12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION

20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.

   
 
 
    запомнить

Автор: Яценко Владимир Число символов: 60000
23 Колонизация. Мыслящая машинерия. Первый тур
Рассказ открыт для комментариев

n001 Подкидыш


    

     1
    


    Внешний вид танкера только формами напоминал празднично разукрашенную посылку, которую полстолетия назад забросили к границам солнечной системы. Поверхность топливной обоймы потеряла былой глянец и цвет. Изрытый космической пылью наружный слой покрылся глубокими трещинами, а местами даже разошёлся, обнажая матовые бока цистерн. Одна из трещин проходила над лючком швартовного устройства, отблёскивая эмалью, как любопытным глазом...
    "Будто малыш из пелёнок выглядывает, - усмехнулся Руднев, и сам устыдился своей снисходительности: - Этот малыш, промчавшись по стокилометровой эстакаде гаусс-пушки, покинул Луну ещё до рождения моих родителей"!
    Он представил мрак и холод, в котором танкер провёл пятьдесят лет. И одиночество, неизбежное, как состоявшаяся встреча. "На корпусе больше сотни датчиков, - размышлял Руднев, наблюдая, как в перекрестие прицела вплывает метка приёмника швартова. - Память танкера хранит бесчисленное множество событий, которые произошли с ним за долгие годы". Как только обойма займёт своё место на корпусе планетолёта, уникальная информация сольётся в главный корабельный компьютер. Стандартная процедура... так поступают с каждой выловленной обоймой. А после перелёта мегатерабайтник заменят на новый, чистый от записей. Отработанный накопитель отвезут в ближайший информационный центр, и знания человечества пополнятся данными трёх десятков механических отшельников, встреченных "Ариадной" на пути к Урану и обратно...
    Метка приёмника прошла мимо прицела, и поползла дальше, челнок всё больше отставал от посылки, - компьютер проигнорировал возможность швартовки.
    - Корин? - обратился к компьютеру Руднев. - Почему не стрелял?
    Он только заканчивал фразу, как о том же спросили с планетолёта:
    - Какого чёрта не швартуешься, Михаил?
    Голос был мрачным и грубым. Капитан терпеть не мог швартоваться вторым заходом. А за неудачную третью попытку мог запросто оторвать голову.
    - Принимаю отчёт компьютера, - ответил Руднев.
    - Не нужно никакого отчёта. Переключайся на ручное управление и стреляй!
    Руднев перебросил тумблер управления на ручной режим, дал "самый малый" и с удовлетворением увидел, как отход причального приёмника замедлился, а потом прицел двинулся обратно к метке: теперь челнок двигался быстрее танкера.
    - Корин?
    - Да, Михаил, - равнодушно отозвался компьютер.
    - Почему не ответил на мой вопрос?
    - Капитан отменил отчёт.
    Руднев вздохнул. Спорить с корабельным интеллектом бессмысленно и глупо, "железо" не виновато, что всё понимает буквально.
    Михаил положил палец на кнопку отстрела конца лебёдки.
    - Повторяю вопрос, Корин. Почему не выстрелил конец лебёдки?
    - Датчик редуктора показывает низкую температуру масла. Дополнительное трение вращения барабана лебёдки повышает...
    Прицел как щенок к ноге прижался к метке, и Михаил нажал кнопку пуска. Щёлкнуло реле, пуская ток по соленоиду швартовки. На экране серебристая в свете прожекторов струна потянулась от челнока в сторону танкера.
    - ...вероятность промаха на двадцать процентов.
    Это и был промах. Даже на глаз было видно, что швартовочный конец двигался к посадочному гнезду чересчур медленно.
    - Для повторного запуска трос нужно вернуть на барабан, что отнимет больше времени, чем ожидание качественного прогрева лебёдки, - закончил отчёт Корин.
    - Ты промахнулся! - громыхнуло в динамике. - Руднев!
    Михаил не успел ответить: посадочное гнездо приподнялось над поверхностью цистерны, хоботом вытянулось в сторону пролетающего мимо швартова, ухватило его и вернулось на место. Всё это длилось не дольше мгновения, а через секунду Михаил засомневался: померещилось? Присмотрелся - электромагнитный якорь прочно "вклеился" в посадочное место. Автомат швартовки доложил о захвате цели и включил лебёдку на обратное вращение.
    - Директива "вторжение", - рявкнуло по наружной связи. - Извини, Руди. Мне очень жаль...
    Дёрнуло так, что Руднев виском ударился о подголовник. Ему показалось, что треснуло в затылке. Он хотел возмутиться, но вспышка на экране затмила сияние обоих прожекторов. Монитор отключился, а следом за ним умер и пульт. Руднев с ужасом пялился в чёрное пространство кабины, на плывущие фиолетовые круги, а где-то на границе зрения призрачными бутонами распускались оранжевые сполохи. Он провёл рукой перед глазами и ничего не увидел...
    Первой "проснулась" зелёная неонка перезагрузки. Потом отрапортовала "норма" система жизнеобеспечения. Помаргивая и перемигиваясь, пошли сообщения о готовности других систем.
    - Корин? - несмело позвал Руднев. Выждав минуту, повторил: - Корин!
    - Да, капитан.
    Михаил почувствовал облегчение. Но ненадолго:
    - Почему "капитан"?
    - Вы - единственный представитель команды, с которым я поддерживаю связь. До контакта с вышестоящими должностными лицами, вы - мой капитан.
    - У нас нет связи с Ариадной? - холодея от ужаса, спросил Руднев. - Почему?
    - Планетолёт обрубил концы и стартовал в аварийном режиме, - невозмутимо доложил Корин. - Директива "вторжение" - признаки чужой жизни на земном оборудовании, - требует от капитана немедленного разрыва дистанции и ухода на максимальное расстояние от захваченного чужаками объекта.
    Михаил оторвал руки от подлокотников, растёр онемевшую шею и погладил ушибленный висок. Он понял, что его бросили. В полном соответствии с требованиями руководства по борьбе за живучесть. Но законность решения капитана почему-то не успокаивала. Наверное, потому что капитан был там, в планетолёте, а Руднев остался здесь, в челноке.
    Он перевёл дыхание.
    "Кажись, всё", - было его первой мыслью.
    - Какая хрень! - произнёс он с чувством.
    Корабельный интеллект тактично промолчал.
    "Восемь миллиардов, - подумал Руднев. - Обойма пролетела восемь миллиардов километров, вошла в пояс Койпера, и, повинуясь тяготению Солнца, вернулась к Урану. Мне оставалось только прикрутить цистерны к корпусу планетолёта, и пустить горючее в топливный цикл двигателей. Но где-то на этом пути на танкер подсела тварь, из-за которой меня бросили умирать..."
    - Ты видел? - осторожно спросил Руднев.
    - Я не занимаюсь анализом видеоинформации, капитан. Но могу воспроизвести запись.
    - Да, - облизнув губы, кивнул Михаил. Шея немедленно отозвалась острой болью. Он застонал. - Воспроизведи. Только медленно. Замедли видео в четыре раза.
    Руднев заворожено следил за полётом серебристого троса. Видел, как от посадочного места по поверхности цистерны кольцами разошлись волны. Причал втянулся, а потом выплеснулся навстречу электромагнитному швартову. Видеокамера добросовестно запечатлела каждое мгновение чуда. Неудивительно, что капитан решительно увёл планетолёт подальше от неизвестности. Через час эти кадры будет смотреть вся солнечная система. Несколько суток уйдёт на принятие решения, а через полгода сцепку его челнока с чужаком, удачно имитирующим топливную цистерну, будет встречать военная эскадра где-то за орбитой Марса.
    К этому времени сам Руднев давно уже будет мёртв.
    "Ты с детства мечтал о звёздах! - сказал он себе. - Не мог ни есть, ни спать, пока не дочитаешь очередную книжку о космонавтах... Похоже, сегодня ты звёздами наешься досыта. И добавки просить не придётся..."
    - Эта штука ещё рядом? - сдавленно спросил Михаил, пытаясь справиться с подступающим ужасом.
    - Танкер с топливом в ста метрах от нас. Следует параллельным курсом.
    - Ты уверен, что это цистерны с водородом и кислородом?
    - Так записано в памяти танкера, - Михаилу показалось, что компьютер пожал плечами. - Баки полностью заправлены. Озвучить спецификацию по тоннажу и качеству?
    "Хоть бы на секунду задумался!" - с раздражением подумал Руднев.
    - Но ты же видел, что швартовка произошла нештатным образом!
    - Анализ видеоинформации в мои функции не входит.
    "Нет, так я от железки ничего не добьюсь... - подумал Михаил и удивился: - Почему я всё время называю его "железом"? Корабельный мозг на три четверти состоит из кремния. Выходит, Корин скорее камень, а не металл"?
    И рассмеялся: какая ерунда лезет в голову! Ему умирать, а тут такие "проблемы"...
    - Доложи о биоресурсе.
    - При среднем расходе: воздуха на восемнадцать часов, воды на трое суток, пищи нет, убежища от излучения нет.
    - Зачем ты рассказываешь о сутках, если у меня воздуха только на восемнадцать часов?
    - В соответствии с программой. Вопрос был о биоресурсах, а не о воздухе.
    "Ещё спорит..." - подумал Руднев.
    Он чувствовал, что сильно вспотел. Нательное бельё неприятно холодило кожу. Тошнило. Ему было тесно в стальной банке челнока. Ныла повреждённая шея, и всё сильнее болела голова.
    - Включи обзор. Хочу видеть, что делается за бортом.
    - Невозможно, - ответил Корин. - Наружные датчики уничтожены факелом планетолёта.
    "На каком же расстоянии он прошёл? - удивился Руднев. - Если бы я попал под выхлоп маршевых двигателей, то от меня бы даже пыли не осталось... Но ведь я и должен был попасть под факел!"
    Он вспомнил о толчке, едва не свернувшем ему шею:
    - С чем связан рывок? Нас что-то отодвинуло от факела!
    - Рывок был сделан в направлении троса лебёдки.
    "Трос? Значит, от факела меня отодвинул танкер?"
    - У него же нет двигателя... - сказал Михаил и замолчал.
    Если топливная обойма может поймать пролетающий мимо конец швартова, то почему бы ей не отодвинуться от факела?
    "На основании чего я решил, что это топливная обойма? - подумал Руднев, и сам себе ответил: - Если объект похож на танкер, движется по орбите танкера и находится в точке встречи с планетолётом, для которого танкер был отправлен в космос полстолетия назад, то..."
    "...то это всё-таки танкер, - вздохнув, заключил Михаил. - Такой себе продвинутый танкер, который годы скитаний в глубоком космосе посвятил размышлениям о сущности бытия и достиг в процессе самопознания немалых успехов".
    Шутки не получилось. Веселее не стало.
    Время умирать - не самая весёлая часть жизни.
    "Капитан в порядке милосердия решил меня сжечь, - размышлял Руднев. - А тварь, которая успешно прикидывается цистерной, меня спасла. Вопрос: кто из них больше похож на доброго самарянина?"
    Ему пришло в голову, что смерть от удушья в тесной одноместной кабине может затянуться, и покажется неприятным занятием. Со всем этим можно покончить быстро и без проволочек...
    - Если вся периферия сгорела, откуда знаешь, что танкер в ста метрах от нас?
    - У меня контакт со следящими системами танкера. Он полагает, что мы от него на расстоянии ста метров.
    - Включи его видео. Хочу глянуть, что от нас осталось после прохождения факела.
    - Невозможно. Протокол видеоконтроллера танкера устарел на несколько поколений. Я не могу воспользоваться его камерами.
    - Тогда я выйду, и сам посмотрю, - заявил Михаил после минуты размышлений. - Готовь шлюз, а я надену скафандр. Фонари танкера работают?
    - Да, капитан. Генератор запущен, прожекторы танкера направлены на челнок.
    "Первая хорошая новость, - подумал Руднев. - Здесь, неподалеку от орбиты Урана, "солнца" в двадцать раз меньше, чем на Земле. Чёрта с два я бы что-то разглядел без фонарей..."
    
    

    2
    


    Вопреки опасениям, наружный люк шлюза открылся легко, выход в космос прошёл буднично, без приключений. Руднев опасливо покосился в сторону потрёпанного микрометеоритными "дождями" танкера, и решил начать осмотр с челнока. Без оценки ущерба Корин не мог составить план ремонтных работ, которые должен был сделать человек, пока у него не закончится воздух.
    "Вот ещё! Последние минуты жизни тратить на какой-то дурацкий ремонт..." - сердито подумал Руднев, но в душе согласился с компьютером: без помощи человека челнок может не дотянуть до Марса. И трупу самого Руднева придётся вечно скитаться в космосе без всякой надежды когда-нибудь добраться до кладбища.
    Михаил представил, как его труп самостоятельно пробирается к могиле, и против воли усмехнулся, а потом засмеялся во весь голос.
    - Смех увеличивает расход воздуха, - укоризненно напомнил Корин. - Разумнее, сдерживать дыхание.
    - А мне кажется неразумным помогать тебе с ремонтом, - ответил Руднев. - Почему бы мне не разгерметизировать скафандр и не покончить со всем этим?
    Корин пренебрёг его малодушием:
    - Прежде всего - состояние лебёдки. Контакт с окружающим миром у меня только через рецепторы танкера: по швартову через лебёдку. Если эта связь прервётся, я окончательно ослепну и ничего не смогу сделать.
    - Будто ты зрячим что-то можешь, - проворчал Руднев.
    Но спорить не стал: отвернулся от слепящих прожекторов и поплыл вдоль борта челнока к швартовному устройству. Поначалу ему было сильно не по себе. Спина казалась голой и уязвимой. Воображение рисовало прорастающий из корпуса цистерны хобот, который тянется к нему, к Михаилу, чтобы схватить и навеки припечатать к своей морщинистой поверхности... но бедственное состояние челнока вскоре отвлекло его от тревожных фантазий.
    Антенны и ажурные причальные кронштейны были оплавлены, они казались съежившимися и поникшими. Обшивка термоизоляции клочьями топорщилась навстречу прожекторам, и Рудневу не хотелось заглядывать на другую, неосвещённую сторону челнока, которая, судя по всему, пострадала ещё больше.
    Он подлетел к лебёдке и убедился, что за контакт с танкером Корин опасался не напрасно. Швартовное устройство едва не вырвало с "мясом": один из болтов остался без головки, и ушко крепления соскочило со шпильки. Второй ещё "держал", но, скорее по недоразумению, чем из-за каких-то конструктивных особенностей. Сигнальный кабель, вплетенный в швартовный трос, опасно оголился. Его можно было порвать руками.
    Михаил потрогал согнутую платформу барабана лебёдки и попытался её выпрямить.
    - Армированная сталь, - напомнил Корин. - Кувалдой не разогнёшь.
    - Кувалдой? - подозрительно переспросил Руднев, неприятно поражённый неожиданным оборотом речи компьютера. Немного подумал, и поразился ещё больше: - Ты меня видишь?
    - Нет, капитан, - ответил Корин. - Вас я не вижу. Но могу наблюдать за вашими действиями. Видеокамера на скафандре.
    "Верно! - смутился Руднев. - Что-то я туго соображаю..."
    Он облетел челнок кругом и понял, что "факельную" сторону нельзя обращать к Солнцу ни при каких обстоятельствах.
    - Приступаю к осмотру танкера, - заявил он, стараясь голосом подчеркнуть свою инициативу, отвернулся от изуродованного пламенем челнока и подлетел к танкеру.
    Это была обычная обойма топливных баков. Десятками тысяч их забрасывали в космос: перед планетолётами и вслед им. Топливо, воздух, пища... Главная проблема космонавигации, со времён Циолковского обязывающая ракету тратить львиную часть топлива на перевозку самого топлива, была решена. Экипажи ловили цистерны, заменяли ими опустевшие баки и летели дальше на малой тяге... впрочем, если система охлаждения работала исправно, тяга могла быть и большой. Всё зависело от сценария полёта, который разрабатывался задолго до начала экспедиции.
    Стартовая скорость подкидышей была ограничена только мощностью гаусс-пушки, а практических ограничений по мощности не существовало: Луна купалась в океане солнечной энергии. Если наш мир и вправду создавал Господь, то Луну он придумал специально для строительства электромагнитных катапульт: удобный для возведения эстакад рельеф и удачное вращение пращи Земля-Луна позволяли без труда "попасть" танкером в любую точку солнечной системы с заданным вектором скорости.
    Журналисты в порыве романтического восторга называли танкеры "лошадьми цивилизации". Что, в общем-то, было недалеко от истины. От космонавтов требовалось только придерживаться графика полёта, чтобы либо догонять "лошадку", либо дожидаться её подлёта. Разумеется, ошибки исключались: неосторожное ускорение или неправильная ориентация двигателей приводили к уходу корабля с расчётной траектории. А это означало не только сложности сближения со следующим танкером, но и возможность утери всей трассирующей рассылки. Такой ситуации экипажи страшились больше лучевой атаки, а потому ошибались редко.
    Двигаясь по расчётным траекториям, пустые канистры приближались к Солнцу, и между орбитами Земли и Венеры подкидышей отлавливали специальные службы, которые буксировали отработанные обоймы обратно к Луне. После небольшого ремонта их заправляли, устанавливали на тележке эстакады и возвращали в топливооборот солнечной системы.
    Так что все внешние планеты вплоть до Урана в течение двух десятков лет оказались в пределах досягаемости человека. С Нептуном и Плутоном оказалось сложнее. Для возвращения планетолётов "лошадок" нужно было забрасывать в самый центр пояса Койпера, а там они частенько терялись.
    - Капитан? - привёл Руднева в чувство голос Корина. - У вас всё в порядке?
    - Да, - вздохнул Руднев. - Через семнадцать часов я умру. Всё остальное - полный порядок, не сомневайся.
    Он был у самого борта танкера и смотрел, как из крохотной дюзы вылетает ледовая крошка. Здесь, в тени, льдинки были едва заметны, но, попадая на свет прожектора, градины вспыхивали голубоватыми язычками пламени, чтобы через секунду навсегда раствориться в сиянии звёзд.
    "Генератор, - подумал Руднев. - Внутри танкера работает микрогорелка, в которой сгорает водород в кислороде. Раскалённый пар вращает турбину генератора, которая даёт электричество прожекторам и подзаряжает аккумуляторы. Вода, без которой я бы умер от жажды через неделю, свободно улетает в космос... - сердце сбилось с ритма и застучало сильнее. - Но что мешает собрать этот лёд и загрузить его в челнок?"
    У него перехватило дыхание. Рудневу показалось, что он нащупал верный ход рассуждений, который мог помочь вернуться к жизни.
    "Точно так же, как я только что решил проблему с водой, нужно решать и проблему с воздухом..."
    - Капитан?
    - Заткнись! - закричал Михаил в ужасе, что лучик надежды исчезнет, пропадёт, увязнет в бесполезной болтовне с компьютером. - Умоляю тебя, замолкни. Я думаю!
    "Рядом со мной всё необходимое: водород и кислород. Горение водорода в кислороде даст мне воду. Остаётся только придумать, как использовать для дыхания кислород из топливной цистерны".
    - У вас мало времени, капитан, - кротко заметил Корин. - Вам некогда думать. Нужно "посадить" челнок на танкер и подключить цистерны к топливной системе. Тогда я смогу привести сцепку к Земле. Люди должны знать о новой форме жизни...
    - В цистерне сто тонн жидкого кислорода, - перебил его Руднев. - Почему я не могу использовать его для дыхания?
    - Потому что воздух - это не только кислород. Даже если перевести жидкую фазу в газ... даже если подогреть этот газ до приемлемых температур... в кабине начнёт накапливаться двуокись углерода. У вас нет регенератора, который бы отсеивал углекислоту.
    - Мы можем сбрасывать излишек углекислого газа за борт.
    - Но мы не можем его выделить. Следовательно, сбрасывать углекислоту придётся вместе с азотом. Это приведёт к повышению содержания кислорода и кислородному отравлению: тахикардия, судороги, смерть.
    Вот оно! Руднев захотел провести ладонью по лицу, но перчатка скафандра лишь стукнула о стекло шлёма.
    - Получается, проблема не в кислороде, которого избыток, - он подставил ладонь под очередную градину, - а в азоте? Но если вместо азота использовать водород и непрерывно обновлять дыхательную смесь: отработанную, с высоким содержанием углекислоты, сбрасывать за борт, а свежую добавлять из танкера, я смогу дышать?
    Корин молчал секунду, потом другую.
    - Это возможно. Такая дыхательная смесь называется гидроксом, и с ней экспериментировал Лавуазье. Но это гремучий газ! Электрические схемы челнока не рассчитаны на работу в такой атмосфере. Две сотни открытых переключателей. Единственная искра и мы погибнем!
    "Мы?" - устало подумал Руднев, но возражать не стал. Случайный оборот речи компьютера - результат долгих настроек речевого фильтра, порадовал, будто компьютер и вправду сочувствовал человеку.
    - Можно увеличить давление. Рассчитай условия, при которых водородная смесь уже безопасна, но парциальное давление кислорода всё ещё обеспечивает нормальный газообмен в лёгких.
    - Четыре атмосферы, - немедленно ответил Корин. - Девяносто шесть частей водорода и четыре части кислорода. Но это не решает проблемы воды и пищи!
    - Вот моя вода, - твёрдо сказал Руднев, показывая рукой на шлейф сверкающих гранул льда. - Я направлю поток градин от генератора танкера к нам в шлюз, и время от времени буду перемещать лёд в кабину. Заодно получим необходимое охлаждение челнока во время продолжительной работы двигателя.
    - Пищу тоже будем добывать из топливных баков? - спросил Корин.
    "Какие мозги, такие и шутки, - подумал Руднев, - каменные!"
    - Нет, - сказал он. - Буду голодать. Ещё вопросы?
    - Туалет, джакузи, баня?
    - Памперсы!
    - Памперсы нужно менять. У нас только три комплекта.
    - Обойдусь вакуумной сушкой. Сушилку поставлю там же, в шлюзе. И хватит об этом. К Земле пойдём на непрерывной тяге. Это не должно занять много времени.
    - Недельный переход до орбиты Марса, - дал мгновенный ответ Корин. - Быстрее не получится, чтобы не рисковать двигателем.
    - Прекрасно! - Руднев даже улыбнулся. - Семь дней без еды - не самый великий пост. Кроме того, есть аптечка. Подберёшь анальгетик, чтобы я легче переносил голод.
    - Для снятия болей желудка медикаменты вам не понадобятся.
    - Почему?
    - Потому что под таким давлением на вторые-третьи сутки начнётся водородное отравление.
    - Симптомы?
    - Сродни действию психотропных препаратов. Что-то вроде ЛСД.
    "Что ещё за "лсд"? - затаил дыхание Руднев.
    Пока смерть казалась неизбежной, он как-то не особенно волновался. Но теперь, когда спасение казалось реальностью, возможность неудачи его страшила.
    - Но это не смертельно?
    - Трудно сказать. Все пользователи ЛСД давно умерли. Большей частью от старости.
    - Вот и хорошо, - перевёл дух Руднев. - Главное, не забыть установить пиропатроны на все кронштейны жёсткой сцепки. Не исключено опасное сближение. А с массой танкера маневрирование может стать проблемой.
    - Но мы не можем потерять танкер! - забеспокоился Корин. - Изучение внеземной формы жизни...
    - ...важнее моего здоровья? - неприветливо перебил его Руднев. - Ты уверен?
    К немалому облегчению Руднева на этот раз компьютер думал не меньше минуты.
    - Нет, - признал Корин. - Я в этом не уверен. Но моя неуверенность не может служить руководством к действию. К примеру, я не уверен, что танкер позволит стать с ним в жёсткую сцепку. Это же не значит, что мы не попытаемся пришвартоваться?
    - Если бы он не хотел швартоваться, то не ловил бы швартов...
    

    3
    

Вопреки опасениям, следующие пятнадцать часов танкер оставался самой обычной связкой цистерн: безмолвной и неподвижной горой из топлива и стали.
    Единственная лебёдка челнока была неисправна, поэтому пришлось воспользоваться швартовными механизмами подкидыша. Корин управлял двигателями барабанов, а Руднев подтягивал тросы к челноку и крепил концы. Завершающий этап показался зрелищным: Корин, поочерёдно запуская лебёдки танкера, подтянул к нему челнок и с поразительной точностью завёл его в портик. Это мог сделать и Руднев, - в перчатки скафандра были зашиты джойстики, которыми человек мог сам управлять механизмами. Но Михаил подумал, что Корин с этой задачей справится лучше, и был рад, что не ошибся.
    Следующий час Руднев брал на болты крепления жёсткой швартовки, вставляя в каждое крепление пиропатрон и проверяя радиосвязь зажигания с компьютером челнока. Потом он настраивал ресивер для приготовления гидрокса, а после - разбирал топливные шланги и тянул сигнальные концы перепускных клапанов к наружному интерфейсу челнока. Много времени ушло на замену устаревшего видеоконтроллера топливной обоймы, чтобы Корин мог пользоваться наблюдательными системами танкера. Работа в открытом космосе была коньком Руднева, но электрические контакты плат были слишком малы для перчаток скафандра, так что пришлось повозиться.
    Когда, казалось, работа была окончена, Корин напомнил о своих расплавленных антеннах. Если их не восстановить, после отхода от танкера челнок вновь станет слепым, глухим и немым, - не лучшие качества, чтобы звать на помощь, да и, вообще, куда-то двигаться.
    - Я устал, - признался Руднев. - Я должен вернуться в челнок. Мне нужно отдохнуть. 
    - У вас нет на это времени, капитан, - возразил Корин. - Воздуха остаётся на три часа. Если вы вернётесь в челнок, а потом выйдете оттуда, то шлюзование убьёт треть оставшейся у вас атмосферы.
    - Тогда я сделаю эту работу после того, как перейду на гидрокс.
    - Невозможно. Мы поднимем давление. Скафандр не рассчитан на такие условия. Его раздует. Вы не сможете выйти из шлюза.
    - Значит, снизим давление.
    - Декомпрессия займёт время... Не капризничай, Руди. Ты отлично знаешь, что за тебя эту работу никто не сделает. И выполнить её нужно именно сейчас. Или умереть. Выбор за тобой.
    Михаил так устал, что даже не обратил внимания на новую форму обращения. Превозмогая темноту в глазах и боль в шее, которая становилась нестерпимой, Руднев вернулся к челноку и поплыл вдоль борта, поправляя или переустанавливая датчики по командам компьютера. Танкер его уже не пугал. Усталость брала своё. Сил на фантазии и страхи не хватало.
    После тестирования антенного поля, он снимал термоизоляцию с танкера и укрывал ею челнок. А когда уже входил в шлюз, вдруг выяснилось, что струя льда плывёт мимо люка. И опять пришлось выходить, настраивать, прикручивать...
    "Наверное, это лучший способ уйти из жизни, - затравленно думал Руднев, стаскивая скафандр, - устать так, чтобы не осталось сил на пробуждение".
    Он уютно устроился в кресле. Ещё раз пожаловался Корину на боль в шее и мгновенно уснул, не забыв, впрочем, пристегнуться ремнями, - компьютер с минуты на минуту должен был запустить двигатели.
    

    ***

Пробуждение было тяжёлым. Болела шея. Кружилась голова. Сердце стучало тяжело и неровно. Эти удары болезненно разносились по всему телу. Вдобавок, Руднев опять вспотел. Было холодно и сильно першило в горле. Он закашлялся и окончательно проснулся.
    - Как чувствуешь? - вежливо спросил Корин.
    - Отвратительно, - через силу выдохнул Руднев и тут же насторожился, несколько раз кашлянул и сказал, прислушиваясь к дивному фальцету: - Раз, раз, раз...
    - Повышенное давление, - завидным басом пояснил Корин. - И водород вместо тяжёлого азота. До возврата к нормальной атмосфере теперь это твой голос. Привыкай.
    - Но ты-то говоришь нормальным голосом!
    - Потому что могу регулировать свои голосовые резонаторы, - пояснил Корин. - Если хочешь, могу вернуться к обычным частотам...
    Последнюю фразу он пропищал.
    - Лучше? - мультяшным голосом спросил компьютер. - Как думаешь?
    Думал Руднев плохо. И ещё хуже себя чувствовал.
    - Сухо во рту, - прочирикал он. - И боли в груди.
    - Похоже на лёгочную форму кислородного отравления, - поставил диагноз компьютер, - сейчас убавлю.
    - Верни себе нормальный голос, - попросил Руднев. - Я постараюсь молчать, и буду думать, что у нас всё в порядке.
    - У нас и так всё в порядке, - мужественным басом заверил Корин. - Переход на гидрокс прошёл успешно. Пока ты спал, я обесточил кабину и плавно поднял давление.
    - Похоже, твоя "успешность" встала у меня поперёк горла.
    - Главное, что не поперёк уха, - резонно заметил Корин. - Я следил за тобой. И приостанавливал подъём давления, как только ты начинал зевать. Открой аптечку. Я набросал тебе несколько таблеток и анестетик. Укол желательно сделать в основание шеи.
    - Сколько я спал?
    - Десять часов.
    - А как там наш приятель?
    - Приятель?
    - Троянский конь. Танкер больше не дёргался?
    Руднев открыл аптечку и неприятно поразился виду выплывающих оттуда таблеток и одноразового шприца.
    - Нет. Танкер больше не дёргался.
    - А почему невесомость? - холодея от ужаса, спросил Руднев. - Что-то с топливом?
    - С топливом - порядок! - заверил Корин. - Проблемы с реперами. Я не знаю, в каком направлении запускать тягу.
    - Поясни.
    - Выработка оптики. Пыль убивала не только корпус, но и объективы танкера. Помутнение не позволяет определить положение реперных светил с приемлемой для расчётов точностью. Без реперов я не знаю, куда лететь.
    - Зачем тебе реперы? - возмутился Руднев. - У тебя же есть программа, которая в реальном времени моделирует положение планет.
    - Программа есть, но мне неизвестно точное время. Выхлоп маршевых двигателей Ариадны привёл к перезагрузке системы. Я потерял исходники положения и стартовый отсчёт времени. Теперь я не знаю, ни нашей позиции, ни положения масс солнечной системы.
     - И поэтому ты потерял десять часов на орбите? - у Руднева опять запершило в горле, и сердце перешло в набатный режим. - Ах, ты пёс, убить меня хочешь?
    - Нет, не хочу, - невозмутимо ответил Корин. - Я просто не знаю, куда направить дюзы двигателей. Покажи пальцем, если такой умный.
    Руднев со злостью всадил себе в шею иглу и выдавил поршнем лекарство.
    - Но эти десять часов ты вёл наблюдения? Солнце, Уран и Сатурн, надо думать, ты сумел разглядеть?
    - Да, капитан. От Урана мы только оторвались, а Сатурн нас "догоняет".
    - Ты видишь Солнце, и наверняка отыскал Канопус. Что тебе ещё нужно? У тебя есть плоскость эклиптики, разверни сцепку против хода в этой плоскости и дай тягу, достаточную чтобы "остановиться". Всё остальное сделает Солнце. Сыграй к нему носом, и на малой тяге пойдём по радиусу.
    - Невозможно, - хладнокровно ответил Корин. - При таком сценарии мы пройдём в опасной близости от Сатурна. У меня слишком слабые двигатели. Их мощности недостаточно, чтобы уйти от планетарной массы. Могут быть проблемы.
    - А то, что я могу умереть от голода, по-твоему, не проблема? Сколько тебе нужно времени, чтобы собрать данные для точной оценки положения масс солнечной системы?
    - Двадцать суток.
    - А сколько суток займёт переход к Марсу?
    - Десять.
    - Ты уверен, что я переживу этот месяц?
    Корин молчал долгую минуту, потом признал:
    - Я думал, что ты что-то придумаешь.
    - Думал? - неприятно ухмыльнулся Руднев, - Ты полагаешь, что я сюда прилетел, чтобы ты научился думать?
    Вопрос был риторическим. Руднев сюда прилетел не для этого.
    Из всех планет солнечной системы только Уран вращался "лёжа на боку", и вместе с ним, перпендикулярно плоскости эклиптики, вращались его спутники. Эта удивительная особенность давала людям возможность прямого выхода в межзвёздную среду. Не было необходимости рисковать прохождением пояса Койпера, зачем? Ведь любой из спутников Урана мог забросить неограниченное количество топлива на расстояние десяти, а то и сотни тысяч астрономических единиц. А оттуда уже "рукой подать" до гравитационных колодцев чужих звёзд. Тем более, что энергией для подобного проекта Уран не скупился: радиационные пояса планеты щедро поливали поверхности спутников заряженными частицами.
    Подобно тому, как Луна открыла перед человечеством путь к планетам, Оберон дарил людям звёзды. Корабли предполагалось выводить на звёздные маршруты по частям. Первой обоймой шли люди: в тесных каютах, с минимальным запасом еды, воды и воздуха. Но по мере движения, их будут догонять всё новые и новые части корабля: двигатели, жилые модули, топливо. У людей будет возможность непрерывно расширять своё жизненное пространство, делая путешествие сносным, а условия - комфортными. Собственно, именно этот проект и сделал Руднева космонавтом. Ему были нужны звёзды. Он бредил ими, не мог без них жить.
    - ...Кроме того, двигаясь вне гомановской орбиты перехода... - бубнил Корин.
    - Мне наплевать на орбиты перехода! - закричал Руднев. Его уже не смешил собственный писклявый голос. И сердце стучало ровно, без сбоев. Его душила ненависть к корабельному интеллекту, который оценивал вероятности без снисхождения к человеческим эмоциям. - И Вальтер Гоман, к твоему сведению, дышал свежим воздухом Вестфалии! Он не пил дистиллят и регулярно ел. Разворачивайся и запускай двигатели. Это приказ!
    - Да, капитан. Но своё несогласие с переходом вслепую я запишу в судовом журнале. У вас будут неприятности...
    - И пусть их высекут на гробовой доске! - окончательно разозлился Руднев. - Запускай двигатели, бешенная собака!
    

    4
    

Это были не просто "неприятности". Это был Сатурн.
    Объективы танкера плохо передавали изображение планеты, но основные фрагменты атмосферной циркуляции были заметны: несколько облачных поясов и отдельный вихрь в северном полушарии.
    Руднев с минуту щурился, приглядываясь к диску планеты, потом недовольно спросил:
    - А Кольцо где?
    - Мы выходим ему в ребро, - обычным невозмутимым голосом ответил Корин. - Толщина колец мала для чувствительности оптики.
    - На каком расстоянии мы пройдём?
    - Чуть больше двухсот тысяч километров.
    - Мы входим в Кольцо? - удивился Михаил.
    - Вероятность четыре девятки.
    - Толщина колец не больше километра! - возмутился Руднев. - То, что наш курс оказался в плоскости колец неудивительно: нас бросили, когда Ариадна не закончила манёвр по возвращению в плоскость эклиптики. Но чтобы случайно "попасть" в ребро Кольца... Невероятно!
    - Десять в минус седьмой степени, - согласился Корин. - Но я думаю, что эта ситуация - не дело случая. В период разгона мои гироскопы фиксировали внешнее воздействие. Наш гость вёл непрерывную коррекцию курса.
    - Думаешь, танкер нарочно запихнул нас в Кольцо? Но зачем?
    Корин промолчал.
    "Дурацкий вопрос, - признал Руднев. - На месте Корина, я бы посоветовал спросить у самого танкера..."
    - Ты уже рассчитал отклонение после прохода Сатурна? 
    - Вывожу результаты на экран.
    На мониторе пунктирная линия бодро побежала к изображению планеты с кольцом, обогнула её и устремилась прочь из солнечной системы. К рисунку добавилась таблица коэффициентов гиперболы, по которой сцепке предстояло уйти от Солнца навсегда.
    - Мы покидаем систему? - удивился Руднев. - Почему раньше не сообщил?
    - Рассчитывал другие варианты.
    - Покажи лучший.
    Экран очистился и вновь покрылся сеткой условных обозначений: Сатурн, его орбита... на этот раз пунктир "прогнулся" в другую сторону - по параболе к Солнцу.
    - Ну, вот! Совсем другое дело! - обрадовался Руднев. - А я чуть было в штаны не наложил. Это при каких условиях?
    - Немедленный отстрел танкера и полная тяга.
    - Ну... так и мать его! Отстреливай и полный газ.
    - Невозможно, - Михаилу показалось, что Корин вздохнул. - При таких условиях мы войдём в Кольцо "сухими". Мне не останется ни грамма топлива, а тебе - ни литра воздуха.
    Теперь Руднев понял, почему компьютер не спешил сообщать результаты расчётов. Оптимизация параметров: масса-топливо-воздух требовала времени. И ведь наверняка, были просчитаны ещё не все варианты...
    - Другие сценарии существуют?
    - После отстрела танкера можно не спешить с тягой. Тогда появится возможность стабилизировать орбиту внутри Кольца и пришвартоваться к станции Кассини. Это жилой модуль с двухлетним запасом жизнеобеспечения на одного человека. На этой станции ты бы смог дождаться экспедиции, которая планируется через полгода. Подкидыши для неё уже заброшены.
    - Подходит! - без воодушевления согласился Руднев. - Давай контакт на пиропатроны.
    - Ты опять торопишься, - недовольно заметил Корин. - Если бы не твоя спешка возле Урана, мы бы точно прорвались к Марсу.
    - Отстреливай швартовы! - повторил приказ Руднев. - Насколько я понимаю, на счету каждая минута.
    - Пиропатроны сработали, - доложил компьютер.
    - И? - спросил Руднев, не почувствовав толчка от работы боковой дюзы.
    - Танкер не отошёл. Мы всё ещё в сцепке.
    - Он нас держит?
    Компьютер не ответил. "Бессмысленный вопрос, - подумал Михаил. - Разумеется, держит. Если бы не держал, Корин запустил бы маневровый двигатель".
    И вдруг он удивился своему бесстрашию. "Самое время визжать от ужаса или падать в обморок... Может, это сказывается водородное отравление?"
    - Что там с биометрией? - спросил Руднев. - Ты что-то рассказывал о психотропном воздействии водорода.
    - Физиологические показатели в норме, капитан. А психику определяют по поведению, а не по частоте пульса и дыхания.
    - Умничаешь? - беззлобно ухмыльнулся Руднев. - А как тебе такой вариант: Сатурн остался далеко в стороне, а все эти картинки, - он небрежно махнул рукой в сторону монитора, - нам показывает не танкер, а тварь, которая им прикидывается.
    - Видеонаблюдение совпадает с моей радиолокацией, - спокойно ответил Корин. - Угловые размеры Сатурна соответствуют времени прохождения сигнала от нас к нему и обратно. Кольцо я пока тоже не "вижу": чересчур малый объект для отражения радиоволн.
    - И всё-таки я выйду, - решился Руднев. - Гляну на Сатурн, и заодно осмотрю причальные опоры. Может пойму, почему пиропатроны не сработали.
    - Они сработали, - в голосе Корина слышалось сожаление. - Все пять датчиков перед выходом из строя показали рост температуры. Но выйти ты не успеешь. До входа в Кольцо остаётся восемь часов. Этого времени едва хватит на декомпрессию. Плюс осмотр, плюс возврат... когда мы войдём в Кольцо ты должен сидеть за пультом.
    - А смысл? С танкером на плечах мы всё равно не сможем маневрировать. 
    Руднев сердито сбросил ремни и подтянулся к люку шлюзовой камеры.
    - Открывай, - буркнул он компьютеру. - Декомпрессию в шлюзе пройду. Во избежание самовозгорания. Заодно соберу лёд и поменяю памперсы...
    

    5
    

Он надеялся проспать время декомпрессии, но сон "не шёл" - сказывалось перевозбуждение. Пришлось играть с компьютером в точки - сетка отображалась прямо на стекле шлёма, а ходы проставлялись движением указательного пальца. Руднев вёл своего красного бойца к нужному узлу сетки, и давлением на джойстик, зашитым в ткань перчатки, фиксировал позицию.
    В этой сессии количество "пленных": красных и синих казалось одинаковым, и у Михаила были неплохие шансы "размочить" счёт.
    - Почему ты со мной играешь? - за два хода до очередного окружения, спросил Корин. - Почему не сдаёшься? Почему не убавишь уровень сложности?
    Михаилу очень не хотелось проигрывать в пятый раз подряд, и позиция не казалась безнадёжной, но сам факт интереса компьютера к отвлечённым темам показался удивительным, и Руднев сбросил изображение партии.
    - Я учусь, - ответил он компьютеру. - Учусь и надеюсь, что однажды смогу тебя обыграть.
    - Ты считаешь такое упрямство полезным?
    - Если бы не "такое упрямство", я бы умер двое суток назад.
    - Мне это тоже кажется странным, - признался Корин. - Информация о гидроксе хранилась в моей базе данных, но я не сумел тебе помочь. А ты ею воспользовался и сохранил жизнь. Как такое получилось?
    Вопросы казались не просто необычными, - странными. Речевой фильтр корабельного интеллекта настраивался всеми, кто имел доступ к челноку. В ходу были и шутки, и розыгрыши, которые могли состояться спустя неделю или год после пуска соответствующей программы. Чувствовался неподдельный интерес, с которым робот задавал вопросы. Имитация любознательности была столь успешной, что Руднев насторожился:
    - То, что для тебя информация, для меня - знания. Может, в этом всё дело? Или в том, что ты информацию хранишь, а я перерабатываю... Но почему ты спрашиваешь?
    - Потому что через несколько часов мы войдём в рой. Наше движение не совпадает в точности с плоскостью Кольца. Учитывая угол атаки и скорость, расчётное время пролёта через Кольцо - двадцать минут. За треть часа нам предстоит разминуться с пятью сотнями объектов. Это выше моих возможностей. Я могу рассчитать уклонение от двух десятков объектов, но столкновение с двадцать первым неизбежно. Задача о дальнейшем движении не имеет смысла, поскольку вероятность благополучного прохода через Кольцо на три порядка ниже вероятности пересечения велосипедистом шоссе с сотней полос, по которым автомобили движутся с интервалом в один метр и в разных направлениях.
    Руднев несколько минут осмысливал это сравнение, потом всё-таки уточнил:
    - Ты полагаешь, что ответил на мой вопрос?
    - Да, - уверенно заявил Корин. - Спасти нас может только твоё упрямство. Поэтому я интересовался природой этого явления.
    "Логично, - признал Руднев, - но совершенно не свойственно компьютеру. Никогда не слышал, чтобы робот беспокоился о завтрашнем дне"...
    Неожиданно ему пришло в голову нехорошее объяснение внезапного очеловечивания машины: 
    - Что с биометрией? - спросил он. - Ты сможешь определить, когда у меня начнётся водородное отравление?
    - Думаю, нет, - поколебавшись, ответил Корин. - Но, если верить записям очевидцев, ты сам это поймёшь.
    - Галлюцинации? - подсказал Руднев. - Мне кажется, что ты становишься человеком. Это может быть симптомом отравления?
    - Похоже, - с коротким смешком согласился Корин. - Человеком? Хорошо, что не собакой. Одна из особенностей психотропного воздействия - возможность волевого сопротивления. Борись с пагубой, человек! Сопротивляйся!
    Голос компьютера казался игривым, полным неразгаданных тайн и глубины. Так, если прислушаться, можно услышать потрескивание лопающихся пузырьков, всплывающих со дна бокала шампанского... о чём они хотят поведать миру? 
    Стиснув зубы, Руднев боролся с подступающим безумием. Сделал глубокий вдох через нос, выдохнул. Следующую порцию воздуха он решился выдохнуть ртом. Стало легче. "Если снесёт крышу, положение станет безнадёжным, - с отчаянием подумал Руднев. - Я могу пропустить самое главное событие в жизни. Умру, и не замечу этого..."
    - Ты уже скачал архивы подкидыша?
    - Да, капитан, - бесцветно ответил Корин.
    "Так-то лучше", - с удовлетворением подумал Руднев, не прекращая дыхательных упражнений.
    - В файлах видеозаписей есть что-то необычное?
    - Много! - самодовольно сообщил Корин.
    "Опять начинается"! - в панике подумал Руднев, и задышал чаще.
    - Прокрути у меня в шлёме, - приказал он, - я посмотрю...
    Корин вежливо погасил в шлюзе свет, и перед Рудневым разверзлось звёздное небо. Необычное небо. С незнакомым скоплением огромных, сияющих звёзд.
    - В какую сторону я смотрю?
    - Змееносец.
    - Там нет этих звёзд! - уверенно заявил Михаил. - Там вообще ничего нет! 
    - Это не звёзды... - насмешливо ответил Корин.
    Но Руднев уже и сам это видел.
    Светящиеся объекты серебристой стайкой подлетели к танкеру и закружились вокруг него в неудержимом хороводе. Программа наблюдений никак не могла выбрать лучший ракурс съёмки, поэтому изображение "прыгало", выхватывая разные участки неба. На несколько минут в объективе показалось Солнце. Руднева удивило, что даже в такой диспозиции неизвестные объекты не потускнели. Складывалось впечатление, что они светились сами по себе, изнутри.
    - Сколько времени они будут так танцевать?
    - Двое суток.
    - У меня нет этих суток! - рассердился Руднев. - Покажи наиболее характерные кадры...
    Он не успел договорить, - всё поле зрения заняло диковинное изображение. На первый взгляд, это была пирамида со светящимися рёбрами, сквозь грани которой просвечивали далёкие звёзды. Но, присмотревшись, Руднев понял, что "рёбра" - иллюзия. Человеческое восприятие вынужденно "достраивало" прямолинейность каркаса. Попытки понять настоящую геометрию объекта вели к сильнейшей головной боли: пять ярких точек взаимно переплетались то ли ветками, то ли щупальцами. Движение ресничек по веткам-щупальцам уводило в бесконечность. Острая боль прострелила голову. Глаза будто вывалились из орбит и, повиснув на зрительных нервах, перепутались друг с другом.
    Руднев потряс головой. Не стоило этого делать. Стало гораздо хуже.
    Он осознал себя солнечной системой. Чудовищные монстры злобно ревели, не в силах вырваться из смертельного вихря, на дне которого хищно облизывалось море огня. Каждое из чудовищ формировало собственный вихрь, по склонам которого карабкались твари поменьше. Все эти воронки по мере удаления от центров ширились и мельчали. Их края сталкивались, огрызались и спаривались, порождая плотности и разрежения вакуума.
    К немалому облегчению человека первое впечатление хаоса и неразберихи скоро сменилось вселенской гармонией и целесообразностью. Рёв стих, уступил место симфонии, в которой каждый оркестрант: от Юпитера до ничтожного булыжника метеоритного пояса, скромно играл свою партию, а главный дирижёр - Солнце, им всем приветливо улыбалось.
    Были в этой музыке и чужие ноты: едва слышный визг комет, будто железом по стеклу царапающих раз и навсегда установленный порядок. И тревожный рокот барабана - это агонизировал планетолёт "Ариадна". Без топлива, с ограниченным биоресурсом, навсегда сошедший с трассы своих перекладных лошадок.
    У команды планетолёта не было надежды. Они ничего не могли...
    Руднев скользнул под обшивку и пронёсся пустыми, тёмными коридорами. Экипаж собрался в техотсеке. На всех были скафандры. Они готовились к криосну.
    "Единственный выход, - оценил Руднев. - Последняя соломинка. Выводить из ледового сна ещё не научились, но всё же лучше, чем смерть... На Луне тысячи космонавтов дожидаются пробуждения. И десятки тысяч гражданских: кто по болезни, кто по старости, а кто просто так, в погоне за новыми впечатлениями.
    Десятки институтов разрабатывают методики вывода спящих из анабиоза.
    С удивлением Михаил обнаружил, что видит стремительно приближающуюся лунную поверхность, с освещёнными Солнцем куполами Института Сна. Стремительный рывок, и вот он скользит над тёмными капсулами, в которых лежат люди. Контейнеры увиты трубопроводами жизнеобеспечения и сигнальными проводами стимуляции и контроля. Через покрытые инеем иллюминаторы можно разглядеть лица спящих. Только мужчины. Все молодые. Похожие друг на друга как братья... братья-близнецы.
    Руднев остановился. У всех спящих было его лицо.
    Ему стало неловко. Будто он подглядел что-то постыдное, запретное. Что-то такое, на что нельзя было смотреть. И звон. Серии коротких и длинных звонков.
    - Капитан, проснитесь!..
    

    6

Он проснулся и закричал, испытывая чудовищный приступ клаустрофобии.
    Шлюзовая камера показалась не просто тесной, - сжатой до невозможных, неприемлемых размеров.
    - Открой! - приказал Руднев. - Немедленно открой шлюз!
    - Да, капитан, - тут же отозвался обычным, бесцветным голосом Корин.
    Лепестки наружного створа разошлись в стороны, и Михаила вытолкнуло из камеры вместе с кристалликами льда, в которые немедленно обратился воздух.
    Он вновь закричал. На этот раз от неожиданности и испуга.
    Развернулся и потянулся рукой в направлении уходящего в бесконечность челнока:
    - Стой! Куда?! Сука!!!
    - Так "пёс" или "сука", капитан? - скучно отозвался компьютер. - Прежде, чем что-то делать, хотелось бы ясности.
    Вопреки его словам, удаление от раскрытого зева шлюза замедлилось, а потом челнок начал медленно возвращаться.
    Руднев уставился на вытянутую к челноку руку. "Джойстик в перчатке! - сообразил он. - Ну, конечно! Но в таком случае, мне незачем возвращаться в тесную кабину. Управлять прохождением сцепки через Кольцо я смогу и снаружи..."
    Он успокоился, вернулся в шлюз и пропустил леер через страховочное кольцо на скафандре. Только после этого спокойно вылетел из шлюза.
     "Первым делом - причальные опоры, - напомнил себе Руднев. - Если получится освободиться от танкера, появятся хоть какие-то шансы..."
    Но одного взгляда на опоры хватило, чтобы признать ситуацию безнадёжной: сами кронштейны перегорели, как им и было положено. Они так и стояли - чёрные, обугленные, с беспорядочными натёками и наплывами остывшего металла. Но поверх них гнулись и горбатились безобразные наросты, выросшие из недр танкера. Металлическая поросль намертво вцепилась в кронштейны челнока, и было понятно, что для освобождения от неё понадобится много времени и сил.
    "Будто корни пустил, - обречённо подумал Руднев о своём челноке, и тут же поправился, - впрочем, это больше похоже на лианы".
    Он отвернулся от "корней-лиан", поднялся над сцепкой и обо всём забыл.
    Это был Сатурн. Великолепный! Величественный! Прекрасный!
    По диску тянулись не пять и не десять атмосферных полос - под сотню. Вихри бушевали в обоих полушариях. Над полюсами зыбко отсвечивали полярные сияния. И теперь можно было разглядеть Кольцо: в этом ракурсе - призрачное, почти эфирное, и, вместе с тем, грозное, вселяющее ужас.
    Тысячи объектов размером от приличного грузовика до многоэтажного дома неслись неумолимым потоком. На этом расстоянии картина мало напоминала многополосное шоссе. Скорее, горный обвал... селевой поток, который зациклился на себя миллиарды лет назад.
    - Велосипед? - с дрожью в голосе произнёс Руднев. - Мне кажется, мы собираемся пересечь трассу пешком со связанными ногами.
    Руднев глянул вниз на исполинский бок танкера, и обомлел: ноги до колен опутали "лианы". Он дёрнулся, закричал, но рост побегов только ускорился. Они крепко держали его: добрались до пояса, потом по грудь... что-то с силой царапнуло шлём и движение остановилось.
    Михаил попробовал вырваться, и удивился, насколько прочной получилась удерживающая клеть. Чувствовал себя свободно, нигде не жало и не давило, но двигаться он не мог. Полная неподвижность: ни голову повернуть, ни двинуть плечами.
    - Входим в Кольцо, капитан, - напомнил о себе Корин.
    Руднев поднял глаза. В Кольцо они входили снизу, с теневой стороны. Поэтому толчея участников движения ускользала от глаза. Руднев мог видеть только серые тени, чуть подкрашенные жёлтым сиянием Сатурна.
    - Следи за сигналами джойстиков в перчатках, - приказал он компьютеру. - Соотнести эти сигналы с пуском двигателей. Для начала самая малая тяга...
    Он пошевелил пальцами правой руки, потом левой. Кольцо стремительно неслось навстречу, изменений в движении сцепки не наблюдалось.
    - Ты запускаешь двигатели? - забеспокоился Руднев.
    - Да, капитан. Но у нас слишком большая масса.
    "Сухая масса танкера в десять раз больше массы челнока, - подумал Руднев. - А ведь цистерны опустели только наполовину... Мне эту штуку никогда не сдвинуть с места".
    - Сколько до входа в Кольцо?
    - Три минуты, капитан.
    - Давай-ка попробуем ещё раз. Средняя тяга на маневровые двигатели. Попробуем рыскание: лево-право по моим плечам, верх-низ по положению голова-ноги. Нажимаю джойстики...
    На этот раз получилось. Движение носа танкера на фоне надвигающегося Кольца были хорошо заметны.
    - Замечательно, Корин! - обрадовался Руднев. - Получилось!
    - Нет, - возразил компьютер. - Не получилось. Танкер управляем, но не нашими двигателями...
    Руднев не успел ответить.
    Они врезались в самую толчею, и Михаил сразу понял, что с этой задачей ему не справиться. Препятствий было слишком много. И летели они чересчур плотно. Огромной, неповоротливой туше танкера здесь просто негде было повернуться. Тем более что, стоя на цистерне, Руднев не мог видеть, что происходило под ней и за его спиной.
    "Горизонт" открывался только на четверть, этого было недостаточно для управления: вот один из огромных камней выскочил снизу прямо перед носом, другой обогнал, вращаясь... На мгновение Михаила охватила паника: прошло всего полминуты, а он уже взмок от напряжения. Расхождения с камнями пока больше относились к счастливому случаю, а не расчёту. Рудневу просто везло...
    И вдруг что-то изменилось. Камни обратились в серые тени, а вместо них забурлил и вспенился серебристый поток возмущённого пространства. Рудневу понадобилось меньше секунды, чтобы разглядеть в этом потоке бледные пятна "спокойной воды". Как опытный пианист, разминающий пальцы перед сложным выступлением, Руднев слабо шевельнул кистью правой руки, потом левой... танкер, послушный его воле, китом перевернулся на спину, развернулся поперёк движения и вновь выпрямился, удачно пропустив перед собой огромный валун.
    "Волны гравитационных возмущений, - подумал Михаил. - Если своевременно ложиться в спокойные заводи, то проскочим без потерь".
    Не полагаясь на привычное зрение, он присматривался к интерференции гравитационных волн и направлял топливную обойму в светлые омуты, избегая чёрных провалов напряжений, которые через мгновение заполнял камень или гора.
    Руднев лавировал: тормозил и ускорялся, нырял и разворачивался. Будто сам подкидыш прислушивался к движению джойстиков, а не корабельный компьютер.
    - Выключи двигатели, Корин, - минуту спустя проворчал Руднев. - Нет смысла жечь топливо. Лошадка справляется и без нашей химии.
    - Но как? - изумился компьютер. - Нереактивное движение невозможно.
    Разобравшись с алгоритмом уклонений, Руднев успокоился. Управление танкером не требовало больших усилий. Так, научившись ходить, люди не задумываются над этим процессом: просто идут, пиная перед собой мяч, или с порцией мороженого.
    - Всё дело в гравитационных вихрях. Волны возмущений интерферируют, образуя пучки сжатий и растяжений пространства. К растяжениям нужно стремиться, а от сжатий - бежать. Не знаю, что с моим зрением, но я вижу этот поток деформаций. А иногда возмущения оказываются настолько сильными, что замыкаются сами на себя и образуют нити и стволы, уходящие корнями в бесконечность. Наверное, это и есть червоточины Эйнштейна-Розена. Здесь они чересчур узкие, не пролезть. Энергии маловато. Нужно лететь к внутренним планетам. Представляю, как Меркурий, царапая искажённое Солнцем пространство, оставляет позади себя воронки достаточных для нас размеров. И так везде, возле каждого солнца! Подумай, Корин: зачем нам исследовать пустое межзвёздное пространство, если есть способ прямых переходов между звёздами!
    Неожиданно они оказались над Кольцом. Стремительный поток вещества проносился под ними. Величественный Сатурн тепло приветствовал победителей.
    Руднева переполняло счастье. Не эйфория спасения и не радость удаче, - а удивительное сочетание сбывшихся надежд, умиротворения и покоя.
    Он больше не чувствовал себя пленником, он осознал себя капитаном звёздного корабля.
    - Мы полетим к звёздам? - робко спросил компьютер, неловко шевельнув хвостом.
    - Обязательно, - улыбнулся Михаил. - Вот только поможем ребятам: возьмём Ариадну на сцепку и отбуксируем её ближе к Луне.
    

    7

- Ариадна, как слышите? 
    - Слышу тебя, Руднев, - голос капитана ничуть не изменился: по-прежнему чёрен и строг. - Рад, что ты выжил, парень.
    - Приготовьтесь к буксировке. Открыл новый способ локомоции. Не терпится испытать в деле.
    - Куда летим?
    - Орбита Земли. Дальше сами.
    - А ты?
    - К Солнцу. Если мои предположения верны, то движение Меркурия по стенкам гравитационного колодца даст достаточно энергии, для прямого перехода к звёздам.
    - Неплохо, - одобрил капитан. - От меня что-то требуется?
    - Не спешите с криосном и привяжитесь. Пойдём на двух g. После метеоритного пояса развернусь, и на той же тяге... радиальным переходом.
    - Ого! Откуда ресурсы?
    - Лошадка в поясе Койпера научилась опираться на гравитационные возмущения. Я и сам ещё не всё понимаю, но, похоже, мы больше не рабы реактивного движения.
    - Похоже на то, - согласился капитан. - И со швартовкой сам справишься? 
    - Не сомневаюсь.
    Контакт с подкидышем оформился в ясные ощущения: Руднев шевелил пальцами рук, вторя своим мыслям, а танкер безошибочно угадывал команды и в точности их выполнял. Так они прошли Кольцо, так легли на подсказанный Кориным курс и отыскали планетолёт. Руднев не мог видеть, как образовались складки на поверхности цистерн, но чувствовал, что от танкера к планетолёту потянулись усики, коснулись поверхности корабля, срослись с ним и закустились, делая сцепку прочной и несгибаемой.
    - Производит впечатление, - сказал капитан. - Ты можешь это как-то пояснить?
    - Нет, - признался Руднев, начиная разгон, - не могу.
    Сказал и неожиданно понял, что это не так.
    Он действительно больше чувствовал, чем понимал. Но эти чувства легко выражались словами: лёгкость, свобода, бесконечные горизонты надежд и предвкушение замечательных открытий.
    А ещё верный конь и преданный пёс, которые всегда рядом, всегда готовы придти на выручку, помочь и спасти. И осуществление мечты: звёзды - вот они, здесь, рядом...
    Он слышал тревогу в голосе капитана, его настойчивые вопросы, его сомнения и страхи. Но перспективы захватывали дух. На обсуждение человеческого недоверия не хотелось тратить ни секунды.
    - На акселерометре четыре g, - прохрипел капитан. - Ты обещал не больше двух...
    Вместо ответа Руднев запустил пальцы в гриву коня, ухватил за волосы и ласково потянул на себя, сдерживая стремительную иноходь, потом одобрительно кивнул псу, который сделал стойку на бегущую навстречу свору ракет.
    - Самонаводящиеся ядерные устройства, - виновато проскулил Корин. - Больше сотни единиц. Движутся полусферой...
    "И мы в её центре", - закончил мысль компьютера Михаил.
    - Директива "вторжение", Руднев, - сказал капитан. - Земля не примет тебя, пока не поймёт, что ты такое.
    - Перехват через семь минут, - сказал Корин. - Мы можем развернуться и удрать, Хозяин. 
    - Хороший вариант, - одобрил капитан. - Может, отпустишь меня? Спасибо, что подбросил, но теперь от тебя лучше держаться подальше.
    - Слишком большая скорость. У вас будут проблемы с торможением.
    - Всё лучше, чем принять сотню ядерных взрывов. Как считаешь?
    - Я отброшу вас в сторону, чтобы планетолёт прошёл подальше от эпицентра. Там все пристёгнуты?
    - Бросай!
    Руднев шевельнул мизинцем, и Ариадна тут же осталась далеко позади: сцепка Руднева продолжала набирать скорость.
    - Меня кто-нибудь слышит? - спросил Михаил на общей частоте.
    - Слышим вас, Руднев, - спустя минуту ответил далёкий голос. - Если затормозите и перейдёте на эллипс, останетесь жить. 
    - И что будет дальше?
    - Обнесём вас сторожевыми боеголовками и до полного выяснения обстоятельств подержим в карантине.
    - До "полного"? - усмехнулся Михаил. - Вы предлагаете выбор между пожизненным одиночным заключением и мгновенной смертью?
    - Других вариантов нет. Приказываю немедленно развернуться на торможение и перейти на стационарную орбиту.
    - Вы забыли представиться, - вежливо напомнил Михаил. - Кто вы такой?
    - У переговорщиков нет имени, Руднев, - снисходительно ответил голос. - И званий у нас нет. Сейчас главное, что я - человек. А вот кто вы такой - нам ещё предстоит решить. У вас остаётся меньше двух минут. Повторяю приказ, развернуться...
    Руднев неожиданно понял, что для торможения ему совсем не обязательно разворачиваться. А ещё вспомнил, что как-то не заметил ускорения в четыре g. Он ничего не ел четвёртые сутки и не пил - вторые. Он не мог понять, где у него руки, а где ноги. Он больше не мог отделить себя от танкера, не мог провести границу между своими мыслями и сообщениями компьютера.
    - В каждой - полсотни мегатонн, - задышал в ухо Корин, поджимая хвост. - Они нас прикончат.
    - Я - человек, - сказал Руднев. - Почему вы сомневаетесь?
    - Потому что следим за вашими переговорами: с капитаном и с компьютером... На Ариадне нет экипажа, Руднев. От самого Урана там только капитан. Вы хоть помните, как его зовут? Вас было двое. Вы привезли на Оберон первую вахту строителей, обратно вам забирать было некого. И о криосне никто никогда не слышал...
    - Лунный институт сна?
    - Фантазии, Михаил. Нет никого "института сна". Плод больного разума.
    - Галлюцинации? - удивился Руднев. - Отравление водородом?
    - Если бы... - вздохнул переговорщик. - Если бы всё можно было списать на отравление, то к вам на выручку отправили бы медиков. Но вы действительно прошли сквозь Кольцо, отыскали Ариадну и спасли капитана. Вы двигаетесь с невозможным ускорением чересчур долго... Хотите взглянуть, как сейчас выглядит ваша топливная обойма? Вы уже в пределах визуального контакта с ракетами, сбрасываю "картинку" на стекло шлёма...
    Звёзды дрогнули и сместились. На переднем плане Михаил увидел топливную обойму. У неё на палубе возвышалась серебристая в лучах Солнца пирамида.
    - Вы внутри этой конструкции, Руднев? - настаивал голос, - в челноке вас нет...
    - Но это неразумно, - сказал Михаил, - вы же сами сказали: "спас капитана", "прошёл сквозь Кольцо". Я могу оказаться следующим шагом эволюции человека. Почему сразу бомбы? Почему не дружить?
    - Отличное начало, - сдержанно поддержал переговорщик, - в качестве первого дружеского шага, начинайте торможение. У вас осталось меньше минуты!
    Руднев усилием воли очистил стекло шлёма и потянулся сознанием к приближающимся ракетам. Примитивные устройства с поразительной разрушающей силой. Плотность энергии зашкаливала. Она поражала воображение.
    Он чувствовал, как пёс жмётся к ноге, рычит и поскуливает. Конь тоже беспокоился: встряхивал гривой, и, поворачивая голову, косился на Руднева злым жёлтым глазом. "Неужели нет выхода? - с тоской подумал Руднев. - Неужели всё вот так и кончится: бездарно и бесславно? В шаге от звёзд!"
    - Мой случай может оказаться началом звёздной экспансии человечества. Решением всех социальных проблем: от перенаселения до голода. Вы лишаете людей будущего!
    - Мы гарантируем людям жизнь! - твёрдо ответил переговорщик. - Десять секунд, Руднев. Немедленно прекратите разгон!
    Михаил услышал, как сбился с ноги танкер и завыл челнок. Звёзды отпрянули и приготовились оплакивать смерть человека, который не сумел разделить их одиночество. Стая убийц волчьим танцем окружила коня и всадника. До развязки оставалась две секунды, спустя вечность - одна...
    Время треснуло мириадами осколков. Руднев увидел, как полыхнула первыми быстрыми нейтронами одна из ракет. Спустя крохотное мгновение, проснулась цепная реакция у второй ракеты... потом у третьей, четвёртой... Огненная ярость обезумевшей материи рвала пространство в лоскуты, распускала нити, скручивала их в тугие узлы и петли.
    Корин завыл и забился в судорогах, пытаясь вырваться из сцепки. Руднев прикрикнул на собаку и, сжав коленями бока лошади, направился в самое пекло интерферирующих ударных волн.
    "Зачем лететь к Солнцу? Вот он - рукотворный океан энергии. Через мгновение я буду за сотни тысяч световых лет отсюда. Нужно только успеть нырнуть в червоточину прежде, чем она схлопнется или подоспеют другие ударные волны".
    Он надеялся, что успеет, но понимал, что сейчас это не главное. И вопрос, остаётся ли он человеком, его тоже не беспокоил. Дверь всё равно будет открыта. И совершенно не важно, кем.
    "А вот коня, если не успею, будет жалко. И собаку..."
    

  Время приёма: 13:14 19.01.2012

 
     
[an error occurred while processing the directive]