Река-океан

    Всю свою жизнь Табилай провел на Мосту. И отец его, Зарая, провел свою жизнь на Мосту. И дед, и дед деда. В сороковом колене счет терялся. Но передаваемые изустно семейные предания доносили слух, что до этого счет велся до сотого поколения.
    Однако никто из предков Табилая не был на Суше. Может быть, кто-то и был, но предания о таком умалчивали. Казалось бы, с начала времен их род двигался к заповеданному Другому Берегу в безостановочной колонне других родов и кланов, и каждый новый человек, появляющийся в семействе, надеялся, что именно ему удастся завершить путешествие и достигнуть Суши. Иногда злые языки разносили среди путешественников грязные сплетни – якобы, дошедшие с той стороны Моста, где люди двигались в противоположном направлении, – сплетни о том, что там, на другой стороне, тоже не помнят о предках, видевших Сушу. Но доверять этим сплетням было нельзя, поскольку у каждого из путешествующих потоков была своя искренняя вера в то, что они движутся из дикой, бесплодной и холодной пустыни к прекрасной, солнечной и плодородной земле, где будут жить просто и счастливо… Иногда разные грязные сплетни в насмешку над целеустремленными путешественниками сочиняли жители серединной части Моста – ремесленники, купцы и скотоводы. У серединных жителей, чьи владения были ограждены высокими, толстыми и охраняемыми стенами, не было никакой цели в жизни, поэтому им только и оставалось, что насмехаться над чужими целями.
    Сам Табилай был убежден, что Суша существует. Молодой человек не доверял официальным догматам, утверждающим, что Мост был воздвигнут Высшими Силами для того, чтобы испытывать людей на прочность и укреплять в них веру на обретение Суши. Табилаю больше приходилось по душе мнение некоторых смелых мыслителей, предполагающих, что Мост был построен самими людьми. Раньше, незапамятно давно, Река не была такой широкой, как сейчас, Мост соединял два Берега, с одного из которых можно было видеть другой, и люди частично жили на теперешнем дне. По мере того, как Река расширялась, потопляя Сушу, люди достраивали Мост все дальше и дальше, это происходило в течение тысячелетий, и в конце концов Берега стали разделены таким водным расстоянием, которое и людей разделило на два противоположных по вере потока. Оба эти людских потока двигались, конечно, каждый к своей Суше, и происходящие между ними споры о том, чья вера является истинной, были совершенно напрасными. За то, что они так утверждали, смелые мыслители и подвергались гонениям, но все-таки большинство здравомыслящих людей, не желающих ссориться по пустякам, было втайне с ними согласно.
    А еще прогрессивные мыслители накликивали на себя неприятности своими протестами против разрушения Моста. Спокойно несущая воды Река предоставляла людям отнюдь не все, что было необходимо для жизни. Только мясо, планктон, хлебные и текстильные водоросли, водное дерево. Глина черпалась ковшами со дна. Но вот ножи, рыболовные крючки, гвозди и прочая утварь изготавливалась из железа и сплавов. Монеты и ювелирные изделия – из золота и серебра. Все эти металлы добывались из недр Моста путем вырезания их из его металлического каркаса. Металлических дел мастера, разумеется, говорили, что они ломают каркас очень осторожно, без причинения вреда несущим балкам и жизненно важным узлам, но их жажда наживы не знала конца и края. Не в меньшей степени наносили вред Мосту и мастера-камнерезы. Камень шел на нужды оседлых жителей серединной части. Камнерезы тоже говорили, что разрушают Мост с оглядкой и разумностью, но и их жажда наживы была неумеренной. Мост постепенно разрушался.
    Движение в одну сторону по Мосту происходило в три ряда. Самый широкий крайний ряд занимали многоколесные станы, влекомые двумя-тремя десятками сильных животных джуплов. На станах располагались палатки и хижины. Кое-кто побогаче и почванливее возводили многоярусные сооружения, но это было непрактично и неудобно из-за жуткой болтанки, возникавшей наверху. Станы никогда не останавливались: поломки колес, деревянных рам и перекрытий устранялись на ходу рабочими-специалистами. Эти мастеровые акробаты при помощи крючьев и поясов лазали под днищем между колесами и выявляли неисправности. Если таковые присутствовали, они разбирали сверху настил и ремонтировали износившиеся элементы. Джуплы также заменялись в то время, когда остальные спокойно брели, пережевывая водоросли или погруженные в сон. Над упряжкой устанавливали сложную конструкцию из балок и тросов, больное или умершее животное высвобождалось, на его место опускалось дееспособное. Семья Табилая, состоявшая из двадцати восьми человек, имела один стан, и его ей было вполне достаточно. Но многолюдные семьи, перерастающие уже в кланы, расселялись на нескольких – иногда более десятка – станах.
    Второй, или средний, ряд в колонне принадлежал одиноким путникам и бедным семьям, имеющим мало джуплов. Сами они шли пешком, а свой нехитрый скарб навьючивали на животных. На ночь они вынуждены были останавливаться на постоялых дворах либо спали по очереди в маленьких тележках. В этом обществе встречались и пешеходы без джуплов, перебивающиеся случайными заработками, различного рода спекулянтством и мошенничеством, а то и воровством.
    Третий ряд, то есть самый ближний к владениям оседлых жителей, был отведен лихим ездокам, прожигателям жизни. В основном, все это были разношерстные богачи и разномастные бандиты. Они неслись вскачь, останавливались в престижных гостиницах, меняли загнанных породистых джуплов на свежих, сорили деньгами. Они были хозяевами жизни, нередко держали слуг и оруженосцев. Этим героям хотелось быстрее остальных путешественников попасть на Сушу, но, в сущности, шансов у них было не больше, поскольку они чаще других убивали друг друга в схватках и на дуэлях или разбивались насмерть, падая с джуплов. Случалось также, что им надоедала беспросветная гонка за миражом, и они превращались в заурядных обывателей серединной части, становясь владельцами закусочных, лавок, ферм, театриков и мастерских.
    Но не только в середине Моста люди жили оседло. С краю вдоль массивного парапета лепились нескончаемой чередой лавки барыг, старьевщиков, менял. Сотни нищих, пьянчуг, калек клянчили мелкую монету. Люди жили и под Мостом: на подвесных площадках в арочных пролетах и на опорах в убогих хибарах. Это были охотники на водяного зверя, собиратели планктона и ракушек, ловцы водорослей, деревозаготовители и глиночерпии. Внутри Моста имелось множество туннелей, обширных залов и ниш. В них размещались всевозможные злачные заведения и грязные ночлежки, кишмя кишевшие разными выродками. Как-то однажды Табилай из любопытства забрел туда и чуть не расстался с жизнью, по подлому недоразумению оказавшись в роли жертвы чьего-то проигрыша в азартную игру. Он унес ноги только благодаря молодости и здоровью.
    Искони в роду Табилая все были плетельщиками сетей. Каждый член семьи сызмальства обучался этому ремеслу. И только глубокие старики, которые совсем переставали видеть и не могли унять дрожь в руках, удалялись от работы. На разноячеистые сети на Реке промышлялись рыба, водоросли и планктон. Сети были ходовым товаром, и семья жила безбедно.
    По соседству впереди с семьей Табилая двигался двухэтажный, крикливо украшенный стан поэта Башлы. Вообще-то, поэт этот был скорее хитрым дельцом. Сам он сочинял кое-что, не пользующееся особым успехом, но зато скупал задешево где только мог стихи, рассказы и пьесы, которые уже были прочитаны и устаревали, а через время продавал их дальше по пути как собственные, изменяя название и за новую цену. Табилай не осуждал Башлу, ведь у того была большая семья, которую нужно было кормить, но и не питал к нему уважения. А вот лекарю Гурагану, чей стан шел позади, Табилай очень симпатизировал. Молодой человек восхищался искусством лекаря и его образованностью. Гураган знал множество историй, легенд, баллад и вел умные беседы с кем угодно, не делая различий в возрасте. Если семейство Башлы Табилай посещал только с визитами вежливости или затем, чтобы взять что-нибудь почитать, то в гости к Гурагану он ходил с удовольствием. Табилаю исполнилось двадцать лет, он был терзаем жаждой познания мира и смысла жизни. Старый лекарь был ему в этом хорошим наставником. Именно он научил когда-то пятилетнего мальчика Табилая читать и писать, потом привил ему тягу к математике, физике, химии и словесности. Вечерами в стане Гурагана устраивались интеллектуальные игры и викторины, в которых участвовали доморощенные эрудиты с ближайших станов.
    Табилай был дружен и со сверстниками. Непрерывно меняющаяся обстановка, хотя и схожая в общих чертах, была всякий раз разнообразной и увлекательной для исследователей. Новая музыка, новая живопись, новые спектакли и новые знакомства позволяли им весело проводить время.
    И вот в скором времени к Табилаю пришла любовь. Никак ничего такого не ожидая, он познакомился с милой и смешливой девушкой по имени Летика и уже не мог ни спать, ни есть без ее образа в мыслях. Ей тоже приглянулся крепкий разухабистый парень. Принадлежала Летика к роду зажиточного, в прошлом оседлого бумагоделателя, вздумавшего вдруг путешествовать к Суше и приобретшего два стана поблизости.
    Однако отец девушки, приверженный кастовых условностей, не желал поощрять любовь молодых, – это при том-то, что имел всего на один стан больше! Старик прочил в женихи дочери гостившего тогда у него богатого прощелыгу из наездников третьего ряда. Влюбленным приходилось встречаться украдкой.
    Но таинственность под покровом ночи придавала особый привкус их чувству. Они прогуливались по террасам, ступенями спускающимся к Реке, купались в темных водах, ходили на балаганные выступления циркачей и вовсе не задумывались о будущем. Над водами Реки Табилай читал подруге при свете фонаря книги. Особенно Летика любила стихи и истории про любовь. Она очень живо на них реагировала, однажды даже расплакалась после истории о молодых влюбленных, которым родственники запрещали встречаться, и поэтому молодые прыгнули в Реку и поплыли, куда глаза глядят…
    Встречаясь и проводя время, Табилай и Летика совсем не задумывались о будущем.
    Зато о нем задумывался отец девушки. Так что однажды он поставил дочку в известность, что скоро она выйдет замуж. К удивлению старика девушка не воспротивилась его воле. Да, сказала она, я выйду замуж. Только в виду она имела совсем не то, что думал отец. В тот же вечер она пришла к Табилаю и попросила разрешения жить у него. Ей, конечно, никто не отказал. Хозяин стана, Зарая, знал о страсти сына и сочувствовал ему. Кроме того, он давно мечтал о внуках.
    А утром явились отец Летики и его претендент на ее руку в сопровождении вооруженных приятелей. Они требовали вернуть им девушку и зажгли факелы, угрожая спалить стан в случае отказа. Ситуация была очень опасная. Табилай не имел права навлекать беду на родных, но и отдавать подругу тоже не собирался.
    – Я хочу быть с тобой и сделаю для этого все, что угодно, – сказал он. – Но на Мосту для нас нет места.
    – Да, – поняла она. – Я согласна.
    Табилай торопливо собрал в мешок кое-какие вещи: нож, топорик, рыболовные снасти, кремневую зажигалку. Прорезав в шалаше, в котором они находились, дыру с задней стороны, он спрыгнул со стана. Затем он помог спуститься девушке. Несмотря на такую хитрость, их все же заметили и пытались поймать. Но было поздно. Взявшись за руки, они добежали до проема в парапете Моста и, не раздумывая, прыгнули в Реку. Вынырнув, они изо всех сил поплыли прочь по течению. Никто не решился преследовать их.
    Увидев, что опасности никакой нет, они сбавили темп и стали расходовать силы только на то, чтобы держаться на плаву. Табилай привлек к себе любимую и пообещал:
    – Я что-нибудь придумаю!
    Вскоре Мост скрылся из виду, и они остались одни посреди необозримой водной глади.
    К вечеру Табилай соорудил небольшой плот, подтянув друг к другу несколько дрейфующих деревьев, обрубив мешающие ветки и связав стволы длинными водорослями. Водные деревья произрастали по дну густыми массивами, достигнув определенного возраста, они высвобождали из земли корни и поднимались на поверхность, чтобы плыть и рассеивать семена. Таким образом материала для плота было предостаточно. Но добыть огонь Табилаю пока не удалось. Приготовленные трут и щепки еще не успели просохнуть, и на ужин пришлось довольствоваться сырым планктоном. Спали они в обнимку, дрожа от холода. Но утром снова пригрело солнце и наполнило жизнью их закоченевшие тела. Они все двигались и двигались навстречу неизвестности, одинокие и удрученные.
    Табилай разложил на солнечном угреве побольше дров и водорослевой пакли. Затем он обстрогал прямую ветку и привязал к ней нож – получился неплохой дротик. Охота оказалась не таким уж трудным занятием, как Табилаю представлялось до сих пор. На Мосту охотники были сплошь крепкими, здоровыми мужиками, и Табилаю думалось, что это из-за частых схваток с водяными зверюгами. Но мускулатуру они развивали исключительно долгими ныряниями. Живности в Реке было полным-полно, нужно было только быть терпеливым, а когда наступал подходящий момент – ловким. Приблизительно через час на плоту лежали три крупные рыбины. На сей раз костер загорелся быстро – под палящим солнцем дерево сохло гораздо лучше. Влюбленные разделали и пожарили рыбу. Без соли и приправ эта незамысловатая пища показалась им вкуснее изысканных блюд, отведанных дотоле.
    Насытившись, они принялись расширять свой плот. Табилай подтаскивал стволы и очищал их, а Летика скручивала веревки и помогала завязывать узлы. Вторая ночь была для них не такой стылой. Приходилось лишь часто просыпаться и подбрасывать в огонь дрова. А поутру Табилай начал строить хижину. Без гвоздей и инструментов он не мог быстро возвести что-то основательное, да и навыки у него были нулевые. Так что в результате этой затеи получилась кособокая крытая постройка со светосквозящими стенками. Но тепло внутри нее все же удерживалось в достаточном количестве.
    Через тридцать дней, счет каковым они вели насечками на установленном вертикально календарном столбе, плот их увеличился до размера ста шагов в поперечнике. Оно и неудивительно, ибо сидеть без дела Табилай и Летика не привыкли, а времени у них было в избытке. Сверху они покрыли плот слоем водорослей, образовался своеобразный мягкий грунт, в котором пустили побеги водорослевые деревья, способные расти как в водной, так и в воздушной среде. Влюбленные мечтали превратить свое пристанище в прекрасный сад, и мечта их уже начинала осуществляться: по всей поверхности стелился густой зеленый покров. Рядом с хлипкой хижиной теперь стоял большой крепкий дом из цельных бревен с тремя окнами и покатой крышей. Изнутри он вовсе не походил на какой-нибудь сарай, Табилай и Летика постарались обустроить его как можно уютнее. Из обработанных эластичных звериных шкур они соорудили удобную постель. Изготовили низкий, но упористый стол и два стула. В корнях всплывших деревьев иногда застревали комки глины, из нее удалось вылепить примитивную посуду. Кроме того Табилай состряпал крохотную печурку с вытяжкой наружу.
    Вдвоем влюбленным не было скучно на маленьком островке посреди бесконечной вялотекущей равнины. Лишь только вечерами, сидя на пороге дома и наблюдая закаты и звезды, они с грустью вспоминали о покинутых родственниках.
    Так незаметно и однообразно прошел год с того утра, когда Табилай и Летика затеяли путешествие, которое неведомо когда им суждено было закончить. Плот еще более расширился и окреп. Обильно опутавшие его снизу водоросли разрослись, поползли в глубины и тянулись вслед за ним как щупальца. В них запутывались поднимающиеся со дна стволы и подпирали собою верхнюю платформу. Масса плота вследствие этого постоянно увеличивалась. Сверху он действительно превратился в дивный сад, деревья вытянулись выше головы человека и зацвели пестрыми цветами, кое-где появились плодовые завязи. Плот стал словно бы клочком Суши, оторванным, подхваченным и заброшенным мощной стихией в безбрежные воды.
    Однажды Табилай и Летика проснулись среди ночи оттого, что бревна под ними сильно содрогнулись. Не понимая, что произошло, они выскочили из дома и испуганно озирались по сторонам. Все вроде бы было спокойно, только разыгравшееся воображение рисовало им в темноте страшные образы чудовищ, выныривающих из мрачной бездны Реки… Ни о каком сне уже не могло быть и речи, молодая пара не посмела вернуться в дом, пока не рассвело. Они пока не знали, что это было знамением перемен.
     Днем плот внезапно затрясся и загрохотал так, будто его терзала неведомая подводная сила. Бревна стали глухо биться друг об друга, они трещали и вибрировали, лопались связки, из образовавшихся прорех летели снопы брызг. Могучее тело плота лихорадило довольно долго, а затем все прекратилось в один миг. Наконец успокоив запаниковавшую любимую, Табилай направился осмотреть последствия разрушения. Ему открылась печальная картина. Многие деревья были повалены, дом круто перекосило, печурка рассыпалась на части, посуда побилась. Еще он с удивлением обнаружил, что с той стороны, с которой происходило течение Реки, перед краем плота появился накатывающий водяной вал, дрейфующие стволы стали проплывать мимо, а брошенные с противоположной стороны в воду щепки удалялись от плота. Следовал неизбежный вывод, что он остановился, увязнув водорослевыми щупальцами в донных зарослях.
    Впрочем, для влюбленных этот факт не имел существенного значения. Пока в Реке не перевелась кормежка, у них не было надобности плыть куда-то. На время им пришлось переселиться в хибару, но Табилай быстро починил дом, Летика вылепила новую посуду, они подняли и укрепили, подвязав к другим, упавшие деревья. Одним словом, они наладили прежнюю жизнь и даже были рады непредвиденной остановке, поскольку помнили легенды старого Гурагана, в которых часто упоминались огромные жуткие животные, обитавшие в былые времена в Реке. Может, где-нибудь там подалее они сохранились до сих пор… Интересно было бы, конечно, на них взглянуть. Но только так, чтобы самим не попадаться им на глаза.
    Вскорости же нежданно-негаданно на острове появился первый гость. Он прибыл на мизерном плотике, заросший, одичавший, обвешанный шкурами. При встрече он расплакался от счастья, затем истерично захохотал и полез обниматься. Звался он Бучаном. Он настолько привык к сырой пище, что к жарёхе и варевам стал относиться с подозрением и опаской. История Бучана была трогательной и поучительной. На Мосту компания сомнительных дружков напоила его вдрызг и просто решила пошутить. В себя незадачливый выпивоха пришел на плотике, а вокруг простиралась бескрайняя Река. При нем были только нож и бутылка мерзкого пойла. Больше года он просуществовал в одиночестве, даже без огня, и превратился в дерганного, пугливого человека, чуть ли не полоумного.
    Остров-оазис радушно принял нового обитателя. Табилай и Летика помогли ему построить собственный дом, относились к нему с чутким пониманием и вовсю старались, чтобы он обрел нормальное состояние. Но, видимо, психика его пострадала необратимо. Через малое время, пообвыкнув, стало быть, и набравшись наглости, он начал выказывать откровенно похотливое внимание к Летике. Табилая это обеспокоило. Не настолько, правда, чтобы он стал ожидать от Бучана прямой агрессии, но достаточно для того, чтобы вознамериться поговорить с озабоченным страдальцем и предупредить его не делать глупостей. Однако тот сам, улучив момент, когда Летики рядом не оказалось, обратился к Табилаю с заявлением:
    – Ты должен поделиться со мной своей женщиной!
    Табилай оторопел.
    – Почему это? – спросил он с насмешкой, которая походила на угрозу.
    – Ну, раз сложилась такая ситуация, это было бы справедливо. Кроме того, у вас до сих пор нет детей. Значит, что-то не в порядке. А нам нужно побеспокоиться о потомстве, которое будет заботиться о нас, когда мы состаримся.
    Кипя от бешенства, Табилай почти собрался решить этот вопрос таким образом, чтобы он впредь уже не мог бы возникнуть, но вспомнил вовремя наставления мудрого Гурагана и принял к разумению, что пока нет необходимости прибегать к насилию.
    – Обойдемся без твоего участия, – сказал он, взяв себя в руки.
    – Что ж, – сказал Бучан. – Однако я все-таки буду добиваться расположения Летики. Нам придется стать соперниками.
    – Пусть будет так. Летика свободна в своих поступках. Чем-то неволить ее я не стану.
    – А если нам придется драться из-за нее, к чему это может привести?
    – Тогда я погружу твое избитое тело на плот и предоставлю его воле Реки. И никакой бутылки рядом не положу.
    После этого разговора Бучан вроде бы присмирел. Быть может, он не образумился вовсе, но больше не демонстрировал своего болезненного интереса к чужой девушке. Около недели их жизнь протекала в прежнем русле.
    Затем как-то на рассвете они увидели издалека нечто непонятное и пугающее, приближающееся к ним по течению. Это была темная в зыбком предутреннем свете масса, растянувшаяся на гигантском пространстве и шевелящаяся над поверхностью Реки. Словно невероятных размеров масляное пятно, в котором сотнями залипли мошки, расползлось по воде. По мере того, как пятно становилось ближе, в нем уже можно было разглядеть людей, плывших на плотах, на непотопляемых станах и в лодках. Рядом с людьми, раскинув ноги таким манером, что под брюхом у них складки шкуры образовали воздушные мешки, плыли, или, точнее, дрейфовали джуплы – как сами по себе, так и на привязи. Другие домашние животные сгрудились в кучки на станах и время от времени жалобно блеяли и скулили. Весьма странно, но люди, двигавшиеся в одном направлении, не сумели найти общий язык и продолжали быть разобщенными, плывя порознь, хотя совместная борьба за выживание, по идее, должна была способствовать объединению…
    Скоро стали слышны радостные возгласы. На пути сумбурного скопища очень удачно возник живописный клочок тверди, и понятно, что огибать его, предпочтя дальше блуждать по речной пустыне, ни у кого не возникло желания. Ликуя, люди и животные приставали к островку и, не спрашивая разрешения, тут же принимались обживать его. Набившие оскомину водорослями, джуплы объедали свежую зелень с деревьев. Станы, подталкиваемые идущими сзади, вытаскивались из воды и расставлялись по всей территории острова так, как было удобно их хозяевам. Всюду полыхали костры. Не сразу мужчины, женщины и дети пришли в нормальное состояние, когда они смогли отвечать на вопросы, интересующие коренных обитателей островка. Но наконец Табилай, Летика и Бучан выяснили, что нашествию они подверглись по той причине, что Мост разрушился.
    Произошло это внезапно и это не оказалось природным катаклизмом. Река и небо были как нельзя более мирными, ничто не предвещало несчастья. Просто в одну секунду десятки пролетов Моста погрузились в воду. Утонуло много человек. Считать погибших животных и прочий ущерб, конечно, всем было недосуг. Те, кто спасся, радовались и думали, как жить дальше. Но все-таки, перенеся множество потерь, утратив основной смысл бытия, выжившие не отказались от своих привычек и начали делить уцелевшее добро, не представляя даже, пригодится ли оно им в будущем или нет. Все плыли навстречу неизвестности и пытались таким способом уберечься от возможных невзгод. Поэтому им не удалось сплотиться.
    Изначально не имея надежды вернуться на Мост, хозяева островка все же испытали чувство огромной потери. И хотя никого из родственников и знакомых им увидеть не довелось, в сердца закралась тревога о судьбе близких. Приходилось лишь уповать, что беда не затронула их.
    Беспокойство молодых островитян развеял старый Гураган, неожиданно появившийся на следующий день вместе со своей шумной семьей, которой посчастливилось спастись целиком. Мудрый лекарь был вне себя от радости и прослезился, увидев своих юных друзей живыми и здоровыми, ибо он, не привыкший обольщаться в чаяниях, давно считал их погибшими. Гураган заверил, что с семьями Табилая и Летики все обстоит благополучно, поскольку они удачно успели миновать развалившийся участок Моста. Сам Гураган, вскоре после сумасбродного и отчаянного побега влюбленных, приобрел по случаю маленькую аптеку в серединной части Моста и сделался оседлым жителем. Семейство Гурагана физически не пострадало только благодаря необыкновенному везению. Во время катастрофы, вписываясь в традиции новой жизни, оно всем скопом отдыхало на лодке, удерживаемой страховочным тросом, в удалении от Моста. При обрушении трос, естественно, высвободился, и лодка надолго превратилась родной дом для тех, кто в ней находился.
    – Мы пытались бороться, – рассказывал Гураган. – Мы  гребли против течения, желая вернуться. Но это было нелепой и наивной тратой сил. Нам уже нечего было искать на Мосту, ведь свой стан мы продали, а аптеки больше не существовало. Нами руководил исключительно животный инстинкт.
    Гураган сидел в доме Табилая, они ели и беседовали. Летика хлопотала по хозяйству.
    – Почему ты вдруг отказался путешествовать к Суше, дядя Гураган?
    – Сейчас я открою тебе секрет, мой мальчик, который секретом и должен остаться – ради твоего же спокойствия. – Старик с минуту в нерешительности теребил бороду. – Никакой Суши не существует. Это все выдумки.
    Табилаю в тот момент показалось, что крыша дома упала ему на голову.
    – О чем ты говоришь? – сипло выдавил он.
    – Раньше я не смел заикнуться об этом даже друзьям. И не смотри на меня так, будто я сумасшедший! На протяжении нескольких веков мои ученые предки наблюдали за звездами, следили за изменениями течения, ветрами и другими факторами. В конце концов они доподлинно установили, что Мост представляет собой абсолютную самодостаточную бесконечность, то есть гигантское кольцо, безостановочно водящее людей по кругу. Много поколений сменяется в роду, прежде чем совершается один оборот круга. Так что Суша – всего-навсего миф, и не трудно догадаться, что этот миф выдумали те, кому это было выгодно. О, понимаю, как я тебя огорошил, но я говорю правду, можешь верить мне. Тем более, я получил доказательство…
    Табилай сидел, будучи не в силах ничего вымолвить. Он только вопросительно смотрел на старца.
    – Один из моих предков, – продолжил Гураган, – высчитав приблизительную протяженность кольца Моста, оставил послание потомкам. Учтя среднюю скорость движения станов, он определил время, когда посвященный, знающий, что именно надо искать, человек сможет это послание найти. По обозначенным предком приметам я нашел в условленном месте тайник, где обнаружился сосуд с запиской… Сомнений никаких не оставалось, напрасно я надеялся на несостоятельность смелой гипотезы моих предков. Вот почему я стал оседлым фармацевтом, двигаться в никуда не было больше смысла. К сожалению, когда случилась катастрофа, сосуд с посланием находился в аптеке, вместе с нею он оказался погребенным на дне Реки. Предъявить его тебе я  не могу. Но ты ведь не станешь подозревать меня во лжи?
    – Нет, конечно, нет! – ответил Табилай. – Ты мой учитель, дядя Гураган. То, чему ты меня учил, было наполнено глубокой мудростью и не могло пойти никому во вред. Но все же я многого не понимаю…
    – Да, я помню, какие вопросы ты мне когда-то задавал! «Кто построил Мост?» Кхе-кхе! – Старик рассмеялся приятным воспоминаниям. – Вопрос, способный поставить в тупик гораздо более изощренный ум, чем мой… Но, честно говоря, нам и не нужно знать ответ. Замыслы творцов непостижимы, а мы еще не достаточно разумны. Глобальная просвещенность не пойдет на пользу разрушителям… Да, именно разрушителям! Ибо мы сами разрушили свой Мост.
    – Да, учитель, – согласился Табилай. – Мы все разрушили свой Мост – и те, кто выламывал из него удерживающие элементы, и те, кто старательно закрывал на это глаза.
    Только на третий день с начала массового нашествия обездоленных, приток их, наконец, прекратился. К тому моменту у островитян еще не назрело явственной необходимости как-то упорядочивать и регулировать свою жизнедеятельность, но мудрый Гураганпочти обо всем ведал наперед. Поэтому он посоветовал Табилаю на правах хозяина собрать народ и объявить, что он берет обеспечение порядка на острове под свой надзор. Табилай внял совету и тем самым назначил себя правителем. Возражать против никто не вознамерился. Не то чтобы Табилай стремился к власти, но он считал, что будет неправильно и даже ненормально, если кто-то посторонний станет распоряжаться на острове, который он создал своими руками. Гураган стал незаменимым советником при неопытном правителе. Без толковых наставлений старца его питомец натворил бы множество глупостей, поскольку ему никогда не доводилось ни слышать, ни читать о том, как поступают настоящие правители.
    Не без шероховатостей, но у Табилая кое-что получалось. Спустя месяц общими усилиями остров десятикратно расширился во все стороны в размерах. Его жители построили для себя удобные и вместительные дома. Никому не приходилось отныне ночевать под открытым небом. Те, кто чем-то занимался на Мосту, возобновили свою деятельность на острове. Для них был в радость этот труд, приносящий утешение. Таким образом возникли мастерские, фермы, хлебопекарни, места для развлечений и цирюльни. В пище недостатка не было, Река продолжала давать людям много всего, что необходимо было для жизни. Конечно, приходилось обходиться без соли, железные инструменты семьи одалживали друг другу, но от таких маленьких неудобств сильно никто не страдал. Рождение первого ребенка отмечали всем островом. Табилай был весьма доволен, Летика гордилась им и по-прежнему горячо его любила. Один лишь старый Гураган иногда  в  тягостных раздумьях покачивал головой. Он понимал, что хорошее не может быть постоянным. Умозрительно заглядывая в будущее, он в очередной раз не обманулся в своих ожиданиях.
    Мирное благополучие острова, длившееся около полугода, омрачилось убийством. Молодая девушка, поруганная и замученная, была найдена на дальней оконечности острова. Дикое и бессмысленное преступление ужаснуло людей. Страшным было и то, что никого заподозрить оказалось нельзя. Табилай собрал поселенцев, но ни на одном человеческом лице он не заметил изобличавшего бы его смятения. Поэтому он не мог предпринять что-либо для общей безопасности. Даже старый Гураган был не в силах подсказать что-нибудь дельное.
    Страх поселился на острове. С наступлением сумерек люди прятались в домах, и каждый подозревал ближнего. Матери старались ни на секунду не выпускать детей из поля своего зрения. Разом перестали устраиваться шумные вечеринки.
    Потом посреди ночи загорелась вдруг стоявшая особняком хижина. Хозяева едва успели выбежать из нее и не погибнуть под обрушившейся кровлей. Они не сумели ничего рассказать о том, как все произошло, был ли пожар случайным или дом подожгли. Они ничего не видели и не слышали, поскольку проснулись только от запаха дыма.
    Вслед за этим регулярно начал пропадать скот. А затем бесследно исчез человек, живший одиноко в маленькой хижине на краю поселка. Это происшествие также стало внушающей беспокойство загадкой. В островном обществе назрела истерика, грозившая вот-вот перерасти в беспорядки. Чтобы попробовать сообща решить, что делать, Табилай снова созвал всенародное собрание.
    Выступив вперед, он честно признался, что пребывает в полном замешательстве и не может найти решение проблемы. Поднялся нервный галдеж. Никаких полезных предложений люди не подавали, они только выражали взволнованность и растерянность. Хотя их недовольство не было направлено непосредственно на правителя, становилось совершенно ясно, что его бездеятельность накаляет обстановку. Неожиданно раздался громкий призыв:
    – Успокойтесь! Я могу предложить решение задачки!
    Эта самонадеянная реплика принадлежала Бучану. С выражением уверенности в собственной значимости на лице он занял место Табилая на возвышающейся площадке.
    – Нам не нужно искать одного виноватого в наших бедах! – сказал он. – Все мы виноватые, потому что все мы потеряли смысл своего существования. Раньше у нас была цель – достигнуть Суши, и эта мечта не позволяла нам расслабляться и переключаться на удовлетворение собственных похотей. С потерей мечты мы осиротели. Нам не к чему приложить энергию. Мы перестали сдерживать животные инстинкты. Я убежден, что в ближайшем времени будут происходить еще более страшные преступления. Душа, не поддерживаемая светлой идеей, неизбежно заполняется нечистотами.
    Послышались одобрительные возгласы. В основном, они исходили от молодежи, которую всегда было легче увлечь демагогией и лозунговыми воззваниями.
    – Я предлагаю вам очень простой выход из положения! – продолжал витийствовать Бучан. – Чтобы снова обрести мечту, нам надо всего лишь обрубить пленившие нас водорослевые щупальца и плыть к ней! Куда-то Река все равно нас принесет. Наверняка, это будет лучше, чем наше нынешнее бестолковое прозябание.
    Напыщенная речь Бучана положила начало расколу на острове. Дружное в прошлом общество разделилось на два лагеря. К одному, поддерживающему Табилая, примкнули осторожные и рассудительные, имеющие семьи и вполне разумно опасающиеся и заботящиеся о них. В другой вошли истеричные юнцы, а также обиженные на несправедливую судьбу одиночки и отщепенцы, которым было нечего терять. Ими верховодил Бучан.
    Последователей у Бучана было не столь уж много, но они фанатично уверовали в его идеи, поэтому вели себя агрессивно, к тому же были неразборчивы в выборе средств. Конечно, Табилай понимал, что вовсе не благородство замысла руководило действиями Бучана, а былая затаенная обида плюс жажда власти. Табилай подозревал, что именно Бучан и его соумышленники совершили недавние преступления. Вот только доказать это было невозможно.
    День ото дня отступники наглели все больше, требуя осуществления их безумной затеи. Табилай прилагал огромные старания, чтобы как-то разрядить обстановку и не допустить открытого конфликта. «Пускай те, кто хочет отделиться, – предлагал он, – соберутся на участке острова, который можно отсечь, и пусть плывут, куда им заблагорассудится. Мы ведь никого не держим». Однако Бучановских возмутителей спокойствия это не устраивало. Их обуревали личные амбиции, наивные и нелепые намерения осчастливить все островное население.
    Каждый новый день приносил новые проблемы. Кто-то что-то с кем-то не поделил, другие подрались из-за пустяка, третьи стали предъявлять претензии соседям по поводу раздела территории. Люди неожиданно озлобились друг на друга, и у всех появилась неуверенность в завтрашнем дне.
    Табилай пришел за советом к Гурагану.
    – Вот что, мой молодой друг, – задумчиво проговорил старец, почесывая куцую голову. – Нет у тебя другого выхода… Чтобы научиться ценить покой, людям нужно пройти через потрясения. Крушение Моста, как видишь, не убедило их. Это бедствие ими уже позабылось.
    – Стало быть, будем рубить водорослевые щупальца?
    – Стало быть… Толпу не успокоишь уже призывами сохранять благоразумие. Пусть же она получит то, чего жаждет. Но ты не трусь! Во всяком случае, плывущий остров мы сможем остановить снова, когда возникнет такая необходимость.
    Через час на общем собрании Табилай сообщил народу свое решение отправить остров в путешествие. Однако те, кто не желает плыть, добавил он, пусть остаются; для них будет по справедливому расчету отделен участок острова. Но не желающих, как ни странно, не оказалось. Людям мнилось, что если они станут держаться вместе, ничего страшного с ними не произойдет. Вот только все позабыли, что сообща держаться они давно перестали.
    Бучан и его подпевалы торжествовали победу. Они были уверены, что обетованная Суша будет обязательно достигнута, их позиции укрепятся, и власть целиком перейдет в их руки.
    После того, как было принято решение, в различных местах острова его обитатели прорубили специальные окна. Лучшие из пловцов ныряли в них и перерезали вцепившиеся в тело острова зеленые вервия. Вскоре гигантская масса рукотворной тверди задрожала и заскрежетала. Натужно стронувшись с места, плавучий остров отправился в путь.
    Данное обстоятельство, впрочем, мало что изменило в повседневной размеренной жизни людей. Конечно, оно несколько успокоило их, принесло надежду на скорые перемены. Но они по-прежнему занимались своими обыденными делами, добывали пропитание, улучшали быт, заботились о потомстве и возобновили устраивать пирушки. Преступления с этого момента сразу прекратились.
    Между тем дни слагались в недели, накапливались месяцы и почти незаметно прошел год. И хотя пока даже намека не было на возможность обретения скитальцами Суши, они, тем не менее, продолжали верить и надеяться.
    Изменения в обычном порядке вещей обнаружились еще через восемь месяцев. Скорость движения острова  вдруг – в течение одного дня – двукратно увеличилась, и затем стала ежедневно теми же темпами возрастать. Угрожающе крепчал встречный ветер. Поверхность Реки из гладкой превратилась в волнистую, покрытую пенными гребешками сталкивающихся водяных валов и возникающими то тут, то там воронками. Живности в Реке поубавилось, да и дрейфующих водных деревьев стало теперь много меньше.
    Волнение на воде некоторое время не могло поколебать громаду острова, но спустя несколько дней он начал вибрировать и грохотать. Он уже не плыл спокойно, а несся, подскакивая, по взбудораженной стремительной воде. Затем составляющие остров бревна и связывающие их канаты перестали оказывать сопротивление нагрузке, и он развалился на несколько частей. Разрушилось множество построек. Люди были перепуганы не меньше, чем мечущиеся из стороны в сторону животные. Даже самые стойкие из островитян уже жалели, что затеяли это путешествие. Если раньше некоторые страшились повстречать на пути легендарных гигантских зверюг, то сейчас эти монстры представлялись им лишь персонажами из детских сказок. Природная стихия была куда более страшной угрозой. Старый Гураган ошибся в своих предсказаниях. Остановить остров, то есть его разрозненные куски, люди не сумели бы, даже отринув разногласия и объединив свои усилия…
    По распоряжению Табилая части развалившегося острова путешественникам удавалось пока сдерживать вблизи друг от друга посредством переброшенных веревок. Иначе Река давно разметала бы их в разные стороны. Люди молились богам, выражая им благодарность за то, что пока не было жертв, и прося милости, чтобы их не случилось в дальнейшем. Скорость течения продолжала возрастать. Табилай организовал круглосуточные дежурства, чтобы всем быть предупрежденными в случае опасности. Ночью вахтенные жгли костры и при помощи зеркал направляли лучи света вперед на Реку. Но спокойнее все одно не становилось никому.
    Внезапно однажды утром островитяне увидели надежду на спасение. Огромное каменное образование, протянувшееся вдоль линии горизонта на необозримое расстояние, неровное в своих очертаниях, громоздилось на поверхности неспокойной Реки и очень быстро приближалось. Речные странники понятия не имели о том, как выглядит заветная Суша, но ни у кого не возникло сомнения, что они видят именно ее…
    С невероятной быстротой Суша преградой вырастала перед мчащимися к ней на хлипких связках бревен людьми. Сердца их замирали. Смесь страха и восторга стесняла грудь, перехватывала дыхание. Был ли это конец пути? И вот уже стало возможным разглядеть нависшие над Рекой скалистые кручи, непостижимые по своей величине. Яростные волны разбивалось о них и превращались в гибельную пучину. Но куски острова, ставшие теперь плотами, несло отнюдь не на скалы, а в прорезавший их широкий канал. Сотни таких каналов пролегло по Суше, дабы обеспечивался пропуск вод Реки.
    Когда группу плотиков внесло в канал, людям пришлось заботиться о том, как удержаться на них, ибо скорость течения здесь увеличилась еще троекратно. Кусочки некогда большого острова плясали на волнах, словно пучки невесомых былинок. О том, чтобы пристать к берегу, нельзя было и помыслить. Бешеные буруны взрывались и кипели на острых камнях вдоль краев канала. Рискнувший прорваться сквозь них был бы заведомо обречен. Да и смысла в этом никто не видел. Покамест люди не обнаруживали на Суше ничего, кроме голых бесплодных скал.
    Веревки, соединяющие островки-плоты, скоро порвались. Перекидывать другие путешественники не решились, опасаясь, что при неосторожном шаге их попросту смоет в стремнину. Они привязывали себя к бревнам, стараясь не обращать внимания на покрывшие их тела синяки и раны.
    Фантастические, многоцветные, красивые и устрашающие формы создала природа из камней на Суше. При небольшом воображении где-то можно было различить схватившихся в борьбе великанов, потом вдруг появлялось изготовившееся к прыжку страшилище, причудливые мостики и арки соединяли берега канала, а иногда камень представлял собою прекрасное раскидистое дерево. Однако бедолагам-путешественникам было недосуг любоваться этими экзотическими творениями природного гения. Перед ними стояла только одна задача – выжить.
    Труднее всего им стало ночью. Они не смели даже попытаться разжечь костры. В полнейшей темноте люди в ужасе ждали катастрофы, которая могла случиться в любое мгновение. Стоны, вопли и мольбы раздавались на плотах, их не могли заглушить ветер и шум волн. Казалось, ночь длиться бесконечно. Но все же наконец наступило утро и путешественники обнаружили, что многих из их друзей и знакомых уже нет рядом. Ночь не отказалась от своих жертв.
    Четверо суток продолжалась сумасшедшая скачка связок бревнышек по волнам. Затем, сделав резкий поворот, канал неожиданно оборвался, и островки-плоты снова вынесло в необъятные воды Реки. Путешественники все же увидели Сушу, но осязать ее им не представилось возможности. Однако это обстоятельство печалило их гораздо меньше, чем тот факт, что в живых осталась только половина от числа увидевших Сушу четыре дня назад. Когда, в конце концов, люди смогли найти в себе силы, чтобы стянуть воедино куски разбитого острова, Суша, оставшись далеко позади, исчезла из поля их зрения.
    К этому моменту Бучан как-то подрастерял свою заносчивость и превратился в учтивого и покладистого человека. Шайка его последышей распалась сама собой.
    Скорость течения Реки очень быстро снизилась до первоначальной. Но немало времени прошло, прежде чем жизнь островитян обрела былую осмысленность. Однако перенесенное испытание и полученное от этого разочарование не сломило людей, не заставило их отказаться от своей цели. Они не прекратили поддерживать остров-плот в плавучем состоянии и своевременно обрезали нарастающие на нем водорослевые путы. Устранив последствия бедствия, люди снова надеялись и плыли.
    Таким образом они прожили еще два года. У них были трудности, которые приходилось преодолевать. Они создавали семьи и воспитывали детей. И провожали в последний путь друзей и близких. Они страшились смерти и радовались любви, слагая о ней песни.
    Суша возникла перед ними глубокой ночью, обозначенная россыпью бесчисленных огоньков вдалеке. Ночь стояла чистая и тихая. Огоньки сливались с сияющими ярко звездами, их запросто можно было принять за обман зрения, вызванный отражением неба на глади воды. Но тот, кто впервые увидел их и оповестил весь остров, поднимая его ото сна, не вызвал нареканий в свой адрес. До самого рассвета островитяне простояли, как один, вглядываясь в подсвеченный горизонт. А восход солнца развеял все остаточные сомнения. Они медленно приближались к прекрасной Суше, цветущей зеленью и украшенной вымпелами на высоких башнях. Пробуждаясь, обитатели Суши открывали окна домов и выходили на улицу. Увидев плывущий остров и сгрудившихся на краю его людей, они с криками бежали к берегу, чтобы приветствовать путешественников.
    Островитяне также не сдерживали эмоций. Они ничуть не сомневались, что им будет оказан радушный прием. Чем ближе они подплывали, тем лучше могли разглядеть Сушу, и затем им стало понятно, что Река принесла их остров обратно к Мосту. Хотя и выглядел Мост теперь совсем иначе. Когда движение по нему полностью прекратилось, люди приноровились к новым условиям жизни и раздвинули его в ширину так, чтобы жить вольготнее и удобнее. Каменная кладка Моста скрылась под облепившими его строениями из водного дерева. Но Мост все равно являлся основанием поселения, подобно тому, как хребет является основанием тела животного. Стоило предположить, что путешественники проплыли вокруг своего мира, составляющей частью которого была Река, и вернулись туда, откуда началось путешествие.
    Табилай наблюдал ликование островитян и был счастлив еще и оттого, что теперь он сможет снять с себя груз ответственности за них.
    – Все-таки я вижу на твоем лице озабоченность, – произнесла стоявшая рядом Летика.
    – О нет! – отозвался Табилай. – Просто все очень необычно…
    Больше он ничего не сказал – потому что пока  не находил слов для выражения путаных мыслей. А думал он о том, что если у людей есть мечта и она действительно стоящая, они должны сами построить ее для себя. Почему же им пришлось так поздно понять это?!
    Старый же Гураган в напряжении хмурил брови, чинно восседая на крыльце дома и положив руки и подбородок на упертую в землю клюку. Он, несомненно, опять пытался заглянуть в будущее.