 |
|
| |
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.
|
|
|
|
|
|
Иногда на нее накатывало, и она отстранялась, глядя на него едва ли не с ужасом. А уж сколько боли было в этих глазах! И кажущиеся бескровными губы шептали:
-Как ты мог, Корсаков? Как ты мог!
Возможно, в эти моменты она плакала, но полупрозрачная пленка ее фантастического комбинезона мгновенно поглощала влагу.
-Корсаков! Ты что натворил-то?
Это был приятный сон, ибо в нем он мог что-то творить. Приятный, да.
***
Давным давно, когда еще его прадед учился в начальной школе, были запущены Спутники Больших Колец. Они на самом дальнем расстоянии, в противофазе, почти повторяли орбиты Земли, Нептуна и Гекаты. А уже к его собственному совершеннолетию спутники как раз собрались устроить Парад. Событие, интересное для ученых и астрономов-любителей, и, казалось бы, совсем незначимое для всех остальных, вдруг обернулось сенсацией. Он помнил, как однажды, посреди лекции по астрогации, в аудиторию вбежал ректор.
-Мы не одни! – закричал он, и все его поняли.
Насколько хорошо то, что люди не одиноки во Вселенной, подверглось сомнению почти год спустя. Общественности стали доступны факты – временно выстроившимся на Параде в прямую линию спутникам удалось зафиксировать сигнал, идущий не извне в Солнечную Систему, а как раз наоборот. Один из астероидов Пояса был чьим-то маяком. Почему сигнал не уловили раньше? Да потому, что он передавался не волнами, а каким-то иным, абсолютно неизвестным способом. Он словно телепортировался вдоль определенного вектора одновременно во все места, кратные одной целой и тридцати девяти сотым астрономической единицы. Этаким пунктиром. Собственно, ни расшифровать, ни даже перехватить сигнал никому не удалось. О том, что он вообще есть, догадались по поведению атомов-гигантов гелия.
Если в обычных, земных условиях добавить электрону дополнительную энергию, он перейдет на более высокую орбиту. Но атом, взаимодействуя со своими соседями, тут же потеряет «раздутость» оболочки, «выкидывая» лишнюю энергию в пространство в виде электромагнитного излучения. Другое дело – космическая пустота. Здесь количество уровней орбит электронов может исчисляться сотнями, и именно такие атомы обнаруживаются в пространстве легче всего. И вдруг эти гиганты повели себя, будто металлические опилки в когеррере, будто след трассирующей пули в своей баллистической траектории. Пунктир уходил в неведомые дали, намечая путь в Солнечную Систему стежками, длиною почти в полторы астрономические единицы. То есть, вблизи «северных» точек орбит Юпитера, Плутона и Гекаты он был, а возле Меркурия, Венеры и Земли о его существовании невозможно было даже догадаться.
Корсаков учился на втором курсе Академии, когда был локализован источник сигнала – тот самый астероид со скромным числовым наименованием. Оканчивая третий курс, ему довелось полюбоваться стартом ракеты-носителя с автоматическим разведчиком в посадочном модуле. Еще через год робот передал предварительные данные – некрупный астероид представляет собой аномалию, поскольку состоит исключительно из твердых сплавов тяжелых металлов с монолитной сферической алмазной прослойкой, внутри которой и находится пресловутый передатчик. Возможно, когда-то астероид был частью ядра погибшего Фаэтона. Выходило, что неведомый маяк был установлен в недрах еще живой планеты сотни миллионов, если не миллиарды лет назад. Еще позднее выяснилось, что робот, испробовав все известные способы бурения вплоть до лазерного, но так и не добравшись до источника сигнала, активировал ядерный заряд. Металлическая глыба раскололась надвое. Ту часть, что в первую очередь интересовала землян, вынесло за пределы плоскости эклиптики, но гравитационные взаимодействия небесных тел внутри Системы не дали ей улететь слишком далеко. Теперь осколок астероида с бешеной скоростью вращался вокруг собственной оси. А сигнал по-прежнему был направлен вдоль определенного вектора.
Версий о принадлежности маяка было множество – сигнальный буй, предупреждающий о чем-то; дорожная веха, отмечающая «километраж» или «фарватер»; метка, оставленная нашими праотцами, словно бирка на ручке младенца в роддоме; потерявшая актуальность мольба о помощи предвидевших катастрофу фаэтонян и тому подобное. Так или иначе, маяк следовало убрать от греха и Земли подальше.
Корсаков тогда еще только заканчивал Академию, а к астероиду уже устремились первые беспилотные корабли с оборудованием, которое надлежало смонтировать, техникой, кислородом, водой, провизией для тех, кто займется отладкой оборудования, и горючим – на обратный путь. И случилось так, что недавний выпускник Корсаков своими показателями и упорством добился того, что его утвердили в составе Экспедиции к Маяку.
Ему стало уже далеко за тридцать, когда все было готово. Позади осталась десятилетняя борьба с осевым вращением, с паразитным дрейфом, с ошибками в процессе установки двигателей. Оставалось нажать на кнопку и проконтролировать первичную траекторию новой орбиты, чья расширяющаяся спираль однажды вырвет астероид из цепких лап Солнечной гравитации. Но тут – пока еще довольно далеко от границ Системы - появились они, те, для кого все эти миллионы лет непознанный маяк выстраивал в безвоздушном пространстве атомы гелия в цепочку. С Земли пришла директива: в свете изменившихся обстоятельств следует наплевать на законы небесной механики, сориентировать астероид перпендикулярно плоскости эклиптики и дать ему хорошего пинка. После этого желающие могут покинуть Экспедицию. Хотя было бы неплохо, если бы нашлись добровольцы, согласные дождаться пришельцев-прилетельцев и узнать, чего ради они сюда так долго ехали.
В ту же «ночь» застрелился Макги. То ли испугался встречи с чужими, то ли раньше других понял, каковы последствия общего единогласного решения. И их осталось четверо.
К концу очередного года странствий астероид приблизился к «точке возврата». Вернее, для него возврата уже не существовало, а для его обитателей-людей пока оставался шанс залезть в корабль и, досуха использовав заблаговременно доставленное топливо, до крупинки подъев припасы, до последнего глотка воздуха опустошив всё, вплоть до аварийных баллонов с кислородом, попасть домой еще при жизни. Но чужой корабль, тупо меняющий курс вслед за убегающим маяком и плавно гасящий скорость, ожидался в гости несколько позднее.
Свое сорокалетие Корсаков отпраздновал в одиночестве – мочи не было видеть унылые рожи членов экспедиции. Нервы сдавали даже у наиболее уравновешенного старичка Ивана Михайловича, совсем недавно сложившего с себя полномочия командира экипажа. А через пару земных суток после дня рождения дежуривший Корсаков обнаружил, что «чужие» таки заходят на посадку... Потом Корсаков не раз задавался вопросами, почему корабль не остался на орбите, почему не выпустил роботов-разведчиков, почему на поверхность не спустился один-единственный малый катер с делегатом-парламентером?..
Наверное, сумасшествие – все же заразная штука. Иначе чем можно объяснить тот факт, что он промолчал, когда на последнем собрании его последние друзья рассматривали вопрос об уничтожении инопланетян, кем бы они ни были? Это мог быть исследовательский корабль, это мог быть крейсер, запеленговавший сигнал бедствия и спешащий на помощь... Какая уже разница? Давайте напоследок героически бросимся на амбразуру! Давайте? Давайте.
В разных концах уполовиненного астероида четыре человека одновременно запустили мощные движки в необходимых режимах, и металлоалмазная болванка, поименованная Маяком, врезалась в садящийся звездолет так, что чертям в аду стало тошно.
Корсаков очень удивился, когда, очнувшись в вездеходе, обнаружил себя живым и вполне здоровым. База не отвечала даже в автоматическом режиме. Это и понятно: основной удар она приняла на себя – искореженная туша звездолета чужих находилась теперь как раз на том месте. Светлая память Ивану Михайловичу... Два других вездехода, похоже, в момент столкновения сорвало с поверхности астероида инерцией – как Корсаков впоследствии ни искал их в районах смонтированных двигателей, не смог найти даже следов. Как и следов корабля, на котором когда-то можно было вернуться на Землю. Но это всё потом, потом... А в тот момент...
Он был готов к смерти. Он не оказался готов к тому, что останется жив. Первой мыслью было – с чувством удовлетворения и обреченности последовать примеру Макги. Задача выполнена? Выполнена. Товарищи погибли? Погибли. База уничтожена? Уничтожена. Возможности вернуться как не было, так и нет? Так и нет. В чем же дело?
