“… Но жизнь всё равно всё расставит иначе,
Всё будет как будет, просто пожелай мне удачи…”
Тысяча снов без покаяния Ветер распахнул слегка прикрытое окно и ворвался в душную комнату, разметав при этом все бумаги, письма и черновики, что были небрежно свалены на стол. Тут же запах соли и свежесть океана наполнили захламлённую спальню. Я закрыл створки и, развернувшись спиной к окну, стал медленно сползать на пол. На ковре валялась вся моя жизнь, вся моя душа и сущность. Все стихи, рассказы, песни… Всё, что совсем недавно прославляло меня на весь мир; всё, ради чего я жил и дышал… Руки слегка дрогнули, но остальное тело не захотело повиноваться желанию поднять рукописи…
Я поднял глаза к потолку. Когда-то давно белый, уже посерел, образовались жёлтые подтеки, которые походили на смеющиеся рожицы… И я засмеялся. Мой дом наполнился каким-то жутким, неправдоподобным смехом сумасшедшего. В соседней комнате слегка подрагивали стаканы, и старый приёмник жужжал, пытаясь поймать волну. Я засмеялся ещё громче, ещё более истеричнее и безнадёжнее. Медленно лёг на пол и почувствовал, как по лицу побежала подлая слеза…
На тёмный ночной берег медленно набегала пенная мутная волна, прибивая к нему мерзкие морские водоросли, жадно захватывая и унося с собой песчинки, ракушки, а также мелкий пляжный мусор. Небо быстро заволокло, а ветер, тот, что утром приятно ласкал, обволакивая нежной пеленой, сейчас поднимал волны всё выше и выше, обрушивая их на причал. Зарядил мелкий противный дождь, стирая грань между морем и небом, обрушивая гнев природы на маленький городок, что приютился в этом, казалось бы, райском уголке.
В этот момент город казался вымершим, и только пристань не переставала жить своей бешенной, безостановочной жизнью. Жалкого вида моряки, ругаясь браными словами, привязывали лодки. Небритые грузчики, матерясь и чертыхаясь, разгружали очередное торговое судно. Нищий в драном, грязном плаще забился под перевёрнутую лодку и, не выпуская из рук бутылку дрянного портвейна, старался согреть руки. Убогое зрелище представляла собой пристань в этот момент, и чудно было предположить, что это место – сердце города. Жила, которая никогда ему не давала, да и, наверное, не даст остановить своё развитие и раствориться в небытие.
Ну, а я, двадцатилетний мальчишка, сутками проводил время в тяжёлой работе на этой хорошо знакомой с детства пристани. Наблюдая за тем, как грузовые и пассажирские суда отходили от причала, мечтал уплыть вместе с ними, стать кем-то в этой жизни.
Опасное зрелище представляла собой стихия, но опасность меня всегда привлекала. И, не обращая внимание на тяжёлый баул за спиной, я не мог оторвать взгляда от грозного океана.
- Пошевеливайся, паршивец! – крикнул мне прямо на ухо прораб. – Я не хочу тут из-за тебя промокнуть до нитки!
На черновики упал луч восходящего солнца. Где-то пропел петух. Город, что расположен слегка правее и ниже моего утёса, стал потихоньку просыпаться. И в этом доме… в этом чёртовом, по-глупости богато украшенном, но всё-таки небольшом доме были слышны и лай собак, и скрежет каждой ставни, и хлопанье двери продуктового магазина.
С каждой минутой солнечное пятно у меня на полу становилось всё больше и больше, озаряя тем самым ещё даже не высохнувшие чернильные записи. Я поискал глазами саму чернильницу, но не нашёл, как впрочем не нашёл ни пера, ни простого карандаша.
Я заставил себя сесть и немного успокоиться. Нельзя в такой день поддаваться панике и вести себя как ребёнок. В конце концов, пришло время и пора решать.
Промокнув до нитки и дважды свалившись в лужу, я всё-таки закончил свою работу и уже было собирался в трактирчик выпить чего-нибудь, да отдохнуть, как прораб послал меня на пристань за ещё одним тюфяком. Дождь всё усиливался, волны поднимались уже выше моего роста, бесцеремонно швыряя привязанные к причалу лодки. Пришлось лезть в одну из них. Тюфяк за что-то зацепился, и я никак не мог его выудить. Пока я с ним возился, то не заметил, как швартовый трос перетёрся и лопнул. Первая же волна отбросила меня метра на два от причала. А пока я, наконец, сообразил, что случилось, то уже оказался метрах в двадцати от берега. Судорожно схватил весло, но куда там? Стихия разошлась не на шутку. Очередной волной меня чуть не выбросило из лодки, однако как-то обошлось. А вот веслу повезло меньше.
Свистящий чайник вывел меня из задумчивости. Опомнившись, налил себе кофе. Любимый напиток пусть и дрянного производства. Пару глотков – и снова голова соображает.
Стоя в дверях своей комнаты с дымящейся чашкой, я долго наблюдал за беспорядком, будто надеясь, что он сам собою уберётся. Вздохнул и поставил чашку на стол рядом с песочными часами… Большие песочные часы… В верхней чаше осталось совсем немного песка… совсем немного времени…
Я зачем-то стал наводить порядок. Собрал с пола все бумаги, сложил их аккуратно в нужном порядке. Поставил на стол новую чернильницу, положил перо, карандаш. Печатные машинки и ручки давно уже не новинки, но я их не люблю. Никогда не мог на них работать. Получалось совершенное не то, что хотелось. Меня раздражал стук клавиш, пластик же был неприятен пальцам. А вот перо и карандаш…
Я сел за стол, положил перед собой листок, открыл чернильницу, взял перо… А писать-то нечего… Минут десять так посидел, а потом, вздохнув, ушёл в другую комнату. Совсем мало времени…
Шторм утих так же неожиданно и быстро, как и начался. А я оказался посреди океана. Без еды, питьевой воды и лишь с одним веслом на руках. Но вот куда плыть? Пока меня кидало из стороны в сторону, трудно было запомнить в какой стороне берег.
Страшно не было. Скорее мною овладело уныние. Всегда мечтал покинуть этот портовый городок, но не таким же способом! Хотел приключений… Ну, вот… дождался… один посреди океана…
Какое-то время честно грёб, но потом бросил это дело, здраво рассудив, что могу просто ещё дальше удалиться от города и от тортовых путей. Тогда шансы на спасение сокращаются.
Весь день солнце нещадно палило. Вся моя одежда успела высохнуть, и я изнемогал от жары. Хотелось пить… Вот парадокс! Вокруг столько воды! Когда солнечный диск уже наполовину зашёл за горизонт, моя голова сильно потяжелела, будто бы налившись свинцом. Меня тянуло ко сну…
Находясь в состоянии лёгкой дрёмы, я мерно покачивался в лодке. Солнце уже почти закатилось за горизонт. На водную гладь быстро опустился туман. Как-то зябко стало, жутковато. Полупрозрачная белая дымка становилась всё гуще.
Неожиданно я услышал песню, нежный женский голос, окутывающий сознание и, как будто, зовущий. Лодка, которая до этого момента лишь слегка покачивалась на волнах, поплыла на манящие звуки. И только минуты через две я понял, что сам гребу единственным оставшимся у меня веслом.
Было где-то около полудня, когда я спускался по извилистой тропинке к городу. И, вдруг, зачем-то обернулся. Вот она, моя берлога. Всё-таки люблю этот дом. Стоит на самой вершине утёса. Из одного окна вид на море; из другого я вижу весь город, как на ладони; из третьего – степь, убегающая куда-то вдаль. Вроде бы и живу отшельником, но когда захочу, спускаюсь вниз, в цивилизацию. Сам дом не особо большой, хотя мне больше и не надо.
Вздохнул и пошёл дальше. Тропинка вилась между деревьями, лишь изредка выбегая на открытые участки. Сколько раз я тут ходил, гуляя просто так, ища вдохновение, раздумывая над очередным сюжетом, сочиняя стихи, мечтая о чём-то. Рано или поздно тропинка приводила меня в город, который обрушивал кучу звуков, заинтересовывая внимание, знакомя с реальной жизнью человека.
.
Голос всё приближался. Я пытался разобрать слова, но, похоже, это был другой язык. Однако то, что я не один в этой неизвестной мне точке земного шара уже придавало оптимизма. Спустя некоторое время туман начал рассеиваться и сквозь него стали проступать силуэты лодки. В лодке стояла спиной ко мне девушка. Трудно было сказать, во что она была одета. Я бы взялся это описать как серо-голубоватый балахон, а, может, он был белым. Зато её чёрные, смоляные волосы резко выделялись. В какой-то момент песни она подняла руки к небу и… исчезла…
Исчезла и песня. Я позвал, но никто не ответил. Я кричал, судорожно ища глазами силуэты девушки и лодки, но…
Минут через пять я понял, что никто не отзовется. Опустив голову на руки, я уже успел заключить, что голод негативно сказывается на моём сознании, вызывая галлюцинации. Незаметно для себя стал вслушиваться в тишину. И в ней мне что-то не понравилось.
Опять какое-то томительное ожидание, и тут… борт моей лодки обо что-то стукнулся. Я сглотнул. Повернулся. Это оказалась та самая лодка с девушкой. Медленно поднял взгляд на её лицо, но оно было обращено к небу. А потом… она посмотрела на меня… я резко откинулся назад, но, немного не рассчитав, вывалился из лодки.
Барахтался в воде я не долго. Какая-то непонятная мне сила подняла меня на метр от поверхности. Я уставился на девушку… её глаза, а точнее их отсутствие… пустые глазницы… но я мог жизнью поклясться, что она ими видела… понимаете, ВИДЕЛА! А потом она засмеялась, но совсем не тем голосом, что пела. И что-то начала говорить, но ни единого слова я не услышал. Видел только как открываются губы, но ни звука… я стал падать. Какое-то слишком замедленное падение, но вода всё равно приближалась. Я зажмурился и… ударился головой о скамейку…
Сел в лодке, вокруг океан, рассвет. Солнце только-только показалось из-за горизонта.
На главной улице сегодня почему-то тихо. Я медленно шёл мимо, разглядывая каждое окошко. Собака рыжего доброго трактирщика сладко дремала на солнышке. Наглая ворона по-хозяйски расхаживала возле крыльца. Толстый, полосатый кот лежал на подоконнике и вылизывал лапу. Вроде бы ничего необычного, но, как это всегда бывает, мы начинаем ценить то, что у нас есть, только после того, как у нас это отбирают
Ноги медленно, но верно несли меня к любимой пристани. Сейчас она уже не та, что раньше, но всё равно, это единственная живая жила города. На причале уже не так много кораблей, да и торговые суда приходят лишь пару раз в неделю. Трактир, что когда-то был здесь основным заведением, превратился в склад. Я повернул и пошёл вдоль берега, в сторону пляжа.
На песчаный берег медленно, скорее даже лениво набегала волна. Пенная вода размывала песок, перемешивая в сотый раз гальку и ракушки. Шум прибоя будоражил воспоминания далёкой юности, а крики чаек уносили с собой, подальше от этого бренного мира, туда, где время остановилось.
Весь день я провёл в томительном ожидании если не чуда, то хотя бы чего-нибудь необычного. Как же это невыносимо сидеть без дела, вглядываться в горизонт в поисках паруса или какого-нибудь острова. На небе ни облачка, и солнце нещадно жарит, и никуда не денешься.
Меня клонило ко сну. Я лёг на дно лодки и задремал. Очнулся же от стука в дно. Что-то или, может, кто-то стучал прямо над ухом. Я сел… Вокруг творилось что-то невообразимое: всё небо было заволочено серыми кучевыми облаками, океан кипел, вокруг моей лодки кружили несколько плавников. Сравнительно недалеко, метрах в десяти, плавно покачивалась на волнах моя ночная знакомая.
И тут я почувствовал, что за моей спиной что-то происходит. Повернулся. Из воды медленно поднималась не то ящерица, не то змея. “Плавники” оказались “украшением” её хребта. И я бы сказал довольно-таки мощным “украшением”. А морда страшная-страшная. Глазищи размером с каминный проём, а внутри них огонь. Вытянутый нос, а усы толщиной с хорошего удава (правда, на взгляд напоминали резину). Вместо лапок – щупальца, такие мерзкие и противные, как у кальмара. Оно резко раскрыло не видимые мне до этого крылья, чёрные, чешуйчатые, формой как и у летучих мышей. Теперь его можно было назвать драконом. Итак, эта тварь взлетела и начала лениво, как будто разминаясь, “порхать” в воздухе. Я взглянул на “девушку”. Она молча наблюдала за происходящим своими пустыми глазищами.
Я снова посмотрел на дракона. Похоже, за наше короткое знакомство я ему чем-то успел приглянуться… на свою голову… Очень внимательно, как щенок нового хозяина, он рассматривал меня. Фыркнул (ну честное слово, собака да и только!), вобрал воздух и… выплюнул в меня кипящую прямо в воздухе воду…
Я инстинктивно закрыл лицо руками и… На меня обрушилась холодная солёная вода. Отплёвываясь, сел в лодке. Море слегка штормило, и меня опять кидало на волнах.
Я лежал на песке, вдыхая сырость августовского вечера и рассматривая бесконечные морские просторы. Солнце уже садилось за горизонт, а небо окрасилось в лилово-розовые оттенки. Редкие облака, что стремительно проносились по небу, походили на клубничное мороженное (разве что вишенки недоставало).
Я встал. Пора домой. С большой неохотой поднялся и пустился в обратный путь, на вершину моего утёса.
Шторм был несильный, однако он принёс прохладу и свежесть. Я всё думал об этом сне… А, может, это вовсе и не сон? Галлюцинация? Всё одно. Однако что-то заставляло меня думать по-другому. И эта девушка, кто она?
Голова болела от голода и от этих бесконечных вопросов. Пытаясь отвлечься, я стал всматриваться в горизонт и… о чудо! Там показалась лодка… с белым парусом…
Трудно описать, сколько волнений было в моей душе, пока я изо всех сил грёб, пытаясь догнать судно. А вдруг уплывёт? Ведь врятли меня заметили. А вдруг опять мираж? Или мне всё это только сниться? Но, к моему большому облегчению, расстояние между нами сокращалось. Вскоре я понял, что что-то белое – это не парус, но моё плохое зрение не позволяло мне понять, что же именно. Когда между нами оставалось метров пятьдесят, я чётко различил, что плыву навстречу той, что приходила ко мне во снах. Опять сон? В расстроенных чувствах я бросил грести с грустью сел на лавку, дожидаясь очередной фантазии моего подсознания, но…
Вечер опускался на пристань. Раньше здесь рабочие и матросы работали ночами, загружая судно за судном, драя палубы и трюмы. Сейчас, часов в девять вечера тут уже редко кого встретишь. Лишь случайный прохожий медленно прогуливается по причалу, ища успокоения для дел своих насущных. Эта гавань уже года два как стала неудобной для кораблей. Она слишком далека теперь от новых торговых путей.
На встречу мне выбежала чёрная дворняга и зарычала. Не обращая внимания, я прошёл мимо. Собаки теперь всегда на меня рычат, они бояться…
Наши лодки быстро сблизились. То, что я поначалу принял за парус оказалось не то платьем, не то плащом, развевающимся на ветру. Девушка стояла, скрестя руки на груди. Её чёрные волосы, слегка завиваясь локонами, мягко спадали на плечи. Если бы не пустые глазницы, то (чёрт возьми!) я бы сказал, что она прекрасна.
Неожиданно она заговорила:
- Почему ты считаешь меня сном?
А голос! Такой чудесный и нежный струился, словно весенний ручеёк.
- А разве может быть иначе? Ты – нереальна…
- Ты не веришь в чудеса?
- Нет, и никогда не верил.
Какое-то время мы молчали. У меня создалось впечатление, что она смотрит на меня. Пусть у неё и не было глаз, но за их недостатком она могла видеть мою сущность, читать мысли…
- Ты хочешь выжить?
- Да.
- Зачем?
- Чтобы жить!
- В твоей жизни не было особых радостей и печалей. И счастье тебя не посещало. Ты не веришь в чудеса, потому что ты их всегда старался не замечать. Твоя жизнь – тупая работа грузчиком на причале. И только вид бурлящей стихии завораживает твоё сознание…
Я молчал.
Город уже готовился ко сну. В некоторых окнах горел свет. Где-то были слышны смех и разговоры. Трактирщик закрывал своё заведение, а рыжая псина крутилась у него под ногами. Завидев меня, тут же кинулась на меня с громким, оглушительным лаем. Эх, чтоб их всех! Тявкать, тявкают, а подойти бояться. Хозяин, улыбаясь, уже отогнал собаку и протягивал мне руку:
- Смотрите-ка, наш писака вылез из своего убежища. Рыжий! Да прекрати ты!
Псина, сменив гнев на милость, села рядышком и, не сводя с меня глаз, порыкивала.
- Да так, решил прогуляться, - ответил я на рукопожатие.
- Давно тебя видно не было. Всё пишешь?
- Временами. – не входил в мои планы разговор со знакомым (как бы отвязаться повежливее?).
- Гав! – собака не выдержала.
- Рыжий! – взревел трактирщик. – Да, что с ним такое?
- Простите, мне пора.
И оставив недоумевающего человека разбираться со своим питомцем, я поспешил удалиться.
- Зачем?
Вот ведь пристала!
- Да откуда я знаю?! Чтобы просто жить, чувствовать, дышать!
- Ты боишься смерти…
- Возможно…
Её пустые глазницы буравили меня взглядом. Ну, и парадокс же… Молчание затянулось минут на пять, в течение которых мне было очень не по себе. Наконец, я не выдержал:
- Почему у тебя нет глаз?
- Они есть.
- У тебя пустые глазницы.
- Ты их не видишь.
- Почему?
- Хотя бы потому, что я мертва. Глаза – зеркало души. А моя душа скрыта от тебя за пеленой моей смерти. Ты не можешь их увидеть.
- Кто ты?
Она молчала.
- Кто ты?
И опять томительное ожидание. Борта лодок тихо постукивали друг о друга. Шторм почти стих.
- Кто ты?
- Пойдём со мной.
И протянутая рука стала мне ответом.
Тихое и спокойное море. Я поднимался на утёс, всё замедляя и замедляя шаг, наблюдая за красотой природы, ловя последние лучи заходящего солнца. Мимо проскакала белка. Завидев меня, пугливый ёж свернулся колючим шариком. Какие-то птички щебетали вечернюю песенку.
Тропинка вывела меня на открытый участок. Я остановился и долго наблюдал за морем. Не знаю, сколько прошло времени, но своего я добился. В последнем луче уходящего солнца я увидел её…
Может и зря, но я взял тогда её руку. Сначала она слегка приподняла меня над водой. Потом свистнула (в этот раз её голос походил на крик совы). Вода забурлила, зашумела и на поверхности показалась та самая морда, что плевалась в меня кипятком. Только в этот раз, могу поклясться, она улыбалась. Вынырнув, дракон растянулся на поверхности воды. Длинная змея (метров десять точно). Девушка что-то проурчала на своём языке, после чего дракон открыл пасть, а она посадила меня ему на язык.
- Ты что делаешь?
- Не бойся, он аккуратно.
Не успел я сказать и слова, как пасть захлопнулась. Я оказался зажатым между языком, зубами и нёбом. Поверьте, впечатление не из приятнейших (это если ещё учесть, что у этой твари жуткий запах изо рта). Что аккуратно? Съест меня?
Я уже даже мысленно приготовился быть съеденным, как почувствовал, что зверюга-то плывёт вниз, в глубины океана. Неожиданно в пасти посветлело. Точнее не так, она стала полупрозрачной… чтоли… Я увидел, как мимо проплывают рыбы, медузы, резвятся дельфины. Пришлось, правда, наблюдать это зрелище вверх ногами, но, по сути, разницы особой не было. Однако никто из морских обитателей не обращал на нас внимания. То ли они уже давно привыкли к этой ящерице, то ли они его просто не видели… не знаю…
Опускались мы долго. Свет уже перестал доходить до этих слоёв воды. Какое-то время вокруг ничего нельзя было рассмотреть. Вокруг одна чернота. Но потом темнота стала отступать, оставаться позади. Впереди нас был источник света – огромная полусфера, выраставшая из земли. Её поверхность состояла из огромного множества ячеек, похожих на пчелиные соты, и от каждой из них исходило мягкое голубоватое сияние. Время от времени какая-то из них открывалась и закрывалась. Если бы меня тогда спросили, что это? Я не задумываясь ответил бы: “Солнце под водой.”
Большие маятниковые часы, что стоят у меня в гостиной, показывали 10.30. Я зажёг на кухне свет и поставил чайник. Как неприкаянный обошёл все комнаты. Искал, чем можно занять руки, но так ничего и не придумал. В конце концов, просто встал у окна, наблюдая за тем, как лодка приближается к берегу.
Мы подплыли к ячейке, она открылась, давая нам дорогу. Свет начал меркнуть, и я опять оказался в окружении языка, зубов и нёба. Спустя некоторое время ящерица открыла пасть, выпуская меня на свободу.
Меня ослепил яркий свет, но, привыкнув, я обнаружил, что меня привезли к какому-то берегу. Моя знакомая терпеливо ожидала, пока я выберусь из пасти морского дракончика, что я, впрочем, поспешил сделать. В первую минуту я был счастлив оказаться на суше и лишь потом осознал, что это не галька, не песок, не земля, а мраморные блоки, собранные в мозаику.
- Где мы?
- У врат в другой мир.
- А ты…
- …проводник.
- Но я…
- …хочешь жить? Тогда тебе придётся сначала сказать зачем.
Она пошла вперёд, а я старался не отставать. Пейзаж был довольно-таки унылым: ни тебе деревца, ни кусточка, ни просто травинки… один мрамор. В центре этой мраморной обители располагались огромные, метров семь в высоту колонны, из того же мрамора. Собственно говоря, это была единственная постройка на острове. К ней же мы и направлялись. Я почувствовал чьё-то присутствие. Я их не видел, но всем нутром чуял, что здесь сотни таких же, как она, проводников. И с каждым из них кто-то идёт рядом, такой же, как и я…
Засвистел чайник. Я его выключил, но так и не налил чай. Расхотелось. Дважды снова прошёлся по комнатам. Зачем-то поправил подушку на кровати. Полил цветы. Снова пересмотрел все бумаги. Сел за стол. Взял перо и начал писать. Писал долго, перечёркивая кривые строчки, исправляя что-то. И стоило поставить последнюю точку, как часы пробили полночь.
Все они шли прямо в ворота, не сворачивая, а она повела меня чуть правее, к самой колонне. Там была маленькая неприметная дверь, за которой скрывалась винтовая лестница. Поднялись на самый верх. А там старик, в таком же бело-голубом плаще и тоже пустые глазницы. Они долго говорили на своём языке, после чего старец обратился ко мне:
- Посмотри вокруг юноша. Здесь последнее пристанище того, чья судьба была прервана морем. Жизнь изначально планируется так, что каждый умирает естественной смертью. Но ведь так не всегда получается. Убийства, погодные явления и т.п. уносят многие жизни незапланированно. И эти души попадают к вратам, где, если сильно хотят, могут остаться жить. Что же такого в твоей жизни, что ты не хочешь уходить?
- Я хочу жить!
- Прости, но это не объяснение. Зачем ты хочешь жить?
Я молчал.
- Ты сильно цепляешься за жизнь, и, в принципе, нам не сложно дать тебе ещё пару лет, но ты должен за это время успеть что-то сделать, ибо это время отпускается тебе не просто так.
- У меня есть мечта. Я хочу быть писателем и писать так, чтобы кто-нибудь, лет этак через сто прочитав моё произведение, сказал, что это написано великой рукой.
- Да будет так. Но учти, если ничего такого ты написать не сможешь, то вечность тебе придётся работать проводником. Никто из этих душ не сможет увидеть твоих глаз, твоей души. И никуда тебе нельзя будет уйти. И дальше ты не пойдёшь. Не сможешь родиться снова. Готов ли ты рискнуть?
- Да. – я почувствовал укор с её стороны.
- Хорошо, я дам тебе время. Пока есть песок в верхней чаше этих часов, ты будешь жить и работать. Но стоит последней песчинке упасть вниз, она вернётся за тобой.
В его руках образовались большие песочные часы. Они поднялись надо мной, закружились вокруг своей оси и… стали на меня падать…
Мне на лицо обрушился поток воды, а кто-то усиленно стал бить по щекам. Я открыл глаза.
- Очнулся! – крикнул трактирщик кому-то рядом стоящему. – Ну и напугал ты нас, сынок. Тебя весь город уже месяц найти не может. Ты где пропадал?
Я лежал на песчаном пляже недалеко от того самого городка, где родился, жил и почти умер…
С тех самых пор не любят меня собаки, я ведь почти мёртв…
Пора. Последняя песчинка упала вниз. Я встал. Последний круг почета по комнатам, небольшая остановка у окна. Она уже на пляже. Стоит и ждёт. Я вздохнул и пошёл к двери. Вышел на улицу и долго ещё размышлял, а потом резко повернул, вошёл в комнату, взял часы и… со всего размаху разбил их об пол…
Я бы посчитал всё это сном, да только ночью она опять пришла ко мне и спросила с укором:
- Зачем ты соврал?
Я молчал.
- Испугался смерти…
Я кивнул. Она вздохнула и села рядом.
- Если ты ничего не напишешь, то твоя душа не найдёт покоя. Ты будешь вечно проводить к вратам других.
- Это плохо?
Она не ответила.
- Ты ведь проводник. Значит, ты не смогла что-то сделать в отпущенный тебе срок?
- Не будем ворошить прошлое.
- Как тебя зовут?
- Неважно. Пойдём.
- Куда?
- Спасать твою душу.
- Зачем ты их разбил?
- Я не хочу в другой мир.
- Почему?
- Я хочу остаться рядом с тобой.
Она приходила далеко не каждую ночь, но часто. Можно даже сказать, что она брала меня с собой на работу. Не только люди были её “клиентами”. Она мне показала много других миров. Каждый раз, просыпаясь, я писал. Рассказы, стихи – всё это с лёгкостью выходило из-под моего пера.
Несмотря на то, что городок был маленьким, а редактор местной газеты – человек совершенно неизвестный, он как-то продвинул мои рассказы в печать. Уж чем они понравились людям, я не знаю, но факт остаётся фактом, я прославился.
Произошло это всё очень быстро, всего за пару лет. Я поставил домик на утёсе и, фактически, стал отшельником…знаменитым отшельником… Каждую ночь ждал её. Эти сны стали, наверное, смыслом в моей жизни. И плевать мне было уже на рукописи.
Один раз она принесла мне часы, и я ахнул. Две трети моего времени истекло.
- Зачем ты тогда согласился?
Я молчал. Посмотрел ей в лицо, и мне как будто бы показалось, что я увидел её глаза…
- Зачем? Ты останешься без права на перерождение. Ещё никто не назвал тебя великим поэтом.
- Отлично, тогда пойдём.
- Большая ошибка.
- А, может, удача?
Я уже сбился со счёту. Не знаю, сколько снов она мне показала, но их была не одна сотня. Может, тысяча, может, больше…
Но с каждым новым сном я понимал, что если уйду в другой мир, то больше никогда её не увижу. А я этого не хотел. Всё чаще и чаще я улавливал её глаза. И однажды я их увидел чётко и ясно. Эта была самая счастливая минута в моей жизни. Эти голубые, бездонные глаза. Добрые, отзывчивые. Но в них было столько боли…какой? Я не знаю. Но её ошибка была страшнее моей, вот что я смог понять. Я любил её…всё, что искал в жизни, заключилось в этих глазах…и ничего мне больше не надо было…
Я попросил её о прогулке. Она, как ни странно, согласилась. Мы спускались по тропинке в город, когда я преградил ей дорогу.
- Что такое?
- Смотри. – я показал на солнечный диск наполовину опустившийся за горизонт. – Правда, красиво?
Она улыбнулась, и тогда… я поцеловал её. Сначала она было размякла у меня в руках, но потом оттолкнула, слёзы покатились из её глаз.
- Пиши свою книгу. Я приду за тобой в указанный срок.
И исчезла. Только я её и видел. Не дала даже слова сказать. Но что-то мне подсказывало, любит…
Она молчала, и я молчал.
- Пойдём, уже давно пора… - мне не терпелось со всем этим покончить. Она посмотрела на меня. Эти голубые глаза…что они со мной сделали…всё ради них… Мы вышли, я тихо прикрыл дверь. В доме стало темно и тихо. Почему я плакал утром? Почему боялся принять решение? Я никак не мог понять…
Я больше не писал. Так изредка катал какие-то стишки, но это были откровенные отписки. Я понял, чего хочу, знал, как этого достичь, но было страшно. Каждый день наблюдал, как медленно убывал песок. Она больше не приходила, а я всё ждал и ждал её. Хотел обнять и сказать, что хочу быть с ней.
Отсутствие снов меня угнетало. Сколько же их было? Я пытался пересчитать, но куда там? Сотни разных миров, погибших существ, утерянных судеб. Тысяча… тысяча снов без покаяния…
Дом на утёсе уже с месяц стоял так, как будто в нём никто не жил. Света по вечерам не было, да и писатель не спускался в город. Трактирщик забеспокоился. Он тогда спас этого мальчишку, вовремя найдя на пляже, да и знал с малых лет. Вот и чувствовал какую-то ответственность за него. В итоге, он решил-таки к нему заглянуть. Этот дом никогда не знал гостей: никто не ходил к отшельнику, а вот трактирщик всё-таки решился.
Дверь была не заперта, на плите стоял чайник, но никого не было. Трактирщик зашёл в спальню и подошёл к столу. Там лежали все работы писателя, а также последняя, что он написал в ночь ухода:
Моя жизнь – груз ошибок и поражений,
Покой не наступит уже.
И не лежу я на поле сражений,
Я просто плыву по волне.
Судьба – это только пустая шутка,
Что над нами смеётся всегда,
Такая старая, скучная прибаутка,
Что не исчезнет уже никогда.
Судьба…может, случай или просто ошибка
Меня занесли в чужие края.
Закаты там те же, всё та же палитра…
И там почему-то я встретил тебя.
Сначала чужая…меня ты спасала.
Зачем? Теперь уже не пойму никогда.
Любить себя ты не умоляла,
Просила забыть навсегда-навсегда…
Но что-то в тебе я всё же увидел
И понял, другая жизнь ни к чему.
Ждёт меня молодая погибель,
И я смело иду в пустоту.
Ты мне показала многие судьбы
И души, что плача, кидали дома.
Они умирали, тонули в рассудке,
И покидали свой мир навсегда.
Во снах ко мне ты часто являлась,
Их было так много, считать не берусь.
И те, чьи жизни тогда разбивались,
Не знали той самой печали груз.
Мне жизни не жалко,
Я видел и хуже, пытаясь представить, что это лишь сон.
Она всё старалась, хотя и напрасно,
Я сам себе подписал приговор.
Все сны, что я видел, были печальные.
Никто никому не сказал “Прощай”.
Все сны эти были без покаяния…
Тысяча снов, уносящая вдаль…
- Поистине великий писатель, - проговорил себе под нос старый трактирщик…
|
Рассказ открыт для комментариев