|
Далёкий берег. Море. Отель. Март.
То есть, это дома – март. В виде наконец пришедшей зимы. А здесь – лето. Днём даже жарко. Только непривычно рано заходит солнце... Есть такое время, после дискотеки. Когда уже истома, но не спится. Душно, наверно... Или по молодости.
– Ребята, давайте, до пляжа дойдём...
В одиннадцать лет хочется как можно быстрее стать взрослой. Реальный способ – с этими взрослыми тусоваться. А тут – такая возможность. Взрослый мужчина – Никита, друг семьи. «Дядя Никита» (и на «Вы», естественно).
– Мам, можно?
– С Дядей Никитой же!
– А нам?!!
Три хорошие матери с радостью избавились от старших детей. Двое мальчишек четырёх и пяти лет уже мирно спали на стульях, положив головы мамам на колени. Вечером – полчаса отдыха! Даже на море это удаётся не всегда. Свои мужья (у трёх женщин из четырех они были), конечно, давно в баре на берегу (Никита побыл с ними немного и вернулся. Важный период: совсем нельзя пить. А трезвый там – как дурак…)
Здесь, на террасе – из дальнего бара (он до полуночи) слышны уверенные выкрики на русском. Надсадные и проникновенные. Там, у пластиковой стойки идёт решение глобальных, мировых проблем. Собственные дети редко входят в их число. «А мать на что!?.» Но этому мужчине можно доверить не только ребёнка...
– А, знаете, Ребята...
Мальчишек (неспящих) здесь на было. Но у Никиты – все «ребята».
«Знаете, Ребята...» – это всегда начало истории.
– А вот дядя Лёня нам таких историй, как вы – Дядя Никита, никогда не рассказывает!
– А нам и папа не рассказывает!.. – это близнецы.
Близнецов сейчас много.
– Ну, не перебивай, Танька! Давайте...
Тихо млеют подростки. Принц из диснеевской сказки. А главное: точно – не педофил, а друг семьи Запросовых и муж «тёти Рады» (это не важно, что тётя Рада сама ещё девушка. Для десятилетних – она взрослая Женщина). «Ой, скорей бы уже восемнадцать!» Юлька – самая практичная. Что там в будущем – ещё неизвестно. А здесь мужчина уже есть. И кажется, что ему не сорок, как в загранпаспорте («я видела!») – а двадцать восемь… (это тоже – очень-очень много… ну, ладно).
Хорошо, что темно. Лабиринты аккуратно постриженной зелени. Фонарики вдоль бассейнов, кажется, не для света, а так – для настроения. Поэтому теряться нечего. Юлька ловко проскользнула между близняшек. И уверенно, словно так и надо, взяла «дядю Никиту» за руку. Днём на глазах у всех она бы на такое никогда не решилась. Никита не подал виду. Хотя, конечно, оторопел. Главное, чтобы эта Уже-Не-Ребёнок не додумалась переплести пальцы. Нет, вроде такое они ещё не умеют. Хотя ухватки сейчас у десятилеток – иногда просто пугающие. Шок для мужика из СССР. Кто ровесник Олимпиады – и старше.
Юлька же была очень довольна. Она знала: ты в семье – не единственный ребёнок. Поэтому в жизни ты «или успела за чипсами, или уже не успела за чипсами». А так она показала. Дядя Никита (вместе с Тётей Радой) именно с её Мамой сюда приехали. И прав у неё – у Юльки – больше. Так что нечего тут! Близняшки, с Мариной, четвёртой, самой тихой и робкой девочкой, даже переглянуться не решились. «Ну, всё!.. Смелая – не могу».
– Дядя Никита! Рассказывайте... А то туда-обратно – недолго, вы потом ещё вместе все гулять пойдёте, а нас спать отправят!
– В общем, однажды... Тоже на море… Четверо туристов из России спасли попугая. А потом оказалось, не только попугая...
Дети – они такие. Им можно сразу рассказать начало и конец. Если придумывать интересно, они всё равно будут слушать. Весь рассказ целиком, оцепенев от волнения. Супруга, правда, до сих пор такая – и в тридцать. Но, женщины, они действительно – как дети...
– Дядь Никит! Не молчите...
– Да!.. На пляже оставалось всего четыре человека…
…Там, на пляже оставалось всего четыре человека. Две русские пары. Пляж муниципальный. Район – строящийся. Время около часа дня – самое пекло (но русские не боятся – у них крем «тридцатка»). Здесь, на берегу индийского океана, обычно было много ворон. Они наблюдали за всем происходящим. Вечером, когда уже никто не купался, вороны, насколько могли, далеко запрыгивали в воду. И метко выхватывали мальков, выброшенных приливом. А сейчас затеяли что-то сложное в воздухе. Непонятная суета метрах в десяти над землёй.
Один из мужчин пригляделся.
Впереди уходила от преследования небольшая белая птица. Первые секунды всё выглядит как весёлая игра. Но вот уже ясно, что игра эта – со смертью. Белый комочек – это попугай – пока ловко петляет... Вот – резко спикировал на песок. Вороны тоже. Теперь они стоят напротив. Пока никто ничего не делает. Может, не ожидали такого шага. А может, просто никуда не спешат…
– Сожрут сейчас птицу, – обречённо произнес мужчина.
Но его девушка уже решительно бежала туда. Мужчина последовал за ней и пронзительно засвистел изо всех сил. Вороны – птицы очень умные. Может быть, они даже видели, что эти двое без оружия. Но рисковать не стали. И правильно. Человек – самое жуткое существо. Он бьёт на тысячи километров. И сквозь поколения... Однако сразу – здесь на песке – прикрыть белого попугая чем-нибудь и спасти не удалось.