Видимо, дело было в нарушающей привычный пейзаж... нет, не так, конечно же! Скорее, в закрывающей звезды геометрически законченным чернильным пятном туше инопланетного звездолета. Она завораживала, она влекла, она манила... Она заставила проснуться в Корсакове прагматизм и любопытство. Именно в такой последовательности. Хочешь что-то исследовать? Взвесь собственные возможности. Он наскоро протестировал системы вездехода. Аварийный запас кислорода, НЗ с водой и питательной смесью, энергия, не включенная в запас хода... Получалось, что изучать корабль инопланетян можно было целых три часа полноценной жизни. Или столько же времени потратить на проникновение внутрь погребенной базы. Можно было, экономя батареи вездехода, добежать до базы, пополнить запасы воздушной смеси в баллонах (при условии, что запасы уцелели), разведать, что еще сохранилось. А можно – не отказывать себе в последнем удовольствии и подкатить к месту крушения с комфортом. В первом случае расходовался кислород, во втором – энергия. В результате, Корсаков пошел на компромисс: половину пути преодолел в машине, вторую – на своих двоих.
Еще в детстве в воображении Корсакова сложился образ звездолета, подсказанный, наверняка, каким-нибудь фантастическим боевиком: невероятных размеров крейсер, ощетинившийся антеннами и орудиями, с полками солдат и сотнями более мелких кораблей на борту. В действительности, его размеры оказались гораздо скромнее. Упав точнехонько на базу, он даже не полностью перекрыл габаритами ее периметр – слева высился относительно невредимый комплекс давно потерявших актуальность солнечных батарей и – о, счастье! – один из последних, принятых с Земли лет пять-шесть назад, посадочных модулей. Заставив себя привести дыхание в норму и не отвлекаться на разглядывание «чужого», Корсаков направился к завалившемуся набок модулю.
Так часто случается – стоит нескольким составляющим покинуть систему, и ты уже саму систему не узнаёшь. Вот и сейчас – катастрофа нарушила привычную упорядоченность предметов, и Корсаков тщился вспомнить, что же находится в данном конкретном модуле. Возможно, это тот самый, что они уже вскрыли пару лет назад – с водой и концентратами. Тогда перед ним – только корпус. Пустышка. Возможно, в модуле оборудование и запасные части. Возможно... возможно...
***
Ползать по темным деформировавшимся помещениям звездолета оказалось занятием очень даже интересным, особенно после долгих лет ничегонеделания. Корсаков пытался угадать, чему служили те или иные предметы и приспособления. Он совершил с десяток рейдов, с каждым разом продвигаясь все глубже в недра корабля. Возвращаясь в вездеход, скидывал видеозапись на компьютер, дочерчивал на плане обследованное пространство, наговаривал на диктофон собственные впечатления, отдыхал, закачивал кислород в баллоны скафандра – и снова шел. Во время пятой вылазки рискнул прихватить с собой пару вещиц, чтобы изучить более подробно, но дальше словесного описания внешнего вида дела не пошло – он откровенно боялся ковыряться в инопланетных приборах. Так что пришлось отнести вещицы обратно.
На вторые сутки после столкновения, вскрыв кварковым резаком герметичный отсек, он обнаружил тела разумных существ. Мертвых, разумеется. Они были похожи на людей, насколько Корсаков мог судить по изуродованным останкам. Ну, может, и были какие-то отличия во внутреннем строении, а так... Правда, глаза слишком большие. Как у мультяшных персонажей в анимэ. Этакие нарочитые глазищи на поллица. Стараясь не смотреть на метаморфозы, происходящие с шестью трупами под влиянием вакуума, Корсаков обошел отсек по периметру. Скорее всего, это была рубка. Обосновать свои предположения он не мог – пустые матовые стены (обзорные экраны?), останки мебели, сорванной ударом с крепежных болтов (пульты управления и сидения пилотов?), пучки проводов, торчащие из пола... Если следовать логике – рубка. Не в кают-компании же собрался во время посадки экипаж! Но это – если следовать человеческой логике.
В дальней стене обнаружилась нетипичная для звездолета в целом дверь – овальная и очень низкая, примерно в половину роста. Корсаков, укрепивший на верхушке шлема еще два дополнительных фонаря, дающих иллюзию рассеянного света, и обычные-то проемы преодолевал, согнувшись; здесь же пришлось бы стать на четвереньки. Наверное, именно по причине необычности входа ему захотелось во что бы то ни стало попасть внутрь. Взгляд, брошенный на индикатор уровня кислорода в баллонах, оповестил, что остается не более часа. Клятвенно пообещав себе, что только заглянет в примыкающий к рубке отсек – и назад, Корсаков включил резак. За дверью мог быть реактор, двигатели или что-то подобное – все равно за один заход не исследовать...
