 |
|
| |
12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
|
|
|
|
|
|
Я сладко потянулся, и тут же вскочил от жуткого скрипа, который неожиданно раздался подо мной. Удивленно посмотрел на кровать. Это была не моя кровать! Таких кроватей не бывает! Железная конструкция с натяжной металлической сеткой, поверх которой постелен матрац.
Я сел, кровать жалостно заскрипела. Осмотрелся. Небольшая комната с выбеленными стенами. Белый потолок, с которого свисает нечто, наверное, осветительный прибор. Кажется, я такие видел в историческом музее – лампочка накаливания. Окно с деревянной рамой, выкрашенной в зеленый цвет. Нижнюю часть окна закрывает бумажная газета. За окном – сад. Входная дверь с механическим замком. Деревянный стол у противоположной от меня стены, на столе - странный черный аппарат с круглым диском, который можно вращать, вставляя пальцы в дырочки. Возле кровати стоит стул, на стуле – одежда. В углу - умывальник с одним краном, над ним – небольшая полка и узкая полоска зеркала. Пол деревянный, из досок, выкрашенный красной краской.
Пол непривычно холодил босые пятки. Щекотно, забавно. Пол в казарме мягкий и теплый. А здесь – твердый и прохладный.
Я встал и подошел к зеркалу. На меня из зеркала смотрел я. Уже хорошо. Посмотрел вниз, на свои босые ноги. Обратил внимание на огромные черные трусы, которые висят на моих бедрах. Такое я не носил никогда. Это что же получается: на меня их надели? Кто? Когда? Представляю картину! Одевают обычно трупы. Кошмар!
Голова ясная, чувствую себя великолепно. Не труп, и не \"с бодуна\". Что-то другое. Что?!
Я опять осмотрелся. Заметил над кроватью большой черный бумажный диск, к которому шли провода, и, вспомнил, где я все это видел. Конечно, так изображали позапрошлый век в исторических фильмах. Это – радио, это – телефон. Господи, что я здесь делаю? Я - абитуриент академии военно-космического флота Земной Цивилизации. Ну и где мой звездолет, ядрена вошь!? Вчера вечером я уснул в казарме училища Звездного Городка. А проснулся? Где? Когда?
Подошел к окну, нашел на газете дату: 10 июня 1943г. Газета русская. Еще не запылилась и не выгорела, висит неделю, не больше. Ну, ни чего себе! Что же у нас тогда было, точнее - есть? Название газеты: \"Красный фронтовик\". \"Война!\" – понял я.
Только я протянул руку к газете – надо же хотя бы приблизительно знать, что здесь происходит - как вдруг по нервам ударил противный дребезжащий звук. Я не сразу понял, что это проводной телефон. Поднял трубку. Что сказать: \"Алло?\" – а вдруг здесь так не говорят?
- Лейтенант, мать твою! Ты что спишь, что ли!? Собирайся, машина будет через десять минут!
- Есть собираться! – ляпнул я и тупо уставился на трубку.
Газетку почитать не придется. Нужно выяснить, кто я такой и как меня зовут.
Форма висела на стуле. Я достал документы из наружного кармана гимнастерки. Карпов Сергей Петрович, 1924 г. рождения, летчик-истребитель, лейтенант. Фотография – моя. Только прическа странная. До меня дошло: летчик-истребитель. Да я на самолете ни разу не летал! Только пассажиром на стратоплане. Ну, я блин тут вам наистребляю! Что будешь делать, Серега? Главное не забудь, что ты Серега, а не Эдуард.
Ловко и быстро оделся. Где обувь? А, вот – под кроватью сапоги, на них весят какие-то тряпки. Видел в фильме, использовались вместо носок, как называются - не помню. Взял одну в руки, расправил. Ну и вонь! И тут – бац! – лихо намотал на ногу, и - в сапог. За ней – вторую. Походил. Сапоги сидят, как влитые. Понятно, от моего здешнего предшественника, того, чья душа и разум жили в этом теле еще вчера, мне досталась моторика. Сам – не в дугу, зато руки что-то помнят. Под окном противно засигналила машина. Ну и звуки здесь! Я схватил планшет, который лежал тут же на стуле, выскочил в коридор, затем – через палисадник на улицу.
Булыжная мостовая, узенькие тротуары. Улица утопает в зелени палисадников, которые скрывают невзрачные одноэтажные дома. Напротив крыльца моего дома стоит лимузин. Сиденье рядом с водителем занято. Я плюхаюсь на заднее. Два радостных молодых лица: рядовой – водитель и лейтенант – на петлицах крылышки, тоже летчик.
- Привет, Серега!
