h040 Планета муравьев

    В это утро Иван Прокофьевич Прыткин проснулся на полчаса раньше обычного. Он сердито посмотрел на безмятежно тикающий будильник, с душераздирающим зевком хлопнул по никелированной кнопке на его макушке и встал. Как оказалось, не с той ноги. Все время, обычно безмятежно проходящее за утренним туалетом, его мучило неосознанное желание что-то сделать. С последним куском традиционной яичницы с колбаской желание наконец-то обрело четкие контуры – Ивану Прокофьевичу нестерпимо захотелось постричься. Это было странно. Особенно если учесть тот факт, что предыдущие несколько лет своей жизни сорокапятилетний Прыткин потратил на уход за двумя длинными прядями, которые он, подобно садоводу культивировал по периметру ранней, но обширной лысины. Полученные в результате мега-пейсы Иван Прокофьевич внахлест зачесывал вверх, от чего верхняя часть головы напоминала лесной партизанский аэродром, кое-как замаскированный от вражьей аэрофотосъемки беспорядочным нагромождением несвежего лапника, и все это время находил конструкцию прически вполне удовлетворительной и даже в чем-то оригинальной. Но вот сегодня…
    Некоторое время Иван Прокофьевич потратил на внутреннюю борьбу, но желание перемен оказалось устойчивым как неваляшка, да и более разумного применения получасовому промежутку между выходом из дома и приездом на работу найти так и не удалось.
                Впрочем, когда аэромобиль Прыткина снялся со стоянки и взял курс на ближайший салон парикмахерских услуг, незапланированные тридцать минут уже подходили к концу. Их пришлось потратить на то, чтобы отскоблить с лобового стекла надпись «Муравьед», старательно выполненную при помощи аэрозольного баллончика. Всю дорогу Иван Прокофьевич пыхтел и злился – логика подсказывала, что надпись сделал кто-то из соседей. Кажется, он даже слышал однажды, как Ефимов из 46-й бурчал ему в след что-то подобное. Вот же гад злопамятный! Тем более что Иван Прокофьевич еще тогда убедительно доказал ему, что не имеет никакого отношения к появившейся дома у Ефимова колонии домашних муравьев. Да он вообще не занимается этими Monomorium pharaonis… И уж если бы писал, так без ошибок. Ведь Иван Прокопьевич – известный на всю страну мирмеколог – не ест муравьев, а изучает их. Так что скорее уж не «Муравьед», а «Муравед», и к тому же с мировым именем! Вот сейчас бы зайти к нему и поговорить по-мужски! Иван Прокофьевич глубоко вдохнул, расправил плечи и…сел в машину. В конце концов, нет никаких четких доказательств, а без них Ефимов с адвокатами, как пить дать, затаскают его по судам за клевету. Гораздо проще будет нанять частного детектива, или поставить охранную систему...
     
                - Как стрижем? – спросил парикмахер, опасливо оглядывая «партизанский аэродром».
                - Знаете что, а давайте наголо! – неожиданно для себя принял решение Иван Прокофьевич, и, удивляясь собственной смелости, плюхнулся в кресло. – А потом побрейте и отполируйте!
    Жужжание машинки убаюкивало и направляло мысли в привычную рабочую колею. Точно так же, может быть чуточку громче, гудят генераторы гравитационного поля, поддерживающие в воздухе главное изобретение и гордость Ивана Прокофьевича. Ему всегда хотелось наблюдать своих подопечных в естественной, или максимально приближенной к ней среде. Однако, строить целый исследовательский комплекс вокруг муравьиной кучи – дорого и кропотливо, гораздо проще перенести его в готовую лабораторию с удобной инфраструктурой. Но здесь возникает другая проблема – как ограничить передвижения муравьев указанным объемом земли, не прибегая к стеклянным стенам или силовым полям? Снимешь преграду – муравьи разбегутся по всему зданию, поставишь – получишь не естественную среду обитания, а элементарный зоопарк. Озарение пришло однажды ночью, когда Иван Прокофьевич увидел парящую в пустоте Вселенной планету. Шар! Идеальный вольер, сама форма которого полностью исключает возможность покинуть его пределы.
    Спустя полгода в большом ангаре исследовательского центра была построена Планета Муравьев. Гигантская земляная сфера диаметром 20 километров медленно вращалась в объятиях силовых полей, попеременно подставляя бока неподвижному искусственному солнцу. По ее поверхности, надежно удерживаемые искусственной гравитацией, сновали среди трав и кустарников трудолюбивые рабочие особи, а в подземной камере без устали откладывала новые яйца муравьиная Королева. Особый состав делал почву полностью прозрачной для инфракрасных лучей, а специальные компьютерные программы выводили на мониторы такое реалистичное изображение, что Иван Прокофьевич два месяца не уходил с работы, спал, подложив под голову стопку исписанных от  и до журналов наблюдений, прямо на рабочем столе, и в итоге слег на неделю с нервным истощением.  
     
                - Готово! Голову мыть будем? – привычно спросил парикмахер, понял, что сморозил глупость и деловито принялся обдувать Ивана Прокофьевича феном.
                - Пожалуй, не надо – так же машинально ответил Прыткин, расплатился и вышел, покачивая зеркальным черепом и пуская на стены задорные солнечные зайчики.
    Впервые за много лет, Иван Прокофьевич опаздывал на работу. А ведь еще с вечера он собирался прийти вовремя. Ведь может быть именно сегодня Антон все-таки пройдет Лабиринт. Антоном звали Formica rufa Linnaeus – рыжего лесного муравья из касты рабочих. Несколько месяцев назад Иван Прокофьевич выделил этого разведчика из общей массы, пометил голову небольшой каплей красителя и ввел в обслуживающие автоматы специальную программу. Теперь стоило только Антону выйти на поиски пищи, как он немедленно оказывался на вершине ветвящегося куста, а рядом в кормушке №1 лежала огромная аппетитная гусеница. Отправляясь за подмогой, Антон отмечал дорогу к пище при помощи феромонов, но послушные воле Прыткина автоматы меняли положение гусеницы на кормушку №2, добраться до которой можно было только одним единственным способом – на каждой развилке из веток всегда делать правый поворот. К сожалению, строительство Планеты оказалось единственным на данный момент успехом Ивана Прокофьевича. Нет, он, конечно, собрал богатейшую коллекцию наблюдений и даже сделал несколько громких открытий в области биологии и систематики, но ни на йоту не продвинулся в своей главной и тайной мечте – доказать, что муравьи не просто следуют сложным инстинктам, а обладают интеллектом. Антон и рабочие неизменно приходили к пустой кормушке №1. После этого автоматы перемещали рабочих домой, а Антона к кормушке №2, где опять лежала гусеница. И все повторялось заново. Примерно через полтора часа Антон терял интерес к бесперспективной затее с гусеницей и больше не вел к ней группу. Это была единственная реакция, которую с натяжкой можно было приписать разуму. Ни Антон, ни тысячи его предшественников до сих пор так и не смогли осмыслить ситуацию, распознать обман и решить нехитрую задачку.
               
    - Э-э-э… простите, офицер, а в чем собственно дело? – муниципальная парковка возле парикмахерской была пуста, если не считать стоящего на краю аэромобиля Ивана Прокофьевича и похожего на громадную бело-синюю осу гравицикла дорожной полиции. К гравициклу прилагалось весьма неприятное дополнение в виде толстого унтер-сержанта. В тот момент, когда Иван Прокофьевич показался в дверях парикмахерского салона, унтер как раз закончил устанавливать блокировщик колес и усердно заполнял белый прямоугольник штрафной квитанции. – Разве я что-то нарушил?
                - А разве парковка в запрещенном месте уже не считается нарушением? – Унтер элегантно указал жезлом на правое переднее колесо мобиля. Чуть больше половины покрышки находилось за белой линией, отделяющей территорию стоянки от бог весть почему запрещенного участка точно такой же обочины.   
                - Но ведь это же глупо! Я заехал всего на несколько сантиметров!
                - Глупо, гражданин, игнорировать сплошную полосу, а вместе с ней и закон! Который, между прочим, определяет наказание за нарушение без учета сантиметров, килограммов и прочих мер длины, веса, объема и чего там вам еще заблагорассудится привести в свое оправдание!
                - Нет, ну кому это может помешать?!  - закипая от праведного гнева воскликнул Иван Прокофьевич.
                - Ну, это уж, гражданин, не вам решать! – в рифму ответил унтер. – Закон – есть закон! И как его полномочный представитель я изымаю транспортное средство на штрафную стоянку, где оно будет находиться вплоть до момента оплаты вами административного взыскания. Или желаете оказать сопротивление?
    Сопротивление Иван Прокофьевич оказать желал. Но, натолкнувшись на безмятежный взгляд голубых унтерских глаз, неожиданно смутился и передумал. В конце концов закон действительно есть и его необходимо соблюдать. Даже в том случае, когда действия людей в его рамках являются формальными, совершенно неосознанными и, чего уж греха таить, бессмысленными. Иван Прокофьевич негодующе фыркнул для порядка и размеренно зашагал по тротуару прочь.
     
    Идти пешком оказалось не так уж трудно, и, что удивительно, приятно. Легкий ветерок холодил слегка зудящую после бритья и полировки кожу головы, а прямая тихая улочка с редкими прохожими позволила разнообразить процесс ходьбы неспешными размышлениями. Ему вспомнились детские опыты с находившимся неподалеку от дома муравейником. Маленький Ваня заметил, что если подбросить в муравейник раздавленного муравья, рабочие обязательно унесут его куда-то и похоронят. Тогда юный естествоиспытатель превратил очередной трупик в пасту и старательно измазал им живого рабочего. Собратья немедленно отнесли его на «кладбище», а когда «покойный» вернулся обратно повторили эту процедуру снова. «Похороны» продолжались до тех пор, пока «запах смерти» окончательно не улетучился с подопытного. Особенно ярко Иван Прокофьевич запомнил как «живой труп» отчаянно и безуспешно сопротивлялся инстинкту собратьев, пытаясь доказать, что он жив и здоров. Уже во взрослой научной жизни Прыткин проделывал этот опыт миллионы раз, в надежде, что когда-нибудь у кого-нибудь это получится. Увы! Не смотря на все телодвижения и попытки к коммуникации, несчастный муравей всегда оставался в глазах сородичей просто чрезмерно подвижным покойником.
     
    Толстый кожаный кошелек лежал прямо посреди тротуара. Иван Прокофьевич остановился и оглядел пустую улицу и даже нависающие над тротуаром балконы. Неудачника-хозяина, как впрочем, и любой другой живой души поблизости не оказалось. Опасливо озираясь, Иван Прокофьевич поднял чужую собственность и торопливо зашагал в ближайшую подворотню. В кошельке оказалась вполне приличная сумма наличных, несколько солидных кредиток и визитная карточка на имя некоего Ахмета Обоева. На обратной стороне визитки содержалась вежливая просьба к нашедшему вернуть кошелек или хотя бы кредитки за вознаграждение, снабженная адресом и подробной картой, судя по которой предусмотрительный владелец жил всего в двух кварталах от места обнаружения.
    «Знаю я этих Обоевых-Удоевых! Каждый день по телевизору смотрим! - раздраженно думал Иван Прокофьевич. – Принесу, а он на кредитках какого-нибудь миллиона наркодолларов не досчитается… Э-э-э, куда бабки дел уважаемый? Или в засаду полицейскую попаду… Куда это вы, гражданин? К Ахмету Обоеву? Ай-ай-ай, гражданин, известный ученый, а на побегушках у международного террориста… Кстати, очень хорошо что вы бритый, потому что наш тюремный парикмахер в отпуске». За время этих размышлений с кошельком произошли некоторые весьма неприятные для гипотетического террориста и наркобарона Обоева эволюции – дрожащие пальцы Ивана Прокофьевича выудили из него наличные, после чего аккуратно закрыли и опустили в оказавшуюся неподалеку урну. Иван Прокофьевич вспомнил карту местности с визитки и быстро зашагал, обходя «бандитскую малину» по огромной дуге.
     