Она была подвешена на эластичных ремнях за все четыре конечности спиною вниз – так, словно ее подготовили к четвертованию. Корсаков мысленно назвал ее узницей, хотя что он мог знать об инопланетных пытках и наказаниях? Возможно, она как раз выполняла ключевую роль в полете или при посадке, а ее распятая поза была обусловлена спецификой управления звездолетом? Она казалась обнаженной – так плотно облегал ее полупрозрачный материал василькового оттенка. Корсаков, ожидавший нагромождения приборов и агрегатов, на несколько секунд замер. Женщина? Всего лишь женщина, растянутая на ремнях? При беглом осмотре трупов в рубке, он пришел к выводу, что экипаж составляли существа предположительно мужского пола. А тут без всяких «предположительно» – женская особь в абсолютно пустом помещении… Он переступил руками через коммингс, просунул в отсек голову и плечи. Действительно, пусто. Ремни, поддерживающие тело в полутора метрах над палубой, не крепились ни к каким скобам или крючьям, а уходили непосредственно в гладкие стены. Чтобы взглянуть на лицо, ему пришлось сдвинуться вправо. Метнулись по противоположной стене тени и, словно продолжая возникшее движение, в сторону Корсакова слегка повернулась откинутая голова с широко распахнутыми мультяшными глазами. Взвизгнув от ужаса, Корсаков на четвереньках засеменил назад, сшиб верхней кромкой прорезанного отверстия один из фонарей на шлеме, выпрямился, развернулся и, забыв о кофре с инструментами, ринулся к выходу из рубки. На полпути зацепился за торчащий из обломков мебели металлический штырь – и заставил себя остановиться. Не хватало еще, поддавшись панике, порвать материал скафандра и лишить себя нежданно подаренного остатка жизни! Он оглянулся на дверцу. Сердце бешено колотилось, дыхание участилось вдвое, тело сотрясала дрожь. То существо – оно живое??? Невероятно, невозможно!
Надо было вернуться в вездеход, успокоиться, внимательно просмотреть видеозапись... Но Корсаков не мог даже шевельнуться. Повернуться спиной к лазу??? Ну уж нет! Воображение рисовало, как инопланетянка подкрадывается сзади, как сносит половину шлема его же собственным резаком... А не сейчас – так потом, когда он расслабится в вездеходе... Но и стоять так – смерть не менее верная. Кислорода – минут на двадцать...
Черт! Почему так мало??? С дверью он возился четверть часа, ну, пусть чуть больше... Где остальное? Неужели за пару минут паники он «сожрал» еще столько же?
Нащупав губами водоподающую трубку, он сделал несколько судорожных глотков. И принялся себя уговаривать: «Очнись, Корсаков! Возьми себя в руки. Она не может быть живой. Ну, никак не может! Тебе показалось. Ты сместился в сторону, поток света изменил направление – вот и почудилось движение...»
Почти уговорил. Да только ее глаза не были глазами мертвеца.
«Чудовищный удар, заставивший треснуть корпус звездолета, расплющенные тела прямо перед тобой, вакуум – доказательств ведь вполне достаточно?»
Да только она посмотрела на него в упор. И она его увидела.
«Ты не можешь пойти туда! Еще раз? Да ни за что на свете!»
Но и не пойти туда он не мог.
Медленно, очень медленно он двинулся к овальной дверце. Нагнулся, вытащил из кофра еще один фонарь и резак – «Буду резать, буду бить, все равно – тебе водить...» Опустился на колени, посветил внутрь. Левый бок, запрокинутая голова, ремни, вцепившиеся в лодыжки и запястья широкими браслетами... Да сможет ли она освободиться самостоятельно, даже если захочет?!.
«Раз до сих пор не освободилась, то и не сможет! Давай же, Корсаков, решайся! Не войдешь сейчас – свихнешься со страху в вездеходе!»
И он пополз в прорезанный лаз.
Пока он, стараясь не задеть краев отверстия и не отводя глаз от фигуры в синем, протискивался внутрь, существо сохраняло неподвижность. Он поднялся на ноги, постоял несколько секунд, утихомиривая вновь расшалившийся пульс. Боком двинулся по кругу – не в сторону головы, а, будто оттягивая неприятную неизбежность, к ногам. Пригнулся, проходя под одним ремнем, поднырнул под вторым. Теперь перед ним на расстоянии вытянутой руки была ее правая ступня. Вполне человеческая ступня с округлой пяткой и пятью пальцами. И даже мизинец был чуть подвернут в сторону безымянного пальца, как случается у земных девушек, насколько помнил Корсаков, от долгого ношения узких туфелек. Очень осторожно, затаив дыхание, он дотронулся до пятки фонариком. Он ожидал чего угодно – локальных мышечных сокращений, конвульсий инопланетного тела, удара током, вспышки... или отсутствия реакции. Реакции, действительно, не последовало, а само прикосновение вызвало неприятное ощущение того, что фонарик наткнулся на металл. Еще шаг влево. Колено. Бедро. В верхней части бедра видны короткие редкие волоски, прижатые к коже полупрозрачной тканью комбинезона. Невольный короткий взгляд на лобок – там тоже все, как у людей, вплоть до пикантного, аккуратно выбритого темного треугольничка. Не доверяя более фонарику, Корсаков коснулся бедра тыльной стороной перчатки. Легонько постучал. В самом деле, металл!
