«Женщина может все, только для этого ей нужен мужчина».
Неизвестный остряк
***
ОНА
- Ева… Ева, ты не спишь? – одеяло медленно поползло с плеч. – Как ты можешь дрыхнуть в такую ночь? – в ухо настойчиво дышали.
Я ухватила уползающий край и молча натянула его на голову. Я сплю.
- Значит, ты уже определилась с Живым Желанием, счастливая, - голос достал меня и под ним. – А я вот не могу…
Вокруг недовольно зашикали, заскрипели кровати под заворочавшимися на них девчонками. Похоже, из всех воспитанниц пансиона до сего момента спала только я. Жаль, что болтушка Кира не изменяла своим пристрастиям. Со дня нашего знакомства, определив мои уши, как лучшее место для упражнений по словоблудию. А то сейчас готовых выслушивать ее излияния вокруг хоть отбавляй. Тем более что тема затрагивает самое сокровенное.
- И в тайгу хочу, - Кира перешла на шепот. - Представляешь, лес кругом, а я – хозяйка. Кого хочешь, заманю, любого служить себе заставлю, - неслышимые теперь слова привычно отражались внутри картинками.
- И в Егапат, там к власти царица пришла. Вместе мы такого накуралесим – весь мир вздрогнет. Еще в Русию можно, там тоже женщина сильная на троне сидеть будет. Долго сидеть, твердой рукой править и мужиков вокруг нее немеренно, - она мечтательно вздохнула.
Я откинула одеяло, с досадой уставясь на Киру. Картинки ее воображаемых побед меня утомили.
- У тебя только одно на уме – власть и мужики. Ты уж определись, что для тебя важнее. Если первое - я тебе особь мужеского пола в подопечные рекомендую. Вон в Магролии еще тот завоеватель родиться должен.
- Вот еще, в мужчине силой раствориться совсем не те ощущения, - она фыркнула. – Он же одержим войной станет. Что за удовольствие собой такого питать? А вот женщина – она от силы только зрелей становится, наливается, как спелый плод. Рядом с такой абы кто не удержится, только лучшие, - она закатила глаза, переключаясь на любимую тему.
Вокруг подозрительно молчали. Прислушивались.
Я попробовала вновь натянуть на себя одеяло. Что толку спорить с тем, кто тебя не слышит? Киру это обидело.
- Можно подумать ты выберешь себе что-то более экзотическое, - она откинула край одеяла, возмутительным образом заглядывая мне в лицо. – Мест силы – миллион, людей, которые ее заслуживают – единицы. И не тебе судить о моих желаниях. Твои не лучше.
- Завтра увидим, чьи лучше, а чьи хуже. Экзамен по ЖЖ, еще никто сумел провалить. А сейчас просто дай мне выспаться перед тем, как твое решение сделает тебя чьей-то частью.
Вокруг снова завозились.
- Тебя ждет та же участь! - зло выкрикнула она.
Я не слушала. Отвернулась, укутавшись с головой. Пусть бесится. У меня свои планы.
Пансион Благих Намерений считался в Запределье местом священным. Не то чтобы ему поклонялись, скорее опасались и уважали. Наверное, мало какой житель втайне не мечтал, что когда-нибудь кто-то из нас выберет своим домом именно его бренную плоть. Подарит возможность взять от этой жизни ВСЕ, что пожелает. Только вряд ли кто из этих мечтателей задумывался, что и за ВСЕ придется платить.
Ну, да ладно, по крайней мере они имели хоть какое-то представление о нас. Те же, кого почти всегда выбирали мы, не знали о нас ничего. Просто не задумывались, принимая как должное, за личную заслугу, способность прогибать мир по себе. Слишком другая реальность, слишком грубы законы ее сотворившие. И все же материальное и проявленное куда лучше эфемерного и невесомого. Тонкий мир еще более уязвимое место, чем то, которое его породило. Сегодня о тебе говорят, тебя вспоминают миллионы, о тебе пишут книги и слагают песни – ты культ и эпоха – ты ЕСТЬ! А завтра приходят новые силы и питают собой уже совсем другие моменты – история перекраивается в свете вскрывшихся, как нарыв, новых скандальных фактов. Откуда их выуживают, стирая ластиком добрую память о том, что было… или не было? Или… А впрочем какая разница, наши собственные истории заканчиваются там, где начинаются чужие. Это – главное, а остальное пусть печалит других.
- Камилла Суховей, подойдите, - от зеркала мироздания исходило зеленоватое сияние, как всегда, пока оно ни в кого не всматривалось.
Камилла протиснулась сквозь обступивших потертый прямоугольник рамы воспитанниц. Стекло на миг отразило тонкую девичью фигуру и померкло, впитывая в себя ее Живое Желание. Вообще-то она могла о нем толком и не знать. Так, одно из многих, но зеркало всегда выбирало нужное, то которое подарит кому-то «вторую жизнь».
Поверхность пошла зыбью, и сквозь зеркальную муть медленно проступили пески, бескрайние раскаленные пески какой-то пустыни. Все отмерли, удивленно переглядываясь. Камилла покраснела. Наша тихоня-отличница и ее тайные страсти. Извращенка. А я думала выбрать единение с природой лишь бы царить везде, могла только дура Кира с ее тайгой, куда ее благополучно и определили задолго до Камиллы.
- Сарахан. Порождать песчаные бури, забрасывать песком караваны, путать следы, создавать барханы и зыбучие пески… Быть везде, ВСЕМ и НИКЕМ одновременно, - пафосно сообщило зеркало.
- Везде, - благоговейно прошептала Камилла, песком рассыпаясь на глазах. Сыпучий ручеек втянулся в зазеркалье, став частью желтого раскаленного безмолвия.
Кажется, одним местом силы на Земле стало больше. Сбылась мечта идиотки о всевластии. Только люди будут называть это природой. Тьфу!
- Анна Грош, - зеркало выбрало новую жертву.
Девушка с готовностью шагнула к зовущему сиянию. Ни страха, ни сомнений. Я искоса рассматривала остальных – такие разные лица с печатью одержимости собственным предназначением. Будто кто-то развел жертвенный огонь у них внутри, и его отблески играют на лицах блуждающими улыбками. Жалкое зрелище. Я чувствовала себя трезвенником в пьяной толпе. И кидаться в топку чужих амбиций так просто, как они, не собиралась.
Царственная фигура Анны отражалась в зеркале дольше обычного. Или она понравилась волшебному стеклу, как нравилась всем, кто на нее ни взглянет. Или слишком много почти равноценных желаний сумело оно в ней рассмотреть. Сейчас отразит какого-нибудь средневекового красавца королевской фамилии, мечтающего, чтобы внезапная кончина старших родственников расчистила ему дорогу к трону. Силенок, чтобы укокошить мешающую родню самому, разумеется, не хватает. Пока не хватает…
Сизая муть расступилась, показав склоненного над тарелкой с самоцветами горбатого старика. Он поднял голову. По замершим в недоумении рядам прокатился вздох. Я сама вздрогнула, обалдело рассматривая крючконосого дедулю. Вот так номер! Красавица и чудовище. Неужели Анна решила остаться здесь?
Что ж ее сила наделит незабвенного старикана такой харизмой, что жить в памяти людской Кощей Бессмертный будет еще очень долго.
- Нет темного без светлого, а добра без зла. И даже дурная слава нуждается в нашей поддержке, - продолжало вещать стекло. – На том и зиждется мир. И только мы определяем, что будет после…
- После, - одними губами выдохнула Анна, расползаясь на глазах темной дымкой. Невесомое облако потянулось к злодею и затерялось среди складок черной мантии. Он ничего не заметил, самозабвенно продолжая ощупывать драгоценную россыпь. Сила, чтобы помнили и после, пугали детей, сочиняли новые сказки, где олицетворением тьмы по-прежнему будет он. Дурацкий выбор, растратить себя на такое!
- Кьяра Ятаган…
Этого батыра на занятиях зеркало нам показывало чаще всего. Худшее кладбище из пепелищ, трупов и изломанных жизней за своей спиной оставили немногие. Картины его кровавых побед заставляли морщить носы всех, кроме Кьяры. Насмотревшись побоищ, она преспокойно отправлялась пугать своим призрачным присутствием окрестных жителей. Это из-за выходок ее и ей подобных впечатлительных особ наш пансион обходили стороной. Редкий смельчак захаживал на пустошь, где в полуразрушенном замке, обитали мы – призраки силы. С нами предпочитали дружить на расстоянии, в мечтах и надеждах.
Так что выбор Кьяры никого не удивил. Пока. Картинка мигнула, желтое скуластое лицо с раскосыми глазами сменилось другим. Женским и красивым. Женщина рядом с таким изувером. И он смотрел на нее нежно и тепло, как смотрит только любящий. Обратная сторона чудовища, насильника и убийцы. Пленка времени метнулась в прошлое, показав их встречу. Он, ныне владеющий не одной сотней наложниц, жен и рабынь, выбрал ее еще в детстве. Вот они скачут по степи и смеются. Черные косички молотят по спинам тонкими плетьми, лошадиные бока почти соприкасаются. Они держатся за руки, как в цирковом аттракционе. История не запомнила этого момента – не было силы, способной его удержать. Он проскользнул, канув в вечность незамеченным. Люди помнили другого Батырхана. Воина с нечеловеческим лицом.
Картинка снова дрогнула и расплылась, показав огонь и пепелища, стонущих людей и орду хохочущих кочевников… с ним во главе. И снова она, рядом, на жестких звериных шкурах что-то шепчет ему в ухо. Он слушает внимательно, повернув к огню мокрое умиротворенное лицо, такое непохожее на, то, что мелькало несколько секунд назад. Картинки метались между привычным и незнакомым. Кьяра выбирала, меняясь на глазах. Два равноценных желания размыли ее образ клубами сизо-черного дыма. Они смешивались и разделялись, вытесняли друг друга и снова сливались серой мутью. Зеркало молчало.
Дым больше не очерчивал ее фигуру, вытянулся светлой густой дорожкой и втянулся в тот мир. Впитался в кожу обнаженной женщины (зеркало опять показывало их обоих) обещанием увидеть ее мужчину другим. Теперь сила Кьяры притянет к этой женщины чье-то внимание. Историка, кинематографиста, любителя пикантных подробностей – не важно. О ней вспомнят, как о подруге великого воина. И через призму их отношений взглянут на него иначе… Так будет. Достойный выбор и неожиданный.
Сила не любит простых смертных. Она выбирает тех, кто уже успел наследить, оставить на белых страницах истории оттиски собственных жизней. Мы лишь питаем память о них, вливаясь бесконечным потоком сознания в память будущих поколений. Мы выбираем тех, кого будут помнить они… А Кьяра выбрала женщину, о которой не знают. Выбрала первой, кинув вызов тем выпускницам, которые придут после нее. Поддержать или оттолкнуть, осветив ее жизнь для других лишь на миг, подаренный Кьярой. Смелый поступок, а я думала, что из нашего выпуска на подобное отважусь только я.
- Ева Радуга, - я вздрогнула и шагнула к стеклу.
Зеркальная муть клубилась перед глазами. Сейчас она расступится и… я знала, кого она мне покажет, знала всегда. Светло-русый с кудрявыми бакенбардами и невыразительными глазами. Я даже цвета не запомнила, только выражение – уверенность и недоверие. Так смотрят воины, привыкшие делить людей на друзей и врагов. Последних, разумеется больше, остальные в расчет не принимаются. Их отсекают или не замечают.
Я не знала, кто он. Я видела его лишь раз, гуляющим по пристани какого-то портового города. Задумчивого и отрешенного (зеркало иногда делало перерывы – вместо исторических личностей отражало обычных смертных или природу… свобода выбора… как будто для нас имеет значение в ком стать никем). Взгляд зацепился за случайного человека и оставил его во мне навсегда. Сначала он лишь иногда всплывал в мыслях – я не придавала этому значения. Слишком насыщенными информацией шли дни. Потом его образ угнездился внутри чем-то тревожным, принеся с собой осознание - я его знала. Когда-то. Не здесь. И там, где я его знала, он был большим, чем просто случайным прохожим.
Зеркало показывало его со спины – белая рубашка и светлый кудрявый затылок. Он страстно и самозабвенно целовал какую-то даму, загнав ее в угол большого офисного кабинета. От дамы исходили волны растерянности и страха. Не хочу, но и отказать не могу. Она чувствовала себя абсолютно несчастной. Мне стало смешно. Аллилуйя! Кого я выбрала?
***
ОН
Она мне больше не напишет. Ни нежности, ни страсти, ни грубости, ни молитв, ни проклятий, ни фотографий ее растущего малыша по странной прихоти природы так похожего на меня. И кто бы мог подумать, что в этом гадком утенке могут уживаться такие ураганы? Но семь лет назад ее детская непосредственность и открытость увлекли меня настолько, что я не задумывался ни о чем. Просто короткий роман, просто случайное пересечение, просто хорошо сейчас, просто… А оказалось, что не совсем.
Наталья принесла кофе и принялась убирать окурки и остатки закусок на столе. Мои итальянские партнеры остались довольны – новая линия по пошиву верхней одежды запустится через месяц. Контракт валялся на столе между блинами с красной икрой и маслинами, прижатый за угол ножкой бокала. Наталья аккуратно высвободила драгоценный документ и посмотрела на меня с укоризной.
- Что там у нас на сегодня еще? – я закинул ноги на стол, кресло угрожающе заскрипело.
- Заседание в мэрии. Вы пропустили уже два, карьере депутата это может навредить.
- «Карьере», - я хмыкнул и отхлебнул горячего напитка. Не сегодня. – Что еще?
- Открытие выставки «Украина. Текстиль – 2008» на Морвокзале. Вы почетный гость, - она прятала документы в сейф. Сосредоточенно подбирала цифры, высунув кончик языка. Влажный и розовый. Ей я доверял. Дочь друзей, пришедшая работать ко мне почти девчонкой. Ей и сейчас немного – восемнадцать или девятнадцать, кажется. Не помню, да и не важно… уже.
- Еще годовщина смерти сына Гордея Полянина. Он звонил, простил быть, - она благополучно упрятала документы и потянулась к подносу с грязной посудой. Я перехватил руку, мгновенно очутившись между ней и столом.
Почему бы нет? Мне было весело. Нельзя. Только не здесь, не в своем офисе. Не среди людей, которые знают меня другим.
- Я забронировала для вас билет… на всякий случай. Самолет в 16.30., - она отступала к стене, безуспешно пытаясь вернуть меня в рабочее русло.
Вжалась в стену, испуганная и покорная. Да пошло все! Я впился в нее губами. Хоть какая-то дама не пытается играть со мной в игры. Не провоцирует, заставляя хотеть. Не привязывает, обложив обязанностями и своими капризами. Вечная дуэль, которую так виртуозно навязывают нам женщины. Глупая пустая игра в войнушки там, где мы рассчитываем лишь на союз и поддержку.
Правда, Ева тоже не пыталась со мной играть… поначалу. Просто милая девчонка пришла с подругой попеть в караоке туда, где мой брат справлял свой сороковой юбилей. Я тогда только начинал дело, в успех которого верил лишь сам. Банкет, музыка, танцы, женщины. Я просто хотел расслабиться.
Она пела песни из репертуара Боярского. Звонким чистым голосом про коня с «лиловым глазом» и тигров у ног. До нас, гуляющих в другом конце зала, ей дела не было. Я вышел покурить и когда возвращался, вошел не в ту дверь. И остался, сидел и слушал, как она поет. Вроде ничего особенного, а зацепило. Дождался, когда закончит, и попросил телефон.
Когда позвонил, вспомнила обо мне с трудом. Удивилась – видимо, перезванивали не часто и, давая номер не особо трезвому субъекту, она чувствовала себя в полной безопасности. Напрасно. Первое свидание и… она не захотела продолжения. Меня это задело. Я поклялся, что заставлю ее влюбиться.
Наталья попыталась отстраниться. Я теснее вжал ее в стену и запустил пятерню под юбку. Она замерла. Целоваться она тоже не умела. Женюсь. Мне было весело.
- Рад тебя видеть, Иван, - Гордей пожал мне руку и препроводил в зал.
За черными скатертями столов молча поглощали обильное угощение люди. Человек сто. Гордей славился широким кругом друзей и знакомых. Профессия обязывала. Литератор, известный и преуспевающий. Всегда легкий и компанейский, сейчас он восседал во главе стола, как король на репетиции собственных похорон. Я присел рядом.
Гордей молчал, с мрачным видом вливая в себя красное вино. Бокал за бокалом, не закусывая, лишь слушая пьяные тосты гостей, вежливо и поочередно выражающих ему свои соболезнования. Скупые сухие фразы на правильном литературном наречии. Пустые и бездыханные. Время притупляет любую боль. Чего уж ожидать от людей, с ней напрямую не столкнувшихся?
- Чего молчишь? Валяй, выкладывай, что заготовил, - абсолютно трезвые злые глаза вцепились в меня мертвой хваткой. А я думал, он сумел пережить гибель сына. Смирился и успокоился. Все- таки четыре года прошло. Он даже жениться во второй раз успел, ан нет.
- Может, ты просто не всех позвал? Может, кто-то остался за бортом, потому что любил тебя слишком сильно?
Он посмотрела на меня удивленно, и промолчал. Он жаждал тепла и участия, настоящего и живого. А я мог предложить ему лишь фальшивку. Так принято, так делают все – это нормально. Я вспомнил о Еве. Вот у кого не найти фальшивых нот. Ни в письмах, ни в разговорах, пока они были. Она даже хотела от меня ребенка, а я испугался. Дурак, хотя, наверное, сейчас у нее семья и она вполне счастлива с другим…почти счастлива. Во всяком случае – малыш получился чудесным и не со мной.
- У меня была такая женщина.
Я вздрогнул. Гордей Полянин прихлебывал вино, как компот, изредка утирая усы тылом ладони – бравый казак среди пирующей сотни.
- Письма, письма, письма… Она умудрялась питать меня своим теплом даже на расстоянии… А близки были лишь раз, так случайно, мимолетно… пролетно, - он усмехнулся.
Моя история. У каждого в жизни своя Ева. Ее живот был теплым, а бедра прохладными – легкая безыскусная близость. А дальше ничего кроме пустоты слов… моих слов и обещаний. Я добился, чего хотел, а она так и не поняла, что ею поиграли. Предательство не входило в систему ее представлений о мире. Тоже мне «святая наивность». Ее проблемы. Мало ли баб проходит через жизнь мужчины транзитом? И не надо говорить, что у женщин все по-другому.
- Я женюсь.
- Да? – Гордей с интересом на меня посмотрел. – В нашем полку прибыло. Поздравляю. Кого осчастливил?
- Наталья Коломиец – мой секретарь.
Первопроходцем я не был. Она покорно дождалась, пока я закончу. Доплелась до дивана и рухнула, глотая слезы. Ребенок ребенком. Теперь будет перекладывать мои бумаги не только в офисе, гладить рубашки и встречать любым, когда бы ни вернулся.
- Упс! – Гордей почти развеселился. – Все-то по моим стопам шагаешь.
Я с удивлением вспомнил, что его новая супруга Наталья до сих пор числится при муже секретарем. Забавные совпадения. Только почему-то сегодня ее рядом не было.
На совете директоров Николай унылым голосом зачитывал биржевую сводку за неделю. Скупать акции «Альянса» не имело смысла – захлебывающаяся корпорация вдруг стала всплывать, перечеркнув наши планы. Будто кто-то вливал в нее новые силы, разумеется финансовые… В ближайшее время сменить их разрекламированного «Имитатора» на своего «Буржуя» нам не светит. А жаль, все контракты на закупку немецкого оборудования для выпуска новой водки лишь ждут своего подписания. Теперь ждать будут долго – ниша не освободилась, а лезть напролом, имея такого конкурента (мелкие не в счет) смысла нет.
Глеб вычерчивал карандашом в блокноте замысловатые фигуры. Максим усиленно делал пометки на полях какой-то книги. Виталий смотрел в окно. Ритуальное, бессмысленное заседание – четверг. С таким же успехом можно было позагорать где-нибудь на Кипре или пообедать устрицами в Римском СiaoBelle.
Я всегда любил морепродукты, а Ева нет. Она готовила их для меня – мидии в винном соусе и салат из кальмаров и мяса криля. Незамысловатая еда, которую я тогда мог себе позволить. Никаких ресторанов и поездок за границу. Успех пришел лишь потом, вместе с ней, вернее с ее страстными письмами и нашим расставанием. Я на них не отвечал… Ни на одно – уехал в Италию, полностью посвятив себя работе. Впереди маячил первый контракт. А они приходили, долго и неожиданно. Именно тогда, когда волнами накатывала тоска или что-то валилось из рук. Теплые и яркие, как радуга, как она сама. Ева Радуга – ей нравилось прозвище, придуманное мной. Она подписывала им каждое послание – «твоя Радуга». Забавно и нелепо.
Мобильный запульсировал в кармане. Звонила Наталья. Я извинился и вышел в коридор, воспользовавшись возможностью удрать от скуки.
- Здравствуй дорогой. Что приготовить на ужин? – вежлива и внимательна, как всегда. Ни упреков, ни злости, ни требований, ни условий – ничего. Ровная отвесная стена – не зацепиться. Не иначе какой-то мусульманский дикарь знатно разбавил кровь ее бабок. Я позволял себе приходить домой пьяным и развязным, и залезал на нее, пока не забывался дурным, беспробудным сном. Она не жаловалась. Никогда. Я даже не знал, испытывает ли она ко мне что-то помимо тупой телячьей покорности. Да, впрочем, какая разница. Я получил, что желал. По крайней мере, хоть дома мне не приходилось доказывать свое превосходство мечем. Только почему-то и появляться там, хотелось все реже.
- Мидии в винном соусе.
Пауза – кажется, она была в замешательстве.
- Я н-не знаю такого р-рецепта. Может, закажу в ресторане? – робко предложила она.
- Не знаешь – залезь в Гугл не только для поиска очередных мыльных соплей про прекрасных принцев! Я не для того женился, чтобы еще дома питаться ресторанным суррогатом! Будь добра, приготовить это для меня сама! – я в сердцах бросил трубку, вдруг осознав, чего сейчас на самом деле хочу.
Я ее не узнал. Когда-то уехал от угловатой нескладной девчонки, которая и о макияже–то представление имела относительное. А теперь на сцене Харьковского Дома Литераторов стояла женщина. Красивая, молодая уверенная и отстраненная. Другая и неожиданная. А чего я ждал? Как будто время хоть над чем-то властно.
Ее разыскал Валет - Валька Экватор, начальник моей охраны, бывший ГэБист, умеющий достать из-под земли любого человека «под заказ». Как он это делал, я предпочитал не знать. Евы дома не оказалось - уехала на какой-то писательский слет. Я не запомнил названия. Решил, поехала собирать автографы – ее письма не оставляли сомнений в симпатиях к эпистолярному жанру. Валет вручил мне адрес и билет. Совет директоров заканчивали уже без меня.
- Я благодарна издательству «Золотая середина» и его главному редактору Глебу Варшавскому за то, что позволили выйти в свет моему первому роману. Для меня полная неожиданность…, - я перестал воспринимать смысл ее слов.
Сидел на заднем ряду среди незнакомых людей и впитывал ее голос – грудной и волнующий, совсем не изменившийся. Она непринужденно улыбалась, говорила и говорила, что-то о дебюте, гран-при, и пожеланиях…
Я не слушал – кажется, я впервые робел. Зачем я вообще сюда приехал?
