Рассказ недурен, по мелочам цепляться неохота, но вот что осталось "темным пятном". Бабушка Ноа, сестра тети Эльмы и мать матери Ноа. Она присутствует тенью: Эльма говорит "мы", мать Ноа отзывается о них "шарлатанки", а соседи говорят "ведьмы". То, что она существовала, сомнений не вызывает, внук-то ее, а не Эльмы. Но какая у нее роль? Умерла она раньше Эльмы, раз покаяние Ноа услышал только от двоюродной бабушки, но не так уж давно, раз Эльма вспоминает их совместные впечатления от подросшего внука (мы еще не гладили его рыжий вихор на затылке, не целовали веснушчатые щеки, не слышали его смех). Тогда почему он ни разу не вспомнил бабушку (только тетю, и довольно тепло)? Какой-то миф внутри рассказа. Также вызывает у меня огорчение недораскрытая тайна Фелисити. О фехтовальщике сказано, что ему помогли добрым делом. А той? Судя по отношению к родственникам, грубоватой речи и прозвищу, очень хорошим человеком она не была, но без подсказки, что именно сделали для нее ведьмы, трудно при чтении догадаться самостоятельно о противостоянии "темных" следов плохих поступков "защитникам" (последствия благих дел теток). Либо подсказки есть (как с фехтовальщиком: и его история, и его навыки), либо их нет (как с ослом и Фелисити), но вперемешку - нарушение последовательности.
И в детских палатах свет полностью не выключают - без наблюдения оставлять нельзя.
|