- Да ты, видать, робот! – удивился он, недоумевая, зачем роботу такая доскональность в деталях. Полная имитация? Андроид?
Еще шаг. Живот, грудь, подмышка, рука...
- Не тяни! – приказал он себе, напоминая, что часики-то тикают...
Еще один нырок под ремнем. Лицо молодой девушки, глаза закрыты... Нет! Не закрыты – прищурены!!! Корсаков отшатнулся, уткнулся спинным ранцем в стену. Андроид или нет – существо было живо, но притворялось мертвым! Или не притворялось?..
Женщина едва заметно разлепила губы и отвернулась. «Свет! – догадался Корсаков. – Я ослепил ее светом фонарей!» Он приглушил яркость и вновь приблизился. Она смотрела на него снизу вверх, не пытаясь приподнять запрокинутую голову; острый подбородок целился в потолок.
- Из чего же ты сделана? – пробормотал Корсаков. – Там вон ваша броня смялась, как кусок картона! А твоя шея – да будь она хоть из... хоть из...
Но из какого материала могли бы быть настолько крепкие шейные позвонки, на ум так и не пришло.
И никаких эмоций на лице – ни интереса во взгляде, ни гримасы ужаса, ни отвращения... Девушка на мгновение напрягла правую руку, дернула ею, будто в слабой попытке освободиться из захватов, а потом ее зрачки начали закатываться...
- Эй-эй-эй! – неожиданно для себя крикнул Корсаков, понимая, что услышать его подвешенная не сможет. – Ты даже не думай! Ты чего это? Тут первый контакт намечается, а ты – помирать???
Засунув фонарь в держатель на поясе, он подложил ладонь под ее затылок, чуть приподнял голову. Что делать дальше – он не представлял. Хлестать перчаткой по металлическим щекам? Да и металлическим ли? Что-то слабо верилось, что даже чужеподобные роботы умеют падать в обморок. Может, это комбинезон у нее такой диковинный… Видимо, материал сей оберегал ее от всего на свете, иначе как она могла выжить во время катастрофы, как не замерзла, не взорвалась от внутреннего давления, когда Корсаков разгерметизировал отсек? Как, в конце концов, продержалась эти двое суток?
Зрачки под васильковой пленкой вернулись на место, взгляд сфокусировался на его лице. Ободряюще улыбнувшись (хотелось надеяться, что улыбка – штука интергалактическая), Корсаков продемонстрировал девушке кварковый резак, затем произвел им пару рубящих движений по вакууму слева и справа, показывая, что собирается сделать с ремнями. И вопросительно приподнял брови. Девушка не реагировала, просто безучастно смотрела на него.
- Ты уж давай, соображай быстрей! – попросил он. – У меня кислорода – на двенадцать минут. С тобой или без, но мне хотелось бы успеть вернуться еще до того, как я задохнусь к чертовой матери! Я могу их обрезать? Эй! Ты куда?
Она вновь теряла сознание. Корсаков отпустил ее голову, подошел вплотную к одному из ремней. Действительно, было похоже, что внутри эластичной ленты спрятаны тонкие трубки. Вероятно, подающие через браслеты энергию для комбинезона и все необходимое для подвешенной. Необходимое – что? Ну, как минимум, воздух. Если она не робот, то должна же как-то дышать? Обрезав ремни, он убьет ее. С другой стороны, какая, к дьяволу, энергия на умершем звездолете??? Оставив ее здесь, он убьет ее с не меньшим успехом.
Впрочем, он с товарищами уже убил как минимум шестерых...
Одиннадцать минут – и надо что-то решать. Осмотрел массивный браслет. Возможно, будь у него больше времени, Корсаков сумел бы найти застежку и даже сообразить, как ее разомкнуть, но секунды понеслись стремглав. Вернувшись к правой ноге, он включил резак и провел им по ремню сантиметрах в двадцати от лодыжки. Упавший на палубу конец ленты запузырился черной жидкостью из рассеченных трубочек. Через мгновение жидкость замерзла, и Корсаков взглянул на инопланетянку – как она там? А так же. Только нога теперь безвольно болталась. Он сделал два шага вперед-вправо, зажал сгибом руки ее левое колено. Не придержать ее – рухнет, вывернет плечевые суставы. Это раньше комбинезон защищал, а теперь – как знать? Обрезав второй ремень, он бережно опустил ее ногу. Теперь она могла бы стоять, но, похоже, силы окончательно покинули девушку.
Как часто за последние годы он во сне прижимал к себе обмякших от объятий красавиц? И как это было непохоже на то, что он проделывал сейчас! Обхватив металлическую талию, он поочередно освободил от ремней ее руки, и она повисла на нем, уткнувшись лицом в плечо.
- Ну же! – приговаривал он. – Только не убеждай меня, что все это напрасно!
Восемь минут.
Подтащив максимально близко к выходу, он положил бесчувственное тело на палубу и осмотрел края отверстия. Черт его знает... Вроде, зазубрин не видно. Тем не менее, он решил подстраховаться: вылез сам, подложил на коммингс гладкий кофр с инструментами и уже по нему, как по мосткам, перетянул девушку в рубку. Придал вертикальное положение, закинул одну ее руку себе на плечи, прихватил за кисть, обнял за талию, приподнял и понес. Куда? Зачем?..
В какой-то момент она пришла в себя, вяло встрепенулась.
- Ничего, ничего, - шептал он, - уже скоро...
Девушка положила ладонь свободной руки на блистер шлема прямо перед его лицом.
- Эй! Я же так ничего не вижу! – возмутился он, а потом понял, остановился.
Девушка вертела головой, вглядываясь в темень рубки. Он развернулся, посветил. Конечно же, она всё увидела, но, словно ища подтверждения, посмотрела ему в глаза. И он на секунду прикрыл веки.
- Ну, всё? – грубовато спросил он. – Можно двигаться дальше?
Но инопланетянка двигаться дальше не хотела – указывала на тела погибших и ощутимо дергала другой рукой.
- Да успеешь ты с ними попрощаться! И похоронить сможешь – потом, ладно? Мы обязательно вернемся... Ты пойми – я же через шесть минут тоже сдохну!
Не тут-то было! Теперь она еще и ногами принялась молотить – и откуда только силы взялись?!.
- Мне некогда с тобой спорить! – разозлился Корсаков. – Хочешь оставаться – оставайся!
Он отпустил ее, и она мягко осела на палубу. Попыталась встать на червереньки – и завалилась набок. Удостоверившись, что она смотрит на него, Корсаков сделал спиной вперед два шага прочь. Остановился – поняла ли? Девушка с трудом села, отстегнула один из браслетов с обрезком ремня, продемонстрировала ему и отбросила в сторону. Показала на освобожденную кисть, затем – в направлении ближайшего трупа и снова на кисть.
- Тебе нужен другой браслет? – сообразил Корсаков.
Ему оставалось пять минут. А сколько ей? Мысленно взвыв, он вернулся к инопланетянке. Ткнул в браслет.
- Ну! Показывай, как его отцепить! Только быстрее, умоляю!
Она показала. Кажется, это было просто. Вот только он сомневался, нащупают ли пальцы в перчатках кнопку замка...
Нащупали. Левый браслет, правый... А в голове – безжалостные цифры: пять метров до выхода из рубки, небольшой коридор, вниз по трапу, метров сорок по твиндеку, спуск на нижнюю палубу, еще десятка два шагов до трещины в корпусе, вездеход – рядом, в шлюзе – баллон с кислородом, но его еще надо подключить к разъему скафандра... Теоретически – можно успеть, если не придется тащить на себе сестру по разуму... А она, словно издеваясь, перевернулась на живот и недвусмысленно тычет себя в поясницу!
- Что еще?!. – взревел Корсаков.
Наклонился, дернул окоченевший до каменной твердости труп. К поясу на спине крепилась продолговатая плоская коробочка. Девушка жестами объясняла, как ее следует снять. Нажатие, поворот на сорок пять градусов, нажатие, поворот в исходное положение. Всё?
- Что это? – держа предмет в вытянутой руке, вопрошал Корсаков, двигаясь к выходу. – Не молчи, девка!!! Я же до истерики боюсь давать тебе это! Я тебя уже не боюсь, а этих ваших штучек – до поноса! Ну? Говори, для чего тебе она?!.
Бывшая «узница» сидела, выпрямившись, не шевелясь, и смотрела не на предмет, а на Корсакова.
- Черт с тобой! Будь что будет... – всхлипнув, резюмировал он, кинул ей коробочку и оба браслета и побежал.
Кислород закончился на искореженной нижней палубе. До вездехода он доковылял, когда багровые круги перед глазами уже грозили слиться в одно большое пятно... Как подсоединил баллон – Корсаков не помнил, но, видимо, как-то умудрился, раз десятью минутами позднее очнулся в шлюзе... Превозмогая головокружение, сел и уставился на звездолет. Ну уж нет! Не сейчас! Сейчас – скафандр на зарядку, баллоны – на закачку, а самому – отдыхать. Полчаса. Или даже час.
Получилось меньше получаса. Не выдержал.
Девушка лежала ничком там, где он ее оставил. Правда, с добытыми им браслетами на руках и коробочкой на пояснице. Он опустился на колени, похлопал по плечу:
- Эй! Ты жива?
Осторожно перевернул на спину. Глаза закрыты, но веки слабо подрагивают – жива. Он искренне надеялся, что этот сон или обморок – не признак затухания.
- Ладно, спи... А я тут пока кое-что соберу для тебя...
И он, ощущая себя мародером, направился к трупам.
***
- Вот смотри: я – Корсаков, - в который раз повторял он, тыча себя в грудь, а затем указывая на нее, - а ты?
Девушка сидела в единственном кресле вездехода и молчала. Может, и рада была бы ответить, но вот умела ли, могла ли? Вопрос... Абсолютно все ее тело было затянуто васильковым материалом, включая ноздри и рот – когда она приоткрывала губы, Корсаков видел всю ту же полупрозрачную мембрану. Как она дышала? Чем? Да и дышала ли вообще? Грудь не вздымалась – это он заметил еще на звездолете. Возможно ли, чтобы живое существо обходилось без воздуха? Ну, на Земле-то всякие там рыбы обходятся. Но они получают кислород другим способом! А тут... Даже если допустить, что комбинезон обеспечивает всем необходимым через поры кожи, то... Чем бы ни подпитывали организм браслеты да коробочки – они же маленькие! На сколько должно бы их хватить? В представлении Корсакова – на час, не больше. Однако ж, девушка уже третьи сутки не меняла тех, что нацепила на звездолете, хотя запасных комплектов было аж пять штук!
- Я, конечно, могу продолжать называть тебя Синенькой, но разве это дело?
Комбинезон сводил с ума. Почему из всех членов экипажа пленка была только на ней? Почему не видно ни одного шва? Почему она свободно движется, сгибает руки-ноги, открывает рот – так, будто материал мягкий, эластичный, но стоит до него дотронуться самому Корсакову – под пальцами ощущается несминаемая броня? И, похоже, девушка его прикосновений не ощущает вообще! Куда, простите, деваются выделения, раз уж соответствующие органы – на месте? Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что она его слышит – естесственно, когда он заполнял кабину вездехода земным воздухом (похоже, ей было глубоко плевать, вакуум кругом или кислородная атмосфера).
Все трое суток, до непрекращающейся головной боли, он попеременно склонялся то к искусственному происхождению Синенькой, то наоборот. В пользу последнего говорило неверие Корсакова, что андроиды могут быть такими слабенькими... А девушка все еще была очень слаба. Возможно, одних коробочек с браслетами было недостаточно, возможно, для полноценного существования-функционирования требовалось что-то еще... Если в браслетах инопланетный аналог стимуляторов-транквилизаторов, то долго ли продержится на них живое существо?
- Да-а, родная... Так мы с тобой далеко не уедем...
Корсаков все ждал, когда она окрепнет настолько, что сможет вместе с ним совершить рейд на корабль. Время шло, а улучшений не наблюдалось.
Они вместе смотрели видео, снятое камерой его скафандра на звездолете, однако, никаких видимых эмоций записи в Синенькой не вызывали. Хоть бы горе какое изобразила, оживление! Он показывал ей собственноручно начерченный план части корабля и предлагал дорисовать остальное – бесполезно. Ну, не провисела же она на своих ремнях весь путь до Маяка, в самом-то деле!!!
Он боялся оставлять ее в вездеходе одну, поэтому временно прекратил вылазки. Наружу выходил только для того, чтобы подключиться к модулю – подпитать машину энергией и закачать кислород. Все остальное время проводил в вернувшемся состоянии ничегонеделания. Много думал (в основном, о васильковом комбинезоне), пытался найти общий язык или просто болтал вслух обо всем на свете.
- Видишь, как мне повезло? – горько усмехался он. – Мало того, что не помер, так еще и сожительствую с прекрасной обнаженной инопланетянкой! Ты знаешь, что ты очень даже соблазнительна? А у меня женщин не было дольше, чем я себя помню... Скажи – ну, не закон подлости? Впрочем, я даже не знаю, получился бы у нас контакт, даже не будь на тебе этой чертовой брони?!. Может, тебе оно даром не надо! Может, я давным-давно импотент... Забавно, да? Один контакт вместо другого! Так сказать, иного рода! У тебя один контакт не получается, у меня – другой. Но я хотя бы пытаюсь! Обидно, конечно...
Постепенно он научился различать оттенки выражения ее лица. Оказывается, она не оставалась безучастной ко всему, как он предполагал раньше. Просто мимика ее была на порядок скуднее человеческой. Но, если приглядеться, можно было заметить и любопытство, и недовольство, и задумчивость, и усталость.
- Нам нельзя постоянно торчать здесь! – убеждал он Синенькую. – Так ведь вся жизнь пройдет! Может, ты хочешь прогуляться? Закатов-приливов не обещаю, но звезды здесь – ух-хх! Аки стразы! Романтика! А хочешь, я тебе стихи посвящу? «Интергалактический сонет» или «Оду васильковому цвету»...
И он, действительно, сочинял стихи – торопливо и неумело. А она слушала. Иногда ему казалось, что в ее мультяшных глазах мелькает еще что-то, кроме внимания и интереса. Или, возможно, ему просто очень хотелось, чтобы там что-то мелькало...
К концу месяца у Синенькой остался последний запасной комплект из коробочки и двух браслетов. Он все еще сомневался, в состоянии ли она передвигаться по помещениям звездолета, но иных вариантов не было.
- Ты только представь, что эти штуки окажутся пустыми или испорченными! – говорил он ей. – Где я тебе возьму другие? Нет, девка, идти надо сейчас!
И она пошла, опираясь на его руку и с трудом переставляя ноги. В твиндеке Синенькая указала направление. В той части звездолета Корсаков еще не был, так что приходилось во всем доверять ей.
Вскрытый отсек оказался, по всей видимости, складом. Длинные ряды стеллажей, частично сорванных и перекрученных, были плотно заставлены ящиками, баками, коробками разных размеров. За несколько ходок Корсаков перетащил к вездеходу всё то, на что она ему показала. Потом перенес к шлюзу и саму Синенькую – она выглядела довольной, но вконец обессилившей.
- Ну, что? Давай разбираться со всем этим добром? – ободряюще улыбнулся он. – С чего начнем?
Она положила руку на цилиндрический резервуар метровой высоты, затем ткнула пальцем во внутренние двери шлюза, дотянулась до кислородных баллонов на спине Корсакова.
- Это твой воздух? – догадался он. – Что ж, отлично... Надеюсь, эта смесь не настолько агрессивна, чтобы разъесть мой скафандр?
Когда сизый газ заполнил кабину вездехода, Синенькая впервые за месяц знакомства улыбнулась Корсакову. А он испытывал двойственные чувства: с одной стороны, конечно же, был рад за девушку, которая оживала буквально на глазах; с другой – он до последнего момента надеялся, что ее воздух окажется пригоден и для него. Но анализатор скафандра неумолимо информировал, что среда – ядовита... Какой именно компонент ядовит и как его можно нейтрализовать – на эти вопросы могла бы ответить миниатюрная химическая лаборатория, но она, как и вся база, была погребена под тушей звездолета.
Она заметила его нахмуренные брови, придвинулась ближе, заглянула в глаза. Несколько секунд не шевелилась, а потом, словно успокаивая, положила ладонь на его плечо. И – о, чудо! – у Корсакова впервые не возникло чувства соприкосновения с металлом. Еще не веря, он сам дотронулся до ее руки перчаткой. Мягко. Мягко!!! Комбинезон не твердел в месте контакта!
Да только теперь его тактильные ощущения были напрочь убиты прочным материалом собственного скафандра...
***
За неделю он вытащил из звездолета все, что оставалось целым из необходимого Синенькой. Научил водить вездеход, пользоваться шлюзом и подпитываться энергией от аккумуляторов посадочного модуля. Понимала ли она, что происходит? Во сне – в его сне – понимала. И это был приятный сон. В нем она могла говорить и плакать.
А он старался не думать о плохом. По-прежнему болтал обо всем на свете, любовался широко распахнутыми глазами и улыбкой, проводил ладонью в грубой перчатке по ее упругой груди, мечтая о той минуте, когда в перчатке уже не останется необходимости... И вымарывал, вымарывал из сознания красный огонек на последнем резервуаре с кислородом... Шептал:
- ...Померкнет свет чужих алмазных страз,
И вот тогда, хотя бы на мгновенье,
В последний раз – и словно в первый раз -
Ты ощутишь мое прикосновенье... |
|
|
|
Время приёма: 12:36 28.01.2007
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев