Внизу, под землей, стоит тишина. Шахты пусты, утих стук кирки, тележки застыли на рельсах, не довезя руду до поверхности. Ближе к выходу тени перебегают из угла в угол, сквозь щели в двери просачиваются солнечные лучи, дует ветер, разнося по шахте мусор.
На поверхности солдаты в тяжелой броне, защищающей как от врагов, так и от радиации урановой шахты, стоят на стреме. Рабочие строят дорогу. Над шахтой тянет гарью и запахом жареного мяса, от обломков зданий валит дым. Подсобники тащат мешки, от которых и идет запах мяса, и бросают в шахту. Этих мешков много, не меньше пятидесяти, все они заполнены бывшими хозяевами шахты – проклятыми мутантами, невесть как выжившими. Дальше, на востоке, слышны свистящие выстрелы бластеров и предсмертные крики. Как эти мутанты смогли возвести фермы, вырастить урожай под неблагодарным солнцем?
Любой желающий мог пройти из карьера к фермам, между ними уже проложили дорогу. Но никому к фермам не было нужно. Корабль улетел обратно, чтобы вернуться через неделю, к этому времени будет готова дорога к Старому городу, бывшей столице. Где-то там, под ним, все необходимое оборудование.
В тесной камере, которую нельзя было измерить даже пятью шагами, на жестких нарах сидел молодой человек. Он разглядывал лунную полоску, пробравшуюся в камеру сквозь дыру в крошащемся бетоне, и не ведал о том, что творится десятком миль восточнее на урановой шахте. Юношу звали Павлом. Сейчас он размышлял над тем, можно ли зажечь в камере керосиновую лампу, или это будет непростительной наглостью?
В камере было даже уютно. Паша частенько здесь бывал, успел обжиться, натаскать разных безделушек. Можно сказать, камера стала его гостиницей.
Даже – домом.
Он улыбнулся. Мало кто в городе мог похвастаться домом. Надежное укрытие позволяли себе лишь знатные люди: староста, шериф, судья, врач, да местные богачи. Ну, еще священник имел в центре вполне сносную деревянную церквушку, где и жил. Простой же люд довольствовался бетонными развалинами некогда огромных домов.
А в камере поселился Павел. Обычно, его ловили за мелкие проступки, он никак не хотел мириться с тем, что для выживания нужно соблюдать порядок.
Паша никогда не противился аресту. Шериф – добродушный старик, но когда надо, может быть жестким. А единственный на весь городок револьвер в его руках являлся весомым аргументом для послушания. Да и зачем перечить, если сам же и хочешь попасть в камеру?
Но в этот раз Паша не хотел домой. Он не провоцировал арест, он действительно решил обчистить Антона Михайловича, трактирщика. Ну, как обчистить: всего-то хотел банку пива достать, отпраздновать совершеннолетие. Дни рождения давно никто не отмечал: не знали, когда родились и вообще какой идет день. Но Паша, услышав как-то байки о том, что в Старом мире заключенные делали отметины на стенах камеры, решил таким образом вести подсчет времени.
У него был единственный календарь во всем городе, а о нем никто не знал.
И хорошо, что не знали. Разбили бы стену, а вместе с ней и морду Пашке, чтоб не умничал, не воротил страшные и ненужные традиции прошлого.
Паша решил, что днем его рождения станет тот день, когда он начертил первую отметину. Примерно высчитав свой возраст, он начал отсчет.
Стены были сплошь в «палочках». Луна как раз осветила первую черточку - день его рождения. Молодой человек горько вздохнул, проводя ладонью по стене. Первое время календарь не ладился. Паша помнил, что год делится на месяцы, те, в свою очередь, на дни. День – это когда солнце сменяется луной, а затем снова солнцем - этого не знает только дурак. Пашка отнюдь не был дураком, хотя так и не понял, что значит «неделя». Он знал, что в месяце тридцать дней, но не помнил, сколько этих самых месяцев в году. Первое время думал, что десять, но все же решил спросить совета у святого отца, должен же священник быть образованным? Ведь он читает книги. Преподобный подсказал, что месяцев было двенадцать. Павел тогда боролся с искушением спросить точное число дней, но рисковать не стал, а то еще сочтут умником…
В итоге, вышло триста шестьдесят дней. Он добавил еще один, чтобы сгладить круглое число и остался доволен результатом.
Сегодня у Паши был день рождения. Он знал, что в Старом мире никого бы не осудили за банку пива, но в Роднесске алкоголь в дефиците. Особенно такой редкий, как пиво. Но так хотелось отметить день рождения по нормальному… хотя бы и в одиночку, но по нормальному. Пашка не знал, как это, «по нормальному», но думал, что именно с пивом.
Он и успел то всего глоток сделать, как ворвался Антон Михайлович с шерифом. Трактирщик кричал, что ему надоели выходки поганца, говорил, что следует его не в комфортабельную камеру посылать, а на рудники. Шериф же, добродушно ухмыльнувшись в усы, ласково, но крепко, взяв юношу под локоть, повел его к камере. К дому.
- Михалыч, - говорил шериф. – Успеем мы парню жизнь покалечить.
Трактирщик зло смотрел на Поля, скалил зубы.
- Ну, смотри, Жень, скоро гаденыш по-крупному пакость начнет. Да он уже начал! Нет, надо же, единственную банку пива открыл!
- Она у тебя сколько стоит уже? - подметил шериф. – Все равно бы пропала.
Когда проходили мимо трактирщика, тот резким движением выхватил банку, которую Пашка все еще не терял надежды вынести. Пальцы слишком сильно сжались на мягком металле и пиво взметнулось вверх фонтаном.
Шериф засмеялся, а сзади выругался трактирщик.
- Ну вот, нажил ты себе еще одного врага, - сказал шериф.
- Евгений Владимирович, почему вы меня терпите? – вдруг спросил Павел.
Шериф отпустил парня, остановился.
- Знаешь, - сказал он, - многие в городе не любят тебя. Считают тунеядцем и бестолочью. Ты сирота, некому тебя приютить, некому заступиться…
Павлу казалось, что сейчас Евгений скажет, что он его отец или на худой конец просто решил взять над ним опеку. Паша даже улыбнулся.
- Но ты как-то выживаешь же! – продолжил шериф. – Ты единственный, кто не боится сунуть нос в Старый город. Нет, конечно, многие уходят туда, но никто не углубляется. А окрестности Роднесска скоро истощатся, так что на тебя вся надежда.
Сказав, шериф двинулся к тюрьме не оглядываясь, уверенный, что молодой человек следует за ним.
…Луна светила на черту дня рождения. Павел с тоской глядел на неё. Может, в этот день все же зажечь фонарь?
«Неужели я проведу свой день рождения взаперти», - думал он.
Хоть остальные и не знали, когда родились, Паша твердо решил, что нельзя бездарно проводить такой особенный день.
Выбраться из камеры не составляло труда. Что сложного в том, чтобы выйти из дома? Зацепиться руками за проржавевшую решетку в окне, подтянуться. Держась за решетку, подняться выше, упереться ногой об подоконник. Под самым потолком, в темноте, прячется пролом, ведущий на второй этаж. Пашка скользнул в дыру и оказался под ночным небом.
Вряд ли о его потайном ходе шериф не знал. Наверное, просто не считал нужным заделывать…
Беглец подошел к краю, взглянул на город. Стояла тишина. Люди ложатся спать с заходом солнца. А Паша любил ночь…
Роднесск – городок не большой. От Старого города с запада его отделяет высокая стена, построенная в основном из мусора. На востоке начиналась Степь. Тюрьма стояла у самой окраины, и Паша любил наблюдать с крыши восход перед сном. Изумительное зрелище… Павел не часто решался уходить в Степь, его больше привлекали развалины Старого города. Даже в этом он отличался от сограждан, которые Степь, напротив, жаловали больше. Где-то там рудники, нефтяная скважина… вся промышленная отрасль Роднесска. Там же поля, фермы.
Пашка мягко спрыгнул на землю, двинулся к городским воротам. Было прохладно, но азарт согревал. На грани слышимости, скорее почувствовал, как сбоку скрипнуло. Он не успел испугаться, как тело само бросилось к стене, в безопасную тень.
- Эй, чего скачешь? - услышал насмешливый голос.
Паша вышел в свет луны, подняв руки.
- Опять не сидится? – спросил сторож, разряжая арбалет. Одетый в темно-синюю телогрейку, с натянутым на голову капюшоном, он почти сливался с ночью. Вот только Паша его все равно прекрасно видел: тот словно светился изнутри теплым красноватым светом. Ночью намного легче разглядеть тепло и необычные места, а днем город нагретый под солнцем, ничего не видно.
Павел вздохнул, ответил:
- Не сидится… Стены, кажется, давят.
- Хм, была раньше такая болезнь, - усмехнулся старик, – сейчас не до нее стало. А в развалинах твоих что, не давит?
- Там – нет…
- Ну, Бог с тобой, иди.
Сторож демонстративно отвернулся. Парень, поняв намек, поспешил к стене, стараясь ступать как можно тише. Как только показалась стены, он свернул вправо, к высохшему тополю, местному памятнику старой природы. Взобравшись, как кот, на дерево, он присмотрелся. Если как следует оттолкнуться, то можно перелететь забор. На той стороне должна быть насыпь из мусора. Пашка часто пользовался этим путем.
Но прыгать в темноту все равно было страшно. Там холодно, ничего не отсвечивает.
Чем дольше решаешься, тем меньше шанс, что сделаешь задуманное, поэтому Пашка, выдохнув, прыгнул. В ушах засвистел ветер, под ногами мелькнул забор, и парень приземлился в мусор. Не удержав равновесия, он покатился по насыпи. Остановился, врезавшись во что-то мягкое, судя по всему, в старый матрас. В висках стучало от надрывавшегося сердца, но на душе стало радостно.
Он выбрался, и снова удачно!
А тем временем строительство продолжалось, дорога упорно ползла вперед. Все шло по плану: щебень, песок, камень и, самое главное, уран доставлялись оперативно, рабочие строили быстро. Хорошо еще, что все это добро уже было на складе, самим в шахту нырять не приходилось. Еще два-три дня строительства, пара дней на перевозку ценных находок из Старого города и - все.
Все хотели покончить с работой скорее - колыбель человечества оказалась ужасной. Как было раньше, никто не знал, но сейчас гораздо комфортнее было на родной космической станции, да даже на астероиде, добывая руду, было бы лучше, чем здесь!
Чертов Старый город! Он так нужен, но почему он огрызается? Старый город все еще дышит. Его защитные турели в полной боевой готовности, собьют любой корабль, что посмеет приблизится к нему.
Лишь бы не пришлось долго искать убежище. Все надеялись, что разведчики найдут то, что надо.
Павел осторожно выглянул из-за насыпи. Дозорные услышали шум, но выходить за стену не станут даже под арбалетом. Лишь один высунулся, глядел поверх забора. Подождав, пока дозорному не надоест осматриваться, вскочил, бросился к ближайшему зданию, возвышающемуся одинокой бетонной коробкой метрах в тридцати от забора.
В нос ударил резкий запах, напоминающий хлорку. Добравшись до зияющего пустотой оконного проема, проворно прыгнул внутрь. Запах стал резче. Стены отливали бледно-зеленым нереальным светом. Первое время Пашка обходил странный дом стороной, считал, что в нем водятся призраки. Пашка даже пересказывал на ночь себе эту страшилку, чтобы побороть страх:
«Однажды маленький мальчик вышел из дома ночью. Он перелез через забор, чтобы посмотреть на большой город, о котором все говорят, но никто не показывает. Город оказался совсем не страшным. Мальчик бродил по нему, не отдаляясь от забора, видел много необычного. Кое-где вихрем кружился мусор, хотя не было ветра, на помойке мелькали крысы, а мальчик разглядывал их теплые тела, отсвечивающие красным. Днем такого не увидишь, думал мальчик. Вот шел мальчик, шел и вдруг, увидел дом. Он был почти такой же, как все, только окна в нем светились зеленым светом! Мальчик испугался и убежал».
В странном доме ничего никогда не менялось. Бетонные стены оставались чистыми от лозы и мха. Сюда никогда не забредали ни животные, ни другие люди, чуяли страх. Пашке тоже было страшно, и вдвойне страшнее оттого, что он единственный видит странное зеленое свечение, слышит монотонный гул, будто жужжат осы, чует пресловутый запах хлорки… Казалось, что чудовище живет в доме и открывается только ему, маленькому глупому мальчику.
Привычным маршрутом Паша добрался до тайника в доме. Он оборудовал здесь нечто вроде склада: прятал найденную еду, интересные штуки. Сегодня ночью, он решил отправиться туда, куда давно хотел, но боялся – к супермаркету. Огромный магазин располагался на Центральной улице Старого города. Люди болтают о Старом городе всякие несуразицы, пугают детей страшными историями о мутантах - людях, которые превратились в живых мертвецов… Бред. Ничего страшнее полуметровой крысы он в старом городе не видел. Нашарив в тайнике фонарь, нож и отвертку, Пашка закинул за плечи походную сумку и выбрался наружу. На улице ничего не изменилось. Не набросился страшный мутант с окровавленной пастью, не велели поднять руки окружившие дозорные из Роднесска. Даже дохлая собака не пробежала.
Ну и хорошо.
Вдоль потрескавшейся асфальтовой дороги, заросшей ковром трав, возвышались невысокие, не больше четырех этажей, дома. Из облупленных боков торчали ржавые штыри арматуры, обвитые лианами. На самом верху Паша видел осторожно крадущихся кошек - ночью они охотились на уснувших птиц. Павел хотел как-нибудь принести котенка в Роднесск, да только эти хитрюги прекрасно ужились наверху, даже не думали слазить. А сам Пашка осмеливался забираться лишь в чистые дома, наподобие того, где организовал склад, на которых нет ни грамма флоры и фауны. Так спокойнее.
Мало кто решался уйти так далеко от Роднесска. Эту улицу Паша называл Центральной. Старый город тянулся много дальше, его и за неделю не обойти, но Пашка, будучи его единственным обитателем, взял себе право называть улицы. Ту, что вплотную приближалась к Роднесску, где и был его склад, нарек Портом, а Роднесск, в тайне от всех обзывал Портовой деревней, а Степь – морем.
Супермаркет находился на границе Центральной улицы и Вокзала. Центральная выделялась большой площадью, в центре которой высилась статуя лысого мужика в плаще. Бронзовый мужик сохранился просто отлично – время ничуть не тронуло его. Он гордо возвышался в сердце площади, вытянув руку вперед и так ярко светил зеленым, что на него было больно смотреть. По бокам от него, будто свита, стояли солдаты. Позади статуй разместилось монолитное здание с куполообразной крышей, в которой зияла дыра. Здание подпирали высокие колонны из мрамора, густо обвитые лианами. Павел так и не определился, чем было здание: то ли мэрией, то ли театром.
По бокам площади, словно норы кротов, находились заваленные входы в подземное метро. Где и могут обитать страшные мутанты, так это там! Вот только что они могут сделать, раз их завалило?
Чтобы найти супермаркет, нужно было от Центральной улицы идти в сторону Вокзала. Центр являл собой перекресток: южная дорога шла из Роднесска, западная вела к Вокзалу. По двум другим Пашка пока еще толком не ходил, знал лишь, что северная уведет в глубины Старого города, а если пойти по восточной, упрешься в реку. Река громко шумела, очень хотелось на неё посмотреть. Вот только дорога к ней являла собой уже непроходимые джунгли. Наверняка, там орды опасных хищников.
Ближе к Вокзалу скапливались машины. Обычно, в городе встретить машину было редкостью. Лишь кое-где, в основном в спальных районах, у обочины стояли жестяные трупы. А у Вокзала их было много, здесь образовалась самая настоящая пробка. Собственно, поэтому он и назвал улицу Вокзалом.
Паша уже различал очертания супермаркета.
Сердце застучало часто, громко. Несмотря на холодную ночь, выступил пот. Пашка давно заприметил супермаркет, но все откладывал его посещение. Почему-то было страшно. Он оправдывал себя тем, что ждет особенного повода, чтобы посетить исполин.
- Ну, вот, повод есть, - пробормотал он. – И даже не смей в него не пойти!
Супермаркет был высокий – аж пять этажей. Зеркальная стена вся в трещинах, кое-где выступал голый бетон. Входная дверь, которая должна была отъехать в сторону, как только приближался покупатель, была раскурочена. Одна створка въехала в стену наполовину, а вторая и вовсе отсутствовала.
Пашка шумно вздохнул через нос, выдохнул ртом, пытаясь успокоить колотящееся сердце, и вошел. Свет луны пропал, пришлось включить фонарь. Потолок уходил далеко вверх, стены разбежались в стороны. Парень передернулся от мурашек, пробежавших по спине.
Под ногами хрустели осколки стекла, как ни старался Паша ступать бесшумно. Пахло крысами… Мерзкие грызуны единственные, кто не боялся чистых домов.. Свет фонаря выхватывал разбитые витрины. Полки, где раньше аккуратно лежала еда, были пусты. По полу разбросаны ржавые жестяные банки, валяются разбитые плазменные панели. На стенах полуотодранные плакаты с рекламой. Около одной кассы шуршат бумаги, иной раз взлетают вверх, а затем плавно опускаются. Можно принять за происки барабашки, но Паша отчетливо видел зеленоватые завихрения. Ничего необычного, такие по всему городу. Но приближаться не стоит, он видел, как одно такое завихрение разорвало неосторожную собаку.
Павел уверенным шагом прошел торговый зал, здесь все растащили крысы. Съестное можно найти лишь в крепких стальных морозильных камерах. Через полчаса поисков, Пашка стал счастливым обладателем пары банок консервов, нескольких пакетиков сухой лапши быстрого приготовления и целой упаковки пива из шести банок! Конечно, хотелось совсем шикнуть и добыть к пиву чипсов, но лапша вполне сойдет.
По его расчетам, рассвет должен начаться часа через четыре, нужно возвращаться. Пашка шел домой, оставляя страх к огромному супермаркету в прошлом. Он любил этот город, любил его пустоту, а сейчас к его любви прибавился и супермаркет. Когда-нибудь, он надеялся полюбить каждый закуток, каждый дом Старого города. Даже не чистый.
Над городом пролетел лай, разом выведя из задумчивости. Павел огляделся, просчитывая возможные укрытия. Собаки были не близко, но и не далеко. Могли учуять человека. Лай повторился, уже ближе. Паша оглянулся, выискивая чистый дом. В переулке напротив раздался шорох, и в свет луны выпрыгнула крыса. Большая, сантиметров тридцать в длину. Даже не взглянув на человека, она прошмыгнула дальше, исчезнув в подвале. Сразу же за крысой вылетела собака.
Сбросив оцепенение, Пашка кинулся по дороге. С лаем выскочили еще несколько собак, юноше казалось, что его уже кусают за пятки. Чистый дом сверкал зеленым светом на другом конце улицы, издевался, словно мираж в пустынной Степи. Сам не понимая, что делает, он прыгнул на стену ближайшего дома, ухватившись за лиану. Быстро взобравшись, он зацепился за подоконник, перевалил себя через окно.
В комнате пахло затхлостью. Легкие со свистом выдавливали воздух. Достав дрожащими руками фонарь, Пашка, борясь с искушением хотя бы немного полежать, вышел в прихожую. Толкнул входную дверь – она распахнулась. Луч света выхватил коридор: грязные стены поросли мхом, лестница ведет вниз. В подъезде послышалась возня, залаяла собака. Павел бросился назад, краем глаза разглядев тень, несущуюся по лестнице. Захлопнув за собой дверь, он толкнул тяжелый шкаф. Тот с грохотом упал, забаррикадировав вход.
В дверь с той стороны глухо ударило. Молодой человек машинально отпрянул. Нужно было что-то придумывать… Бегло проверив комнаты, Пашка накидал еще хлама под дверь, прежде чем позволить себе отдышаться. Выглянув в окно, он увидел, как собаки жалобно смотрят вверх, что твои волки на зайца.
- Ну и что же делать будешь, родной? – сам себя спросил Паша.
Взглянув наверх, ответил:
- А вот не знаю. Надо было сразу на следующий этаж прыгать, пока в азарте был.
Сплюнув на собак, он отошел от окна.
- А почему? Что тебя-меня здесь не устраивает?
Луч фонаря мелькал по комнате, выискивая что-нибудь интересное. Кроме мусора ничего не было.
- Что не устраивает? Да все! – Пашка вдруг понял, что начинает злиться сам на себя.
Во второй комнате оказалась кровать с гнилым матрасом, покрытым пятнами. Скинув матрас на пол, он улегся на голое дерево. Достал из мешка банку пива и пачку лапши.
- Ну что же, тогда с днем рождения, тебя-меня!
Рассвет строителей начался с выстрела. Переполошенные люди выскочили из палаток, что неровными рядами выстроились вдоль строящейся дороги. Наверное, какой-нибудь глазастый рабочий и умудрился рассмотреть труп караульного, так не вовремя задремавшего утром. Но что поделать, строители – не солдаты.
Остальные томились в неведомости не долго. Залпом прогремели ружейные залпы, посбивав с ног рабочих. Строительные костюмы крепкие, но против куска свинца, летящего со скоростью почти 700 м/с, комбинезон оказался беззащитен.
Как злые духи, из утреннего тумана появлялись люди со старинными винтовками. Они кричали, они стреляли, они убивали. Лишь несколько рабочих успели дотянуться до оружия, даже умудрились сделать пару выстрелов, как их раздавил проклятый свинец, примитивное оружие.
Стало тихо…
На недостроенную дорогу вышли человек двадцать с дымящимися стволами ружей. Один из них, в широкополой шляпе, достал блеснувший на солнце револьвер. Он шел вдоль дороги, стреляя в трупы.
Выстрел, второй… шестой. Звон использованных гильз на дороге. Выстрел, снова выстрел.
На рудниках завыла сирена.
- Евгений Владимирович, - обратились к человеку в шляпе, - Они узнали о нас.
- А? Что? – шериф будто вышел из транса, глянул на товарища. Вслушался в звук сирены. – Да, да… Они придут, устроим засаду.
- Вам следует вернуться в город. Успокойте людей. Вы хорошо себя чувствуете, Евгений Владимирович?
Шериф рассеяно кивнул.
- Да, да… Просто... Я представлял встречу с другими людьми несколько иначе. Ну почему они так?..
Во сне Пашка оказался в своей камере. Он знал, что воняет хлоркой, хотя не чувствовал запаха. Знал и все. Через окно вваливались солнечные лучи.
Кулаком в дверь тяжело бухал шериф. Он возмущался побегом молодого человека, требовал открыть. Дверь еле держалась от ударов, норовя слететь с петель. Паша ответил, что откроет, как только сходит в туалет…
Павел резко открыл глаза, сразу же зажмурившись от яркого света. В испуге вскочив, он огляделся, не понимая, где находится. Судя по солнцу, было часов десять утра. Наверное, в городе его хватились, ох Евгений Владимирович и осерчал наверное…
Голова болела, солнце резало глаза, будто ножом. Подташнивало… Пашка побрел к окну. Под ногой заскрежетало, он глянул на банку из-под пива. Рядом, дополняя мусорную идиллию, валялось еще две пустые банки и распотрошенный пакетик с китайской лапшой. Неужели после неполного литра пива на утро так плохо? Как раньше люди его пили, ужас. Хотя, может, у них иммунитет выработался…
Мочевой пузырь буквально разрывало. Парень понял, что если сию минуту не облегчится, то есть шанс позорно и бесславно умереть. Выглянув в окно, он даже на мгновение расстроился, что собаки ушли: так хотелось помочиться на проклятых бестий!
Ну, ничего… фу-у-у-х… и так хорошо.
Краем глаза, на самой границе видения, что-то мелькнуло. Пашка машинально пригнулся, едва успев докончить дело. По улице кто-то шел. Неужели мутант? На собаку непохоже. Или просто померещилось?
Не вставая, почти на карачках, Пашка перебрался в соседнюю комнату. На мгновение выглянув, сразу же спрятался обратно. Все что надо, он успел увидеть, а думать можно потом. Странная фигура не приводилась. Выйдя из тени рекламного щита, человек всматривался в здание через прицел. К нему подходили еще двое. Паша переполз в последнюю комнату, прислушался. Судя по шагам, неизвестные двигались вдоль дороги, не особо и таясь. Если тот глазастый и увидел облегчающегося юношу, то сейчас, видимо, думает, что ему померещилось, как недавно про себя думал сам Пашка.
Теперь понятно, почему собаки сбежали. Они опасность на две жизни вперед чуют. А эти вооружены до зубов, причем отнюдь не арбалетами. Но кто это, черт возьми?! Неужели так и выглядят мутанты: в защитном комбинезоне цвета пыли, в противогазах и каске… Или Павел натолкнулся на другой город?
Сердце бешено застучало от этой мысли. Значит, человечество не погибло полностью, шериф был прав! Ну не могут же они остаться одни!
Паша вновь решился выглянуть. Страшно хотелось выбежать к ним, рассказать, что он не мутант, что тоже выживший! Но кто знает, что на уме у чужаков, бдительности терять не стоит. Отряд нагло пер по середине дороги. Будь у Павла в руках лук, он мог бы безнаказанно перестрелять их, они и не опомнились бы. С другой стороны, чужаки не выглядели профанами. Вглядывались в каждый переулок, старательно обходили кучи мусора, канализационные люки. Вели себя так, будто ожидают атаки, но не человека, вооруженного дальнобойным оружием, а скорее тех же собак.
В общем-то, правильно, людей в Старом городе и нет...
Чужаки почти скрылись из виду, и Пашка, чтобы их видеть, слишком сильно высунулся из окна. Хилый бетон предательски хрустнул. Посыпались мелкие камешки вместе с пылью, едва не прихватив его с собой парня. Он мигом спрятался, как Старый город оглох от короткой автоматной очереди.
Пашка, с замирающим от ужаса сердцем, смотрел, как на стене в комнате появились рваные выбоины.
- Ты чего палишь? – прошипели снизу. У Павла аж дыхание перехватило – язык ему был понятен. Речь неправильная, как это говорится – с акцентом, но все вполне ясно. Значит точно наши!
- Так ведь там кто-то есть!
- Даже если тебе не померещилось, нечего пули переводить на каждую дикую кошку!. Надо будет, группу зачистки вышлют.
Отдышавшись, Пашка на четвереньках бросился к комнате, где ночевал. Собрав пожитки, он вновь выглянул в окно и, убедившись, что чужаки ушли, мягко спрыгнул на землю. Если чужаки не свернут с главной дороги, то упрется аккурат в Роднесск. Нужно предупредить жителей.
Молодой человек нырнул в переулок, намереваясь обойти опасных людей. Шел осторожно, под ногами не скрипнула ни одна жестянка, а когда сам перестал слышать неуклюжие для его слуха шаги чужаков, то бросился вперед, будто та крыса, что неслась от собак. Если держать такой темп, через полчаса будет у стены, а чужаки прибудут после полудня.
Днем в Старом городе всегда жарко. Бетон быстро впитывает тепло, пахнет пылью. Сверху, будто пытаясь добить, нещадно жжет солнце. Павел покрылся потом, дышал тяжело, громко. В горле пересохло, а по вискам будто молотом били. Днем по городу идти страшно, ничего не видно. Можно различить лишь отражение света от поверхностей, а ни тепла, ни сгустков радиации не заметишь. Опасно, блин. А он еще несется сломя голову: ни послушать, ни обнюхать… Вдвойне опасно.
Когда показались стены Роднесска, Паша едва не закричал от радости. Тут то уж каждый угол знаком, будто сам метил, а не редкие собаки, забредающие под забор в надежде на отбросы.
- А ну стой! – крикнули сверху. Парень остановился, глянул на дозорного, нацелившего на него арбалет.
- Да это ж Пашка! – сказал второй, поднявшись на стену. – Пусти ты его, наш же…
- Это ты вчера ночью скакал что ли? – Дозорный опустил арбалет, но открывать ворота не торопился. – Вот и карабкайся тем же путем, что вышел!
Паша растерянно хлопал ресницами. До чего же принципиальные! Вздохнув, он двинулся, было, к насыпи – оттуда вполне можно вскарабкаться на стену, как ворота отворились.
- Входи уж, горемыка.
За порогом Павла никто не встретил. Он представлял, как Евгений Владимирович будет стоять перед воротами, поигрывая револьвером. Состоится короткий разговор, – длинные речи шериф говорил только в благодушном настроении, - и затем настоящее наказание. Вплоть до того, что сошлют на день в рудники.
Но никто не встречал. Стало даже как-то обидно от невнимания.
Сам Роднесск же на сонную муху, как обычно, не походил. Он напоминал больше взъерошенный муравейник. Люди сновали по городу, голоса сливались в монотонный гул, среди которого изредка можно было выхватить чью-то более-менее членораздельную фразу.
Протискиваясь через толпу, Паша, наконец, понял смысл высказывания «работать локтями». На стенах часовых было больше обычного. Все они, в основном, расположились на восточной, выходящей к степи стене. В руках у них сверкали какие-то странные трубы. Павел пригляделся.
- Глазам не верю… - пробормотал он. – Ружья! Их же запретили…
В центре площади, на помосте, возвышался Евгений Владимирович. У него на плече пригрелся, будто змея, самый настоящий автомат, некогда знаменитый АК; револьвер спрятался в кобуре на поясе. В полном боевом облачении. Откуда оружие то, черт возьми?! Что происходит?
Шериф говорил:
-…В связи с введением военного положения вам придется углубиться в Старый город для вашей же безопасности! – Кажется, шериф давно закончил объявление, а сейчас просто пытался уговорить толпу.
- Как говорится, я здеся родился, здеся и подохну, если что! – крикнул кто-то, похоже, трактирщик. - Да и хрен я сейчас подохну, коль у нас такое оружие есть!
- Оно все равно примитивно! – возразил шериф. – У тех, кто к нам дорогу со старательностью прокладывает, вооружение во сто крат совершеннее. Они не технофобы, как мы, так что в открытом столкновении шансов у нас нет. А в старом городе спрятаться легче. Тем более, Павел его знает довольно неплохо, может вас спрятать.
- Да где твой Павлуша ненаглядный, Жень?! Сбежал этот щенок давно! Думаешь, вернется?
- Он не сбежал, - как-то вяло возразил шериф. – Он всегда ночью уходит…
«Чем дальше в город, тем больше крыс… - зло подумал Паша, - Пора вмешаться, пока не поздно».
Он протиснулся сквозь первые ряды и в один прыжок забрался на помост.
- Объявился, - ехидно заметил трактирщик.
Паша глянул на шерифа. В глазах Евгения Владимировича смешались злость и благодарность. Ругать он точно не будет, по крайней мере, сейчас.
Шериф приблизился вплотную, шепнул на ухо:
- Позже поговорим. А пока – убеди их. Надо.
Юноша медленно развернулся к толпе. Под их взглядами он чувствовал себя голым. Привыкнув к незаметности, прохладным теням руин, Пашка прощал пристальный взгляд только луне. Он чувствовал себя обиженным на шерифа за эту подлость.
- Сказать нечего, мародер? – крикнул трактирщик.
Павел фыркнул. Поудобнее перехватив сумку, он полез в её внутренности. С грохотом посыпались консервы, покатились к земле; фонарь кинул шерифу, тот поймал его на лету, пощелкав выключателем, хмыкнул. Наконец, молодой человек с торжествующей ухмылкой достал полупустую упаковку с пивом. Одну банку взял себе, остальные кинул трактирщику под ноги.
- Сторицей возвращаю. – он открыл пиво, сделал пару глотков. – Ваше здоровье, господа. Кстати, гадость редкая, это пиво. – Он скомкал банку, выплескивая остатки, швырнул за спину. Позерство, конечно, но вниманием толпы он овладел. Все ждали, что чудак еще выкинет.
Павел не стал тянуть:
- Мародер? Еще можно назвать меня гробокопателем, осквернителем могил… Но раз вы меня так презираете, то почему вы, Антон Михайлович, - Павел указал на трактирщика, - так быстро припрятали пиво? Хотите закуски?
Он вытряхнул остатки мешка на помост. Кинул трактирщику последнюю пачку с лапшой.
– Остальные, не стесняйтесь, подбирайте консервы. Я вас снабжал долгие годы и сколько себя помню, постоянно копался в мусоре, выискивал нужные для вас вещи. Скажите, плохо я знаю Старый город? Думаете, я не смогу вас защитить от него?
Пашка вспомнил, как вчера облажался с собаками. Глупо получилось, но ведь выкрутился, так что и сейчас душой не кривил - защитит!
- Только я вас туда не поведу.
Повисло молчание. Никто уже ничего не понимал, что хочет этот самоуверенный мальчишка. Шериф сказал:
- Павел, ты не понимаешь! Ситуация чрезвычайная…
- Я догадываюсь. Вы что-то говорили про дорогу. Но в Старом городе тоже неспокойно, я только что наткнулся на чужаков. Вооружения у них как кошек на крышах. Кто не понял сколько это – много!
Павел глянул на восток. На горизонте можно было заметить тонкую струйку дыма. Так может дымить уже остывающее пепелище, пожар бы он разглядел и с такого расстояния, даже солнце бы не заглушило всполохи тепла.
- Мои чужаки будут в городе где-то через час, два, если никуда по дороге не свернут. А ваши когда?
Люди вновь подняли шум.
- Тихо! – рявкнул шериф. – Всем разойтись по домам! Остаться ополчению и… Павлу. Не хватало еще, чтобы те услышали вопли! Пашь, знаешь места, чтобы можно было устроить засаду в Старом городе? На подходе к нам?
- Знаю.
Пока в Роднесске шериф вместе с мальчишкой, который не боится Старого города, набирали людей и обдумывали план засады, несколькими милями восточнее, в жаркой Степи, отряд роднессковцев затаились в чахлых кустах. На дороге заложили две мины, нашедшиеся у шерифа-скупердяя. Технофобия технофобией, но хитрый хранитель порядка Роднесска, как оказалось, у себя в доме, в подполье, устроил настоящий склад вооружения. Как он сказал, «На всякий случай». А возмущенные реплики горожан парировал тем, что «Случай же пришел, разве нет?».
Весь отряд разделился на четыре группы: первая бьет в лоб, еще две нападают с флангов и резерв. Они ждали. Сталь винтовок приятно успокаивала людей. Каким же оказалось грозным оружие Старого мира! Будь они вооруженны арбалетами, ни за что не смогли бы одолеть даже тех рабочих. Жалости никто не испытывал. Пришельцы уничтожили карьер, пожгли фермы, лишили Роднесск всего!
Нужно отплатить чужакам сторицей.
Густое облако пыли на горизонте выдало карательный отряд пришельцев с потрохами. Странно, почему они поперлись днем, сроки у них горят что ли? Двигались чужаки колонной: впереди можно разглядеть две страшные машины на колесах, за ними по топоту угадывалась пехота.
Колонна чужаков ползла по дороге, словно медлительный толстый червь. Эти остолопы даже по сторонам толком не смотрели, будто в Степи и не может никого быть! Но это и плохо: значит, у них есть какая-то хитроумная техника, типа радара живых существ или что там они придумали...
Но почему тогда до сих пор не обнаружили засаду?
Минуты тянулись медленно. Солнце на небосклоне неистовствовало, пот заливал глаза.
Когда первая машина наехала на мину, оглушительно рвануло, вверх поднялся столб пыли вместе с кусками камня и щебня, машину отбросило в сторону. Колонна вмиг остановилась, солдаты ощетинились оружием. Зажигательные бутылки полетели в оставшуюся машину, её вмиг охватило пламя. Бензин перекинулся на некоторых солдат, и они сейчас стояли, объятые пламенем. Черти даже не шелохнулись!
Все это заняло пару судорожных вздохов да несколько ударов сердца, тут же выскочили из укрытий второй и третий отряды, открыв огонь.
В ответ оставшаяся машина выпустила змейку голубого пламени, разом расплавив один фланговый отряд. Чужаки отступали назад по дороге, выходили из бушующего огня, отстреливаясь все тем же голубым пламенем. Земля превратилась в бурлящую кашицу, в лицо бил удушающий жар, стало трудно дышать.
- Отступаем! – пронеслось по Степи.
Команда была излишней, люди и так отходили, атака захлебнулась. Над головами Роднессковцев пролетел шар, разорвавшись в воздухе ослепительным светом. На месте вспышки осталась лишь ровная воронка диаметром под двадцать метров, испепелив вторую группу.
Отступление перешло в паническое бегство.
Солнце, будто назло, светило туда, где притаился Пашка. Прошло три часа, как они сели в засаду. А еще не видно ни черта из-за солнца. Павел вздохнул, отошел от окна. Из города вышли вшестером: он сам, шериф и четыре арбалетчика. Все ружья ушли на другую засаду, на дороге. Шериф наскоро пересказал парнишке недавние события: о неожиданном нападении на рудник и фермы, о том, что агрессоры выстраивают дорогу прямиком к Роднесску. Паша же ещё раз отчитался о своей встрече.
Расположилась недалеко от Роднесска, на Портовой улице. Две группы по три человека заняли вторые этажи противоположных домов, идущих вдоль шоссе. Засаду пришлось устроить, как ни противился Пашка, в грязных домах. Мол, за густой растительностью легче схорониться.
Проходов к Роднесску из Центра всего три, что играло засаде на руку. В одном переулке воздух плотный, будто вода, и в нем «плавает» все, что попадет - от бумажных пакетов до старых покрышек. Пашке там даже было больно смотреть, все сливалось в невообразимую зеленую кашу. Еще один проход пришлось заминировать – оказалось, что у шерифа оказался запас взрывчатки, которым можно было спокойно взорвать Роднесск.. Заминировали хитро - в открытую, чтобы чужаки не подорвались глупо, а обошли опасное место стороной, по третьему переулку, как раз там, где и затаилась засада.
По небу плыли облака, время от времени закрывая палящее солнце. Паша с надеждой поглядывал на грозовую тучу, пролетающую мимо. Хоть бы ветер изменился, что ли!
- Сколько еще будем ждать, Евгений Владимирович?
- Пока не появятся! – отрезал шериф. – Тебе что, в родном городе надоело?
Вечерело. Солнце немного умерило пыл, уже не так жгло чувствительные глаза Павла. Тихо... Только редкий, порывистый ветер шуршал по улице мусором, принося с собой запах города с его пылью.
Солнце вновь скрылась за облаком. Паша осмелился выглянуть в окно. Глаза щипало, плыли радужные пятна, он никогда так долго не находился на свету. Поэтому Паша не сразу заметил фигуру под самой стеной противоположного дома. Резко отпрянув от окна, он жестом показал, что остальным следует сделать то же самое. Вновь осторожно выглянув, он ничего не увидел.
Неужели померещилось?
Едва заметное колыхание воздуха развеяло сомнения – не померещилось. К Павлу подполз шериф, выглянул. Посмотрел пару мгновений одним глазом, вновь скрылся. Пожал плечами, жестом показал, что никого не видит. Шериф уже хотел что-то сказать, но Пашка бесцеремонно захлопнул ему рот. Выглянул еще раз - он уже понял, что и как надо смотреть. Доли секунды хватило, чтобы сфотографировать местность, и сейчас он анализировал увиденное. Трое. Один крадется у стены противоположного здания, другой прямо под ними. Позади них, метрах в двадцати, прячась за мусором, почти ползет последний. Прикрывает. Если смотреть на них даже в упор – не заметишь. Дело даже не в умении оставаться незамеченным, а в том, что противники невидимы.
Город нагрет солнцем, все излучает тепло, чужаков оказалось сложно заметить. Хорошо еще, что облако успело вовремя. Минут через пять чужаки бы прошли.
Паша выпучил глаза, жестами показал, что они там. Прислушался. Скоро должен был приблизиться снайпер. Аккурат под окном, где скрывался Пашка с шерифом, покоился труп легкового автомобиля, чужак-снайпер непременно спрячется за него.
У снайпера под ногами хрустел песок, скрипела резиновая подошва.
Бам! - похоже, чужак задел подошвой гайку, и она прошелестела по асфальту.
Как Пашка раньше не замечал этого топота – непонятно. Решил, что все-таки из-за треклятого пива. Да еще солнце жжет нещадно, тут помешаться можно, не то, что бдительность притупится.
Павел собрался. Наплевал на то, что организм еще не успел выветриться алкоголь, на то, что в голове ураган боли… Скрип и шорох сказали, что снайпер у машины.
- Не высовывайтесь! – крикнул Павел, выпрыгивая из окна под удивленным взглядом шерифа.
Снайпер услышал крик. Его услышали и те, кто шел впереди. Не могли не услышать. Но отреагировали они все равно поздно. Юноша приземлился за спиной чужака, приставил к его горлу нож, шепнув:
- Спокойно.
Паша внутренне похолодел. Он не знал, смог бы убить его, если бы снайпер начал чудить. Наверное, смог бы, но все равно было страшно, хотя руку он заставил не дрожать.
- Эй, вы, у стены! – крикнул Паша. – Мы видим вас. Поговорим или как?
Он смутно видел чужаков, но знал, что под прицелом. Интересно, дорога ли им жизнь товарища? Если нет – дело плохо. Хотя, можно было попытаться еще спрятаться за машиной…
- Я знаю, что вы понимаете меня, - продолжил Павел. – Мы слышали, как вы разговариваете. Советую вам сложить оружие, или мы перебьем всех вас.
Со второго этажа на мгновение выглянул револьвер, раздался выстрел. Шериф, в общем, никуда и не целился, стрельнул наугад, но этого оказалось достаточно, чтобы чужаки поняли, что Пашка не супермен-одиночка. На секунду их блеклые очертания озарились светом, и они стали полностью видимыми. Одновременно в окнах появились остальные, взяв чужаков под прицел арбалетов.
- Сложите оружие, - сказал шериф, - мы проводим вас в наш гостеприимный городок.
Роднесск затаился. Не спрятался, а именно затаился, готовый к нападению. Едва Павел и остальные приблизились к воротам, как на стене появились полдюжины охранников с арбалетами наперевес. Сзади послышался шорох. Паша обернулся. В окнах дома, где он устроил склад, излучали тепло люди.
Шериф, прочитав изумление на его лице, сказал:
- Да знаем мы про твой склад. Так что случайно ничего не найдем.
«Ага, значит, специально уже нашли», - подумал парень.
Сам Роднесск казался заброшенным. По пустым улицам летал всякий бумажный мусор, занесенный ветром из Старого города, клубилась пыль; мрачную атмосферу города-призрака дополняла деревянная церквушка с покосившимся крестом.
Смеркалось. Небо, наконец, заволокли тучи. «Грянет гром, и небо обрушит на нас воды, чтобы смыть грехи наши», - вспомнились слова преподобного.
- В камеру их, - приказал шериф, затем добавил тихо, для Паши: - Не серчай за новых постояльцев, хорошо?
Чужаков повели к тюрьме. Вдруг стражник, незаметно появившийся на стене, крикнул:
- Наши идут… Бегут они, мать их!
Восточные ворота тяжело распахнулись. Вбежали около десятка человек: все в пыли, лица в грязных подтеках, глаза безумные. Вполне соответствовали, в общем, городу-призраку…
- Все… нет засады… - выдохнул один из них, усаживаясь прямо на землю.
- Ваня, что случилось? - Голос шерифа был спокойным, хотя глаз стал дергаться. - Они раскусили засаду?
- Нет… Они просто… Они неуязвимые! А это кто? – Иван кивнул на пленников, и все взоры вмиг устремились к ним. В маленьких городках все друг друга знают. Новые лица узнаются с маху.
- Они… из этих?
Шериф выступил вперед, заслонив пленников. Он сказал:
- Да, они чужаки.
Роднессковцы загалдели, поднялись с земли. Они кричали, требовали отдать пленников на расправу.
- Они нужны, - возразил Евгений Владимирович.
- Ты не видел того, что пережили мы! Эти скоты… Они убили всех!
- А если я отдам вам пленников, те, кто убил наших товарищей, примутся за нас! – В голосе шерифа прорезался металл. – Пашь! Проводи гостей к себе домой.
Дозорные затолкали пленников в каморку, оставив руки крепко стянутыми за спиной. Вслед за чужаками в камеру протиснулся Пашка.
- Эй, ты чего? – окликнул охранник.
- Это мой дом, - отрезал Павел. - Значит, и гости мои!
- Как хочешь, - пожал плечами охранник. – Если тебя придушат, мне все равно. И без тебя много хороших парней погибло.
И он захлопнул дверь. Лязгнул засов.
За день камера нагрелась, было душно. Паша нашарил в углу керосиновую лампу и спички. Огонь осветил лица чужаков. Двое не представляли собой ничего интересного, таких рож и в городе полно: один оказался совершенно лысым; глаза злые, а лицо исполосовано шрамами. Другой уже в возрасте - лет, эдак, шестьдесят; сидел, неотрывно уставившись в импровизированный календарь. А вот третий…
- Вы – женщина? – спросил Павел внезапно охрипшим голосом.
Чужак вздрогнул (вздрогнула?). Паша прокашлялся, сказал:
- Слушайте, я же знаю, что вы понимаете меня!
- Не боишься? – вдруг спросил лысый, который со шрамами. – Вдруг мы накинемся, скрутим?
- Боюсь, - признался ПАвел. - Поэтому руки вам не развяжу… Слушайте, почему вы на нас напали?
- Мы?! Мальчик, не надо…
- Джек, хватит… - сказала женщина. – Мы действительно напали первыми.
- Но это же выродки! Мутанты! Этот, - лысый кивнул в сторону Роднессковца, - по всем правилам должен в темноте светиться! – Он задергал руками, пытаясь освободиться от пут. Ничего у него не получится…
- Вы – женщина? – вновь спросил Павел.
- Девушка! А что?
Лицо у неё было гладкое, красивое. Совсем без щетины. Зато волосы оказались длинными, густыми, отливали медью в свете огня. Еще ресницы. Пашка никогда не видел таких ресниц. Неужели, другой человек может привлекать? Странно… обычно, он мог любоваться либо на рассвет, либо на город.
- Просто… впервые вижу. У нас нет женщин…
- Сожрали, что ли? – Отвлекшись от распутывания рук, бросил лысый. – С вас, мутантов гребаных, станется.
Парень вскочил. Глаза его горели гневом.
- Ну, давай! Ударь, трус! Развяжи меня, я тебя порву, щенок!
Девушка, изловчившись, толкнула лысого ногой в бок.
- Да успокойся ты! – сквозь зубы прошипела она.
У Павла глаза на лоб полезли. Судя по всему, девушка злилась, но от этого становилась еще красивее! С ума он, что ли, сошел?
- Я Анна, - сказала она. – Этот грубиян, как ты понял, Джек. А тот, - она кивнула в сторону медитирующего у стены, Роман.
Старик, услышав свое имя, обернулся. Взгляд у него был отрешенный, пустой.
- Календарь неправильный, - сказал он. – Должно быть триста шестьдесят пять или триста шестьдесят шесть полосок. – Он, не обращая ни на кого больше внимания, вновь отвернулся к стене.
- Роман не в себе… - сказала Анна, вздохнув. – Все мы, немного не в себе. Вы же знаете, что здесь, по идее, нельзя жить? Мы всего три дня на планете, а у Джека уже выпали волосы, что испортило его и так несносный характер, а старина Роман тихонько сходит со своей крыши… Ой, извини. А как тебя зовут?
Лысый пробурчал, вроде уже не злобно:
- Разве у них имена есть…
- Я Павел.
Анна улыбнулась. Сказала:
- Вот и познакомились. Может, развяжешь?
Его словно холодной водой окатили. Он вскочил, сказал зло:
- Не заговаривай зубы! Думаешь, меня легко обмануть? Чтоб ты знала, я уже совершеннолетний!
- Тебе на вид лет четырнадцать. – Возразила Анна. - Ну, больше пятнадцати точно не дашь, какой ты совершеннолетний? Ладно, успокойся. Не хочешь развязывать, не надо. Просто руки затекли, но раз ты боишься, то не буду даже просить ослабить путы.
Паша улыбнулся. Провокация. Да и черт с ней, что она может сделать? Он же вырос в Старом городе. Он вытащил нож, зашел за спину женщине и перерезал путы. В тот же миг резкая боль в кисте заставила его выронить нож. Пашка взвыл. Свободной рукой девушка ударила в горло. Он скрючился на полу, попытался дотянуться до камня, но получил ботинком по пальцам.
Захотелось плакать.
Анна быстро перерезала веревки товарищей. Лысый вскочил, и Пашка подумал, что сейчас его убьют. Джек оказался здоровенным… Врежь он ногой по ребрам - переломает все, а если будет в голову бить, то сразу к праотцам.
А эта Анна… Просто дрянь! Манипуляторша!
Лысый подошел к Павлу и… рывком поднял на ноги.
- Развязал бы – по мордасам не получил бы, - пробасил он.
Паша огляделся. Анна вытянулась на его кровати, игриво улыбаясь; Старик Роман, вычерчивал ножом на стене недостающие полоски, а Джек, усевшись на табуретку, вперил в него взгляд.
- Ну что стоишь? – спросила Анна, похлопав рядом с собой. – Присаживайся. Не робей, твоя же камера.
- Что за цирк? – выдавил юноша, потирая горло.
- Ну уж, цирк? А как ты из окошка прыгал и ножиком в меня тыкал, так не цирк?
- Просто нам так удобнее разговаривать, - подал голос лысый. – Повестка дня остается прежней: мы будем вести неторопливую беседу. Просто мы взяли на себя труд сделать беседу для нас… несколько комфортнее. Так о чем ты хотел поговорить… Павел? Тебя ведь зовут Павел?
Пашка вздохнул, уселся прямо на пол. Анна фыркнула, а Джек ухмыльнулся. В тишине нудно раздавался скрежет металла по бетону - безумный старик педантично вычерчивал дополнительные палочки.
- Хорошо, - сказал Джек, достав из кармана комбинезона пачку. – Ты не против, если я закурю? Нет? – По камере разнесся странный неприятный аромат, Паша кашлянул. – Начну тогда я. Почему у вас женщин то нет?
- Мы же их съели…
- Ну-ну, не сердись. Я пошутил же. Слушай, мы все заинтересованы в конструктивной беседе. Давай поможем друг другу? Нам правда интересно, почему нет женщин, для них здесь наиболее опасно? Что может стать с Анной?
Павел облизал губы, сказал:
- Женщинам здесь не опаснее, чем мужчинам. Ну, то есть… Даже наоборот. Мы то все привыкли. – Он вновь кашлянул. – Слушайте, может, хватит дымить? У меня уже глаза слезятся!
Лысый встал, отошел к окошку.
- Хотя бы так… - пробубнил юноша.
- Но все же, почему остались только мужчины? – спросила Анна.
- Женщины были крепче. Все мужчины давно бы померли, если бы не отыскали это место. Здесь почему-то жить легче, мужчины не умирают…
Павла не перебивали, давали выговориться. Он рассказывал, как в детстве мать уходила в Старый город, приносила разные вещи. Как он сам однажды отважился уйти, как встретил страшный дом с зелеными глазами… Тогда мать за него сильно перепугалась, думала, что он умрет. Но мальчику было все нипочем, он сроднился с городом. В Роднесске командовали женщины, был матриархат, женщины стали добытчиками, а мужчины хранителями очага. Некоторые ушли в Степь, нашли шахты, возвели фермы. Шахта оказалась урановой, но возле неё наоборот, можно было жить, когда как в Степи нельзя. В Степи люди умирали еще быстрее, чем в Старом городе. Чтобы пересечь Степь, рассказывал Павел, нужна была святая вода. В шахте было много святой воды, она стала своеобразным местом паломничества, землей обетованной, только доступной, до которой можно дойти.
Но девочки у Роднессковцев больше не рожались. Одни мальчики. Постепенно, женщин не осталось вовсе. Люди медленно вымирали.
- Зачем вы сделали это с нами? – тихо спросил Паша. – Зачем вы уничтожили Землю?
- Нет «вы», нет «с нами», - неожиданно сказал старик. – Есть только «мы». Мы едины. – Паша заметил, что пол под ним был уже весь в волосах, они сыпались буквально на глазах. – Какой сейчас год? Високосный? Сколько еще чертить палочек?
- Начерти триста шестьдесят шесть, Роман, - бросил Джек, потом добавил, уже тише: - Бедняга…
Анна села на кровати. Сказала:
- Роман прав. Мы один народ. Черт, мы даже говорим на одном языке, как ты сам и заметил, Павел. И не мы сделали это с планетой. Она сама сделала это с нами. Просто когда-то мы улетели, а вы – остались.
- Вы просто сбежали, значит…
- Ну а вы спрятались! – вдруг вспылил Джек. – Как иначе? Захапали все убежища, а остальным что прикажешь? Мы смогли улететь, но думаешь жизнь на станции лучше? Синтетическая пища, стальные коридоры, безвкусный воздух… Да-да, воздух тоже имеет свой вкус! Я его почувствовал, когда высадился на Землю. Пахнет пылью… Но это лучше, чем ничего. Я все мечтаю попасть в лес… Земля менялась, становилась… странной. Знаешь, есть у нас теория, что люди сильно досаждали планете, вели себя как вирус. А планета то живая! И природа решила людей устранить. Сперва регистрировали единичные случаи болезни, от неё не было лекарств. Вскоре, болезнь переросла в эпидемию и как ни старались люди, Землю захватила эта чума двадцать второго века. Людей вытесняли с планеты. Единственное, что дестабилизировал новый вирус, оказалась радиация. И, как говорится, было принято решение, провести профилактику планеты. Часть людей загрузили в космические кораблики, других спрятали в подземных гробиках. А вирус угостили нейтронной бомбой. Вот так все и вышло.
- Идиоты… - прошептал Паша. – Кто придумал такое зверство?
Джек развел руками:
- А вот это история замалчивает. Но не думаю, что решал один человек. Кстати, вы задумывались, почему вам комфортно жить около урановой шахты или в части города, где радиоактивный фон выше всего?
- Ваш вирус еще жив?.. – обомлел Павел. - Но столько лет… Несколько поколений прошло!
Джек поморщился.
- Вирус ничейный… Это, к слову, вообще не вирус, просто мы его так обозвали. Не знаем, что это на самом деле. После взрыва бомбы, этот… ну пусть вирус… он, вероятно, мутировал, сосредоточился именно на женщинах, посмевших покинуть городок, защищенный плотным куполом радиации со всех сторон. Ты же заметил, что именно у города больше всего радиоактивных аномалий? Убить не убил, но рождались только мальчики. Будь я биологом, я бы, может, что-нибудь и рассказал тебе о хромосомах, но… - Лысый развел руками, - увы.
Шериф долго наблюдал за строителями. Никто не верил, что их вновь заставят возвратиться к дороге, но Евгений умел убеждать.
Он вот уже как десять минут припал к прицелу оптической винтовки, отобранной у чужака, всматривался в работу строителей. Они восстанавливали дорогу. Уже убрали взорванную машину, на её место спешила новая. Рабочие укладывали камни, оплавляли сверху, убирали лазером лишнее, шлифовали… Вдоль дороги выстроились солдаты - шериф насчитал их ровно двадцать. Рабочих же было две дюжины. Всего около пятидесяти человек, не считая водителей.
На броне солдат можно разглядеть темные пятна копоти, едва заметные вмятины от пуль. У парочки треснуло защитное стекло на шлемах. Все же люди, раз прячутся в броню. А на рабочих защитных костюмов видимо не хватило.
Сгущались сумерки. Есть у них приборы ночного видения или нет – неважно. Главное, что их техника плохо ловит уроженцев Роднесска. И те, кто попал в засаду, располагали датчиками - и движения и черт знает чего еще – и эти должны были по всем правилам предугадать первое нападение. Но, не видят и все тут! Может, приборы слепы из за радиоактивного фона планеты, может из за радиоактивности самих Роднессковцев...
Шериф отдал знак, и шесть групп по три человека ползком двинулись к дороге. Солдаты всматривались в степь, ждали нападения. Закрыв глаза, он стал ждать. Можно было подумать, что он уснул, но внутренний, персональный будильник прозвучал вовремя. Евгений поднял винтовку.
Диверсанты растеклись вдоль дороги, ждали сигнала. Евгений ласково положил руку на приклад винтовки, прошептал:
- Не подведи. Давай не будем ссориться? Мы подружимся…
И плавно спустил курок.
Рабочий упал. Один рабочий не успел даже понять, что происходит, как пуля прошила ему руку, он вскрикнул от боли.
Евгений выругался - нужно было убить.
Совсем близко раздался взрыв, шерифа обдало жаром. Земля стала горячей, будто целую неделю светило солнце, не прерываясь даже на ночь. Строители озверели.
Он перекатился в сторону, мигом припал к прицелу и выстрелил в неосторожно выглянувшего рабочего. Не став дожидаться результатов, вновь ушел в сторону.
На дороге раздались взрывы. Шериф выглянул. Диверсанты сделали дело! Дорога превратилась в дымящиеся обломки, вверх шел густой черный дым. Как же приятно на него смотреть! Было слышно, как воет сирена на рудниках. Наверное, выдвигалось подкрепление, но дорога то где? Нету её, сгорела!
Евгений улыбнулся.
Диверсанты кидали последние бомбы, отступали вглубь степи. Солдаты метались на небольшом острове дороги, отрезанные от базы, бесполезно стреляли в землю, но люди были далеко, разбежались по степи.
Строители выстроились у края дороги. «Теперь робинзоньте, голубчики», - подумал шериф. Солдаты стояли у дороги, смотрели, казалось, прямо на него. Рабочие столпились за их спиной, переглядываясь.
«Что же вы затеваете, гады? – думал Евгений, вскинув винтовку. Стрельнул по рабочему, остальные попадали на землю. – Это вам за парней, сволочи!»
Над головой пролетел голубой заряд, ударил в землю позади. Ноги обдало жаром. Шериф, вскочил, отбегая от плавящейся земли. Солдаты сосредоточили огонь на одном шерифе, хотели отомстить хотя бы одному врагу. Повсюду вспыхивал огонь, Евгения бросило в жар, ноги подкашивались. Он упал. Земля под ним была раскаленной, будто сковорода, кожа покрылась ожогами. В небе, прямо над ним, вспыхнуло ослепительно-голубым светом, и накатила тьма и прохлада.
А солдаты ступили на землю и цепью двинулись к городу…
С востока грохнули взрывы. Город встревожился, загудел, как улей. Павел припал к трещине в стене, всматривался в Степь. Ругнувшись, он запрыгнул на подоконник, пролез в дыру под потолком. На улице было темно, но видно гораздо лучше, чем днем. Степь озаряли частые яркие вспышки, им вторил грохот взрывов.
- Дорогу рушат, - ахнули сзади.
Павел обернулся. Анна вылезла вслед за ним, стояла рядом. В полу показалась лысая голова – Джек едва пролазил через узкую дыру.
- Какую дорогу? – не понял Паша. – Что вообще происходит в Степи?
- Там высадились наши, - ответил Джек, когда окончательно вылез. Машинально отряхнул брюки от пыли. – К городу подлететь на корабле невозможно, боевые турели все еще функционируют. Пришлось остановиться у урановой шахты. Из урановой руды прокладывали дорогу к Старому городу, вирус ушел в землю, к дороге не должен близко подходить.
- Так все же вы убили всех в шахтах?
Анна обернулась.
- Пойми, - сказала она, – не должны были остаться люди! Мы думали, что вы мутанты, кто знал, как поведет себя вирус?
- Сперва стреляем, потом думаем, - вздохнул Паша. – Впрочем, как всегда. Что сейчас ваши будут делать? – Юноша всмотрелся в Степь напрягая зрение. – Они вышли с дороги… идут к нам…
- Вы сильно их разозлили. Они решили идти так. Самоубийцы…
Поля била дрожь. Только сейчас он начал понимать, что все вокруг не шутка, все по-настоящему. А рядом с ним стоят враги. И еще впереди идут враги, они снесут весь город. Засаду, видимо погибла, а вместе с ней и шериф. Юноша едва сдерживал слезы.
- Да что же вам надо то? – закричал Паша. – Забирайте и проваливайте с нашей планеты! Земля вам уже чужая, здесь живем мы!
Анна схватила Поля за плечи, тряхнула.
- Успокойся, Павел! Город – ценнейший склад, здесь, под землей, куча рабочей техники Старого мира. Скажи нам, где у вас убежище?
- Не знаю я! – он грубо скинул с себя руки девушки. – Да и почему вы решили, что это ваша техника? Мы здесь жили, мы имеем на неё право! И я её найду.
- Хорошо. – Неожиданно сказал Джек. – Мальчик прав, Анна. Мы в городе нашли то, за чем летели. У нас есть образец вируса, а техника нам не так уж и нужна. Вам нужнее. Давай возвращаться к нашим? Нужно остановить их, вернуть к шахтам, пока вирус не поразил их.
- А где Роман? – вдруг спросил Павел.
- Умер… - Лысый помедлил. – Мужчины не переносят вирус. – Джек усмехнулся. – Я не знаю, как выжили вы.
- Вы тоже умрете, Джек?
Паша вдруг понял, что никакие они не враги. По крайней мере они, Джек, Роман, Анна – все они просто ученые, хотят спасти планету. Кто виноват, если такое время сволочное, что спасение больше похоже на войну? Сами люди и виноваты. Все мы.
Джек молчал, угрюмо уставившись в Степь. Анна сказала:
- Пойдем с нами, Павел? Мы сможем уговорить солдат не идти на город, они сами не хотят погибать. Пока ещё они движутся вдоль урановых обломков, но ступить дальше им будет трудно. Мы скажем, что в городе никого больше нет, они поверят.
- А как они меня воспримут?
- А никак, - Анна грустно усмехнулась. – У нас нет бюрократии, никто тебе ни слова не скажет. А на станции тебя куда-нибудь устроим.
- Странные у вас порядки.
- Думаешь, что я хочу тебя заманить к нам, а потом тебя препарируют как лягушку?
- Нет… Хотя черт вас знает. Но я не пойду.
- Почему? – Анна повысила голос. - Что тебя здесь держит?
- Это мой дом. Евгений… шериф говорил, что надеется на меня, верит, что я спасу нас. И я не сбегу! Я перерою город, достану технику, я сделаю лекарство! – Павел замолчал. – Ну, или хотя бы помогу выжить остальным. – А вы улетайте. Я бы хотел попросить вас больше не возвращаться, но если вы сможете побороть вирус, помогите. Я верю, что природа нас простит. Как говорил наш преподобный, пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Так вот гром грянул, человечество изменится!
- Хорошо, Павел. – Сказал Джек серьезно. – Мы остановим солдат. Пошли, Анна?
Чужаки спрыгнули в Степь, и вскоре растворились во тьме. Павел не стал смотреть им вслед, он спустился в город. Нужно помочь людям научиться жить. |
Рассказ открыт для комментариев