                - Извините, пожалуйста, вы случайно не подскажете, который час? – голос принадлежал мускулистому молодому блондину приятной славянской наружности.– А то я, знаете ли, девушку жду, а спросить совершенно не у кого. – Блондин обезоруживающе улыбнулся и развел руками по сторонам. Иван Прокофьевич огляделся. Действительно пустынная улица, даже странно как-то.
                - Так как насчет времени? Подскажете?
                - Да, конечно… - Иван Прокофьевич поднял рукав рубашки и посмотрел на недешевый хронометр – подарок персонала на недавний юбилей, – половина одиннадцатого.
                - Спасибо вам большое! – блондин снова продемонстрировал добродушный белозубый оскал и неудержимо напомнил Прыткину былинного Алешу Поповича из недавнего блокбастера «Добры молодцы». Иван Прокофьевич вежливо улыбнулся в ответ, развернулся и, мысленно пожелав парню всего хорошего, получил нокаутирующий удар по голове.
     
    Перед глазами приходившего в себя Ивана Прокофьевича летали маленькие мушки. Наездники-эвхаритиды. Этот вид паразитов откладывает яйца на растения, которые часто посещают муравьи, а вылупившиеся личинки цепляются к рабочим и переносятся ими в гнездо. Муравьи не могут отличить паразитов от собственных личинок из-за абсолютно идентичного запаха, поэтому ухаживают за непрошенными гостями и равнодушно воспринимают гибель собственного потомства, которым личинки и питаются. Иван Прокофьевич старательно ощупал себя и  застонал. После богатырского удара «Алеши Поповича» у него исчезли подарочные часы, портмоне со всеми имевшимися наличными и появилась здоровенная болезненная шишка. Подобный обмен никак нельзя было назвать равноценным, и Иван Прокофьевич тихонько заскулил от боли и обиды.
     
                - Что с вами? Вам плохо? – голос принадлежал обладательнице самого очаровательного запаха, который Ивану Прокофьевичу когда-либо доводилось слышать. Он помотал головой, отгоняя назойливых эвхаритид и сфокусировал зрение. Внешность девушки была вполне под стать запаху – правильный овал лица, гладкая матовая кожа и сострадательные зеленые глаза в обрамлении черных и блестящих как брюшко Camponotus fallax волос.
    - Господи! Да вы в крови! Поднимайтесь! Я живу здесь неподалеку, нужно сделать перевязку. – Девушка протянула Ивану Прокофьевичу сильную загорелую руку. Прыткин заворожено смотрел на красавицу и лихорадочно соображал: «Работают явно в паре… Сейчас отведет в притон, накачает наркотиками, а дальше либо работать за дозу на кокаиновой плантации, либо разъедусь малой скоростью в криоконтейнерах по клиникам… А то и еще чего похуже…». Что может быть хуже, Иван Прокофьевич домысливать не стал:
    - Черта лысого тебе, а не перевязку! Вам это даром не пройдет! Я известный ученый – меня искать будут!
    - Простите, я не понимаю…
    - Все ты понимаешь, мерзавка! Я вашей шайке даром не дамся!
    Лицо девушки вспыхнуло от обиды. Она резко повернулась на каблуках и, сдерживая рыдания, бросилась прочь. Иван Прокофьевич, глядя как стройная фигурка девушки скрывается за ближайшим поворотом, неожиданно почувствовал, что он – осел. Нет, даже не осел, а… Он еще раз ощупал голову, помеченную, словно краской, лужицей подсыхающей крови, затем вскочил на ноги и неловко потрусил, стараясь держаться эфемерной дорожки ее потрясающего запаха. По пути он с удивлением заметил, что делает только правые повороты….