 |
|
| |
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.
|
|
|
|
|
|
“Никогда не знаешь, где тебе повезёт” Макс Фрай
Мы с Антоном лежим в окопе. Ворон ловим.
– Димка, – говорит он, когда молчать надоедает. – Вот ты хотел бы знать, когда умрёшь?
– В двадцать лет мне без разницы.
– А может ты в двадцать один того?
– Дурак, – отвечаю я. – Забыл где служишь?
Лежим дальше. Опять ворон ловим. А по небу ползут облачка, пёстрые, как будто нарядные, и сквозь них мелькает ярко-оранжевое солнце.
– А вообще знаешь, не верю я во всё это.
– Во что? – спрашивает Антон.
– Ну в то, что можно знать, когда умрёшь. Нестыковки же получаются. Вот скажут мне, что умру я пятого августа такого-то года по земному времени на этой планете. А дальше-то что? Я ж после этого сюда в жизни не сунусь. Что я, дурак что ли?
– Ну нет, там так должно быть сказано, чтоб всё сошлось. Как в уравнении.
– А, – машу рукой. – Болтовня одна. Давай лучше пожрать найдём.
В пехоте служат неудачники.
Считается, что пехота десант недолюбливают, но когда у тебя коэффициент удачи две сотни (а у меня и того больше), не любить тебя просто не могут. Всё складывается так, что тебя просто обожают. Где-то пошутил и все засмеялись, что-то ляпнул, а их проняло. Не успеешь и глазом моргнуть, как ты лучший друг взвода. Лафа.
Рыть десантникам не положено.
Воевать бок о бок с пехотой тем более, но иногда приходится.
– Слушай, Димка, а ты копать-то вообще умеешь? – спрашивает Антон.
– Ни разу не пробовал.
– Вот и я о том же. За два года службы первый раз на передовую. Тебе не кажется странным?
– Нет, не кажется. Мы – десант. Мы драконьи логова чистим. Рыть нами окопы это всё равно, что забивать гвозди микроскопом. Бред.
Лежим некоторое время молча. Со стороны кажется, что скучаем, но здесь как только скучно становится – сразу находится такое дело, которое и сделать приятно, и спасибо скажут.
Да ещё потом окажется, что ты лучше всех сделал. Ну, если Антона в счёт не брать.
– А знаешь, хорошо, что мы сюда попали, – говорит он.
– Конечно, хорошо, – отвечаю я. – С нами что ни случается, всё к лучшему. Забыл что ли?
Драконы прилетают следующей ночью.
Две стаи. Около сорока голов. Первая с севера, вторая – с северо-запада, клином.
Мы с Антоном валяемся в окопе. Стрелять пока рано, винтовки не добьют.
Звучит команда “Готовсь!”. Пехотинцы занимают свои места, хотя мест как таковых особо и нет. Просто окоп, пара блиндажей, в которых разве что спрятаться можно, и три зенитки стоят едва прикрытые.
С севера нападение на город меньше всего ожидалось.
Проходит минута. Две. Три. Пять. Команды “Огонь” всё нет.
Толкаю Антона в бок:
– Давай начнём уже.
– Без команды?
– А что нам будет-то?
Вскидываем винтовки. Три, два, один. Начали!
Короткими очередями. Ну же. Ну! И р-раз!
Один есть! Готов. Падает.
Второй следом.
И тут как раз “Огонь!”. Укрепления оживают, небо наполняется мириадами светящихся точек. От грохота двух зениток закладывает уши. Третью заклинило.
Я уже говорил, что пехота неудачники?
– К зенитке! – кричу Антону.
Но он не слышит. Вжался в приклад и, знай себе, палит. Раз. Раз.
Ищу взглядом сломанную пушку, бегу к ней, маневрирую между солдатами. Перескакиваю одного, второго. Выпрыгиваю из окопа.
Драконы подлетают на дистанцию огня.
И понеслась!
Справа сгорает пехотинец. Клубы огня, ударяют в окоп и расползаются в стороны. Солдаты факелами выскакивают наружу.
Струя бьёт в пяти шагах передо мной. Вторая сзади. Третья сверху. Слева. Справа.
Подбегаю к зенитке, запрыгиваю внутрь. Навожу на ближайшего дракона. Он стоит лапами по разные стороны окопа и лупит огнём как в тире, на всю длину траншеи.
Ну я ему в бок сразу очередью. Работает пушечка-то! Главное немного везения.
Ловлю второго дракона. Третьего. Четвёртого цепляю за крыло, пятому вообще не везёт. Замечаю, что Антон забрался во вторую зенитку и целит в самую гущу. Это правильно. Это по-нашему.
