургон без разрешения не лазить, — с набитым ртом, проговорил он. — Я вообще удивлен, как вам удалось подбить меня на эту авантюру со стряпней. Могли бы и не есть еще несколько часов.
— У меня дар убеждения, — не то пропел, не то промурлыкал Арипий. — К тому же, это может быть ваша последняя еда.
Кайши облизал пальцы, выпачканные масляным зеленым соком:
— Не хочу сказать ничего плохого, но типун тебе на язык, мистер.
—А вкусно, — заметил Синицын, доедая второй пирог. — Вроде травяного рагу с хлебом. И полегчало, только вот что-то прицел у меня искривился, надо исправить.
Он странно заозирался и принялся обшаривать руками воздух вокруг своей головы. Сержант и Кайши следили за ним, но взгляды были пустыми и холодными.
— Дайте камень какой-нибудь, или бутылку… розовое платье с застежкой спереди. Эй, зачем так много пуговиц? Это такой кроссворд — попробуй сними одежку, герой? Ладно, поиграем в твои игры, красотка… — истерично хохотнул Синицын, и свалился на землю, как измученное возрастом и гнилью дерево.
Сержант и Кайши рухнули молча — их изумленные взгляды дружно устремились в линзу низкого неба с пасторальными облаками. Дана опала на песок чуть позднее, успев выкрикнуть еще одну путанную фразу своим новорожденным питомцам.
Арипий встал, отряхнул колени, заправил скользкую рубашку под пояс. Медленно, мягкими крадущимися шагами, обошел группу, вглядываясь в лица, а затем стащил всех к разобранному до внутренностей пикапу. Делал он это весьма бесцеремонно — волочил обездвиженные тела за руки, за ноги, через груды ставшего ненужным оружия, и головы «орбисов» познакомились со всеми выступами на рукоятях и стволах любимых автоматов.
Зазвучали тонкие, звенящие ноты — роботы открыли стрельбу.
Арипий в последний раз осмотрел лица наемников, затем подошел к фургону и зычно произнес:
— Извините, ребята. Вы посидите здесь, в тенечке. А когда все закончится — тогда, может, скажете мне еще пару слов. Напоследок.
***
Поселок старателей, на всех мало-мальски известных картах скромно поименованный «Квадрантом Сигма», гудел, как линия высоковольтных проводов. Шумные и веселые возгласы неслись над единственно улицей — жители делились впечатлениями, по большей части, совершенно одинаковыми, однако делали это с такой энергией и вниманием, как будто всеобщая радость могла превратить бесплодные земли в кусочек рая.
— Спасибо, что не выдали, — произнес уже в десятый раз Арипий, пожимая руки «орбисам». — Извините, что так все неуклюже получилось.
— Да ладно трындеть,— отмахнулся Синицын. — Даже я скумекал: не мог ты ехать один — выдал бы себя. Роботов никто не любит. А мощно ты выл, меня аж до кишок проняло…
— Эд,— одернул Кайши. — Это была ариетта, а не вой. Только такой дурень, как ты…
— Да ясно, ясно, генриетта. Слушай, а ты всегда прешь с собой это долбанное пианино? — Синицын разглядывал повара с восхищением ребенка, впервые увидевшего восьминогого центаврианского ослика.
— В смысле, орган? — улыбаясь, переспросил Арипий. — Дурная привычка, вроде твоего пристрастия к сквернословию. Никак не могу бросить. Музыка почти всесильна: действует даже на такие помраченные рассудки, как у бедных кемкаров.
Кайши смущенно откашлялся, поправил пояс, затем сказал, тщательно пряча глаза:
— Тридцать лет назад я слышал похожий голос и похожий инструмент. Правда, наш певец исполнял не арии, а псалмы, но действовали они на людей не хуже. С окрестных планет прилетали по субботам поклонники.
— На Галлее? — Арипий, застегнув пуговицу на воротнике, гордо покрутил головой, словно предлагая оценить профиль. — Это был я. Пришлось отказать от старого имени и лица, но голос себе оставил. Жалко было улетать с такой душевной планеты, но что не сделаешь ради спокойствия людей!
— Душевной? Они же тебя выгнали! — автомат слетел с плеча сержанта, но он успел подхватить его за ремень. — Ты еще кемкаров назови душевными людьми.
— Не вижу в этом ничего противоестественного. Кемкаров просто загнали в угол, они одиноки и обижены на весь мир, такой большой, такой чужой и быстрый. Их еще можно спасти — если не моим поварским искусством, то музыкой.
— Черного кобеля не отмоешь добела, — проворчал Синицын, старательно укладывая свежие батареи в вещмешок.
Дана Крейг стояла молча, кусая губы и растирая грязными ладошками фиолетовые потеки на румяных кукольных щеках.
— О нет, люди могут меняться! — с жаром возразил Арипий. — В этом наше с вами главное отличие — вы всегда, на любом отрезке жизни можете изменить себя. Мне кажется, именно в этих изменениях и кроется неприязнь к роботам. Нам неведома судьба и фатум, вернее, они заложены в самой основе роботов. Механизму не нужно подтверждение свыше, что он все делает верно. Не нужен мотив для действия. Спокойствие, защита, поддержка — это просто слова в моей внутренней библиотеке. А вас вечно раздирают два могучих титана: нежелание меняться и сомнение в правильности поступков.
— Иными словами, мы все ищем себе программу жизни? — саркастично заметил сержант. — Хотим стать роботами?
— Я вас обидел? Извините. Досужий вымысел робота, в прошлом — певца, в настоящем — повара. В общем, не принимайте мои слова всерьез. Толку-то от них? Я старый и черствый, как рождественская лошадка.
— Опять фата какая-то, — отстраненно заметил Эд.
— Дурак, так молчи, — Кайши положил руку на плечо Синицына.
— Ну и молчу.
Арипий оглянулся на разгорающиеся золотым светом окна, подошел к Дане и вручил ей свой розовый платок.
— Вот, возьмите. Вы точно не хотите остаться? — спросил он группу тихим, заискивающим тоном, пытаясь сгладить неловкость. — У нас сегодня пир.
— Лучше проскочим сейчас, — сказал сержант.
— Пока людоеды ходят под впечатлением от концерта, — добавил Синицын.
— Ну как хотите. Машину вам дадут лучшую — я умею уговаривать.
Арипий вежливо поклонился и пошел вверх по улице: к каменному дому начальства, честью и размерами подходящего для намеченного в поселке события. Двигался он легко, мягкой, танцующей походкой; и ни жестом, ни поворотом головы не была обозначена его жалость о расставании с группой людей, с которыми его связывали несколько последних часов, неприятных и памятных одновременно.
— Лихой чувак! — авторитетно заявил Синицын. — С таким можно идти в бой.
— Не думаю, что его учили убивать, — заметил сержант, и, помолчав, добавил. — А посмотрел бы я в глаза его программисту!
— Все равно, ничего парень, — Эд обернулся и радостно всплеснул руками. — Охренеть! Ну и лимузин!
Из ворот ближайшего дома, который, казалось, полностью состоял лишь из одних жестяных заплат, вырулил огромный, сияющий свежей краской цвета фруктового мороженого, фоу-кабрилей «Питон Птолеймеа».
— Неплохая зверушка, — прерывисто выдохнул Кайши, пока пьяненький старатель освобождал от неповоротливого, похожего на большой мячик тела, переднее сиденье. — Даже в центре по пальцам пересчитать. Верно, Дана?
Техник равнодушно посмотрела на автомобиль, небрежно погладила сверкающие бока. Розовый платок выпал из ее руки и соскользнул с металла на песок. Вдруг Дана очнулась, и с ожесточением принялась втаптывать тонкую ткань в почву, словно пытаясь скрипящими и сверкающими в закатном солнце частицами пустыни уничтожить дорогой шелк.
— Больше! Никогда! Не соглашайтесь! Сержант! — прорычала Дана, и крикнула на всю улицу, — Работать с такими клиентами! Ненавижу!
Девушка бросила свое занятие и громко разрыдалась.
— Мда, а я думал — ей нравятся говорящие чайники, — удивленно протянул Синицын, и присвистнул. — Во дела! Старик, ты что-нибудь понимаешь? — он обернулся к Кайши, пытаясь на лицу наемника прочитать объяснение.
— Слезы состоят из воды и эмоций — это все, что я понимаю, — пробурчал Кайши.
Рыдания усилились: к слезам прибавилось громкое хлюпанье носом и подрагивание тела, заметная даже под бронежилетом грудь техника подпрыгивала вверх мячиками.
— Дана, в самом деле! — прикрикнул сержант. Он нервно одергивал футболку, не отводя глаз от девушки. — Что случилось?
—Никогда, никогда, никогда, — простонала девушка, и вскинула глаза. Потеки краски придали лицу Даны сходство с прилично сохранившейся мумией. Техник задышала часто и глубоко, в дерганном ритме, и это действие, очевидно, ее слегка успокоило. Когда она заговорила, голос был тихий, но ровный.
— Я не хочу работать с роботами, Виталий Данилович. Не хочу их защищать. Боюсь их.
— Боишься? — недоуменно переспросили в голос сержант и Кайши. Синыцын только хмыкнул, и принялся пристраивать вещмешки в кабину, аккурат в ноги к каждому сидению.
Поселок вздрогнул и в дальнем от «орбисов» доме включили музыку. Незатейливая мелодия о милашке, которая ждет своего парня даже без ног и денег, взлетела в догорающий закат.
Дана снова заговорила, еще тише, и было заметно, что она близка к истерике.
— Боюсь, Виталий Данилович, — сказала она. — Очень сильно боюсь. Они какие-то… настоящие. |
Рассказ открыт для комментариев