 |
|
| |
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.
|
|
|
|
|
|
Он опять разминулся со смертью. У смерти были мучительно пустые глаза с хмельным оскалом на багровой небритой морде. Помогла память хорошо тренированных суставов и мышц – кувырок, упругий сопротивление воздуха и там где он стоял секунду назад, лишь обиженно взвизгивали шины виляющего авто. Человек невозмутимо отряхнул руки, с каким – то брезгливым интересом огляделся, как словно рад был бы уйти, а лучше убежать, но нельзя. Лиходей действительно ненавидел большие города, особенно сейчас, с заходом солнца. Ночь в этих бессонных каменных джунглях тонула в неоновых огнях реклам, захлебывалась жалобным воем стоящих в пробках автомобилей, разрезающих острыми клинками фар её сумеречную мантию. Ночь была логичным завершением суетливого дня, с его занудными «надо сделать…, должен быть…», с его бесконечными часами офисного плена и пролитым кофе на клавиатуре. Человек нервно повел плечами, словно сбрасывая паутину ненужных раздумий, искоса наблюдая за своим отражением, неслышно скользящим за ним в зеркальных глубинах витрин. За последние четыреста или пятьсот лет - кто меряет бесконечность такими убогими мерками? - его внешность изменилась мало: все те же насмешливые глаза, сломанный нос, половина волос была легкомысленно-белого, другая – рокового черного цвета, да ещё суровые складки возле губ, слишком ранние для двадцатилетнего юношеского лица. Над чем уж поработало трудолюбивое время, так это над его душой – в ней не осталось никаких сентиментальных воспоминаний связанных с прошлым. Как рыцарь особого легиона, он давно утратил иллюзий относительно человечества. На ум приходили слова какого–то мрачного гения:
В калейдоскопе стертых дней
Мой мир был пуст и кровожаден,
Отрывки прошлого как царствие теней,
Как мертвецы на призрачном параде.
Ну вот, кажется, это то самое место. Обычная кирпичная пятиэтажка, таких в городе много. Лиходей почувствовал, что внутреннюю пустоту заполняет холодная, сосредоточенная ненависть. Пора. Он шагнул в душные объятья подъездного мрака…
В этот день Петр Цензура был страшно пьян. Он сидел в своей шикарно отделанной, но страшно загаженной кухне и с автоматическим удовольствием распивал вторую бутылку водки. Алкоголь давал ощущение блаженного небытия и здорово разогревал холодное циничное сердце лидера партии «Русская справедливость». Торжественное собрание партии состоялось в физкультурном зале средней школы №27. Предприимчивый директор сдавал его после окончания занятий за приличную сумму, но разве не сделаешь скидку обаятельному спасителю молодежи? Стены зала, где в обычное время топорщились графики тренировок по волейболу, грозно алели от знамен со свастикой. Две погнутые железяки ехидно корячились на флагах, плакатах, на рукавах темно-синей униформы молодых русских арийцев. Их было не меньше двух сотен - серьезные, красивые лица, ясные глаза. Никаких кричащих, шокирующих нарядов – однотонная полувоенная форма, строгий, держанный стиль. Заиграл гимн, и победители естественного отбора вытянулись по струнке. Цензура жадно разглядывал лица – молодые, здоровые люди, причастные к важному святому делу – спасению нации. Он сумел убедить их в собственной исключительности. Им самим нравилось чувствовать себя правильными и быть уверенными в своей абсолютной правоте. Избавить планету от дурной, неправильной крови, дать дорогу чистокровной элите будущего. Между тем музыка смолкла. Что было потом? Потом было блестящее выступление с трибуны и бешеные аплодисменты.
Его крепкую, рельефную фигуру обтекали волны восторженных оваций, он чувствовал в себе сытое торжество древнего гладиатора, не сломленного кровавым безумием битвы и наслаждающегося возбужденным ревом толпы. Он спускался с трибуны, купаясь в лучах незаслуженной славы, не замечая, как у него за спиной мерзко хихикает и пускает липкие пузыри бредовых идей вертлявый демон разрушения.
А ведь кто бы мог подумать, что тощий закомплексованный очкарик, гроза алгебраических морей, добьется таких головокружительных высот? Никто его не любил. В школе отличник Петька Звенигородцев по прозвищу Арифметический Квадратный Дятел старательно строчил доносы на одноклассников, которые тайком курили в туалете, трагическим полушепотом сообщал классному руководителю, кто прогуливает уроки, за что был неоднократно бит охваченными праведным гневом учениками.
Дома ждала бабушка, для которой главной заботой было «чтобы мальчик вовремя питался», да мама, учитель литературы, молчаливо зверевшая от неблагодарных учеников и копеечной зарплаты. Вечера проходили до убогости одинаково: жизнерадостно орущий телевизор с очередным мексиканским «Любовным геморроем» с неувядаемой Люсией Фуриерес в главной роли, картошка с луком, равнодушное «как дела в школе, сынок?». Хотелось биться головой об стену, резать вены, словно алые потоки из разорванной плоти внесли бы яркий контраст в палитру безрадостных серых будней. Единственное утешение, кроме сухой логичной алгебры, он нашел в оккультизме. После школы поступил в заочную школу гипноза. Прошел её и получил диплом. На взятые в кредит деньги открыл собственный кабинет, где вел прием от имени потомственного колдуна-экстрасенса. Деньги потекли не просто ручейком, а бурным купюрным потоком. Именно тогда, в середине 90-х пришелся расцвет культов разных духовных учителей, просвещенных далай-лам, и прочих шарлатанов и проходимцев, вошедших в моду у отчаявшегося народа.
От клиентов не было отбоя – его сеансы пользовались популярностью. За точные предсказания, верные гороскопы, он завоевал уважение не только у простых обывателей, но и у криминальных авторитетов. Нет, фокус был не в волшебстве. Ему не требовалось через Космос устанавливать связь с клиентом – все лечение основывалось на глубоком знании психологии, умении сказать правильные слова и … отсутствии конкретики. Проблемы у людей во все времена были одинаковы и «колдун», обладающий развитой интуицией и багажом жизненного опыта, умело пользуется этим. «Происки врагов. Кто-то старается навредить вам или помешать», «вас любит незнакомец», «вас ждет приятный сюрприз», «предстоят финансовые потери» - такое можно сказать про любого человека, если, конечно, это не слепоглухонемой инвалид, обитающий в какой-нибудь муниципальной лечебнице.
За молчаливую заинтересованность, за хорошо поставленный, вкрадчивый голос, все понимающие зеленые глаза и доброжелательный оскал Квадратный Дятел отныне стал торжественно именоваться Петром Цензурой.
Вместе с новым странным прозвищем пришла долгожданная слава – телевидение, пресса и радио, кормящиеся с ладоней уголовных авторитетов, славили нового Мессию.… На многострадальной русской земле стали пробиваться ядовитые ростки неофашистских партий. На фоне этой анчаровой поросли вовсю ветвился, тянулся вверх крепкий саженец партии «Русская справедливость».
Скупердяйка-жизнь неохотно, как торговка на базаре, по грошам отсчитала 10 лет. Десять лет партии. «Ай да Цензура, ай да сукин сын!»- размазывая по лицу веселые проспиртованные слезы, невнятно мычал спаситель России. Плевать, что завтра голова будет налита свинцом, и утро презентует запоздалый привкус помоев, ведь белая горячка непременно сменится ожиданием светлого будущего. Звонок в дверь он попросту не расслышал – охотился за скользкими пельменями, которые никак не желали покорно насаживаться на вилку. Все, что смог сделать – так это негодующе хрюкнуть и упасть мордой лица в недовольно звякнувшую фарфоровую тарелку. Не услышал скрипа открываемой двери, шороха приближающихся шагов и легкого прикосновения к голове – и видит Бог, больше никогда не услышит…
…Ему не пришлось долго блуждать по запутанным коридорам чужой души – в воздухе словно протянулась золотая призрачная нить Ариадны, только вела она не к выходу, а ко входу. Он шел по лабиринтам пульсирующих проходов, где с пористого потолка зеленой бахромой свисала вонючая слизь, на стенах копошились бесчисленные орды каких-то светящихся насекомых. Лиходей знал, кого следует покарать за подобное непотребство – знал и держал наготове клинок, влажно блестевший при скудном освещении висящего на шее медальона. Первый же «задушевный» Хранитель, выскочивший из-за угла, был отправлен первым потусторонним экспрессом - отрубленная голова с глухим стуком упала на пол, в немигающих совиных глазах медленно выцветала ненависть. Убийца спокойным движением мастера отряхнул со звенящей стали густые коричневые капли. Тяжелые брызги ещё не успели шмякнуться на пол, а взгляд, лезвие меча и корпус были обращены в сторону следующих претендентов на битьё. Два Хранителя с потусторонним воем устремились вперед, размахивая огненными мечами. Лиходей с издевательской усмешкой рассек грудную клетку первого, выпуская из костяного плена щедрые потоки крови, затем, перепрыгнув через корчащегося в агонии Хранителя, коротко шагнул вперед, его палаш злобно лязгнул о клинок сабли второго, завертел её в стремительном танце, и, прорвавшись сквозь сияющий заслон, до половины погрузился в податливую плоть. Хранитель взвыл криком смертельно раненного зверя, и, сломавшись в поясе, бесформенной кучей рухнул к ногам победителя – судя по ране, смерть предстояла долгая и мучительная. Лиходей вытер окровавленный клинок об одежду умирающего, спрятал его в ножны - больше драться не придется, он знал это точно… Скоро впереди замаячила светящаяся дыра дверного
проема. Он совсем не удивился, увидев гниющие половицы, узорчатые лохмотья паутины по углам. С крошащихся стен скалилась красная плесень. Потолок был сделан из мутного зеленоватого стекла, настолько запыленного, что невозможно было понять, есть ли звезды добрых надежд, мягко светящих в этих духовных небесах. Туман сомнений рассеялся, стоило взглянуть на фонтан Сущности – ржавый котел с булькающим жиром низменных страстей. Лиходей знал, что нужно делать – всем корпусом повернулся по направлению к котлу, косо раскроил воздух узорчатым клинком, начертив дымящийся контур зигзага – Руны разрушения. И бросил на пол трефовый туз, свою особую метку, наподобие мальчишеской надписи «Здесь был Вася». Все заволокло душным фиолетовым туманом, и убийца успел расслышать нечеловеческий вой Стражей-Хранителей…
Хмуро занимался рассвет. Золотистые иглы лучей жадно нанизывались на свинцовую вату туч. Многострадальные тучи, не выдержав таких мучений, горько и безутешно плакали, поливая ещё не совсем проснувшийся город. Лиходей долго бродил по пустынной набережной, втайне радуясь такому небесному омовению – может, отмоет от скверны, которой он понабрался в чужой душе? И неожиданно улыбнулся. Нет, это не была усталая улыбка победителя, только что завершившего хлопотное дело. Это змеилась усмешка, горькая усмешка бессмертия, которое никак не закончится, и в то же время многозначительная, искушенная улыбка, обжигающая, как дыхание ледников. Зачем ему, циничному убийце душ человеческих, оставляющему трефовые надгробия на ментальных обломках, все эти ненужные эмоции? Меньше всего его заботила собственная праведность – чего уж нет, того нет, и вряд ли когда-нибудь будет. Испытывал ли он жалость? Ответ отрицательный.
Зачем ему, бывшему служащему канцелярии Ночных Кошмаров, а ныне рыцарю особого легиона Возмездия, подобные сантименты? Все эти тщеславные фюрерчики, Девы Марии, далай-ламы, кормящие постепенно тупеющее человечество сказками о лучшей жизни, стоит только заплатить… Чем? Хорошо если просто деньгами, но в основном цистернами безутешных слез, курганами поломанных судеб и реками, морями, океанами безвинно пролитой крови. Смешно даже думать, что палачи и их жертвы после всего этого искренне рассчитывают попасть в рай!!! Для всех этих пародий на людей такие понятия, как честь, достоинство и справедливость стали бесполезными экспонатами, пылящимися в запасниках музея минувших веков.
Лиходея в Преисподней недолюбливали и боялись – за мрачные, но чрезвычайно точные прогнозы, за колкие цитаты, за очередное четверостишье про предательство и разбитые иллюзии, и за эту его безжалостную, «сумеречную» усмешку ему дали прозвище Полночь. Он не помнит, кем был, но знает, кем стал. Вторгаясь во владения чужих душ, он всегда с усталым равнодушием видел чужие пороки, но в то же время мог с легкостью завладеть золотом ему не принадлежащего таланта. Подобно неукротимому тайфуну, он с жестокостью стихии сметал на своем пути нерукотворные памятники тщеславия, высокомерия и недосягаемые башни гордыни. При этом он чувствовал себя перчаткой, пустоту которой заполняет неукротимая рука вселенского правосудия. Он шел по своей петляющей тропинке бессмертия неслышной поступью возмездия.
Когда-то он каленым тавром выжег себе на кисти левой руки цифру «12». Баловством это назвать сложно – Полночь с каким-то болезненным удовольствием слушал шипение обугленной плоти, поражая работающих в Адской кузнице чертей. Откуда им было знать, что он не мог умереть сам, по своей воле, что тысячу раз проклял тот миг, когда первая капля крови коснулась пергамента Договора? Он пришел тогда забрать меч, сделанный из куска метеорита. Палаш получился отменный – маслянисто-черный, с серебристым узором от рукояти до кончика лезвия, способный на лету разрубить платок из тончайшего китайского шелка. Он и сам был таким же палашом, который способен лишь карать, за что ему щедро платили бессмертием…
Яркая вывеска заставила отвлечься от перелистывания пожелтевших страниц своей автобиографии. Лиходей невольно восхитился – какой-то поэт в душе, но быдло по призванию додумался назвать собственное казино «Тихим Омутом»! Над причудливым названием располагался огромный электрический глаз. От сапфирово-синей радужной оболочки протянулась сеточка капилляров, болезненно краснея на ослепительно белом фоне склеры – белковой оболочки. Уставший глаз лукаво подмигивал. Сотни лампочек вспыхивали, меняя сюжет. о в канцелярии рассказывалитогда ещё не родился, но более старшие товарищи
Лиходей вдруг ясно представил глаза людей, приходившим туда, на свою погибель, ради призрачного богатства и роскоши. Глаза, ужасающие своим спокойствием, стеклянно блестевшие при скудном освещении игрального зала, готовые истерически вспыхнуть при виде удачной комбинации. Усталая бесстрастность самоубийц и болезненная надежда наркоманов сливались в страшный сплав, и не было спасенья для наивной души…
Закончив просмотр красочных фантазийных слайдов-ассоциаций, темный легионер торопливо зашагал прочь – здесь были владения демона Игры, официального и дозировано вежливого, способного убить одним ударом игральных костей. А у него ещё были дела поважнее…
Художник Сашка Панкратов сидел около окна и курил. Курил медленно, глубокими затяжками, с болезненным усилием проталкивая никотиновый дым в свои не очень здоровые легкие. Сигареты были крепкие и просто убойные для мучающегося бессонницей, физически и морально истощенного парня, зато здорово сглаживали острые углы неприятных раздумий, больно ранящих сердце. Усталость, мрачное отчаяние, красные слезящиеся глаза – все эти верные симптомы бессмертной болезни человечества с трагикомичным именем Любовь. Она смотрит розовыми глазами, дышит романтическим перегаром со страниц бульварных романов, а потом обливает помоями бытовых условностей, попрекает не осуществленными надеждами и не сбывшимися идеалами. Все это Сашке пришлось испытать на собственной шкуре – его ветреная возлюбленная была замужем за состоятельным бизнесменом, Сашкиной стипендии и вырученных от продажи картин денег хватало ей разве что на булавки. Она покинула его, назвав философскими бреднями утешением для рабов романтические грезы честного студента.
Панкратов старался ни о чем не думать. Просто курил, уставившись в одну точку, ничего не видя, кроме мрака и хаоса. Здание любви, стоящее благодаря фундаменту воображения, рухнуло, а циничная реальность продолжала крепко стоять на ногах. Чей-то успокаивающий, фальшиво сочувствующий голосок шептал:
- Зачем ты мучаешься? Зачем страдаешь, глотаешь горькие слезы, глядя на осколки разбитых иллюзий? Ты ведь знаешь верный путь.… Действуй!
- Да… Я знаю...
Он решительно расплющил догоревший бычок о стеклянное дно пепельницы, щелкнул оконным шпингалетом, незряче посмотрел вниз, куда по теоретически правильной прямой траектории должно упасть его бескрылое тело. Прозвенел звонок. Сашка с трудом оторвал ноги от пола, точно рядовой-первогодок четко промаршировал к входной двери. Он не стал спрашивать, кто пришел. Распахнул дверь и узрел парня лет двадцати, с горящим взором и разноцветными волосами. Незнакомец холодно и как-то понимающе улыбнулся, спросил, здесь ли живет художник Панкратов, причем это был даже не вопрос, а скорее, утверждение. Сашка молча кивнул и отступил в сторону, приглашая войти внутрь. Невежливо держать незваного, но все же гостя, на лестнице.
- Я хотел бы посмотреть ваши картины, - решительно и властно проговорил незнакомец.
- Пожалуйста. Только умоляю, недолго. Дела, дела, покою сердце просит! – Сашка виновато развел руками, словно извиняясь за возникшие у него непредвиденные обстоятельства. И ушел ставить на кухню чайник, хотя ему совсем не хотелось пить. «Может, купит хоть одну картину? С виду человек обеспеченный, наверно, чей-нибудь нефтяной сынок» – ехидно подумал художник. Чувство юмора не желало уходить даже в тяжелые минуты душевного кризиса. «Медальон у него интересный – ящерица какая-то с изумрудными глазами. Вроде из золота, потому-то блестит тускло.… А не все ли равно? Этот парень своим неожиданным приходом только спутал мне все планы. Не дадут, понимаешь, полетать без парашюта» - с веселой злобой подумал влюбленный камикадзе.
Между тем Лиходей с любопытством огляделся. Стены передней были оклеены когда-то очень модными обоями в цветочек. Сейчас аккуратные ряды бумажных листов легкомысленно трепетали отклеивающимися краями на неосязаемом сквозняке. И картины – натюрморты, пейзажи, портреты, коллажи, карикатуры – веселыми радужными брызгами врывались в сознание.
«Воистину неугасим творческий пожар!» – восхищенно думал Полночь, не понимая, зачем провидение прислало его по душу такого человека. Он передумал убивать художника, когда увидел его – зачем разрушать духовный храм человека, который ничего плохого не делал, даже не помышлял? Лиходей не первый день ходил среди людей – этого бледного, с нервными пятнами румянца на щеках, с запавшими омутами глаз, в которых плескались тоска пополам с отчаянием, парня мучили неразделенная любовь и напрасный страх перед будущим. Войдя в дом, он только убедился в собственной правоте – среди картин выделялись изображения одного и того же очень красивого, но надменного женского лица, выполненные в разных ракурсах.…
Но что это? Он машинально отпрянул, словно от неожиданного удара. Перед ним сидел, обняв колени, юноша в древнеримской тоге, и пристально смотрел в глаза застывшему убийце. По плечам юноши струились алые ручейки, а рядом беспомощно раскинулись два огромных окровавленных крыла. Словно кто-то неумолимый и такой пугающе знакомый грубо пресек способность к полету. На нарисованном лице не было гримасы боли, но в глазах светилась жалость и предостережение. Молчаливое предостережение. Лиходей судорожно вцепился ледяными пальцами в фигурку саламандры, висящей у него на шее – Огненное Сердце, где обитало некое подобие его души. Он с ужасом почувствовал, как привычную внутреннюю пустоту наполняет непроницаемая пелена Вечного Мрака. «Ты провинился, Полночь – шептал властный бесполый голос - и ты будешь наказан…»
Это был поистине великолепный чертог, сделанный каким-то неведомым зодчим из хрустально – прозрачного льда. Невероятные арки величественно смотрели с головокружительной высоты, идеальные призмы колонн, махровые от инея, подпирали прозрачный потолок и со всех сторон, пронзая все это невозможное великолепие, лилось щедрое золото солнца. Только почему так невозможно холодно в левой стороне груди, и какое–то стальное онемение на запястьях? Глаза неохотно повиновались, и Лиходей увидел зияющую рану. Сердца не было. «Тогда почему я до сих пор жив?»
Он перевел слезящийся от солнца взгляд на руки – исцарапанные, с вырванными ногтями, с толстыми кольцами браслетов на запястьях. От наручников тянулись цепи куда-то за спину. «Как цепного пса…»- безразлично подумал Полночь. Он вообще с трудом соображал, что происходит – сознание шатко балансировало между гранями бытия, перед глазами часто плыли разноцветные пятна. Нет, он ещё не умер. Почему? Этот вопрос определенно следовало задать фигуре в каком-то зеркальном плаще, стремительно приближающийся с правой стороны. Человек подошел, решительно содрал капюшон, закрывавший пол-лица. Лиходей смутно, как через грязное стекло, посмотрел в эти безжалостные глаза и не смог сдержать усмешки – перед ним стоял он сам, но как эта копия отличалась от оригинала! Волосы двойника были совершенно седыми, молодое лицо старательно демонстрировало печать чего-то более древнего, чем добро и зло. Равнодушие бессменного служащего, который из века в век спокойно и четко выполняет свою работу. Перед ним была его Смерть.
- Здравствуй, Летописец – внятно проговорил Лиходей. По делу? Или просто заскочил на огонек? Извини, что не предлагаю присесть – сам, как видишь, в неудобствах – мебель продал в уплату долга…
Летописец Судьбы не улыбнулся. Он сухо щелкнул пальцами и рядом с ним материализовались два стула с высокими спинками. Сел сам и жестом предложил Лиходею. Разговор обещал быть занятным.
- Хорошую вы мне усыпальницу построили, с претензией на роскошь – глядя мимо Смерти, насмешливо начал узник – как я ни готовился уйти со службы достойно, с медалями за мужество и атрофированными нервами, начальство меня опередило…
- Ты сам поторопился - стальной голос Летописца грубо обрубил нить повествования. Ты должен был убить художника, а стал пускать сопли перед его картинами! Какие мы несчастные, с отрубленными крыльями… Разве дело карающей деснице Мрака до таких лирических отступлений? Хотя ты всегда любил все усложнять. Философствовал.… Снова решил сыграть по-честному? Совесть искусала? А что в итоге? Ты потерял свою силу, став почти мертвецом - он брезгливо кивнул на кровоточащие раны.
Лиходей молчал долго. Слова Летописца с трудом доходили до его угасающего сознания, раскаленными иглами впиваясь в мозг. Он устало закрыл глаза - нельзя быть таким самонадеянным, решив, что ему дозволено нарушать установленные не им правила Игры. Глупая черная пешка с амбициями ферзя.… Стынуть тебе на вечном морозе без права переписки, в обществе привязчивого одиночества.
«Может, наконец, я смогу стать самим собой, без всех этих разговоров о поруганной части темного легионера и лицемерных сожалений. Жизнь не так проста, чтобы её усложнять, но и не так сложна, как мы этого боимся. Истина всегда гуляет между этими противоречиями. Что скажешь, Летописец?»
Трефовый туз на сидении стула был красноречивее любого ответа. Лиходей досадливо мотнул головой – он снова разминулся со смертью…
|
|
|
|
Время приёма: 10:04 27.05.2008
|
|
| |
|