Внезапно он снова прыгнул невысоко в воздух и заметался там невероятным зигзагами. Безнадёжно, но пытаясь до самого конца. Маленькая белая птица, возможно, в последний раз приземлилась. На этот раз на низкую, в метр, каменную ограду (поверх – кованная решётка). И тут попугая... даже не поймали, а просто взяли в руки двое других ребят, что загорали там же. Вторая пара русских. Вороны снова не рискнули отобрать добычу. Закружили сверху. Тут и первая пара добежала до ограды.
– Он не ранен?!
– Да, вроде, нет…
– Кажется, по крылу ударили!
– Не, нормально всё…
Парень даже не держал попугая. Тот явно был ручной. Он сидел у мужчины на плече и, уже, казалось, успокоившись, грыз семечки с ладони девушки. Девчонка из первой пары показала на ограду:
– Он, наверно, с одного из этих домов улетел... Совсем ведь домашний!.. Никита, смотри – вон мужик. Покричи ему!
– Дык, что я ему покричу?.. Здесь, говорят, с местными лучше не вступать… э… Хеллоу, со!! Экскъюз ми! Уэри импотент ситьюэшн!
Человек, что закрывал дверцу джипа, понял. У туристов с той стороны действительно что-то серьёзное. Мужчина торопливо подходил к ограде. Это был местный, с вежливыми манерами. В нагрудном кармашке длинной до пят рубахи – перьевая ручка. («Завхоз, что ль?») За оградой, в глубине – несколько зданий. Похоже на дачи местных. Парень из России меж тем продолжал подбирать английские слова: – У нас тут птица. Не знаю, как это… Ребята, покажите поближе!
– А, попугай! – не удивился «завхоз» (его английский был намного лучше).
– О!.. Попугай! Мы хотим его вернуть. Думаем, домашний. Улетел из этих домов.
– Хорошо. Вот таких же, только чёрных, я видел в соседнем доме, – показал на крайнее здание мужчина в длинной рубахе.
– Окей, тогда возьмите его, пожалуйста. Даже, если не ваш. Потому, что иначе его вороны точно убьют.
Мужчина с той стороны протянул руку, но попугай согласился перейти только со второй попытки. Он уже привык к русским людям…
– Вот и всё. Хорошая история?
– Ага…
– И чё, всё?
– А что? – Никита хитро улыбнулся.
– Дальше придумайте!
– Я не знаю, что дальше…
– Знаете! Давайте! – дети все вместе обхватили его.
Даже робкая обычно Марина. Четверых детей безболезненно от себя не оторвать. Но, наверное, и не надо этого делать.
– Я попробую! Конечно, здесь всё только начинается... В общем, так. Попугай был не просто попугай – а принца…
…Попугай был не просто попугай – а принца. Мужчина в длинной рубахе, с попугаем на плече солидно прошествовал к дому. Напольная мозаика весело блестела на солнце. «Завхоз» поднялся по ступеням и вошёл в просторный холл. Здесь уже было свежее. Дорогое оборудование охлаждало воздух. Увлажняло. Добавляло отрицательные ионы. Восточный дом – не для посторонних глаз. Однако внутри всё вполне по-европейски. «Изживание фанатизма». Человек прошёл по коридору в большую гостиную. Здесь стояли просторные вольеры для птиц. За чистыми, вымытыми прутьями, блестевшими бронзой, сидели, летали, клевали зерна и кусочки фруктов, кричали, чистили клювами перья – несколько попугаев. Таких же, как этот спасённый, только и впрямь – чёрные. Человек внимательно осмотрел клетку. Одна дверца, как и следовало ожидать, оказалась прикрыта. Но не заперта.
«За собой снаружи сам закрыл», – хмыкнул человек, открыл дверцу и поднёс руки с попугаем. Тот охотно, сам влез вовнутрь, подлетел к жёрдочке на самом верху и сел там. Прямо из гостиной был выход во внутренний двор. Его с пляжа совсем не было видно. С трёх сторон высокая внешняя стена, а спереди – во всю ширину коттедж. Здесь, конечно, скрыты камеры наблюдения. Но загородный дом, куда принц приехал к родственникам – не крепость. Человек не должен быть, как мрамор. Пусть видит обычных туристов на общественном пляже – хотя бы и по ту сторону ажурной решетки. Пусть при случае перебросится с ними парой фраз на безупречном английском. Пусть видит мир реальным.
Кто знает, кем станут потом дети с той стороны. У этих русских президентом стал внук придворного повара…
Здесь, во внутреннем дворе играли дети лет семи-девяти. Человек двенадцать. Один ребёнок, хоть и бегал со всеми, но был с каким-то напряжённым, осунувшимся лицом. Словно плакал недавно и теперь специально хочет отвлечься. Но не может. Принц, одетый, как все, в обычные шорты и футболку, такой же живой, но воспитанный мальчик.
– Ваше высочество, думаю, ваш белый попугай нашёлся.
Ребёнок сначала замер, не поверив, потом пронёсся мимо взрослого, чуть не задев его. Распахнул лёгкую внутреннюю дверь в гостиную, скрылся в доме.
– Рафаэль! Рафаэль!
Он прижал маленькие ладони к прутьям. Мажордом деликатно вошёл следом в гостиную.
– Это вы его нашли, господин Азан?
– Попугая спасли русские туристы, ваше высочество.
Мужчина рассказал всю историю. Мальчик, жадно дослушав, так же стремительно выбежал обратно во двор. Мужчина проводил его добрым, искренним взглядом.
– Ребята, Рафаэль нашёлся! Мой белый попугай. Который утром пропал!
Дети остановились, потом подбежали, радостно, безо всякого стеснения или подобострастия обнимали принца. Некоторым он приходился двоюродным братом. Некоторым – троюродным. Из взрослых во дворе была ещё молодая женщина. Одежда элегантная, светская. Но лёгкая косынка всё равно покрывает голову. Хоть и завязана тоже вполне демократично. Мальчик вежливо попросил её:
– Я хотел бы позвонить дедушке и порадовать его.
– Ты сам знаешь, он может быть очень занят, Джази-джан – ласково отозвалась женщина, чуть склонив голову.
Няня имеет право звать принца просто по имени.
– Да, но он обрадуется за меня, зачем же сдерживать радость. Мы позвоним?
Эмир той страны действительно был очень занят. Завершилась полуденная (обеденная) молитва – Зухр. Эмир не без труда поднялся с молитвенного коврика. Пересёк кабинет и сел за большой рабочий стол. Слуга неслышно зашёл, беззвучно собрал коврик, лежащий так, чтобы молиться лицом к Мекке. Так же бесшумно вышел. Эмир, не обращая внимания на слугу, погрузился в бумаги. Прошло немногим более сорока минут.
Почувствовав присутствие, правитель приподнял взгляд и увидел золотую поясную пряжку. На бело-зелёной, через плечо, ленте, поверх парадного кителя цвета «сахарного печенья». Перед Эмиром почтительно, но спокойно стоял дежурный дневной адъютант – мусселин.
– Мой Государь, звонит няня принца-наследника Джази. Говорит – у Их Высочества для Вас, Государь – очень светлые новости.
Не поднимая глаз выше золотой пряжки, Эмир молча раскрыл ладонь. Дежурный адъютант быстро, но без суеты, вложил в унизанные всего двумя перстнями монаршие пальцы мобильный телефон, инкрустированный серебряным орнаментом…
Няня с офицером не нарушили никаких норм. Ни этикета, ни протокола. Дневной мусселин имеет право входить без стука в рабочий кабинет Эмира. Няня принца – очень ответственная должность при дворе. Она воспитывает и обучает вероятного Эмира. Если возникает необходимость, ей разрешено звонить дневному (и даже ночному) мусселину прямо на дежурство. Особенно, когда просит принц. Пока он просто просит. И пока она сама решает. Никто не знает, сколько времени – много или мало – пройдёт – и все решения принц будет принимать сам. Просто тогда он будет называться иначе.
Этот внук Эмира – не просто внук. Не «вероятный Эмир», а «عل الأرج». То есть – «скорее всего». Официальный наследник всего Эмирата – «от моря до моря». По старому обычаю, который теперь стал государственным законом – наследник – это всегда старший сын действующего правителя. В случае смерти – наследником становится уже его старший сын – внук Эмира. Отец мальчика, наследный принц Самуил, три года назад погиб. Феррари, собранный по особому заказу в единственном на свете экземпляре, занесло на скорости в двести пятьдесят, и размазало по бетонному ограждению.
Эксклюзивность сборки и благородство происхождения наследного принца не спасли. Его хоронили с огромной пышностью, но лицо закрыли белым платком. Тщательное расследование, организованное тайной политической полицией, покушение исключило. Вердикт – «несчастный случай».
«Аллах призывает к себе лучших».
Однако Эмир не смог найти утешения в мудрых словах. С тех пор он словно окаменел сердцем. Если бы принца хотели убить, убили бы и его сына, а уже прошло три года. Правда, на Востоке умеют ждать… Нет, вряд ли… Эмир приложил телефон к мясистому уху:
– Да.
– Государь, да хранит Аллах Ваши дни, с Вами желает разговаривать Ваш внук, принц Джереми.
– Да.
– … Дедушка, храни Вас Всевышний, прошу меня извинить! Вы всегда заняты. Но я хочу поделиться радостной вестью.
– Здравствуй, мальчик, слушаю тебя…
– Мой белый попугай утром пропал, а потом нашёлся! Оказывается, он приоткрыл незапертую дверцу и улетел в сторону пляжа. Там его чуть не убили вороны, а русские туристы – спасли, позвали мажордома и вернули попугая нам...
Эмир слушал торопливый рассказ внука. Жёсткие черты лица смягчались.
– Правда, это знак Господа?..
– Всё в руках Аллаха, мой мальчик! Это хорошая интерпретация. Я рад, что твой разум снова светел.
– Спасибо. Дедушка! Это всё, чем я хотел с Вами поделиться…
Адъютант почтительно, двумя руками принял телефон обратно. Эмир движением век отпустил дежурного. Тот, почтительно склонившись, сделал несколько шагов назад. Затем выпрямился, чётко крутанулся на каблуках и вышел из кабинета, аккуратно прикрыв тяжёлые двери.
Эмир оперся холеными ладонями о драгоценный палисандр письменного стола. Встал и подошёл к большому окну. Заложил руки за спину, медленно перебирая простые кипарисовые четки. Посмотрел на далёкие небоскребы по ту сторону залива. По вечерам стеклянные поверхности загораются на солнце, как в фантастическом кино.
«И небоскребы горели, как свечи», – вдруг всплыла фраза из какого-то старого фильма. Какого?.. Эмир чуть нахмурил седоватые брови. Такие ассоциации ему не понравились. Мозг выдаёт что-то сам. Потом правитель снова подумал о звонке внука.
