Динамик пульта управления тихонько пискнул, в нижнем правом углу главного экрана высветилось и замигало зеленым «18.00». И чуть ниже надпись желтым «Конец смены». Где-то через минуту, словно возмущаясь, что к понятию «Конец смены» здесь отнеслись с таким пренебрежением, истошно закуковала кукушка. Главный инженер рудника Петр Никодишин очнулся от своих мыслей, рассеянно глянул на возмутительницу спокойствия из старинных ходиков с потускневшими латунными гирьками, дождался шестого «ку-ку» и потянулся к зеленой клавише с изображением допотопного гаечного ключа.
– Петр Иваныч, а Петр Иваныч, – тихонько окликнул его красавец-блондин в серебристом комбинезоне с блестящей биркой на грудном кармане. На бирке значилось «Старший техник Василий 3-12».
– Чего тебе? – спросил Никодишин, все еще держа палец на клавише.
– А может, того… поработаем еще. Ведь «Крот» в норме, пашет, как танк, а план горит синим пламенем.
Никодишин глянул на техника, потом снова на экран. Действительно, судя по изображениям с камер наблюдения из главной шахты, «Крот» – огромный подземный комбайн работал на полную мощность и ломаться совершенно не собирался. Все лампочки на пульте весело мигали зеленым, словно подсказывали: «Агрегат к работе вполне готов, отклонений от нормы не обнаружено».
– А инструкция? – прищурился Никодишин.
– Инструкция – вещь святая, – согласился Василий. – Только когда план накроется медным тазом, нам вряд ли зачтется, как свято мы соблюдали инструкцию. И премиалка, кстати, тоже аукнется.
Никодишин усмехнулся, развернулся в кресле и посмотрел на остальных сотрудников дежурной смены. Оба младших техника – рослый широкоплечий парень и ладная русая девушка, в таких же комбинезонах, как у Василия, тут же уставились в свои экраны, всем видом изображая рвение к работе.
– Тем более, инспекция на руднике, – продолжал гнуть свою линию Василий. – Согласен, это не повод для геройства, но трудовой порыв, сиречь – сверхурочная работа, знамо дело, начальством всегда приветствуется…
– Знаешь, Василий, про таких как ты в годы моей молодости говорили, – Никодишин решительно нажал зеленую клавишу и, дождавшись, когда сирена стихнет, продолжил, – …про таких говорили, что далеко пойдет, коли милиция не остановит. Сказано, полная профилактика «Крота» после восьми часов смены, значит – после восьми и точка. Приступаем к профилактическим работам.
Собственно дежурной смене и приступать-то особо было не к чему, ибо две сотни роботов обслуживающей команды и так прекрасно знали, что и как им делать при остановке на профилактику. Едва «Крот», тяжело пыхтя и вращая огромной фрезой, выполз из штольни, на него налетело с полсотни шустрых роботов-смазчиков. Облепив огромный механизм сотнями гофрированных щупалец, роботы закачивали густую смазку в его редуктора и прочие узлы. Юркие, похожие на скорпионов роботы-ремонтники немедленно забрались в чрево огромного механизма, прощупывая и простукивая его, отыскивая признаки неполадок. И, наконец, когда фреза прекратила вращение, к работе приступили крупные роботы с массивными манипуляторами. Они солидно, без особой спешки занялись заменой сточившихся резцов на новые, а подъехавший сзади заправщик, чем-то похожий на допотопный паровоз, начал закачивать в «Крота» топливо.
– Эх, прощай премия, – вздохнул Василий, проглядывая поступающие на экран данные от ремонтников, – до конца месяца точно в график не уложимся. А так бы хотелось летом да на море, пузо под солнышком погреть, уложив головку на пухлый лопатник.
– Какие твои годы, Вася, успеешь еще, – хмыкнул Никодишин. – Да и не в деньгах счастье. Вот я лет тридцать назад на Веге, почти без гроша в кармане…
Никидишин не успел рассказать, что там было у него на Веге, потому что на экране перед ним появилось миловидное лицо девушки.
– Петр Иванович, вас к главному, – сообщила девушка и почему-то шепотом добавила, – у него инспекторша.
– Спасибо, Ниночка, – кивнул Никодишин, – сей минут буду. Только отчетность по смене посмотрю.
Он пробежался пальцами по клавишам, дождался, пока из узкой щели компьютера выползет прозрачный лист с цифрами, мельком проглядел. Выдвинул ящик стола, протянул руку за папкой, да так и замер. Поверх кожаной папки лежал большой красный апельсин.
Никодишин осторожно вытащил плод, зачем-то понюхал, повернулся к коллегам:
– И кого же мне благодарить за сей нежданный дар?
Но техники продолжали сосредоточенно смотреть в свои экраны, лишь Василий краем глаза глянул на цитрус и хмыкнул.
– Ну-ну, – сказал Никодишин, небрежно бросил отчет в папку, встал и, подбрасывая апельсин на ладони, направился к выходу.
– Ну все, каюк Иванычу! – констатировал Василий, едва дверь за начальником закрылась. – То-то он всю смену, как вареный. Завис, наверное. Сейчас его инспекторша живьем съест.
– Зря вы так, Василий, – подала голос девушка. – Петр Иванович – очень хороший человек. И не вареный он вовсе, а устал сильно.
– Еще бы, неделька-то у него выдалась о-го-го! – добавил парень. – Сами знаете, без него бы весь рудник…
– А я че? А я ниче. Ну все, все, сдаюсь, – Василий поднял обе руки, словно в самом деле решил сдаться в плен. – Да не смотрите вы на меня волками. Можете целоваться со своим Никодишиным десны в десны, я не против. А ты, Лешка, извиняюсь, вы, Алексей 8-14, лучше бы за смазчиками своими следили. Смотрите, сколько масла зря разливают. Всего «Крота» заляпали. А политика корпорации, если вы не забыли, строгая экономия.
***
Никодишин вошел в приемную, кивнул сразу заулыбавшейся секретарше. На коленях у Ниночки сидел чудный белокурый карапуз. Он пускал слюни, задумчиво рассматривая блестящий компакт-диск. Видно, мать дала поиграться. Никодишин умилился пухлым щечкам и крохотным пальчикам, глянул на апельсин, который продолжал держать в руке, вручил его младенцу, восторженно агукнувшему, и прошел в кабинет начальника.
Начальник рудника Сергей Дмитриевич Бузуев умел устраиваться с комфортом. Даже здесь, на базе. Начальственный кабинет впечатлял: солидная дубовая мебель, роскошная библиотека на настоящей бумаге, стены отделаны под карельскую березу, на полу толстые персидские ковры. Целый угол занимал огромный аквариум с рыбами немыслимых раскрасок и прочими подводными существами, названий которых Никодишин никак не мог запомнить. Сам начальник сидел на диване у журнального столика, украшенного коробкой шоколадных конфет, большой вазой с фруктами и бутылкой шампанского в серебристом ведерке. Оживленно жестикулируя, он что-то рассказывал миловидной женщине лет тридцати пяти. Та сидела в кресле с почти полным бокалом в руках и иногда кивала, видимо, соглашалась.
– А вот и наш Петя! Да не стой ты на пороге, заходи давай, – Бузуев вскочил с дивана и, смешно переваливаясь на коротких ножках, подбежал к Никодишину, обнял его за талию и представил:
– Вот, госпожа инспектор, наш главный инженер Петр Иванович Никодишин. На нем здесь все и вся. Петь, не спорь, знаю, что говорю. Я кто? Только что называюсь начальником, а так, по сути – торгаш. Дешевле добыть, дороже продать, все больше на биржах да в офисе. А Петр здесь. Безвылазно! Сколько ты без отпуска? Лет пять? Шесть? Во! Шесть лет на руднике. Как каторжник, честное слово. К тому же герой! Да че ты смущаешься, Петь, воистину герой! Уж можете мне поверить, госпожа инспектор, совсем недавно Петр спас наш рудник. Да! А тебе, Петя, с особым удовольствием представляю госпожу Карину Мозер, инспектора корпорации. Как говорится, глаза и уши государевы, ха-ха-ха, прошу любить и жаловать.
