– Ваш билет? Ваш? Что у вас?
Контроль приближается с неизбежностью парового катка. Вагон утренней электрички оживает. Зайцы в любом вагоне составляют подавляющее большинство. Суета, легкая паника. Кто-то тянется к тамбуру, чтобы на станции перебежать в соседний вагон. Обычного перрона бегунам, как правило, не хватает – ближний конец следующего вагона пасут контролёры, а перебежать два вагона можно, только рванув стоп-кран. За стоп-кран контролёры вполне способны обидеться, это крайняя мера – для последней электрички, когда возникает угроза заночевать на каком-нибудь полустанке. Другие – те, кому лень с утра шевелиться, готовят червонцы. Тридцатка всё дешевле, чем билет в кассе. Когда контролёры получают деньги "без квитанции", на их лицах читается самодовольство. Это понятно, зарплаты у всех маленькие. Непонятно другое – стипендия всегда меньше зарплаты, вот только никто никогда не слышал, чтобы контролёры пожалели студента.
Мы играем в карты, в «козла». Пара на пару: я с Лёхой против Олега и Димона. Под стук колес четыре отдельно взятые вселенные увлеченно решают задачку из тридцати двух переменных. Дамы, валеты, тузы, восьмерки… Пустышки, не стоящие внимания. Лишь одинаковый рисунок на обороте мешает сразу предсказать исход игры. Который, в общем-то, всегда один. Пацаны лениво лезут в карманы. Кто за кошельком, кто за проездным.
– Санёк, – говорит мне Леха, – скажешь, что я – твой брат?
И кидает карту. Червовую девятку. По червям второй заход, король ещё не выходил. Он, скорее всего, у Олега. Значит, можно рискнуть и «бежать» крестовой дамой.
От контролера нас отделяет одна лавка.
– Хорошо! – отвечаю я и кидаю даму.
Король у Олега.
– Ех! Черви тебе в задницу! – ругается он и разочарованно вздыхает.
Ага, значит «топор» действительно у него! Лёха этот момент тоже просёк и кивает мне:
– Молодец!
Улыбаюсь в ответ.
Лёхе отвалить крикливой тетке тридцатку не проблема, но, принцип есть принцип.
И вот она над нами. На синем плаще болтается алюминиевая бляха, а от самого плаща веет до отвращения настоящим: сегодняшним экзаменом, сырой не по-весеннему погодой и последней сотней в кармане.
– Что у вас?
Я протягиваю «форму» и говорю, что туда вписан мой брат. И киваю на Лёху. Но тетка оказывается въедливой – берет у меня корочки «студенческого» и вытаскивает листок. Разворачивает и читает.
Улыбается.
– Вот, не повезло тебе. Наверное, ты хотел братика, но так вышло, что у тебя сестренка.
– А я что, не похож на неё? – Бурчит Лёха и протягивает свёрнутые купюры.
Сдерживаю смех. Олег ржет во всё горло, на нас поглядывают с соседних лавок.
Тётка говорит:
– Нет, не похож…
И возвращает корочки.
– На, Андрюха.
Вскидываюсь:
– Я не Андрей! Там же вписано: Александр.
Она ещё раз читает и, извиняясь, отдаёт документы.
«Александр», – повторяю про себя, – «Сашка, Шурик…»
Такое вот имя мне дали. Даже не знаю кто: мама или те, кому она меня продала. Ещё до моего рождения.
Лёха торопит:
– Санёк, ходи.
Ему скоро выходить. И я кидаю карту.
С высоты неполных восемнадцати лет картинки прошлого где-то тускнеют, где-то, напротив, кажутся слишком яркими. Искажаются, зацветают. Протяжки текут струйками пыли и разноцветные стеклышки осыпаются. Удержать в памяти целостность мозаики всё сложнее и сложнее.
И не выбросишь ни одного осколка.
Даже того дня, пятилетней давности.
Касаться прошлого не хочется, но от него не уйти.
Черт! Как же я ненавижу поезда…
*** Низкое небо тошнит крупными каплями снова и снова.
«Сколько же воды вмещают эти тучи?!» – Думает Сашка и запрокидывает лицо, стараясь разглядеть просвет. Но плотная серая пелена похожа на гигантскую давно не стираную простынь, провисающую между осинами. Капли под стать простыне – тяжелые и грязные. Они заливают глаза, Сашка опускает голову и вытирает лицо. Ладони пахнут землей и листьями.
Со стороны слышится треск.
Неподалёку кто-то продирается через кусты, и Сашка примерно представляет, кто это может быть. Мальчишка размышляет всего пару секунд и движется на шум.
Почти сразу он переходит на бег, скользя и спотыкаясь, прикрывая лицо от хлёстких веток. От высокой мокрой травы противно чешутся голые колени и икры – Сашка на бегу унимая зуд, царапает то одну ногу, то другую. На кой черт им выдали эти шорты и оранжевые футболки?! Под тугими струями Сашка насквозь промок, а ледяной ветер завершил дело. А если бы не рванул с той поляны? Мёрз бы он сейчас здесь?!
Ладно, проехали… Не время жалеть себя.
Сашка видит, как где-то там между стволами мелькает оранжевое пятно. Ага! Вот зачем им раздали одинаковые футболки. Но и он сам тоже хорошо заметен!
Сашка чертыхается и прячется за дерево. Прижимаясь щекой к скользкому стволу, он вглядывается в маячащее пятно. Сомнений нет – теперь оно движется в его сторону, приобретая очертания мальчишки. Быстро движется! Наверное, бежит…
И в подтверждение с той стороны слышен выкрик:
– Эй ты! Выходи, я тебя видел!
Но Сашка не спешит показываться.
«Наверх что ли залезть?!» – отрешенно думает он. Кора дерева под пальцами крошится, от сырого лишая несёт горечью и затхлостью:
«Не, фиг получится…»
Сашка опускается на корточки, прижавшись затылком к стволу, и ждёт.
«Раз, два, три, четыре, пять…»
…Пятно останавливается в нескольких шагах, и подходить не спешит. Незнакомый мальчишка тяжело дышит. Он несколько кругловат, и видно, что среди его увлечений футбол явно не на первом месте. Ну и что? Сашка меланхолично смотрит, как незнакомец топчется на месте, не зная, что делать дальше.
Наконец, тот поправляет слипшуюся челку и неожиданно для Сашки говорит:
– Привет!
Сашка глядит на незнакомца уже с интересом:
– Ну, привет! И что…
– Долго ещё сидеть будешь? Вставай!
– А зачем? – Спрашивает Сашка.
– Как это «зачем»?! Ну, это…для этого…
Незнакомый мальчишка запинается и заикается, помогает жестами, и, наконец, говорит:
– Ты же сам знаешь!
– И что?
– Ты не будешь, да? Ты не хочешь вернуться?
– Хочу! – Кивает Сашка, а потом говорит: – Может, ты у себя сам сорвёшь? А? Ну пожалуйста!
– Ага, хитрый какой! Фиг тебе! Лучше ты у себя!
Сашка в ответ показывает неприличный жест средним пальцем.
– Как хочешь…
Незнакомец идёт к нему и Сашка нехотя поднимается.
«Началось…»
Страха нет. Только почему-то сердце отдаётся в висках, и вздохнуть в полную грудь Сашка не может. А ещё где-то внутри звенит натянутая струна.
Мальчишки сходятся неспеша. Дождь, холод, вымокшая одежда – всё остаётся за границей восприятия. Для каждого остаётся лишь противник и желтые нашивки на его плечах – узкие полоски ткани, пристроченные по краям.
Незнакомец сопит и бесхитростно тянется к чужим нашивкам. Сашка без труда отбивает его руки.
– Ты чо?!
– А ты чо?! – парирует его Сашка: – Смотри!
Сашка делает вид, что хочет ударить в живот (противник верит ему), а сам хватается за нашивки. И дергает. Ткань трещит, но выдерживает. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, незнакомец немного изворачивается и в ответ хватает Сашку за плечо, а свободной рукой бьёт Сашку в нос. Это похоже, скорее, на тычок, но в носу неприятно теплеет. Сашка игнорирует боль и дергает за нашивки ещё раз. И снова ткань выдерживает.
«Черт! Из чего их там шьют?!» – думает Сашка и тут же пропускает удар коленом в пах. Вот теперь болит сильнее! Аж слёзы из глаз! Сашка шмыгает носом и, не разжимая кулаков, подкашивается. Незнакомец падает следом. И только лишь под тяжестью тела ткань рвётся…
Сашка тут же катится в сторону и вскакивает. Выставляет перед собой кулачки. Из носа капает, ноет в паху, но, зато нашивки – вот они – в кулаках. Правда и одной своей теперь не хватает. На левом плече.
Незнакомец поднимается нехотя, понимая, кто вышел победителем. Словно паука – брезгливо отбрасывает оторванную у Сашки нашивку. Всхлипывает и, вытянув вперёд руки, в отчаянном броске кидается на обидчика. Не успевает.
Он исчезает в полуметре от Сашки. Просто исчезает, как будто бы и не было его здесь совсем. Или был? Сашка разжимает кулаки. На ладонях лежат нашивки. Желтые бархатные полоски немного светятся.
«Ну и игры у вас! В гробу я видел такие игры!»
Да. Им сказали, что это будет игра. Сашке и ещё полсотни подобных ему мальчишек-ровесников. Сбившись в кучу в огромном зале, они смотрели друг на друга огромными, от непонимания происходящего, а иногда (что уж тут греха таить) и влажными глазами. Интересно, какие глаза были в тот миг у Сашки?
В «отстойник» мальчишек загоняли мелкими группками. Сашка ёжился и вместе с остальными вертел головой, вглядываясь в лица, осматривая зал с высокими потолками, каменным полом и светлыми, наверное, тоже – мраморными стенами.
Погас свет, и на одной из стен зажегся экран. Где-то из-под потолка грохнуло. Сашка вздрогнул.
Колонки выплюнули голос. Он хрипловато поздоровался и начал рассказывать.
Чуть позже на экране появилась карта - снимок, сделанный, с высоты птичьего полета. Небольшой подлесок – с южной стороны его ограничивал ручей, с северной – железнодорожная насыпь, с западной полевой тракт, с восточной – опушка.
Голос продолжал:
--Здесь немного – примерно три на три километра. С одной стороны, чтобы вы не слишком замучались бегать, а с другой – чтобы всё закончилось в срок. На всё про всё у вас восемь часов. Если за это время мы не выявим победителя, значит, выигравшего не будет в принципе. Это первое правило. Второе правило – границы. Нарушитель карается мгновенным проигрышем. Третье правило – ваши футболки. Вы не должны их снимать ни в коем случае. Четвертое правило – ни в коем случае нельзя помогать другому. Ни малейшим образом. Каждый сам за себя. В случае нарушения – наказанием караются оба. Помните, что победитель будет один и только один. И это – пятое правило.
Повисла пауза…
– Ну а победитель получает…
На мгновение голос запнулся, а потом на экране замелькали фотографии. Слишком медленно, чтобы различить каждую, и слишком быстро, чтобы узнать лицо.
Он всхлипнул…
Следующие минуты Сашка помнил урывками.
Экран погас, и мальчишки всей кучей оказались на мокрой поляне. Один о чем-то прокричал. Другой что-то ему ответил. Кто-то догадался проверить, то, о чем им говорили, и дёрнул соседа за нашивки. Когда бедняга исчез, началась паника. Сашке повезло больше: он оказался на краю поляны.
Не теряя времени, мальчишка рванул в лес.
Дождь не прекращается ни на минуту.
Болят ушибы, ноют ссадины. Нос опух, из него иногда течет.
Сашка идёт к границе зоны. Он пересидит где-нибудь на краю и вернётся ближе к окончанию игры, когда конкурентов станет много меньше, а шансов – больше.
По крайней мере, Сашка надеется на это.
Вот если бы у него была команда, как в том старом фильме. Когда пионерский отряд разделили на «синих» и «красных». Там мальчишки и девчонки держались друг за друга, словно за свою жизнь. Сашка бы тоже держался.
Но, увы… Здесь – каждый сам за себя.
Интересно, сколько сейчас осталось пацанов, подобных ему? Их, наверное, ещё много, а него – всего одна нашивка.
Но, всё равно же он будет победителем? Он же вернётся?
Другие варианты Сашка даже и не рассматривает…
И ему совершенно плевать, что здесь у них происходит: эксперимент, тотализатор или реалити-шоу. А может, какой-нибудь богач просто решил так развлечься.
Да хотя бы тот, что когда-то спас его мать… А значит и самого Сашку.
Для мальчишки главное, что они снова встретятся!
Его мать неохотно вспоминала о своём прошлом. Особенно о детдоме и о первых двух лет самостоятельной жизни, когда, получив заветный аттестат, она устроилась швеёй в неприметную конторку. Работала в ней она чуть больше года, пока не смогла больше скрывать своё положение. А после того, как всё открылось – её уволили и с позором выгнали из общежития.
Отчаявшись, она пошла на улицу просить милостыню. А куда она могла ещё пойти работать, когда Сашка уже ворочался внутри неё? Правда, стоять у входа в метро долго ей не пришлось.
В один из солнечных дней, в её ладонь легла крупная купюра, а когда она подняла взгляд, то увидела его.
Минутою позже состоялся разговор в стоящем неподалёку огромном черном автомобиле.
– Он обещал, что не заберут тебя навсегда, – позже оправдывалась она перед сыном. – Он сказал, что это будет совсем нескоро, и дал время подумать.
И она думала. Ровно ночь. И как казалось ей – просчитала всё заранее. Утром она согласилась на их правила, и начала собственную игру.
Денег хватило надолго.
Его мать купила просторный загородный дом. Она получила приличное образование и нашла хорошую работу. Она устроила сына в школу и чуть позже родила ему сестрёнку.
А через несколько лет – за месяц до обговоренной даты, они втроём сели в новенький «ситроен» и, ничего никому не сказав, уехали в неизвестном направлении.
Те дни запомнились Сашке как одна бесконечная дорога. Они несколько раз меняли машины, плутали по стране, останавливаясь в деревушках и маленьких городках.
Они были за несколько тысяч километров от дома, когда их нашли. И забрали Сашку, строго в назначенный день.
Где-нибудь затаиться и пересидеть догадывается не только Сашка. В этот раз другого мальчишку он замечает первым. Тот беспечно сидит в невысоких кустиках, спиной к Сашке – прячется…
А Сашка ой как не хочет снова получить в нос. До него дотрагиваться-то больно, и ещё один такой тычок его нос просто не выдержит.
Сашка подхватывает увесистый сук и аккуратно крадётся, прячась за стволами.
Тот мальчишка видно тоже успел побывать в драке. А может быть и не один раз. Не смотря на то, что нашивки на его плечах целы, футболка – подрана, а он сам - в грязи. До волос. Их цвет сейчас не определить, но Сашке пофигу. Он прицеливается в затылок…
И не успевает самую малость.
Незнакомый мальчишка оборачивается и успевает отпрыгнуть. Он за мгновение четко оценивает ситуацию и понимает, что «против лома, увы, нет приёма, если нет другого лома». А другого – у него сейчас нет. Так же как и нет времени его искать: Сашка снова замахивается.
И тогда незнакомец просто разворачивается и бежит прочь.
Сашке бежать совсем неудобно – он чаще спотыкается и падает. И, в конце – концов, кубарем выкатывается к насыпи, на которой незнакомец уже карабкается. Сашка пытается достать его суком, и в ответ получает горсть щебня. Сашка закрывает голову – достаётся по плечам.
Кроссовки скользят на мокром щебне. Мальчишки съезжают, то один, то другой. Насыпь кажется бесконечной.
Наконец, практически у самой вершины, Сашка делает рывок и от души заезжает тяжелым суком по ноге. Незнакомец кричит и оступается. Но не падает. И Сашка, дотягиваясь, бьёт его по ноге снова и снова. Мальчишка кричит не переставая.
Незнакомец тянется в верх, цепляется за мокрое железо и из последних сил перекидывает тело через рельсу. Тяжело дыша, следом поднимается Сашка. Он уже не спешит, понимая, что всё – этот пацан никуда не убежит.
Тем более – что на ту сторону уже нельзя.
А незнакомца бьёт мелкой дрожью. Он бледен, на верхней губе, щеках, и на лбу проступает испарина. Это точно – не капли дождя.
А на ногу смотреть страшно…
Сашка вспоминает школу.
Как один раз, в третьем классе он на лестнице, перепрыгнув через несколько ступенек, приземлился, неудачно подвернув голеностоп. Аж до хруста в связках! Воспоминания настолько ярки, что от давней боли у Сашки на мгновение темнеет в глазах.
А что же чувствует этот пацан?
Сашка вспоминает, как в тот день его на себе почти тащил до дома одноклассник.
Сашке становится жалко лежачего перед ним мальчишку, жалко себя самого…
«Как же всё надоело!»
Сашка размахивается и швыряет сук далеко-далеко. На ту сторону, куда нельзя.
Неожиданно накатывается усталость. Хочется оказаться в своей кровати… Плюнуть на всё и перейти насыпь. А там – будь, что будет!
– К черту ваши игры! – кричит Сашка.
«Да! К черту!» – в ответ гудит на повороте электровоз.
Мальчишки оборачиваются.
Незнакомец суетится. Он пытается подняться, и Сашка видит, как боль высасывает из него последние силы. Он смотрит на Сашку, и чего-то говорит. Губы шевелятся, но сквозь нарастающий грохот слов уже не разобрать. Перебросить его через рельс и скатиться за ним следом – дело пустячное. Но у Сашки в голове тревожной лампочкой мигает тот злосчастный пунктик из правил.
Сашка переводит взгляд с электровоза на лежачего мальчишку.
У того нет сил даже на крик. В его глазах – ужас. Он чувствует Сашкину нерешительность, но ещё на что-то надеется. Он боится неправильного выбора. Боится так сильно, что его шорты мокрые не только от дождя.
А у Сашки два решения.
Одно неправильное для того мальчишки, другое – для него самого.
А гудящий электровоз совсем близко. За стеклом кабины уже можно разглядеть вытянутое лицо машиниста.
*** …Под стук колес четыре отдельно взятые вселенные увлеченно решают задачку из тридцати двух переменных. Дамы, валеты, тузы, восьмерки… Пустышки, не стоящие внимания. Лишь одинаковый рисунок на обороте мешает сразу предсказать исход игры. Который, в общем-то, всегда один.
Как хорошо, что от твоего решения ничего не зависит. Какое же это счастье. Вы не представляете!
Лёха считает взятки и разочарованно вздыхает: «Жаль!» Мы проиграли. Он так искренне переживает, а мне, почему-то смешно.
Никому из них я ничего не рассказывал. И я вам не расскажу, чем закончилась моя история, а она закончилась – не так, как вы думаете. Она закончилась… хорошо.
– Мы проиграли... – Лёха торопится и заново сдаёт карты. Скоро его станция. – Ну, что, ещё разок?
– Ага! Сейчас мы их сделаем!
Здесь переигрывать партию можно снова и снова.
Я кладу первую карту. |
