New Year never dies

    Новый год не умрет никогда

     
    На ветках висели игрушки:
    Зайчата, ежата, квакушки,
    Медведи, миледи и змеи
    И даже две старых камеи.
     
    Один из медведей был синий,
    Как снег на просторах России,
    Другой же был толстый и красный:
    Навязчиво-огнеопасный.
     
    В действительности синий медведь был детективом Маклоски. Детективом в отставке. Частным детективом, если вам угодно – но Маклоски не любил этот эпитет. И если какая-то приватность в его действиях присутствовала, то только на этапе выполнения заказа особо надоедливого клиента. Да и то в скорее обратном смысле: задачей бывшего копа было ее нарушение, в самых что ни на есть угрожающе-извращенных формах.
    О честности же он еще со времен службы в бостонской полиции представление имел самое опосредованное, из-за чего считался сотрудником ловким, сметливым и вообще на хорошем счету. Он уже видел себя с лейтенантскими шпалами в петлицах – а то и в кресле самого капитана Гольдфинча, легендарного начальника криминальной полиции… Но пара невовремя заговоривших свидетелей-проповедников поставила жирный крест на его карьере.
    Маклоски никогда не страдал особой набожностью, а с тех пор вообще люто, бешено возненавидел все религии мира. Особенно приступы депрессии, тоски, безумной любви к ближнему и желания задушить этого самого ближнего в дружественных объятиях обострялись у него на праздник. На какой? Да хоть на какой! Ханука, рамадан, рождество и китайский новый год вызывали у него одинаково острые приступы мизантропии, которые снимались только приемом внутрь горячительных напитков – чем более крепких и чем более мерзкого качества, тем лучше.
    Вот и сейчас, когда все нормальные люди тащили домой рождественские деревья, напевая гимны и популярные песенки про колокольчики, Тед из окна своей полутемной конторы в старой мансарде наблюдал за этими мероприятиями через щелку жалюзи и целенаправленно накачивался кукурузным пойлом, которое в Штатах по недоразумению называется виски. Желание найти какого-нибудь пастора, чтобы потолковать с ним по душам в уютном подвальчике (см. инквизиция) как раз постепенно вытеснялось желанием найти просто еще виски, или денег на виски, или чего-нибудь, что можно загнать за деньги, чтобы купить виски – то есть, душевное состояние детектива вроде как начало устаканиваться. Он даже принялся напевать, хрипя и фальшивя, песенку одного из своих бывших подопечных.
     
    Но не успел Маклоски дойти до своего любимого момента:
     
    Не страшны нам облавы сумасшедших полиций,
    Ни помощник шерифа, ни его ремингтон,
    Потому что вдоль моря, да по прериям мчится
    Дилижанс быстроходный Оклахома-Бостон,
     
    как в окно постучали. То есть, сначала-то детектив подумал, что постучали, конечно в дверь – потому что двадцать четвертый этаж, это все таки не скунс кучу сделал.  И выше него только пятиконечная рождественская звезда, которую зажгли лет десять назад, да так и не удосужились погасить, и она стала одним из символов города.
    Поэтому стучать, конечно, должны были в дверь. Ну, или в его изрядно уже подогретое воображение напрямую, но эту возможность Тед отверг как несостоятельную. То, что за матовым дверным стеклом явно никого не было, не смутило – Маклоски был стреляный воробей и в любой ситуации чувствовал себя как рыба в воде.
    Однако, жабрами дышать он так и не научился, и потому пришлось доставать голову из аквариума и плестись узнавать, кто же так навязчиво барабанит к нему в контру в разгар сочельника. За дверью было пусто. Сквозняк гонял по длинному офисному коридору клочки газет, окурки и обрывки туалетной бумаги. Непонятно откуда взявшееся перекати-поле угрюмо мыкалось от лифтовой двери до стены, тоскуя по прериям. Особенно в то время, когда они надевают свой весенний наряд. В вентиляции что-то приветливо завывало: может, ветер. Может, коты. Может быть, застрявшие китайские диверсанты. А может, просто призрак коммунизма, слинявший из резко правевшей Европы за океан.
    Захлопнув дверь, несостоявшийся капитан полиции потянулся к наплечной кобуре, где уже давно хранил «энзе»-фляжку с термоядерным самогоном, настоянным на лучшем аризонском хрене. Потом передумал и извлек из-за пояса замаскированный под авторучку кинжал раджи Сураджмала, который уже давно надо было бы вернуть индусам, да все как-то недосуг. (сокровища агры)
    То налоговая привяжется, знаете ли. То ирландская мафия со своими разборками. То бывшие коллеги прижмут, а то и просто иногда вспоминал  детектив, что изумруды с рукоятки и рубины с ножен лучше бы выкупить из ломбарда, а то без них передавать реликвию заказчикам как-то неудобно.
    Как бы то ни было, Тед внимательно посмотрел в незрячий третий глаз будды с рукояти и тупо спросил: «Кого это асуры несут? И откуда?» Скучающий голос с ленцой ответил:
    - В окно посмотри, кретин.
    Маклоски уже почти не обижался на такие оскорбления: все-таки, будда. Не Гаутама Шакъямуни, конечно – но вполне себе просветленный персонаж. Да и советы давал преимущественно дельные. Поэтому, не убирая кинжал в ножны, он осторожно повернулся к окну и дернул за нитку, к которой крепились жалюзи. Жалюзи упали с противным грохотом, и в запыленный прокуренный офис хлынуло агрессивно-красное закатное солнце. Казалось, что в городе произошли необратимые изменения, и улицы залиты кровью, смешанной с останками санта-клаусов, зелеными иглами и осколками елочных игрушек.
    Закрываясь пятерней от света: слепящего, разъедающего сетчатку, Тед саданул наудачу кинжал в голову фигуре, парившей в лучах багряного сияния. Нож вонзился в притолоку и затрепетал. Будда обреченно вздохнул: «ох, кретиин».
    Фигура закаркала, но никакой сыр у нее из клюва не выпал. А как раз наоборот, фляжка с заначкой выскользнула из кобуры детектива и полетела за окно. Карканье превратилось в надсадный смех:
    - Маклоски, ты бы поаккуратнее со всякими магическими железками обращался. А то у меня кулемет Гатлинга под рукой, а это такое колдунство, что три тысячи выстрелов в минуту, и никакой магический  круг не поможет. Понял-нет?
    Привыкший как эпизодически крупно выигрывать, так и постоянно проигрывать, детектив медленно поднял руки:
    - Ну, справился-справился. Что надо? Если по поводу тех монет, которые сначала как бы пропали, а потом как бы нашлись, то это чистой воды недоразумение, и мистер Лепри и Свит могли бы больше чем я…
    - Не части, Маклоски, утомляешь. Я, видишь ли в курсе – и про монеты, и про кинжал, и про порошок, и про все остальное.
    - А про порошок-то откуда? Петька Сковорода что-ли раскололся? Мы только вдвоем по нашу сторону Занавеса знали, что да как…
    - Заткнись и слушай. Я ангел-хранитель твой…
    - О как. А почему с «Гатлингом»?
    - Да потому что нельзя иначе с вами, мудаками. То ножом запустите, то топором хренакните, то вообще несвятые дары подсунуть норовите. Вот и приходится…
    Маклоски забился в угол приемной между шкафом и косяком, и оттуда разглядывал висящего в воздухе ангела. Широкоплечий и неуклюжий, в черном пальто и широкополой черной шляпе, посланец небес выглядел бы достаточно солидно даже без огромных черных крыл за спиной и устрашающего вида десятиствольной картечницы в руках.
    А уж эти навороты не просто как бы намекали, а в полный голос орали, что гость к Теду пожаловал солидный, уважаемый, и принять его надо с почетом.
    - Так вот ты какой, ангел-хранитель. Ликом черен и прекрасен, значит. Какой же тогда черт, хотелось бы мне знать?
    - Во многия знания многия печали. Лучше тебе не знать, я так скажу. Потому что по сравнению с ним я в натуре ангел, Маклоски. И давай к делу уже. Я слышал, ты готов душу продать за выпить виски.
    - Я? Ну, я так частенько думал, конечно. Но вот так чтобы конкретно…
    - Не юли, Тедди. У меня все записано: вот буквально перед моим прилетом ты думал (цитирую): «Душу бы продал за бутыль хреновой настойки, а то денег ни гроша ни осталось».
    - Ну, думал, – с вызовом подтвердил оклемавшийся детектив. – А ты что, купишь? Ты же ее вроде, наоборот, хранить должен. А скупают юные неопытные безгрешные души оптом и в ритейл совсем другие ребята, нет?
    - Молодые-безгрешные… - презрительно прокаркал ангел. – Ты себя в зеркале последний раз когда видел?
    Маклоски промычал что-то в том плане, что видел давно, и то, что видел, ему очень не нравилось.
    - То-то же. Таких упырей, как ты, хранить – заманаешься. Никакой хранилки не хватит. Проще купить один раз с потрохами циррозными. И не мучиться. И слушай уже наконец что говорят, а то таких как ты хануриков в Бостоне – хоть ложкой ешь. А уж по всему свету и подавно. Могу и свалить.
    - Извини, в последний раз перебью. Что, ты не одного меня хранишь что ли? А, Хранитель?
    - Велика честь! Значит так. Начнем с главного. В этом конверте триста баксов – и на бухло тебе хватит, и на дело. После дела – еще пять раз по столько. И все.
    - Эй-эй, погоди. Не улетай. Что все? Что все-то? Что за дело? Что мне делать-то надо? Кровью где расписаться, или как там принято? Кому душу-то сдавать?
    - Не части, Маклоски. Чтобы продать душу, надо ее сначала обрести как-то.
    - А как?
    - Скоро узнаешь…
    С этими словами ангел сделал в воздухе почти неуловимое движение крыльями и растаял. «Как сон, как утренний туман» - вспомнил любимую присказку одного старого клиента Тед. Но не время было думать о поэзии. В нем под гнетом роковой страсти к алкоголю горело неугасимое желание как можно быстрее выпить чего-нибудь. Чего угодно, лишь бы воспламенялось или хотя бы пенилось. И хотя негодяйский ангел выжучил-таки под шумок всю флягу с божественным нектаром настойки лучшего аризонского хрена, Маклоски нетерпеливою душой внимал призыванию пухлого конверта с баксятиной. А призывал он в центральный парк, где у памятника Вашингтону знакомый инвалид продавал из-под полы этот дивный напиток с романтичным названием «Сон Аризоны».
     
    Сон был крепким и здоровым. Из открытого окна конторы валил пар от изрядно подогретого дыхания Теда, и гулкий офисный коридор усиливал его храп настолько хорошо, что даже неведома зверушка в вентиляции заткнулась и опасливо ждала окончания маклоскиных рулад.
    Сон был беспокойным. Маклоски видел себя повешенным на дереве. Даже не то чтобы повешенным – висящим. В его голову было вбито специальное проволочное ушко, через него продета красивая желтая тесемка: и именно за эту тесемку он и был привязан к ветке. Рядом висели стеклянные игрушки – шары, зайцы, лягушки… Стандартный набор.
    Хотя, если приглядеться – не совсем стандартный. Почему-то гирлянды были змеями, хищно обвившимися вокруг хвойных лап. Рядом с Тедом висели две камеи античной работы: эти вещи он умел распознавать профессионально-безошибочно. Между ним и камеями висела фарфоровая женщина необычайной красоты. Она кокетливо улыбалась, но глаза были холодными и недоступными, как небо январского Лондона.
    Впрочем, через минуту детективу стало не до окружения: он заметил, что сам он уже не Тед Маклоски – коп-неудачник и детектив-алкоголик – а просто синий стеклянный мишка. А за окном тянулся к хмурому низкому небу шпиль, на котором флюгером вращался давешний ангел: только не черный, а весь в золоте. Есть у некоторых такая привычка: чуть поднялся, и сразу в золото начинает с ног до головы заворачиваться.
     
    Медведь вспомнил предпоследнее дело детектива Теда: его заказчиком был русский князь с чудовищной фамилией, состоящей из одних шипящих, а в процессе расследования то и дело приходилось изучать и сопоставлять виды Москвы и Петрограда. И хотя библиотеку своего предка князь так и не обрел, задаток Тед ему не вернул и возвращать не собирался.
    Но к делу это не относилось, а относилось к делу вот что: детектив уже не был детективом, а был стеклянным медведем на елке где-то в заснеженной России. На столе – буквально в полуметре – дымился самовар, подсыхала икра, и запотевший графин с водкой плакал от бессилия утолить медвежью жажду.
    Когда некий полубог-изгнанник рассказывал о судьбе Тантала, с которым три века на одних нарах чалился, Тед себе вот примерно так это в красках и представлял. Потому что даже если бы ему удалось каким-то непостижимым образом спрыгнуть с елки и не разбиться, он не очень представлял себе, как протолкнуть хотя бы грамм живительной влаги в свою стеклянную мордашку.
     
    - Олеся! Поздно уже, тебе спать пора!
    - Хорошо, мамочка. А можно я Мишу с собой возьму? Он меня спасать будет.
    - Ну что ты, доченька? Во-первых, Миша стеклянный, он разобьется в кроватке. А во-вторых, от чего тебя спасать? – ведь ты дома, у себя. Мы с папой тебя спасем. Няня Рина тебя спасет.
    - Вы не спасете! Вы Новый Год отмечать будете, а няня Рина только утром придет, я знаю – я слышала, вы ее отпустили. А ко мне ночью Дед Мороз придет.
    - Олесенька, родная, но ведь Дед Мороз добрый. Он тебе подарочек под елку принесет. Разве надо от него спасаться?
    - Я не знаю, маменька. Знаю только, что мне обязательно надо Мишу с собой взять. Ну пожалуйста, ну маменька, ну хорошая моя, ну разрешите! Я ведь хорошая, я себя хорошо веду, ну пожалуйста!
    - Ни за что. Миша тебя, если понадобится, и так спасет: посмотри, какой он сильный, умный и добрый. Ведь ты спасешь Олесеньку, правда?
    Миша всем своим стеклянным видом постарался показать, что – спасет. Даже пытался кивнуть и улыбнуться маленькой русоволосой девочке, но получилось, конечно, не очень. Впрочем, Олеся очевидно заметила медвежьи усилия и широко улыбнулась:
    - Он говорит, что спасет! Спасибо, Мишенька! Спасибо, маменька!
    Так радостный ребенок и медведь-перерожденец первый раз нашли общий язык. И, конечно же, не в последний.
     
    Застолье давно закончилось, свечи не горят – и только бессмысленный и тусклый свет фонаря напротив аптеки отбрасывал странные бесформенные тени на потолок залы. Если бы Миша был человеком, он бы непременно захлебнулся слюной во время застолья, или сгорел бы изнутри от ненависти, глядя на нахально улыбающегося ему золотого ангела.
    - Еще бы не улыбаться: засадил в одну харю целую флягу. Мою, надо заметить, флягу, -продолжал он себя накручивать на тот случай, если вдруг удастся-таки сползти с ненавистного рождественского дерева. Как вдруг мысли его прервал тоненький голосок:
    -  Ах, мои лапки! Ах, мои бедные ушки. Ведь княгиня прикажет отрубить мне голову. Непременно прикажет – и как я мог потерять это проклятущее письмо…
    Густая новогодняя тишина взорвалась мелким дробно-барабанным перестуком лапок, и из темноты на заоконный свет выбежал белый кролик. Как и положено белому кролику, во фраке с белым галстухом, но без штанов. Пробираясь от окна по направлению к шкафу, он озирался, смешно подергивая ушками.
    - Ну где же это письмо? Ну как, как же я мог его потерять? Придется теперь все норы по дороге сюда проверять, а это черт знает сколько времени же займет. Ах, мои бедные ушки… Ах, мои маленькие розовые глазки – ведь княгиня непременно прикажет ослепить меня.
    Бормоча так, несчастный грызун тщательно осмотрел подоконник, через который проник каким-то неведомым образом в залу, и двигался по направлению к шкафу. С последними же словами он, не раскрывая дверей, скрылся между створками.
    Когда-то очень давно, работая детективом, Миша видел и не такие штуки: уж очень специфическая клиентура у него ошивалась. Но маленькая девочка Олеся, видимо, была подобными зрелищами неизбалована – она тихо сказала: «ах» и принялась оседать вдоль стенки.
    - А ты-то что здесь делаешь, спать давно пора уже? – ворчливо спросил Миша.
    - Ой, Мишенька, а я хотела Деда Мороза встретить! А ты не видел – он не приходил еще?
    - Не видел. Не приходил. Видишь же, пусто под елкой. Что за глупости еще!
    - Ну не ворчи, Мишенька. Ведь ты же все равно не спишь, тебе не надо. Давай вместе Дедушку подождем. Заодно письмо это поищем - такой заинька пушистенький, жалко его очень…
    - Эх, девочка, меня бы кто пожалел, - со всей скорбью медвежьего племени в дрожащем голосе ответил Миша. И тут же добавил, - Но письмо обязательно надо найти. Тут что-то не так, нутром чую. И Старик, насколько я знаю, давно должен уже был свои свертки оставить тебе на радость. И заяц этот не к добру так перенервничал. Что у вас там за окном, кстати? Хоть узнать, куда он письмо нес.
    - Петропавловка же, глупый.
    Медведь надулся и даже попытался отвернуться от девочки на своей желтой тесемке:
    - От сообразительной слышу. Сам вижу, что Петропавловка, не слепой. Дальше, за ней что?
    - Дальше… Зоопарк. Вот посмотри, там прямо… -  Олеся подошла к окну, чтобы удобнее было показывать, где зоопарк, и радостно вскрикнула.
    - Потише ты. Взрослых перебудишь – спать пойдешь, а я вообще до скончания века на этой нитке повисну.
    - Не ворчи, Мишуленька! Я смотри, что нашла, - малышка открыла окно, протянула ручку и достала из глубокого искристого снега на карнизе белый конверт.
    Неудивительно, что кролик его не заметил: бумага искрилась и переливалась мириадами снежинок и найти ее в сугробе смог бы только сам Старик. Он же обычно такой бумагой и пользовался для особо важных случаев. Что-то начинало проясняться. Или окончательно запутываться, это с какой стороны посмотреть. Нужно было как можно скорее вскрыть и прочитать письмо, пока конверт не стал таять, но добрая русская малышка, конечно, не могла этого знать. С криком:
    - Заинька, подожди, пушистенький, мы тебя спасем, - она нырнула между створками шкафа и пропала.
    - От влип! – подумал Мишка и крепко выругался, - Как же я теперь? А ты что молчишь все время, как статуя, - крикнул он ангелу и даже умудрился погрозить ему кулаком. – Ужо тебе!!!
     
    - Не хотел бы тебя расстраивать, но там действительно статуя, - прокаркал над ухом знакомый голос. – А за «ужо» и ответить можно. Одного моего знакомого за такие дела в бронзу закатали, а потом вообще в психушку упекли.
    - А! Что, за добавкой аризоновки явился – и, значит, не запылился? – как мог язвительно поинтересовался Мишка и, перебирая синими мохнатыми лапками повернулся на голос. И непроизвольно закашлявшись, промямлил, - а вообще-то, запылился ты, браток, сильно. Что, с возмущенными клиентами встретился?
    Стильное черное ангелово пальто было порвано и перепачкано какой-то желто-зеленой дрянью, черные вороновы крылья изрядно потрепаны, а на лощеной черной физиономии проступали явные синяки. Верный «Гатлинг» дымился, а рукоять из железного дерева треснула. Только улыбка сверкала так же самоуверенно, как и в тот бостонский вечер накануне Рождества дай бог памяти сколько веков назад:
    - Ты не суди по себе о людях, Мишка. И тем более об ангелах. У нас ЧП – адские жукоглазы прорвались в нижней тундре. Потому и пришлось тогда посреди разговора сорваться – всех на периметр бросили. Но ты уже, вроде, и сам смекаешь что к чему, а?
    - Кумекаю помаленьку. Галактика в опасности, Дед Мороз пропал и не принесет подарков маленьким детям, они перестанут верить в доброе и светлое, и адские жукоглазы прорвутся через Занавес. Так?
    - Типа того. Конечно,  все намного сложнее. Старик, видимо, до чего-то докопался у себя в Заполярье, и его решили убрать раньше времени. Его партер Санта – добряк и обжора, но не самого острого ума мужчина, между нами говоря. Княгиня Снегурочка без деда ничего сделать не сможет. А у нас в конторе все свободные силы брошены на сдерживание прорыва. Короче, Мишаня, все прогрессивное человечество на тебя смотрит. И регрессивное. И даже нелюди. Вся надежда на тебя, выручай.
    - Но ты же говорил, что таких как я – хоть ложкой ешь? И что я сделаю, если я стеклянный медведь (хотя, вроде уже не стеклянный, а плюшевый) и вишу, как дурак, на этой чертовой – или ангельской, хрен ее знает – елке?
    - Не ори, Тедди! Ты еще не забыл, что тебя когда-то звали Тедди? То есть, я знаю, что тебе не нравится это имя, но уж раз ты теперь плюшевый медведь – изволь привыкать.
    - Да, действительно. Тед Маклоски же я, а вовсе не Миша. Но тем не менее, сейчас-то я вишу. И что…
    - Не перебивай, Тедди. Вот сейчас ты висишь на рождественском дереве, и вспоминаешь, что когда-то давным-давно заснул в Бостоне за столом у себя в офисе. А когда ты спишь у себя в офисе в Бостоне, тебе снится, что ты медведь и висишь на дереве. А когда надоест – возвращайся назад. Или вперед. Или вообще куда хочешь. Потому что куда бы ты ни пошел, ты продолжаешь висеть на этом же дереве. Ты висел на нем до своего рождения и будешь висеть после смерти. Понял-нет?
    - Не понял. Как мне слезть-то с него?
    - Да не надо с него слезать, youstupidturkey!
    - I’m not Turk, I’m Anglo-Saxon, you, negro-boy!
    - Хм. Давай так, я погорячился, ты где-то грань перешагнул… Проехали. Я говорю: не надо тебе с дерева слезать. Это дерево тебе с собой носить - не переносить, потому что оно внутри тебя, а ты внутри него. Это все долго и скучно, и вообще один русский философ на этой теме уже который год кормится – зачем у него хлеб отбивать? Просто пойми – никто тебя нигде не держит, и иди куда хочешь. Тебе вообще сейчас о другом надо думать, как дело распутать. Зацепки-то есть?
    - Да есть вроде. Письмо надо… - Маклоски хлопнул себя лапой по лбу, - письмо же, мать его! Срочно Олеську догнать надо и письмо отобрать пока конверт не растаял!
    - Что, спецконверт? Вот паскудство. Что сразу-то не сказал?
    - Злой на тебя был, - Миша разминал затекшие лапы на столе, смакуя остатки лимонной настойки из рюмки, - Девчонка сбежала через шкаф, а Кроль нес что-то насчет нор. Есть идеи?
    - Есть. Кончай жрать и бери вот этот шарик. Она его в руках держала перед сном. Моментом к ней перенесет. А с тобой встречаемся, запомни, в городе Архангелов у гвоздя.
    - Что это значит? Что за ахинея?
    - Разберешься по ходу дела. Готов? Пошел! Три… Два…
    - Эй, ангел! Я похож на спасителя человечества?
    И из туманной искристой дымки донеслось карканье:
    - Нет, Маклоски. Ты похож на медведя, который летит на воздушном шаре. РАЗ!!!
     
    - Ой, Мишенька! Как хорошо что ты прилетел! Мне холодно, я заблудилась…
    - Ничего, не дрейфь, девочка. Прорвемся. Письмо у тебя?
    - У меня, вот здесь, в кармашке. Ой! А почему оно мокрое?
    - Это, деточка, конвертик от письма растаял. Дед Мороз, или Старик, использует снежную бумагу для своих конвертов, когда пишет внучке что-то особо важное. Чернила уже, ясное дело, размокли… Давай-ка посмотрим, что там осталось.
    Осталось от письма не густо. Специальные чернила быстро растворялись в воде и на глазах Маклоски и Олеси начало письма исчезло полностью, а окончание его продержалось не больше пары минут. Вот только, что удалось им восстановить:
    «… сторождение, его освоение сулит грандиозные…
    …ландии… четвертый торос от северного отрога…
    ... заканчивается мороженое, ... собак почти не осталось… в спячку…
    … внученька, позаботься… не забудь принести …накормить… волка не пускай – он негодный…
    … одна мысль, одна мысль тревожит меня… снаряжение экспедиции я поручил Николаю»
    Олеся посмотрела на Маклоски, ее голос дрожал, а глаза были готовы выпустить как минимум, Ниагару слез:
    - Мишенька… дядя Миша… А что, Дед Мороз больше не придет?
    Тед мягко погладил девочку лапой по голове:
    - Утешать тебя не буду. Но по-моему, мы еще можем все исправить. Поможешь мне?
    - Конечно!
    - Тогда скажи мне, тебе удалось найти Пушистого?
    - Да… То есть нет. То есть я только его хвостик видела – он побежал вооон туда. То есть, не хвостик побежал, а зайка… То есть, я…
    - Спокойно, детка. Он что-нибудь говорил?
    - Да, он все причитал про свои ушки, и свой хвостик, и свои глазки, и свой… - девочка покраснела, - А кто такая эта княгиня, дядь-Миш? Она действительно может его…
    - Это внучка Старика, ты ее знаешь как Снегурочку. Видимо, Кроль нес письмо именно ей, и доставить его должен был через Зоопарк. Кто у нас там из их братии? Северные олени и белые медведи. Что ж, начнем с дальних родственников, а там видно будет.
    - А как мы туда попадем? Ведь мы где-то у нас дома, в шкафу, разве нет?
    - Нет. Хотя, в широком смысле – да, дома. Но не в шкафу. Я на елке, а ты в своей кроватке. Или в зале в кресле спишь, я не знаю. А еще мы в кроличьих норах. Это такие, знаешь, ходы… - Маклоски замялся. Один Нобелевский лауреат-физик по пьянке после очередного дела пытался объяснить ему про эти дыры что-то очень важное: мол, через них при особом везении можно проскользнуть куда угодно в прошлое, настоящее и будущее… Но Теда тогда больше интересовали пятьсот баксов, которые этот мегамо5векйуВС042Bзг ему задолжал и обещал вернуть как только обналичит эту шведскую штуку.
    - То есть мы спим? – радостно поинтересовалась Олеся.
    Миша Маклоски украдкой бросил взгляд на свое отражение в радужном шаре и вздохнул.
    - Если бы! Ладно, давай в Зоопарк. Тут в любом случае недалеко – не заблудимся.
     
    Княгиня Снегурочка задумчиво смотрела на календарь, где красный квадратик траурной каймой обрамлял цифру «32» на странице с надписью «декабрь». Длинные полупрозрачные пальцы постукивали по столешнице, вырезанной из отборного антарктического айсберга, а ледяные глаза были неприступны, как небо Лондона.
    - Вы знаете, Теодор, я слышала о вас самые благоприятные отзывы. А ваши наниматели – сущности весьма солидные и уважаемые. Но здесь дело семейное. Можно даже сказать, интимное. Конечно, я очень переживаю за Деда и благодарна вам за ваши сведения. Но боюсь, никакой информации взамен я не смогу предоставить. Здесь завязано благосостояние многих и многих людей и не только людей…
    Маклоски низко склонился:
    - Но ваше высочество…
    - И никаких «но». Наша семья и наша организация не подчиняются небесной канцелярии. И хотя наш западный партнер формально является католическим святым, его отношения с его начальством по этой линии нас совершенно не заботят. Можете быть свободны.
    Снегурочка повела рукой, и двери ее покоев начали отворяться, а ледяной ветер в лицо все сильнее и сильнее начал выдавливать посетителей к выходу. Тед лихорадочно обдумывал – что бы еще сказать этой гордой аристократке, как донести до нее мысль, что лучше жить всем вместе, чем помирать в одиночку – но Олеся опередила его. Кинувшись в ноги сиятельной княгине, она просто по-детски зарыдала:
    - Ну Снегурочка, ну что ты, ну ты же добрая, ты же хорошая! Тебе что, не жалко Дедушку? Тебе не жалко детей – ведь они сегодня без подарков проснутся! Ты думаешь, ты сильная, ты одна справишься – но мы с дядей Мишей поможем, а ты одна не справишься, в одиночку люди никогда не справляются, мне папа все рассказал – и про веник, и про прутики, и про все-все-все! Ну пожалуйста, ну послушай нас, ну расскажи нам, ведь пропадем же все, и ты и Дедушка, и дядя Миша, и его ангел, и папа, и мама… Маааама!
    Обняв Снегурочку за обжигающее-холодные колени, девочка лепетала что-то уже совсем несвязное, повторяя только «мама, мамочка» и прятала личико в ажурных складках искристой материи. Княгиня смотрела на нее сначала с ледяной улыбкой, потом грустно подняла плачущую малышку с колен:
    - Отойди, девочка. Ну вот, платье прожгла.
    После этого статуя неприступной аристократки куда-то резко исчезла, а на ее месте оказалась испуганная девушка, которая за напускной уверенностью в себе прячет не просто страх, а настоящий ледяной ужас. Она закрыла лицо руками и прошептала:
    - Ну ладно. А вдруг, действительно, поможете. Что я без него, в самом деле?
    И она рассказала, как десять лет назад эльфы, трудившиеся в подарочных рудниках Лапландии, начали сообщать, что жилы истощаются, пропадают или уходят настолько глубоко в мерзлоту, что разрабатывать их становится неэффективно. Рассказала, как начали осторожную разведку новых месторождений втайне от других европейских семей, которые хотя и не в силах были составить конкуренцию российско-американской монополии, но снега попортить могли изрядно.
    Как два года назад наконец геологи напали на след новой жилы с подарками – но где была эта жила знали только сами геологи и Старик всем нам, и американскому партнеру он сказал, что месторождение в Заполярье, на острове Врангеля. И вот в этом году было решено первый раз опробовать подарки из нового месторождения, а Дед лично должен был курировать пробы. К католическому Рождеству планировалось получить первые образцы подарков из новых шахт, но двадцать второго декабря связь с экспедицией прервалась.
    С тех пор Снегурочка лихорадочно организовывает поиски пропавшего Деда, обшарили оба известных острова Врангеля – безрезультатно; безжалостно нахлестывает эльфов-шахтеров, добывающих последние крохи из истощенных лапландских рудников и постоянно держит контакт с Сантой, который и без того сбился с ног. Все без толку. И Нового года не будет, пока не появится Дед Мороз – это даже дети знают. А будет бесконечно и уныло тянуться старый… А тут еще эти жукоглазы, которые за парсек чувствуют, где и когда можно поживиться.
    - Скажите, ваше высочество, - не дал ей сорваться на плач тактичный Маклоски, - а что за Николай, который занимался снабжением экспедиции Старика?
    - А, Коля? – встрепенулась княгиня, - Это старый, проверенный кадр. Триста лет нам служит уже. Не знаю, почему Дедушка про него так пишет. Хотя, может мы просто неправильно его поняли из-за чернил?
    - Все может быть, ваше высочество, - Маклоски задумчиво тер лапой подбородок, покрытый густым синим мехом, - Но по-моему формулировка предельно ясная и прозрачная. Вот интересно, а у этого вашего проверенного и надежного кадра какие-то слабости были? Игра, выпивка, ммм, - он сделал небольшую неловкую паузу и покосился на Олесю, - женщины, наконец.
    Вновь повеяло холодом и ледяной надменностью:
    - Наша организация уважает частную жизнь своих сотрудников и никогда не вмешивается в нее. Я помню, ваш заказчик назначил вам встречу в городе Архангелов? Мой племянник проводит вас.
    За спинами Олеси и Теда раздался щелчок каблуков, и обернувшись они увидели высокого бледного молодого человека. Еще раз щелкнув каблуками, он лихо представился:
    - Поручик государевой безопасности Мороз!
    - Детектив Маклоски, - протянул свою лапу Миша.
    - Олеся, - скромно присела в реверансе девочка.
    Мороз улыбнулся малышке и поправил:
    - Алиса.
    - Почему Алиса? – удивилась та, - Олеся же я…
    - Нет, дорогая моя, раз за белым кроликом погналась, значит Алиса. У нас с этим строго.
    Вообще, судя по виду и выправке поручика, у него было строго со всем – и даже дорогой английский костюм для гольфа сидел на нем, как военная форма. Развернувшись на каблуках, он бросил:
    - Прошу за мной.
    Олеся дернула Теда за лапу и прошептала ему на ухо:
    - А как же заинька? Сделай же что-нибудь, ведь они с ним сделают что-то очень нехорошее из-за этого письма, я слушала, я все слышала!
    Но как бы тихо не говорила девочка, Снегурочка услышала ее и рассмеялась:
    - Да ничего с вашим Кролем не случится. Он вечно все теряет, везде опаздывает и вечно паникует, на него уже давно рукой махнули – все равно лучше него никто в системе нор не ориентируется. Не понимаю, как дедушка мог ему доверить такое важное сообщение. Видимо, у него просто не было другого выбора. Удачи вам!
     
     
     
     
    Передвигаться на четырех лапах оказалось намного удобнее, чем на двух. Алиса тихо дремала на медвежьей спине, а Маклоски пытался разговорить их сурового проводника:
    - Послушайте, поручик, а как вас зовут вне службы? Надо же как-то общаться! Я вот, например, Тед. Или, если вам больше нравится, Миша – что в принципе одно и то же.
    Не отрывая сосредоточенного взгляда от путеводного клубка, который весело катился впереди, распугивая встречных синими проблесками и радостным похрюкиванием, Мороз резко бросил:
    - Владимир Подзвиздович!
    - Э… Под-зиз-до-витч, - со второй попытки выговорил Тед. – А можно как-то покороче? Ну ведь одно дело же делаем, и все такое. Вообще, парень, ты бы как-то, я не знаю, расслабился. Ведь служба службой, а жизнь-то проходит.
    - Кто бы говорил! – недовольно буркнул поручик. – Как хреновуху жрать, так все мастера, а как до дела доходит – так обязательно надо занятых людей от службы отвлекать.
    - Ну ты бы полегче, а! Это когда было-то, - недовольно засопел Маклоски. Я ж уже почти два часа как сухой совсем, как австралийские реки до сезона дождей.
    - Какое достижение, - ехидно вставил Мороз. Но смягчился и протянул детективу тонкую холодную руку: - Можно просто Влад.
    Тед как-то на ходу исхитрился пожать протянутую ладонь и чуть было не потерял равновесие. Девочка на его спине забормотала во сне.
    - Осторожнее, медведь! Ребенка разбудишь же. А вам, если я правильно понимаю, путь еще неблизкий предстоит.
    - Кстати, раз уж заговорили о пути: ну город Архангелов я еще понимаю – географию учил в детстве. Но что за гвоздь? Нам что, под ноги надо смотреть тщательнее и каждое скобяное изделие примечать?
    - Не спеши, Миш, - окончательно подобревший поручик загадочно улыбнулся. – Мог бы рассказать тебе, конечно, но не хочу впечатление портить, скоро сам все увидишь.
    - Хорошо, тогда другой вопрос: в вашей-то конторе что-то известно обо всем этом безобразии с подарками?
    - Ну, вообще-то на этих сведениях гриф «топ айс» стоит, и я не имею права разглашать… - Влад задумчиво потер подбородок и проводил взглядом мелькнувший в одном из боковых коридоров белый заячий хвост, - Но ты правильно сказал, одно же дело делаем. В наших оперативных разработках по этому делу проходят две очень известных личности: Весельчак Пу и Крыс. Слыхал о таких?
    - Ну еще бы, - возбудился Маклоски. - Я же их еще в криминальной полиции по двум делам вел, я от них экзему заработал! Ох, попадись они мне, вот голыми лапами бы порвал. То есть, меховыми…
    - Вот я и думаю, что не зря в небесной канцелярии именно тебя для этого дела выбрали. Эти двое последние года два крутились в городе Архангелов вокруг Герасимова – все набивались в партнеры: то собак предложат по сходной цене, то партию мороженого с большими скидками. Мы уж было подумали, что они решили легализоваться и наконец заняться честным бизнесом…
    - Сам-то понял, что сказал? - перебил Тед. – Честным. Бизнесом. Как говорят у вас на Славоярщине, «ыыыы!». Да они же спят и видят – как бы лапки наложить на все, что под землей лежит. Да они…        
    - Ну вот, - не дал медведю войти в боевой раж Влад. – Потому-то мы за ними и присматривали. Но перед самыми праздниками они как-то обвели вокруг пальца нашу мышку-наружку и исчезли. А теперь, в свете этого письма, тебе все карты в руки. То есть, - поручик покосился на медведя, - в лапы.
    Налетевший неожиданно сквозняк швырнул им в лицо горсть ледяной крошки и издалека донес затихающий испуганный голосок:
    - Ах, мои почки, моя прекрасная селезенка! Герцогиня непременно прикажет вырезать мне все внутренности.
    - Не бойся, заинька, все хорошо будет, - сквозь сон пробормотала Олеся.
    - Опять где-то накосячил, - констатировал Тед.
    - Ну он без этого не может, - вздохнул Мороз. - Ну да и шут с ним. Судя по этим сугробам, мы почти пришли. Посмотри-ка внимательно вперед. Каково?
    Открывшийся на выходе из норы вид поражал и как-то даже по-своему завораживал. Или замораживал. Или даже, можно сказать, вымораживал.
    Огромные, выше человеческого роста сугробы были живописно разбросаны по краям широких улиц с оживленным движением: экипажи, повозки, автомобили, паровые машины и вездеходы на воздушных подушках проносились между засыпанных снегом до самых крыш деревянных изб, приземистых каменных дворцов и замусоренных пустырей. Вдали виднелись гигантские портовые краны, на рейде грузились корабли всех возможных форм и размеров – ладные поморские кочи соседствовали с океанскими лайнерами, амфибиями и ихтиолодками, драккары нагло бросались наперерез плавучим крепостям авианосцев и дредноутов, а неповоротливые сухогрузы мирно терлись борт о борт с пузатыми галеонами.
    Мимо норы, пошатываясь, проковыляли трое матросов с абордажными саблями у пояса и попугаями на плечах. Птицы, привычные к качке, держались на них как влитые – и даже пытались хриплыми прокуренными голосами подпевать своим хозяевам:
    - Пятнадцать человек на сундук мертвеца! Йо-хо-хо, и бутылка рому.
    Йожин с бажин тебя доведет до конца! Йо-хо-хо, и бутылка рррому!
    Навстречу им, печатая шаг и неодобрительно косясь, прошел затянутый в строгую черную форму капитан второго ранга. Он на ходу козырнул поручику, тот ответил кивком.
    Но Маклоски не обратил на это внимания: его взгляд притянул к себе совершенно другой магнит. Надо всем этим варварским ледяным одноэтажным великолепием возвышалась башня зеленого и белого мрамора. По сравнению с этим циклопическим строением бостонский Лоун-Пайн-билдинг, где размещался офис детектива, казался средних размеров домиком.
    В связи с наступающим праздником светящиеся и темные окна небоскреба чередовались так, чтобы издалека был виден рисунок новогодней елки, а самое верхнее из них светилось ровным красным сиянием.
    - Гвоздь, - коротко пояснил Владимир Подзвиздович. Маклоски задумчиво кивнул, а их проводник продолжил: - Кстати, вам неплохо бы обновить гардеробчик. То есть, пока я с вами – холод вам, понятно, не страшен. Но девочку все-таки неплохо бы приодеть поприличнее, в ночной рубашке не стоит вот так спокойно разгуливать по центральной площади портового города.
    - Сейчас придумаю что-нибудь, - с сомнением в голосе протянул Маклоски. Вспомнив наставления ангела, он почесал в затылке, а потом откуда-то из недр материальной елочной вселенной достал теплые сапожки, шубку, рукавички и муфточку. – Алиса! Пора вставать, одеваться. Мы приехали…
    - Папочка, а можно я еще посплю самую-самую капельку, мне такой сон снится, - умоляюще прошептала девочка. Потом, открыв глаза, захлопала в ладоши: - Ой, дядя Миша, дядя Володя, как тут здорово, как интересно – и чем дальше тем любопытственнее. Можно, я пойду погуляю немного?
    - Нельзя! – строго оборвал малышку Мороз. – Мы на задании, забыла? Одевайся скорее, вас уже ждут.
     
     
     
    Почти весь первый этаж «Гвоздя» занимало кафе “FryingDutchman”. Оформленное с переходящей всякие границы разумного, доброго и вечного эклектикой, оно воспринималось в этом снежно-сером городе контрастов как изумруд в окружении экзотических фруктов, или как картечница Гатлинга в коллекции персидских ковров.
    Последнее сравнение имело под собой, впрочем, вполне обоснованную почву и реальную материальную базу: в дальнем углу заведения на мягчайшем пушистом ворсе коллекционного ковра («Эпоха Шимуншина Шаха Третьего, не позднее», - профессионально оценил Маклоски) валялся заляпанный темно-зеленой слизью Гатлинг. Его хозяин располагался там же, меланхолично потягивая коктейль и покуривая ароматный кальян.
     
     
    Уютно расположившись на шелковых подушках, Тед заказал себе хреновухи, а Олесе – молочный коктейль. Мороз завистливо покосился на запотевшую бутыль, но от предложенного шота отказался, хмуро пробормотав:
    - Я на службе. Не положено.
    - Ну что, вернемся к нашим баранам? – предложил ангел. – Кстати, вот и они, - он указал на стоячий столик у окошка, где потягивали пиво из пластиковых стаканчиков двое невысоких сухопарых субъектов.
    - Точно, они! – подтвердил Влад. И пояснил девочке: – Смотри, Алиса, вот самые настоящие пираты. Светлый, повыше, ну – вот тот, что из-под полы подливает себе в стакан что-то вкусное – это Весльчак Пу. А тот что пониже и потемнее – в тетрис играется – это его друг и компаньон Крыс.
    - Да нет, дядя Володя! Пираты же не такие совсем. Вот мы когда из норки выходили – вот там настоящие пираты мимо прошли: с саблями, с попугаями, один без глаза, второй без ноги, все как в книжках. А это просто ханурики какие-то, как их папа называет.
    - Эй, девочка, внешность обманчива. Так своему папе и передай. Самые настоящие пираты, - возмутился Маклоски. И с надрывом продолжил: – Да я их по трем делам вел, я от них экзему заработал!!
    - Ладно-ладно, Маклоски! – оторвавшись от кальяна устало бросил ангел. – О делах потом. Лучше давай послушаем.
     
    А послушать и вправду было что. На сцене, заламывая руки и глядя поверх посетителей куда-то в межзвездные дали, стоял Пьеро в красном колпачке с помпоном. Раздолбанный механический рояль закончил вступление и отчаянно картавый, но глубокий голос запел:
     
    В синем и далеком океане,
    Где-то возле Огненной земли,
    Плавают в сиреневом тумане
    Мертвые седые корабли…
     
    - Но ведь это же сам… - не поверил Тед.
    Ангел молча кивнул и поднял руку: мол, не мешай, потом поговорим. Завороженный зал внимал странным причудливым видениям. Прекратились разговоры, стих звон бокалов, вилок и тарелок. Даже драка под лестницей на второй этаж утратила огонек – люди били друг друга по печени как-то тихо и сосредоточенно, стараясь не пропустить ни звука из этой ажурной музыкально-поэтической прелести.
    Когда песня закончилась, Маклоски решил все-таки прояснить:
    - Но как его занесло сюда??
    - Видишь ли, - пояснил ангел, - когда-то здесь была обычная забегаловка. Пивная-тошниловка. Но потом ее выкупил один сумасшедший поэт, поссорившийся с семьей и вынужденный временно обретаться на вольных хлебах. Отделал ее полностью по своему вкусу и начал приглашать всяких выдающихся гостей. От этих приглашений просто невозможно было отказаться…
    Тед понимающе усмехнулся.
    - А потом поэт помирился с семьей, поступил на государеву службу, и заведение ему пришлось продать, да и вообще не до поэзии стало, - грустно продолжил историю Влад, - но из уважения к бывшему владельцу сюда еще захаживают вот такие вот светлые личности. Хотя, конечно, кабачок уже не торт.
     
    - Как известно, дамы и господа, мы все умрем, - картавил со сцены Пьеро. – Причем, умрем достаточно скоро: по древнему календарю племени ийуней конец нашего света настанет уже первого йанваря. И хотя сегодня все еще тридцать второе декабря, а завтра по всей видимости будет тридцать третье, я хотел бы вам спеть свою прощальную песню:
     
    Ваши пальцы пахнут ладаном,
    А в ресницах спит печаль!
    Ничего теперь не надо вам
    Ничего теперь не жаль…
     
    - Ну вот, вечно он тоску наводит, - ударил кулаком по столу поручик. – Эх, пойду покажу как надо стихи читать!
    И печатая шаг, пошел к сцене. Оторвавшись в очередной раз от кальяна, ангел тихо сказал: - Уходим! Сейчас драка будет.
    - Ну почему, почему, почему? - захныкала Олеся, вытирая со щек коктейльную пену. – Здесь так хорошо, уютно, мороженое вкусное.
    Ангел потрепал ее по волосам и встал, застегивая пальто:
    - Во-первых, потому, девочка моя, что мы здесь не просто стихи-музыку послушать собрались, коктейлей попить. У нас дела, ты помнишь? А во-вторых, здесь сейчас драка будет. Когда Влад Мороз к сцене подтягивается стихи читать – всегда драка случается. Уж даже не знаю почему…
    - Но ведь тут уже вроде как драка? – не понял Маклоски. Он кивнул в сторону лестницы, но ангел лишь рассмеялся:
    - Это не драка, это так, драчка, человек пятнадцать не больше. А сейчас вообще ад и угар начнется, уж лучше от жукоглазов отстреливаться.
    - Как кстати они? – поинтересовался Тед, пробираясь к выходу и стараясь со своей медвежьей грацией разбить как можно меньше посуды. Удавалось это ему плохо.
    - Да как, вроде локализовали. Но прут со страшной силой просто. Кто-то им, видимо наводку дал. А от водки они просто звереют. Все это неспроста… Вот и пиратов наших как ветром сдуло.
    - Ну, этих-то, я думаю, мы скоро увидим, - проворчал медведь, помогая Олесе взобраться к себе на спину.
    - Вот мне тоже так кажется, - подтвердил ангел. – Главное сейчас – раньше них до метро добраться.
    - Вот теперь, мой загорелый друг, ты уже от объяснений не отвертишься! – поймал ангела за полу пальто Тэд. – Какое метро здесь? Откуда? И какого лешего вообще происходит?!
    - Не кипятись, не надо, крышку с котелка сорвет – не воротишь, - успокоил разошедшегося детектива ангел. – Сейчас все расскажу, вот сюда спускайтесь пока.
    - Но ведь это канализационный люк!
    - Именно. Один из градоначальников города Архангелов мечтал о метро. Идея-фикс просто у него была – метро провести в городе. Но здесь кругом болота, трясины и песчаные дюны, так что никто из нормальных строителей за это дело не брался. Ни за какие деньги. Тогда он поручил это дело своим коммунальщикам – мол, не сделаете, уволю к ежам свинячьим без выходного пособия и возможности воскрешения. Ну те что, люди подневольные. Им приказали – они сделали. Вскрыли канализацию, затолкали туда пару трамваев, даже несколько рельсин кинули. А потом сверху опять все закрыли и люком припечатали.
    Последние слова гулко отдавались эхом из чрева земли – сняв крышку, ангел продолжал рассказ уже спускаясь по самодвижущейся стремянке.
    Следом за ним, не размышляя, прыгнула на ступени Олеся.
    Мимо Теда прошел, потирая синяк на скуле, давешний Пьеро в красном колпачке с оторванным помпончиком. На ходу он недовольно бурчал:
    - Я больше не буду поэтом! Я в море пойду служить.
    - Дурдом, - резюмировал детектив и полез в дыру.
     
    … а Герасимова в городе не оказалось, и на связь он так и не вышел, - донеслось до Маклоски, - эй, Тедди, ты идешь? Ползешь?
    - Ползу-ползу! Давай дальше, чего нам делать-то надо?
    - Ну я думал, ты сам догадаешься. Эти двое – ты же понимаешь, что они просто сошки мелкие, и за ними кто-то явно стоит, кто всю схему придумал – а они просто под шумок недра хотят к рукам прибрать.
    - Ну понимаю, не тупее трамвая вроде.
    - Вот. И раз Герасимов исчез, а Старик писал про него что-то такое неодобрительное – стало быть, все понятно. Роль «верного сотрудника, почти члена семьи» ему за триста лет приелась, сам захотел царствовать и всем володети. Логично?
    - Логично.
    - И теперь остается только одна зацепка – западный партнер семьи Морозов.
    - Толстяк!
    - Точно. Он. Вот к нему вы и поедете, потому что все каналы связи ненадежны, сам понимаешь. Только в личной беседе такие вещи можно обсуждать.
    - Ну говорю же тебе, не тупее трамвая я. Все понял. Но почему на метро? Да еще на таком стремном?
    - Если хочешь, могу через Нижнюю Тундру вас отправить. Там как раз людей на ликвидацию прорыва не хватает – все ангелы в основном.
    - Понял, больше вопросов нет.
    - А как мы на нем поедем? – включилась в игру Олеся. Пока говорили взрослые, она, как и положено воспитанным девочкам, молчала – но теперь дала волю распиравшему ее любопытству. – Ведь тут всего два вагона и две рельсы, которые никуда не ведут. И ты умеешь управлять трамваем, то есть метром, то есть метро, а дядя Миша? Вот мой папа умеет самолетом управлять…
    - То, что рельсы никуда не ведут – это совершенно неважно. Ведь мы в канализации, - важно пояснил ангел. – Сюда сливаются все стоки, в том числе информационные. Это не просто большая помойка – это большая всемирная помойка, и именно здесь проще всего добраться из пункта А в пункт Б, если эти пункты хоть как-то связаны информационно. Понимаешь меня?
    - Нет, дяденька ангел, не понимаю, - разочарованно протянула малышка.
    - А я кажется понял, - просветлел своей синей мордашкой Тед. – Из города Архангелов в город Ангелов, правильно?
    - Ну конечно! А чтобы пешком не идти – все-таки долго, да и запах тут не фонтан, выборы же только недавно прошли – вот вам транспортное средство. Самодвижущееся, самонаводящееся. Садитесь. И удачи вам!
    - Подождите, подождите, - воскликнула Олеся и подняла что-то с пола. – Смотрите, я книжку нашла.
    - Дай-ка сюда, - отобрал у нее находку Маклоски. – Ух ты. «Властелин колец». Свеженькая, даже не налипло еще ничего – что странно.
    - Да нет здесь ничего странного. Молодец, Алиска, - похвалил ангел. – Если ничего не налипло, значит только что обронили. А раз только что обронили, значит это для нас знак – ведь если Герасимов не ушел из города пешком за рыбным обозом (а мы следили за всеми караванами) и не уплыл по морю (а в порту постоянно дежурили мыши наружки  из конторы Мороза), значит он сделал ноги именно этим путем. И скорее всего – именно он и уронил.
    - Это что-то значит? - потер лапой затылок Маклоски.
    - Скорее всего, ничего. Но вы в дороге поизучайте – мало ли. Еще раз удачи вам. Увидимся!
    - Ну пока-пока. И помни, за тобой фляжка хреновухи еще числится. Моей, что характерно, хреновухи.
    - Разберемся, Тедди. Пока, малышка!
    - До свиданья, дяденька ангел!
     
    И вот, уже механический хриплый голос объявляет:
    - Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка – «El Pueblo de Nuestra Senora la Reina de los Angeles»
    Вагон набирал скорость достаточно резко, толчками. Неудобные деревянные сиденья не давали никакого простора медвежьему телу, поэтому Маклоски расположился прямо на полу, а Олеся уютно устроилась в его теплом меху и снова задремала. Задумчиво листая книгу, детектив обнаружил в ней закладку – а на странице с закладкой ногтем было очеркнуто четверостишие:
    But long ago he rode away,
    and where he dwelleth none can say;
    for into darkness fell his star
    in Mortd’or where the shadows are.
    <англ. - Но он давно покинул нас,
    Никто не знает, где он c‘час;
    Во тьму сошла его звезда
    В Мордор, где тени. Навсегда. >
     
    Причем, слово Mordor было исправлено от руки именно так: Mortd’or.
    - Что же это может быть? – задумался Маклоски. – Явно не просто так здесь и эта закладка, и эти помарки. Чтобы поднять руку на книгу Профессора – нужно было иметь очень веские основания. Впрочем, человек, который решил воплотить в жизнь пророчества ийуней, мог иметь такие основания. Итак… - и он надолго задумался.
     
    И только когда тот же хрипло-механический голос объявил: «El Pueblo de Nuestra Senora la Reina de los Angeles, поезд прибыл на конечную станцию», - он хлопнул себя лапой по лбу:
    - Какой же я все-таки кретин!
    - Что случилось, дядя Миша? – тут же проснулась Олеся.
    - Мне надо дать такого подзатыльника, чтобы я пролетел отсюда до Чаринг-Кросса! Mortd’Or, золотая смерть – Аляска же!! Он на Аляске, на Аляске он, ты понимаешь?
    - Дедушка Мороз?
    - Именно! – они выбрались из трамвая, и Олеся заворожено смотрела на высокие темные своды коммунальной сети Лос-Анджелеса. Медведь взял ее за руку. – Успеешь еще насмотреться, Алиса. Ты не забыла, что у нас дела?
    - Дядя Миша, но ведь ты-то знаешь, что я Олеся, а не Алиса! Почему же ты…
    - Ты же слышала, малышка, у них с этим строго. Так, сейчас надо определить направление…
    Договорить, а тем более определить направление ему не дали. Из-за кирпичной колонны, поддерживающей свод, вышел невысокий светловолосый человек с револьвером в руке. Откуда-то из-за угла материализовался второй, пониже и с темными волосами – с его кисти на петле свисал хлыст, а руки были заняты неизменным «Тетрисом». Крыс и Весельчак Пу, которых Маклоски вел по трем делам и от которых заработал экзему, сами нашли его.
    Весельчак мило улыбнулся и сделал приглашающий жест револьвером:
    - Буду краток. Вы оказали нашему небольшому содружеству просто неоценимую услугу, леди и джентльбеар. Поэтому против своего обыкновения мы не замочим вас сразу, а сделаем формальную попытку договориться по-хорошему.
    - Не о чем нам с тобой договариваться, - буркнул Маклоски.
    - Нет, ну смотрите сами. Если хотите, можем вас сразу замочить, и не договариваться никак. Устраивает такой вариант?
    Олеся испуганно прижалась к теплому пушистому боку Теда. Тот потер подбородок лапой:
    - Вообще-то нет. Но рискуя очень многим, все-таки хочу сообщить, что никаких услуг мы вам не оказывали. А даже, в некотором плане, наоборот…
    - Спокойно, Маклоски. Ты нормальный парень и только по работе стоял у нас на дороге. Я все понимаю, положение обязывало. Но теперь, когда мы знаем, что Старик на Аляске – и знаем именно от тебя, - детектив с силой ударил себя лапой по лбу, недоумевая, как же он мог не подумать о банальной прослушке в вагоне метро. Будда, на секунду возникший над его правым плечом, возвел глаза к небу и страдальчески протянул: «Ну кретин же!!». – Так вот, теперь шеф уже выехал на остров Врангеля, чтобы оперативно зачистить эту проблему. А у вас есть два выхода. Или вы принимаете от меня гонорар за ваши услуги, в размере, скажем, одного миллиона…
    - Миллиона чего? – в медвежьих глазках блеснул жадный огонек.
    - Да хоть чего! – хохотнул Весельчак. – Или, второй вариант, мы отводим вас в любой ближайший сортир – а с учетом того, что сортир здесь практически везде, то и далеко ходить не придется – и там мочим. Ну как?
    Олеся горячо зашептала в ухо Маклоски:
    - Дядя Миша, нас что, убьют, да? Но ведь нельзя брать у них деньги, да? Нельзя соглашаться? – Тед отодвинул девочку, сделав глазами знак, чтобы не мешала.
    - Я правильно понял, - спросил он у пиратов, - что приняв ваше предложение, мы не сможем продолжать расследование и автоматически вернемся на исходные позиции?
    - На лету ловишь! – Пу толкнул локтем своего напарника, - вот смотри, как люди соображают, а то ты со своими игрушками вечно пробуксовываешь.
    - Пожалел бы хоть ребенка-то, а?
    - Не могу. Рад бы, да не могу.
    - Ну в таком случае, мы с Алисой должны будем отказаться, к огромному нашему сожалению.
    Олеся, которая нервно переминалась с ноги на ногу, покраснела и снова зашептала что-то на ухо Маклоски.
    - Не перешептываться там! – прикрикнул на них Весельчак.
    - Да ладно тебе, Пу. Девчонке просто в туалет надо – сил никаких нет, а вслух сказать стесняется.
    - Никаких… - начал было пират, но напарник, отвлекшись наконец от своего «Тетриса», прервал его:
    - Как юрист, я должен констатировать, что право на последнее желание смертника – это один из древнейших законов, и мы просто обязаны исполнить его в рамках принятых на себя обязательств по договору с…
    - Займись «Тетрисом» и не болтай лишнего! – рявкнул Весельчак. И обратился к девочке: – Ладно, пошли. Все равно туда собирались.
    - Я одна с тобой не пойду, ты злой, плохой, - топнула ножкой Олеся. – Я с дядей Мишей пойду, вот.
    Пират хохотнул каким-то своим, безусловно грязным, мыслишкам и щедро разрешил: - Хорошо, пошли все вместе. Ван вей тикет, иф ю андерстенд ми.
    - Фром май харт, - подтвердил Крыс.
     
    Трамвайные рельсы упирались прямо в филенчатую дверь с надписью WC. За ней оказалась небольшая кабинка, разделенная тонкой перегородкой на две части – в одной находился умывальник и электрический фен с совершенно психоделической надписю: «Не включать во избежание высушки рук». На кране тоже висела табличка: «Кран не открывать. Бежит вода.»
    За перегородкой никаких надписей не было, и проверив этот загончик на предмет окон и потайных ходов, через которые можно удрать, Весельчак сделал приглашающий жест револьвером:
    - Прошу вас, леди и джентльбеар. Только недолго, а то у нас с коллегой много работы.
    Хмуро посмотрев на пиратов, медведь прошел за загородку, ворча на ходу: «Ну и где носит этого негодяйского ангела с его пушкой, когда он действительно нужен?». Девочка последовала за ним.
    Вспомнив про ангела, Маклоски вспомнил и кое-что из его уроков – и задумался. Ведь если канализация это всеобщая информационная помойка и место для стоков, то сортир в канализации – это просто канализация в квадрате получается какая-то. Если не в кубе. Терять им было нечего, Тед щелкнул пальцами и прошептал:
    - А ведь ты все здорово придумала, девочка!
    - Но я ничего не придумывала, дядя Миша. Я и правда хочу…
    - Тише. Успеешь. Слушай внимательно: ты умеешь задерживать дыхание?
    Олеся кивнула.
    - Очень хорошо. Тогда держи меня крепче, чтобы я не разбился. Сейчас мы будем смываться.
    - Как держать? – не поняла малышка.
    - Нежно! - усмехнулся Тед, превращаясь снова в маленького стеклянного медвежонка. – Мы смываемся отсюда, детка. Нажимай на слив и ныряй.
     - Но как? Ведь я не помещусь!
    Из-за перегородки раздался недовольный голос Весельчака:
    - Долго вы там возиться будете?
    - Быстро, и без рассуждений. Давай, жми, - прошептал Тед и громко ответил пирату: - Уже все почти!
    Приветливо зажурчала вода, и Олеся, крепко, но бережно прижав игрушку к груди, смело нырнула в водоворот.
    И морская пучина поглотила их. В один момент.
     
    Перед стеклянными глазами Маклоски стояла сплошная водная пелена. Их с девочкой уносило куда-то далеко, тела их плыли по Ниагаре стоков в неизвестном… Нет, в совершенно неизвестном направлении, а разум медведя без особого труда покинул ненадежную игрушечную оболочку и внутренним взглядом прозревал совершенно другие картины.
    Водопад шумел, искрился и переливался всеми оттенками перламутра, яркая радуга блистала между заснеженными склонами – детектив без труда узнал Рейнбосский водопад на острове Врангеля, Аляска. Перед водопадом стояли двое: спиной к бездне, тяжело опираясь на посох стоял худой изможденный старик в собольей шубе, в котором с трудом можно было узнать Деда. Напротив него, спиной к незримо присутствующему здесь Теду, небрежно опирался на трость грузный мужчина в черной накидке и черной широкополой шляпе.
    Маклоски попробовал как-то сменить точку обзора, но оказалось что он, хотя и бесплотный, прикован к скале футах в ста от противников. В том, что это именно противники, не было никакого  сомнения: глаза Старика горели лютой бешеной ненавистью. По всему было видно, что он хочет взять и очень сильно огреть посохом по голове своего визави.
    Но тот лишь громко, раскатисто рассмеялся – и что-то знакомое почудилось Теду в этом смехе.
    - Я знал, я чувствовал, что это ты, - грустно сказал Дед.
    - А я понял, что ты меня подозреваешь, когда ты стал темнить с этим месторождением. Но теперь все ставки сделаны, и должен остаться только один из нас!
    - У тебя всегда была эта склонность к дешевым эффектам, Коля. А с тех пор, как ты снюхался с этими кокаинщиками, ты окончательно свихнулся – если этого не скажу тебе я, то не скажет никто.
    - Возможно, ты прав, старик, и наркотики  вредят здоровью. Но зато я открыл, что  они  удивительно  стимулируют  умственную деятельность и проясняют сознание. Так что  их  побочным  действием  можно пренебречь.
    - Ты мог бы десять раз укокошить меня здесь, у этой скалы – обвал, метеорит, что угодно. Но предпочел закончить дело банальным поединком. Это ты называешь умным решением?
    - Меньше слов, больше дела. Ты готов?
    - Одна просьба, Коля. Ради старой дружбы. Позволь мне написать письмо внучке. Последнее.
    - Хорошо. Я всегда был великодушен, ты знаешь, - и толстяк снова рассмеялся странно знакомым Тэду раскатистым смехом. – Но как ты планируешь отправить его?
    - Здесь иногда появляется Кроль. Он доставит.
    - Стоит ли терять время? Все равно, он потеряет его где-то по дороге, или принесет не туда. Или не тогда…
    - У меня нет выбора, правда?
    - Правда. Пиши, только побыстрее. Время дорого.
     
    Несуществующие слезы наворачивались на несуществующие глаза Теда, пока Дед писал свое последнее послание. Противник проявил не столь уж много благородства и великодушия – скорее, лицемерие и сумасшедшую страсть к позированию: Старик был не просто утомлен. Очевидно было, что он много дней, если не недель, жил впроголодь и находился на грани измождения, а его оппонент был свеж, бодр и вполне упитан. Как только письмо было закончено, он отложил в сторону трость и коротко бросил:
    - К делу.
    Мороз снял шубу, оставшись в длинной рубахе, подпоясанной красным кушаком. Загадочный незнакомец, которого Тед за неимением других вариантов определил как Герасимова, снял с себя шляпу и широким жестом бросил ее в пропасть. Старик невольно проследил за ней взглядом, и в это время Николай бросился на него и вцепился в горло железной хваткой.
    Долгое время противники стояли, не выпуская друг друга и шатаясь, на самом краю обрыва. Наконец Деду удалось молниеносным приемом вывернуться из объятий и отбросить врага от себя, оставив в его руках свой размотавшийся в схватке пояс.  Николай издал вопль и несколько секунд отчаянно балансировал на краю, хватаясь за воздух. Но все-таки ему не удалось сохранить равновесие, и он сорвался вниз.
    «Собаке – собачья смерть», - констатировал про себя детектив, но праздновать победу было рано. Над пропастью взвился конец красного кушака и дважды опоясал Старика. Увлекаемый в  пропасть  тяжестью  противника, Мороз ухватился  за  уступ руками,  однако  не  удержался и исчез в пасти расщелины Рейнбосского водопада; только серебристый снег грустно искрился в лунном свете и откуда-то издалека послышался жалобный волчий вой.
     
    Потом к вою присоединился детский плач, и Маклоски почувствовал, как что-то теплое капает на его щеки.
    - Дядя Миша, дядя Миша, вернись! Очнись, пожалуйста, дядя Миша, - причитала Олеся. Они находились на кирпичном парапете, и мимо них плыли, плыли, плыли бесконечно тяжелые мутные сточные воды. Открыв глаза, Тед грустно улыбнулся девочке:
    - Не плачь, детка.
    - Ой, как хорошо что ты живой, что ты очнулся! Мне страшно здесь. Тут постоянно кто-то ходит, кто-то воет, кто-то так страшно молчит. То есть, теперь не страшно уже, ведь ты нас спасешь, правда?
    - Неплохо бы, - пробормотал Маклоски, тряся головой и окончательно приходя в себя. – Тем более, что если мое видение было правдой, а не гипоксическим бредом, нам нужно очень и очень сильно спешить.
    Тед пока решил не рассказывать девочке про гибель Деда – оставалась еще надежда, что со смертью его противника все как-то наладится. В конце концов, у Мороза большая родня, и кто-то может взять на себя руководство семейным делом. Да и западный партнер может помочь.
    - По моим сведениям, крошка, Герасимов нас пока что больше не побеспокоит. Нам нужно срочно увидеться с Сантой.
    - Кто здесь говорил про Герасимова? Кто говорил про Санту? – раздался из темноты дребезжащий старческий голос. Олеся испуганно отшатнулась от проявившейся прямо из мрака неуклюжей фигуры.
    - Кто вы, незнакомцы? Что принесли вы – какие вести из прекрасного далека?
    - Я детектив Маклоски, - вежливо представился Тед.
    - Алиса, - вздохнула Олеся.
    - Алиса… Они пытали меня, Алиса… Но я… Я ничего не сказал, - задребезжал старик и бессильно рухнул на кирпичный парапет.
    - Кто тебя пытал? За что? – принялся допытываться медведь.
    - Они. Пираты. Крыс и Весельчак – они где-то здесь. Мне удалось сбежать от них, и я ничего, ничего им не сказал…
    - Кто ты, друг? Мы тоже удрали от этих разбойников, - Тед потряс несчастного за плечо, но тот разразился мелким хихиканьем и закатил безумные глаза к потолку.
    - Что с вами, дяденька? – с испугом спросила девочка.
    - Страдания помутили его разум, - с грустью пояснил детектив.
    - Остерегайтесь змей, - зашипел безумец. – Они здесь повсюду, слышите вы, повсюду.
    - Ты все перепутал, папаша, - улыбнулся Маклоски. – В канализации живут не змеи, а крокодилы. И не в Лос-Анджелесе, а в Нью-Йорке!
    Как бы в ответ ему откуда-то издалека раздалось отчетливое змеиное шипение.
    Пожав плечами, Тед попытался пояснить:
    - Канализация по ночам издает странные звуки.
    - Вот им ты об этом и расскажешь. Если успеешь, - вновь захихикал старик, сжавшись в клубок. – Они идут, я знаю, я слышу их шаги.
    - Шаги? Змей?! – рассмеялся было Маклоски – но тут же осекся. Действительно, где-то совсем рядом тяжело чавкали слизью две пары ног. – Тихо все, - прошептал Тед. – Это пираты.
    Да, это были они. Первым проявился Весельчак, за ним следом, оскальзываясь и чертыхаясь, но не отрываясь от своего «Тетриса» трусил Крыс. Пу довольно и сыто ухмыльнулся:
    - Ага, вся компания в сборе! Итак, на чем бишь мы остановились в прошлый раз? – и он взвел курок револьвера. Но выстрелить не успел. Раздалось оглушительное шипение, и длинное сильное змеиное тело обвило пирата множеством колец. Раздался мерзкий звук ломаемых костей.
    - Один есть, - отметил Маклоски. – Интересно, много здесь этих тварей?
    - Больше чем ты можешь себе представить, - задребезжал старый безумец. – Они повсюду. Они несут смерть. Бегите! Бегите, я их задержу – и если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от лос-анджелесской канализации!
    Крыс поднял голову от своей игрушки и большими удивленными глазами смотрел, как питон не спеша пожирает его напарника.
    - Это что, получается, что я теперь главный?
    Однако, насладиться лидерством ему было не суждено. Через мгновение он уже барахтался в стальных тисках другого питона, и последними его словами были: «Ах, «тетрис» выронил! Какая досада».
    - Не теряйте времени, бегите! – Крикнул старик. Это мелкие змееныши, я их задержу. Главное, чтобы не появился Питон с Монтировкой.
    - Дяденька, мы не можем тебя тут бросить! – воскликнула добрая девочка, но медведь аккуратно подхватил ее за шиворот и огромными неуклюжими скачками помчался туда, где, как подсказывало ему медвежье чутье, можно если не спастись от голодных рептилий, то хотя бы занять нормальную оборону.
    И вот, они снова в трамвайном зале, на станции. Вагона на месте не оказалось, спасительной двери в туалет тоже – на ее месте чернела закопченная кирпичная стена. Прижавшись к ней, Маклоски заслонил собой девочку и приготовился дорого продать свою медвежью шкуру. Вдали слышалось приблизающееся шипение и звяканье какого-то металла о парапет.
    Подняв глаза, Тед заорал:
    - Ну ты, халявщик черномазый, долго нам еще за тебя отдуваться?!
    Откуда-то сверху ему в ответ донеслось:
    - Не паникуй, Маклоски. Помощь близка. Продержитесь немного – я не могу сейчас… - приятный женский голос неожиданно сообщил: «Извините, связь прервалась».
     
    Пока детектив шарил вокруг в поисках какого-нибудь оружия, или хотя бы булыжника, в зал вползло, вкатилось, вместилось странное и страшное существо. Его змеиные изгибы несомненно указывали, что это питон. Но ни одному, самому обкуренному серпентологу в самых смелых мечтах о Нобелевской (или Дарвиновской) премии не доводилось видеть такого кошмара. Туловище толщиной с хорошую сейквойю, глаза размером с золотое блюдо, а с клыков каплет что-то склизкое, от чего пол начинает шипеть и пузыриться.
    - Ну и как вот его задержать? – непонятно у кого спросил Маклоски, отбрасывая бесполезный обломок кирпича. Змей приближался, одно из колец его тела сжимало стальную монтировку.
    -  Так вот ты какой, Монти Пайтон! – хмыкнул Тед и собрался броситься на тварь, чтобы выцарапать глаза – и тем дать возможность спастись хотя бы девочке. О себе он не думал.
    Но уже сжавшись для решительного броска, краем глаза он заметил, как темная стена, куда уходили рельсы, сначала дрогнула, а потом распалась на мелкие осколки от мощного удара. В глаза медведя блеснул луч ослепительного красного света, который набирал силу, фокусировался и наконец уперся в золотистую питонью шкуру.
    Удав зашипел и немного отступил. Человек в строгом сером костюме с узким галстуком держал в руках небольшую трубку, из которой и бил этот красный луч. Питон извивался, корчился под ним – и постепенно отползал.
    Маклоски перевел дыхание и вопросительно посмотрел на их спасителя. Он не знал, на чьей стороне играет этот человек, но безусловно узнал его:
    - Господин президент?
    - Comewithme, ifyouwanttolive! – спокойным уверенным голосом позвал тот.
    - Логично, - согласился Тед. Выяснение всех обстоятельств его появления можно было отложить на потом – было ясно, что несмотря на мощь лучевого ружья, тварь уже оправилась от первого удара и скоро снова ринется в атаку.
    Взвалив на себя бесчувственную девочку, медведь последовал за человеком в сером.
    Пролом в стене вел вовсе не в давешний сортир, а в очередное русло бесконечной помойно-канализационной реки, по кирпичным берегам которой Маклоски с потерявшей сознание от страха девочкой следовали за своим спасителем.
    - Так с чего бы вдруг вы так вовремя появились и спасли нас, а, господин Президент? Да еще вооруженный по последнему слову науки и техники.
    - Бывший президент, Тедди. Бывший. Так что можешь называть меня просто Рон.
    - Вы не ответили на мой вопрос, Рон.
    - Меня попросил прибыть сюда для вашего спасения один мой знакомый ангел, и я не посмел ослушаться. Я был хреновым актером и не очень хорошим президентом, но что-то все-таки положительного в жизни я должен же сделать! Вот и спас вас. А пушку эту мне подарил один знакомый русский инженер – это опытный образец, и его создатель уверял, что именно моя фамилия натолкнула его на мысль создать его.
    - Знатная вещица!
    - Ну еще бы. Именная к тому же.
    - Окей, Рон. Еще вопрос: а разве нам не надо улепетывать во все лопатки? Эта тварь не последует за нами в пролом?
    - Нет, Тедди, не последует. Не сможет. Ширины пролома хватит только чтобы прошел человек – а габариты этого питона ты помнишь.
    - Но он же легко может проломить эту стену!
    - Не может. Он не может разрушать ничего, что создано руками человека. Таково было ограничение, которое зашили в него при создании.
    - Эта тварь создана руками человека? – не поверил Тед.
    - Да, для охраны… - тут Рон прервал себя и улыбнулся, - впрочем, тебе об этом знать не положено, при всем уважении. Истина где-то там, ты понимаешь.
    Тед разочарованно вздохнул:
    - Понимаю. Тогда еще вопрос, последний. Куда мы идем?
    - Как куда? В Бостон, конечно! Ты же хотел видеть Санту, не так ли?
    - Ну да. Но пешком мы будем туда добираться хренову тучу времени, а оно дорого.
    - Что, у тебя есть какие-то другие предложения?
    - Да. Когда я засыпал у себя в офисе, как раз в Бостоне, что характерно, у меня в кармане был небольшой пакетик со специальным порошком, который один мой друг периодически добывает с Той стороны.
    Бывший президент укоризненно посмотрел на Теда и покачал головой.
    - И не надо вот этих вот упреков! – с досадой бросил Маклоски. – Это свободная страна и страна свободного бизнеса, не вы ли сами это всегда говорили, сэр?
    - Говорил. Но я говорил вовсе не о…
    - Ну так вот, я тоже как могу делаю свой небольшой бизнес, и больше не будем об этом. В конце концов, я же не заставляю этих тупиц-покупателей нюхать эту дрянь.
    - Не надо этого лицемерия, Тедди. А что еще с ним можно делать, скажи на милость?
    - Как, неужели вы не знаете, сэр? Использовать по прямому назначению, конечно. Летать! Для этого он и нужен нормальным людям. Так, сейчас поищу по карманам…
    - Какие карманы у тебя в шкуре, Маклоски? Ты что, спятил?
    - Да нет. Вы же знаете ангела? Так вот, за разъяснениями к нему. А я практик, а не теоретик. Вот здесь, кажется… Да, точно! – и медведь победно продемонстрировал Рону небольшой прозрачный пакетик с золотистым светящимся порошком.
    Увлекшись, он не заметил, как наступил на обломок кости и споткнулся. Приглядевшись получше, он рассмотрел в канализационной грязи череп, остатки скелета и раздолбанной черной коробочки «тетриса», на которой еще виднелся фирменный логотип – полуочищенный и надкушенный банан.
    - Вот все, что осталось от Снупи, - процитировал Тед и начал приводить Олесю в чувство.
     
    Поднявшись в воздух, и не спеша набирая скорость, Тед держал всю компанию в своем кильватере – или, правильнее было бы сказать, кильлюфте.
    - А вы уверены, сэр, что точно определили направление?
    - Безусловно, Тедди! Нам вот туда, - и он показал своим лучевым ружьем куда именно, - все время по этой трубе. Если бы я не мог нормально ориентироваться в информационных потоках, что бы я был за президент?
    - И то верно. Тогда я задаю темп, а вы держитесь плотно за мной, не отставайте сами и следите за девочкой, чтобы не отстала.
    - Я не отстану, дядя Миша, не волнуйтесь! – успокоила медведя Олеся, детское личико которой сияло счастьем первого полета. – Летать – это так здорово! Мы полетаем как-нибудь еще, потом?
    - Посмотрим. Итак, все готовы? Начинаю ускорение. На старт, внимание… Арш, Арш!
    Лететь было здорово. Надоевшие канализационные кирпичи слились в одну серо-бурую массу, с безумной скоростью движущуюся навстречу, остающуюся позади, не в силах остановить неудержимый стремительный бег. Встречный ветер сдувал въевшуюся сточную грязь, зловоние, безжалостно избавлял от всего ненужного, лишнего, наносного. 
    Маклоски думал о том, что его расследование так же летит к концу, что скоро уже он доберется до истины, спасет этот мир и найдет наконец свою душу, которую сможет спокойно выменять на цистерну хреновухи у черного ангела своей судьбы, и все вернется назад, и все будет по старому.
    Но вспомнив про ангела, он вспомнил и про Деда, взгрустнул – и понял, что совсем по-старому уже не будет. «А вдруг он все-таки спасся?» - подумал Тед. Ведь все-таки, не просто старик какой-то, а один из очень и очень немногих. И не в таких переделках побывал, и генеральские погоны не в кабинете на кресле выслужил.
    - Эх, хотел бы я, чтоб он оказался живым и здоровым, - произнес детектив вслух, и ветер разнес его слова, гулкое эхо загуляло под сточными сводами. – И где все-таки, хотел бы я знать, носит этого негодяйского ангела?
    И как ответ на его вопрос прямо перед мысленным взором вновь открылась картина. Только теперь она не заполнила собой все пространство, как тогда, в водовороте, а накладывалась на окружающую реальность.
    Тед продолжал лететь на неописуемой скорости, вписываясь в повороты и огибая препятствия – но при этом он видел изнутри простой бревенчатый сруб, затянутый клубами пара.
    На деревянных лавках сидели Старик в белой рубахе, ангел, сменивший свое длиннополое пальто на белоснежную простынь и какой-то седой тип в расстегнутой косоворотке с гармонью в руках.
    Гармонь выводила совершенно безумные мотивы, в которых Тед с трудом узнал дико аранжированную свою любимую песню «Оу, сьюзан». Но если в любое другое время он был бы готов вцепиться в горло человеку, посягнувшему на святое, сейчас он был почти счастлив: Мороз был жив и здоров, а завывания гармони настолько совершенно ложились в темп их полета, что хотелось хлопать в ладоши, петь и смеяться как дети.
    Мужик в косоворотке как раз и пел – с дичайшим русским акцентом, но это придавало свою прелесть измененной песне:
     
    - Ох, Снегурка,
    ох донт ю край фор ми,
    Айв джаст кам фром ловер тундра
    Виф май «Гатлинг» он май кни!!
     
    - Knee, - механически поправил отбивающий ритм деревянной ложкой ангел.
    - Та шо «ни», шо «ни»? - резко перешел на суржик певец. - Отож самое воно, учись, сынку!
    - Да он не про то, - пояснил с доброй улыбкой Мороз. – Колено по-английски «нии», а не «кни».
    - Та, одна ерунда, - махнул рукой мужик и рассмеялся. – Вот узнаю своего генерала! Только что почитай с того света вернулся, и сразу поучать! Вы бы лучше, ваше высокопревосходительство, на семужку налегали. Да о стопке не забывайте.
    - Тебе, Вересаев, все только бы стопки, - недовольно поморщился Дед. Но стопку опрокинул, да так лихо, что присутствующие зааплодировали. Крякнув и занюхав куском семги, Старик продолжил: - А ведь я думал, в этот раз мне точно хана. Когда поток подхватил меня, бил о скалы и пытался удушить, когда я блуждал без света и надежды по темным подземным переходам, а особенно – когда выбрался к свету на вершине вулкана Катмай. Ни спуститься с него, ни подать знак у меня сил не было. Я умирал – и вдруг увидел, что вроде орел летит ко мне. Или, скорее, гриф. Ну, думаю, все. Отжил свое старый Мороз. А присмотрелся получше – а это ты, приятель, - и Дед обнял ангела, да так, что жалобно затрещали кости. – Хороший ты парень, хоть и ангел. Контору я твою не люблю, и есть у меня для этого свои причины, ты знаешь, - ангел понимающе развел руками, - но лично ты мне нравишься. Если выгонят, приходи ко мне, не обижу!
    - Ну, за сотрудничество, - начислил всем по новой рюмке Вересаев и поднял свою. И немедленно выпил.
    - А вот скажи мне, мой чернокожий друг, - продолжил Мороз, основательно подзакусив, - кто ж тебя надоумил меня здесь искать? Ведь не Колька же, в самом деле?
    - Да нет, - поморщился при этом имени ангел. – Есть у нас самородок один, детектив Маклоски. Он все и разузнал, а я следил за ним постоянно. И как только стало понятно, что ты здесь – сразу искать тебя ринулся. Ну, а лучше твоего приятеля таможенника эти края никто не знает.
    - Да, раньше меня здесь каждая собака знала, - подпер рукой щеку Вересаев и загрустил. – А теперь вот, и люди. И даже ангелы. Таможню убрали, землицу отдали – а я остался. Что делать? Ты меня знаешь. Я мзды не беру, мне за державу обидно… - и отсалютовав Деду стопкой, старый таможенник в одиночку выпил еще. Потом снова взял в руки гармошку, пробежал пальцами по клавишам и добавил: - А Маклоски этот – наш человек. Вот послушай:
     
     
    - Герхард Гольдфинч и Мишка Маклоски
    За столом засиделись не зря,
    Герхард Гольдфинч и Мишка Маклоски
    Ловят банду и главаря
    Расцвела новогодняя елка
    Новый год не придет все никак:
    Мало будет от этого толка,
    И глумится кровавый толстяк.
     
    - Атас! – вдруг закричал Старик, глядя прямо в глаза Теду. – За нами следят!
    Он быстро схватил шайку и выплеснул ее содержимое на раскаленные камни. Сруб быстро затянуло паром, и картинка пропала.
    Очень вовремя, надо сказать. Рон уже дергал детектива за заднюю лапу, чтобы просигналить: - Надо сбавлять скорость. Приехали.
    - А, узнаю, узнаю родной бостонский коллектор, - довольно потянулся медведь, приземлившись. – Сколько здесь дел раскрыто. А сколько скрыто! Сколько часов я провел здесь в засадах. Сколько таланта, сколько огня я проявил как-то в роли тени отца Гамлета!
    Олеся заворожено смотрела на него, но президент не был настроен так же восторженно.
    - Будем предаваться воспоминаниям или все-таки вылезем наконец на поверхность?
     
    На поверхности как раз над тем коллектором, где закончился их полет, находился придорожный бар. До города было еще далековато, но действие порошка уже закончилось, и новый достать было негде. Приходилось как-то импровизировать, и если Маклоски предложил тупо стоять и голосовать, то Рон решил проблему кардинально:
    - Сейчас пойдем и реквизируем какой-нибудь транспорт. Ну подумай сам своими медвежьими мозгами: какой безумный водила согласится «подкинуть до центра» такую странную компанию? Ты хоть представляешь, как выглядишь со стороны?
    - Да, действительно, - хмыкнул Тед. – Не подумал.
    - То-то же, - поднял палец Рон, подходя к одному из байкеров, парковавшему на стоянке свой «Харлей». – Мне нужна твоя одежда и твой мотоцикл!
    Байкер попытался было протестовать, но увидев клыки подошедшего Маклоски, оскаленные в дружелюбной ухмылке, положил на землю ключи от байка и начал лихорадочно раздеваться.
    - Я не понял, Рон, а зачем нам его одежда?
    - Видишь ли, Тед… - президент-актер посмотрел в сторону, потом вздохнул и признался: - Я всегда, всегда мечтал сказать эту фразу, но роль с ней все время доставалась моему более удачливому коллеге.
    Маклоски надел каску и начал седлать «Харлей». Байкер, увидев это, ойкнул, перестал раздеваться и начал заваливаться куда-то на бок. Олеся уютно устроилась за широкой медвежьей спиной.
    - Вас подбросить куда-нибудь, сэр?
    - Не стоит, время дорого. А я как-нибудь сам. У меня тут недалеко приятель живет, на флоте вместе служили: давно зовет к себе главным бухгалтером.
    - Ну, как знаете! Удачи, Рон.
    - И тебе удачи, Тед!
    - До свиданья, дяденька президент!
    - Пока, малышка!
     
    И снова безумная гонка – теперь уже по хайвею, и ветер в ушах, и терпкий аромат полыни, бензина и городской гари.
    Добравшись до центра, Маклоски остановил байк у здания полицейского управления. Он понимал, что в таком виде в помещение ему не войти. Но отправлять Олесю, не знающую английского, с поручением к своему злейшему другу он тоже не хотел. Выход нашелся довольно быстро.
    Из-за угла раздались звонкие мальчишеские выкрики, а вскоре появился и маленький газетчик, размахивающий пачкой свежеотпечатанных таблоидов:
    - Экстренныйвыпуск! Покупайте экстренный выпуск! «Бостонский мозгомоец»  рассказывает всю правду о новогоднем заговоре! Нас опять обманут и ничего не дадут – покупайте «Бостонский мозгомоец», узнайте правду о новогоднем заговоре!
    Детектив подозвал его, и приветливо заглянув в глаза, спросил:
    - Мальчик, что ты хочешь?
    - Шиллинг.
    - А ещё?
    - Два шиллинга!
    - А зачем тебе два шиллинга, если мы в Штатах, а не в Британии?
    - Потому что я хочу удрать отсюда и наняться юнгой в британский флот!
    - Хороший мальчик. Я дам тебе целых три шиллинга, если ты отнесешь мою записку капитану полиции Герхарду Гольдфинчу. Знаешь такого?
    - Кто ж его не знает! Про него даже синему недавно сняли. Деньги вперед. – Без всякого перехода оттараторил пацан.
    - Добро, - Маклоски порылся в карманах шкуры и нашел монетку – не то из его старого костюма, не то прямо из другого измерения, - вот тебе аванс. Еще две дам, когда вернешься, лады?
    - Лады! – и парень умчался, пряча монету. Но не по направлению в полицейское управление, а куда-то в лабиринт мелких и узких улочек.
    Тедди было расстроился, но предпочел немного подождать – пацаненок показался ему смекалистым, и было видно, что этот своего не упустит. Олеся жадно глядела по сторонам, впитывая атмосферу незнакомого города.
    Прямо мимо них полупрозрачный призрак рыжеволосой девицы протолкал не менее полупрозрачную тележку с криками:
    - Cockles and mussels, alive, alive, oh!
    - Что это было? – с любопытством спросила девочка.
    - Это Америка, детка! Страна иммигрантов. Вот и призраки, и баллады покидают родную Ирландию, как и мои предки когда-то…
    Закончить ему не дали. Вприпрыжку подбежал давешний пацаненок, встал перед детективом навытяжку и доложил:
    - Капитан Гольдфинч приказал мне проводить вас к нему!
    - А он разве не у себя в конторе?
    - Нет, э… - парень замялся, но вежливость все-таки взяла верх над антропоцентризмом. – Нет, сэр. Я вас провожу, вместе с этой юной леди.
     
    Вслед за своим провожатым Маклоски и Олеся окунулись в узкий лабиринт бостонских улочек. Пройдя дворами, они спустились вниз в кабачок «Яд и корона», пользовавшийся весьма сомнительной репутацией. Там парень проводил их к столику, за которым сидел какой-то одноглазый матрос – и протянул лапку за оплатой.
    - Не понял, - искренне удивился детектив.
    - Отдай пацану два шиллинга и не привлекай внимания, - ответил моряк. На мгновение он приподнял повязку, и Тед мигом узнал пронзительный взгляд своего бывшего шефа.
    Расплатившись с мальчишкой, медведь с трудом уместился за столиком. Олеся устроилась рядом.
    - Я не понимаю, Герхард, что ты здесь делаешь? Ведь тебя здесь могут узнать, - прошептал Маклоски.
    - Могут.  И я больше скажу, если меня узнают в этой трущобе, жизнь моя не будет стоить ни цента, так как негодяй ласкар <брит. сленг. - уроженец Индии, служивший матросом на английском корабле>, хозяин притона, поклялся расправиться со мною. Но риск – благородное дело, не правда ли?
    - Правда. Что, какое-то важное дело?
    - Если бы! Самый совершенный в мире мозг ржавеет без дела, я вынужден заниматься полной галиматьей.
    - В таком случае, можешь считать меня своим спасителем и машинным маслом для своих мозгов одновременно. Слушай, что расскажу.
    И Маклоски рассказал своему лучшему врагу все, что с ним приключилось после посещения ангела. Гольдфинч не спеша раскурил трубку, клубы ароматного дыма затейливо поднимались к закопченному потолку:
    - Я понял тебя, Тед. Мы поступим так: ты иди к Толстяку, переговори с ним. А я тебя прикрою, заодно сложу тут пока два и два, чтобы получить четыре. Девочку рекомендую оставить на мое попечение, ты понимаешь?
    Олеся, внимательно слушавшая вердикт великого сыщика, возмутилась:
    - Я с дядей Мишей пойду. Его нельзя одного оставлять – я его спасаю, а он меня. Вот так вот, дяденька сыщик!
    Маклоски покачал головой:
    - Ты молодцом, детка. Но здесь будет очень жарко. Лучше бы тебе…
    Олеся не дала ему договорить:
    - Или ты меня берешь с собой, или я сейчас закричу, и сбежится целая толпа народу.
    - Браво, Алиска. Моя школа, - оценил ее ход Маклоски. Ну вот что ты будешь делать с такой боевой малышкой? Придется взять.
    - Давай, Тед. Я появлюсь в нужный момент, - и Гольдфинч, откинувшись на диване, начал пускать дымовые кольца. Это означало, что он погружен в глубокие раздумья, и лучше его не беспокоить.
     
     
    Санта встретил Теда и девочку радушно, усадил в глубокие мягкие кресла, угостил горячим шоколадом с корицей и имбирем, и очень внимательно выслушал. Его правая рука бала забинтована и покоилась на перевязи, но на заботливый вопрос Маклоски он только отмахнулся: мол, ерунда, пройдет, порезался во время бритья. А услышав о том, что Мороз жив, здоров и приходит в себя где-то в бане у своего русского друга, он вскочил и рассмеялся густым раскатистым басом:
    - Хо-Хо-Хо!! Я знал, что этот старик еще нас всех переживет! – и как-то не очень радостно дернул щекой. Нервически дернул, прямо скажем. При звуках этого смеха детектива прошибло, как молнией, долгожданное озарение: все части мозаики сложились наконец в стройную, логически выверенную, хотя и неприглядную картину. Он понял наконец, почему ему столь знакомым показался смех незнакомца у Рейнобосского водопада, он понял, что безумный старик в канализации Лос-Анджелеса был настоящим Николаем Герасимовым, похищенным пиратами и мужественно вынесшим все пытки. Он понял, что именно Герасимов, как мальчик, разбрасывающий хлебные крошки, оставил в трамвае книгу с подсказкой в отчаянной надежде, что она попадет в надежные руки.
    И он понял, что Старик, знавший Санту не одну сотню лет, называл его настоящим именем, а не претенциозно-броским псевдонимом, придуманным для него кокаиновой корпорацией в рекламных целях.
    - Святой Николай… - протянул медведь и зарычал. – Или уже не святой? Где твоя святость, толстяк? Это ты обрек экспедицию Мороза на гибель? Ты нанял Весельчака и Крыса? Ты хочешь воплотить пророчества ийуней и призвать жукоглазов?
    - Да, да, да! – закричал в ответ Клаус и резко повернулся к медведю. – Эта планета все равно обречена, и рано или поздно жукоглазы захватят ее, и никакие ангелы не спасут. Я хочу спасти ее, понимаете? Я дам им то, что они хотят, и они поставят меня старшим, а я медленно, но верно буду готовиться к тому, чтобы отбросить их назад, став единственным, непобедимым…
    - А как же люди? – прервал его Тед. – Ведь люди погибнут.
    - Ну и что? Я столько времени забавлял этих людишек, что они задолжали мне кучу радости. И этот долг они мне вернут сполна. Я предлагал Старику присоединиться ко мне, но старый упрямец отказался. Ничего, теперь уже поздно. Я знаю, где находится подарочная жила, и я – я доставлю детям всего мира подарки, завтра наступит первое января, жукоглазы прорвут ангельский заслон, и пророчество ийуней исполнится!
    - Ты сошел с ума! – спокойно констатировал Тед. - С этим надо что-то делать, и немедленно.
    - Ты злой, плохой Санта! – закричала Олеся, и не в силах сдерживаться, бросилась на Клауса с кулаками.
    Тот схватил ее за шкирку и захохотал:
    - Хо-Хо-Хо! Слишком поздно, маленькая моя, слишком поздно. Тед, послушай меня. Зачем тебе этот сумасшедший русский дед? Ведь ты славный американский парень, Маклоски. Пойдем со мной, стань моей правой рукой. Раздели со мной власть над этой планетой!
    - Ну уж нет. Твои прококаиненные мозги окончательно сгнили, если ты не видишь, что все кончено. Посмотри в окно. Твоя резиденция оцеплена. Мой бывший шеф раскусил тебя раньше чем я, и принял меры, - говоря так, Тед очень бы хотел в это верить. И точно в подтверждение его слов с улицы раздалось:
    - Здание окружено полицией, все входы и выходы контролируются! Санта Клаус, ты обвиняешься в попытке новогоднего заговора против мироустройства, выходи с один с поднятыми руками.
    - Это кто это там тяфкает? – крикнул в окно Толстяк.
    - С тобой, свинья, не тяфкает а разговаривает капитан полиции Герхард Гольдфинч. Слыхал, наверное?
    Санта оглянулся на Теда, тот оскалил клыки и приготовился к прыжку.
    - Хо-Хо-Хо! Вы еще не знаете, какого могущества я достиг. Только Мороз мог бы остановить меня, но он далеко, пьет водку, как и положено русскому. Вам не остановить меня. Я слишком долго носил красный цвет – пока не понял, что он есть альфа и омега, он начало и конец всего. Смотрите же! - и не выпуская из руки Олесю, Клаус распахнул красную куртку – под ней оказался жилет, переливающийся всеми цветами радуги. – Смотрите, и трепещите!
    Он дернул верхнюю пуговицу жилета, и тут же, как будто кто-то включил скрытый до времени компрессор, начал надуваться вширь, вверх. Ему стала тесна куртка, она треснула по швам – а радужное одеяние росло вместе с ним. Не прекращая увеличиваться в размерах, Санта высадил оконную раму и одним прыжком выпрыгнул вон. Тед ахнул и бросился к окну, ожидая увидеть самое страшное – все-таки тринадцатый этаж, а безумный Толстяк так и не выпустил девочку – но увидел лишь, как с какой-то потусторонней, обезьяньей ловкостью Клаус уцепился за стену противоположного здания и готовится к новому прыжку.
    Медведь бросился к лифту и через мгновение был уже внизу, но слишком поздно. Толстяк ушел. Полицейские машины безнадежно стояли в новогодних заторах и не могли преследовать скачущего по крышам и стенам Санту.
    - Что будем делать, Тед? – спросил Гольдфинч, нервно теребя трубку.
    - Я знаю, куда он направился, - спокойно ответил детектив. – Лоун-Пайн-Билдинг. Большое новогоднее дерево со звездой. Он будет там, чтобы принести жертву и завершить адский план.
    - Так летим же скорее, - сверху послышался знакомый голос, и небо закрыла тень от черных крыльев. – Я спокойно унесу вас двоих.
    - А где же Старик? – поинтересовался Тед, пока ангел, пыхтя и отдуваясь, нес их к цели.
    - На подходе. Тяжелые вы, черти. Особенно ты.
    - Уж какой есть. Мне и самому эта медвежья форма не нравится.
    - Ладно, хорош трепаться, приехали.
     
    Исполинских размеров Толстяк стоял на вершине небоскреба, почти закрывая своей тушей рубиновую звезду. Фигурка девочки в его руках казалось совсем крошечной.
    Не теряя ни минуты времени, не давая врагу опомниться и совершить жертвоприношение, ангел сбросил своих пассажиров на крышу и навскидку, с колена, пустил очередь из своего страшного оружия. Брызнула кровь.
    - Девчонку не зацепи! – крикнул Тед.
    - Не учи ученого, - отмахнулся ангел. - Не таких отстреливали, - и дал еще одну очередь.
    Поняв, что дело плохо, Санта отпустил Олесю, и она закувыркалась в воздухе, со страшной скоростью приближаясь к земле. Ангел подпрыгнул и бросился в пике, чтобы перехватить малышку.
    - Хо-Хо-Хо! – загрохотал голос раненного и злого Клауса. – Вы еще не поняли, что проиграли! Как, по-вашему, я все эти века доставлял одновременно миллионы подарков всем этим меленьким паршивцам? Смотрите же!
    И радужный кровоточащий гигант вдруг лопнул в воздухе, распавшись на множество радужных карликов. Они были повсюду, весь город был захвачен ими – они хватали дюдей на улицах и волокли ко входу в Лоун-Пайн-Билдинг, чтобы совершить жертву и открыть дорогу жукоглазам. Даже вся городская полиция не смогла бы помешать им – что уж говорить о четверых отчаянно смелых, но не умеющих даже раздваиваться сущностях!
    Казалось, все было потеряно. Ангел со спасенной малышкой приземлился на крышу и задумчиво протянул:
    - Только свет вифлеемской звезды мог бы остановить это безумие. Но как мы ее зажжем?
    Олеся неожиданно подпрыгнула и радостно захлопала в ладоши:
    - Вы же все взрослые, вы ничего не понимаете, вы все забыли. Надо же просто всем вместе заветные слова сказать. Ну, давайте: раз, два, три… Ну что вы?
    - Без Старика ничего не получится, - вздохнул ангел.
    - Без меня? – раздался за их спинами сочный густой баритон. – Без меня, конечно, не получится.
    - Ваше величество, - преклонили колени Гольдфинч и Маклоски.
    - Мороз, старина, а ты долго! – обрадовался ангел.
    - Дедушка, тебя спасли, ура!!! – запрыгала от радости Олеся. – Ну давай же, давай, ну, покажи им, покажи им всем!
    И старик дал. Поплевав на руки, он подтянул красный кушак, опоясывающий белоснежную мантию, и высоко поднял ледяной жезл:
    - Наур ан адри-ат аммин! – прокричал он слова заклятия на древнем почти забытом языке. И для верности добавил по-русски, а все с восторгом подхватили: - Раз, два, три! Елочка, гори!
    И она загорелась. Рубиновая звезда засияла нестерпимо-ярким багровым светом, и этот свет залил город очистительной кровавой волной. Попавшие под него злобные радужные карлики корчились, извивались, исходили кровью, взрывались – и через несколько мгновений все было кончено.
    - Что ж, мне пора, - первым нарушил тишину капитан Гольдфинч. Он надел свою знаменитую кепку охотника на оленей «здравствуй-прощай» и приложил пальцы к козырьку, - сами понимаете, много работы предстоит.
    - Разве ты ничего не хочешь попросить у Дедушки Мороза? – удивленно спросила Олеся.
    - Нет, девочка моя. Я похож на математика, и меня занимает одно: правильное решение трудной задачи, а что будет потом, и как это решение отразится на людях, мне, право же, вполне безразлично. И благодарности мне не нужны, - он развел руками. – Вот только если табачку позабористее как-нибудь подкинете…
    - Сделаем! – усмехнулся старик, - А тебе что, Миша?
    - Я мзды не беру, - вспомнил давешнего таможенника преображенный Маклоски.
    - Понятно. А ты чего хочешь, девочка?
    Олеся устало посмотрела на Старика:
    - Дедушка Мороз, я просто хочу, чтобы Новый Год наконец наступил, чтобы мама и папа были рядом, чтобы я утром нашла под елкой подарок и вспоминала все это как страшный, но жутко интересный сон. Можно? – она с ожиданием посмотрела на Деда.
    - Конечно можно, - улыбнулся тот. – А где же четвертый герой? Ангел-то ваш где же?
    - Если я правильно сопоставил события, то как раз сейчас он совершенно счастлив, схомячив мою заначку хреновухи, - ехидно заметил Тед. – И спросил: ну что, домой?
    - Домой, – подтвердила Олеся.
    - Домой! – стукнул ледяным жезлом Старик.
     
    Маклоски не заметил, как и когда их перенесло в ночной Питер. Он просто моргнул, а когда открыл глаза – уже беспомощно болтался на елке. Напротив него в кресле, тихо посапывая, спала Олеся.
    В окне на шпиле флюгером болтался ангел. Тед крепко задумался, тер рукой подбородок и хмурил брови. А потом рассмеялся:
    - Черт возьми, а ведь я все это себе сам придумал! Я, прибитый к этой елке, облетел пол-мира и вернулся сюда же. Так зачем же мне возвращаться в пропитый и прокуренный офис? Я могу это сделать в любой момент, но намного лучше будет, если я буду тем, кто сам создает и елки, и офисы, и даже планеты. Ведь это так просто. Достаточно просто спрыгнуть с этого дерева. Да и дерева-то в сущности никакого нет.
    Он рассмеялся еще громче и еще радостнее, а затем, глядя на шпиль Петропавловки, создал черного ангела своей судьбы. Тот парил рядом, в длиннополом пальто и широкополой шляпе. Тед подумал еще немного, и придумал ему в руки пулемет Гатлинга: мало ли, опять жукоглазы прорвутся. Да и тяжело ему с такими, как я.
    - Что еще? Что-то еще было, что очень важно не забыть… Весь наш мир – это просто видение, причем видение в кокаиновом бреду одного очень странного литературного персонажа, это понятно. Что нужно не забыть, когда я буду создавать свой мир? Эта девочка, Алиса… Как ее фамилия? Селезнева вроде. Уточкина? Мисс моллард. А я детектив, детектив медведь. Миша
    Он улыбнулся и позволил золоченой проволоке, вбитой ему в голову, ослабнуть и отпустить его.
    Последняя мысль, которая мелькнула у него в голове перед тем, как зеркальное стекло разлетелось на миллиард осколков, было:
    - Не забыть. Детектив Майк и маленькая мисс Мэллард.
     
    Автор: Майк Маклоски.
    Перевод: Владимир Позвиздович Мороз