Проходит минута. Две, три, пять. Драконов становится меньше. Наших тоже. Третья зенитка молчит, окоп перерыт в десяти местах. Кто-то палит справа, из кустов. Не вижу кто. И в блиндаже остались двое. Всё. Больше никого.
Позиции перекопаны основательно. Зенитки стоят мёртвыми глыбами, мы с Антоном сидим чуть в сторонке и смотрим, во что превратился наш лагерь.
– Слушай, – говорит он. – Я никак понять не могу.
– Чего?
– Они это всерьёз?
Распаханная земля, следы когтей и разбросанные гильзы, похожие на семена чудовищных растений.
– Что всёрьёз? – переспрашиваю.
– Ну воюют. Умирают. Это же бред какой-то. Первый раз такое вижу.
– Я тоже.
От взвода осталось четверо живых и человек десять раненых. К вечеру обещают прислать что-то посерьёзнее.
Подкрепление приходит только утром. Пехотная рота укреплённая зенитно-ракетным взводом. Это уже не зенитные установки, это целый ударный комплекс, радиолокационная станция и прочая дребедень. Здорово.
– Ух! – говорит Антон. – Первый раз такие пушечки вижу.
Из-за поворота выезжает последняя установка с локатором на башне, а следом за ней армейская машина. Останавливается и из неё выходит подполковник в полевой форме.
Он-то нам и нужен.
Подбегаем к нему, замираем по стойке смирно и выполняем приветствие.
– Товарищ подполковник, десантники в количестве две штуки готовы поступить в ваше распоряжение.
Другому бы такая вольность головы стоила, а мне ничего. Стоит, подполковник, улыбается. Нравятся ему такие вот парни.
– Орлы, – говорит. – Это вы тут драконов раскидали?
– Да не, мы так. Немного постреляли, ну сбили одного или двух. А остальное пехота. Ей больше всего и досталось.
Нас определили в третий взвод, на передний план. Выделили место в общем окопе, выдали огневые карточки и паёк. Мы подсели к общему огоньку, завязали знакомство и к вечеру были уже свои в доску.
А на следующий день приехали медики. Тогда я её в первый раз и увидел.
Марина была медсестрой. Молоденькой. Едва старше меня.
Белая форма очень шла к её тёмным волосам, а насчёт цвета глаз даже среди солдат ходили споры. Одни говорили, что синий – цвет мудрости, другие, что это просто хорошая наследственность, как, впрочем, и фигура.
Я в этих глупых разговорах старался не участвовать.
– Да, симпатичная, – сказал как-то Антон. – Но не больше.
Больше, подумал я, но промолчал.
И стал ждать удачного случая.
Случай выпал этим же вечером – играя в ножечки, я порезался. Антон долго смеялся, называл меня неудачником. Я многозначительно молчал, чистил форму и улыбался.
Марина сидела, склонившись над книгой, и медленно её перелистывала. Я деликатно постучал. Она смерила меня взглядом.
– Десантник?
– Так точно! – я шутовски козырнул и сел перед ней.
– На что жалуешься? Кошечка оцарапала? Или животик болит?
Тут я немного опешил. Она шутит? Если да, то странный юмор. Я же видел, что с солдатами она вполне дружелюбна. Даже мила.
– Ножом порезался, – сказал я, протягивая руку.
– Как же это ты умудрился?
– Всякое случается.
Она встала, подошла к шкафу, достала оттуда какой-то тюбик и протянула мне.
– На. Мажь палец и голову. Чтоб в следующий раз быть умнее.
И снова уставилась в книгу.
Ночь. Тёмное небо, лучи прожекторов и силуэты деревьев.
Мы с Антоном лежим у костра, тянем вино из фляги и говорим обо всём подряд.
– Вот ты как думаешь, что такое удача? – спрашиваю я.
Мимо нас проплывают две тени с фонариками и скрываются в зарослях.
– Ну-у. Удача, это когда события оборачиваются тебе во благо.
– А кто определяет, что для меня благо, а что нет?
Он молчит, смотрит в огонь. И я тоже молчу. Сидим в тишине, только урчит где-то справа установка, и шуршат в траве насекомые.
– Ну есть же какое-то единое благо.
– Думаешь?
– Не знаю. Должно быть. Все хотят здоровья, денег, внимания.
– А если я захочу умереть?
– Ты чего?! – спрашивает он, подымаясь на локте.
– Да нет, я так. Для примера. Вот если я хочу умереть, и у меня коэффициент удачи триста! Что тогда будет? Я умру? Ведь это моё желание, моё благо. Я так хочу, мне так будет лучше.
– Значит, умрёшь, – отвечает он.
– Но если я ошибаюсь?
– Значит, не умрёшь.
– Путаница какая-то…
За два дня мы виделись трижды. Доходило до смешного. Сначала я упал в окоп и вывихнул ногу, потом покрылся какой-то странной сыпью.
И каждый раз, встречая Марину, получал от ворот поворот.
– Значит, для тебя благо видеть её, а вот знакомиться ближе – вред, – сказал Антон. – Другого объяснения я не вижу.
А другого объяснения и не было. Удача стала играть со мной злую шутку, а я всё гадал, как использовать её в своих целях.
Дальше – больше.
Следующим вечером нас заперли в кладовке. Не знаю, как Марина там оказалась, но увидев её, я решил, что это мой шанс.
Для виду ударил пару раз ногой в дверь, потом с разбегу плечом. Я знал, что она не откроется.
– Заклинило.
– Где же твоя хвалёная удача?
– Выходит, моя удача быть запертым здесь, с тобой.
– Но-но, – ответила Марина и села на табурет в дальнем углу.
Я опустился прямо на пол. Прислонился спиной к двери и спросил:
– За что ты меня так недолюбливаешь? Разве я сделал тебе что-то плохое?
– Ты мне противен.
– Но почему?
– Ты десантник. Вы все такие – удачливые и безмозглые. Для вас война – развлечение. Кто убьёт больше драконов, кто первым возьмёт высоту, кто получит самую красивую девчонку. А то, что здесь люди умирают – этого вы не видите?! Три дня назад драконы сожгли целый взвод, а на вас двоих ни царапинки! Через неделю половина этой роты будет мертва. Но вас это не коснётся. Вы будете так же соревноваться, кто раньше подстрелит дракона. И что самое ужасное, после всего этого вас будут почитать как героев. Будут уважать те самые люди, которые умирали рядом с вами, и которые достойны куда большего уважения.
О следующем налёте нас предупредили заранее. Разведка донесла, что крупная стая будет здесь через двадцать четыре часа.
Лагерь затих. Хмурые солдаты заканчивали приготовления, оборудовали огневые точки и укрепления. Двое пехотинцев с угрюмым видом тащили ржавую балку. Ещё пятеро рыли траншею. Молча. Без привычных тычков и подначек.
– Странные они, – сказал Антон, когда мы в одиночестве сидели у костра.
– Почему?
– Ну ты погляди. Где азарт, где радость перед боем? Почему все как будто варёные?
– Антон, они тут по-настоящему умирают. Ты что, не видел?
Он пожал плечами и на этом разговор прекратился.
Я встал. Зашёл к зенитчикам, посидел в раздумьях возле ракетной установки, выпил со знакомым офицером, но тот оказался неразговорчивым.
После часа блужданий я добрался до вновь вырытого окопа, повалился на сырую землю, раскрыл глаза и уставился на звёзды. И лежал без движения, пока надо мной не нависла тень.
– Ты кто? – замогильным голосом спросил я.
Тень вздрогнула и отшатнулась. На всякий случай вытянулась по стойке смирно.
– Рядовой, Са…
– Да не напрягайся ты так.
Я встал. Посветил на него фонариком.
– Чего здесь делаешь?
– Часовой я.
– Ну тогда садись, поболтаем.
– Так не положено же…
– Да ладно тебе, ничего не будет. Скажешь, я приказал. Садись.
Я привалился спиной в стенке окопа, достал фляжку и предложил ему.
– Будешь?
Он помотал головой. Я сделал глоток и спрятал флягу обратно.
– Скажи честно, страшно тебе?
– Никак нет! – испуганно отчеканил он.
– Я никому не скажу. Ты главное честно ответь. Страшно?
– Умирать не хочется.
– Что, мамка дома больная? Или братья младшие?
– Да нет, один в семье.
– А что тогда?
– Да просто пожить бы ещё. В прошлый раз еле уберёгся. Струя мимо прошла, сожгла парня со второго взвода, а я жив остался. Хоть бы и в этот раз кого-нибудь другого. Не меня.
Утром, когда до налёта остаётся всего несколько часов, иду к медикам. В десанте нам кололи какую-то дрянь, от которой глаза на лоб лезли. Думаю, может и тут найдётся.
Захожу, а там Марина сидит. Замечает меня и отворачивается.
– Ты что здесь делаешь? – спрашиваю.
– Служу, если ты не заметил.
– Да тут сейчас такое начнётся! Убьют ведь!
– Что, трусишь?
– Да я же о тебе беспокоюсь. Со мной и так ничего не случится, а ты глупо погибнешь. Зачем? Что ты этим докажешь?
– Что в наших войсках ещё остались люди, готовые пожертвовать жизнью ради других.
– Ну и жертвуй! Я тебя предупредил, дальше решай сама.
– Иди, иди. Десантничек.
Выхожу от неё, пинаю подвернувшуюся коробку и думаю, что вот теперь удача просто обязана мне помочь. Если я спасу эту вздорную девчонку, то она убедится, что никакой я не трус. Главное, чтобы выпал шанс.
Пред самым боем, когда драконов уже засекает радар и начинают ощупывать ракетные установки, я иду к командованию. Прошу, чтоб нас поставили поближе к медикам. Вру что-то там про резерв. Про свежие силы. Подполковник ни слову не верит, но соглашается. Знает, что я добьюсь своего. Повезёт.
Драконов много! В жизни столько не видел.
Заходят справа, где зенитки. Сжигают сразу четыре штуки и принимаются за пехоту. Поливают огнём так, что из окопа один за другим выпрыгивают горящие пехотинцы.
Антон запрыгивает на бетонный блок и начинает расстреливать драконов в упор. Я тоже. Ловлю в перекрестье одного, другого, третьего. Прицелился, выстрелил, прицелился, выстрелил.
В ста шагах от нас Марина бинтует голову пехотинца. Не успевает закончить, как ей притаскивают ещё двоих. Санитары белыми точками мелькают возле окопов, находят раненых и тащат в сторону.
Драконы бьются об укрепления, выжигают пехоту. Одного из них отбрасывает взрывом, он падает недалеко от нас, подымается, вертит башкой. Приходит в себя и, оглядевшись, замечает белую фигурку с тёмными волосами.
Антон оборачивается. Наводит винтовку.
– Стой! – кричу я. – Этого оставь.
У дракона перебито крыло, он летит медленно, то теряя, то набирая высоту. Я бегу ему наперерез. Главное, чтобы никто его не сбил, пока я не добежал до Марины.
Бегу изо всех сил. Перепрыгиваю лежащего пехотинца, расстреливаю кинувшегося на меня дракона и снова бегу. Быстрее, чем когда-либо бегал.
Вдруг спотыкаюсь и падаю. Упираюсь руками, вскакиваю.
Марина замечает дракона, хватает раненного пехотинца и пытается оттащить его в сторону. До них остаётся совсем немного.
Снова падаю. Не обращаю на это внимания. Бегу. Марина подымает взгляд и замечает меня. Всё. Можно стрелять.
Вскидываю винтовку и р-раз.
Осечка!
Дёргаю спусковой крючок ещё и ещё, но винтовка мертва. Отбрасываю её в сторону, достаю пистолет, целюсь и открываю огонь. Всё мимо. Две пули уходят в небо, третья в землю.
И тут я начинаю понимать.
Стреляю ещё и ещё. Бесполезно. Ведь я никогда не учился стрелять. Раньше за меня всё делала удача.
А теперь дракон меня просто раздавит.
Стою, не в силах пошевелиться. Он всё ближе и ближе. Делает последний взмах, раскрывает пасть…
И падает подстреленный.
Подбегает Антон, смотрит на меня растерянно.
– Ты чего? – спрашивает.
А я стою, как стоял. Гляжу на мёртвого дракона. На винтовку, у Антона в руках и говорю:
– Всё. Отстрелялся.
Тёмное небо, шелест листьев и дым погасшего костра. Сижу на сырой траве, гляжу на перекопанные укрепления и на солдат. Тех, что выжили.
Смотрю, как они стоят возле пушек. Опустошённые, раздавленные. Обычные пехотинцы.
Сижу и думаю, что я теперь такой же, как бы унизительно это ни было. Самый что ни на есть. Обыкновенный человек.
Антон убежал в госпиталь, проведать спасённую им девушку.
Она его ждёт наверно. Десантника. Удачливого и безмозглого.
Сижу, грею руки над погасшим костром. Смотрю, как деревья роняют листья, и пытаюсь понять, чье это было благо. Моё? Антона? Марины?
Серые угли и стая птиц в бесцветном небе.
Удача не может ошибаться. Если она решила, что мне будет лучше без неё, значит, так оно и есть. Значит это моё благо.
Я не верю, что она меня бросила.
Не верю, что это насовсем.
Со мной что ни случается – всё к лучшему. |
|
|
|
Время приёма: 08:45 29.01.2009
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев