 |
|
| |
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.
|
|
|
|
|
|
Фальшиво отзвучали жидкие аплодисменты. Остатки публики, не сумевшие незаметно покинуть аудиторию во время доклада, бодро рассыпались по проходам и, дробно перестукивая каблуками, жидкими ручьями всосались в двери.
Докладчик – высокий молодой человек со злым неприветливым лицом, откалывал со стендов плакаты с чертежами и графиками. Кнопки выскальзывали из его неловких пальцев, сыпались на пол, и он, еле слышно чертыхаясь, отфутболивал их прочь от себя ногами.
Я подошёл к кафедре, облокотился о лекторский стол и старательно изобразил задумчивость, разглядывая доску, густо усеянную мелом.
- А вам чего надо? – неприязненно спросил докладчик. – Ещё один крупный специалист по насмешкам?
Я тут же простил ему очевидную грубость и тяжесть слога. На его месте любой бы расстроился: переворошить гору литературы ради сорокаминутного доклада для трёх десятков тупиц, которые не отличат кольцо Буля от дырки бублика…
- Не стоит их винить, - миролюбиво заметил я. – Вместо обещанной единой теории поля, вы весьма убедительно доказали, что уравнения Максвелла и Эйнштейна в ближайшие сто лет никто совместить не сможет.
- Отрицательный результат – тоже результат!
- Идеология неудачников! – спокойно возразил я. – Давайте не будем заниматься самообманом, молодой человек. Отрицательный результат – это всего лишь подтверждение беспомощности и слабости исполнителя, которому он принадлежит. К решению задачи отрицательный результат отношения не имеет.
- Дмитрий! – представился он и протянул мне руку.
- Тем более, - продолжал я, игнорируя его дружественный жест. – Что вы были на правильном пути, и только поверхностное знакомство с физическими аспектами вариационного анализа не позволило вам заглянуть немного дальше.
- Что? – протянутая ладонь сжалась в кулак. – Что вы сказали?
Вместо ответа я подошёл к доске. Молча взял мел и тряпку.
- Ветошь перед лекцией смачивать надо! – с укором сказал я. – Смотрите, вот здесь, когда вы интегрировали по контуру… и здесь, после дифференцирования по мнимому времени…
Я, бойко постукивая мелом по доске, внёс основные исправления. Исправлять мелкие ошибки было не в моих правилах, главное – основное. А о мелочах пусть заботятся те, кому это нужно. Заодно можно выяснить – а нужно ли им это вообще.
Напряжение за моей спиной испарилось, словно капли дождя на гальке июньского пляжа. Я физически почувствовал, как всё его внимание переключилось на доску.
Он протянул руку, и я вложил в неё мел. Тряпку положил на стол: она ему скоро понадобится.
Я вернулся в зал и сел в первом ряду. Люблю людей! Только что он готов был меня убить за одно только сомнение в его компетенции. А сейчас он забыл обо мне напрочь! Всё его восприятие сузилось до плоскости доски, на которой появлялись всё новые и новые руны.
Минут через десять Дмитрий, не оборачиваясь, поискал у себя за спиной тряпку. Нащупал её на столе и попытался что-то стереть с доски. Ага! Как же! На этом клочке материи влаги было не больше, чем в египетской мумии, пролежавшей в песке несколько тысяч лет.
С минуту он пытался очистить от записей хотя бы часть доски. Из густого облака пыли вскоре послышался кашель.
Я сочувственно улыбался.
- Чёрт меня побери! – закричал он и изо всех сил швырнул кусок мела в доску.
Мел после удара раскололся и шрапнелью разлетелся по аудитории. На доске осталась большая жирная точка, сантиметровым прыщиком приподнимавшаяся над знаком гамильтониана в правой части уравнения условного равновесия.
- Уже! – вполне ясно сказал я.
- Что? – он вспомнил о моём присутствии. – Кто вы такой?
Я улыбнулся, достал визитку и, вернувшись к кафедре, положил её на стол перед ним.
- Как наскучит мелки метать, - я кивнул в сторону прыщика на доске. - Приходите. Есть одно свободное местечко за партой…
И пошёл к выходу.
- Подождите! - закричал он сзади. – Я понял: при ускорении заряда уравнения Максвелла объединяют электрические и магнитные величины, а при ускорении ускорения к уравнениям Максвелла цепляются уравнения Эйнштейна… Эй! Я не кончил!
- Это вы с женщинами кончайте! – бросил я ему через плечо, подходя к дверям. – На математику больше времени останется…
***
Дмитрий появился у меня на кафедре год спустя.
Бледный, небритый, осунувшийся.
Я следил за его публикациями: две статейки в Национальном геофизическом, и одна в «Физическом вестнике». Не густо? Как сказать…
Он нёс под мышкой фанерный ящик, развевающиеся полы плаща были заляпаны грязью.
- Здрасьте! – чересчур громко поздоровался он и тут же устремился к доске.
Мы как раз с одним из моих аспирантов заканчивали разбор довольно неожиданного следствия из весьма тривиальных предположений. Дело касалось физики электролитов, в частности поведения ионов в температурных полях сложной формы. На первый взгляд к проблемам Дмитрия эти вопросы не относились. А дважды на что-либо смотреть Дмитрий пока не научился: он схватил губку (влажную, между прочим!) и вытер дочиста доску. Потом отобрал мел у аспиранта и принялся инкрустировать поле доски своими выкладками.
Я извинился и отпустил аспиранта, но вскоре заметил, что присутствующие оставили работу и, сгрудившись у меня за спиной, наблюдают за вязью формул Дмитрия. Тогда я жестами предложил сотрудникам и аспирантам разобрать стулья, и вскоре мы все, довольно удобно устроившись, наблюдали за разворачивающимся представлением.
Дмитрию следовало отдать должное: он точно соразмерил пространство доски с объёмом представляемого материала. Ошибся он только один раз, но заметил ошибку сразу, весьма аккуратно стёр ошибочное выражение и написал поверх правильное. Наконец, чистого места на доске не осталось. Он решительно вытер руки, отошёл на несколько шагов от доски и с видом довольного своей работой мастера окинул единым взглядом написанное.
Я кивнул, и наша немногочисленная аудитория подарила ему полторы минуты довольно энергичных аплодисментов.
Тогда он подошёл к своему ящику, откинул запоры и снял крышку: на чёрной полированной подставке стоял диковинный прибор, состоящий из нескольких массивных, многовиточных соленоидов, рябого от множества радиодеталей электронного блока управления, и, в центре, направленной в зенит сужающейся к концу спирали. Спираль была насажена на ось электродвигателя, который Дмитрий, даже не подумав спросить разрешения, немедленно включил. Спираль, быстро вращаясь, немедленно обратилась в размытый конус. Послышался тонкий визг и шёрох трущихся деталей прибора.
Дмитрий взял кусок мела, осторожно что-то нащупал в воздухе над прибором, и уложил на это «что-то» мел. Он сделал два шага назад: в воздухе, над стремительно вращающейся спиралью, висел кусок мела без всякой видимой поддержки…
Он окинул нас гордым взглядом.
- Всё? – сухо спросил я. – Вы закончили свой цирк, молодой человек?
Несколько мгновений он вдумывался в смысл моих слов, потом побагровел:
- Я – Дмитрий Роганков, - веско сказал он. – Я придумал антигравитацию!
- Не думаю, - возразил я. – У этого явления, как, кстати, и у любого другого, всё-таки другой автор. Кроме того, даже склонность к плагиату не даёт вам право врываться в помещение, где люди заняты серьёзными делами, и нарушать их спокойствие и ход мысли.
В столбняке он пребывал с минуту, потом пришёл в себя и обвёл нас взглядом. Надо отдать должное моим ученикам: даже тени улыбки не было на их лицах. А ведь каждому из них когда-то пришлось пройти точно такое же посвящение. Удивительно, почему-то все начинают с одного и того же. Может, Он и вправду перемудрил с тяготением? У нас, между прочим, даже шкаф специально выделен, в котором на полках стоят антигравитаторы различных конструкций.
- Это всё, что вы мне можете сказать? – хрипло выдохнул Дмитрий.
- Нет, - сказал я. – Не всё. Но прежде, чем вы услышите, то, для чего родились, надо будет немного поработать.
- Согласен, - он энергично потёр руки. – Что нужно делать?
- Для начала, будьте добры, сотрите свои письмена с доски и восстановите нашу работу до места, на котором вы нас так грубо прервали.
Судя по лицу Дмитрия, он полагал, что может что-то возразить. Я не предоставил ему такой возможности: подал знак сотрудникам, и мы вернулись к прерванным занятиям.
Я не противник таких пауз. Интеллектуальное давление на мироздание – занятие захватывающее, но весьма утомительное. Всем нужно как-то бодриться, и такие клоунады – незатейливые гимнастики для ума - частенько бывают весьма кстати. Особенно перед серьёзными прорывами или ответственными экспериментами.
Он корпел над доской до поздней ночи. К нему подходили мои аспиранты и о чём-то шушукались. Несколько раз они звали его пить чай с бутербродами. Он не отказывался, но всякий раз уже через три-четыре минуты вскакивал, на ходу что-то дожёвывал и вновь устремлялся к доске.
Ушёл только под утро.
Все давно разбрелись по студгородку. Только я и он…
- Спасибо, - сказал Дмитрий на прощание. – В самом деле, управляя биопотенциалами своего тела, можно многого добиться. К чёрту все машины!..
- Не «многого» - а всего, - строго поправил я его, и усмехнулся. – Только зачем мне столько железа?
Он кивнул, что, мол, понял, но я знал – он подумал, что это я так пошутил…
***
Через три года он нашёл меня в Гималаях.
Астрофизическая лаборатория работала круглый год, но, естественно, смена вахты и доставка продуктов – строго по расписанию. Народ здесь тёртый. На мои частые отлучки и внезапные появления вне всякой связи с рейсами вертолётов давно привыкли не обращать внимания. А вот появление Дмитрия почему-то произвело впечатление.
- Здравствуйте, - немного смущённо сказал Дмитрий, входя внутрь жилого модуля. – Не помешаю?
Он спросил так, будто мы находились не на крыше мира, а где-нибудь в подмосковье, в пяти минутах пешего хода от электрички. Шёл к себе на дачу, да и заглянул на огонёк…
Радист Олег так вообще в состояние столбняка впал, будто человека никогда раньше не видел. А любимец экспедиции, кот Апогей, выгнул спину и зашипел.
- Привет, Дмитрий, - улыбнулся я ему. – Рад, что не забываешь. Какими судьбами?
- Мне можно с вами поговорить?
- Почему же нет? - спрашиваю. – Поговорить всегда можно. За разговоры уже давно никого не наказывают.
Он весь как-то сжался, напружинился.
- Нет, не здесь. Можно туда? - он кивнул на дверь. – Наружу?
- Конечно, - немедленно согласился я. – И в самом деле, незачем травмировать персонал.
Мы вышли. Звёзды, густо устроившись над нашими головами, светили ровно и ярко, равнодушные к нашим нечаянным взлётам и вполне предсказуемым падениям. Было морозно, и, разумеется, на такой высоте сразу чувствовался недостаток кислорода.
Мы далеко отошли от пика, на котором обосновалась обсерватория, и расположились прямо в воздухе, по-турецки подобрав под себя ноги.
Мглистая чернота внизу и звёздный купол сверху положительно настраивали для серьёзного разговора.
Но Дмитрий и на этот раз не стал тратить время на пустые слова. Разогрев указательный палец правой руки, он сублимировал из воздуха снежную пыль и ею стал отрисовывать систему мировых уравнений в полном объёме.
Я на какое-то время счёл возможным немного отвлечься – в одной из вселенных происходили некоторые события, которые могли иметь весьма важные последствия для одного из моих экспериментов. Направив эти события в нужное для себя русло, я вновь одарил Дмитрия своим вниманием.
С поставленной задачей он справился блестяще. Теперь, когда не было необходимости отображать уравнения на плоскости ученической доски, ему удалось весьма изящно показать ход своей мысли в объёме.
- Из этого следует, что энергия – всего лишь проводник между массой и временем, - торжествующе заключил он, ставя жирную точку в конце своих рассуждений. – Но перемещение во времени – всего лишь одно из следствий. Теперь я знаю, как возникла Вселенная!
- Вот как? – я скептически поднял брови.
- Конечно, - уверенно заявил он. – Назовите дату демонстрации.
- Семьдесят пять миллионов лет, - сказал я. – Плюс-минус не имеет значения. Только особое внимание удели позиционированию хронопрокола. Аннигиляция отверстия потребует приличной массы…
- Порядка одной восьмидесятой Земли, - с готовностью перебил он меня.
- Верно, - спокойно согласился я. – Но будь осторожен: ошибка в сотую процента разнесёт систему на куски.
- Это у меня ошибка?
Он высокомерно выпятил нижнюю губу, но я не позволил ему наговорить глупостей:
- Взгляни-ка…
Я указал ему на небесную сферу и прямо на ней вычертил поверхности эфемерид:
- Не забудь прецессию, обратное вращение…
Но он меня уже не слышал.
Эх, молодость. Неужели и я когда-то был таким же?
Наивное невежество, романтика ошибок: тонут дураки, а нам море по колено…
***
Я ведь знал, что он поступит по своему.
Но игра того стоила.
Он зашёл дальше всех, а потому я не мог отступить: а вдруг получится? И поэтому планета была обречена.
Через несколько минут Дмитрий сделает первый прыжок во времени и убьёт девяносто девять процентов биомассы планеты. Почти вся моя кропотливая работа пойдёт на топливо. А что не догорит сегодня, через семьдесят пять миллионов лет назовут нефтью, и всё равно сгорит.
Я снял туфли и носки.
Ноги по щиколотку погрузились в бесконечное шевеление жизни. Да. Здесь так: шагу нельзя ступить, чтобы не споткнуться обо что-то живое. Джунгли Бразилии по сравнению с этим местом примерно также бедны жизнью, как пустыня Сахара по сравнению с самими джунглями.
Я поднял руки к верху и развёл в стороны. Солнце палило нещадно. Тяжёлый влажный воздух бархатом давил на плечи. Запахи, звуки, движение… Как жаль. Как мне жаль этот мир!
Никогда и нигде больше не будет такой плотности страстей на кубический сантиметр. И так всюду: от полюса до полюса, по каждому из меридианов, которые выдумают ох, как не скоро…
Взмахни рукой, сдави пятерню и ешь. Только не забудь прежде оглянуться: вдруг кто-то позади тоже решит пообедать?
Живое толкалось у моих ног, карабкалось по брюкам, бабочки вились у лица, а пауки плели сети прямо в волосах. Возмутительно грохотали миллионы голосов, - каждая тварь изо всех сил старалась быть услышанной. Невдалеке гулко ухали чьи-то тяжёлые шаги…
Простой и ясный мир.
Неужели его смерть так необходима?
Я сомневаюсь? Нет. Я сожалею…
Над горизонтом полыхнуло пламя. Потом ещё раз. Будто далёкая гроза пробует силы молчаливыми зарницами.
Но я знал, что это не гроза. На расстоянии четырёх сотен тысяч километров от планеты возник крохотный прокол между двумя временными последовательностями. И чтобы закрыть этот прокол, пространству придётся поставить латку. Аккуратную сферическую латку со смешной перекошенной рожицей. Но он допустит ошибку. Ту самую, которая даст возможность его виду доминировать здесь спустя каких-то семь с половиной десятков миллионов лет.
Эта ошибка превратит мой сад в пустыню. Выпьет запахи и влагу из воздуха. Понизит плотность жизни с пяти десятков животных в кубическом метре пространства до одного на квадратный метр поверхности.
Очень много энергии…
Ясно вижу огненный фронт, спускающийся с неба.
Всё. Ухожу. Я не могу видеть агонию своего мира.
Я с ним попрощался.
Через минуту здесь будет ад. И только миллион лет спустя вновь зазеленеют луга, поднимутся травы, прорастут леса… Но всё это будет уже не то…
Я опустил руки и склонил голову.
Это был первый случай, когда я не был уверен в правильности своего решения.
А потом я ушёл: с неуверенностью и босиком…
***
Наша последняя встреча состоялась неподалеку от Фомальгаута. В этих краях почему-то более всего принято почитать чистое знание, как высшую добродетель. Утверждение весьма спорное, но я, обычно, не препятствую развитию заблуждениям.
Это был заурядный конвент астрофизиков различных рас, и тема была вполне рядовой, обычной – происхождение Вселенной. Всё было вполне буднично, рутинно…
Пока на кафедре не показался Дмитрий.
Я знал о его выступлении. Он числился в списке докладчиков. Выйдя на кафедру, Дмитрий не стал расшаркиваться перед научными авторитетами и взывать в свидетели прочности экспериментальной базы ни одну из процветающих в этой части Галактики научных школ.
Вместо принятых благодарностей и сладкого пиетета в адрес корифеев темы заседания, Дмитрий развернул четырёхмерный демонстрационный бокс и в первую же секунду своего доклада огорошил всех присутствующих сложнейшей системой мировых уравнений, связывающих Большой взрыв с финальной тепловой смертью Вселенной.
Он даже не трудился, что-то пояснять. Пошаговая демонстрация состояния его модели Вселенной и немедленное сравнение с истинным положением дел, наглядно показало всем присутствующим, насколько точно он подобрал уравнения и граничные условия к ним. У него настолько всё было безупречно, что он даже предсказал в качестве одного из следствий растущую вслед за убегающими галактиками прослойку сверхвакуума с отрицательной плотностью.
Над ним, конечно, посмеялись, но я-то знал, что это правда!
Дмитрия нисколько не смутил скепсис аудитории.
Он просто вывел на обзорный экран результаты своих экспериментов, и даже отчёт о посещении первичной полости – месте, где когда-то, восемнадцать миллиардов лет назад и произошел Большой взрыв.
Теперь собрание молчало. Я точно знал, что они все были смущены скандальными выводами представителя никому неизвестной цивилизации. Председатель конвента получил сразу несколько записок с одинаковыми вопросами о том, кто пригласил этого невежду на такой уважаемый научный форум.
Председатель не мог ответить на этот вопрос.
Потому что пригласил Дмитрия я. Но мне всё ещё было непривычно давать кому бы то ни было отчёт о своих намерениях или мотивах.
Поэтому, дабы пресечь растущее недоумение и нервозность, я встал со своего места и прервал докладчика:
- Минуточку внимания, уважаемый, - сказал я. – Прошу прощения, что прерываю ваши весьма занятные доводы. Но мне думается, что если бы вы сперва опредметили задачу, или, по крайней мере, озвучили конечную цель, то следить за ходом вашей мысли было бы намного легче.
Зал одобрительно загудел.
Дмитрий, разумеется, не узнал меня, поскольку на этот раз я прибыл на конвент в составе делегации от скопления Плеяд, но суть моего замечания была ему понятна.
- Разумеется, - он кивнул. – Охотно поясню уважаемому собранию, о чём собственно идёт речь. Если в двух словах… - Он задумался. Зал стих. Признаться, я и сам затаил дыхание. Не так-то просто рассказать в двух словах главную тайну мироконструкции. – Я всего лишь осмелюсь утверждать, что создание Вселенной – дело рук разума самой Вселенной.
Что ж, не два слова, конечно, но тоже не плохо.
- Прыжок в прошлое сопровождается выделением массы и энергии. Недавно я провёл любопытный эксперимент и с удовольствием ознакомлю собрание с его результатами.
Он вновь включил свой проектор, только на этот раз ограничился тремя координатами построения систем уравнений.
- Как видите, время, энергия, масса… экспоненциальный характер зависимости. Если экстраполировать эту же величину в масштаб возраста Вселенной, получится масса и энергия, по порядку сопоставимая с принятыми в современной науке значениями массы и энергии Космоса…
Он жестом профессионального фокусника вывел на экран значения и все ахнули: речь не шла о порядке величины, - совпадение было точным до второй значащей цифры.
- Иначе говоря, на самом деле речь не идёт о единственном взрыве, который послужил причиной возникновения нашей Вселенной. Речь идёт о последовательности взрывов. Вновь рождённая Вселенная порождает жизнь, которая, становясь разумной, совершает прыжок во времени назад, чтобы дать жизнь новой Вселенной. Круги на воде… - заключил Дмитрий.
Но как это почти всегда у людей и получается, на этот раз он перегнул палку. Радуясь произведенному эффекту, он открыл последние группы мировых уравнений. То, что я увидел, заставило меня вскочить на все шесть лап.
- А теперь, уважаемые, - сказал Дмитрий. – Я хочу вам показать нечто и впрямь достойное внимания…
Вопреки порядку и тысячелетним традициям я тут же оказался на подиуме:
- Это не обязательно, - сказал я, схватив его за руку. – В этом нет никакой необходимости…
- А что такое? – немного нервно спросил он.
Должен отметить, что для нервозности у него были веские основания. Как я уже говорил, на этот раз я был в теле маутолойера, разумного членистоногого с одной из планет системы Плеяд и, несмотря на всю цивилизованность собрания, человек рядом с таким существом выглядел беззащитно.
Но не жалко.
И я гордился этим!
- Это, - я указал ему на краевые условия. – Этого не нужно делать!
- Да что это с вами? – он попытался отбросить мою руку. – Я всего лишь хотел показать, что обнаружил нетривиальные граничные условия, при отсутствии которых наш мир не может существовать.
Это могло быть началом конца. Но, возможно, я всё же ошибся? Может, излишняя впечатлительность играет со мной злую шутку?
- И что же это? – спросил я, чувствуя неприятную тяжесть там, где у обычных маутолойеров расположена сердечная гроздь. От приятной эйфории, вызванной очередной победой разума, не оставалось ни следа.
- Вот, - он ткнул пальцем в самое сердце мировой системы. – Эти две функции. Я назвал их тревожными. Одна из них всегда должна превалировать над другой. Даже равновесие приводит к частичной диссипации и уничтожению мира по оси времени… да что это с вами?
Я слегка нарушил температурное поле на участках его тела. Защитные уравнения, позволяющие Дмитрию обходиться в аудитории без скафандра, были нарушены. Почувствовав неладное, он ухватился за одно из моих щупалец, но тут же отпустил, схватился за горло, согнулся и захрипел.
Я присел рядом
- Как ощущения? – спросил я его через несколько секунд.
Я знал, что вопрос был издевательским. В таком положении он не мог ничего ответить. Каждый удар сердца приближал его к неизбежном концу: кроме ядовитой атмосферы на него обрушилось избыточное давление. Да и гравитация планеты, к слову сказать, значительно превышала земную норму.
- Каково это, быть низложенным? – повторил я свой вопрос. – Каково это чувствовать себя богом, а через секунду быть червём, раздавленным собственной оболочкой?
Он молчал. Но смирения в его молчании не было.
Я шевельнул антенной-усиком, и ему полегчало.
- Это… вы? – с заметным усилием пробормотал он. – Нельзя же так людей пугать, право… кажется, я успел наложить в штаны…
Это была ложь. Штанов у него не было. Да и набедренная повязка, обёрнутая вокруг талии, была совершенно суха.
Одна моя часть вместе с его фантомом вернулась в аудиторию, где я извинился за инцидент и лекция была благополучно, в лучших традициях современной науки осмеяна и осуждена на забвение, а наши реальные личности не без моего участия скользнули к началу начал – к сингулярности его, Дмитрия, Вселенной.
***
Я зачерпнул ладонью немного протоматерии из первичного яйца и небрежным броском измазал небытие его уравнениями с тревожными функциями.
Потом окрасил синим опасные участки краевых условий:
- Через восемнадцать миллиардов лет в твоём мире изобретут мины, которые будут приводиться в действие потревоженной натянутой струной. Такие штуки будут называться «растяжками». Ты должен хорошенько запомнить «растяжки» мировых уравнений, иначе превратишься в арбуз, который упал с девятого этажа на бетонный двор. Оставь свои шуточки, смертный, и ясно скрепим договор. Тебе понятно, что я только что сказал?
По-видимому, парень во всех подробностях представил себе вид злополучного арбуза после падения, потому что очень быстро ответил:
- Да, - и покосился на злобную пульсацию сингулярности. – А почему эта штука не взрывается?
Я был счастлив от его наглости.
- Отныне я беру тебя в ученики. Обращаться ко мне будешь «мистер». Это понятно?
- Да.
- Теперь этого недостаточно!
- Да, мистер.
- Прекрасно. Теперь на время тебе придётся оставить эту шутиху, - я задул уравнения, и они снежной крупой втянулись в сингулярность. – Мы займёмся очень важной работой…
- Мистер? - обратился ко мне Дмитрий.
Поскольку это был его первый вопрос, я благосклонно кивнул.
- Если можно… - он замялся. – Мистер, один вопрос?
- Давай-давай, - подбодрил я его. – За один вопрос ничего не будет.
- Что это за функции, и зачем эти растяжки?
- Функции? Добро и зло, конечно. Первого всегда должно быть больше, при всей кажущейся симметрии. И трогать эти условия НЕЛЬЗЯ. А растяжки… - я задумался. – Это как проверка на разумность...
- Какая проверка, мистер? – от любопытства он даже вытянулся на цыпочки, что в условиях «ДО начала сущего» было делом весьма непростым. – Не понимаю.
- Чувство меры, конечно, - устало ответил я. – Создавай мир, владей миром, управляй… делай что хочешь. Вот только краевые условия не трогай. А теперь пошли, у нас много работы. |
|
|
|
Время приёма: 20:25 04.04.2007
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев