b022 Власть закона

                  Магистр Гродд улыбнулся новому дню. Тополиная  роща с плаката перед кабинетом солнечным молчанием поприветствовала  хозяина. Газетные заголовки одобряли новую поправку в законе. Идеальная империя  благодаря усилиям магистра расцветала.
                - Доброе утро, магистр, - по заведенному правилу, помощница Лиена начинала день с хороших известий, - сообщение от министра природных ресурсов. Работы по восстановлению уничтоженных растений продвигаются. Здесь фото юного ростка берёзы повислой. Этот экземпляр, скорее всего, удастся сохранить.
                - Отлично. Как дела в Заповеднике?
                - У одной из самок белого кролика ожидается потомство! Но среди последнего выводка голубей, выживших птенцов втрое меньше, чем в прошлый раз. И еще... однорогого лося, заболевшего на прошлой неделе, спасти не удалось. Он умер этой ночью.
    Лицо магистра исказилось, так, будто его скрутил спазм. Заповедник - его любимое детище. Еще в детстве, слушая рассказы бабки о настоящих лесах, заселенных зверями и птицами, он мечтал  вернуть эту сказку. Сам магистр настоящего леса уже не видел. Он родился после Великой Катастрофы, когда почти всё живое на Земле было уничтожено. Только человек сумел укрыться от Катастрофы в изолированных бункерах. Когда воздух очистился, человек вернулся. Вернулся и уничтожил остатки природы. Не намеренно, просто слишком силён был страх, что кто-то другой ухватит последний кусок. Когда человек осознал, что он наделал, было поздно.  Он обрёк себя на синтетическое существование. Умные головы создали такие точные подобия былого живого мира, что люди почти не чувствовали разницы. Новая форма существования стала нормой. Почти для всех. Следующее поколение уже не знало другой. Но магистр Гродд верил, что сможет вернуть сказочную планету из бабушкиных воспоминаний.
     
     
                 Полуденная встреча министров состоялась в одном из сети скандальных ресторанов "Шок-гурмания". Здесь подавали блюда из настоящего мяса. Не все собравшиеся последовали примеру Гродда, заказавшего жаркое с подливкой. Большинство министров позавтракали привычным протеиновым пудингом.
                - Я специально собрал вас здесь, господа. Я думал, что споры по поводу "Шок-гурмании" утихли. Закон был утвержден. Все «за» и «против» были рассмотрены. Но, тем не менее, мне периодически сообщают о волнах протеста. Вчера вечером в одном из центральных ресторанов хулиганы разбили окно камнем!
                - Это не хулиганы, магистр Гродд, - осторожно начал седеющий министр культуры в огромных круглых очках, - это представители протестующих. Возможно, родственники приговоренных.
                - Почему-то раньше, когда убийц и маньяков просто лишали жизни при помощи инъекции, электрического стула или газовой камеры, их родственники тихо скорбели дома, - Гродд впился зубами в сочный кусок с хрустящей корочкой, - что же изменилось сейчас?
                - Они считают закон о смертниках надругательством над людьми, - министр снял запотевшие очки, и с едва сдерживаемым презрением, отвёл взгляд от  тарелки магистра.
                - Смертники - не люди, - Гродд  проглотил непрожеванный кусок, - они мясо! Все прекрасно знают, что правосудие в империи есть! Законы прозрачны, коррупция истреблена. Невинные не сидят в тюрьмах. Вы сами знаете, насколько тщательно разбирается каждое дело, и какой ничтожный процент преступников становится смертниками!
                - Я, как и раньше на стороне магистра, - вставил министр экономики, - человек, покусившийся на жизнь другого - не человек. Он чудовище! Неужели мы должны содержать его в тюрьме и кормить? Кормить за счёт рабочих людей? Нет! Пусть лучше он принесёт пользу людям. Пусть Он их накормит!
                - Я вынужден согласиться, - министр здравоохранения невольно скривился, тема вызывала у него отвращение: - Хотя мне, в силу моей профессии, данная процедура кажется варварством, но в деле с больными синтарексией, я не вижу других вариантов. Организм этих трёх процентов человечества категорически не приемлет неорганической пищи. На данный момент мы просто наблюдаем, как они медленно умирают.
                - Должен быть другой выход!
                - Как хорошо, что этот спор ведется сейчас, а не пару веков назад, когда ещё существовала религия. Тогда нас бы пугали страшным судом за грехи.
                - Пусть вера ушла, но осталась нравственность, -  возразил министр культуры, - мы же не звери!
                - А вот в этом Вы правы, министр! Мы - не звери, мы хуже! Человек уничтожил животных, а не наоборот! - магистр Гродд заскрипел зубами, - раз всё еще есть несогласные, я предлагаю устроить народное собрание! Завтра в полдень на городской площади. Я выслушаю всех и каждого! Дайте объявление горожанам. И установите видеосвязь с другими городами. Я хочу, чтобы услышаны были все!
     
     Дома магистр столкнулся в дверях с сыном Карлом. Молодому художнику были чужды политические настроения отца. Свою жизнь он посвящал краскам и любимой девушке.
                - Спешишь, Карл? - попытался остановить отец.
                - Спешу. Рад тебя видеть. Но не отвлекай меня, пожалуйста, - молодой человек выглядел нервно.
     
                - Кристине всё хуже, - пояснила магистру жена, - Карлу надо развеяться. Он все полотна исписал её портретами. На последние уже смотреть страшно. Бедняжка похожа на скелет, кожа уже пятнами пошла. А он всё это рисует, даже не скрашивает - говорит, что она лучшая красавица в мире. Бедный сыночек. А как прошел твой день?
                Гродд обнял жену. Дома из железного магистра он превращался в любящего мужа и отца. Забивать жене голову своими проблемами он не стал. И только раньше лёг в постель, чтобы хорошо обдумать свою речь на завтрашнем собрании.
     
                Карл и Кристина, как обычно провели вечер вместе. Девушка уже не вставала. Болезнь точила её тело, но не ломала дух.
                - Зато я могу целыми днями бездельничать. Некоторые  мне сейчас бы позавидовали, - горько шутила она.
                - И мне тоже, - укладывался рядом Карл. Молодые люди выросли вместе. До болезни они много гуляли, выдумывали разные игры. Забирались пещерку какого-нибудь искусственного грота и представляли себя доисторическими людьми. А Карл делал её «наскальные портреты».  Позже Кристина создавала синтетические оранжереи, а Карл был её вдохновителем.
                Отец Кристины судья Волис был идейным противником магистра Гродда. Поэтому появление Карла в их доме не приветствовалось. И только слезы дочери, которая уже не могла, как прежде сбежать с любимым, заставили Волиса «не замечать» Карла. Судья искал все возможные средства на лечение Кристины. Но медицина была бессильна. Всё, что удавалось, это снимать боль.
     
                 Городская площадь уже с утра была полна людьми.  К полудню там было не протолкнуться. Площадь разразилась овациями, когда на трибуну вышел магистр Гродд. Когда крики стихли, он поклонился народу и произнёс громоподобным голосом:
                - Здравствуйте, жители Империи! Я с большим удовольствием вижу ваши лица. Прежде, чем поднять основной вопрос нашего собрания, я хочу узнать, как ваши дела. Есть ли какие-либо проблемы с работой, питанием, медициной или образованием? Для меня ваше благополучие куда важнее темы сегодняшнего собрания.
                Снова раздались аплодисменты и восторженные крики в честь магистра. Жалоб не было.
                - Человеческое мясо в ресторанах города! Это наша проблема! – раздался голос из толпы.
                - Гражданин, я прошу Вас подняться ко мне и высказаться.
    Толпа расступилась. К магистру поднялся  высокий жилистый мужчина средних лет. Когда все взгляды устремились на него, гражданин слегка втянул голову в плечи и неуверенно начал:
                - О чём тут высказываться? Нельзя есть людей!
                - А убивать, насиловать, грабить можно?  Вы согласны, что со времени образования империи, преступность значительно сократилась? Теперь она стремится к нулю!
                -  Да, теперь мои дети могут свободно гулять по городу! Магистр Гродд освободил нас от страха!
                -  Да здравствует правосудие! – раздалось из толпы.
                - Моего брата пустили на котлеты! – выкрикнул в ответ гражданин с трибуны.
                - Назовите имя Вашего брата!
                - Ян Ганз. Он осужден за ограбление банка и убийство охранника и двух заложников. Но…
                - Его осудили незаконно?
                - Законно. Он заслужил смерти, но …его съели!!!
    Толпа вновь заволновалась. Послышались крики, поддерживающие брата убийцы.
                - Это бесчеловечно. Чему мы научим детей. Кем они вырастут, наблюдая такие зверства?
    Магистр позвал еще нескольких протестующих.
                - Скажите, а Вам было бы легче, если бы тело Вашего брата сейчас гнило в земле, поедаемое червями?  Чем это лучше?  Вы согласились, что убийца заслуживает смерти! Разве не всё равно, что происходит с его телом после?
                - Но ведь веками хоронили людей в земле. Это традиция.
                - Так давайте создавать другие традиции. Более грамотные. Мы, люди, виноваты в исчезновении животных и растений! Теперь мы страдаем от недостатка здоровой пищи. Детям не хватает витаминов. Для больных синтарексией, это единственный способ выжить! Я нашел ресурс, поставляющий настоящий животный белок. Он необходим подрастающему организму детей. Ваших детей. Почему вы закрываете на это глаза из-за глупых предрассудков?
                - Я ничего не могу ответить, кроме: «это неправильно!»
                - Магистр Гродд, а Вы смогли бы отдать на съедение своих близких? – на трибуну поднялся судья Волис, - представьте себя на месте этих людей, чьих родных отправили на фарш!
    Гродд поприветствовал кивком заклятого товарища по спорам.
                - Я не собираюсь представлять эту страшную картину, потому как мои близкие порядочные и законопослушные люди. Никогда мой закон не покарает невинных. Только убийцы заслуживают участи стать мясом! Кстати, судья Волис, если бы Ваша дочь в своё время не испытывала дефицита здоровой пищи, возможно она смогла бы сопровождать вас здесь.
    Правый глаз судьи нервно задергался. Он облизнул пересохшие губы, обдумывая ответ. Те, кто знал, что дочь Волиса находится на последней стадии синтарексии, бросили сочувствующий взгляд в его сторону.  Магистр Гродд продолжил:
                - Мне очень жаль Вашу дочь, судья. Я не хотел задевать за живое, но мы можем оградить других детей от этой участи.
    Народ шумел. «За» и «против» устроили словесную перепалку.
                - Тише, друзья мои.  Я вижу, этот спор ничем не завершится. Тише!  Успокойтесь. Я прошу настроить связь со всеми городами империи.
    Гвалт утих. Взоры обратились на магистра. Звенела томительная пауза.
                - Я, магистр Гродд. Еще раз спрашиваю свой народ: имеются ли у Вас какие-то проблемы и вопросы, кроме закона о смертниках? Есть ли недовольные моим правлением? Если я подвёл или чем-то обидел свой народ, я готов здесь и сейчас снять с себя полномочия. Если мои законы несправедливы, а мои проекты не принесли пользы, я возвращаю власть народу. Я обращаюсь к вам, жители Империи! Нужен ли вам магистр, чьи законы вы  оспариваете?
     
     Над империей повисла тишина. Люди вспоминали анархию, царившую до магистра. Войны, голод, разруха. Постоянно менявшаяся власть и вездесущая коррупция. Магистр навёл порядок. Строгий, суровый, но порядок. Он почти уничтожил преступность и занялся возрождением культуры.
                - Нет. Нам нужен наш магистр!
                - Слава магистру Гродду!
                - Да здравствует магистр и его законы!!!
                - Да здравствует империя!
    Никто не пожелал ухода магистра. Судья Волис не вынес торжества врага. Плюнув на пол, он скрылся в толпе. Гродд же, насладившись триумфом, улыбнулся народу.
                - Спасибо, мои дорогие! Я счастлив и благодарен вам за верность. Я остаюсь с вами. Но я остаюсь магистром и законодателем. И я строго буду оберегать закон. Дисциплина и порядок должны быть во всём!  Впредь, любые незаконные протесты будут считаться государственным преступлением. Они будут строго караться. Если у кого-то будут появляться вопросы, все их мы будем рассматривать на таких народных собраниях. И не иначе! Как я понимаю, тема нашего сегодняшнего собрания закрыта! Закон остаётся в силе! Убийцы-смертники – идут в пищевое производство!
     
                Карл сидел у постели Кристины. Сегодня она уже не шутила. Боль становилась сильнее. Даже лучшие лекарства не справлялись. Карл погладил любимую по голове – в ладони осталась целая прядь волос. По темным кругам под глазами катились слёзы:
                - Перестань приходить ко мне, - шепнула девушка, - я не хочу, чтобы ты запомнил меня такой.
                - Какой? Самой красивой и лучшей в мире?  - Карл нежно поцеловал её пальцы, - и почему «запомнил»? Ты никуда не уйдёшь. Я не отпущу тебя.
                - А скорей бы, я так устала терпеть.
                - Выпей еще таблетку, - Карл протянул ей один с сильных наркотиков, с трудом добытых судьей Волисом.
                - Чтобы опять забыться? Нет, я хочу побыть с тобой. Знаешь, я просила отца сделать эвтаназию…
                - Что? – молодой человек вскочил на ноги, - как ты могла об этом подумать! Мы тебя вылечим, найдём средство!
                - То же самое сказал отец. Но вы же оба знаете, что это неправда!
               
     
    Вечером Карл говорил с отцом.
                - Подними всех своих министров. Прошу тебя, моя Кристина страдает. Я не позволю ей умереть. Твои ученые изобрели столько полезного, почему они не могут спасти одного человека?
                - Сынок, я сам уже замучил «моих ученых» этим вопросом. Мне больно видеть тебя в таком состоянии, но я ничем не могу помочь. Ничем. Больные синтарексией  неизбежно умирают, если не помочь им еще в детстве. И самое ужасное, что умирают очень долго и мучительно. У неё постоянная интоксикация от искусственной пищи. Заставь Кристину  питаться органикой. Овощи и фрукты – слишком дорогое удовольствие даже для нас. Но если будет возможность, я достану для неё живое яблочко или томат. Но «Шок-гурмания» - то более доступна. Уступи своим принципам ради любимой.
    Карла тошнило от одной мысли об этой кухне:
                - Ради неё я сделаю что угодно, но ведь она не станет это есть!
                - А зачем ей знать правду? Пусть это не вылечит её, но хоть облегчит страдания.
     
     
                Дела магистра шли в гору.  Законы соблюдались. Строились новые школы и больницы. Всё больше улыбок встречалось на улицах. В оранжерее начала плодоносить молодая черешня, которую едва спасли от гибели в прошлом году. Горсть ягод, он как редкую ценность, передал для Кристины. У единственной сиамской кошки родился слабенький худенький котенок, которого выхаживал сам магистр. На детенышей Гродд смотрел, как на будущее. Он верил, что скоро, еще при его жизни, на землю вернется былая флора и фауна. И детская сказка сбудется.
     
                Кристина перестала есть. Даже «Шок-гурманию» её организм уже не принимал. Её тошнило после каждого приёма пищи. А нарастающая боль по всему телу не давала покоя. Всё чаще она сама просила наркотик, чтобы просто уснуть и забыться. Карл не спал ночами у  постели девушки. Слушал, как она бредит о матери, о рае и о цветах, которые Карл нарисовал на её день рождения. Слушал и рыдал. И снова рисовал её -  худую, жёлтую, с кровоточащими губами. Рисовал и продолжал любоваться ею.
                - Достань мне укол, - прошептала Кристина, очнувшись, - прекрати мои страдания, пожалуйста.
                - Я не смогу сделать этого. И твой отец не позволит.
                - Отец старается не видеть меня. Он приходит, целует в лоб, оставляет лекарства и уходит. Я вижу, как он сдерживает слёзы. Но он всё еще верит, что сможет меня спасти.
                - Я тоже верю…
                - Не веришь. Ты видишь и понимаешь всё, как  и я. Мне очень больно, понимаешь? Избавь меня от этого.
    Карл уткнулся лицом в её постель и зарыдал. Неслышно, так, что только подрагивали плечи. Кристина гладила его по голове:
                - Ну, же. Успокойся. Родной мой. Мне  уже чуточку легче.
     
    Всю ночь Карл думал об её просьбе. Представлял, что будет, если он совершит это. Её больше не станет совсем. Будет пусто и серо. Но, с другой стороны, она всё равно уйдёт! Если не помочь, то она будет страдать очень долго. Она уже не живёт: либо корчится от болей, либо спит под наркотиком. Её и так почти нет. Нельзя позволять болезни издеваться над телом Кристины. Рано утром он пришёл к судье Волису.
                - Что ты сказал, щенок?!! Ты достойный сын своего отца, каннибала Гродда! Убить мою Кристину? Мою единственную дочь! Она – мой единственный лучик света, с тех пор, как умерла её мать. Убирайся из моего дома, мерзавец! Ты больше не подойдёшь ни на шаг к моей девочке!!!
                Волис схватил юношу за грудки и выволок за дверь. Спустив его с лестницы, судья громко хлопнул дверью и пошёл к дочери.
     
                 Карл поднялся. Болело ушибленное плечо. Но еще больше ссадило сердце. «Достойный сын своего отца» бродил по городу целый день. Домой идти не хотелось. На порог Волиса его не пускали. Карл подкрался к окну Кристины. Она лежала одна. На измученных серых глазах не высыхали слёзы. Девушка глядела на разбросанные картины. Вошел отец, обнял её. Девушка о чем-то просила, кричала. Он лишь качал головой. Наконец встал и вышел, громко закрыв за собой дверь.  Карл влез в окно. Кристина вскрикнула, но, узнав его, обрадовалась.
                - Любимый, отец сказал, что больше не пустит тебя ко мне!
    Карл нежно обнял девушку, осторожно, словно боясь переломить. Она казалась хрупкой, как сухое увядающее деревце, и только в глазах, полных боли, тлела маленькой искоркой жизнь. Кристина прижалась к его груди и слушала, как громко стучит сердце. От сильных эмоций девушку вновь скрутила боль. Карл потянулся за лекарством.
                - Дай, я прежде нагляжусь на тебя. Пока не уснула. Ты сделаешь это? Обещай!
                - Выпей, любимая. Тебе полегчает.
                - Обещай!!!
    Карл отвернулся:
                - Как я могу обещать такое? Не заставляй меня. Пей лекарство.
    Кристина проглотила таблетку. Скоро её глаза закрылись, и она ушла в свой сладкий бред. Карл вышел также тихо, как и зашел.
     
                Карл вновь говорил с отцом. Побывал в исследовательском институте. Говорил с учеными. Разбитый он пришёл домой и лёг без ужина в постель. Говорить с обеспокоенными родителями отказался. Он уставился в потолок, сжимая в кулаке ампулу со смертельной инъекцией.
                - Сегодня. Всё решится сегодня. Кристина избавится от мучений. Но она не покинет его. Он, Карл уйдёт следом за ней.
    Поднялся. Захватив из дома отцовский коллекционный нож, Карл незаметно вышел из дома. Некстати разразившаяся гроза, казалось, пыталась его остановить. Но, чем рьяней хлестал по лицу дождь, чем сильнее дул встречный  ветер, тем тверже становилось решение Карла. Он упал, поскользнувшись на грязной луже. Поднялся, и, не отряхиваясь, пошёл дальше.  В сжатой в кармане руке Карл согревал заветную ампулу, чтобы яд вошёл в кровь его любимой, как можно незаметней.
                Кристина спала. На её тонком бледном личике подрагивала улыбка. Карл замер. «А вдруг, это ошибка?» Она выглядит почти счастливой. Сейчас. Пока действует наркотик. Но его действие закончится, и она вновь будет страдать.  Он оглядел комнату: склеп с валяющимися страшными портретами умирающей девушки. Какой ужас! Это он нарисовал? Как он раньше не видел. Кругом пузырьки и пластины таблеток. И запах – смесь могилы и аптеки. Если Кристина проснётся, она увидит всё это. Он впервые осознал весь ужас, окружающий их двоих с начала болезни. Нет, она не должна проснуться. Не должна видеть  этого. Не должна снова чувствовать боль. Он не позволит. Блеснула молния. За дверью послышались шаги. Звук приближался. Медлить нельзя! Карл приподнял рукав девушки и ввёл смертельную жидкость. Дернулась дверная ручка. На пороге стоял судья Волис.
                - Что ты здесь делаешь!!?
    Карл, не отвечая, выхватил нож и быстрым движением направил его себе в живот. Волис с разбега попытался выбить у него оружие. Нож проник в тело юноши, но под другим углом. Карл упал. Волис бросился к нему, пытаясь остановить кровотечение. Рядом с молодым человеком на полу лежал шприц. Судья в ужасе повернулся к дочери. Девушка, казалось, спала. Волис вызвал спасателей.
     
     
                Магистр Гродд уже второй час соревновался с тишиной в молчании. На столе лежала стопка газет с заголовками: «Сын  магистра – убийца», «Эвтаназия или убийство?», «Убийца – смертник пришел в себя в реанимации», «Карл Гродд выздоравливает и ждёт суда», «Допустят ли судью Волиса к делу об убийстве дочери?». Лиена боялась зайти к нему. Все встречи и звонки магистру, она переносила на другой день. Лишь об одном звонке она сообщила Гродду:
                - Магистр, ваша жена.
     
                Начался судебный процесс, строгий и неподкупный, как и вся система магистра. Волису отказали в судействе, как заинтересованному лицу.
    Гродду тоже не позволяли вмешиваться. В деле были задействованы лучшие адвокаты, но и лучшие прокуроры. Гродд настаивал, что его сын совершил эвтаназию, облегчил страдания любимой девушки. Но по закону, подписанному самим магистром, эвтаназия считалась законной только с письменного согласия умирающего и его родственников. Волис утверждал, что его дочь хотела жить и верила в излечение. Карл ни с кем не разговаривал. Он молча подписал признание в убийстве. И сказал, что не раскаивается. Единственное, о чем он жалел – это его спасение, когда он так надеялся умереть вместе с любимой. На суд, как на зрелище, ломились толпы любопытных. Так что было принято решение провести закрытое заседание. Магистр с женой сидели за дверями, мучительно проживая каждую долгую минуту. И хотя всё было уже ясно, крохотная ниточка надежды щекотала воспалённые нервы. Волис наматывал круги в коридоре. С той страшной ночи он почти не спал и не ел. Лицо потемнело и осунулось. Но в ссутулившейся фигуре кипела страсть. Энергию и волю к жизни теперь ему давала жгучая ненависть ко всему семейству Гроддов. Заседание закончилось. Вердикт – виновен. Приговор – смертная казнь, и все вытекающие от сюда последствия.
     
                В то время, как пестрели газетные заголовки, в доме Гродда становилось всё мрачнее. Магистр забыл про заповедник и котёнка. Он занимался государственными делами, но не чувствовал при этом никакого азарта. Его сын – смертник. Он понял это еще до того, как начался суд. На казнь не пришёл. Дома он обнял рыдающую жену и молча глядел в камин. Злые язычки пламени, потрескивая, откусывали кусочек за кусочком портрет болезненно бледной девушки с большими серыми глазами. Когда подпись «Карл Гродд» превратилась в пепел, раздался звонок в дверь. Магистр получил из рук почтальона записку:
     
                « Добрый вечер, магистр. Жду Вас завтра в полдень в «Шок-гурмании» на восточной улице. Я заказал роскошный ростбиф с кровью!
                                                                                                         Судья Волис»