«Устами младенца…» – говорит строка из Евангелия христиан. Ещё утром Эмир ознакомился с планом «бескровного» занятия спорной приграничной территории. Тогда он не удостоил вниманием один документ. Это было отдельное мнение к плану – альтернативная аналитическая записка. Её подготовил племянник Эмира – сын Рияды, его самой младшей сестры. Молодому человеку не сужено было унаследовать Эмират. Но он, как и все в Ближнем Окружении, получил блестящее образование. И готовился в будущем участвовать в управлении страной. На своем, подобающем ему месте.
Сейчас молодой поручик служил младшим аналитиком в Генеральном Альмураке Эмиратского Министерства Обороны. Эмир желал, чтобы его племянник понемногу приобщался к серьёзным делам. Поэтому милостиво разрешил дать оценку операции, которую подготовили более опытные люди. Изначально Эмир вообще не планировал изучать «труды» своего юного родственника. Однако сейчас, поддавшись какому-то тайному импульсу, вынул аналитическую записку из тонкой папки дорогой кожи.
Хм! – «отдельное мнение» – целых двадцать страниц. Эмир начал читать.
…М-да, как-то издалека начал мальчик: «…изменчивые сценарии конфликтов – в нашей современности – не открывают всех вариантов развития обстановки. Инициаторы (всяческих изменений) нередко остаются наедине с опасностями, совершенно новыми и непредсказуемыми …» Эмир не стал следовать цветным пометкам, что предупредительно оставил в тексте дежурный мусселин. Продолжал терпеливо изучать документ.
…Вот, здесь уже ближе: «…станет очередным, классическим случаем типичных ошибок…» «…страны, относительно не заинтересованные… за несколько недель смогут погрузиться…» «…необратимый лавинообразный процесс… неуправляемый характер эскалации…» «…в условиях никогда не прекращающегося международного кризиса…»
Вывод был такой: «Итог «бескровной» операции – как результат возможных событий (на фоне описанных выше процессов) – региональная война. Доля вероятности – cорок пять процентов».
Хм… Ну, что же. Региональная – не мировая. Это дело солдат – умирать за свой дом, Эмира и Аллаха. Эмир поймал себя на том, что поставил Всевышнего на третье место… Он вспомнил, как проходила пятьдесят лет назад война. Короткая, меньше недели. Противник действительно совершил тогда (себе можно признаться) очень результативный превентивный удар. Тогдашний советский визирь не разрешил другой стороне (из состава союзников) нанести такой же – превентивный. Сначала противник занял полуостров в Красном море. Потом был вынужден уйти…
Правоверные, из тех, что проживают свой век без ума, – кричали тогда, что «мы сами выкинули этих … с нашей святой земли!» Крики, правда, никого не воскресили. Из тех, кто погиб за короткие шесть дней. Ни правоверных… ни солдат противника. В чём же тогда смысл «победы»? Если, например, на полуострове ничего не изменилось? (те, конечно, любят повторять: «мы воюем, чтобы выжить, а они – чтобы уничтожить нас»)…
Эмир сомневался. Да, нужны победы оружия, противник должен бояться. Зачем помнить проигрыши? Но сказано: «Именно Сатана заставляет вас забывать». Бесконечная кровавая игра, где нет никакого выигрыша. Кроме досрочного билета в Рай? И в рай ли?..
Эмир вспомнил, как до небес превозносил проект операции её куратор, троюродный брат Эмира – принц Хасан. Заместитель министра обороны по делам тыла. Сейчас государь почему-то с неудовольствием вспомнил на совещании гортанные выкрики родственника. Как азартно моложавый генерал шлёпал себя по полным бёдрам в лампасах. Щёлкал в воздухе жирными пальцами.
Этот Зам по тылу явно наблюдал солдат только на смотрах. Когда они сыты, храбры и преисполнены гордости. Маршируют в новой парадной форме. Дрожат золотые аксельбанты на плечах. У этих солдат взрывами ещё не вырвало челюсти. Не вывалились на песок кишки. Брат Эмира наверняка никогда в жизни не слышал безумных криков матерей, сестёр и жён. Когда такие же отъевшиеся, не знавшие войны офицеры из Департамента Призыва развозили по домам вещи убитых. И бессмысленные посмертные медали в ярких сафьяновых коробочках…
В конце концов Эмир принял решение. Он отменил подготовку и проведение «бескровной» военной операции (которую так расхваливали разработчики). Поручил искать другие пути. Дипломатам…
Дети были поражены второй частью.
– Жиза!
– Ещё давайте!
– Да куда вам дальше! Вон, мир спасли! Целый Регион!..
– Не-ет, мы зна-аем, ТАМ будет дальше!
Дети подняли такой крик, что немногочисленные люди на вечернем пляже стали обращать внимание. Но Никита решил не смущаться. Пусть думают – дурачатся у мужика четыре дочери. Ну, что ж – молодец! «Такой молодой, а уже четверо детей...»
– Так, спокойно! Вон, люди оборачиваются, пойдемте отсюда…
– А вы будете дальше рассказывать?!
– Пошли, говорю! «Золотая рота»…
Дети не знали, что это такое. Но по тону поняли: история ещё далеко не закончена.
Никита сощурился, посмотрел на темнеющий морской горизонт. Когда он говорил, иногда казалось, словно рассказывает он вовсе не детям. В такие минуты у Никиты всегда был такой – немного отстранённый – голос. Будто мужчина вспоминал настоящие события. Разговаривал с самим собой. Или обращался к кому-то невидимому и незримому. Незримый слушает с ироничной улыбкой, но внимательно. И разрешает всё это рассказывать другим людям.
– Попугай оказался не просто попугай принца, и не совсем попугай…
Попугай оказался не просто попугай принца. И не совсем попугай.
В18.31 по местному времени – заход солнца. Начало Магриба – вечерней молитвы. Поёт муэдзин. Спасённый белый попугай вдруг почувствовал себя нехорошо. Закружилась голова. Птица попыталась сохранить равновесие. Слабо взмахнула крыльями. Но мир уже совсем завертелся перед глазами. Попугай свалился с жердочки на чистый пол огромной клетки…
Однако спустя пять земных секунд он пришёл в себя. Встряхнулся. Ещё не совсем уверенно заковылял к мисочке с водой. Напился, запрокидывая маленькую белую голову с хохолком. Совсем придя в себя, он снова вспорхнул на самый верх… и тут же забыл о происшествии. Другие попугаи даже не успели поднять крик. Вся эта история для маленькой белой птицы окончательно и благополучно завершилась…
– Как? – не поняла Марина.
– Тихо ты! – шикнули на неё девочки.
Та виновато замолчала.
Никита предупредительно-быстро продолжил. Будто отвечая именно застенчивой Марине:
– Ровно в то же мгновение…
Да, ровно в то же мгновение, когда белый попугай очнулся на полу у себя в клетке, очень далеко во Вселенной, на своей родной планете тоже пришёл в сознание один человек… Ну, скажем, намного больше, чем человек. На начало третьего тысячелетия у нас, землян, за плечами – сорок тысяч лет цивилизации. У них – шестьсот тысяч. Местных, полных орбитальных восьмисезонных циклов...
Это был чем-то похожий на наш, но совершенно иной мир. Развитие его изначально пошло по другому, биотехногенному пути. За сорок тысяч лет мы научились посылать спутники в системе своей звезды. За шестьсот тысяч лет можно освоить кое-что ещё. Сейчас эта цивилизация умела переносить сознание своих представителей – «Деятелей» – на миллионы парсеков и подселять к ментальной проекции местных живых существ.
«Внутреннее наблюдение».
Но в своё время это человечество прошло во многом сходный путь. Они жили в полиповых гротах. Ещё до Первой Глобальной Кристаллизации – застали гигантских насекомых. Охотились на их куколок. Позже – выменивали людей на вязаные сосуды и домашних земноводных. Когда открыли свойства гравилетучих минералов, научились пересекать ядовитые моря – истребляли на той стороне целые континенты. Захватывали освободившиеся богатые земли с кочевыми медоносными полями. Уже в период своего новейшего времени – с водородными поездами, с бесконтактным электричеством – они создавали наскоро новые религии – простые и броские. Для очередного передела мира: земель, вод и плотных обитаемых облаков.
В этот период одни люди делали других неживыми только из-за «низшего тембра голоса». Для устрашения своих – «с правильными голосами». Своих тоже делали…
У этого человечества была, конечно, и Всеобщая Эскалация. Тогда неживыми становились уже сотни миллионов. В результате Эскалации у них тоже появился свой, выстраданный праздник – «Утро Триумфа». И отрицание этого праздника много циклов спустя. В обновленной среде. Где, казалось, нужно просто мирно всем жить. И, конечно же, на этой Планете тоже был – свой – «Социум-Расходования-и-Отчуждения» – яркий и безысходный. Тому человечеству удалось выйти из тупика…
Да, у них, конечно, – как и у нас – было свое Развитие и Созидание. Продиктованное ещё животными инстинктами и уже человеческой жаждой познания. Приручение Воды, Растений и Минералов. Своя Эпоха Второй Юности Чувств – после Сумрачного Времени. Первый человек на пути к Материнской Звезде… Вычисление экономических закономерностей. Преодоление Синдикатного Влияния. Первые ростки Прогрессивного Мира…
И затем, уже через сотни тысяч лет… Большой Диалог с Материнской Планетой. Открытие Законов Миропонимания. Новый виток в развитии семейного социума, ресурсов организма и коммуникаций. Броски сознания сквозь Пространство…
Конечно, время изменило это человечество. В том числе, внешне. Они сохранили и развили культуру тела, управление состояниями. Но слишком условные, силовые виды игр уступили всему, что помогает продлить молодость и жизнь. Глобальное смешение рас за огромный период – и местное человечество стало одним народом. Кожа коньячного цвета, тёмные волосы, глаза. Тонкие черты. Жилистое, но изящное сложение. Высокий рост. Итак, в самом центре обширного луга, под открытым небом – также, как только что попугай на Земле – пришёл в себя один человек…
Полулёжа в пространстве невысоко над землей. Тысячи родственников вокруг почтительно левитировали в плотном воздухе вертикально, почти касаясь ступнями луговых трав. (Прозрачным травам назначено сейчас расти умеренно). Левитацию человека в центре луга поддерживали Старшие Мастера.
Мастер Понимания Мира – очень высокое звание. Чтобы обрести его, надо пройти много испытаний. Итоговые, главные испытания для Кандидата – это «внутренние наблюдения» в других, далёких мирах. У этого Кандидата сейчас всё завершилось. На планете в системе жёлтого карлика.
Приняв на себя фокус внимания, выдвинулся из группы собратьев один из Мастеров. Он не выглядел значительно старше. И одет был в такие же неброские, дышащие одежды. Главный Мастер. Он, как синдик собрания, поделился – со всеми на лугу – традиционной фразой:
– Испытание. Завершено. Воссоединение. Успех. Достоин.
И дополнил, уже от себя лично:
– Дело – сложно. Всегда. Живи. Познавай. Цветок – цветёт снова. У человека – юность – однажды. Время – для пользы. Всегда.
Главный Мастер обращался сразу во всех проявлениях. Он распространял волны звуковых колебаний. Открывал альфа-ритмы мозга. В воздухе над головой Главного Мастера проявлялись яркие визуальные инфо-всполохи. Символы удовлетворения и призыва разделить успешное возвращение Кандидата. Окончание большого пути.