Я уже собирался уходить, ругая себя за малодушную попытку вернуть то, что не возвращается. Кто я ей? Призрак прошлого, без сердца и сострадания. Мужчина, которому она оказалась не нужна. Она вычеркнула меня, как вычеркивают неправильное решение или случайную ошибку. Хотя нет – ошибку исправляют. А что можно исправить здесь? Я ей чужой, так же как она мне. Все остальное – пустая игра воображения.
Я кинул прощальный взгляд на сцену. Из-за стола президиума выходил плотный усатый мужчина, сжимая в руках белую статуэтку. Гордей?! Я удивленно замер на полпути к двери.
- А мне ты ничего не хочешь сказать? – Полянин поигрывал изящной крылатой лошадкой, будто жезлом.
Ева покачала головой.
- Совсем ничего?
Она вздохнула, заставляя себя ответить.
- Поздравляю с законным браком. Надеюсь, вы обрели то, что желали.
- Это все? – Гордей был обманчиво спокоен. Слишком спокоен.
Она вдруг шагнула к нему, резко выбросив вперед правую руку. Звук пощечины эхом прокатился по замершим рядам.
- Это все, что я хотела вам сказать. Надеюсь, теперь я не обманула ваших ожиданий? – она стала устало спускаться в центральный проход между рядами. Не оборачиваясь и не дожидаясь ответа - шагала к выходу, прямо ко мне, онемевшему и потрясенному. Это наш диалог и МОИ слова! Это я должен был кидать ей в лицо вопросы, провоцируя и нагнетая! Это на моей щеке сейчас должен алеть горячий след ее обиды! Гордей украл у меня эту встречу! Она шла, не глядя по сторонам, на меня, как таран. Я хотел крикнуть и не успел. Ветром прошелестел светлый плащ, цокотом каблуков прошла сквозь меня женщина с несчастным лицом. Дверь захлопнулась. Это нечестно! Как же я?! Кто же Я?!
***
ОНИ
Среди тысяч обид, которые можно нанести мужчине, есть лишь одна, которую он никогда не простит. Прилюдное унижение. То, что она только что проделала с Гордеем. Теперь она – враг, навсегда. Не сумасшедшая навязчивая девчонка, регулярно развлекающая своими безответными признаниями его многочисленную «команду». А враг, настоящий, лютый, сумевший дать сдачи за собственное унижение. Маленькая ничтожная месть, да только по-другому с такими, как он не получается. Она чувствовала себя раздавленной. Стыдно. Странно, что он пропустил книгу. Наверное, просто не читал.
- Я тебя недооценил, - Гордей догнал в коридоре, преградив ей дорогу.
- Что вам нужно? – она устало посмотрела на лестницу за его спиной. – Я в очередной раз поверила вашим словам. «Я не уважаю литтуссовки. Мне на них делать нечего» - кричали вы с разворотов журналов и газет. Я была уверена, что не встречу вас здесь. Чего стоят ваши обещания?
Он по-прежнему сжимал в руках белокрылого пегаса. Лицо не выражало ничего. Холод и равнодушие стали.
- Я приехал ради тебя.
- Что?!
- Я искал тебя, а ты меня избегала. Ты мне нужна.
Она уже приготовила кривую усмешку и колючую отповедь. Она не верила ни одному его слову. Ударить, отрезать, отогнать от себя, как можно дальше, чтобы не подходил, не терзал, не лгал, чтобы заглушить эту чертову душевную муку. Иногда, отчуждение остается последним лекарством.
Не успела. Он притянул ее к себе и медленно опустился на колено. Сверху она видела его лысеющую макушку и белые костяшки пальцев, судорожно сомкнутых на так и не врученном ей призе. Наверное, стоять вот так перед женщиной ему приходилось не часто.
- Первый и последний раз, - выдавил он глухо, подняв к ней покрасневшее лицо.
- Мы не будет ничего начинать сначала, - голос дрогнул. Этот мужчина по-прежнему мог получить от нее все, что желал. Сука, любовь…
- Ты седой и мохнатый, как белый медведь, - она осторожно провела пальцами по его груди.
- Когда-то был бурым, - он усмехнулся. – А у тебя глаза по-прежнему грустные. Грустные и несчастные.
- Тебе показалось. Ты ведь хотел поговорить о другом, - она больше на него не смотрела. Закуталась в белую простыню, как в кокон, уронив голову на соседнюю подушку. – Поторопись, до утра времени не много, а следующей ночи может и не быть. Тебя наверняка уже где-то ждут.
- Ждут, - он продолжал ее рассматривать. – Я тебя опять обидел?
Она промолчала.
- Была Радуга, а стала Снежная Королева, - сказал он печально.
- Оказывается «была», а я думала, только ты для меня был.
- Ты выбрала не тот путь к моему сердцу. Ты думаешь, если разделить с мужчиной его боль, он подарит тебе себя в благодарность? Никогда – он лишь попытается избавиться от того куска, который унесла ты. Он отсечет тебя, прервет любые контакты. Так поступит каждый, не только я. Боль не оставляет выбора – ее перекладывают каплями на случайных людей. Чтобы продолжать жить дальше, а не сдохнуть от шока и безысходности. Да, ты здорово помогла мне когда-то, когда Вани не стало. Но ты сама этой помощью подписала приговор всему, что между нами могла бы быть. Нельзя так погружаться в другого человека. Это не твой мир, а мой.
Она встала, молча подобрала разбросанную по полу одежду и прошла в ванну.
Когда выйдет, покинет его навсегда. Стоило ли возвращать ее себе, чтобы потерять так сразу? Гордей кинулся следом, шлепая босыми стопами по холодным плитам гостиничного номера. Она не удивилась. Продолжала застегивать пуговки блузы, не обращая на него внимания. Бледная, сосредоточенная, с сухими разом провалившимися глазами.
- Не уходи. Я должен был тебе это сказать. Ты мне нужна.
Она не желала отвечать. Только пальцы быстрее отыскивали непослушные петельки. И эта женщина несколько лет забрасывала его ящик безответными письмами и стихами?!
Схватила сумку и метнулась к двери. Он попытался ее перехватить. Она вывернулась, выдернув руку.
- Оставайтесь в своем мире, только помните. Тот, кого вы в нем удерживаете, рисуя несуществующую несостоявшуюся жизнь, никогда не найдет покоя. Неприкаянная душа вашего ребенка больше никогда не обретет реальную плоть. Из-за ВАС! Из-за того, что вы не можете ее отпустить! Вы до сих пор не смирились, что его нет.
Мужчина отшатнулся.
- Это всего лишь мое воображение, не более! – закричал он.
- В этой жизни не бывает «всего лишь».
Она шагнула за порог. Он бросился следом, догнал у входной двери и резко развернул к себе.
- Откуда ты узнала? Кто ты такая вообще?
- Просто «случайная женщина»… Мало ли таких в вашей жизни.
Она захлопнула дверь. Растерянный обнаженный мужчина остался стоять в коридоре.
Высокая женщина в светлом плаще молча уходила в ночь. В сереющее небо слепо таращились блеклые глаза фонарей. Скоро город проснется, и чьи-то мечты и фантазии снова будут рождать другие миры. Она умела находить к ним дорогу. Из миллионов нитей чужих мыслей и чаяний выбирать те, что нуждаются друг в друге. Сплетать в одно целое, доверяя чужую судьбу бумаге, силу женщин и беззащитность мужчин. Жаль, что любовь не оставляет выбора. Заставляет служить, разбивать свою силу и мощь об того, кому она не нужна. Иногда он протягивает руку и черпает из этого источника. И тогда его ждет успех, а твоему сердцу нужно совсем другое. Оно ждет отклика, которого нет. Год, два, десять… Любовь уходит, унося с собой призрачные фантомы твоих благих намерений. Быть может, где-то их ждут с нетерпением. Быть может, там у них хватит сил в первый раз сделать правильный выбор… |
