Развод

    - Молодой человек, постойте! Да к вам я, к вам обращаюсь!
    Ефимов обернулся и увидел тощего мужичка в сером облезлом полушубке до колен и приплюснутой к узкой головенке кепочке.
    «Вот зараза! Сейчас начнет гнусить, что на пиво трех рублей не хватает или на жетон – позвонить, - подумал Ефимов. – Интересно, почему такие ханыги всегда из толпы выбирают меня? Вид у меня, что ли … неагрессивный?»
    Но мужик на пиво клянчить не стал, а, приблизившись к Ефимову почти вплотную, протянул красную короткопалую руку и солидно представился:
    - Здравствуйте. Прохоров Сергей Леонидович, адвокат.
    Ефимов, проклиная себя за малодушие, стянул перчатку и протянутую руку пожал, хоть и брезгливо было до омерзения.
    - Чему обязан? – поинтересовался он.
    - Дело у меня к вам, Андрей Александрович! Пустячок, в общем-то, конечно, но побеспокоить пришлось.
    Ефимов недоуменно пожал плечами:
    - Вы знаете, как меня зовут?
    - Конечно-конечно! – забормотал мужичонка, мелко кивая. – Полностью, так сказать, осведомлен. Вы – Ефимов Андрей Александрович, ведущий менеджер ООО ПКК «Интерьер». Женаты. Детей, к счастью, нет.
    - Почему, к счастью? – обиделся Ефимов. Он никогда особо не жаждал иметь ребенка, но, услышав такое от постороннего, был неприятно удивлен.
    - Да дельце-то у меня к вам… Деликатное. Без детей-то оно лучше.
    Мужичонка нерешительно переминался по свежему снегу с ноги на ногу и уже вытоптал вокруг себя грязно-серый островок.
    Ефимов посмотрел на него почти с ненавистью: «Что же это за дерьмо ко мне привязалось?» Но вслух спросил вежливо-ледяным тоном:
    - Что за дело? Давайте поскорее. Я спешу.
    - Спешите – это хорошо, - согласно закивал мужик. – Время, оно, сами понимаете, деньги. Я вот тоже, с вашего позволения, тороплюсь. Но не на улице же?
    - Что, простите, не на улице? – вскинулся Ефимов.
    - Солидные люди, - мужичок назидательно поднял указательный палец, - вроде нас с вами, дела на улице не обсуждают. Пройти бы надо куда-нибудь.
    - Да куда пройти-то?
    - А вот хоть в кафе! – плюгавенький адвокат тем же указательным пальцем ткнул в вывеску на здании через дорогу.
    Кафе «Носорог» значилось на вывеске.
    Вот уж чего Ефимову совершенно не хотелось, так это появляться в «Носороге» в подобной компании. Кафе это он знал. Бывал там часто и один, и с подругой из «Интерьера» сорокалетней бухгалтершей Леночкой. В «Носороге» кормили сытно и вкусно, мгновенно подавали закуски и ледяную водку в графинчике. И официантки были славные. В коротеньких зеленых юбочках. Всегда приветливо улыбались и Ефимова помнили.
    - Нет, знаете! – покачал головой Ефимов. – В кафе я с вами не пойду. Давайте здесь или проваливайте!
    Мужичонка, видно рассчитывавший на халявную выпивку, тяжело вздохнул и согласился.
    - Ну, здесь, так здесь.
    Только сейчас Ефимов заметил у него в руках клетчатую сумку, с какими обычно пенсионеры ходят на рынок. Ну, или алкаши за бутылкой.
    Суетливо растопырившись, мужичок порылся в сумке и вытащил прозрачную пластиковую папку.
    - Вот, - сунул он папку Ефимову. – Ознакомьтесь, так сказать, будьте любезны!
    Ефимов стянул вторую перчатку и взял папку.
    Внутри оказался совершенно официального вида документ. Бланк, отпечатанный типографским способом. Прямоугольная печать с неразборчивыми синенькими буквами наверху.
    Ефимов начал читать текст и перед глазами поплыли радужные круги.
    - Что это? – спросил он, еще надеясь, что мужичонка шутит, а на самом деле никакой он не адвокат, а сосед-алкоголик с таким вот своеобразным чувством юмора. Сейчас все с глупым гыгыканьем объяснит Ефимову и предложит выпить-таки за знакомство.
    - Это документ, Андрей Александрович, в котором ваша супруга желала бы видеть вашу подпись! – ехидно, как показалось Ефимову, пояснил адвокат и осклабился. – Можете прямо сейчас и подписать. Ручка-то, небось, есть?
    - Что это за бред?! – заорал Ефимов. - Причем тут моя супруга?
    - Ну, как же, причем? Она желает, чтобы вы дали свое согласие на расторжение брака.
    - Этого не может быть! Я с ней вчера по телефону разговаривал.
    Насчет вчера Ефимов, конечно, приврал. Его жена Наташка работала переводчиком синхронистом и неделю назад уехала с молодыми американскими писателями, возжелавшими покорить Сибирь. Обычно Ефимов созванивался с ней каждый день, только вот вчера…
    Ну, нажрался он вчера короче. В «Носороге» и нажрался. А потом по дороге домой еще пытался склеить молоденькую девчонку. Девчонка хихикала призывно, но окончательно дело так и не сладилось. Наверное, Ефимов был уж слишком «накушамшись».
    Но позавчера-то он жене звонил! И Наташка еле ворочавшимся от усталости языком рассказывала ему о своих писателях, крайне удивленных сибирскими морозами и срочно скупавших ушанки и тулупы под радостный смех местных продавщиц. А не прощанье назвала Зайчиком и сказала, что очень скучает.
    И это она теперь требует развод? Да еще не сама, а через этого вот плюгавца? Чушь собачья!
    - Знаете что? Я сейчас достану мобильник и позвоню жене, - твердо сказал Ефимов.
    - Конечно-конечно. Лучше, так сказать, из первых рук, из первых уст узнать, - согласился мужичонка.
    Ефимов, нервничая, дважды нажал не на ту кнопку, случайно выключил телефон, потом включил. И еще пришлось ждать минуты три, пока список контактов загрузится.
    С самого начала разговора Андрея мучила мысль, что где-то он этого адвоката уже видел. Только вот где?
    Наконец телефон пришел в работоспособное состояние, и Ефимов выбрал номер жены. Сердце противно ёкнуло и покрылось шипучим холодком.
    - Абонент временно недоступен, - механически ответили из трубки.
    - Не получилось? – сочувственно спросил адвокат. – Она, я думаю, просто мобильник выключила, чтобы с вами не разговаривать. Я так понял, что она вас вообще больше ни видеть, ни слышать не хочет. Поэтому к нам в контору и обратилась. Это ее американцы, наверное, научили. Развод через адвоката-то требовать.
    - Как она с вами связалась?
    - Как-как! Знамо дело, по Интернету. У нас сайт развесистый. Так что, подписывать-то будете?
    - Ни за что! – ответил Ефимов.
    - Ну, как знаете, как знаете, - пробурчал адвокат. – А то бы ни ей, ни себе зря нервы не трепали. Ну ладно. Я вас денька через два найду, когда передумаете.
    - Я не …, - Ефимов не успел договорить, а облезлый полушубок уже мелькал метрах в пятидесяти впереди. И никакого грязно-серого островка рядом не было – только ровный белый свежевыпавший снег.
    И тут Ефимов вспомнил. Вчера он его видел, в трамвае. Когда девица, с которой могло бы да не получилось, подошла к дверям и спросила в перекрывшую выход спину:
    - Вы у аптеки выходите?
    Обернулся к ней этот самый, так сказать, адвокат. Только рожа у него была багрово-красная, и разило сивухой на весь трамвай. Даже Ефимов чувствовал.
    - Девушка, какая аптека? Зачем? Я в аптеки не хожу и вам не советую. Признаю только зеленую аптеку! Лес – наша аптека! Парк – наша аптека! Сквер – наша аптека! – орал адвокат.
    - Ты зеленого змия только признаешь! – проворчала сквозь зубы девица и боком протиснулась на улицу.
     
                                ***
    До дома Ефимов добрался быстро. Поймал частника на Обуховском, и все дела. В маленьком магазинчике у перекрестка взял две банки джин-тоника. Хотелось успокоиться и подумать.
    Поднявшись к себе на восьмой этаж, он зашел в квартиру и поморщился. Без Наташки она зарастала за один вечер какой-то монументальной грязью и пропитывалась противными запахами небрежного холостяцкого быта. Наташка тоже не была аккуратисткой, но все-таки раз в неделю завалы разгребала, полы мыла и собирала по всем углам раскиданные Ефимовские носки и носовые платки.
    Ефимов заглянул на кухню и тяжело вздохнул. В раковине призывной горкой высилась немытая несколько дней посуда, а в сушилке тарелок уже не осталось. Он распахнул окно, вынес набитое прокисшими огрызками ведро и даже засунул в него новый серый пакет для мусора.
    В холодильнике белела одинокая кастрюлька с позавчерашними макаронами. Правда, в морозилке была упаковка бифштексов, это Ефимов точно помнил. Бифштексы они покупали еще с Наташкой, и та объясняла ему, что размораживать их не надо, а просто нагреть сковороду с маслом и обжарить с двух сторон. В смысле, бифштексы обжарить, а не сковородку.
    Ефимов переоделся в домашнее и отправился мыть посуду. Наташке до восьми вечера он решил не звонить. Днем жена часто отключала мобильник. Потому что хорош тот синхронист, который не клиентам переводит с русского на туземный и обратно, а по телефону треплется.
    Плюгавому адвокату Ефимов не очень-то поверил. Встреча с ним вообще отдавала чертовщиной, но на душе было тревожно. Мытье посуды занимало руки, а голова-то оставалась свободной. И мысли в эту голову лезли самые отвратительные. Например, что Наташка завела себе любовника из стаи американских инженеров душ человеческих. Или ее похитил маньяк, но маньяк с сообщником, и тот подсунул Ефимову филькину грамоту, чтобы Ефимов оскорбился, подписал и жену не разыскивал. Интересно, маньяки работают в паре? Что-то он такого не слышал. Или…
    Сегодня вечером по расписанию поездки Наташкина группа должна прибыть в Новосибирск. В Новосибирске Ефимов был лет шесть назад в командировке. Он вспомнил, что все десять дней пил с руководителем тамошнего филиала – каперангом в отставке.
    Вечерами они сидели в директорском кабинете, глушили местного колорита водочку и курили в пепельницу, которую Ефимов сразу заподозрил, что никакая это не пепельница, а вовсе даже плафон от люстры. Каперанг рассказывал бесконечные армейские байки.
    Самой приличной была история про зайца, которого офицеры-первогодки впятером поймали в лесочке и привезли в часть. Там его кормили капустой и морковью и выгуливали по плацу на поводке. Заяц прожил два года и захандрил. Он стал вялым, медленно бродил, еле справляясь с одышкой, и ничем не интересовался. Офицеры вызвали ветеринара на вертолете. Там только такие и были – оленеводческие хозяйства обслуживали. Ветеринар осмотрел страдальца и мимоходом поинтересовался:
    - А сколько он у вас в день пробегает?
    - Что значит – пробегает? – удивились офицеры. – Он у нас на поводке ходит.
    - Тогда кранты вашему зайцу! – усмехнулся ветеринар. – Ему километров по пятьдесят в день бегать положено, а вы – ходит… Лучше, съешьте его, пока не поздно!
    И зайца съели.
    А потом Ефимов познакомился с Иришкой. Оставшиеся пять ночей они не вылезали из койки. Иришка провожала его в аэропорт, клялась в вечной любви, а он обещал звонить. И, конечно, не позвонил ни разу.
    Дожаривая бифштексы, Ефимов с ужасом представлял, что Иришка тогда забеременела и родила ребенка. А теперь каким-то чудом разыскала его жену, все рассказала, и Наташка требует развод.
    Ефимов слопал два бифштекса с макаронами и открыл первую банку джин-тоника. Стрелки на часах подползали к восьми. Пора было звонить.
    Отпив четверть банки, Ефимов достал мобильник и набрал номер жены.
    - Алло! – сразу же отозвались из трубки сочным басом.
    Ефимов вздрогнул.
    - Вы кто? – спросил он.
    - А вы кто? – поинтересовались из телефона.
    Ефимов взбесился.
    - Я – Андрей Ефимов. Это номер моей жены!
    - Ну, это вы так считаете, - бас прозвучал иронично.
    - Где моя жена? – прокричал Ефимов.
    - Ваша? – уточнили в трубке. – Вы уверены, что она ваша?
    - Уверен! – рявкнул Ефимов.
    Может, зря он так резко ответил, потому что телефон откликнулся противными короткими гудками. Ефимов плюнул, выхлебал еще полбанки и снова попытался позвонить. Никто не ответил.
    По мобильнику Наташкиному никто не ответил, зато в дверь позвонили. Сначала робко – одним коротеньким звоночком, а потом длинной переливчатой трелью.
    Ефимов швырнул трубку на диван и поплелся открывать. Он никогда не смотрел в глазок и не спрашивал «кто?», поэтому дверь распахнул сразу. На лестничной площадке, пропахшей переполненным мусоропроводом и парной сыростью, стояла женщина лет тридцати с хвостиком в зеленой дубленке и красной шапочке. Даже не шапочке, а кожаной шляпке с веселеньким бантиком не ленте.
    - Привет! – сказала гостья.
    - Привет! – ответил Ефимов, и горячая волна узнавания прокатилась от груди, где под ребрами гулко заколотилось сердце, к голове. – Маша?!
    - Ну, я, я, - ворчливо согласилась женщина. – В квартиру-то пустишь? Или так и будем на пороге куковать?
    - Проходи, конечно! – Ефимов резво посторонился. – Какими судьбами, Маш? Ты ведь у меня лет десять не была.
    Маша принюхалась и сморщила нос.
    - А ты все пьешь, Ефимов? А мне говорили – женился, другим человеком стал.
    - А у меня жена в командировке! – с вызовом ответил Ефимов. – В длительной!
    - Понятно, - вздохнула Маша и скинула дубленку Ефимову в руки.
     
                                         ***
    Они уже минут двадцать сидели перед включенным телевизором. Ефимов с банкой джин-тоника, Маша с бокалом белого полусухого, обнаруженного Ефимовым в баре.
    Маша то и дело хохотала над телеостротами, показывая мелкие ровные зубки, отливающие перламутром. Юбка у нее слегка задралась, декольтированная блузка свалилась с левого плеча.
    Поначалу мысль у Ефимова скользнула. Если Наташка творит неизвестно что в этом своем Новосибирске, то почему ему-то нельзя? Тем более, Маша пришла сама и не просто поболтать, а понятно зачем. К тому же, была она его первой, школьной еще, любовью, да и первой женщиной, если хотите. Они встречались года четыре, а потом…
    Маша все твердила ему, что он погряз в повседневности, что он не хочет развиваться, что он пьет и кроме книжек ничем не интересуется. А она – человек свободного мира. Она уже в Англии была по студенческому обмену, она три языка знает, и … Не по пути им, в общем.
    Маша сама его бросила. И даже, когда Ефимов лежал в больнице со сломанной ногой и перебитым носом, а общие друзья рассказали ей об этом, навещать его не пошла. «Допился!» - кратко прокомментировала она и устранилась из Ефимовской жизни полностью.
    А Ефимов-то еще любил ее. И потом, когда она вышла замуж, нажрался в стельку и бился головой об стены в коридоре. Но все проходит.
    И теперь перед ним сидела (пусть ухоженная, но видно, что за тридцать) совершенно чужая женщина. Чужая, чуждая и не интересная Ефимову.
    Маша это поняла. Поняла, обиделась и отправилась восвояси, на прощанье сказав ему, что жизнь его сложилась так, как она и думала – скучно и уныло.
    Ефимову хотелось ответить колкостью, но он не стал. Если женщина приходит к старому любовнику, то это само обо всем говорит. Чего уж там…
    Закрыв дверь за Машей, Ефимов снова попытался дозвониться до жены, но ему опять не ответили. Правда, теперь его посетила счастливая мысль, что мобильник Наташка просто потеряла, а тот басовитый тип нашел и пользуется.
    На всякий случай, он решил позвонить Наташкиной матери. Осторожно осведомился: о здоровье и давно ли она разговаривала с Наташкой.
    - В субботу, Андрюша! – ответила теща. – Мы с ней раз в неделю созваниваемся. А то все-таки роуминг – дорого.
    И тут же забеспокоилась, не случилось ли чего. Ефимов ее успокоил. Соврал, что он потерял свой мобильник, и если Наташка вдруг позвонит, то пусть теща скажет ему. Теща заохала, но обещала.
    А потом Ефимов позвонил Сашке, лучшему и единственному оставшемуся из друзей, и рассказал обо всем. Про плюгавого адвоката, про бас по Наташкиному мобильнику и даже про Машу.
    Сашка сначала слушал, весело перебивая и гугукая но, узнав про Машу, стал серьезным.
    - Ты пьешь-то давно? – поинтересовался он у Ефимова.
    - Второй день. Но сегодня так, несерьезно. А что?
    - А то! Маша твоя в Австралии! Полгода как замуж вышла и уехала на какую-то ферму кенгуру пасти.
    - Так может, вернулась?
    - Ни фига! Моя жена с ней в «Одноклассниках» постоянно треплется. Ни фига она не вернулась. Так что ты там завязывай, а то белкой запахло!
    Ефимов обиделся, трубку бросил, но задумался всерьез. С ним и до этой истории в последний год творилось что-то странное. То есть, не то чтобы с ним, а, например, с людьми, которым он желал плохого.
    Сначала заказчик, доводивший Ефимова до исступления и нервной дрожи, скоропостижно скончался от инфаркта. Потом коллега по работе, занимавший такую же должность, но получавший в два раза больше, заболел непонятной болезнью мозга. Умереть, правда, не умер, но провалялся в больнице месяца два и вышел серо-зеленый.
    И последнее, совсем уж непонятное... Как-то вечером Ефимов хотел купить пива, а рядом с домом работало только специфическое кафе для гостей с Кавказа. Ефимов вломился туда. Пива ему продали, но хозяин просил больше не приходить.
    - Да чтоб твой балаган сгорел! – разозлившись, бормотал Ефимов, выходя из кафе.
    Через неделю оно сгорело. И не только оно, а все магазинчики вокруг тоже. Ефимов тогда полу в шутку, полу всерьез решил, что у него «черный глаз».
    «Наверное, я схожу с ума! – думал он теперь, меряя шагами большую комнату. – Началось с мании величия, а дальше…»
    Ему стало совсем тошно. Он вышел на улицу, купил в магазине бутылку водки и снова нажрался.
     
     
     
     
                                         ***
    На следующий день на работу Ефимов не пошел. Позвонил и сказал, что заболел. Генеральный проворчал невнятно: мол, знаем мы эти болезни, но отпустил.
    Полдня Ефимов провалялся в постели с ватной головой. Потом позвонил в фирму, где работала Наташка, и спросил, не случилось ли чего с их группой. А то жена третий день не звонит. Там Ефимова успокоили. Сказали, что с группой все в порядке, просто она застряла в таежной глуши, и в Новосибирск прибудет только завтра.
    А завтра была суббота. Утром Ефимову позвонила теща, а потом сразу, перебивая тещин звонок, - Наташка.
     
                                         ***
    Снаружи здание казалось обычным офисным домом. Ну, высотным. Ну, точечным. Разве что стекла сверкали радужными всполохами даже, если не было солнца и свинцово-серое небо нависало прямо над крышей двадцатого этажа, проколотое острой башенкой ровно посередине. Да еще, может быть, машин на парковке стояло маловато, и смотрелись они жалко. Обшарпанные, тронутые ржавчиной, красные «Жигули» третьей модели в количестве трех штук. Серо-белая «Газель» - тент с заляпанными грязью номерами. Пара подержанных иномарок с невнятными эмблемами, но зато тонированными дочерна стеклами. И танком среди игрушек ехидно подмигивал вечно включенными фарами (как только аккумулятор не садился?) блестящий новехонький «Хаммер».
    Но это снаружи, а внутри… Внутрь вряд ли кого-нибудь постороннего пропустил бы приветливый, но непреклонный охранник в перчатках и униформе цвета «серебристый хамелеон».
    На последнем этаже за тяжелой, но никогда не хлопавшей дверью сидел мужчина средних лет. Черный костюм, белая рубашка с запонками, галстук в косую полоску. А вокруг – стекло и пластик, пластик и стекло.
    Мужчина сидел за столом, тяжело облокотившись о хрупкую на вид полупрозрачную столешницу.
    Напротив него сидели еще двое: девушка в костюме из тонко выделанной драконьей кожи и невысокий короткопалый мужичок в джемпере с ромбиками и потертых джинсах.
    Ах, если бы их увидел сейчас Ефимов! Он бы сразу узнал всех троих. И новосибирского директора, и переодевшегося плюгавца-адвоката, и совсем не постаревшую за шесть лет Иришку.
    - Не подходит он нам, - заквохтал, прерывая короткую паузу, давешний адвокат. – На провокации не поддается, конечно. Но пьет много – ненадежный!
    - Не подходит! – согласно кивнула девица.- Жену любит, даже кажется не изменяет. Нет, никак не подходит.
    - Жаль, - негромко отозвался «директор филиала». – Очень жаль. Мне-то он еще в Новосибирске понравился. И потом как красиво с врагами расправлялся: бац – инфаркт, бац – воспаление мозга, бац – пожар! Но… Если бы хоть с женой развелся или изменил ей, я бы тогда подумал. А так… Человек и есть человек. В преемники не годится. Не из наших. Давайте отрабатывать следующего. Кто там у нас на примете?
    Девица  (теперь она выглядела как Ольга) деловито вытащила из ниоткуда папку-файл.
     
     
     
                                         ***
    Через неделю Наташка вернулась, и Ефимов был по-детски счастлив. Носил ее в комнате на руках, и даже твердо обещал спиртного в рот не брать.