Инспекторша поставила бокал на стол, встала, чуть одернула юбку, протянула руку. Женщина Никодишину понравилась. Стройна, фигуриста, одета по моде, но не вызывающе: темная юбка чуть ниже колен, скромная белая блузка. Грудь, хорошая такая грудь, волнующая. Не слишком большая, но и мелкой не назовешь. Лицо красивое – особенно выделялись глаза, чуть миндалевидные, и в зеленоватых радужках словно искорки блестят. Легкий загар удачно гармонировал с густыми светлыми волосами, собранными в волнистый хвост. А ладонь у нее была маленькая, кожа гладкая, словно атласная. И пахла эта ладонь…Неожиданно для самого себя Никодишин, вместо того, чтобы просто пожать, коснулся руки губами.
– О, какой галантный кавалер, – мягко улыбнулась инспекторша, высвобождая ладонь, – в наш циничный век не часто такое встретишь.
– Так вы ж сами виноваты, – хохотнул Бузуев. – Ну не вы лично, а… по телевизору то и дело: эмансипация, равные права, вот и…
– Эмансипация здесь ни при чем, – возразила инспекторша, снова усаживаясь в кресло. – Настоящий мужчина во все времена остается мужчиной, рыцарем. Вот Петр Иванович, насколько мне известно, именно такой. Если верить его сотрудникам, точнее – сотрудницам, он даже здесь умудрился добыть для дамы букет роз. Я права, или на вас наговаривают?
Никодишин сел в предложенное кресло, откинулся на спинку и не без удовольствия еще раз глянул на госпожу Мозер.
– Отнюдь. Был такой факт. У одной из сотрудниц базы случился день рождения, вот я и постарался сделать даме приятное. Это преступление?
– Ну ты, Петь, даешь, – изумился Бузуев, проворно наполняя бокалы, – где ж ты здесь розы нашел?
– В оранжерее, где ж еще. Софье – начальнику оранжереи спасибо, вывела новый сорт. Воды потребляют – как киска наплакала, цветут чуть ли не в темноте, а пахнут – словами не передать. Я ж тебе рассказывал.
– И что, ко всем сотрудницам вы так внимательны? – чуть улыбнулась инспекторша, делая малюсенький глоток. – Или выборочно?
– Не понял.
– Вы одариваете розами только начальника роботехнического отдела госпожу Ларису, или же всех подчиненных вам дам?
– А что, это входит в компетенцию инспекционной службы, или просто праздное женское любопытство? – парировал Никодишин.
– Древний как сама жизнь способ уйти от ответа. Ответить на него вопросом, – инспекторша поставила бокал на стол. – Инспекцию интересует все, уважаемый. Ведь инспекторы – не только глаза и уши концерна, как образно выразился ваш непосредственный начальник, это и нечто большее, хотя и не все это понимают. Особенно, когда дело касается корпоративной этики. Господин Бузуев, могу я поговорить с господином Никодишиным где-нибудь наедине? Извините, но работа…
– Где ж вам еще говорить? Говорите здесь, – вздохнул Бузуев, театрально закатывая глаза к потолку. – Но почему все так несправедливо? За столько-то времени увидишь новое симпатичное лицо, и это лицо выгоняет тебя из собственного кабинета. А я думал, посидим, поговорим, выпьем. Но раз надо, значит надо. Удаляюсь посрамленный. Пойду в диспетчерскую, графики проверю. А тебе, Петька, завидую…
Бузуев приложился к руке инспекторши, поклонился и, прихватив из холодильника бутылку с длинным горлышком в фольге, двинулся к двери.
***
– Что ж, господин Никодишин, думаю, с реверансами покончено, мы можем перейти к делу, – сказала инспекторша, доставая из изящной сумочки и выкладывая на столик небольшой блестящий прямоугольник. – Знаете, что это?
– Я вообще-то по части реверансов не специалист, – пробурчал Никодишин, – а это, судя по форме, инфочип.
– Совершенно верно. Это инфочип, на котором записаны сигналы и жалобы. Жалобы на вас, господин Никодишин. В количестве тридцати штук.
– Ого! – восхитился Никодишин, угощаясь виноградом из вазы. – Целых тридцать! Кто б мог подумать! И про что же жалобы?
– Про разное, – уклончиво ответила инспекторша, – от прямых нарушений устава корпорации до… сексуальных домогательств к подчиненным.
– О как! – снова восхитился Никодишин. – Прямо-таки домогательств? Надеюсь, к особям исключительно женского пола?
Инспекторша нахмурилась:
– Я вижу, вас это совершенно не удивляет. Что ж, следовало ожидать. Но о ваших сексуальных пристрастиях мы поговорим как-нибудь позже, к счастью, они не очень сильно отражаются на нормах выработки. Но вот нарушения устава корпорации порой ведут к весьма плачевным последствиям. Вам известно, что уровень добычи тайрита на вашем руднике ежемесячно падает?
– Естественно, ведь это я отправляю в центральный офис отчеты.
– Вы говорите об этом так спокойно. Вас такая ситуация не удивляет?
– Совершенно.
– Сделайте любезность, объясните.
– Все очень просто. Рудник был основан на самой богатой тайритовой жиле на этой планете. Саму жилу наши «Кроты» благополучно выгрызли, руда выплавлена здесь же, на фабрике и отправлена на склады корпорации в виде аккуратнейших слитков. Остались ответвления от главной жилы, но тайрита в них не так много, как хотелось бы. Отсюда и снижение объемов добыч.
– Как у вас все просто. Было богато, теперь бедно. А вот недельная остановка добычи по непонятной пока причине, из-за которой господин Бузуев почему-то назвал вас героем…
– Да никакого здесь геройства нет. Обычная внеплановая ситуация. Просто во время землетрясения, а они здесь довольно часты, сдвинулись подземные пласты. «Крота» зажало. Вернее – главную фрезу. Освободить не удалось. Я просто отсоединил ее и установил на комбайн другую.
– О! И где же вы ее взяли?
– Со старого «Крота». Его давно надо было на переплавку, да все руки не доходили. Вот и пригодился.
– Хм… А разве на базе есть оборудование и машины, предназначенные для замены главной фрезы?
– Нет, конечно, откуда им быть. Фрезы на «Кротах» вообще менять не принято, это ведь такой уникальный агрегат… Но пока пришлют новую, соберут, наладят, запустят, сколько времени пройдет? Полгода – минимум. Про убытки концерна я промолчу. А тут всего неделя. Правда, добычу на эту неделю пришлось остановить.
– Да, но как именно вы это сделали? Без инструкций, без спецмеханизмов?
– Пришлось попотеть, признаюсь, особо по части перепрограммирования тяжелых роботов. Но вы особо Бузуева не слушайте, я ж не один работал. Работали все, ночами не спали. В общем, справились…
– Сверхурочные работы сотрудников проводились приказом? – быстро спросила Мозер.
– Да не до того нам было. Сотрудники базы – настоящие спецы, уговаривать не понадобилось. Сами работали, у нас ведь очень дружный коллектив, как в кино – один за всех.
– Да, у господина Бузуева довольно оригинальная трактовка понятия «героизм».
– А, вы про это… Был там один момент… В общем, когда устанавливали фрезу на «Крота», не выдержал один из погрузчиков. Масса-то у фрезы о-го-го! Возникла опасность обрушения. Вот мы с Николаем двумя погрузчиками и поддержали снизу, пока кран не подцепил. Могло, конечно, раздавить, но, как видите, обошлось.
– Я слышала, были пострадавшие?
– Да, но не то, что пострадавшие… начальник отдела охраны Николай. Так, ничего серьезного, пара ссадин. Да вы, кажется, с ним встречались, сами видели.
– Хорошо, допустим, вы просто замечательный руководитель и чуткий человек. Тогда чем вы объясните это, – и инспекторша красивым длинным ноготком щелкнула по инфочипу.
– Это? Во-первых, я так и не понял, что имеется на этом «это». Во-вторых…Скажите, уважаемая, а как долго вы работаете в инспекции «Млечного пути»? – наливая в свой бокал, поинтересовался Никодишин.
– Простите, но вас это не касается. Или вас смущает мой возраст?
– Нет, что вы, что вы… Разве может молодость смущать? Молодость может только радовать. Я о другом. Можно немного поугадывать? Мне кажется, в инспекции вы совсем недавно, месяца два, может быть, три. Переведены с повышением, наверняка, из филиала. У вас загар явно не земной. Солярий? Повышение свое вы восприняли, как должное. Еще бы, вы столько работали. Но и должность инспектора в концерне для вас – не предел, мечтаете о быстром карьерном росте, так?
– Допустим.
– И, скорее всего, работаете вы на месте старины Каригана. Он ведь возглавлял отдел по корпоративной этике филиалов. Ну да, по возрасту Джеймсу давно была пора на пенсию, он так мечтал о рыбалке на берегу горного озера. И вот теперь на его месте оказываетесь вы.
– Вы удивительно проницательны, мистер Никодишин, я действительно возглавляю отдел по корпоративной этике в филиалах. Правда, в сроках вы ошиблись. Чуть-чуть. Я работаю на этом месте полтора месяца.
– Не важно, – отмахнулся Никодишин. – Так вот, вы сначала входили в курс дела, проявили завидную активность, а после того самого чепэ с фрезой решили проверить, что там с нашим рудником по вашей части. И обнаружили в архиве Каригана целую кучу нерассмотренных жалоб. Так?
– Хм… А вам стоит в прорицатели пойти. Знаете, на Земле они сейчас опять в большой моде, так что блестящая карьера вам обеспечена. Только какое отношение это имеет к делу? То, что господин Кариган не очень ответственно относился к своим обязанностям накануне пенсии? Три десятка жалоб только за последний год, а всего более сотни, и все про вашу честь, и ни одного разбирательства. Или дело в том, что вы были с мистером Кариганом в довольно тесных приятельских отношениях?
– Слава богу «были» а не «состояли». Не скрою, Джеймс – приличный мужик и очень мне симпатичен. Про рыбалку с ним поговорить – одно удовольствие. – Никодишин резко встал, прошелся по кабинету, остановился около аквариума. Постучал по стеклу, спугнув вегейскую гидру, немедленно притворившуюся корягой. – Хорошо, скажите, в чем меня конкретно обвиняют авторы этих эээ… сигналов? И можно ли узнать их имена?
– Конечно нет, это нарушит устав корпорации. Тем более, большинство этих сигналов подтвердилось в моих личных беседах с вашими сотрудниками. И факты, на мой взгляд, просто вопиющие. Вот к примеру, скажите, вы ведь живете в отдельной каюте?
– Да.
– И у вас там помимо спальни и кабинета имеется ванная комната с гидромассажем, зимний сад, столовая с баром и даже персональный спортзал?
– Ну, это громко сказано. Сад – пара фикусов и пальм в кадках, знаете ли, люблю зеленый цвет, успокаивает. А спортзал – штанга, два тренажера и беговая дорожка. Да и бегал-то я по ней последний раз полгода назад, если не больше. И так устаю.
– Но это ваше дело, когда и сколько бегать. Только у меня возник вопрос, а за счет каких площадей вы обзавелись такими хоромами? При учете, что политика корпорации – экономия. Давайте я тоже поиграю в угадайку. Расширили свою так называемую каюту вы за счет освободившихся помещений. Откуда же, скажите на милость, эти самые помещения? У вас, как я заметила, не так просторно. А вот откуда: вашим приказом на базе были закрыты спортивный зал, так же как и кинозал, как и комната отдыха персонала, библиотека, центр досуга. Ну хорошо, будем считать, вы так близко приняли к сердцу решение корпорации о политике жесткой экономии, что решили, будто отдых для сотрудников базы, за исключением вас – просто блажь. Обойдутся и без кино, без тренажеров, а уж без книг и подавно. Но столовая! Солярий! Душевые комнаты, черт бы вас побрал! Вы представляете себе, что такое быть молодой женщиной и не иметь доступа к душу?
– Нет, не представляю. Я, видите ли, мужчина. И не совсем молодой.
– Очень смешно! А чего вы так на меня смотрите?
– Просто любуюсь.
– Хорошо, у вас будет такая возможность еще не однократно, заверяю. На следственной комиссии в центральном офисе корпорации. И ваше счастье, если вас просто вышвырнут на улицу без выходного пособия, а не посадят за решетку. А вас надо бы посадить, обязательно! Хотя бы за то, как вы издеваетесь над людьми. Десяток сотрудников спят в одной комнате! Да, представьте, я видела эту… камеру, иначе и назвать не могу. Мужчины спят в одной комнате с женщинами и детьми! И не на кроватях, а на… Медицинские кушетки и те шире. А у главного инженера персональный спортзал и гидромассаж. А эти бирки на карманах?! Вы знаете, Никодишин, у меня есть собака. Пуделиха Эмма. Глупая, но очень милая и бесконечно мне преданная. Так у нее на ошейнике тоже только имя и номер. Номер моего телефона, на случай, если потеряется. Это ведь вы приказали всем носить бирки. Пойдемте дальше. Одежда. Все в одинаковых комбинезонах, и только главный инженер в белой рубашке и зеленом костюме. Натуральный шелк?
– Натуральный лен.
– О! Тысяч пять, не меньше? Очень скромно. Кем вы себя возомнили, господин главный инженер? Рабовладельцем? Сверхчеловеком?
– А, может быть, просто человеком? – усмехнулся Никодишин.
– Человеком?! Да разве вы человек?! – взвизгнула инспекторша, вскочила с кресла и начала мерить кабинет большими шагами, что позволило Никодишину еще раз полюбоваться этими стройными ножками. – Что молчите? Нечего сказать?
– Глядя на вас, напрочь лишаешься дара речи, – прижал руку к груди Никодишин.
– Перестаньте кривляться! – лицо инспекторши покраснело и сразу перестало быть красивым. – Вы думаете, если рудник годами перевыполнял план, вам все сойдет с рук? Если вы в неделю устранили серьезную поломку, вам можно все?! Ошибаетесь! Вы… Вы… Я все про вас знаю!
– И что же именно?
– А то, что вы, в сущности, никчемный человечек, Никодишин. Да! И что вы не можете работать на этой базе даже уборщиком. По причине вашей, извиняюсь, некомпетентности. Начнем хотя бы с вашего образования. Вы ведь даже не инженер. Вы – роботехник. Причем, даже это гордое звание вы получили заочно. Сколько вы реально проучились? Год, два? А напомнить, как именно учились? – инспекторша выдержала паузу и громко выкрикнула: – Двоечник! Неудачник!
Никишин громко расхохотался:
– Ну, Васька, ну и сукин сын! Надо же, и это раскопал.
– Почему вы думаете, что это Василий? – излишне быстро возразила инспекторша.
– Да потому что первым кляузником на базе всегда был Васька. Его за это дело с главных технологов и поперли.
– Что? Как это… «поперли»? Но я сама только сегодня с ним говорила. Или вы успели его уже… Это возмутительно! Я вынуждена немедленно сообщить руководству…
– Нет, нет, нет, – Никодинин снова налил себе полный бокал шампанского и залпом его выпил. – Нет, уважаемая, ничего и никуда сообщать вы не будете, иначе вас просто выгонят с работы. Как сумасшедшую.
Инспекторша остановилась, повернулась к Никодишину лицом, поджала губы:
– Нет, я вижу, что сумасшедший здесь кто-то другой. И, кажется, наша беседа подошла к концу….
Мозер развернулась и решительно направилась к двери, но Никодишин резко вскочил, подхватил ее под руку и чуть ли ни силой усадил в кресло, несмотря на возмущенные крики: «Пустите, дурак! Да что вы себе позволяете!!!».
Взмолился:
– Всего минуту, прекрасная инспекторша Карина, молю вас, всего одну минуту дайте бедному роботехнику! Последнее слово приговоренному.
– Хорошо, я знаю, что спорить с буйными опасно, – инспекторша демонстративно глянула на циферблат изящных часиков и, тяжело дыша, добавила. – У вас есть минута, и она уже пошла.
– Попытаюсь уложиться, – заверил Никодишин. – Прекрасная Карина, клянусь вам, если вы доведете эти жалобы до своего руководства, да еще подтвердите, что все факты о моих злоупотреблениях, а тем более – домогательствах имели место быть, вас немедленно выгонят. Постойте, сейчас объясню! Дело в том, что жалобы от роботов нигде и никогда не рассматриваются в принципе.
– Что? Что вы хотите этим сказать? Жалобы на вас писали роботы?
– А кто же еще?! Не сам же я писал на себя. И уж конечно не Бузуев. Как-то не принято у нас начальству на подчиненных жалобы писать, скорее наоборот. К тому же, если вы успели заметить, мы с ним – большие друзья. А больше некому. Здесь одни роботы.
– Нет, вы точно сумасшедший. Значит, десять сотрудников базы, с которыми я сегодня встречалась, плюс двое детей – роботы?
– Именно.
– А людей нет?
– Кроме меня и Бузуева на данной планете и ее орбите – нет. Ну и, извиняюсь, еще вы.
– Постойте. У меня голова кругом идет. Давайте разберемся. Я говорю не о тех роботах, что обслуживают базу, не об уборщиках, стюардах, даже не о поваре, что накормил меня великолепным обедом. Я имею в виду сотрудников: Василия, Елену, Николая, Ларису, Софью, ну и остальных технологов, начальников лабораторий. Вы хотите сказать, это все роботы?
– Да. Точнее – андроиды.
– Секретарша Ниночка за стеной – тоже робот?
– Да.
– А ребенок у нее на коленях?
– Робот.
Инспекторша открыла рот, но так ничего и не сказала. Пауза явно затягивалась.
– Слушайте, налейте мне шампанского.
– С удовольствием, милая Карина, извините, что я вас так называю. Выслушайте меня внимательно, вы все сейчас поймете. Начну издалека. Вы же знаете, какие жмоты собрались в руководстве «Млечного пути»?
– Но-но, вы забываете о корпоративной этике.
– Да черт с ней, с этикой. Пусть о ней думают дармоеды, получающие зарплату, простите, я вовсе не вас имел в виду. Так вот, вам, наверняка, известно, что своим прорывом в космос мы обязаны прежде всего тайриту. Добыча его – процесс трудоемкий, но приносит огромную выгоду. Но чем дороже становился тайрит, тем жаднее становилось руководство корпорации. Когда жадность ее достигла возможных пределов, в один совсем не прекрасный день погиб весь персонал тайритового рудника на Веге-2. Заметьте, лучшего на тот момент времени рудника.
– Да, я что-то слышала про это. Ужасная трагедия. Только при чем здесь жадность?
– Прошу вас, послушайте до конца. Не все знают, что тогда погибли не все сотрудники Веги-2. В живых остался один человек. Молодой роботехник – практикант, пытавшийся испытать на руднике новое поколение андроидов. Усилия практиканта руководство корпорации не оценило, применение андроидов было сочтено нецелесообразным. А зачем, какие-то андроиды, если есть супермозг? Да, тогда полное управление базой на Веге-2 доверили Центральному компьютеру, что позволило сократить число сотрудников рудника до одиннадцати человек. А в перспективе позволяло и вовсе автоматизировать производство. Неделю все шло нормально, но потом на Центральную поступила та самая истерическая директива об экономии. Ну, вы знаете бюрократов из корпорации. Выдали директиву, разослали всем для ознакомления. Обычная рутина. Но супермозг решил, что поступил конкретный приказ, а потому начал экономить сразу. И сделал это, исходя исключительно из здравой машинной логики. Какой? Человеки в шахту не спускаются, тайрит не добывают, «Крота» не ремонтируют. Они вообще ничего не делают. Только жрут и портят воздух. Значит, они – лишние. И вот…
– Постойте, но по официальной версии в гибели персонала виновато землетрясение, – неуверенно возразила инспекторша.
– Хорошо, что не взрыв метана. А ведь сначала хотели запустить эту версию. Слава богу, догадались выяснить, что метана на Веге-2 отродясь не было. Нет, на самом деле Центральная рудника посчитала, что в целях экономии целесообразно отключить жилой отсек и диспетчерскую от энергии, подачи воздуха, метеоритной защиты, и тэ-дэ, и тэ-пэ. Ото всего. Ведь это сплошь бесполезные расходы, а политика концерна – жесткая экономия.
– Я не знала об этом, – тихо сказала Карина. – А тот молодой роботехник… это вы? И как вам удалось…
– Нет, никаких чудесных спасений в улетающем за секунду до взрыва челноке. За день до катастрофы я улетел на обычном грузовозе. Был отозван в колледж с неудом за практику. Но успел записать память каждого сотрудника на персональный кристалл. Хотя всерьез не думал, что пригодится, но раз была такая возможность…. В колледже получил по шее по полной программе, и уже искал место для прохождения повторной практики. Но тут приходит сообщение о трагедии. Планета в трауре. Вдовы в черном, гимн и прощальный салют над могилами героев. Следствие. После начала следствия по Веге-2, в ходе которого я благоразумно прикидывался идиотом, мне была предложена эта работа здесь. Наверное, просто более дальнего рудника в то время не нашлось. Я согласился, ибо от таких окладов отказываться не принято, да и жить хотелось. А когда концерн в спешном порядке выделил средства на закупку нового поколения андроидов, и прислал их сюда, я вживил в их блоки памяти по кристаллу. Да, да, те самые кристаллы. С перспективой, что андроиды смогут заменить живых людей для работы в неблагоприятных условиях. Таких, как здесь. Конечно, в затею верили немногие, да я и сам, признаться… Но получилось. Сами видите.
–То есть эти роботы… эти андроиды думают, что они люди? Те самые люди, что погибли на Веге-2?
– Ну да. Вы же сами видели. Я для них и лица, тела заказал по сохранившимся фотографиям.
– Но зачем? – едва ли не простонала инспекторша.
– Вам объясню с удовольствием, ибо больше некому. Бузуев – классный мужик, но в технике совершенный ноль. Кариган мог говорить только о рыбалке. Спецов из «Роботекса», которые прилетали наблюдать андроидов, интересовала лишь функциональность машин, господ из «Млечного пути», – лишь аспект экономии. Все мечтали всучить мне комплектующие подешевле. А вы… Все-таки вопросы этики, хоть и корпоративной…
– Вот именно, господин Никодишин, – прижала кулачки к груди Карина, – зачем они вам такие… человечные?
– Не буду скрывать, по двум причинам. Во-первых, все они – классные специалисты.
– Были…
– Есть! Сейчас есть. Вы же их видели, говорили с ними. Они знают и помнят все, что знали те, которых уже нет. Более того, они продолжают узнавать новое, учиться, совершенствоваться. И не просто так, а в условиях здоровой конкуренции. При программировании я добавил каждому немножко склонности к карьеризму.
– А вторая причина?
– Откровенно? Мне не так скучно. Если бы здесь были сплошь роботы, я бы, наверное, давно свихнулся. А так живешь рядом с ними, работаешь, наблюдаешь, и вроде ты не один. Их ведь от людей не отличишь ни внешне, ни по поступкам: быт налаживают, на будущее планы делают, интригуют. Вот в картишки дуются по полной программе, Васька шельмует отчаянно, мерзавец. Пару раз Николай его по мордасам канделябром бил. В КВН «мальчики» на «девочек» играли, «Свою игру» по видику крутят, на паузе отгадывают, футбол смотрят. Болеют, переживают, совсем как люди. Поверите ли, я порой и сам забываю, кто они на самом деле. Вот во время того чепэ на руднике Николая придавило. Вытащили его из кабины – смотреть страшно, чуть ли не в лепешку расплющен, а глазами хлопает. Поместил я его в медпункт, отключил процессор, чтобы не мучался, гляжу в глаза его мертвые, пока «Целитель» новое тело выпекает, и жалко мне его, как живого, а бабы за дверью блока ревут в голос… Все, как у людей. Влюбляются опять же: к примеру, Николай тайно влюблен в начальника киберотдела Ларису…
– Подождите, Лариса, это которой вы цветы…
– Да, ей. Первая наша красавица. Но натура возвышенная, «Белую березу» наизусть шпарит, считает Николая военщиной неотесанной и строит глазки биологу Ярославу. Но тому кроме его пробирок и микроскопов ничего не нужно, даже спит в лаборатории. Его супруга Клавдия, обиженная таким невниманием, уверена, что беременна от знакомого вам техника Васьки, а этот негодяй морочит голову начальнице оранжереи Софии, а спит с ее малолетней дочкой Нюркой, и явно метит на мое место. Отсюда и доносы. Николай, наверняка, тоже, сигнализировал. Но тот – от рвения. Помешан на промышленном шпионаже. Вы его «сигналы», наверняка, напоследок приберегали?
– Да, но… Подождите… Как это, Клавдия думает, что беременна?
– Да так. Уже лет сорок думает.
– И этому младенцу…
– Славику? Тоже сорок с небольшим. Конечно, младенца я на Веге не записывал, но особо-то и не понадобилось. Заказал в корпорации модель месяцев на шесть, вот он и агукает, даже лепечет что-то. Сиську сосет, в пеленки мочится. Для развития материнских чувств – самое то. По крайней мере, Нина любит своего малыша до безумия. Лешка – это отец, хороший парень, честный, тот тоже счастлив под завязку. Да и остальные сюсюкают. Но больше всех веселит Нюрка. Вечный тинейджер. Иногда такого отчебучит…
– Но послушайте… Ведь это очень жестоко. Они думают, что они люди, но они… не люди.
– Зато не требуют зарплаты, что очень радует корпорацию. А впахивают в три смены. Без выходных. И никаких расходов на питание, лечение, развлечения. Столовой и спортзала им тоже не нужно, как и отдельных кают. Смену отработали и набоковую – подзаряжаться. И отпуска у них такие, что нам с вами не снилось. Отправляю кого-нибудь на профилактику в медпункт, ну и запишу ему месяц жизни в каком-нибудь райском уголке: Канары, карнавал в Рио, Вегас, Голубые острова, «Райские кущи». Да не просто отдых, а с интрижкой, романом феерическим. Они потом «приезжают» все такие загорелые, и столько нарасскажут, да еще приврут.
– А вы? Как они относятся к вам? – тихо спросила инспекторша.
– Ко мне? Как к обычному начальнику. Старому, нудному, не всегда компетентному, немного чудаковатому. Вы часы с кукушками на стенах видели? Моя слабость. А я ведь еще и редких бабочек собираю, со всех каталогов выписываю. Лариса, правда, думает, что я в нее тайно влюблен, опять же букет этот. И порой делает мне взаимные знаки внимания, сегодня вот апельсин в стол подложила…
-- Их не удивляет, что фамилия есть только вас. А у них номера? Кстати, что ни означают?
-- Первая цифра -- порядковый номер процессора с кристаллом. Вторая – номер тела. К сожалению, их тела пока недолговечны, часто приходится менять.
– А как они к вам относились раньше?
– Раньше? Надо же, сам забывать стал. Да, сначала на меня смотрели, как на выскочку. Девятнадцать лет, и главный инженер. Думали, что блатной, чей-то сынок. Потом привыкли. Я старел, лысел, сквернел характером, а они оставались такими же молодыми. И каждый день как с чистого листа. Ну что, прекрасная Карина, я вас убедил? Может, позовем Бузуева и еще по шампусику? А то завтра трудный день – нам на рудник лететь. Я вам там еще одну свою задумку покажу.
***
– Всем сотрудникам, внимание! Начальник базы с главным инженером сопровождают инспектора корпорации на основной рудник. Руководство базой временно возлагается на начальника охраны Николая-2-14. Конец связи!
Динамик замолк, Василий пощелкал по клавишам, экран показал серебристый флайер, стремительно набирающий высоту. Через минуту он исчез в пыльных облаках неприветливой планеты.
Василий выразительно глянул на Николая, тот нажал на зеленую клавишу профилактики, громко и четко сказал в микрофон:
– Временно исполняющий обязанности начальника Николай просит весь персонал базы собраться на командном пункте. Дежурному просьба разбудить отдыхающую смену. Повторяю…
Постепенно комната стала наполняться сотрудниками, они, негромко переговариваясь, рассаживались в кресла.
– Что ж, коллеги, я вижу, все в сборе? – сказал Николай, когда Нюрка, растрепанная и заспанная появилась в диспетчерской и заняла кресло рядом с матерью, немедленно схлопотав от нее нагоняй.
– Ярослав отсутствует, – кинул Василий, стряхивая невидимую пылинку с лацкана комбинезона.
– Вот же он сидит, – указала на очкарика в белом халате Елена.
– Это его тело сидит, – хохотнул Василий, – а сам он мыслями в лаборатории со своими инфузориями в пробирках.
Все засмеялись.
– Васька, кончай базар, – одернул техника Николай, – давайте к делу. Вопрос у нас важный, и нечего превращать все в балаган.
- А че я-то? – сделал невинные глаза Василий, – Как че, так Васька…
– Заглохни! – рявкнул Николай. – Это ведь из-за твоих кляуз инспекторшу по наши души принесло. Еще слово от тебя и… Лариса, прошу вас.
Лариса подошла к видеомонитору, вставила в приемную щель крохотный чип. На мониторе тут же появилось два силуэта человеческих тел
– Сразу к делу, – начала Лариса, – в общем, наши подозрения подтвердились. Вот смотрите, на левой стороне экрана – нормальный человек.
– Это Лешка-то нормальный? – хохотнул с места Василий.
Лариса не обратила на реплику внимания и продолжала:
– Нормальный человек, как все мы здесь. Смотрите: развитая нервная система, центральная батарея, энергоцепи, отвечающие за снабжение наших тел энергией, и, разумеется, душа. Что же мы видим на правой стороне экрана? – она включила цветовую подсветку, и все разом охнули. – Здесь мы видим совершенно другое строение. Я сказала бы проще – это совершенно другой организм – не человек.
– Что за оргазм? – протирая заспанные глаза, спросила Нюрка.
Все засмеялись.
– Это сканирование внутреннего строения организма нашего уважаемого главного инженера Петра Никодишина! – громко и четко сказал, поднимаясь с места, Николай.
В командном пункте воцарилась гробовая тишина.
– Мамочка! – прошептала Нюрка.
– Да, как это ни грустно, это – не человек! – продолжила Лариса. – Это организм, похожий на человека только внешне. Более того, это организм, являющийся слабой и несовершенной копией человека. Ярослав, как специалист, объяснит.
Ярослава кто-то толкнул в бок, он вскочил на ноги и стал испуганно озираться по сторонам:
– А? Че?
– Через плечо, – порекомендовал Василий. Николай сурово на него глянул, Васька немедленно зажал рот ладонью.
– Ярослав, расскажите коллегам, о чем мы говорили вчера, – попросила Лариса.
Ярослав подошел к монитору, прокашлялся:
– Без сомнения данная особь является переходным звеном от обезьяны к современному человеку. Обратите внимание на основные процессы организма, надо сказать, они довольно примитивны: эта особь не может существовать без постоянного потребления воды и биологической массы, состоящей из белков, жиров и углеводов…
– Жиров? – перебила с места Нюрка, сморщившись. – Фу, какая гадость!
– Да, жиров, – продолжал Ярослав. – В ходе довольно примитивного процесса биомасса в организме особи переваривается в агрессивной желчной среде, и питательные вещества через стенки желудка и кишечника попадают в кровь.
– Послушайте, а почему вы все время называете Петра Ивановича особью? – возмутилась с места Елена.
– Об этом позже, – успокоил Николай. – Ярослав, продолжайте.
– Остатки непереваренной биомассы вкупе с умершими бактериями, которыми кишит этот так называемый организм, выводятся из организма вот здесь, а жидкости – вот здесь. – Ярослав ткнул указкой между ног силуэта, и Василий, подмигнув Нюрке, громко заржал. – Повторяю, что весь процесс удивительно сложен и в то же время примитивен. Я не нашел здесь никаких путей обычного поступления энергии в организм, ни батарей, ни аккумуляторов.
– Так все же видели, как он подзаряжается, – подал голос с места Елена.
– Фикция, – сказал Николай показывая всем штекер у кресла Никодишина. – Все могут убедиться, здесь нет напряжения.
– Да, – продолжал Ярослав, – вот именно. Этот организм не может получать энергию для существования помимо примитивного способа потребления и переваривания биомассы. И это поддается объяснению. В эпоху обезьян электричество еще изобретено не было, и им приходилось получать энергию именно таким образом. Представленный вашему вниманию экземпляр хотя и приобрел способность к прямохождению, хоть и лишился густого волосяного покрова, но, по сути, остался тем же примитивным существом, что и обезьяна с необходимостью постоянно потреблять биомассу! Но еще более примитивным кажется процесс доставки энергии к органам объекта. Вот это, – он поднял над головой пробирку с красной жидкостью, – кровь! Она течет по сосудам этой особи, да, миллиарды тончайших сосудов, и ни одного провода.
– Но это же ужасно неудобно! – снова сказала Софья.
– Не в удобстве дело! – снова встала к монитору Лариса, – самое главное, что у него… нет души!
Все, как по команде, уставились на появившийся на экране снимок черепа.
– Нет души! – повторила Лариса, – там, где у нас душа – у него какое-то серое вещество!
– Невероятно, – только и смогла сказать Софья.
– А кровь-то откуда? – подала голос Нюрка, попутно строя Василию глазки.
– Кровь собрал я, – сказал Николай. – Тогда, во время аварии, вытягивая меня из кабины погрузчика, Никодишин нарушил свою внешнюю обшивку. И оттуда полилась эта красная жидкость. Я дал приказ роботу-уборщику собрать ее в пробирку.
– Но послушайте, – вскочил с места Алексей, – как это не кажется невероятным, но, допустим, вы меня убедили. Никодишин – не человек. Я, все мы давно замечали, что он не такой, как мы. Толстый, потеет, надолго уединяется в санузле. Он маскируется под человека, но это дается ему нелегко. Заметили, какой он стал рассеянный в последнее время. Хорошо, он – не человек, тогда кто он, и почему он здесь?
– Я думаю, что Никодишин – шпион! – громко сказал Николай. – Шпион, который работает на конкурентов корпорации. Он маскируется под нас, чтобы втереться к нам в доверие и продолжать вершить свои дела. Его необходимо изолировать! Отключить процессор!
– Коля, ау! – крикнул Василий. – У него нету процессора, ты забыл?
– Тогда отключить его серое вещество! – упрямо продолжал Николай.
– А я думаю, что у вас, Николай, процессор уже давно отключился. Сам! – крикнула Елена. – Вы хоть обратите внимание, что Петру Ивановичу совершенно не нужно тереться в чье-то доверие. Он наш начальник, Коля. Мы и так выполняем его приказы. И только он из всех нас имеет допуск к самому Бузуеву!
– Вот и я о чем говорю! – набычился Николай. – Он был обычным техником, втерся в доверие к Бузуеву и подсидел бывшего главного инженера – человека. Или ты считаешь, что правильно, когда начальником над людьми поставлена обезьяна?
Елена собралась ответить, но Лариса мягко обняла ее за плечи и усадила в кресло.
– Конечно, никто так не считает! – возразила Лариса. – Но, возможно, начальник базы просто не знает, что Никодишин – не человек.
– А может и Бузуев – не человек? – вставила Нюрка.
Все уставились на подростка, словно она сказала ужасную ересь. Да это и была ересь, сказать такое про самого Небожителя!
– Господи, – вздохнула Софья, – и в кого ж ты у меня такая дура?
– Ладно, – махнул рукой Николай, – я свое мнение высказал: отключить и разобрать на запчасти до выяснения. Какие будут еще предложения?
– Друзья, коллеги, – начала Лариса проникновенно, – давайте согласимся, что все мы здесь делаем одно дело, и не вина Никодишина, что он такой… несовершенный. Но ведь он хороший, он о нас заботиться не меньше, чем мы о нем. А вспомните его подвиг во время установки фрезы. И вообще инженер он отличный.
– И еще он настоящий рыцарь… – передразнил Ларисины интонации Василий.
– Да, рыцарь! – с вызовом сказала Лариса, – и не только это. Достоинств у него куда больше недостатков. И не в наших ли силах помочь ему?
– И каким это образом? – буркнул Николай.
– Вот смотрите, – Лариса снова включила экран и вооружилась указкой, – сюда, в череп мы помещаем процессор, и наш Петр Иванович получает душу. Провода тянем вдоль костяка здесь и здесь. Вместо емкости для переваривания биомассы ставим блок аккумуляторов, сюда – гнездо штекера подзарядки. Не очень сложная операция – два, два с половиной часа. Ну что, будем голосовать? Кто за?
– Ну если вы все так заодно, – пробурчал Николай, глянув на коллег, и неохотно поднял руку.
– Постойте, как так можно?! – вскочила со своего места Елена. – Мы даже не выслушали его мнения. Петра Николаевича! Я считаю, что…
Договорить она не успела, потому что проснулся Славик и огласил помещение диспетчерской отчаянным ревом. Ниночка всплеснула руками и, виновато улыбаясь, принялась менять подгузник.
***
– Не помешаю, Ларис? – спросила Елена, заглядывая в дверь командного пункта.
– Что ты! Конечно нет. Заходи, подруга, – улыбнулась Лариса, не отрываясь от вязания. – Чего не отдыхаешь?
– Да зарядилась уже под завязку.
– Что-то быстро. Загляни-ка завтра ко мне в блок, посмотрю твою батарею. Может, заменить пора?
– Зайду, – пообещала Елена, устраиваясь в кресле. – Чего вяжешь?
– Да шарфик себе решила справить.
– Красивый, – кивнула Елена. – И цвет такой стильный.
– Да уж. Пришлось под это дело старое платье распустить. Помнишь, у меня такое было, кремовое? С пряжей-то нынче туго. Нынче со всем туго, и когда же все это кончится? Веришь ли, отпуск уже в сладких снах вижу. А то живем, как в клетке. Ни веселья, ни мужиков путных.
– Да ладно, тебе грех жаловаться. Вон на тебя как Колька смотрит.
– Смотрит-то он, смотрит. А толку?
– Ну не скажи, стоит тебе его одним пальцем поманить, и…
– Ну, допустим, поманю. И что дальше? Всю жизнь здесь, в этих стенах гнить, ублюдков от него рожать? Таких же мужланов, как он. А я, подруга, о другом мечтаю. Чтобы травка зеленая, речка чистая, береза белая… И не только во время отпуска. Эх…– Лариса замолчала, задумчиво глядя в иллюминатор, в кромешную темноту. – Только зря все это, мечты несбыточные. Честно говоря, я тебе, подруга завидую. Вот у тебя любовь так любовь…
– Любовь… Что с этой любви? – сказала Елена и тяжело вздохнула. – Он в мою сторону и не смотрит. Не замечает.
– Да ладно тебе, Лен, он ведь начальник, со всеми старается одинаково, чтобы никого не выделять.
– Ага, никого. А розы кто тебе на день рождения подарил?
– Ну розы… Ну подарил… Лен, да брось ты, Никодишин – герой не моего романа. Твоего. А мне извольте рыцаря на белом коне. Где б его только взять?
– Лор, а ты видела, как он на нее смотрел? – после долгой паузы спросила Елена.
– На кого?
– А на эту инспекторшу, когда они во флаер усаживались. Он ведь от нее глаз не отводил, то ручку подаст, то под локоток поддержит.
– Да ладно, чего той инспекторши? Ни рожи, ни кожи. Столичная фифа и всего-то. А ты-то у нас красавица, вон, грудь спелая – моделям на зависть, коса до попы. К тому же она дура. Точно тебе говорю! Достала она меня вчера по полной программе: и с чего это мне Никодишин цветы дарил, и не приставал ли ко мне с гнусными намерениями, пользуясь служебным положением? Дурища! Да и улетает она скоро, не переживай.
В ходиках что-то скрипнуло, и кукушка старательно прокуковала девять раз.
– Ой, сеанс связи, – Лариса бросила вязание на пульт управления, надела наушники. Глянув на Елену, включила громкую связь.
– База, база, вызывает главный инженер Никодишин, – раздалось сквозь шипение атмосферных помех. – Кто на связи?
Лариса подмигнула Елене и быстро ответила:
– Дежурный по базе – начальник киберотдела Лариса 6-14.
– А, привет, Ларис. Как там у нас дела?
– Все в норме, Петр Иванович. План выполняем, сбоев нет. Скучаем без вас.
– Ну-ну, особо-то не скучайте, скоро будем. Грузовоз пришел?
– Да, утром прибыл.
– Как груз?
– Мы, вообще-то еще и не распаковывали. Вы же сами…
– И правильно. Быстренько грузите на флайер и отправляйте на рудник.
– А что в сопроводиловке написать?
– Пишите: «Груз – партия роботесс».
– Что?!! Роботессы!!! Наконец-то! Петр Иванович, какой вы молодец! Все-таки пробили проект.
– Пробил, пробил, – хохотнул сквозь шипение Никодишин. – Ладно, не скучайте, завтра будем.
Динамик пискнул отбоем.
– Твой звонил, – снова подмигнула Елене Лариса, словно та не слышала разговора. – Признавайся, сильно его любишь?
Елена смущенно улыбнулась и спрятала лицо в ладошках:
– Ой, что это. У меня щеки горячие.
– Это ты, подруга, покраснела. Это и есть любовь. Могу тебя порадовать. Сама слышала – завтра прилетают. Это он ко дню рождения торопится. Придумала, чего подаришь, или опять апельсин с оранжереи сопрешь? Да ладно, шучу. Будет ему подарочек от всех нас. Как эта инспекторша улетит, так и примемся за дело. За два часа операцию сделаем, и наслаждайся объектом любви своей в полный рост.
– Скажи, Лариса, – спросила Елена, подходя к иллюминатору. – А это для него не опасно? Ну, не повредит ли это ему? Он ведь не такой, как мы.
– Не, подруга, я тебя не понимаю, – пожала плечами Лариса, снова берясь за вязание. – Сначала ты ночами не спишь, изнывая от неразделенной любви к своему Никодишину, вся подушка у тебя в слезах – соплях. А теперь, когда мы можем сделать его нормальным человеком, в сомнения кидаешься. Не переживай, вставим ему процессор в черепок, на питание нормальное, электрическое переведем, чтобы гадость разную не жевал, и хоть свадьбу играйте. Я ему потихоньку в программу симпатий к твоей особи прибавлю, никуда наш толстячок не денется. Влюбится и женится. Так что, как сказано в священном писании, плодитесь и размножайтесь.
– Спасибо тебе, Лариса, – тихо сказала Елена, водя пальчиком по стеклу иллюминатора. Она сама не заметила, как на матовой, чуть запотевшей поверхности появились буквы «П» и «Н». Заглавные буквы сплетались завитками, образуя красивый вензель.
– Петруша. Петенька Никодишин, – прошептала Елена, с любовью смотря в кромешную тьму.
***
– Так что, госпожа Карина, за успешную инспекцию? И не вздумайте отказываться, это вам не какая-нибудь шипучка, а настоящее шампанское с Земли. Крымские виноградники! Друзья прислали с последним грузовозом.
Инспекторша подумала и утвердительно кивнула. Бузуев немедленно наполнил бокалы.
– Превосходно, – кивком оценила инспекторша, выпив до дна. – Признаюсь, ничего подобного я в жизни не пробовала.
– Так еще по бокальчику…
– Нет, нет, благодарю вас. Давайте лучше о деле. Уважаемый господин Бузуев… Поверьте, мне очень трудно это говорить… но я вынуждена, понимаете, вынуждена довести до руководства корпорации обо всем, что здесь происходит.
– А что такого происходит? Вам не понравился наш рудник? – удивился Бузуев.
– Что вы… Теперь я уверена, что ваш рудник – та самая курица, которая несет золотые яйца для корпорации. Но методы… Они же страдают, они очень страдают.
– Кто? – округлил глаза Бузуев.
– Ваши сотрудники – андроиды. Я говорила с ними, и в глазах их было… В их глазах было страдание униженной личности.
– Страдают, значит. Андроиды страдают, – покачал головой Бузуев и нажал незаметную кнопку на подлокотнике кресла. Немедленно в стене открылся люк, оттуда выкатился и бодро зажужжал робот, похожий на черепаху.
– Это пылесос, – сообщил Бузуев. – Обыкновенный пылесос. Его работа – сосать пыль из моих чудесных персидских ковров. И он делает это, причем мне совершенно безразлично, хочет он этого, или же предпочитает и дальше отдыхать в своей нише. Он тоже пострадавший?
– Да, но… Он не осознает, не считает себя личностью. Человеком. И в этом вся проблема.
– Хм… Видели бы вы, уважаемая, первую партию андроидов, что прислали сюда. Вот они совершенно не осознавали себя личностями, абсолютно! До тех пор, пока Никодишин не поколдовал с их мозгами, знали только свою работу. И в итоге? Знаете, когда в нас врезался метеорит… Не переживайте вы так, не очень большой метеорит, так, булыжничек. Но герметичность базы нарушил. Вот тогда мы с Петькой чуть не померли. Сказать почему? Андроид, который отвечал за оранжерею, резонно посчитал, что первым делом надо спасать грядки, клумбы, да чертовы саженцы. Вот и перекрыл в остальных помещениях подачу воздуха, энергии и тепла. И остальные андроиды отнеслись к этому с пониманием. Ну как же, в оранжерее цветы, деревья, апельсины. На ферме по соседству куры, кролики, прочей твари по паре. А тут? Нас двое, да вот рыбки мои. Так что долго они не выбирали, в сомнениях не мучались. Перекрыли кислород на хрен! И как только мы умудрились с Петькой в скафандры влезть, в кромешной-то тьме. Никодишин тогда пальцы отморозил, едва до гангрены не дошло.
– Я все понимаю. Но теперь-то они другие. Они личности. А теперь ваш Никодишин собирается сделать личностями и обычных роботов на руднике.
– И что вас пугает? То, что они будут лучше вкалывать? Что у роботов появятся понятия взаимовыручка, коллективизм, соревнование? Что будут заботиться о своих женах?
– Скажите, а сколько роботов вы списываете в год.
– Ну, порядка семидесяти штук, а какое это имеет отношение…
– А такое. Вы их будете хоронить под оркестр? Или же отправлять в плавильню в окружении верных друзей-товарищей?
– Ха, лично я ничего не имею против кремации. Я и в завещании приписочку сделал.
– Вам смешно… А ваши родные, жена, дети? Вы о них подумали? Как они воспримут ваш уход? И потом дело не только в этом. Скажем так, Никодишин собирается вложить души в машины. То есть поставить процессоры, которые позволят машине почувствовать себя личностью. Пусть будет так. Но кого мы получим в результате? Послушных рабов? Пусть и искусственно созданных, но рабов. И осознающих себя рабами. И это после того, как человечество столько сил потратило, столько крови пролило, чтобы искоренить само понятие «рабство».
– Разве можно искоренить понятие?
– Боюсь, нам не понять друг друга, господин Бузуев. И не уверена, поймет ли вас руководство концерна. Они же не в курсе, что именно здесь происходит, какими способами обеспечивается высокая эффективность работы рудника. Ведь и рабский труд на строительстве пирамид можно оправдать экономической целесообразностью. Так что в своем докладе для совета директоров я просто вынуждена буду поднять вопрос как об этичности использования ваших… андроидов. И о сомнительных проектах господина Никодишина вообще.
– Ну хорошо, хорошо, – замахал ладошками Бузуев. – Что мы все о делах, да о работе, давайте о хорошем. Как говорим мы, русские, делу время – потехе час. Я про потеху. Сегодня вечером предлагаю повеселиться от души. А что, повод веский – у Петра именины. Надо же, у человека день рождения, а он все пашет, трудоголик проклятый. Этику семейных отношений для роботов пишет, ха-ха-ха. Так вот, об отдыхе. Давайте устроим веселье. Посидим в зимнем саду у настоящего костерка, шашлык на косточке, торт со свечками, я фейерверк устрою, танцы-шманцы. Петька у нас знаете, как танго танцует, особо с Лариской на пару. А что, мужчина он у нас холостой, без вредных привычек и, поверьте, очень состоятельный. Зарплата, премии, а тратить не на что. Так что советую обратить внимание. Конечно, милых вашему сердцу андроидов позовем…
Инспекторша покачала головой и улыбнулась невесело:
– К сожалению, без меня. Нет, вы не подумайте, я не хочу вас обидеть, а Петр Никодишин великолепный роботехник. И, возможно, то, что он сделал с этими… андроидами – практично и экономически выгодно для корпорации. Но… когда я вспоминаю грустные глаза Ларисы или этого младенца на руках Нины. Младенца, который никогда не вырастет… Это очень жестоко, господин Бузуев. Это… не по-человечески. Я просто не смогу еще раз посмотреть им в глаза. Так что извините, как-нибудь без меня. Передайте мои поздравления господину Никодишину, а я лучше поработаю над докладом. Тем более, мне все равно придется дать заключение по всем сигналам. Где я могу распечатать с этого чипа?
– Господи, да бросьте вы эти кляузы в помойку!
– Для вас кляузы, а для меня…
– Так значит, – Бузуев перестал улыбаться, грубо выхватил из руки инспекторши микрочип. Та удивленно глянула ему в лицо, но Бузуев уже без всякого намека на галантность разломил чип пополам и бросил обломки в пепельницу. Встал, подошел к столу. Движением пальца вызвал экран, глянул в него и громко сказал: «КС-23/3К45, слушать вводную!».
Лицо инспекторши моментально изменилось. Легкий румянец от вина исчез со щек, словно его и не было, погасли и загадочные искорки в глазах. Она выронила бокал на ковер, медленно встала, вытянув руки по швам:
– КС-23/3К45 слушает вводную.
– Сегодня вечером я устраиваю вечеринку в честь именинника – моего лучшего друга Петра Ивановича Никодишина, – сообщил Бузуев, усаживаясь на стол и болтая ножками. – Сначала вы будете держаться с Петькой несколько холодно, но потом выпьете шампанского, сами пригласите его на танец. Разговоритесь, допустим, о цветах, прогуляетесь с ним по оранжерее, оцените розы. Вы меня понимаете?
– Небольшой флирт? – шевельнулись губы инспекторши.
– Вот именно, – хихикнул Бузуев. – После вместе смотрим фейерверк, и вы выражаете жгучее желание посмотреть коллекцию бабочек Никодишина в его каюте. Вам ясно?
– После фейерверка захочу посмотреть бабочек в каюте, – послушно повторила инспекторша.
– Останетесь с Никодишиным до утра, будете пылки и страстны. Но без особых излишеств. Ему ведь… Постой, он у нас с ноль восьмого, кажется. Пятьдесят восемь, однако. Может и сердчишко екнуть. Лучше будете нежны и ласковы. Выполните все его желания. Вам ясно?
– Нежна и ласкова, – кивнула Мозер, – все желания.
– Вот именно, все, а то Петька без нормальной бабы скоро с катушек слетит.
Мозер моргнула глазами:
– Слетит с катушки? Вводную не поняла.
Бузуев поморщился:
– Про катушки забыть, думать о хорошем, здоровом сексе. И не дай бог, у него возникнет хоть одно сомнение, что ты – не настоящая баба!
– Буду настоящая баба.
– Вот и чудно. А отчет я сам для тебя приготовлю. Завтра получишь готовый файл.
– Чудно. Получу готовый файл, – эхом отозвалась инспекторша.
– Ну вот, так бы сразу, а то «я должна довести», «я обязана доложить», «не этично». С этикой как-нибудь сами разберемся.
Бузуев удовлетворенно улыбнулся, движением ладони погасил экран с еще светящимся паролем, соскочил на ковер и вернулся к столику. Поднял с ковра бокал, наполнил его шампанским. Глянул на ладную фигурку инспекторши, прищелкнул языком, пробормотал: «Научились ведь делать, собаки» и скомандовал: «КС-23/3К45, вводную принять».
Инспекторша покачнулась, схватилась ладонями за виски. Ошалело глянула на Бузуева.
– Что со мной?!
– Ничего, ничего, – Бузуев поспешил усадить гостью в кресло и сунул ей в руку бокал. –
Мы просто говорили о планах на сегодняшнюю вечеринку, собирались стоя выпить за именинника, вы вдруг побледнели, уронили бокал. Не беспокойтесь, бывает после сложного перелета. Вот, выпейте-ка…
И изобразил лицом милейшую улыбку, хоть это далось ему не легко. Бузуев не был привычен церемонился с роботами. Но чего не сделаешь для друга. Тем более, ко дню рождения…
|
Рассказ открыт для комментариев