Старые добрые времена

    
    Серый дождь лениво накрывал мокрым саваном издыхающую громаду, оседая тяжелыми каплями на чешуе из окон и черепицы.
    Город напоминал древнего, уставшего от жизни ящера. Готового вот-вот уйти на вечный покой, но пока что живого.  Город тяжело подпирался на костыли небоскребов, лениво попыхивал огоньком космодрома,  вздыхал единственной автострадой…
    Казалось, он чего-то ждал.
    А где-то на задворках, там, где трущобы, вечная сырость и пирамиды из мусора, а жизнь проста и незамысловата: словно цент, брошенный поденщику; в мансарде с прохудившейся крышей, на полу абсолютно пустой комнаты сидел человек.
    Он сидел и слушал, как лениво капает время с потолка  в ржавый тазик: тяжелыми грязными каплями,  словно отмеряя последние минуты бытия. Не иначе как приближая город со всеми обитателями к порогу вечности…
    Тусклыми были серые стальные глаза. Тусклым был и медный перстень с печатью зверя: знаком древнего и славного рода. Впрочем, род и имя давно канули в лету, оставив владельцу лишь медную безделушку на пальце, да пометку в паспорте.
    Теперь его звали  просто - Крепыш. Работы у него не было. Прошлое умерло вместе с далекой Родиной, под вой сирен и вспышки водородных бомб. Будущее выглядело туманным, и судя по всему – бесперспективным. Бывший пилот, позже охранник, уличный торговец, и даже дворник, уже месяц существовал на задворках марсианского Фритауна, отдыхая от последствий  прошлой войны,  в преддверии войны новой. На этот раз,  для разумной жизни - последней.
    Город лениво вздыхал, думая о чем-то своем. И слушая монотонный шелест, казалось, вечного дождя,  убаюканный унылой водой, Крепыш изредка вздыхал в такт. Поглаживал перстень, бросал взгляд то на старинные, давно затихшие часы с кукушкой, то на сырую неприбранную постель, то на время, кругами расходящееся в ржавом старом тазу.
    Разорвав тишину, ударил по нервам телефон. Неожиданная удача. Все-таки ОНИ решились доверить ему дело.
    - Он в храме. Один из последних. После исполнения – доложишь. Реквизиты, как и договаривались. Патроны – с огоньком -  как раз по тебе и для клиента. Оплата после работы, - сухой голос умолк. Телефонная трубка издала короткие гудки.
     
    Крепыш встрепенулся. Серые глаза сверкнули сталью. Пружинисто подпрыгнул, движения стали резкими, отточенными.
    И казалось: хищник - старый, усталый, со стертыми клыками, но все же матерый - вышел на последнюю охоту.
    Скрип замка, грохот армейских ботинок по лестнице, хруст щебенки. Ветер в лицо, свежесть, и тут же: промозглая сырость. Запахнувшись поплотнее в дождевик, Крепыш шел к пересечению тринадцатой и десятой.
    Город неотступно следовал за ним по пятам. Улыбался зелеными огнями светофоров, подмигивал редкими неоновыми вывесками: обещая то вечную жизнь, то баснословные выигрыши: он знал, что идущего не купить на дешевые подачки, и все же предлагал. Ему просто нравилась игра. А еще он тихо шуршал шинами притормаживающих автомобилей,  стараясь не облить водой и грязью человека, способного нечто изменить. Изменить окончательно и бесповоротно. Уставший Город понимал это, чувствовал, переживал, и с нетерпением ждал развязки: любой. И поэтому дорога была чиста, легка и свободна. Несмотря на двухнедельный дождь и атмосферу всеобщего упадка.
    А на углу тринадцатой  и седьмой вклинивалось куполом в серое низкое небо огромное здание. Оно тоже чего-то ждало. На пустой улице было тихо.
    Идущий, наконец, дошел…
     
    Перед входом в храм всех святых стоял человек. Невысокий, плотный, в полинялом дождевике. Наконец, что-то для себя решив, мужчина подошел к урне. Нагнулся. Вытащил сверток, обмотанный пленкой.  Все на месте, как и договаривались. Положил за пазуху. Оглянулся по сторонам и пошел к массивным дверям.
    Заскрипели створки на несмазанных петлях: Храм принял его в свою громаду. Обволок полумраком, запахами ладана и торжественной пустотой, присущей всем зданиям, наполненным силой.
    Собор был абсолютно, удивительно, мертвенно пуст. Был ли тому виной дождь, тянущийся уже вечность, всеобщее отношение отчаявшихся людейк вере, или просто поздний час, кто знает?
    Крепыш дошел до алтаря. В торжественной тишине, он то смешно шаркал, то старался чеканить шаг. Ему были интересны издаваемые звуки. Звуки, говорившие хоть о какой-тожизни.
     
    - Да, сын мой… - раздался тихий шелест слов незаметно подошедшего священника.
    Крепыш вздрогнул, обернулся, увидел прямо перед собой старца в черной рясе. Высокий рост, смуглое загорелое лицо, теплые янтарные глаза.
    “Теряешь форму. Это он! Узнай точнее!” -  громыхнула первая мысль голосом старшего прапора.
    „Действуй“ – рявкнул кто-то внутри голосом заказчика.
    “Тихо тут. Спокойно. А может, и не он вовсе?” – шевельнулось лениво нечто свое, родное.
    Шевельнулось, выскользнуло, отразилось от стен храма. И, вернувшись назад, накрыло теплой волной умиротворения.
    Крепыш вздохнул. Стряхнул с себя наваждение. Оставалось совсем чуть-чуть: выхватить беретту с напалмовыми патронам. Выпустить огненное дыхание по цели. Доложить.
    Но был шанс ошибиться. А ошибок пришедший в храм не любил.
    Надо было с чего-то начинать. А святой отец располагал к себе…. Беретта осталась за пазухой. А мужчина, сделав шаг назад: мягкий, кошачий, пружинистый: полностью повернувшись к святому отцу, осторожно начал речь:
    - Отче, я хотел бы жить иначе. Как в старые добрые времена. Когда не было войны. Когда у меня было две Родины. И я знал, куда и когда вернуться.
     - Расскажи, что было. Возможно, ты сам дашь ответ на свои вопросы, - тихо попросил святой отец. И было в голосе священника нечто такое, что заставило Крепыша на миг потерять веру. Веру в идею, в то, что привело его сюда, в заказ и долг.
    Ему захотелось попытаться узнать нечто новое. А вдруг оно есть?
    А от священника веяло теплом. Таким, какое бывает в дождливую погоду у жаркого камина. Когда ты пьешь горячий грог, завернувшись в плед, и тихо-тихо, умиротворяюще:постреливают  искорки в пламени.
    Искорки? Да что там – казалось, притаившийся огонек жил и в глазах святого отца.
    Огонек, способный превратится в пламя…
    Крепыш вздрогнул.
    Нечто коснулось его.
    На душе стало легко и спокойно, как не было давным-давно…
    Искорка в глубине карих глаз тихонько разгоралась, увлекая наемника в дальние дали забытого прошлого. Настоящего прошлого. И главное – счастливого…
     
    Мужчина решил выговориться. Впервые за долгие-долгие годы одиночества, боли и отчаяния, выжженная душа принялась пробивать брешь в ледяной скорлупе сознания.
    Огоньки глаз священника мягко ударили в лёд, и панцирь раскололся. Речь стала обрывистой, но более свободной.
    - С чего все началось? Война изломала мою жизнь. Я потерял все. Семью, работу. Война лишила меня Родины. Наступает мне на пятки и здесь….
     
    Крепыш размахивал руками. Переминался с ноги на ногу. Сбивался.
    И говорил. Говорил.
    Янтарные глаза старца смотрели участливо, с теплом.  Огонек в глазах то вспыхивал, то затухал, но все так же неотрывно наблюдал за пришедшим…
    Слова летали в гулкой пустоте, отражаясь от стен. Стен - дарящих покой, мир и безопасность.
     
    - Война затронула и последнее прибежище разумной жизни, - сказал, наконец, Крепыш.
     
    - Почему? Может так и надо? Изменять и познавать. Познавать, изменяя?
     
    - Да, самое смешное: и здесь человек принялся изменять мир под себя. Забыв о том, что мир этот изначально чужд. На Марсе почти вымерли местные жители. Очень странные местные…
    - Да, я знаю это, - ответствовал священник: при этих словах  янтарный  огонек блеснул особенно пронзительно. И святой отец  добавил: - Исчезли кху – владетели  почвы, мельмаиды – повелители подземных вод, многие и многие другие, имен которых мы, люди, и не помним. Наконец почти исчезли драконы - видящие суть вещей.
    - Этот мир враждебен. Потому  их и… - сказал Крепыш.
    - Нет. Не враждебен. Просто чужд. Люди не искали компромисса со своей Родиной. И она погибла. И самое обидное - перенесли те же проблемы и их решения - сюда. Марс еще  борется. Но и он не вечен. Что будет дальше?
     
    Крепыш понимал, что проигрывает. Вернее, что уже проиграл. Разорвав тишину своей странной исповедью. Ввязавшись в диалог со святым отцом. Нельзя было этого делать… Впрочем, Крепыш  понимал - ему простительно.
     
    - Возможно, отче.
    - Время крутится по спирали, сын мой. Веет ветер, веет, и все на круги своя. Надеяться на лучшее и верить, это ли не благо?
    - Отче, я не смогу вернутся туда, где мне было хорошо.
    - Создай “хорошо” здесь. Для себя и для других. Будь творцом в первую очередь для себя.
    - Не знаю, не знаю,- прошептал Крепыш.
    - А я надеюсь на это, сын мой. Вижу это в тебе. Ступай с миром. Да, да, ступай с миром. И помни - не меняй этот мир разрушением, но ищи силы в себе и твори. Твори, - мягкая вкрадчивая речь обволакивала, внушала уверенность в завтрашнем дне. А еще, от слов старца в черной сутане становилось как-то спокойно. Словно вернулся назад в детство, на свой одиннадцатый день рожденья.  Там, где ждет на столе  бабушкин яблочный пирог. И желанная железная дорога в подарок. И знаешь, что все у тебя хорошо, просто потому, что не может быть иначе…
    От удовольствия нахлынувших воспоминаний, мужчина на миг зажмурился. Потом встал с колен. Груз  за пазухой превратился в нелепую и ненужную  безделицу. А священник продолжил:
    - Сын мой, поверь, я понимаю, насколько тяжело бывает жить в новом мире. Насколько тяжело приспосабливаться под него. И, постепенно приспосабливаясь, не потерять себя, и менять, менять новый мир для себя. Но изменять не разрушая, а творя нечто новое.
    - Спасибо, отче.  Я, пожалуй, пойду.
     
    Человек, пошатываясь,  вышел из храма всех святых. Сунул руку за пазуху. Удивительное дело: дождь, наконец, прекратился, но прохожих на улице не было. Достал беретту. Отщелкнул магазин. Посмотрел как падают на мокрый асфальт патроны, несущие огненную смерть. Вздохнул. Тоскливо прошептал в пустоту: ”Я знаю, кто он. Но ..не могу. Просто- не могу”. Бросил пистолет в урну и скрылся в переулке.
    Из оконца за ним наблюдал священник. Дождавшись развязки, он грустно улыбнулся.
    Потом поднялся к куполу храма, дошел до колокольни.
    Окинул взглядом открывшийся вид. Сквозь серые тучи, за долгое-долгое время пробился робкий солнечный луч.  И Город, словно очнувшись от тяжелого болезненного сна, поприветствовал святого отца фабричным гудком, да лукаво подмигнул огоньком космодрома.
    Святой отец улыбнулся в ответ. Скинул сутану. Расправил горящие золотом крылья, и полетел над ночным городом.
    Как в старые добрые времена.
     
     
     
     
     
     
     
    
     
    **********************************
    Примечание автора: рассказ-настроение.