— Добрый день, уважаемые коллеги! — обратился к сотрудникам банка «Корвет» генеральный директор Михаил Кузьмич Шинок. — Рад сообщить вам о переезде банка в новое здание. Не совсем в центре города, но место очень удобное.
Актовый зал ожил. С задних рядов набежала волна тревожного гула и стихла в партере. Сидевший в первом ряду главбух, Сан Саныч Лачугин, заёрзал в кресле предчувствуя неприятности. «Такие новости не приходят в одиночку, что-то будет», — рассудил главбух. А он редко ошибался. Жизнь прошлась массажистом по его судьбе, подарив особый нюх на проблемы. Может быть поэтому, ему до сих пор всё интересно и до всего есть дело. Худощавый, среднего роста. Брови резко очерчены на фоне седых висков. Когда он снимает очки, блеск серых глаз неприятно поражает: зачем пожилому господину такие молодые, такие въедливые глаза?
Сверкая дежурной улыбкой, Михаил Кузьмич продолжил:
— А ещё, у нас новый начальник отдела безопасности. Это бывший сотрудник оч-чень интересных структур, Антон Иванович Бомс!
На сцену вышел крепко сбитый мужчина, небольшого роста, с коротко постриженными тёмными волосами. Стоит ровно, смотрит прямо — чувствуется военная выправка. Серая двойка отливает металлом; голубые глаза почти без ресниц, ищут в кого бы пальнуть.
Эту новость приняли спокойно. Не раз уж бывало, что залив за воротник, директор принимал «гениальные» решения. Многие даже не утруждали себя запоминанием инициалов новых боссов. Надоевшие всем попытки исправить положение банка не вызывали ни энтузиазма, ни шуток. В итоге, выстрел директора попал в молоко, если он хотел кого-то сразить.
Но расслабляться народ не спешил. К стрельбе готовился новый спортсмен — Бомс. Он как раз занял место у журавля с микрофоном.
— Здравствуйте! — рявкнул свежеиспечённый начбез. Бедолаги в первых рядах вздрогнули и недовольно завозились в креслах. Заметив реакцию, Антон Иванович шагнул в сторону от микрофона и продолжил. — Сразу к делу. Все сотрудники переселяются жить в пригород, в дом арендованный банком. Несогласные — увольняются. Вопросы есть?
Тишина накрыла актовый зал. Такой стрельбы корветчики ещё не встречали. Отученные от простых формулировок, люди с трудом восприняли новость. Сначала появился лёгкий шепоток, потом он перерос в общий гул. Резкие фразы заметались по залу, как молнии. Сан Саныч, встал и, обернувшись к рядам, попытался жестами успокоить коллег. Шум поутих, все смотрели на главбуха.
Покраснев от натуги, непривыкший к ораторству старичок озвучил общее настроение:
— Плохо, что всё так резко. Плохо, что не продумано. Ради чего продавать квартиры, переезжать? У многих дети учатся в школах рядом с домом, ходят в детские сады. Да и вообще… Хорошо, что можем уволиться, спасибо за напоминание!
Поднявшийся гвалт доходчиво подкрепил слова главбуха.
Крепко сжав губы, Антон Иванович пережидал взрыв возмущения. Директор побледневший, но всё ещё улыбающийся, решил помочь делу. Подошёл к микрофону и выдал очередную порцию новостей.
— Продавать ничего не надо. Ну… переедем вместе с семьями в новый дом. И я с вами, и всё руководство. Детей устроим, быт наладим…А самое главное… — зал настороженно притих. — На работу будем ездить на служебном транспорте. Не более получаса…
Закончить мысль не дали. Крики вроде: «Нет таких прав! Не заставите!» — могли бы заглушить океанский прибой. Никто бы и не подумал, что банковские служащие такие отчаянные. Глаза горели, ладони со свистом рубили воздух…
Директор посмотрел на Бомса, махнул рукой и вышел из зала. «Плохо, что Кузьмич и на новенького не надеется, — подумал главбух. Тут же, в противовес, постарался найти и хорошую сторону в деле — так учит и восточная, и лично лачугинская мудрость. — Хорошо, что меры пошли новые. Если и не выплывет банк, так хоть интересно будет…»
На следующий день утренняя планёрка у генерального началась с доклада начбеза о настроениях: все жужжат о поиске другой работы. Но при тонкой раскрутке на разговор в курилках выяснилось, что половина решила сдавать свои квартиры, а другая половина на седьмом небе от халявного жилья.
— Да-а, вон оно как… — протянул Шинок. — Вы, Антон Иванович, обещали организовать переезд. Приступайте где-то в середине сентября. Люди подготовятся, окрепнут духом. Или есть возражения?
Возражений не было. Невозмутимый Бомс лишь коротко кивнул, а остальные закатили глаза, вспоминая спешные дела до переезда.
Сентябрь — приятный месяц во всех отношениях. Тут тебе и фрукты с овощами, и жары уже нет, а до холодов ещё далеко. Корветчики сошлись в том, что время для переезда вышло самое удобное. Управились за два вечера благодаря хватке Антона Ивановича. Банковскую требуху перевезла какая-то подозрительная фирма, все сотрудники которой упакованы в зелёный камуфляж. А с людьми обошлись проще: караван фур с ордой раскосых грузчиков решили все проблемы. Могли бы и в один день уложиться, но жильцы перессорились из-за квартир: количество комнат, этаж, вид из окна… С каждым переговорил наедине Антон Иванович. Судя по результату — для каждого нашёл особые слова.
Переехали. Новое трёхэтажное здание банка на окраине города было замечательно огромными колоннами, подпирающими своды холла. Парочка колонн даже выбралась на ступеньки главного входа. В остальном, оно представляло собой обычную коробку из красного кирпича: коридоры, двери, лестницы…
Зато жилой дом всем понравился. В отдалённом микрорайоне, шестнадцатиэтажка с тремя удобными подъездами. Большие и светлые квартиры, огороженный двор и под ним автостоянка. Рядом школа, детский сад, выводок магазинов. Пикники устраивай хоть под окнами, настолько чистый и уютный лесок подпирает ограду. Живи и радуйся.
В хлопотах мигом пролетели выходные. А утро понедельника началось с сюрприза — ожили мониторы, встроенные в двери лифтов. Горящее красным огнём сообщение напоминало справку на вокзале:
«Отправление к банку с минус второго этажа в 7:20. Время в пути 30 мин.»
Никто не ожидал, что обещанный служебный транспорт действительно появится. И уж совсем загадочно выглядело «с минус второго этажа». Сан Саныч, по привычке вставший в шесть, успел сгонять на этаж и всё обследовать. Впечатления обрушились на толпу собравшуюся у выхода.
— Там крохотная станция метро! — возбуждённо рассказывал главбух. — Поезд похож на серебряную иглу и едет по одному рельсу! Окон нет, дверей не видно, везде полумрак и тишина… Слышно только, как далеко в тоннеле шумит что-то.
Заинтригованные корветчики толпой спустились к перрону. Билетами послужили пластиковые карточки системы доступа банка. Едва первые ряды увидели сверкающий бок поезда, охи и ахи заполнили узкую нору из кафеля и зеркал, служащую станцией. В ходе разгоревшихся дискуссий, поезд признали чудом с японскими корнями. Некоторые упорствовали на сугубо российской разработке и спор мог бы затянуться надолго, но ровно в семь бесшумно отворились серебряные двери. Полоски белого света выскочили на перрон, как трапы.
Первым нырнул в поезд, опять же, Сан Саныч. Внутри ждал узкий коридор, по обе стороны которого тянулись ряды дверей. На каждой висела табличка с фамилией и должностью сотрудника. Номер двери совпадал с номером квартиры. Весьма удобно — Саныч без проблем нашёл свою и толкнул её. С мягким шелестом, как в лифте фешенебельного отеля, скользнули в ниши створки. Открылся вход в небольшую кабинку. Приятный голубой свет осветил шикарное кресло, которому позавидовали бы пилоты истребителей. Пахнуло свежестью с вкраплением тонкого, будоражащего память запаха. Сан Саныч замер на пороге, впитывая новизну предложенного мирка.
Пока главбух рассматривал начинку кабинки народ побойчее уже плюхнулся в кресла. Коридор заполнили шуточки, взрывы смеха.
— Эй, Петруха, у тебя кресло с подогревом? — орал на весь поезд кто-то.
— Ага! И с автопилотом! — доносилось в ответ из конца поезда.
— Ты смотри, не напои его, вдруг гаишники остановят!
Директор вошёл в поезд последним. Мешки под глазами Михаила Кузьмича красноречиво поведали о вчерашнем дне. Едва он успел занять своё место, как звонкий женский голос попросил пристегнуть ремни безопасности. Закрылись двери кабинок, поезд мягко пошёл на разгон. Пассажиры почувствовали себя, как в самолёте. Только уши не закладывало и тишина, словно переносила в другой мир. Корветчики дружно отключились — досматривали прерванные сны.
А с перрона за отправкой наблюдал Антон Иванович. Долгим, напряжённым взглядом проводил поезд. В руке блеснул телефон, запищали кнопки. Разговаривал совсем недолго. Будничным тоном сообщил об отсутствии инцидентов и нарушений. Вскоре он уже выезжал с автостоянки по направлению к городу.
Новшество полюбилось корветчикам. Нормальный дом, лес темнеет рядышком, блестят петли чистой речушки. Дорога, раньше богатая только на неприятности, превратилась в сеанс психологической разгрузки — дрыхли без задних ног. На станции под банком, или дома, выходили свежие и приветливые. Жизнь круто изменилась. Даже Михаил Кузьмич стал появляться вместе с семьёй на природе. Играл в бадминтон, гонял мяч с пацанвой. По утрам одаривал соседей искренней улыбкой.
А вот Сан Саныч через месяц погрустнел.
Незаметно он перестал спать в дороге. Время пути превратилось в ритуал откровения с самим собой. Накатывали мысли, простые, но сокрушительной силы. В чём счастье, смысл жизни и прочие вечные вопросы постоянно вламывались в заточенный под числа мозг. Железный стержень, выкованный годами в душе Саныча, пошёл пятнами ржавчины.
Задумавшись в очередной раз, главбух и на работе не смог отвязаться от надоедливых мыслей. Целый день просидел у себя в кабинете, отвечая лишь на телефонные звонки. Под вечер к нему заявился Антон Иванович. Плотно закрыв дверь, подсел к столу главбуха. А тот и не заметил. Сидел закрыв глаза, руки плетьми повесил. Рядом лежал лист бумаги, ручка с широким золотым пером. Пробившийся сквозь щель жалюзи луч солнца светлой полосой указывал на выведенную твёрдой рукой главбуха шапку документа: «Генеральному директору ЗАО «Корвет»… Заявление».
— О чём грустите, Александр Александрович? — громко, в своей манере, осведомился Бомс.
Саныч вздрогнул и открыл глаза. Поспешно накрыв лист руками пробормотал:
— Я не заметил как вы вошли…
— Ничего страшного, я и уйду незаметно.
Фраза явно таила в себе угрозу. Сан Саныч прищурил глаза и внимательно посмотрел на гостя. В прежние времена он постарался бы выяснить нюансы и предпринять опережающие действия. Но, «времена меняются и мы вместе с ними». Полчаса уютных дорожных размышлений, каждый день на протяжении месяца — жуткая кислота для личности. Сил на интригу не осталось. Это новое состояние души воспринялось с облегчением — мир упростился, так и боятся больше нечего. Ощущение покоя растеклось по жилам приятной слабостью… Не преминув воспользоваться открытием, Саныч вольготно раскинулся в кресле.
— Я понял, какую свинью вы подложили нам. «Корвет» заработал, как никакой другой банк в мире — это хорошо. Но плохо то, что вы у нас украли главное …
— Что же для вас главное? — округлив глаза спросил Бомс.
— Шоры…
— Шоры?
— Я всю жизнь старался, украшал их, как мог. Они были красивые, и очень меня успокаивали. А теперь я мучаюсь вопросами, на которые не хватает ни времени, ни сил. Временами кажется — жизнь прошла на обратной стороне Луны…
Печально тренькнул телефон. Саныч машинально нажал кнопку громкой связи. В кабинет ворвались крики, шум, возбуждённые голоса. Какая-то женщина, тяжело дыша в трубку, прокричала:
— Сан Саныч, тут такое!.. Анютка летает!
— Чего-чего? — буркнул Саныч приподняв бровь. — Наталья Сергеевна, это вы?
— Идите скорее к нам, Сан Саныч! Не дай бог, упадёт с потолка — костей не соберём!
Что-то громыхнуло, раздался женский визг и трубку бросили. Саныч ещё не успел отбить звонок, как Бомс пулей вылетел в коридор.
От кабинета до бухгалтерии всего десять шагов, но пройти их оказалось не так-то легко. В коридоре толпились люди, возбуждённо что-то обсуждали. Саныч протиснулся к дверям и замер на пороге раскрыв рот. Разгром полный. Несколько столов опрокинуты, на полу валяются горшки с цветами, папки, бумаги и прочая дребедень. Если раньше бухгалтерия являлась оплотом порядка, то теперь выглядела колыбелью канзаских торнадо.
Ощущая холодок на спине, Саныч поднял глаза к потолку. Вместо ожидаемого разъярённого демона, между светильниками висела молоденькая бухгалтерша Анютка. Рыдала, бедная, не переставая, но боялась руками вытирать слёзы. Так и капали блестящие бусинки на пол. Три солидные матроны сбились в кучку возле окна, растерянно хлопали густо накрашенными ресницами. «Хорошо, что в джинсах, — подумал Саныч, глядя на девушку. Перевёл взгляд на раскиданные по полу осколки монитора и валяющийся рядом стул. — Плохо, что со стулом взлетела…» Краем глаза заметил Бомса: он стоял в дальнем углу и разговаривал по телефону. Вид у него был крайне сосредоточенный, фразы вылетали короткие, тяжёлые: «… да проявилось… выезжайте… оцепление…»
Кто-то пихнул в спину. Обернувшись, Саныч встретился взглядом с Михаилом Кузьмичом. Вместе они торопливо зашли в бухгалтерию. Шинок захлопнул дверь перед носом любопытных. Зловеще клацнула собачка замка.
Бомс спрятал телефон, подошёл.
— Михаил Кузьмич, надо всему персоналу кое-что объяснить, а то… как бы до несчастного случая не дошло.
— Так это ваших рук дело?! — собрав кустистые брови рыкнул Шинок. — Вы что тут натворили?
— Успокойтесь, Михаил Кузьмич, — отчеканил Бомс и круто сменил тему. — Давайте сначала поможем девушке.
Не дожидаясь ответа, Антон Иванович забрался на стол. Теперь, при желании, он мог бы дотянуться до свисающей косички Анюты. Её бледно лицо оказалось как раз над ним.
— Перестаньте сырость разводить! Дайте мне ноги, я вас поставлю на стол.
Продолжая шмыгать носом, Анюта согнула в колене одну ногу и распрямила её аккуратно в руки Бомсу. Тот же трюк прошёл и со второй. Медленно садясь на корточки, Антон Иванович притянул девушку к столу. И всё было хорошо, пока она не почувствовала опору под ногами. Появилась тяжесть в ногах, колени подкосились и Анюта грохнулась на плечи Бомса. Не ожидавший такого коварства Антон Иванович охнул, и дуэт сорвался в пропасть высотой с письменный стол.
« Хорошо, падать дальше некуда, — отметил Сан Саныч. — Плохо, что неожиданно».
А Бомс, он… он слова не выбирал. Сказал, что думал — слёзы у Анютки мигом высохли.
Директор и начбез отошли в уголок секретничать. В основном говорил Шинок. Антон Иванович слушал, потирая ушибленный бок. Директор напирал, что-то требовал, постоянно срывался на крик и тут же возвращался к шёпоту. Матроны заинтересованно поглядывали в скандальный уголок. Пока одна щёткой стряхивала с летуньи побелку, другие с удовольствием обсуждали случившееся. Анюта не обращала на них внимание. Всё ещё бледная, она плавила Бомса на расстоянии.
Зная боевой дух девушки, Саныч поискал местечко, откуда он мог бы наблюдать и вмешаться при необходимости. Бухам в новом здании отломилось просторное светлое помещение. В нём без труда разместились пять столов, шкафы и осталось ещё место у входа для журнального столика и кресла. Вот в это кресло и уселся Саныч в ожидании битвы.
Но он ошибся.
Злость, достаточную для взрыва Анюта не успела накопить. Её опередили. С жутким грохотом дверь вместе с косяком обрушилась на пол. В клубах пыли ворвались чёрные тени. Блеснули автоматы, замелькали глаза в чёрных вырезах маски.
Подавая знаки спецназовцам, Бомс попытался успокоить девушку:
— Прошу вас, не сопротивляйтесь. Это в ваших интересах…
Мгновение — и Анюту спеленали чёрной сеткой, ещё мгновение — девушку уже выносят в двери…
Такого финта никто не ожидал. Дерево подлокотников треснуло в пальцах Сан Саныча. Он резко бросил щепки на пол, точно это ядовитые змеи. Ошалело посмотрел на руки, на искорёженные подлокотники — откуда сила в пальцах бухгалтера?
Спецназовцы переглянулись. Один осторожно шагнул к Санычу, хрустнув осколками монитора.
На пути неожиданно встал Михаил Кузьмич. Лицо в красных пятнах, глаза мечут молнии.
— Что за хрень творится здесь? На каком основании вы хватаете…
Короткий удар прикладом в живот успокоил его. Согнувшись пополам, Шинок рухнул на пол, а боец двинулся дальше. Саныч отчётливо представил себя на месте Анюты: тонкие нити врезались в лицо и плечи, дышать больно и сопротивляться нет сил... Кровь застучала в висках, ладони вспотели. Огненный нож вонзился в мозг и стал проворачиваться. Потоки боли выдавили из реальности…
Сознание покинуло Саныча всего на секунду, но когда он очнулся, мир уже был другим. События медленно изливались друг в друга, звуки потеряли чёткость. Единственный, кто двигался с нормальной скоростью, был непонятно откуда взявшийся паренёк лет двадцати. В чёрных спортивных трусах и белой футболке — капитан Блад на стадионе. Играючи раскидал спецназовцев по углам. Причём не бил, а ловко направлял чужие удары, предоставляя инерции закончить дело.
Сан Саныч узнал его.
Сорок лет назад этот парень неплохо играл в футбол. Звали его тогда Саньком, а чаще — Лачугой. Про отчество никто и не подозревал. Весь мир искрился надеждами и планами…
Воспоминания прервал Бомс. Он что-то кричал: связки на горле проступили струнами, звуки тянулись, но смысл ускользал. Сан Саныч покачал головой. Он уже стал догадываться о происходящем, но ничего поделать не мог. Да и не хотел. Спецназовцы нагнали страху, чего уж там скрывать. А в кресле, за спиной Лачуги так уютно.
По мере того, как Саныч успокаивался, боль уходила, и фигура парня мутнела. Возвращался привычный мир. Стало понятно, что кричит покрасневший от натуги Бомс.
— ….вы не волнуйтесь, Александр Александрович! Мы просто хотели обезопасить остальных…
«Домой что ли пойти, обдумать всё спокойно? — размышлял Саныч. — Хорошо, в старую квартиру никого не пустил, да плохо, что ключи не взял. Жене звякнуть?»
В зияющую дыру, некогда бывшую дверью, из коридора заглянул свеженький, чистенький спецназовец. Быстро окинул взглядом побоище и спрятался за стенку. Коротко доложил по рации, и очередная пятёрка штурмовиков забежала в помещение.
Женщины заголосили. Одна из них схватила дырокол и метнула в гостей. Такой убойной силе позавидовала бы и базука. Парня спас бронежилет — дырокол увяз, не причинив особого вреда. Но ударом солдатика впечатало в стенку, как муху в лобовое стекло. Полетели куски гипсокартона, штукатурка. Все замерли. Медленно, словно боясь спугнуть, другая бухгалтерша потянулась за телефоном…
И быть бы трагедии, если бы не Лачуга. Потерявший цвет и плотность, но всё ещё хорошо видимый силуэт выплыл в центр помещения. Взгляды как по команде обратились к нему. В наступившей тишине послышался слабый голос Саныча.
— Плохо, плохо дело… Как звери дерёмся… Хорошо ещё, никого не убили…
Он снял очки. Удивлённо повертел их в руках и сунул во внутренний карман пиджака. Оглядел всех, недовольно поцокал языком.
— Давайте-ка присядем, поговорим спокойно, — тихо предложил Сан Саныч. Как бы продолжая его мысль Лачуга мигом подбил колени и банковским, и спецназу — все повалились горохом на пол. Сан Саныч тяжко вздохнул, повернулся к Бомсу и спросил: — Антон Иванович, зачем тут спецназ и вообще — что происходит?
«Всего не расскажет, плохо, — прикинул Саныч исходя из прежнего опыта общения с военными. — Ему бы помочь… Может, Лачуга надавит? Усадил он народ лихо…»
Стоило подумать и парень очутился возле Бомса. Нагнулся к нему и что-то шепнул. Мелкая дрожь пробрала начбеза. Привалившись спиной к стене, он заговорил. Прерываясь, то и дело кашляя. Слова продирались, будто гвозди вытаскивались из доски.
— Дорога к банку проложена по геологическим разломам. Каждый с особенным магнитным полем… Наверху мы их проходим медленно. Спины электронов в тканях изменяются слабо и сохраняются недолго. А поезд идёт со скоростью двухсот километров в час. Влияния разломов перемешиваются … Ткани регенерируются…
Лицо Бомса изменилось: чёрточки морщин изогнулись, словно оплавились, лоб и щёки покраснели. По виску скатилась капелька пота, дыхание участилось. Он закрыл глаза и стал молча качаться из стороны в сторону.
Взгляд Сан Саныча потяжелел. Лачуга опять наклонился к Бомсу и прошептал так громко, что слово услышали все:
— Да-альше-е…
Звуки вспыхнули над людьми, царапая сознание. Боль и обещание награды за признание всколыхнули сердца. Каждый захотел рассказать призраку самые важные, самые сокровенные мысли.
К этому моменту Михаил Кузьмич уже отдышался. Сидел на полу, как и все, слушал Бомса. Шёпот призрака ядовитой змеёй проник в мозг. Холодный пот выступил на лбу от мысли, что он не успеет рассказать, не успеет покаяться.
— Я виноват, да! Мы договорились, он обещал, что эксперимент никому не причинит вреда! — взахлеб кричал уважаемый Михаил Кузьмич обращаясь к Лачуге. — Я догадывался, слишком всё красиво выходило, но так хотелось удержать банк! Мы все теперь монстры…
Бомс резко открыл глаза и зашептал исступленно:
— Да как вы можете такое говорить! Вы приближаетесь к форме, что была подарена нам природой изначально. Стрессы, водка и прочая гниль отбрасываются в прошлое. Это МЫ все уроды с изувеченными телами. А вы… — голос бравого начбеза дрогнул, — вы надежда человечества!
— Во, как заговорил! — процедил сквозь зубы Шинок. — Ты же ни разу с нами не прокатился. Что, сам не хочешь быть надеждой?
Женщины поддержали, не стесняясь в выражениях. Под шумок спецназовцы попытались встать, но опять очутились на полу. Саныч улыбнулся ставшему почти невидимому парню.
Малость оклемавшись Бомс воспрянул духом. Сел по-турецки, руки сложил на колени. Прежняя уверенность появилась во взгляде.
— Будь моя воля, я бы не вылезал из этого поезда. Но меня не пускают. Дело в том, что изменения в человеке ориентируются на его мысли. С армейскими были такие проблемы… Голливуду и не снилось, — лицо Антона Ивановича потемнело, голос стал жёстким. — Больше ни одного силовика не допускаем в проект.
Боль совсем отпустила Саныча, и призрачный силуэт Лачуги исчез. На его месте крутанулся слабый ветерок, ухватил щепотку пыли и поднял вверх. Лучи заходящего солнца высветили сверкающую дорожку. В полной тишине люди зачарованно следили за падением крохотных звёздочек...
Хрусталь минуты разбил звук шагов в коридоре. Кто-то шёл, уверенно, не торопясь. Возле выбитой двери шаги прервались. В бухгалтерию заглянула… Анюта.
— Чего это вы на полу расселись? — вскинув брови, спросила девушка.
Осторожно вошла, скромненько встала у стеночки. За лохмотья порванных на коленке брюк прицепился обрывок стального троса. Девушка его не замечала.
— Меня отпустили… то есть, когда немного взлетели, они отцепились… Да не смотрите на меня так! Вон, на улице буфетчица танку пушку оторвала и ничего! И вообще, наши там оцепление гоняют, а вы здесь сидите, штаны протираете… |
Рассказ открыт для комментариев