Войдя предбанник салона красоты, Ашер осмотрел скучающих в креслах домохозяек, перевел глаза на рыжеволосую красотку за стойкой администратора и мгновенно втянул живот. Верхняя пуговица на пиджаке угрожающе скрипнула.
— К какому специалисту вы приглашены? — пропела девица, положив изящные пальчики на трубку телефона.
— К Шмарьяу, — шепнул Новаэш. Пряча взгляд в шерстяном полу, он глубоко и прерывисто вздохнул, словно пытался затопить легкие синтетическим ароматом хвои.
— Секундочку, — дежурно блеснула зубами красотка, поднимая трубку. — Господин изобретатель, тут к вам пришли…
Ашер отошел в самый темный угол холла, к одинокому цветочному горшку. Встревоженные тяжелым дыханием гостя, клеверные листочки и мелкие цветы ползучего растения задрожали. Нарисованный на боку горшка белый кролик казался трогательно напуганным, но присмотревшись, Новаэш обнаружил странное — единственный глаз животного художник раскрасил цветом мясных помоев.
— Все в порядке, вас ожидают, — радостно сказала девица, и, вздернув верх ломаные, с жирным карандашным кантом, брови, склонила голову. — В правую дверь, пожалуйста. Извините, что не предлагаю чай или кофе, но вам сейчас...
— Ничего, — поспешно ответил Ашер, — как-нибудь в другой раз.
Он криво улыбнулся и открыл дубовую дверь. Тугой пружинный механизм прохрипел вслед что-то неразборчивое.
— Будьте любезны, снимите пиджак и рубашку, — очень мягко произнес врач. Голова его даже в полутемном помещении, вдалеке от голубоватого свечения рекомбайновой капсулы, задорно подмигивала бликами. Зато в вырезе бирюзового врачебного халата виднелась такая меховая манишка, что ее можно было принять за кусок серебристого бархата.
— Простите, а это надолго? — спросил Ашер, расстегивая пиджак. — Как-то забыл уточнить…
— Вы торопитесь?
— Понимаете, сегодня важное совещание. Допрос, разнос, распределение должностей. Не хотелось бы опоздать, так сказать, к пирогу.
Доктор задумчиво кивнул, с неприятным звуком поскреб основание шеи, и на секунду склонился к аппарату. В углу напротив, там, где по мнению архитектора должно было располагаться окно, едва угадывались контуры человеческой фигуры. При выключенном верхнем свете макет обновленного человека пугал меньше — стеклянное тулово впитало тени — однако Новаэш привычно вздрогнул. Похожая на грязную манную кашу жижа, бурлившая на том уровне, где у Ашера была удобная полка для рук, почти слилась со стеной — но по-прежнему громко хлюпала пузырьками воздуха.
«Прогрессивное лечение!» — вздохнул Новаэш. — «Вид у синтет-еды преотвратный. А в рекламе так красиво нарисовали!».
— Процедура займет меньше часа. Это совсем недолго, правда? — врач разогнул спину. — Вы первый, кто спрашивает об этом. Больно ли, сохранится ли потенция и фертильность, как долго придется привыкать к новой пище — вот чем обычно интересуются.
— Чушь какая, — вырвалось у Ашера. — Вы уж простите.
Бульканье в углу усилилось.
— Увы, — доктор погладил бок капсулы. — Людям мало отказа от зависимости, быстрой и, заметьте, безболезненной. Они еще желают, чтобы все осталось по-старому. В чем-то их можно понять, правда?
— Опыты показали отличный результат? — спросил Ашер ровным голосом. Он повторял вопрос предварительной беседы, но почему бы не сделать доктору приятное?
— Довольно неплохой — на грызунах. На человеке, смею заметить, тоже. Вы бы знали, как много лет прошло, прежде чем мне разрешили частную практику! Отчего-то управление прогрессом доверяют только отъявленным пессимистам. А! Откуда вам знать…
Ашер фыркнул:
— Да уж знаю. Про разрешения, про пессимистов. Надеюсь разбавить ряды мрачных скептиков. Надо менять мир — иначе он изменит тебя. А уж при возможности сделать это быстро…
В кармане шевиотового костюма телефон простонал несколько тактов из танца «феи Драже».
— Извините,— буркнул Новаэш в сторону. — Слушаю!
В трубке вздохнули так громко, что динамики возмущенно засвистели.
— Ашерчик, скажи, что мне делать с этими похотливыми комками меха? — голос шурина переполняла грусть.
— Най, я очень, очень занят. Поговорим позже.
— Ты разрываешь мне сердце! — кривляясь, простонал Най. — Я уже позвонил Розе и шепелявой блондинке в приемной — они дружно отреклись от тебя. Если ты изменяешь Розе с какой-нибудь румяной Лолитой, то я нем как рыба. Но два слова своему родственнику ты сказать можешь даже при любовнице…
— Короче, пожалуйста,— сказал Ашер. Он дергал узел шелкового галстука от Крициа так, словно душил змею.
— Кролики. Эти чертовы кролики, — зачастил Найжин. — Не понимаю, как им удается жрать столько сена и совсем не давать привеса. Уверен, в каждом звере есть вход в параллельную вселенную. Особенно в моих зверях.
— Я же велел отпустить хозяйствам по три вагона комбикорма…
— Такая мука вонючая? — поинтересовался шурин довольно вяло. — Выбросили: не едят. Только сено и витамины. Даже свежим клевером не соблазняются. Ашер, надо что-то делать. Ты ведь в пищевую отрасль нацелился? Мои кролики дешевые и низкокалорийные. Я даже так тебе скажу — совсем безкалорийные. Можно кушать с утра до вечера, и оставаться худым, как наш сосед-язвенник. Кролики в собственном соку, тушеные, жареные…
— Твоих задохликов пристраивать? Они у тебя беговые, — Ашер повысил голос, косясь на доктора. Комбикорм наверняка жуют свинки из окрестных деревень, но обсуждать махинации шурина при посторонних не хотелось.
— Устал от зверья,— стонал в трубку ушлый родственник. — То им подавай сена, то витаминов, клетки для самок отдельные, молодняку двойные с выгулом, зоотехники пьют водку, районное начальство — мою кровь… А стерильность какая нужна — в цех, понимаешь, с бутербродом не войди, зверье с ума сходит! Можно, я сбегу? Согласен даже бумажки переписывать, у меня красивый почерк. Думал, что буду вершить судьбы, а превратился в какого-то скотника…
Доктор в углу деликатно кашлянул и постучал по запястью. Ашер кивнул, и, поджимая губы, показал растопыренную ладонь.
— Най, поручили важное дело — не ной! Хотел наскоком вывести хозяйства из финансовой ямы? Влететь белым журавлем в светлое будущее? Извини, но это смешно, — Новаэш повысил голос. — За все, что дается легко, приходится долго и дорого расплачиваться. Разбирайся, делай хоть что-нибудь. Рискуй. Но думай перед каждым шагом.
— Хорошо тебе говорить — рискуй! — взорвался Най. — Между прочим, это ты меня сюда сослал. Рискнул, быстро согласился, помнишь?
— Я давно извинился.
— Извинился он. Что мне делать? Их же никто не покупает. Предлагал их в Икею, на коврики, но и туда не взяли. Говорят, жесткие.
— Ну тогда выпусти их к чертовой матери! Думай! Позвони через… — Ашер на секунду запнулся, вспоминая предстоящее заседание, —… пять часов. Хорошо расслышал? Через пять. Когда во глубине сибирских руд прокукуют десять раз, тогда и позвони. Все, я отключаюсь.
***
В гулком конференц-зале, когда Новаэша сильно мутило, и ноги обнаружили предательскую слабость, начальник решил, что пора объясниться. Он взмахом ладони предложил Ашеру подсесть ближе, пока остальные подчиненные, крадучись вдоль стен, покидали кабинет. Секретарь, низкорослый юноша с малиновыми от угрей щеками, принес два кофе, креманку с шоколадным тирамису и испарился.
— Ашер, тут такое дело… В общем, не готов ты руководить пищевой промышленностью, — начальник изобразил на хомячьей морде сочувствие, и широко расставил руки, словно показывал величину препятствия. Живот шестьдесят восьмого размера скакнул вверх и опал под белой рубашкой.
Шоколадная крошка. Сливочная пена. Ваниль. Ашеру всегда нравился запах ванили.
— Рановато для назначения, да, — добавил начальник.
— Но я отлично подготовился! — сказал Новаэш, и зачастил, — … урожай зерновых в прошлом году составил половину от ожидаемого, поэтому пекарни подняли цены на продукцию. В этом году придется выкупить до шестидесяти процентов зерна на стороне, по самым скромным подсчетам. К тому же, агротехнический холдинг давно нуждается в серьезной финансовой подпитке …
— Не в этом дело, — начальник сморщился, поворачивая креманку по часовой стрелке.
— Я готов к любым вопросам, даже самым провокационным, — гордо заявил Новаэш.
Начальник перестал крутить десерт и сдвинул стеклянную чашу ближе к Ашеру.
— Ты давно взвешивался?
Новаэш удивленно поднял глаза.
— В конце прошлого ме-месяца. Кажется. Правда, в костюме, а там у меня всегда бумажник, ключи, коммуникатор…
— Это все несущественно,— начальник поиграл бровями и сделал неопределенный жест рукой — то ли снимая воображаемую пылинку, то ли пытаясь отстрелить от лацкана воздух. — Ты, Ашер, слишком импозантный. Округлый. Сытый. И молодой. Такому министру-пищевику доверять не станут — скажут, что опять назначили зажравшегося сукиного сына. А я рисковать не могу, всего пару лет до пенсии.
— Но я... — бодро начал Новаэш и вдруг закашлялся, — уже работаю над этим вопросом.
На секунду ему показалось, что разделяющая пространство креманка — не любимый десерт начальника, а чаша с ядом. Едва уловимый аромат ванили вызывал неприятное томление в желудке.
— В общем, я похудею.
Последние слова он проговорил едва слышно.
— Вот и молодец,— радостно кивнул начальник, срезая блестящей серебряной ложечкой жирный крем с шоколадной перхотью.— Но пока не готов — займись другим делом. Ты бездельничать не любишь, мыслишь прогрессивно, готов идти до конца… Я бы доверил тебе экологическое хозяйство — что-то в нем давно никаких просветов.
Потревоженный десерт выдохнул ванилью в лицо Ашеру. Жгучая боль ожгла ноздри, прокатилась по слизистой до самого горла. Язык защипало, глаза, против воли, наполнились слезами.
Как будто вдохнул нашатыря.
— Ну-ну, не расстраивайся так, — истолковал на свой лад реакцию начальник. — Молодой, неглупый, тебе эта задача — тьфу. Сходи к диетологу, в тренажерный зал, в Тибет съезди, на лыжах покатайся. Сам я не пробовал, но говорят — не так уж и тяжело худеть. Вон наши женщины: каждую весну снова в бой. Три-четыре дня — не заметишь, как втянешься. Да дело тебе доверяю интересное. Браконьеры, загрязнение водоемов, исчезновение видов и зарождение новых — волшебство, сказка! Сам бы занялся — не дадут.
— Рад стараться, — сказал Новаэш, вымученно улыбаясь.
— Вот и хорошо. Материал по актуальным вопросам Даник подготовит к понедельнику. Отбери те, что обещают быстрый выигрыш — с них и начнешь. Победы на этом поприще пленяют воображение обывателя, а мы давно ничем не хвастались. Домохозяйкам — и тем нечего предъявить, — начальник грустно улыбнулся чему-то внутри себя, и снова потянулся к десерту. Ложка с чавканьем воткнулась в бисквит, и из глубокой влажной лунки на столешницу вылетело несколько рыжеватых комьев.
Ашер прикрыл половину лица ладонью — впервые не для того, чтобы изобразить глубокую задумчивость, а защищаясь от внезапно потерявшего очарование запаха. Начальник шумно хлебнул кофе и отставил чашку.
— Даник, холодный! — крикнул он в сторону приемной, затем выстрелил указательным пальцем в Ашера — Что-то еще хотел? По глазам вижу: есть просьбы. Только по делу.
Игнорировать щедрое предложения было безумством, и Новаэш решил действовать напролом.
— Да ну, тут, в общем… Я готовил это решение для пищевиков, но, кажется, оно универсально.
Начальник благожелательно кивнул, и, звеня ложкой, снова плеснул резким ванильным духом. Ашер старался дышать как можно реже, но на всякий случай шаркнул стулом по паркету, двигаясь к окну. Мысли его скакали, как кролики — никак не удавалось ухватить хотя бы одну из них.
— А что если в какой-нибудь области провести эксперимент? — выдавил он. — По рекомбинации пищеварительного тракта у населения? Смесью для питания, а делается она из кожевенных отходов, можно завалить половину страны. Мы бы снизили нагрузку на сельское хозяйство.
— Рекомбинация? Что-то слышал… Дорого стоит? — нахмурился начальник и склонил голову по-птичьи.
— Почти ничего, — выдохнул Ашер, не отводя взгляда. И тихо добавил, — я сам прошел, кстати.
Он надеялся, что это произведет впечатление, и все повернется вспять. Чуда не произошло.
— Значит, на карман ничего не откатится. Жаль. Но идея неплохая, говорят, можно вылечить ожирение, — лениво потянувшись, начальник подмигнул. — Еще диабет, половину сердечно-сосудистых... Неплохо. Правда, насильственно такая штука не пройдет, только на добровольной основе. А к министерским инициативам внизу, сам знаешь, как относятся.
— Можно действовать через коммерсантов. Это ведь не возбраняется? Тиснуть объявление в «Сад и огород», на местном радио прокрутить, в аптеках плакатики развесить, — Ашер воодушевлялся все больше и больше. Уже чудилось, что в какой-то области люди совсем перестали болеть, а может — даже умирать.
«Ведь говорят же: ножом и вилкой роем себе могилу» — думал он, ожидая ответа. Но сердце его уже ликовало — разрешит, как пить дать, разрешит. Отличная штука — рекомбинация. И выигрыш самый быстрый, если Шмарьяу не наврал.
«Еще покажу тебе зубки, старый хомяк».
— Черт с тобой, — проворчал начальник. — Пробуй через торгашей, место скажу позже. И смотри — чтоб ни одна душа не узнала, откуда ветер дует.
— Я пойду? — робко спросил Новаэш и получил одобрительный кивок.
— Похудеешь — обязательно переставлю! Еще, говорят, в твоем случае полезно завести любовницу, или даже две, — донеслось ему в спину. — В животном мире главный самец всегда поджарый.
***
Жена постаралась с ужином. Жареная курица в апельсиновом соусе, салат из гусиной печени с орехами пекан и клюквой, золотистые булочки, густо намазанные по шву зеленым маслом, вызвали радостное томление в желудке Ашера. Роза налила полбокала «Шато Рейнон», сделала глоток и довольно опустилась в кресло, вытягивая шею и спину, как балерина. Шелковый халат с узором из веточек шиповника распахнулся, обнажая загорелое бедро и округлые линии живота, едва сдерживаемые колючим кружевом. Она сделала глоток и, поднимая бокал, многозначительно взглянула на мужа:
— За новую жизнь?
Прошедшие полгода дались Ашеру особенно тяжело: язвительные намеки, ненавязчиво подсунутые рекламные брошюры с фотографиями «до» и «после», пахнущие инеем одуванчиковые джунгли — дом стал похож на оккупированную территорию, в которой для привычной послеобеденной неги не оставили и пяди. Минные поля с информационными снарядами Новаэш научился перебегать на цыпочках. Бессистемным наездам карательного отряда в лице тещи, вежливо кланялся. Сто тринадцать с половиной причин отказа от ужина, местами весьма остроумные, пришли на ум сами собой.
Из седла выбил Ашера отъезд шурина. Высокопарный и хамоватый Най легко прикрывал приступы неконтролируемого обжорства родственника. При этом умел так повернуть разговор на темы привлекательности и мужского здоровья, что Роза и ее мать лишь пристыжено сопели — до следующего приема пищи или даже дня, в зависимости от вдохновения оратора. Но всему хорошему приходит конец. Умения объяснять философские проблемы с помощью итальянской жестикуляции и арабского сладкоречия у Новаэша не обнаружилось, а единственного адвоката сослали в глубинку. Сам Ашер и сослал. Он немало потрудился, чтобы найти для родственника приятную должность — но никак не рассчитывал, что место найдется так далеко. Найжин не подал виду, что оскорблен, но коротко дал понять, что из такой глуши можно вернуться лишь в двух случаях. Сухо распрощался и посоветовал, принимая решение, думать тщательнее.
В итоге, после продолжительных кухонных боев, Ашер умудрился дать согласие на полную перестройку пищеварительного тракта. Решение далось трудно: обдумывание вылилось в бессонную неделю и одну скандальную попойку с кальвадосом, портвейном и прихваченной на сдачу перепуганной стриптизершей. Вырванное, в момент жесточайшего похмелья и еще более сурового приступа вины, согласие на рекомбинацию показалось даже логичным: резекция желудка и подсаживание паразитов вызывали положительных эмоций еще меньше. О диете и физнагрузках Новаэш просил не упоминать в его доме, причем высказался об этом в такой доходчивой форме, что заработал потрясенный взгляд тещи. Дедовские методы его не прельщали. Радикальность, скорость, прогрессивность — пусть даже придется всю жизнь питаться отходами кож, зато можно называть себя человеком нового мира.
— За стройность?
Ашер кивнул жене и потянулся к бутылке. Цвет вина всколыхнул воспоминания о событиях дня — такой же цвет был у глаза нарисованного кролика, там, в салоне. Неприятный оттенок. Словно лужа на дне раковины, где промывали свежую печенку.
«Вот почему я никогда не любил розовое вино»,— подумал он. — «Вовсе не потому, что этот сорт считается несолидным. Все дело в цвете».
— Ты меня не слышишь? — голос жены ввинтился в мозг. — Я забронирую отель на побережье в июне.
— Не слишком ли рано? — удивился Ашер. Он вздохнул, вспоминая Даника. Что еще подкинет этот прыщавый юнец в понедельник? Дела в запущенном хозяйстве всегда похожи на манную кашу — все знают, как она полезна для организма, но опустошать тарелку приходится почти вечность и всегда одному. — Может, мне придется перенести отпуск.
Роза истерично засмеялась, и каштановая челка задорно взлетела вверх.
— Три-четыре дня выкраиваются даже в тяжелые сезоны. Мне уже не терпится похвастаться тобой — пусть люди знают, что я вышла замуж не за должность и большую зарплату, а вполне привлекательного мужчину. Ты становился похожим на своего начальника: круглый, занудный и медлительный. Бобер с амбициями — на любом корпоративе обязательно липнет ко мне, словно нет других свободных ушей, — зябко повела Роза узенькими плечами, и, улыбнувшись, продолжила без перехода. — Жаль, что тебя задвинули, но ведь это ненадолго. Похудеешь — все наладится. И по ночам тоже. Сейчас постель похожа на спортзал — я показываю чудеса акробатики на фитболе, а снаряд лишь пыхтит и старательно пытается не отдавить мне все четыре конечности, — обидные слова Роза произнесла нежным воркующим тоном, и легонько погладила мужа по предплечью.
— Кстати, звонил мой брат. Проблемы с четвероногими друзьями.
— Знаю, знаю,— потягиваясь, буркнул Ашер. — Кролики, которых никто не хочет покупать.
Жена улыбнулась. Выглядела она намного моложе Ашера: ее фигура сохранила почти подростковую угловатость, за гладкость молочно-розовой кожи отвечал личный косметолог, волосы блестели от шампуня с экстрактом икры золотого лосося. Лишь глаза выдавали честные «немного за тридцать» — наверное, поэтому Роза тщательно прятала их за длинной плотной челкой.
— Я обещала Наю распространить слух, что кролики вошли в моду вместо карликовых собачек,— мурлыкнула жена, потягиваясь. — В Монако видела что-то похожее у тетки в розовом Пуччи. Хотя это мог быть и бергамотовый шпиц — их, кажется, снова признали милыми.
— Умница, — Ашер махом прикончил вино и потянулся к курице. Сейчас вот эта влажная, карамельно-коричневая ножка коснется его губ, сладковатое мясо наполнит рот, и рецепторы захлебнутся от восторга, посылая мозгу красочные послания — много очень вкусной еды! Никакой приготовленной на пару отравы, никакой горькой, как зубной эликсир, травы — только мясо, жирное и мягкое, услаждающее язык и небо. А за ним фуа-гра с тонким клюквенным аккордом, воздушное, нежное, как ломтик июльского облака…
От первого куска небо защипало. Рот переполнился от слюны — но лишь для того, чтобы поскорее смыть, утопить невероятную мерзость, попавшую в рот. Ашер повторно надкусил ножку и тут же выплюнул розовый обслюнявленный комок.
— Пересолила? — встревожилась жена. Грех этот за ней водился, и Ашер в давние, сдобренные обильными кухонными шедеврами времена, подшучивал — в кого Розочка влюбилась сегодня?
— Не-нет. Подожди.
Новаэш потянулся вилкой к салату — и снова пища показалась ему неприятной. Вязкая и кислая, с неожиданным привкусом плесени, вызвавшая в памяти образ целого бака перловки, с трудом перевернутого поварами над выгребной ямой. Какие глубины сознания родили видение, Ашер не знал, но отчетливо помнил, что ему соответствует звуковой аккомпанемент сотен непрерывно гудящих зеленых мух. Булку он даже не пробовал: просто подцепил ногтем осколок масла, и, слизав его, сморщился, как от горькой микстуры. В желудке громко заурчало. Какой-то кислый ком вкатился по пищеводу к глотке и застрял, мешая сделать вдох. Новаэш закашлялся, уткнувшись глазами в стол.
На тарелке, в маслянисто-блестящей капле соуса, покачивалась одинокая клюквина, похожая на красный кроличий глаз.
— Знаешь, я, пожалуй, не голоден,— вставая, буркнул Ашер в ответ на недоуменный взгляд жены.
***
Апрельская грязь, липкая, как кленовый сироп, превратила новенький служебный автомобиль в колымагу. На Зеленом проспекте, перед светофором, двадцатилетний Saab без всякого стеснения отжал машину Новаэша из первого ряда.
— Ты бы помыл машину, Рафаэль, — неодобрительно причмокнул Ашер, и огладил сильно обвисший подбородок. — Номера грязные, еще, не дай бог, остановят.
— Да сейчас каждый день нужно на мойку заворачивать, — водитель, сорокалетний мужик с плоским, похожим на картонную коробку лицом, легонько пристукнул по торпеде. — А когда я успею? Вы ж каждый день в разъездах.
— Меньше будешь пиво пить в гараже. Чем от тебя несет? Как в столовский котел окунулся. Опять в чубуречной ошивался?
— Обижаете, пиццу с ребятами заказывали. Сеструха таких бутербродов навертела — дворовые собаки, и те побрезгают. Теперь понимаю, почему ни один мужик рядом с ней не удержался. От такой кормежки волком взвоешь: колбасы нельзя, майонеза-кетчупа ни-ни, только соевый шлак да хлебцы с отрубями — они, дескать, тоже не айс, но хоть желудок не отягощают. Совсем с катушек съехала после рекомбинации, и меня в эту секту тащит. Вы бы поговорили с ней, а?
— Хорошая у тебя, сестра, заботливая, — отмахнулся Ашер. — Здоровья тебе, дураку, желает, а ты нос воротишь. Вот бы Розу приучить. Совершенствует сочетания вкуса — надо ж такое выдумать! Домой не войти: кухонная вонь с порога шибает.
— Эх, мне бы такую жену! — завистливо цокнул водитель. — На руках бы носил.
Он поерзал на сидении, держа руки, как чашки весов — показывал, как именно будет носить на руках супругу. Затем Рафаэль рассмеялся и огладил свитер на животе.
— Раб желудка, — буркнул Новаэш. — О деле думать надо, о деле. За машиной следи, к ней же подойти противно. После обеда в область поедем, нужно чтобы начальство издалека признали.
— А раньше вы тоже поесть любили… — прошипел Рафаэль и включил передачу.
Судебный процесс по поводу пушных заготовок экологический отдел тянул уже три года, и результаты были плачевные: предшественника Ашера не сильно заботило, сколько зверя выбьют на вверенном ему участке. Зато умением угодить всем — и начальству, и браконьерам, и молодой жене — он обладал в полной мере. Новаэшу понадобился месяц, чтобы стронуть маховик судебной машины, и он справедливо полагал, что плодов от бурной деятельности нужно ждать еще несколько лет. Тем неожиданнее было известие об окончании дела: ответчики подписали соглашение, все восемнадцать листов, не внеся ни единого исправления даже в самые неудобные для них пункты. К тому же, кроме неустойки, они выплатили сумму, ласкающую взор количеством нулей, с формулировкой «на развитие лесного хозяйства».
Новаэш позвонил жене прямо из здания областного суда.
— Дорогая! Что делаешь сегодня вечером? — тон его был умеренно игривым. Адвокат ответчика, толстый длинноносый мужчина без возраста, проходя мимо, обдал Ашера запахом лука. Новаэш брезгливо отвернулся, почти уткнувшись носом в гладкую мраморную стену.
— А что случилось? — в голосе жены похрустывали льдинки.
— Так, есть маленький повод для праздника. Я выиграл пушной процесс.
Он заметил, что переминается с ноги на ногу — по скрипению каблуков на цементной плитке. Звук получился странный: так могли шагать когтистые лапы.
— Ашер, только не сегодня, ладно? — заявила Роза слишком поспешно. — Извини, выставка современного искусства в «Мегаполисе». Кристина обещала, что будут снимки и о высокой кухне — так что ты не сможешь присоединиться.
В последние дни жена вела себя странно. Нервно реагировала на невинные слова, произнесенные Ашером, отдергивала руку, если он невзначай касался ее кожи. Усталость, головная боль, неожиданные дела в утренние часы — этими стандартными женскими отговорками Роза теперь пользовалась чаще, чем бумажными платками. И было это тем обиднее, чем худее становился Новаэш — утратив интерес к наполнению желудка, он стал находить больше удовольствий в другом извечном человеческом грехе.
— Алло, алло? Я не могу, слышишь,— повторила жена.
— Может, пропустишь выставку? Сходим в театр.
— Там есть буфет. И на сцене иногда едят.
— Черт, точно. Тогда в кино?
— От запаха кукурузы тебя стошнило на платье,— напомнила Роза. — Мое любимое, от Фенди.
— Мне жаль, — неискренне протянул Ашер. — Ладно, иди к своей Кристине,— сказал он. Через паузу, добавил. — Постарайся вернуться сегодня, ладно?
— Ага, — голос жены зазвучал мягче. Она явно расслабилась. — Звонил Най. У него снова проблемы, поговори с ним.
Заседатели, перешептываясь, гуськом прошли мимо. Громко хлопнула входная дверь.
— Хорошо, позвоню.
— Ты молодец, Ашер, — мурлыкнула Роза. — Твой начальник доволен успехами.
Новаэш почувствовал, как сквозняк взъерошил волосы и проник за ворот рубашки.
— Ты его видела? Где?
— Да так, ненароком столкнулась,— смутилась Роза. — Ты теперь не ходишь на вечеринки к друзьям, мне приходится отдуваться за двоих. Ладно, я на выставку. Не забудь позвонить Наю.
Ашер вышел во влажные апрельские сумерки. Втянул носом прохладный воздух, и тут же его вывернуло на высокие щербатые ступеньки. Через тротуар, возле сиявшего, как новогодний фонарик, киоска «Пироги да булки» курила девица в белом фартуке. Запах свежей выпечки вперемешку с ментолом радостно гонял по площади ветер — так спущенный с поводка бульдог гоняет воздушный шарик.
***
Он лежал на кровати и лениво щелкал пультом.
« Вы сможете почистить три тысячи сорок две картофелины…»
«Два десерта по цене одного…»
«По-настоящему домашняя еда получается с майонезом «Фантазия»…»
«Может быть, ты поужинаешь со мной? Я знаю милый ресторанчик…»
Ашер, едва сдерживая отвращение, выключил телевизор и подошел к книжной полке. Вздрогнул, увидев свое отражение в стеклянных дверцах: серый халат, расшитый драконами, свисал с плеч неопрятными складками. Глаза в свете торшера отливали краснотой.
— Я не худею, а становлюсь похожим на пугало,— усмехнулся он себе, и вытащил первую попавшуюся книгу.
«Между тарелками, между блюдами, на подстилке из голубых бумажных стружек, были разбросаны стеклянные банки с острыми соусами, с крепкими бульонами, с консервированными трюфелями, миски с гусиной печенкой, жестянки с тунцом и сардинами, отливающие муаром».
Новаэш поспешно схватил другую книгу.
«— Как раз вовремя! Сейчас закусим! В котелке кофе, а вот еще пара холодных лепешек и немного вяленого мяса».
Его снова замутило. Горло судорожно сжалось, вспоминая вкус желчи — питательный коктейль почти мгновенно проникал в кровь, не давая желудку ни малейшего шанса выкинуть ценные аминокислоты и жиры. Теперь нечем даже стошнить — все мгновенно уходит в дело.
«Интересно, как же теперь быть с пищевой отраслью?» — его внезапно осенило. — «Я ведь даже читать их доклады не смогу. А уж о том, чтобы заглянуть в какой-нибудь цех — и думать страшно».
Пискнул телефон.
«Пила мартини, ела канапе с анчоусами. Тебе привет от Кристины. Ночую у мамы».
Ашер уставился на экран телефона и простоял так долго — минуту, две, три — пока экран телефона не раскрасился мутной пеленой с надписью «Блокировка включена».
— Издевается? — пробормотал он.
Пальцы дрожали, когда телефон снова проснулся.
— У нас глубокая ночь, но я звоню тебе не поэтому,— на одном дыхании произнес шурин.
Ашер обрадовался. Близкие друзья звонили реже и реже — «им нравится много есть, думать и говорить о еде», объяснял себе Новаэш. Только шурин пока не знал новых правил общения с прогрессивно-желудочным зятем.
— Ну, давай, рассказывай,— весело сказал Ашер. — Опять кролей пристраивать? Учти, мне нельзя никого убивать: теперь начальник экоодтела.
— Да разобрался я со своим стадом. Лишнее выпускаю, с остальными провожу племенную работу. Как говорит один мой техник: не едим, так поглядим.
— А-а-а, — протянул Новаэш. — Я вообще-то пошутил тогда.
— В первый раз удачно,— буркнул Най. — Слушай, я другое хотел обсудить… Ты вот грамотный, скажи: можно ли кроликом отравиться?
— То есть?
— Выходит, не знаешь, — разочарованно сказал шурин.
—Толком-то расскажи, что случилось? Район твой у меня на контроле, только вот сегодня в суде с ним разбирались…
— И как?
— Нормально,— впервые за день Ашер почувствовал гордость. — Браконьеры наказаны, справедливость восстановлена. Денег они заплатили — мама не горюй! Словно в лесу буку встретили и сами себе пообещали: уйду живой — заплачу штраф.
— Похоже на то, — мрачно подтвердил шурин. — У нас тут такие дела пошли… Если по научному: наблюдается падеж крупных хищников. Лисы, волки, медведи.
— Почему я не знаю? — взревел Ашер.
— Что, до твоего сведения еще не довели? Значит, боятся. Все кругом боятся, и браконьеры твои первее всех. Ветеринары говорят — у животных интоксикация белками. Представляешь себе такое? А в желудках — кролики.
— Твои?
Шурин громко вздохнул.
— Скорее всего. Надо думать, раньше тут кроликов не водились. Зайцы были … кстати, охотники говорят — зайцы ушли с их делянок.
— Потом уйдет белка, мыши-полевки, сурки, все бобровые и нутриевые… — сообразил Ашер. —Ну ты и гад, Найжин. Какого монстра мне в лес выпустил!
— А что я мог сделать? — пробормотал шурин. — Ты же сам предложил рисковать.
— Сожрать кролей самостоятельно. Татуировка на запястье выдает в тебе мужественного человека, а увеличенная печень намекает на смерть от известного мне яда. Ладно, это все?
— Еще люди пропадать стали.
Ашер задрожал. Внутри его тела натянулась невидимая струна — и сейчас она едва слышно вибрировала, рассылая клеточкам тела отрывистый пришептывающий звук — «ц-ц-ц-ц-ц».
— Как пропадать? — спросил Новаэш, и не узнал своего голоса.
— Ну так вот. Празднуют где свадьбу — обязательно старики разом исчезнут. И так тихо все, незаметно, будто сами куда ушли. Сам понимаешь, здесь свадьба такое событие — конец света празднуют с меньшим размахом. В обычные дни тоже исчезают, но меньше. Да ладно, это к слову пришлось. Не твоя это печаль, Ашер. Человека ты защищать не обязан. Про кролей поспрашивай. Розе привет. Ты все еще любишь ваниль? — внезапно спросил шурин, и отключился.
Новаэш очнулся в тот миг, когда короткие гудки стихли окончательно — трубка разрядилась в ноль. Он с ужасом огляделся: лицо в стеклянных дверцах шкафа выглядело белым и рыхлым, как пузо кролика. Красные усталые глаза. Влажные губы, с синеватыми уголками и целлулоидными заплатками пересохшей кожи. Сдувшиеся щеки похожи на карманы, на разрезанную посередине пирамидку дайкона. На кроличьи уши.
Ашер отвернулся и пошел в ванну. Долго и зло чистил зубы, пока жесткая щетка не расцарапала десны до крови. Язык заледенел от химического привкуса пасты.
«Теперь никакого поста, никакой пищевой промышленности», — с горечью подумал он, следя за тем, как розовая пена медленно сползает по вогнутым стенкам. — «Допрыгался со своим прогрессом? Изменил мир?» Он махнул ладонью, помогая воде очистить раковину.
Флакончик с желтым цветком, перечеркнутым коричневой лентой, скользнул с полочки и разбился. В голове словно взорвалась бомба — барабанные перепонки заболели, кожа вскипела, словно облитая кислотой, глаза едва не выскочили из орбит. Сердце сдавило обручем: маленькая упрямая мышца забилась в истерике, пытаясь вырваться из грудной клетки. В затуманенном от боли мозгу пульсировала одна мысль: прочь, прочь от опасности, от боли — как можно быстрее прочь!
Он бросился на улицу и бежал, не останавливаясь, вприпрыжку и немного боком, шарахаясь от встречных прохожих и крадущихся к дворовым стоянкам автомашин. Никаких съедобных запахов — точки быстрого питания Новаэш чувствовал всей кожей, и инстинкт, звериный механизм спасения перепуганного насмерть зверя заставлял его сворачивать вдалеке от продуктовых магазинов. Возле желтых пластиковых качелей на темной детской площадке, Ашер остановился. Тяжелое прерывистое дыхание отдавало давящей болью в висках, перед глазами кружилась кровавая метель.
Он уперся ладонью в бедро, но рука медленно поплыла вниз, к колену — и нервный смех вырвался из груди. В шелковом халате. И тапочки на ногах. А ведь отчего-то не холодно. Взрыв смеха снова взорвал тишину двора. Белая бесформенная псина, со свалявшейся по бокам шерстью, неспешно подняла голову от мусорного бака, а затем потрусила к Ашеру.
Новаэш достал из глубокого кармана телефон и отыскал там нужную букву.
Гудки шли медленно, и каждый сигнал громко стонал в ухо, словно жалуясь на поздний час.
Ногу чуть ниже колена неприятно сдавили: влажная и теплая жидкость заспешила вниз к тапку. Новаэш оглянулся. Мятая белая шавка отступила назад — ее пасть была испачкана кровью. Всего несколько бурых капелек. Остальные темной струйкой сбегали по ноге.
— Пшла! Совсем обнаглели, — пробормотал Ашер, холодея. А если эта сука бешеная?
Псина, растягивая морду, улыбнулась, затем громко всхлипнула — звук подхватило эхо пустого двора — и вдруг мелко задрожала. Наверху мигнуло и разгорелось слабым одуванчиковым цветом окно: за гипюровой занавеской чья-то тень пила газировку.
— Шмарьяу на проводе, — сонно ответил врач после очередного гудка.
Собака трясла головой и рыла лапами песок, утыканный бурыми раскисшими окурками. Потом упала на бок и затихла. Пахло ацетоном.
Луна скрылась за розовой дымкой, и стала похожа на давно ослепший глаз.
***
Новаэш лежал в просторной комнате, которую как пирог, разрезали подкрашенные в зеленый цвет солнечные лучи. Шторы с травянистым рисунком, мятно-серый медицинский шкаф, темная латунная люстра — и под ней лысоватый человек во врачебном халате.
— Не нервничайте. Вы ведь уже не нервничаете?
— Нет,— прохрипел Ашер.
— Вот и славно. Вы уж извините за то, что вам пришлось пережить. Ядовитость пациента с рекомбинированным желудком — это побочный эффект, забавный, на мой вкус. У грызунов появляется только в девятом поколении, а вот у людей сразу. Теперь все, кто посмеет вас укусить — до крови, разумеется, — умрет от переизбытка белка.
Новаэш потянулся и застонал — искалеченная нога отозвалась болью.
— То есть, кролики точно ваши,— сказал Ашер. — Я еще думал — что это везде красные глаза мерещатся. Догадывался, значит. Знаки музыкой навеяло. Ну что же, еще и кровососов в лесу повыведем. Комаров, мошку…
— Простите? — доктор удивленно вскинул брови и склонился ближе.
— Так, не важно. В одной области теперь слишком много ядовитых животных. А где моя жена? Она уже приходила?
Доктор помолчал, уставившись в одну точку.
— Знаете, мне придется сказать… Извините. Ваша жена просила передать, что уходит от вас. Если я правильно понял, она с вашим начальником уехала в Италию. Зато вас дожидается один господин, слишком бодрый и разговорчивый. Администратор пыталась залить в него ведро самого горького кофе, но, по-моему, не помогло. Даже телевизор включила, чтобы он отвлекся.
Найжин ворвался в комнату, лучась от радости. По экрану в коридоре бежали слоны в закатном солнце, и громко мусорил словами диктор.
— Ашерчик, я тебя не брошу. Роза всегда была недальновидной курицей — жаль, что приходится так говорить о своей сестре. Этот хомяк, я имею ввиду твое начальство, умрет от разрыва сердца, когда увидит счет от ее маникюрши.
— И тогда она вернется?
— Если захочешь,— сообщил Най, и взгляд его стал жестким. — Или найдешь себе молодую Лолиту — кстати, что ты думаешь о девочке в приемной? По-моему, шарман.
— Утешать приехал, Най? Или я теперь часть твоего кроличьего хозяйства? — Ашер вымученно улыбнулся, протягивая желтую иссохшую руку.
— Поднимай выше! — весело сказал шурин, но глаза его были по-прежнему мертвые. — Ты теперь часть новой экосистемы, вершина ее. Этот толстый трус, прежде чем сбежать, назначил тебя главным по моей области. Так что я сюда с визитом к руководству, ну и еще одно дело у меня есть.
— Не тараторь,— вяло отмахнулся Ашер, вглядываясь в знакомое лицо. Странный он сегодня. — Какой системы? Куда главным?
— Читай! — Най кинул на одеяло пару распечаток.
«...необходимо ограничить влияние на соседние районы. Установить глухое ограждение, кордоны, собрать дружины для контроля перемещений измененных организмов. В патрульные команды набрать жителей из числа рекомбинированных: это примирит их с реальностью и приучит к контактам с обычными жителями области. Еженедельно каждый сотрудник патруля будет проходить обследование в стационаре, где будут следить за колебаниями в психике и вовремя купировать приступы…»
— Это концентрационный лагерь! — сказал Ашер, роняя бумагу.
Найжин растянул губы и погрозил пальчиком.
— Не кипятись, ты же не чайник! У вас, удовлетворенных желудочно, нервная система хрупкая. Убежишь еще собак дворовых травить… Зайчики кровавые в глазах не появились? Температура тела нормальная?
— Отстань!
Шурин внимательно посмотрел на Новаэша, затем полез в карман и достал маленький стеклянный флакон. Он едва прикоснулся к пробке, а у Ашера уже затуманивались глаза и в носу противно засвербило, обещая резкую боль. Найджин следил за мучениями с интересом первоклассника, наколовшего бабочку-капустницу на булавку из маминой швейной коробки.
— Видишь, как легко вами управлять? А твоими стараниями, таких стало много.
— Что это? — зажимая нос пальцами, простонал зять. Больничное одеяло он натянул до самых глаз, и сейчас, с трудом дыша через толщу ваты едва сдерживался, чтобы не закричать в полный голос от ужаса.
— Экстракт ванили. Обычный человек на такой запах реагирует неоднозначно: может возникнуть слюнотечение, а может — и нет. У вас, братцы-кролики, все четко. Любой сильный запах пищи возбуждает нервную систему.
Шурин, прищурившись, покачал рукой с экстрактом перед собой. Зеленые лучи ласкали стеклянный бок флакона, облизывала стенки маслянистая жидкость, оставляя длинные салатовые потеки. Новаэш съежился под одеялом.
— И так бывает, Ашерчик. Начальник ты, а управлять тобой буду я. А что поделать, мой дорогой — без контроля ты такого наворотишь! Сбежишь в лес, как наши старички.
Шурин, разминая шею, прошел из угла в угол. Каждый шаг сопровождался тяжелым гулким звуком.
— Не то чтобы я всю жизнь мечтал быть кукловодом… Хотя, кого я обманываю? Кардинал Ришелье всегда был мне симпатичен. Но ты не бойся, радости и в твоей жизни будут. Рыженькую с собой позовем, или других девчонок, из измененных. Я ведь хорошо знаю, что вашему брату нужно. Опытный. На кроликах изучил, хе-хе! Недотепу-изобретаталя прихватим, Шмарьяу этого. Инкапсулируем, так сказать, заразу. Цинично и пессимистично, но пока — единственно верно.
Най остановился возле окна. Приоткрыл занавеску и выглянул в солнечное нутро двора.
— Хотел оседлать прогресс, Ашер? Влететь в будущее белым журавлем? Извини, это смешно. За все, что дается легко, приходится долго и дорого расплачиваться. Скоро до тебя дойдет, что диета, к которой принуждала Роза, была не самым плохим решением. Но ты же у нас прогрессивный и ни с кем не советуешься!
Шурин усмехнулся, и, проходя к выходу, потрепал Новаэша по щеке. У дверного проема он обернулся и сказал:
— Рисковать мы обучены с момента рождения. Сам факт нашего появления на свет говорит о том, что отвага уже живет в нашем сердце. Осторожности учимся, когда взрослеем. Но настоящая мудрость — сочетать эти две науки. Выздоравливай, Ашер! Я тебя заберу в новый мир.
Помолчав, он добавил:
— И еще: извини, что подсунул буклет с рекламой салона. «Меняем мир» и маленький фирменный кролик вверху. Такую яркую, помнишь? Так вот, извини. Правда ведь — легче стало?
Найжин хохотнул и захлопнул дверь. От сквозняка всколыхнулись шторы, и зеленые тени дробно пробежали по комнате. Замочная скважина мигнула красным, и все стихло.
|
Рассказ открыт для комментариев