- Привет! – Я крепко пожал протянутые мне руки.
Едим по брущатке, трясет так, что аж в животе екает. Толи маленький городишко, толи окраина большого города. Но глазеть некогда: надо собраться с мыслями. Что происходит? Сон? Бред? Бред или явь – не важно, нужно что-то делать, что бы вернуться в нормальное состояние. Какие гипотезы? Машина времени? Параллельный мир? Реинкарнация? Судя потому, как я ловко мотаю портянки (таки вспомнил, как называются), тело местное, а, значит, произошло переселение разума. Произошло во сне, возможно из-за каких-то особенностей пространства и времени. Тело, наверное, принадлежит кому-то из моих дальних предков. Уж больно оно похоже на мое собственное. Отсюда вытекают задача номер один: свалить отсюда назад, в свое время, в свою жизнь; и задача номер два: попытаться сохранить это тело, которое явно кому-то в этом месте принадлежало. Возможно, старому хозяину удастся в него вернуться.
Выехали за окраину. Поля. Перелески. Все зеленое. Через пять минут езды по асфальтированному шоссе показался аэродром.
Шлагбаум. Часовой, вооруженный резиновой дубинкой. Странно. Он заглянул в солон, отдал честь и пропустил – видно знает нас в лицо. Минуем несколько ангаров, тормозим возле башни диспетчерской. Немного в отдалении, на асфальтированной площадке, стоят истребители. Дальше начинается бетонная взлетно-посадочная полоса. Вдалеке, на зеленом поле, идет еще одна полоса, перпендикулярно первой. В разных направлениях тянуться рулежные дорожки. Большой стационарный аэродром.
Мы вышли из машины, и подошли к группе офицеров. Поздоровались. Я здесь свой. Мне рады. Занимаю хитрую позицию: становлюсь так, что бы слышать, о чем говорят, но самому находится в не зоны внимания других. Пытаюсь хоть немного сориентироваться в обстановке, но ничего не получается. Разговор не о чем: кого-то вчера видели на танцах с новой девушкой, кто–то ходил в кино, кто-то лез через забор и порвал гимнастерку, шутки, прибаутки. Ну и война, блин!
Из диспетчерской вышел стройный, подтянутый майор, лет тридцати. Наверное, командир эскадрильи. Кто-то крикнул: «Становись! Равняйсь! Смирно!».
Мы быстро построились в одну шеренгу.
- Вольно! Боевую задачу выполняем обычным порядком. По машинам!
Интересно, какая машина моя? Идея! Бегу за всеми, роняю пилотку, возвращаюсь. Ребята садятся каждый в свой истребитель. Один пустой. Рядом суетится техник. - Мой значит. И в кого я такой находчивый?
Мне становится весело. Лихо взлетаю по трапу в кабину. На кресле лежит парашют, на парашюте – кожаная куртка и шлемофон. Быстро одеваю амуницию. Техник убирает трап, раскручивает пропеллер. Я утапливаю в панель кнопку зажигания. Раздается веселый рев двигателя. И откуда я это знаю? А ведь не я – пальцы знают. Все действия натренированны на уровне спинного мозга. Теперь бы взлететь.
- Фиалка – пошел! – раздается в шлемофоне.
Оп! Я же не знаю свой позывной! Как бы на радостях не пропустить очередь.
- Ромашка – пошел!
Ага, уже вижу: самолеты выруливают один за другим, строго по порядку.
- Репейник – пошел!
- Ура! – Я – Репейник.
Крылатая машина несется все быстрее и быстрее, трясет, ускорение вжимает в кресло, колеса отрываются, и земля резко уходит вниз. Я восхищен! Ура! Лечу! Я - сокол! Я – бог пропеллера! Я – свист ветра! На радостях делаю фигуру высшего пилотажа – «бочку».
- Репейник, мать твою! Оставлю без премии! – несется ругань с земли.
Летим. Потихоньку догоняю других. Помню по литературе и фильмам, что мы эскадрилья, что состоим из звеньев, и что будем разбиваться по парам ведущий – ведомый. А еще должен быть какой-то строй. Огляделся: пока строй самый, что ни наесть, простой – линия. Дистанция между самолетами – метров тридцать. Звеньев и пар не различаю. Утро уже набрало свою силу, и солнце приятно греет лицо. По небу плывут белоснежные облака. Мы поднимаемся выше. Теперь они под нами. Их тени скользят по зеленым полям и перелескам. Интересно, где это я? Может быть над Украиной? Мотор ревет, душа поет, здорово!
- Внимание! Подлетное время десять минут, держать линию, на противника заходим с севера. Высота две тысячи.
Десять минут покоя. Я расслабляюсь. Уж больно быстро летели сегодняшние события. Что мне грозило? Честно говоря – сумасшедший дом, может – тюрьма или расстрел. Я мог бы не признать ребят, которые меня подвозили, или случайно ринуться не к тому самолету, или неправильно вырулить, или не взлететь и разбить машину. Слава богу, пронесло. Я здесь и сейчас, не важно, что оно в прошлом. Я – летчик, я цел и невредим, и я еще не в дурдоме. Можно считать, что задача сохранить тело моего местного предшественника пока решается. Интересно: это было переселение душ, обмен? Он сейчас там, в будущем, в моем теле? Тогда ему и проще, и сложнее. Проще, потому как не война - не убьют, сложнее, потому как о прошлом я знаю многое, а он о будущем – ничего. Здесь меня события несут, как ручей щепку, а там ему придется решать и действовать самому. Чует мое сердце, если я и вернусь, у меня там будут проблемы. Не хотелось бы уснуть здесь, в этом времени, а проснуться в своем времени в психической больнице. Тогда - прощай военно-космический флот: таких не берут в космонавты.
Впереди появились точки – противник. Силы равны. Немцы идут линией, как и мы, на нашей высоте, лоб в лоб. Странный строй. Такого я в кино не видел. Я третий слева, значит - выбираю противником третьего слева. Беру в перекрестие прицела, даю короткую очередь. От фюзеляжа и из-под крыльев тянутся линии трассеров и исчезают вдали. Попал или нет - не видно. Далеко еще. Сближаемся быстро. У немца заискрилось под крыльями – стреляет в ответ. Грохот. Попал мне в колпак. Колпак выдержал – бронированный. Даю ответную очередь. Поздно! Самолет противника ушел под меня. Разворачиваюсь через правое крыло, ищу врага. В эфире – кошмар: \"Фиалка на два, дистанция пятьсот. Ромашка девять, быстрее! Репейник – прямо!\" Блин, Репейник – это я. Пока я соображал, где прямо, самолет дернуло, и крыло загорелось. Гады! Попали в бензобак!
Рука привычно откинула колпак. Преодолевая сопротивление воздуха, кое-как выпрыгиваю из кабины. Меня закрутило. Раскинув руки и ноги, опираясь ладонями на упругий поток воздуха, стабилизирую падение, затем дергаю за кольцо. Надо мной хлопает купол парашюта. Рывок лямок. Лямки врезаются в тело. Непривычно висеть в воздухе на каких-то веревках. Смотрю в хвост падающей машине. Долго падает. Намного дольше, чем показывают в кинофильмах. Удар. Взрыв. Далеко, звука почти не слышно. Повалил черный дым. Меня передернуло – хорошо, что не заклинило колпак. А то бы уже полыхал костром на кукурузном поле.
Слышен далекий стрекот пулеметов. Бой еще идет, но меня больше интересует, куда я буду приземляться. Внизу зеленеет поле, окаймленное посадками, его пересекает проселочная дорога. По дороге пылит грузовик, кузов накрыт тентом, на двери кабины - черный крест в белом круге. Немцы! Хоть бы не заметили! Как же – жди! Грузовик сворачивает с дороги и катится в моем направлении, к точке предполагаемого приземления.
Ну что, Серега, извини, сохранить тебя не удалось. Я не знаю, как тебе, а мне, Эдуарду, в плен не с руки. Историю учил, что такое концлагерь знаю. Сейчас достану свой пистолет, и меня убьют. Потому как с этой пукалкой против их автоматов не навоюешь. Блин, где он? – Я похолодел. Пистолета не было. Не было кобуры с боку, не было кобуры под мышкой, не было кобуры в кожаной куртке. Не было даже ножа. Амбец. Мне их, гадов, руками душить, что ли?
Грохаюсь на землю. Не очень мягкая посадка, но, вроде, цел. Поднимаюсь, потирая ушибленное бедро. Купол парашюта плавно падает и сдувается немного в стороне. Где немцы? Вот они, сволочи, справа, метрах в ста. Четверо стоят у грузовика, курят. Двое не спеша идут в мою сторону. Сегодня, кажется, от меня ничего не зависит. Ни секунды покоя. Я освобождаюсь от лямок и что бы чем-то заняться, начинаю складывать парашют. Фрицы стоят в сторонке, лыбятся, не мешают. У меня мелко и противно дрожат руки. В животе екает. Черт, противно! Парашют собран и уложен по всем правилам парашютного искусства, собран на автопилоте – подсознательными рефлексами моего предшественника. Прыгай хоть сейчас – раскроется.
Фрицы походят. Молодые, здоровые, сильные, высокие. Оба выше меня на полголовы. Один - брюнет с темными глазами, другой – голубоглазый блондин. Оба спортивные, холеные. На петлицах черепа и молнии – СС! Блондин тщательно произносит:
- Здравствуй!
Я молчу.
- Гуд прыг! Кхарашо.
Второй протягивает мне флягу:
- Шнапс!
Я делаю выдох и два больших глотка. Горло обжигает. Возвращаю флягу. Молчу.
Фрицы переглянулись, перебросились парой фраз на немецком.
- Мы ехать фронт. – Сказал тот, что немного говорил по-русски. – Тебя взять с собой.
Я взваливаю на себя парашют и бреду к машине. В плен. Немцы идут рядом.
Забираюсь в кузов. Со мной четыре фрица. Все без оружия, без касок, в пилотках. Странно. Посреди кузова валяются два небольших мешка плотной ткани, туго затянутых и опечатанных красными печатями. На каждом изображен орел, держащий в когтях свастику.
- Марки. Контрибуция ваш фронт. – Говорит фриц, выступающий в роли переводчика.
Грузовик дергает, я едва удерживаюсь на скамье. Ревет мотор. Фрицы молчат. Мы едем. Жарко. Фрицы поснимали пилотки, заткнули их кто за ремень, кто за голенище сапога. Я стащил шлемофон и куртку. Шлемофон засунул в рукав, что бы не потерялся, куртку положил на сиденье. В сапогах ногам жарко. Но не разуваться же! Грузовик нещадно трясет. Меня подбрасывает на скамье, приходится крепко держаться за борт, что бы хоть как-то амортизировать удары.
Нет, это не прошлое. В прошлом не бывает фрицев без оружия. В прошлом не бывает русских летчиков без пистолетов. В прошлом не возят лейтенантов на аэродром в легковых машинах. Это какой-то параллельный мир, не иначе.
Грузовик натужено взбирается на первой передаче на холм. Остановились. Фрицы показывают знаками: вылезай. Я выпрыгнул из кузова. Следом мне выкинули парашют и два мешка с деньгами, повыскакивали сами. Один из фрицев протянул мне сигарету.
- Данке. Но смокинг. Не курю. Спасибо – И для убедительности помахал открытыми ладонями и улыбнулся.
Осматриваюсь. Стоим на холме. Вокруг простираются поля. Солнце поднялось достаточно высоко. По небу плывут облака. Где-то заливается жаворонок, в траве стрекочут кузнечики. Посреди холма, на обочине у дороги, врыт столб. Наверху прибита табличка \"Фронт, межевой столб № 1024\", чуть ниже - два указателя: \"Германия\", \"СССР\". Указатели выполнены тщательно, с любовью, на одном красуется орел со свастикой, на другом – земной шар в колосьях.
- Эй, рус!
Оборачиваюсь. Фрицы разложили газету, нарезали хлеб, открыли банки с тушенкой. Рядом с хлебом лежит большой пучок зеленого лука, стоит трехлитровая бутыль с красным вином, оплетенная лозой. Напротив каждого едока стоит граненый стакан. Скрещивая ноги по-турецки, сажусь к импровизированному столу. Один из фрицев протягивает мне вилку. Интеллигенция чертова: вилки за собой по фронту таскают. С запасом – для пленных русских.
- Как тебья зовут? – забавно выговаривая слова, спросил переводчик.
- Сергей. – Мне почему-то проще было назваться \"местным\" именем.
\"Пауль, Адольф, Гюнтер …\" – все представились, я всем пожал руки. Старшим среди них был Гюнтер. Лейтенант.
Наша интернациональная компания радостно все умяла и развалилась на траве у обочины. Я лег на куртку, под голову положил парашют. Пауль, который выступал в качестве переводчика, решил потренировать свой русский язык. Он показывал пальцем на предметы и старательно выговаривал. \"Куртка, планшет, шапка …\" Шапкой он, естественно, назвал шлемофон. Я поправил. Немец радостно ухватился за новое слово, занес его в записную книжку и несколько раз тщательно проговорил. Пока мы упражнялись с языком, Адольф играл на губной гармошке. Играл немецкие мелодии вперемешку с русскими. Космополит хренов. Гюнтер мерил шагами дорогу туда-сюда, нервно поглядывая на часы. Он что-то ждал.
Наконец, терпение Гюнтера лопнуло, он подошел к нам и что-то долго и сердито втирал Паулю, временами кивая в мою сторону.
- Сергей, есть дело. Ты передать своим деньги. Мешки.
- А вы?
- А мы назад наша часть. Нельзя опоздать. Премия капут.
- Что делать – то?
- Пиши бумага.
- А деньги считать будем?
Гюнтер видно понял, заржал:
- Гуд! Порядок! Ты не Иван, - ты немец!
- Так пиши: получать два мешка денег с печатью. – Пояснил Пауль. – Для передачи майор-интендант Петров от лейтенант – кассир Гюнтер фон Клюге.
Я написал: \"Я, лейтенант Карпов Сергей Петрович, военный билет № 14153, получил от лейтенант–кассира Гюнтера фон Клюге два мешка денег, опечатанных красной печатью №5, с орлом и свастикой, для передачи майор-интенданту Петрову А.Н. Дата: 15 июня 1943 г. \" Затем расписался фамилией Карпов. Кто его знает, как мой \"бывший\" расписывался?
Немцы бросили мешки под столб с надписью \"Фронт\". В бутылку из-под вина налили воды из канистры. Оставили открытую банку тушенки – ножа у меня не было; оставили вилку, пару кусков хлеба и укатили, пообещав перезвонить в штаб нашего фронта, что б про меня, не дай бог, не забыли.
Я сел на мешок денег и тихонько завыл. Это было не прошлое. Это был не параллельный мир. Это был бред. Немцы без оружия перевозят во фронтовой полосе деньги. Пленного не бьют, не обыскивают и не допрашивают, а кормят, поят и отвозят почти домой. Бред. Я посмотрел в небо и закричал: \"Господи, но почему ты не населил этот мир зелеными человечками? Я бы поверил. Ты заселил этот мир приматами, а приматы так себя не ведут! Приматы бьют друг другу морды, режут ножами, стреляют, четвертуют, топят, сжигают огнем и кислотой, травят! Господи, я не верю!\" Мой крик в пустом поле прозвучал неубедительно.
И так: бред или сон, сон или бред? Еще гипотезы? Гипноз? Гипноз или сон, сон или гипноз? Что-то это мне напоминает, что-то вертится на языке. Гипно… Гипно-сон! Точно! Порождение мира через воздействие на подсознание. Но почему? Кому надо? Почему война? Так, вспомним: кто я в реальном мире? Я - абитуриент военно-космической академии. Понятно. Потому и война. Испытание, тест, экзамен. Точно, вспомнил, как будто пелена с глаз упала: последний экзамен! Вчера днем я подписал согласие на тестирование гипно-сном.
Я вскочил и заходил по дороге взад-вперед. Но как все реально! Я провел рукой по траве. Она привычно пощекотала ладошку. Потом я поднял глаза на столб с надписью \"Фронт…\" и зло пнул его ногой. Представляю, как будет ржать приемная комиссия, когда увидит ЭТО в материалах моего сна. Черт, что делать? Искать оружие и срочно бить немцев? Где я его найду посреди этого поля?
Я лег на траву, бросив рядом с собой мешки с деньгами. Было тоскливо. Дальнейшие события угадать не сложно. Этакая сладенько-приторная аля-военная кашица. Приедет на лимузине майор-интендант и доставит меня в город. Там я попаду в НКВД, которое не будет бить меня по почкам, а накормит сытным обедом в столовой. После обеда исключительно корректный следователь будет распивать со мной коньяк и интересоваться, как здоровье бабушки Гюнтер фон Клюге. Он искренне удивится, узнав, что я не добыл столь важной информации, находясь у немцев в плену. За это он объявит мне устный выговор без занесения. Вечером меня выпустят, подъедет мотоцикл с кем-нибудь из сослуживцев, и мы двинем на танцы. Все класс, но от секса после танцев придется отказаться – перед экзаменационной комиссией неудобно. Может все будет совсем иначе, но основное останется неизменным: скучная, тоскливая, неправдоподобная безопасность на тему самой жестокой войны в истории человечества.
Я открыл глаза. Вдали пылил лимузин интенданта. Не хочу! Надо сваливать. Просто взять и проснуться я не смогу – аппарат наверняка работает. Я даже помню как. Сейчас, в реальном мире, у меня на голове шапочка с наушниками. Перед сном мне дали проглотить психотропную таблетку «для разгона». Потом все просто: аппарат ловит волны твоего мозга, проверяя мыслительную деятельность, и гипнотизирует тебя исходя из этого состояния. Проснуться он не даст. Значит, нужно достучаться до того, кто может его отключить. Я почувствовал, что ко мне вернулись навыки работы с сетевым имплантантом, о котором гино-мире я совсем забыл. Имплантант вшивают в тринадцать лет. Забыть навыки работы с этим устройством практически не возможно. Видать, их заблокировали на психическом уровне в начале гипно-сна, но блокировка полетела сразу, как только я вспомнил об экзамене.
Я мысленно \"дернул\" Интернет. Тот откликнулся. Закрыл глаза. Быстро в поисковой системе нашел казарму №5 академии военно-космического флота. Она была закрыта для просмотра – курсантов я не видел. Зато ярко зеленым горела точка дежурного медика, майора медицинской службы, Ирины Ивановны Подбельской. Я дал вызов.
- Слушаю, ответила Ирина Ивановна.
- Ирина Ивановна, я обнаружил, что нахожусь в гипно-сне на экзамене. В моем мире ничего интересного не происходит. Условия экзамена позволяют выйти из сна?
Долгая пауза. Врач явно не ждала звонка с \"того света\".
- Эдуард Сергеевич, я бы посоветовала вам досмотреть сон до конца. У меня нет четких инструкций на этот счет, но я подозреваю, что самостоятельный выход может быть воспринят экзаменационной комиссией, как отказ от сдачи экзамена. До свидания.
Она отключилась.
Да, не зря мой папа напутствовал меня: \"Ты, сынок, главное там не выпендривайся: военные этого не любят!\" Позвонив доктору, я совершил очередную глупость.
Из сна мне сбежать не удалось. Но оттянуться я смог по полной. Подкатила машина с интендантом. По дороге в город я узнал фамилии и звания всех интересующих меня начальников. На допросе в НКВД уговорил следователя разыграть командира нашего авиаполка. Мы позвонили, и от имени командующего фронта приказали заправить мой самолет для тренировок перед выполнением спецзадания. Потом меня на НКВД-шном лимузине доставили на аэродром. Вот уж я накувыркался в воздухе! Бочка, штопор, пике, и еще чер-знает-что, что помнило мое местное тело. Аттракцион был что надо! Потом я нагло завалил в кабинет комполка, под предлогом необходимости обсуждения новых фигур высшего пилотажа, и раскрутил его на посещение танковой части. Когда мне еще на танке покататься удастся? Хотел еще пострелять из пистолета, автомата, пулемета и гранатомета, но не удалось. Оказывается, в этом мире нет стрелкового оружия, потому как из него убивают. Тут война идет по спортивным правилам: чей танк лучше поражает мишени - та сторона и считается победителем. Самолеты заходят только в линию, так, что бы солнце светило с боку – атака со стороны солнца считается неспортивной и карается дисквалификацией. Кабины бронированные, летчики выпрыгивают из подбитых самолетов и практически никогда не погибают. Минные поля, бомбардировщики и прочая смертоносная нечисть в этом мире никогда не разрабатывались. Пехота бьется только в рукопашной, естественно, без оружия и только до первой крови. Расквасили нос – покидай поле боя. Проигравшая в том или ином столкновении сторона получает компенсацию со стороны выигравшей.
После танкового полигона я собирался повесить на самолет дополнительные топливные баки, что бы слетать на Черное Море и погонять на катере, но приближалось время ужина, а выпивка и жратва в моем мире – святое. Поэтому день окончился торжественным пиршеством с боевыми товарищами, после которого я едва добрался домой. Слава богу, нас развозила дежурная машина. Перед тем, как зайти в дом, на будущую радость приемной комиссии, я облевал кусты в палисаднике. Жаль пса, который жил в будке рядом. Мне ночью спать – а ему это нюхать.
* * *
Проснулся я в настоящем \"здесь и сейчас\", в казарме академии военно-космического флота. Ощущения жуткие: сушняк и головная боль. Так плохо я себя не чувствовал никогда. Будили нас по одиночке – ходили врачи и санитары, выводили из состояния гипно-сна и отключали от аппаратуры. Я удостоился посещения незабвенной Ирины Ивановны, с которой общался ночью через Интернет. Ее явно разбирало любопытство: кто это тут так выпендривался? А еще она прихватила с собой лекарство от похмельного синдрома. Спасибо. Святая женщина.
Результаты тестирования должны были быть готовы через день, а пока комиссия просматривала выжимки из наших снов. Весь день среди абитуры было только и разговоров, что об экзамене. Многие отмалчивались – видно их приключения были наполнены страшными или неприятными событиями, но многие ребята рассказывали о своих похождениях восторженно, взахлеб. Чего здесь только не было! Китаец Лио Сянь носился на мотоцикле и рубил врагов мечом. Вова из Тулы уничтожил все города Германии баллистическими ракетами с антинарными боеголовками. Гражданин США Джон Блю жег немецкие танки из стационарной лазерной супер-установки, которая стояла в супер-бункере американского производства. Африканец Мумбо Та вел партизанскую войну. Он уничтожал врагов из засады по одиночке австралийскими бумерангами, которые в его мире росли на деревьях. А Леночка Краснова, одна из немногих девочек, поступающих в академию, лично арестовала Гитлера. Я отмалчивался. Распространяться о своих \"подвигах\", в моем мире \"Аля – Дисней – Югинс\" как-то не хотелось.
Наконец вывесили списки поступивших. Во избежание ошибки, я просмотрел все факультеты. Естественно, не поступил. Таких не берут в космонавты.
Я сел на скамейку в парке и связался с родителями. Мои родители предпочитали визуальное общение, поэтому я закрыл глаза и вошел в нашу виртуальную комнату для разговоров. Комната была старая. Ее делала мама, а потому семья собиралась на кухне. Мы сели за кухонным столом.
- Что, провал? – спросил отец.
- Провал. – Уныло ответил я.
- Что дальше? Пойдешь поступать в институт гражданского космофлота? Оценки за предыдущие экзамены позволяют?
- Нет. Пойду работать, а через год буду поступать еще раз.
- Куда сейчас?
- Возвращаюсь домой. Дома поищу место для работы.
Я отключился, открыл глаза и двинул в Москву. Дорога домой лежала через столицу. Все мои нехитрые пожитки были со мной в легкой дорожной сумке. С ребятами не прощался: победитель проигравшему - не товарищ.
В Москве задерживаться не стал: чего я тут не видел? Купил билет на магнито-рельс и – прощай столица! Возвращаюсь домой, в Новосибирск. С легким шорохом, влекомый магнитным полем, состав набирал скорость. Когда скорость достигла 650 км/ч, стало тихо – поезд оторвался от желоба и заскользил по тоннелю на тонкой воздушной подушке. Стабилизация полета была идеальной. Казалось, что мы стоим на месте.
Я встал с кресла и пошел бродить по вагону. Это был вагон истории автотранспорта. Все стены были заставлены стеллажами с моделями автомобилей разных эпох, макетами двигателей и отдельных запчастей. На почетном месте посреди вагона под стеклом хранился раритет – свеча зажигания от автомобиля Сталина. На экранах, развешенных в художественном беспорядке, крутились кадры знаменитых автомобильных гонок. Мода на поезда–музеи появилась года три назад. Отличная была идея. Поезда двигались в тоннелях, окон не было, смотреть было не на что. Вот кому-то в голову и пришла идея, каждый вагон сделать музеем. По составу можно было бродить часами, переходя из музея автотранспорта в музей тропических бабочек, из музея звездолетов в музей балета. Основу экспозиций составляли макеты, копии, муляжи, видеохроники, но в каждом вагоне было что-то настоящее. В моем – настоящая свеча зажигания из автомобиля Сталина, в соседнем, палеонтологическом, - клык динозавра.
На половине пути к Челябинску я добрался до бара. На спиртное рассчитывать не приходилось. Это вам не сон! Мой паблик ай-ди не позволял мне заказать спиртное из-за возрастного лимита. Я заказал себе бутылочку колы. Когда я делал первый глоток, к стойке подошла стройная девушка с огненно рыжими волосами. Одета она была по-спортивному: шорты, футболка, на ногах - кроссовки. Мелодичным голосом она заказала шнапс, и ей налили, что свидетельствовало о том, что она старше меня. Она повернулась в мою сторону, и посмотрела на меня пронзительными зелеными глазами. Во взгляде было что-то гипнотическое, притягивающее. Затем она плавно, демонстративно, с грацией дикой кошки наклонилась ко мне и тихо прошептала:
- Сергей Петрович, вам привет от Гюнтера фон Клюге.
Я подавился, обильно облив стойку колой. Моему смущению не было предела. Сергеем меня звали только в гипно-сне. Знакомых Гюнтеров в реальном мире у меня тоже не было. Официант невозмутимо протер стойку полотенцем. Моя незнакомка осталась довольна произведенным эффектом.
- Идем, поговорим, - сказала она.
Мы нашли уединенное местечко и подкатили туда два свободных кресла.
- Эдуард, зовите меня Лола. – Разговор незнакомка начала холодно и официально.
- Лола, вы не должны знать о Гюнтере. Вас не было в приемной комиссии, сказал я, глядя в ее удивительные глаза.
- Конечно, не было, хмыкнула она. В приемной комиссии вообще не было женщин. А ты что думал, что к тебе адмирала пошлют?
- А зачем ко мне кого-то посылать?
- А вот с этого места начинается разговор \"для служебного пользования\". Ты должен подтвердить неразглашение. Предупреждаю, если подтвердишь, то за разглашение будешь нести уголовную ответственность.
- Я должен что-то подписать?
- Нет, просто скажи: \"Подтверждаю неразглашение данного разговора\". Я все пишу.
- Подтверждаю неразглашение данного разговора. – Сказал я.
- Вот и отлично. У меня приятная новость: ты принят в Академию Космического Флота на факультет Разведки и Контрразведки.
- Но я не видел себя в списках.
- А в списках и нет такого факультета. Мы проходим по высшему уровню секретности. Сейчас ты должен подтвердить согласие на обучение, или отказаться.
- Отказаться?!! Я что, похож на идиота?! Подтверждаю свое согласие на обучение!
- Вопросы есть?
- Есть. Почему я? Я так бездарно завалил последний экзамен, что думал – хана.
- Кто тебе сказал, что ты его завалил? Ты его сдал на \"отлично\".
- Поясните.
- Хорошо. Но еще раз напоминаю о неразглашении.
- Подтверждаю. – С готовностью попугая сказал я.
- Это экзамен интегральный. Учитывается как мир, который построило твое подсознание, так и твое поведение в нем. Задача дается в общих чертах: война, год, звание и т.п. Остальное строит твой мозг. Две трети соискателей не могут вписаться в собственный мир: попадают сразу в психбольницу, в тюрьму или в плен. Это провал: абитуриенту не хватает гибкости и сообразительности. Многие из оставшихся гибнут на войне. Им тоже во флоте не место: лица с суицидальным потенциалом нам не нужны. Иногда попадаются садисты, которые в своих снах мучают и насилуют врагов. Этих мы вообще передаем на учет в МВД. Вполне законно, кстати, – вы подписывали договор, в котором присутствует такой пункт. Нормально через гипно-сон проходят немногие. Рубак, которые крошат врага направо и налево, мы посылаем в пехоту. Любителей сбрасывать антинарные бомбы мы тоже берем, но ставим галочку в личном деле – им будет тяжело дослужиться до комсостава.
- А я?
- А ты – отлично подходишь в разведку. Зачем нам рубаки? Втереться в доверие, выкрутится, выжить, приспособится к окружающей обстановке, заставить работать ее на себя. Ты все это продемонстрировал на последнем экзамене.
- А как же боевые качества?
- Вынуждена тебя огорчить. Ты – не овечка, за которую, как видно, себя принимаешь. Ты - профессиональный убийца.
- Я - профессиональный убийца? Не понял! Да я в своем сне и мухи не обидел! Я врагу руки пожимал и распивал с ним шнапс!
- Еще один тупой курсант! – Радостно хмыкнула Лола. – Когда ты давил на гашетку пулемета, целясь в \"мессера\", ты что, воздушный поцелуй фрицу посылал? Ты точно знал, что его не убьешь? Тебе было начихать, убьешь человека или нет! Ты просто выполнял поставленную задачу. Хороший профессиональный подход. Ни любви, ни ненависти, ничего личного – только бизнес.
Девушка мило улыбнулась, глядя на мою ошарашенную физиономию.
- Ладно, я пошутила. Твое подсознание знало, что это только сон. Диагноз не окончательный.
- Теперь инструкции. – Лола достала конверт. – Недельку отдохнешь дома, потом – поедешь на вступительную практику. Здесь билет до Толиара, города на острове Мадагаскар. Когда приедешь на остров, найдешь Институт по Изучению Лемуров. Пойдешь устраиваться на работу чернорабочим в научную экспедицию. В отделе кадров тебя знают в лицо. Там получишь дальнейшие инструкции. Тут же, в конверте, легенда для друзей и родственников. У тебя есть еще два часа до Новосибирска, что бы выучить ее на зубок. Приедешь - сожжешь в туалете на вокзале. Пепел спустишь в унитаз. Все. Мне пора.
Она по-мужски пожала мне руку и направилась к выходу из вагона. Рукопожатие было крепким.
Я задумчиво посмотрел ей вслед. Все было «класс», но уж больно не правдоподобно: секретный прием в академию, очаровательная шпионка, которая догоняет меня по дороге домой, тайно принятый экзамен. Все опять напоминало мне сон. Но просыпаться не хотелось. Я радостно улыбнулся. \"Сон?! – подумал я, - ну и бог с ним! Проверять не будем. У меня новое жизненное кредо: попал в сон – оттянись по полной!\"
Ехать до Новосибирска оставалось два часа, я устроился в кресле поудобнее и приступил к зубрежке «легенды для друзей и родственников». |
|
|
|
Время приёма: 14:55 11.04.2007
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев