На ветку старого дуба присели пичуги: синяя и красная. Грудки у пташек были изумрудные, а глазки-бусинки – цвета закатного неба со стороны небочаши, никогда не видящей солнца.
- А что, далеко ль уехал лесничий? – спросила первая.
- Слишком далеко, - кивнула другая.
- И до вечера, видать, не успеет?
- Куда там, и к завтрашнему утру не вернётся.
Говорящие птицы водились только в заповедном лесу. Песни их услаждали слух, а трепетание крыльев в полёте рождало невесомую музыку, сравнимую с перезвоном колокольчиков, выросших у кристального ручья.
Теника вздохнула и закрыла окно, ненароком согнав крылатых вестников.
В заповедном лесу водилось много диковин, каких и не встретить в городе или иноземной стране, и Теника беспокоилась, не заявится ли какой-нибудь разбойник, способный ослушаться королевского указа, в отсутствии отца. Ведь птицы наверняка знали, о чём говорили, и прилетали сюда с одной целью: предупредить.
Девушка закрыла дверь на засов и прошла в оружейную. Сняла со стены лук и проверила стрелы, повесила на пояс длинный кинжал.
Раньше в чащу мог зайти любой житель страны. Беднякам она давала богатство, бездетных одаривала отпрысками, больных излечивала, но карала любого, вошедшего под полог чёрных елей, если искренне ненавидела его чистая душа.
В заповедный лес любили наведываться браконьеры. Не забредая в чащу, они ловили редкостных птиц, которых потом продавали по всей стране. До поры их никто не трогал, но после того как один разбойник вынес из чащи меч, убивающий королей, и едва не сверг законного правителя, проход в заповедный лес стал закрытым для всех, кто не имел королевского пропуска с гербовой печатью.
Экипировавшись, Теника не почувствовала себя спокойней, наоборот, ей захотелось бежать, укрыться в чаще. Она даже схватилась за дверной косяк, переживая минуты слабости. Закрыла глаза, мысленно дотягиваясь до охранных заклинаний на окнах и дверях в каждую комнату, понимая, что бывают люди и силы, против которых не выстоять с обычным оружием.
***
Кони ржали, переминались с ноги на ногу, места, где кровь напоила землю, старались обойти по широкой дуге.
Конст пнул чьё-то бездыханное тело. Из спины поверженного торчало пять стрел, но казалось, что получив смертельное ранение, челядин пытался ползти.
- Осторожнее господин, - вынырнул из зарослей Оскол, ловко перевернул труп, принялся перерезать горло и сухожилия.
Глаза умершего безразлично глядели в небо, на губах играла зловещая улыбка.
- Вы нашли Агира? – Конст поморщился и отвернулся.
Сколько не убеждал себя в превалировании меньшего зла, спокойно смотреть на то, как его воины разделывают людей, так и не научился. Будь его воля, на месте побоища давно бы пылал очистительный костёр, но, увы, лес слишком близко, а деревья не терпят языков пламени.
- Увы, мой командир, - отвлёкся от другого тела юный Тур.
Молодой воин так спешил, что пару раз едва не порезался о лезвие собственного ножа.
- Эй, - прикрикнул на него Оскол. – Хочешь от меня стрелу словить?
- Не боись, - задорно выкрикнул юноша. – Зато этот у меня уже пятый, а ты всё со вторым колупаешься.
Конст пошатнулся и побрёл по тропинке, как можно дальше держась от границы стройных сосен.
Тур вошёл в отряд одним из последних. На щеках юноши только год назад начал пробиваться подшёрсток, а краска смущения заливала лицо каждый раз, когда старые вояки хвастались приключениями на любовном фронте. Конст помнил, что творилось с воином, когда тот впервые освежевал человека, а теперь он затевает состязания.
«Наверное, я где-то не там свернул, - подумал Конст, - и теперь бреду нехоженой тропою в надежде когда-нибудь вернуться».
За спиной Оскол затянул разухабистую разбойничью песню про еду, вино и доступных девиц.
- Скоты, - прорычал Конст сквозь зубы, спохватился, накладывая на слова заклятие неслышности, но когда обернулся, воины стояли понурые с серыми лицами.
- И ещё какие, - подбежал к нему старый Злоб. – Господин, мы преследовали мага до границ чащи, но, увы, его ноги в заячьем обличье несут быстрее, чем наши скакуны. В чащу, как ты и сказал, мы соваться не стали.
- Ладно, - бросил Конст и запрыгнул в седло. – Заканчивайте.
- Сукины дети, - взъярился на присмиревших Злоб, - совсем ума лишились, хозяев попутали?! Нашли в чьём присутствии…
Чем дальше Конст продвигался в сторону наспех сооруженного лагеря, тем силилась в нём неуверенность. Что-то не так шло с тех пор, как он ступил на эту землю. Что-то не то было в этой стране, людях, воздухе и грязи под ногами.
Злоб догнал его уже через несколько минут, схватил господского коня под уздцы, приосанился:
- Объяснил, лиходеям, что нормы приличий еще не отменены.
От вида старого вояки Консту стало совсем плохо.
- Над тобой, господин, маг куражится, мысли скорбные навевает, кинул бы охранное заклинание, а? И нам полегче, и тебе от тяжких дум избавиться не помешает.
Ветеран трёх войн, пожилой, но всё ещё крепкий Злоб был в команде кем-то вроде походного капеллана, по совместительству лекарем, если, конечно, раны не требовали вмешательства Конста. И позволял себе больше, чем рядовые воины, в том числе говорить, когда не приказывают и даже высказывать мнение.
- Потери?
- Гаррода зацепил, остальные невредимы.
- Веди.
«Если верховный маг выберется из чащи, - размышлял Конст, - впрочем, почему «если»? В заповедном лесу он свой, недаром не стал дожидаться окончания бойни. Гораздо сильнее меня волнует, куда он может направиться. Если в город, то у меня уйма времени, но стоит ли рассчитывать на такую удачу? Даже если Агир убедит короля и соберёт погоню, я успею. Но если лесник побежит в свою хижину, то лишит меня единственного шанса обойтись минимальными потерями».
- Зря ты на ребят наругался, господин.
Конст от неожиданности вздрогнул.
- Они ж не со зла…
- Старик, ты забыл, с кем посмел заговорить? – удивился Конст. – Забыл, как здесь относятся к слугам, разевающим рты, когда не просят?!
Злоб побледнел, спрятал глаза и принялся бормотать извинения.
- Я знаю как нелегко каждому из вас, мне держаться стоит не меньшего.
Злоб взревел и упал на колени, ударил лбом придорожную пыль.
«Что со мной? – подумал Конст. – Сначала дозволяю людям говорить, когда и что считают нужным, потом срываюсь. Вся их бравада напускная, из страха. Ты же сам снимал шоковые состояния у Тура, зачем же теперь обижаешь мальчишку, а старик, разве неправ?»
Конст спрыгнул на землю, подошёл к Злобу и, обхватив за плечи, поставил слугу на ноги.
- Извини, - прошептал он, – я устал.
Злоб вскочил. В глазах – преданность и почти щенячий восторг.
«Как же мало вам нужно, - подумал Конст, – всего-то отношения, как к людям».
Послышался топот и удалая песня про кумушку Марину, полоскавшую бельё, и неудачно в воду упавшую. Выскочив на поляну, Тур осадил коня, придал лицу серьёзное выражение и принялся рассматривать конские уши. Оскол сел прямее.
- Эй, похоронная команда, – ухмыльнулся Конст, - счёт какой?
- Восемь три, - ответил Оскол.
- Чего?! – напускную серьёзность Тура, как ветром сдуло. – Тот последний у меня девятым был!
- Да, ладно, - Оскол послал коня галопом к лагерю, не забыв скорчить вредную рожу.
- Да, я те… - закричал Тур и погнал следом.
- Эх, волчонок, - покачал головой Злоб. – Ему б коровье молоко хлебать, а не с нами по лесам шастать.
- Осторожней, старик, - посоветовал Конст. – Я не хочу, чтобы этот волчок тебя загрыз.
- А может? – удивился Злоб.
- Единственный.
От лагеря, выросшего из нагромождения костров, телег и беспорядочной деятельности вооружённых мужчин, осталось одно название. Оно и возвышалось в виде единственного командирского шатра и госпиталя по совместительству. Судя по расположению часовых, воинов не беспокоило нападение со стороны дороги или бескрайнего заливного луга, зато к лесу даже спиной оборачиваться боялись.
- Ох, - только и сказал Конст.
- Наспех же, мой господин, - развёл руками Злоб.
- Только это вас и оправдывает, - кинул Конст и не вовремя подумал, что у него в отряде почти одни крестьяне, никто не учил их разбивать лагерь и строить укрепления, и командир, привыкший мотаться между городом и деревнями, – тоже.
Окликнули. Часовой принялся проверять запястья и шею Злоба, кинул взгляд на Конста и заискивающе улыбнулся:
- Обязательная проверка, мой господин, невзирая на личность и чин.
- Молодцы, - одобрил Конст. – Скажи лучше, кто сподобился соорудить это безобразие? Мы что, никого кроме леса не опасаемся?
- А чего опасаться? – удивился часовой. – Людей здесь нет, местность, опять же, просматривается. А вот лес…
Он покосился на тьму, притаившуюся возле деревьев.
- Исправить, - бросил Конст и направился к шатру.
У входа увидел еще двух стражников, вооруженных до зубов, в полном доспехе, несмотря на жару.
В шатре лежал человек. Кожаные ремни, обхватившие руки и ноги, не позволяли ему двигаться. Мертвенная бледность и холодный пот предвещали скорую гибель.
- Кто перережет мне глотку? – выкрикнул несчастный.
Внезапная судорога скрутила хилеющее тело. Человек выгнулся, но ремни удержали. Изо рта и носа хлынула кровь.
- Эка беднягу наизнанку выворачивает, - сказал Злоб.
- Не суйся.
Лекарь кивнул и отступил.
У Гаррода были безумные глаза, но командира узнал, поджал губы.
- Береги силы, - приказал Конст, - они сейчас понадобятся не столько тебе сколько мне.
- Простите, мой господин, - прошептал несчастный. – Я никогда не осмелился бы упрекнуть вас в чем-либо.
- Завтра посмел бы и напасть, - вздохнул Конст и закрыл глаза.
***
Сумерки сгущались. Теника чувствовала себя, будто попавшая в капкан лисица.
Она переоделась в мужское, преодолела запрет и взяла из отцовской комнаты амулет, предотвращающий наведённые чары. А теперь сидела и ждала неизвестно чего.
Ей не впервые приходилось оставаться одной, но никогда, даже в детстве она не ощущала ничего подобного. В голове спорили голоса, а девушка не знала, как поступить. Одна она, рассудительная, уверяла, что все страхи выдуманы. Разве можно всерьёз опасаться предсказаний? К тому ж ничего страшного крылатые вестницы не поведали. Птахи всего лишь уведомили ее о том, что отец задерживается, но не говорили о ночных гостях. Лесничий, должно быть, сильно расстроится, когда поймёт, что его дочь трусиха.
Вторая больше всего на свете хотела открыть дверь и убежать. Далеко-далеко в лес. Бежать, не разбирая дороги, пока не упадёт, лишившись сил. Быть может, заповедная чаща будет к ней милостива?
А третья с удовольствием заперлась бы в чулане и переждала эту страшную ночь. Если она станет сидеть тихо, будто мышка, беда непременно пройдёт стороной.
Продлись пытка до утра, Теника, непременно, сошла с ума. Нежданным спасением показался топот копыт и лошадиное ржание. Девушка насторожилась, потом обрадовалась: быть может, отец всё-таки вернулся?
- Хозяйка, - позвал мужской голос: уверенный и холодный, привыкший отдавать приказания.
Теника вздрогнула. Стылый ветерок прополз под дверью, страхом пробежал по позвоночнику, юркнул в подвал. Она отступила от двери и скользнула на второй этаж к окну.
Девушка двигалась очень тихо. Ноги утопали в роскошном ковре и деревянный настил молчал. Вряд ли незнакомец поймёт, что в доме кто-то есть. Может, уйдёт?
Оказавшись в своей комнате, Теника осторожно выглянула и побледнела. Сквозь небольшую щель в ставнях прекрасно просматривался посеребренный неверным лунным светом двор и ночной гость: чудовище, чьим именем пугали не только детей.
Военачальник по имени Конст, явившийся неизвестно откуда, но сумевший заслужить доверие короля. Беспощадный и холодный, не терпящий ослушания.
Правитель верил ему безоговорочно. Никто не знал, почему и за какие заслуги, но Консту доверялись самые тайные расследования, суд над государственными преступниками и раскрытие заговоров. Безродный убивал придворных и грабил фамильные замки, и ему всё сходило с рук. Там где слово придворного встречалось со словом Конста, безоговорочно считался правым Конст.
В тот год на Страну обрушалась странная напасть: каждый умерший своею ли смертью иль по вине злоумышленника становился оборотнем. Ожившие мертвяки не помнили родства и жаждали крови. Укушенные умирали в муках и тоже перерождались в отвратительных тварей. Конст возглавил карательный отряд, но эпидемия охватывала деревню за деревней. На место одного упокоенного вставал десяток его порождений. Не помогало даже немедленное захоронение. Только всепоглощающий огонь мог уничтожить тело и спасти душу, но испокон веков заведённые порядки не дозволяли изуверства над телами близких.
Находя умершего, Конст выносил тело на всеобщее обозрение, сгонял народ и заставлял смотреть, как медленно у трупа отрастают клыки и когти. Когда у твари раскрывались глаза, он отрубал оборотню голову, придавал огню или расчленял тело. Но крестьяне роптали, сопротивлялись, рискуя пасть очередными жертвами. Они всё ещё не могли поверить в то, что дорогие сердцу люди способны переродиться.
Конст подавлял восстания, выжигал поселения, оправдывая жестокости необходимостью не допустить распространения заразы.
Многие при дворе в тайне надеялись на то, что чудовище скоро настигнет смерть. Ведь, в конце концов, должен был отыскаться хотя бы один оборотень, способный одержать верх над проклятием всех порядочных людей королевства, но, увы, Конста не хранили ни чары, ни обереги, но, кажется, само проведение.
Из выживших в схватках с нечистью ублюдков он сколотил карательный отряд. Будучи неблагородным по крови он позволял своим людям слишком много. Челядь не только смотрела в глаза господам, но часто задирала отпрысков славных фамилий. Высокородные же с Констом старались не связываться, они даже пожаловаться Королю не могли, боясь быть обвиненными в очередном нелепом заговоре.
- Хозяйка, - напомнил о себе ночной гость, подпустив в голос немного мягкости. – Отвори уставшему путнику, прошу тебя.
Иногда Конст прибывал в селение за несколько часов до нападения тварей и отражал удар. Умел излечивать покусанных, но спасённым не было иного пути, чем в его отряд. Рассказывали, что они не насыщались обычной пищей. Для поддержания жизненных сил им требовалась человечина или мясо тварей, а его мог дать только Конст.
- Поговори со мной, - попросил приезжий, - я же чувствую твоё присутствие.
Теника схватилась за амулет. Древний медальон не изламывал линии силы, а осторожно отталкивал, смягчая возможные воздействия чар. Девушка чувствовала воздействие, но никогда бы не стала безвольной куклой в руках колдунов. Но можно ли её найти, если знать, где искать?
«Ложь, издевательство», - подумала Теника и неожиданно вспомнила спорящие голоса.
Похоже, она попала под перекрёстное воздействие отца и Конста. Вот только как должна была поступить, чтобы не попасть в лапы чудовища, не знала.
Конст нигде не появлялся без своих головорезов. Он даже на королевские приёмы брал двоих, унижая достоинства высокородный дам и кавалеров. То, что падальщик столь вольготно чувствовал себя в присутствии простолюдинов, на самом деле, и породило слухи о его низком происхождении, но, рассмотрев приехавшего внимательнее, Теника стала сомневаться в правдивости придворных языков.
Конст не испытывал стеснения в общении с королевской фамилией, чего не смог бы позволить себе крестьянский сын, а с дочерью верховного мага вёл себя вызывающе. В повороте головы, осанке, мертвенной бледности, мужественных не лишённых мягкости чертах лица ничего не было от низших сословий.
Отец рассказывал, что обнаружил неопровержимые доказательства того, что Конст восхотел убить короля и взойти на трон. За этим он и отправился в Столицу, но его могли предать, и чудовище прибыло сюда, чтобы шантажировать мага жизнью дочери.
«Бедный отец, - подумала Теника, - воистину, когда страной завладел сброд, восстановить законную власть под силу только волшебнику».
Конст словно почувствовал её взгляд. Губы раскрасила лёгкая улыбка, а сам он едва склонил голову, будто в поклоне:
- Обещаю, госпожа, что не допущу направленного в твою сторону зла. Представляю, как тебе страшно одной.
«Зато ты явно не один, - разозлилась Теника. – Негодяй, тварь, падальщик…»
Рука поглаживала гладкое дерево лука:
«Где же твои шакалы?»
Если дом окружён, то спастись в чаще уже не удастся. Трусливая мысль о подвале вспыхнула и погасла: когда воины проникнут в дом (а она уже не сомневалась, что им это удастся), они не станут грабить, а будут искать именно её. Перед Констом слабели любые заклятия, вряд ли охранные обереги смогут долго продержаться.
«Почему же он не заходит? Неужели боится, что я проткну ему сердце?»
Яркая безрассудная мысль вспыхнула в сознании: она могла бы убить его прямо сейчас. Ночь стояла ясная, и чудовище было близко. Да ей и прицеливаться не нужно: девушка прекрасно ориентировалась по слуху.
- У меня есть сведения о твоём отце, жаль, если не получишь.
- Пёс, - прошептала Теника, - шакал, ублюдок!
Рука наложила стрелу. Распахнулись ставни, взвизгнула тетива, но прежде чем первая вестница смерти достигла приговорённого, девушка потянулась за второй. Она выстрелила трижды, прежде чем рискнула перевести дух.
Он остался невредимым. Теника наложила стрелу и выстрелила.
Конст даже не пригнулся, хотя видел и её, и направленную в его сторону смерть. Огромный вороной жеребец переступил с ноги на ногу, остриё пронеслось мимо, шваркнув о придорожный камень.
Теника не верила глазам: животное оберегало хозяина, предчувствовало, куда полетит следующая стрела. В смертельном танце было что-то завораживающее и пугающее. Девушка чувствовала, что попалась в тщательно подготовленную ловушку, но не понимала, как это вышло, и что станет делать дальше ненавистный враг.
Когда последняя стрела бессмысленно канула в траву, в коридоре упало что-то грузное, звериный запах ударил в лицо, а сердце Теники вздрогнуло и упало. Девушка обернулась, успела заметить впрыгнувшую в комнату тень, и поняла, что погибла. Времени на то, чтобы достать кинжал у неё уже не было.
«Одна царапина, один укус… если они меня сразу не разорвут на куски», - судорожно пронеслось в голове.
В отчаянии Теника кинула в оборотня луком и удивилась, когда тонкие пластины, украшающие чёрное дерево впились в грудь нелюди. Тонкие язычки пламени принялись терзать проклятую плоть. Существо взвыло, и принялась кататься по полу, дав жертве единственный шанс на спасение.
Хотя магическое искусство никогда Тенику не привлекало, учиться была обязана по праву преемственности. Про себя она уже повторяла замысловатую вязь слов, когда на плечи опустилась свинцовая тяжесть, а шею опалило смрадным дыханием. Теника зажмурилась, представив, как острые клыки впиваются в шею, и потеряла сознание.
- Ко мне!
***
- Клянусь, мы её зубами не трогали, - Оскол кинул к ногам вороного бесчувственное тело, вернулся к Туру и принялся зализывать юноше раны.
Следы оградительного огня на глазах подёргивались тонкой корочкой, превращались в жуткие шрамы. Юноша поскуливал и медленно приобретал человеческий облик.
- Погоди, я сейчас, - Конст спрыгнул на землю.
- Не беспокойтесь, господин, Тур у нас здоровая молодая собака. На нём само заживает.
Юноша оскалился, но промолчал.
- Хорошо, - кивнул Конст и склонился над дочерью верховного мага, - отдыхайте.
Похоже, невредима. Он никогда бы не простил себе, если б погубил её: слишком важна она для этого мира и его дела. Но как долго пришлось вызывать агрессию, Конст уже почти поверил в то, что придётся брать дом штурмом, неминуемо теряя людей и подвергая опасности единственного проводника, знающего чащу. Хорошо, что у девчонки сдали нервы: для её же безопасности.
Лет двадцать. По крестьянским меркам – старая дева, с точки зрения благородных – самое то. В этой стране могла считаться красавицей, впрочем, как и в любой другой.
- Голубая кровь, - хмыкнул Оскол.
- Нет, обычная, - ответил Тур и уточнил, - красная, как у нас.
- Дурак, - отвесил Оскол и отвесил молодому воину подзатыльник.
Конст дотронулся до бледной нежной шеи, ощутил подрагивание артерии, облегчённо закрыл глаза.
- Не смей! – вскрикнула Теника, сорвала с пояса кинжал, но ударить не успела.
Оскол перехватил её руку. Хрустнуло, а клинок упал в траву.
- Ещё раз замахнёшься, я тебе горло перегрызу.
Конст повёл бровью и телохранители отошли на десять шагов.
- Только ублюдок способен так распустить свору, - бросила Теника, потирая запястье. Она чувствовала странную слабость и не могла шевельнуть пальцем.
- По-моему, оправдано, - заметил Конст, беря её за руку.
- Последний байстрюк не позволяет челяди гавкать в присутствии хозяина!
- Ваш байстрюк может похвастаться, что с его именем люди идут на смерть?
Теника поджала губы: не уведи отец слуг, она бы показала ему, что такое их преданность.
Конст вздохнул. Его рука стала горячей, Теника даже вскрикнула. Пугающее тепло окутало запястье и схлынуло, погасив боль и слабость.
- Несмотря на нерадушный приём, я всё-таки гарантирую вам безопасность и невредимость, естественно, если вы в свою очередь не попробуете бежать или каким иным способом навредить мне и моим людям, - поднялся, слегка пошатнувшись.
Теника проигнорировала предложенную ей руку и встала сама.
- Подавись своей неприкосновенностью, пёс, - выкрикнула она. – Твои шакалы посмели напасть на меня, убили отца!
- Вы слишком плохого мнения об искусстве верховного мага, если считаете, что его так легко убить, - заметил Конст, рождая в её сердце бессмысленную надежду. – Только, боюсь, он уже не совсем тот человек, которого вы знали.
Теника вздрогнула, в глазах вспыхнул ужас и неверие.
- Если я расскажу, что обнаружил людей, сопровождающих верховного мага обескровленными, вы мне, конечно, не поверите?
- В этих местах не водится зверьё, способное напасть на десяток вооружённых мужчин.
- Отрадно знать это, - кивнул Конст, - но тем убедительней предположение о том, что Агир воспользовался одной из магических методик.
В сложные годины для страны и государственной власти, лучшие маги, чтобы быть сильнее, пили кровь своих слуг. Отбирающий жизнь у человека волшебник мог стать воистину великим. Кровопийство было прилюдно осуждено дедом нынешнего короля и запрещено указом. Манускрипты утверждали, что кровопийца обязательно утрачивает человеческий облик, а Конст говорил, что испивший кровь маг ничем не отличается от тварей и подлежит сожжению.
- Отец этим не занимался! – вспыхнула Теника.
- Но мог решиться, чтобы противостоять мне. Вы многое умеете, миледи, неужели не чувствуете, что я не вру?
Она задохнулась от ненависти. Даже если отец обратился к старым методикам, не его собачье дело осуждать!
- Падальщик, - прошептала она. – Ты вынудил. Ты…
Сжала кулаки и ощутила силу. Незаконченное заклинание никуда не пропало, его можно было оживить желанием и велением воли. Одно движение, и она готова была обрушить на голову проклятого столб огня. Никогда раньше Теника не управляла подобной мощью. Наверняка, всепожирающее пламя уничтожит и её, но что жизнь в сравнении с отмщением и унизительным пленом?
Он не сразу почувствовал угрозу, а когда распознал, понял, что противостоять ей не сможет. За себя не боялся, его не брали заклятия этого мира, но потерял бы половину своих людей, а оставшихся пришлось бы месяц выхаживать. Воины заволновались. Будучи людьми только наполовину, они предчувствовали опасность.
Оставался единственный шанс повлиять на волшебницу: поколебать в уверенности и желании убивать.
- Пожалуйста, госпожа, - прошептал едва слышно, - не надо.
Теника вздрогнула. Она ожидала всего, что угодно, но только не мольбы.
- Ты ещё и трус? Способен на унижение лишь бы спастись? – и задохнулась, огонь опалил щёку.
Конст ударил резко, без замаха. Девушка не удержалась и упала, в глазах вспыхнул страх, ненависть, удивление. Её никогда не били, даже не замахивались, и теперь Теника не могла поверить в произошедшее. Заклятие сдулось, повисло на кончиках пальцев уродским безжизненным клубком, который она не смогла бы уже оживить.
- Я уничтожу тебя!
- Возможно, - он вновь был холоден, снова резок, не говорил, а отдавал приказы.
- Ненавижу, - прошептала Теника.
- Ошеломлена? – поинтересовался Конст. – Остаток заклинания можешь сбросить на меня. Я сопротивляться не стану. Конечно, это уже не огненный столб, но боль доставит.
- Пёс, - она сжала кулаки, ногти впились в ладони, принеся неожиданное облегчение.
- Хоть пень, - ухмыльнулся Конст. – Я разрешаю дать мне сдачи… магическим способом.
Неоконченное заклятие оборачивалось продолжительной болезнью для любого мага, но что с того этому мерзавцу, Теника не понимала.
- Хлопот меньше, - подсказал Конст, и она ударила.
Через мгновение он дрогнул лицом и побледнел, схватился за стремя, чтобы не упасть. Впрочем, на этом действие незавершённого заклятия закончилось. Когда обычный человек катался бы по земле, срывал одежду и бил себя в грудь в надежде извлечь пожирающий внутренние органы огонь, предводитель полумёртвых испытал кратковременную слабость.
Теника осознала, что сопротивляться этому человеку не сможет. Когда подошёл конвой, позволила связать себе руки и покорно вытерпела изнурительную ходьбу до лагеря. Только оказавшись в шатре, наедине со своими мыслями она смогла разрыдаться и на рассвете забыться сном.
***
Приглушённый свет. Серые увешанные гобеленами стены. Чадящие факелы. Ковёр под ногами. Пелена. И очертания предметов раздваиваются. Но гораздо хуже то, что он почти не может двигаться. Каждый шаг даётся с трудом.
Слабость при переходе испытывали все, но никогда Костя не чувствовал ничего подобного. Его мутило, пыталось вышвырнуть обратно.
Звуки возникли неожиданно, будто кто-то щёлкнул по опции «вкл».
Отвратительный рёв.
Он, едва не теряя сознания, обернулся на шум и оцепенел.
Зала огромна. Из многочисленных арочных окон бьёт белый свет, алая дорожка взбегает по ступеням к золоченому трону, а на нём полулежит существо в короне. Оно нисколько не величественное, и напугано до смерти, наверное, из-за чудовища, перегрызающего королевскую шею.
На ступенях, ведущих к трону валяется огромный меч с изумрудным глазком в рукояти, клинок направлен в сторону недвижимых стражей, похоже, на них напал тот же столбняк, что и на Костю.
Впрочем, нет, он уже может двигаться. Только зачем? Время упущено, а в его состоянии и на лестницу не подняться. Но он делает шаг, другой, третий. Чудище отрывается от тела короля, оборачивается.
- Спокойно, - произносит Костя, обращаясь, скорее, к себе, чем к присутствующим.
И чудище ревёт так, что закладывает уши, и взмахивает ручищами. Трон от удара переворачивается, тело короля скатывается с лестницы.
Костю шатает, всё сложнее стоять и он опускается на колено возле поверженного правителя. В ладонях рождается странное тепло. Повинуясь наитию, он закрывает глаза и дотрагивается до короля. Забытьё окутывает сознание, но с ним уходят слабость и неуверенность, он, наконец, ощущает себя частью этого мира.
Острая боль и смрад в лицо. Непомерная тяжесть. Трудно дышать, и нет сил, чтобы сопротивляться. Если бы у него было немного больше времени, он непременно, что-нибудь придумал, вывернулся, но монстр, пригвоздивший его к полу, ждать не собирается. Костя успевает заглянуть в чёрную, изрыгающую зловоние пасть, прежде чем клыки пронзают шею.
Никто раньше не умирал. Считалось, что таких, как он, нельзя убить. Если только в момент перехода, но вероятность этого события была столь мала, что никто не рассматривал её всерьёз. Жаль, что Костя тоже не рассматривал.
Он закрыл глаза и приготовился к тому, что боль будет недолгой, и вместо облегчения услышал визг. Перед глазами промелькнул беззубый рот твари, и ещё большая тяжесть вжала его в ковёр. А потом почему-то поднялся король и на негнущихся ногах подошёл к мечу, поднял, освобождая стражей…
- Господин!
Он вздрогнул и открыл глаза.
- Прости, ты кричал во сне, - проговорил Злоб.
Конст кивнул, взглянул на Солнце и приказал собираться в дорогу.
***
Теника долго не могла очнуться. Во сне она блуждала по лабиринту, не имеющему ни входа, ни выхода, пряталась от кого-то очень знакомого и спорила с волшебными птицами.
Когда сильные руки подняли её в седло, девушка даже не поняла, что проснулась.
- Извините, госпожа, но у меня почти не осталось времени.
Теника хотела сказать что-то обидное, но вместо этого выдавила:
- Что тебе надо?
- Всего лишь проводник в чащу, - ответил Конст.
«Значит, отец был прав, и падальщик решил завладеть короной», - решила Теника.
- А известно тебе, что после того как безродный принял меч, убивающий королей, проход закрыт для обычных смертных?!
- Знаю, я сам обезвреживал того разбойника.
Теника удивлённо вскинула брови:
- Тогда ты должен знать, что без приказа короля никто…
- Кроме верховного мага, полагаю, - возразил Конст. – А Агир не удержался, чтобы не приобщить к тайне дочь.
Она сжала кулаки.
- Решай, Теника, - Конст тронул повод, конь прошёл несколько метров и остановился на широкой тропе, виляющей меж деревьев, за ним клином выстроились воины.
Теника задержала дыхание, когда они начали горбиться и обрастать серебристой шерстью. Только глаза оставались человеческими, живыми.
- А мне говорили, что ты умеешь излечивать.
- Умею снимать боль и сохранять память, но не могу сделать людей из тех, кто ими не является.
Девушка удивлённо приподняла бровь.
Вначале Конст думал, что всему виной существо, напавшее на короля. По дороге в столицу оно могло породить десятки тварей. Он потратил целый год, чтобы осознать ошибку и понять то, что разладилась сама система мира.
- Но зачем?
- Стать под полог елей и положить камень на чашу весов. Соглашайся, красавица, это решит все проблемы, даже твои.
Конст оказался одной из причин эпидемии: он отогнал безумие от короля и позволил изнывающей от ужаса и злобы полуживой твари закрыть проход в чащу. А ведь лес живой и мир вокруг – только его порождение. Чаща и люди изначально находились в равновесии: тот, кто приходил к источнику, делился с ним всеми накопленными за жизнь знаниями, получая в благодарность чудо, которого был достоин. Лес же, анализируя опыт людей, формировал конструкт бытия, закладывая фундамент нравственных законов и напрямую зависимых от него линий силы. Когда прервался взаимообмен, система стала статичной и принялась кромсать мир под того, кто приходил последним.
- Ты умрёшь, потому что тебя ненавидят все, кто когда-либо видел, потому что я, как никто другой, желаю твоей смерти!
- Как угодно, - кивнул Конст, - только проведи.
Теника вздохнула, подняла руку, рисуя в воздухе замысловатую вязь из знаков и непроизносимых слов. На мгновение воздух стал ледяным. С верхушки ближайшего дерева сорвалась молния, упала под ноги вороного жеребца, шипя, уползла под корни.
- Путь открыт, - Теника уронила руки.
Конь сделал шаг, переступая невидимую границу, и лес закричал. В вышине надрывались птицы, под землёй шипели змеи, а что происходило под тенью деревьев, не удавалось понять.
Полуоборотни, миновавшие границу, становились на четвереньки, топорщили шерсть. Теника взвизгнула: не было в их взглядах, ничего человеческого.
Вороной захрипел, присел, завертелся на месте, стремясь садануть задними ногами по ближайшим тварям.
- Стоять! – крикнул Конст.
Воины, оставшиеся за границей леса, послушались беспрекословно, но утративших разум тварей оказалось не меньше четырёх.
- Спокойно, - прошептал Конст, выставив вперёд руку.
Оборотень зарычал и попытался прыгнуть вперёд. Вороной жеребец показал клыки, не многим меньше, чем у твари.
Теника закусила губу и принялась строить вязь охранных заклинаний, но на что верховный маг затратил бы долю секунды, у его дочери потребовало бы несколько минут.
Ветви ближайших кустов разлетелись в стороны, пропуская взъерошенного Злоба.
- Не надо, - крикнул Конст, когда меч ветерана опустился на плечи Оскола.
То, что когда-то было Туром, готовилось к прыжку.
- Скорее, господин, - крикнул Злоб, танцуя перед оборотнем.
Конь сорвался с места и кинулся вглубь леса, не разбирая дороги.
Крик леса медленно затихал. Сначала он упал до воя, потом превратился в едва слышимый шелест.
- Всё! Дальше ход только людям.
Он тронул повод, останавливая жеребца, спустил её на землю и спрыгнул сам.
- Почему?
Мир покачнулся сильнее обычного.
- Наивно полагал, что смогу поддерживать зацикленную на себе систему, - проронил сквозь зубы, опомнился, взглянул на девушку. - Лес перерождает. Я думал, что линии силы, связывающие меня и ребят, сохранятся в условиях заповедного леса, но ошибся.
Он тоже преображался: с лица исчезла мертвенная бледность, уменьшились плечи и голос стал не таким резким. Теника ощутила его боль и усталость. К Консту тянулись деревья и трава у его стоп казалась сочнее.
- Туда, - она взяла его за руку и указала на три сплетшиеся стволами ели.
Вихрь силы, вырывающийся из хрустального источника, создал вокруг своеобразный шалаш. Две чёрные лапы застыли подобием гигантских чаш, поляну усеивали сотни серых камней.
Конст больно рванул её за руку, развернул. В то же мгновение землю у носков туфель прошило огненное лезвие. Он кинул девушку за спину, оттеснил к боку жеребца, заслонившего их обоих от опушки леса, и шагнул в направлении ухмыляющегося верховного мага.
Теника вздрогнула, встретившись глазами с отцом. Верхнюю губу лесничего прорывали безобразные клыки, из нижней высовывались уродские жвала.
- Вижу, могущество тебя не пощадило, - произнёс Конст.
- Не следовало травиться челядью, - Агир поднял руку, кончики пальцев осветились колдовским огнём.
- Бесполезно, - сказал Конст, несколько молний вздыбили землю у его ног, одна клюнула в плечо. - Кажется, я понял, почему лес порождает чудовищ и благодаря кому появилось то первое, направившееся к королю. Ты ведь пристрастился к источнику уже давно, маг, а после запрета, только ты приходил сюда. Твари, терзающие королевство, были твоими внутренними копиями: слепком с души.
Голова закружилась, Конст пошатнулся и упал на колени.
- Давно я не встречал существ, подобных тебе по силам, - слова давались магу с трудом, в нынешнем облачении работать челюстями иначе, чем терзая жертву, ему не приходилось. – Но предводитель обречённых не учёл то, что явившись сюда, вручил свою судьбу заповедному лесу, а он с некоторого времени – это я.
Проект ИИ-3 оказался революционным. Он не только позволил создавать подобие человеческого разума, а впервые за историю компьютеростроения включал зачатки творческого процесса.
После поступления в продажу и подключения к Сети, ИИ-3 не вызывали нареканий, а потребители были довольны появлению новой интеллектуальной игрушки. К новым машинам вскоре подключили министерства и большинство сетевых ресурсов. Не учли только то, что компьютерам свойственно ломаться.
Тогда-то и выяснилось, что подходить к ИИ-3 как к стандартным моделям искусственного разума не удаётся. Машины не сопротивлялись программированию, они его попросту не воспринимали.
Агир выбросил сноп искр, захватывая врага в огненное кольцо.
- Я предполагал, что беда мира кроется в одном человеке, но так и не догадался, как удалось взломать систему в первый раз, - проговорил Конст. – Впрочем, теперь знаю ответ и на это.
Маг прищурился и приготовился к последнему удару. Он в точности не знал, как нужно действовать, но прекрасно чувствовал силовые линии, пронизывающие лес. Он никогда бы не догадался, чем на самом деле является его королевство и источник, который только сознание интеллектуальной машины, но знал, что необходимо сделать.
- Источник ограждал себя от проявлений зла и ненависти. Он никогда не принял бы тебя, маг, если б не обман, - Конст обернулся, сквозь неверный свет колдовского огня едва смог различить очертания девушки. – Зло уравновешивает добро, а ненависть – искренняя любовь дочери к отцу.
Агир ударил, но очередной огненный залп погас, не поразив цели.
Теника всплеснула руками, сбрасывая лохмотья охраняющего заклинания.
Для излечения ИИ-3 решили использовать стандартную виртуалку, и первый же техник едва не сошёл с ума, когда увидел, чем на самом деле оказался компьютер.
Машина искала решение сотен проблем, загнанных в неё человеком, была проводником чужих фантазий и желаний, но внутри оказывалась целым миром с городами и деревнями, животными и, что особенно поражало, людьми. Когда компьютер сбоил, рушился и созданный им мир.
Конст с трудом поднялся. Из-за спины Агира выходили, скаля клыки, волшебные создания, становились полукругом, отсекая людей от источника.
- А ещё ты не учёл, что становишься слабее со смертью тех, кому возвращал человеческое подобие, - ухмыльнулся Агир. – Теника открыла проход не только для вас и сейчас из леса выходят сотни существ в едином желании разорвать, вбить в землю, уничтожить любого, ставшего на их пути.
Конст отступил, обнажил кинжал и полоснул лезвием по запястью. Боль опалила руку, ударила в голову, заставив сцепить зубы. Он снова отступил, но только для того, чтобы взять её за руку.
А потом они пошли: шаг за шагом приближаясь к стене лесных созданий. Кровь Конста промочила рукав, испачкала одеяние девушки и отпугивала любую тварь. Лесные создания расступались перед людьми и огромным вороным жеребцом, показывающим врагам оскал сравнимый с волчьим.
Конст хотел поблагодарить за спасение, попытаться объяснить или сказать. Ещё его очень беспокоила первая встреча с тварью и укус, помогший освоиться в этом мире.
Он думал о том, что компьютерный разум за какой-то год породил сотни миров, и теперь люди ответственны за происходящее в Новой Вселенной. А, возможно, и его родная реальность также искусственна. И о том, что уже два техника предпочли остаться в придуманном машиной мире.
Но, молча, поднял камень и опустил на одну из лап чёрной ели. |
Рассказ открыт для комментариев