Главный Мастер выражал себя, как и подобает – без пафоса, но достойно, с удивительной силой и красотой. Люди на лугу в знак уважения и одобрения рефлексировали молча. Целое облако из восторженных всполохов было окрашено тончайшими оттенками фиолетового. Ритуальный луг окружали высокие прозрачные конусы – оснастка ментальной передачи.
Велик венец природы – Деятель. Но сам он – одной лишь силой мысли – пока не может переместиться сквозь десятки галактик. Конусы связаны с энергосердцем Планеты. Все люди – родственники, и могут войти в любую нейросеть. Однако завершение испытания на статус Мастера – очень важный момент. В таких случаях близкие отдают дань уважения присутствием.
Почти на границе луга, у кромки кровеносного монохордового леса стояла, как все в воздухе над землей, молодая женщина. Рядом с ней прыжками, не совсем ещё уверенно, парил ребенок. Землянин бы решил, что ребёнку – год-полтора. Сказать, что женщина была его матерью… всё равно, что заявить: «одна снежинка – это зима». Чужих детей, как известно, не бывает. Эта мать биохимически и ментально была одной из трёхсот с лишним матерей. Просто оказалась рядом на лугу в данный момент.
– Мама Дейо! Кандидат Кагеру – Мастер теперь. Сердце его тихо, как прозрачная вода. Верно это?
С детьми бывает сложно не только на Земле. В отдалённых мирах и даже у сверхцивилизаций – такая же история. С момента зачатия (перворождения) – новому Деятелю ещё недоступны тайны мира. И только через три восьмисезонных цикла (полных оборота Планеты вокруг Материнской звезды) – после выцветания (второрождения) ребёнка вводят в коллективный разум своего народа. Сразу этого делать нельзя. Даже здесь маленький человек ещё не готов к такой ответственности и объёму знаний.
Неоспоримо: «Дитя может помыслить мир, а может разрушить его. И даже луч материнской звезды не догонит мысли и слова ребенка».
Этот малыш у кромки луга выбрасывал вокруг себя в пространство маленькие оранжевые всполохи вопросов. Мальчик, то и дело оглядываясь на мать, беспокойно вытягивал шею. Пытаясь разглядеть центр луга над головами родных. Левитировать выше роста взрослых он пока не умел. Мама Дейо, чуть слышно, на границе восприятия, пояснила:
– Верно не совсем, Рунако-малыш. Почему? Отвечу. Кандидат совершил главное. Испытания завершены. Мудрость приходит не за одну ночь. Последний Жребий выбрал. Другая планета. Восемь «внутренних наблюдений». Теперь. Он будет Мастер для всех...
– Но. Не сейчас?
– Нет. Церемония. Следующий пятый восход. В торжество звёздного поворота.
Мама Дейо увидела у сына тревожные альфа-ритмы. Ребёнок расширил глаза. Перевернулся в воздухе вниз головой:
– Другой вариант. Чёрные птицы, там – на берегу – достигли успеха. Белая птица мертва. Тогда?
Мама Дейо спокойно взглянула на ребенка:
– Этот вариант. Био-персоналия Кандидата Кагеру – мертва. Как и тело Кандидата – здесь. Но. Тонкая ментальность Кандидата Кагеру – возвращается. В общее поле. Сюда. В свой народ. Тонкая ментальность станет – безлична.
– Потом, Мама Дейо?
– Тонкая ментальность – лишь источник. Неоспоримо: «Каждый всегда пребывает в этом Мире». Новые био-персоналии. В ближайшее Раскрытие.
– Но. Био-персоналия Кандидата Кагеру. Прекратит течение. Абсолютная Смерть. Да?
– Прав. Рунако-малыш. Абсолютная Смерть… Перевернись. Ногами снизу. Сейчас упадёшь. Головой.
– Я хорошо держусь за воздух, Мама Дейо. Мой интерес – следует дальше. Персоналия Кандидата погибает. Вероятность есть. Случаи – есть… Если. Этот вариант. Вся Планета там – неживая. Делаем мы. Зачем?
В этом месте современная человеческая мать уже потеряла бы терпение. Не каждая, но семь из десяти. Однако шестьсот тысяч лет вертикальной эволюции – очень большой срок. Поэтому Мама Дейо ответила чуть внушительнее, но всё равно очень спокойно:
– Совершенно нормально, Рунако. Дань уважения. Нельзя тревожить Умершего. И его Абсолютную Смерть. Каждый имеет право. Саркофаг. Иначе. Живой мир вокруг. Его Присутствие. Оскорбляет.
Ребёнок всё же послушно перевернулся и лёг на плотный воздух вниз животом:
– Местный мир – там. Вокруг. Вины его – нет. Травы и существа. Мы делаем неживым. Почему? Мама Дейо?
Всё-таки до инициации ребенок – это только ребёнок. Не понимает самых простых вещей. Для этого нужно много сил и терпения, чтобы донести всё правильно. Сейчас одна-из-Матерей пояснила так:
– Рождение – путь к Смерти. И где Жизнь, там и Смерть. Их звезда – по имени «Солнце» – не навсегда. Миллиард лет. Погаснет. Ещё. Там. Горе одного — радость другого. Местные люди. Сами. Всё время. Друг друга. Разные способы. Примитивное оружие. Слова. Алчность. Мысли.
Ребёнок нахмурился:
– Мы прошли. Путь сходный.
– Мы. Да. Они – ещё нет. Ничего неизвестно. Шаг впереди – и уже темно. Трудно предвидеть, в том числе – будущее вдалеке. Особенно – в примитивных мирах. Мы старше. Сильнее. Решаем. Наше право.
Ребёнок, как все дети во Вселенной, сопротивлялся:
– Эта мысль. Ошибка. Отсутствует логика. Не уверен. Чувствую.
Женщина раскрыла ладонь, и густой воздух перенёс ребёнка к ней на руки.
– Скоро. Твой третий звёздный поворот. Ты – в коллективный разум. Вкусишь из сада начала – и увидишь связи и законы Мира. Начнёшь понимать. Всё лучше...
– Сомнения! Утрачу. Неопределённое. Но важное! – воскликнул чуть громче ребёнок, снова хмуря брови.
Мама Дейо ласково погладила тёплые потоки вокруг его головы. Родственники впереди, не оборачиваясь, стали подавать женщине и ребенку альфа-ритмами деликатные знаки: «Проявляем уважение. К новому Мастеру».
Рунако, смутившись, ловко вывернулся из рук матери (одной-из-Трёхсот), облетел вокруг, и прижался сзади щекой к её голове, обхватив руками за шею. Горячо зашептал на ухо:
– По Закону. Жребий выбирает чужой мир. Лишь раз. Одна планета – И лишь однажды. Один Кандидат ведет «наблюдения»?
– Да. Правило. Не нарушаем.
– Другие кандидаты. Не будут? Невозможно?
– Конечно. Нет, Малыш.
– Они там – не погибнут. Не могут. Вывод. Их мир – наш саркофаг – такое не будет?
– Нет. Они убивают – дальше – сами, взаимно…
– Вывод. Тот мир. Есть шанс, – твёрдо сказал ребенок.
– Есть…
Мама Дейо справедливо решила, что такого объёма информации ребёнку пока достаточно. Когда войдёт в коллективный разум, тогда будет понимать всё легче. Сейчас перегружать нерационально. Опасно. Женщина сообщила альфа-ритмам сына («одного-из-Трёх-Тысяч») режим глубокого сна.
Рунако, как и все дети во Вселенной, засыпать не любил. Мать осторожно, но властно помыслила. Ребёнок послушно снялся с её шеи и переплыл по воздуху вперёд. Женщина сообщила сыну надежную левитацию рядом с собой. Мягко погружаясь в сон, Рунако уже был не в силах что-либо произнести. Последняя осмысленная активность, которую увидела Мама Дейо – зрительные всполохи-сигналы, что ещё проявлялись вокруг головы мальчика:
– … Версия… Станут как мы. Тысячи лет… Потом. Тогда. У них тоже – «наблюдения»?.. И саркофаги?.. Из чужих Планет. Как память... Или нет?..
Визуальные всполохи скручивались… Переплетались. Начинали таять… Если не прикасаться к альфа-ритмам, уже ничего нельзя было разобрать. Ребёнок крепко спал. Мать ласково смотрела на лицо сына. Голову уже окружала естественная дымка мягких альфа-ритмов сна. Они были спокойны, как дыхание…
В течение последней земной недели (около четырех местных циклов) Старшие мастера наблюдали за Кандидатом. Всего «наблюдений» было восемь в каждом из выбранных миров. Семь уже благополучно завершились. До белого попугая объектами стали четверо людей. Один сержант в тяжелейшем состоянии (и уже не целиком) лежал в реанимации полевого госпиталя, прямо в пустыне. Кандидату Кагеру очень повезло – сержанту было суждено умереть только через сутки. Бодрая старушка из штата Мэн (объект номер два), несмотря на свои девяносто шесть, по узору вероятностных линий могла продержаться еще несколько лет. А молодой парень из страшного нищего квартала (внутри Большого Рио), третий объект наблюдения – ровно через полгода вколет в голень последний шприц (хотя, конечно, всё к этому шло). Только «Объект № 4» – русский мужчина лет сорока был вне группы риска. Он готовился стать отцом. Не употреблял, не пил, и вообще – самонадеянно думал жить вечно.
Потом – пошли местные негуманоидные существа. Кандидат изучал ментальность детёныша бурундука в лесном массиве. В парке позади места с вывеской «ВДНХ». Второй была медуза (только через месяц её подадут, отлично приготовленную, на стол в небольшой закусочной, в Гонконге). Третьим носителем стал кит – синий полосатик – гигант. Кандидат с удивлением отметил ультразвук. Таких аналогов ещё нигде не было. Здесь тоже всё прошло нормально. У кита были все шансы пожить ещё. И отметить столетие. Благодаря отсутствию конкурентов и китобойного промысла в регионе. Оставался только риск эко катастрофы. Типа разлива нефти. Но киты издалека чувствуют такие вещи. С попугаем мы знаем…
Да, всё это были испытания, экзамен. Чтобы стать Мастером понимания мира, надо постичь природу Вселенной. В своём абсолюте, Вселенная и Бытие, естественно, непостижимы. Но совершать попытки надо. Кандидат, который претендует обрести высокое звание, должен прикоснуться к другим формам жизни. Разным. По восемь в каждом из десяти миров, выбранных Жребием. Планета Земля («как называет её местный народ») была для Кандидата Кагеру завершающим, десятым миром – для испытаний.
Так называемое «внутреннее наблюдение» имело свои правила. Одно их них – погружение должно быть объективным. Полная чистота эксперимента.
Если Кандидата ранят в теле другого существа, после возвращения – его, Деятеля, конечно, смогут излечить. («Надвигается ливень в горах, и весь дом продувается ветром. Но солнце придет»). Там ко всему относились со своей философией: «Поражение — мать успеха. Не испортив дела, Мастером не станешь». Путь постижения истины требует своего. А ментальная сущность Кандидата не исчезает. Она лишь утрачивает осознание себя, самость. Коллективный разум Народа сразу после смерти примет ментальную сущность. И в период очередного ксеноурожая – «Раскрытия» – появится новый Деятель. Он не будет помнить прошлых жизней. Он будет новым существом.
Если местный Носитель погибает, пока Кандидат «наблюдает» внутри, Кандидат умирает вместе с ним. Возможности народа Деятелей очень велики, но не безграничны. Перед физической («Абсолютной») Смертью все равны. Пока ещё равны…
Кандидаты рискуют по-разному. Вот жребий отвёл тебе задачу стать «наблюдателем» тысячелетнего Чёрного Змея с Планеты Сория (Система Белого карлика T-24473, галактика Волосы Вероники)… Кто же отважится напасть на чудовище в 4800 терр (это около километра в человеческом исчислении). У них на планете ещё и ракетное оружие-то не изобрели… Каменные ядра, как известно, панцирь не пробивают.
А вот Кандидату Эрса не повезло (как и всему миру, в который он попал). На каком-то этапе он стал наблюдателем пчелы. Обычной медоносной пчелы – на планете, очень похожей на нашу Землю. Её никто не убивал – ни свои, ни чужие. Просто пчёлы живут мало. 25 дней. День наблюдения оказался как раз 25-ым… Не хватило нескольких часов…
Вот тут народ Деятелей устроил своему погибшему собрату, по обычаю, саркофаг. («Ничто живое не должно оскорблять своим соседством погибшего»). Поэтому саркофагом и становится вся планета. Целиком. Не играет роли, на какой стадии развитие жизни. Первые шаги в океане. Или уже письменность у высших приматоидов…
Так погибло много миров и много Кандидатов. А планете Земля и всем её жителям, можно сказать, в тот день очень-очень повезло…
Мужчина с детьми дошёл до самого конца пляжа. Впереди уже была ограда, а по ту сторону – огни и музыка соседнего отеля. Выкрики и весёлый смех. Люди на отдыхе. Надо было возвращаться.
«Дядя Никита» и четверо девочек-подростков повернули обратно. Далеко впереди угадывалась дискотека (самая поздняя – что на берегу). Сюда, с того конца долетает еле-еле светлая, грустная мелодия. Музыка словно и не тревожит ночи. Это уже как кино. Красивые кадры, а мелодия идёт фоном. Песок остыл. Но они всё равно не обувались и несли сланцы в руках. Здесь, в конце пляжа («или в начале?») других людей уже не осталось.
– Вот и вся история...
Дети и взрослый медленно брели к причалу, к огонькам бассейна, к своим родным…
– Это всё здесь было? – решилась застенчивая Марина, обернувшись.
Она теперь шла первой. Дядя Никита с улыбкой покачал ей головой. Нет, здесь страна другая. Восточная, но самая умеренная. Мавританская сказка, для туристов. И пляж другой. И некоторые люди – другие. Но Небо, Месяц и Звёзды – были те же. Вечные, недостижимые и загадочные. Месяц непривычно лежит – Юг.
– Вы это сами всё сочинили, Дядь Никит? Вы могли бы писателем стать.
– Я… ничего не придумывал. Попугая мы правда спасли тогда. Ровно год назад, прошлой весной. Спросите сейчас Тетю Раду, она подтвердит.
– А мы верим! Правда, девочки? – это вторая из Близняшек – Надя.
– Ага…
– Видите, – задумчиво продолжал «Дядя Никита», – прошлая весна могла стать последней.
– Чёрная весна?
Дети обожают страшные названия.
– Да уж. Чёрная Весна…
По голосу у этих взрослых никогда нельзя не понять: шутят они или нет.
– Но откуда ж вы могли знать про инопланетян?
– Ну, вот – знал… У меня есть доказательства, что это правда! – вдруг объявил Дядя Никита, победно улыбнувшись.
Он попробовал поднять руки. Словно хотел ощутить эту мавританскую ночь целиком. От близких южных звёзд до остывшего песка под ногами. Здешняя Ночь – молчаливая, смугло-румяная девушка – закуталась в просторный плащ с капюшоном. Расшитый звездным бисером. Она – Ночь – давно здесь. Неслышно следовала по пляжу за людьми. И сама была не прочь послушать наивные человеческие сказки.
Но... раскрыть объятья широко Никите не удалось. Юлька так и не выпустила его руку из своей ладошки.
– Девчонки, видите всё это?
– Видим…
– Всё это есть. Море, месяц, небо, звёзды. Огни Отеля – там, впереди. Мы. Почему всё это существует? Не погибло? Все люди. И весь мир...
Молчат дети. Не потому, что смущены. История заворожила их. Вроде так всё просто начиналось, и тут – реально фантастика! И, эта – «фила-софия». И потом Ночь в тёмной одежде – живая картинка из этой же сказки!
– Мир жив, потому что четверо спасли ещё одного? – Юлька преданно заглядывает Дяде Никите в глаза.
Но сейчас во взгляде девочки нет и тени кокетства. Месяц над Морем освещает серьёзное, вдруг повзрослевшее лицо. Вдохновлённо блестят детские глаза.
Никита, улыбнувшись, кивнул.
И Море, близкое, хоть и почти невидимое, тихо нашёптывает. Оно, наверняка, тоже хочет, чтоб подростки поверили. Словно подтверждая слова Никиты, море повторяло снова и снова – пока они шли обратно – свои бесконечные слова:
– Всссё-ёёё... пра-аа-вда-аа... всссёё-ёёёё...
|
Вход
FAQ
Поиск
Пользователи
