 |
|
| |
12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
|
|
|
|
|
|
Даниэль Грасс стояла во дворе отцовского дома, сжимая в руках скульпторский молоток, и смотрела на возвышающуюся перед ней огромную ледяную лилию. Позднее зимнее солнце только-только начинало всходить, и его первые ярко-алые лучи, упав на полупрозрачные лепестки гигантского цветка, зажгли в них тысячи искр, заставив скульптуру сиять и переливаться такими удивительными красками, словно она была сделана не изо льда, а из ограненного алмаза. Чистый снег вокруг лилии покрывало множество радужных бликов, и чем выше поднималось солнце, тем ярче они становились и тем сильнее оттеняли совершенную красоту ледяного цветка, который окружали… Ровно неделю назад эта лилия точно так же сверкала в лучах садящегося солнца, а Даниэль стояла рядом с ней и с грустью думала, что простоит эта красота у них во дворе в лучшем случае пару месяцев, а потом долгая канадская зима все-таки подойдет к концу, и этот сверкающий цветок превратится в лужицу талой воды, так же, как и все остальные, более мелкие ледяные фигуры, скромно стоящие в стороне, рядом с маленьким деревянным домом. Что ж, она всегда это знала – и когда только увидела, каким по-особенному прозрачным получился очередной кусок замерзшего в опалубке льда, и позже, когда короткими зимними днями планомерно «отсекала от этой глыбы все лишнее», превращая холодный кристалл в хрупкий цветок, которого окружающая ее снежная пустыня никогда не видела и не увидит. Обтесав лепестки молотком и специальной пилкой, Даниэль снимала перчатки и принималась шлифовать каждый из них голыми руками – до тех пор, пока они не становились идеально-гладкими и прозрачными, и в них не начинало искриться солнце. Как-то раз она столь сильно увлеклась эти занятием, что забыла делать перерывы, чтобы согреться, и опомнилась, лишь когда ее пальцы почти полностью онемели. Отец тогда устроил ей хорошую взбучку и пригрозил вообще не подпускать ее больше к ледяным фигурам, но видя, насколько дочь сама перепугалась, что не сможет больше работать, смягчился. И как только руки у Даниэли перестали болеть, она вернулась к своей льдине и продолжила превращать ее в лилию, стараясь теперь быть более осторожной и в то же время торопясь поскорее закончить скульптуру, чтобы отец, наконец, увидел, ради чего она так над собой издевается. Правда, в тот вечер, когда ледяной цветок был закончен, отца не было дома – он повез в Оттаву последние результаты своих исследований и должен был вернуться только поздно вечером. Но Даниэль не слишком из-за этого огорчилась, посчитав, что отец еще успеет налюбоваться цветком на следующий день, а пока она может сама, в гордом одиночестве, насладиться этим прекрасным зрелищем. Чем она и занималась не меньше получаса, обходя вокруг лилии, внимательно разглядывая ее со всех сторон и не видя больше ничего, кроме этого переливающегося на солнце куска замерзшей воды. Насмотревшись на лилию вдоволь и отметив, с каких точек она выглядит наиболее эффектно, девушка сбегала в дом за фотоаппаратом: теперь ей уже недостаточно было восхищаться своим творением в одиночку – она хотела показать этот шедевр друзьям и знакомым и узнать, нравится ли он им так же, как ей. И снова она кружила вокруг цветка, снимая его с разных сторон, а потом, прибежав домой, долго сидела за компьютером, выбирая лучшие фотографии, загружая их в свой сетевой дневник и пытаясь понять, хорошо ли они смотрятся на экране монитора. Наконец, удовлетворившись результатом, девушка сделала под снимком подпись: «Вот такие цветы растут у нас на Крайнем Севере» и с чувством выполненного долга отключилась от Интернета. Надо было в срочном порядке заняться ужином – отец должен был вскоре вернуться. Когда он приехал, на улице было уже совсем темно, и Даниэль великодушно согласилась показать отцу лилию на следующий день утром, но Симон Грасс все-таки взял фонарь и отправился вместе с нею во двор, заявив, что слишком долго ждал, когда эта скульптура будет готова, чтобы теперь откладывать ее показ на завтра. И вновь ледяной цветок искрился и переливался на свету, на этот раз, электрическом, а самые тонкие его лепестки казались почти невидимыми на фоне черного ночного неба. - Дочка… - прошептал Симон, насмотревшись на лилию и опуская фонарь. – А ведь ты талантлива. Это уже не просто хобби, это настоящее серьезное искусство. - Да брось, пап! – легкомысленно отмахнулась Даниэль, у которой восхищение собственным шедевром уже немного поутихло. – Искусство – это когда ты из мрамора ваяешь, а это… Она же скоро растает! - Не скажи, - возразил ее отец. – Раньше, в двадцатом веке, это тоже считалось искусством. Люди всерьез этим занимались, устраивали целые фестивали ледяных скульптур, получали за это призы… - Да ну? – удивилась девушка. – А ты-то откуда про это знаешь? Месье Грасс словно бы смутился и жестом предложил дочери вернуться в дом. - Я тут немного по Сети пошарил, почитал про твое любимое занятие, - объяснил он, когда они вновь оказались в тепле. Если хочешь, могу тебе дать адреса сайтов, где об этом рассказывается. - Дай, конечно! – кивнула Даниэль, тщательно скрывая радостное изумление – отец заинтересовался ее творчеством! Заинтересовался настолько, что полез в Интернет искать историю этого дела и откопал там такие любопытные факты! А она-то, дурочка, всегда была уверена, что для него все, что она делает, кроме подготовки к институту – это либо вредная блажь, либо, в самом лучшем случае, бесполезное и отнимающее время занятие! - Но если это было таким серьезным искусством, почему же сейчас никаких фестивалей не проводится? – спросила она. - Не знаю, - вздохнул Симон. – Как я понял из тех статей, где-то в начале двадцать первого века все эти фестивали и конкурсы просто сошли на нет, сами собой. Возможно, людям действительно стало неинтересно делать такие недолговечные скульптуры. Кстати, нечто подобное произошло и с фигурами из песка – ими тоже очень увлекались, а потом забыли. - Да, скорее всего, так оно и было, - согласилась Даниэль. – А жаль – думаю, с этой своей кувшинкой я могла бы отхватить какой-нибудь приз. Как ты считаешь? - С этой кувшинкой ты бы стала победительницей, - уверенно заявил Симон, но девушка в ответ только скептически рассмеялась. Они сели ужинать, поговорили о своих рабочих, учебных и домашних делах и, казалось, совсем забыли о «недолговечной» лилии, однако ближе к ночи, уже собираясь идти спать, месье Грасс вдруг подошел почти вплотную к дочери и взял ее за плечи. - Даниэль, - произнес он тихо. – Я очень перед тобой виноват. Я забрал тебя из Оттавы в эту глушь, забрал из школы, разлучил с подругами. Тебе пришлось десять лет жить в одиночестве, потому что я не захотел бросить эту работу… Нет, дослушай меня! – остановил он девушку, которая попыталась ему возразить. – Я прекрасно все это понимаю, но вот сегодня, когда я увидел этот цветок, я подумал – может быть, так было нужно? Может, если бы ты осталась в городе, ты не создала бы эту красоту? И значит, я не совсем испортил тебе жизнь, а даже наоборот… Даниэль закатила глаза. Просто удивительно, до чего эти взрослые любят думать и говорить разные глупости! Неужели отец действительно считает, что если бы после смерти матери он не взял ее к себе на север, она была бы счастлива? Учитывая, что в этом случае ее отправили бы в детдом, где она хорошо, если бы читать и писать нормально научилась, не говоря уже об искусстве! - Пап, – улыбнулась девушка, опять напуская на себя легкомысленный вид. – У меня к тебе просьба. Чтобы я о том, что ты в чем-то там передо мной виноват, никогда больше не слышала! Симон хотел сказать что-то еще, но его дочь сурово нахмурилась и, объявив, что ей надо решить еще три задачи, отправилась в свою комнату и уселась за компьютер. Заочная школьная учеба имела немало минусов – так, например, мадмуазель Грасс не у кого было списывать трудные задания – но был у нее и существенный плюс: делать уроки ученица могла тогда, когда ей это было удобно. В том числе и ночью. Впрочем, сказав, что идет заниматься, Даниэль немного покривила душой: первым делом она полезла не в сетевой учебник, а к себе в дневник – узнать, много ли знакомых уже успели увидеть фотографии ее лилии. Реальность превзошла все ее ожидания: под снимками лежало сорок два восторженных отзыва, причем почти половина посетителей были не ее друзьями, а незнакомыми ей людьми, заглянувшими к ней случайно или по чьей-то рекомендации. - А папа прав, похоже, я и в самом деле шедевр создала… - бормотала девушка, читая комментарии к фотографиям. – Хоть бы поругал кто, а то ведь зазнаюсь… Но ругать ее творение никто и не думал. Наоборот, виртуальные друзья искренне восхищались «выращенным» ею цветком и жалели, что не могут увидеть его «в реале». Некоторые писали, что тоже обязательно попробуют сделать что-нибудь красивое изо льда, другие сокрушались, что там, где они живут, ни льда, ни снега не бывает, но почти все признавали, что лилия – это самая лучшая, самая удачная и талантливая работа Даниэли Грасс. А один комментарий и вовсе был жутко пафосным. «Такое произведение искусства не должно растаять! - писал неизвестный ей гость, назвавшийся Альбертом. – Этого нельзя допускать. Такие вещи должны стоять в музеях и вдохновлять художников на новые шедевры». Прочитав все комментарии, Даниэль быстро набросала общий ответ всем гостям, где поблагодарила их за такую приятную ее сердцу похвалу, а потом, подумав, ответила персонально Альберту: «Я не против, но для этого придется открыть музей на одном из полюсов. Да еще тащить туда эту тяжеленную и хрупкую ледяную глыбу. Пусть уж лучше она так, через фотки, людей вдохновляет!» Покончив с ответами, она все-таки занялась своей нелюбимой алгеброй и, как всегда, засиделась над уравнениями почти до двух часов ночи. Наконец, все задания были сделаны, причем, скорее всего, даже без ошибок, и Даниэль, зевнув, откинулась на спинку стула. «Все, теперь – спать!» - сказала она себе, но перед тем, как выключить компьютер, на всякий случай еще раз загрузила свой дневник – не появились ли там новые комментарии? Новый отзыв был всего один. От Альберта. «Причем тут полюса? – писал он. – Я не шутил, Вашу лилию действительно надо забрать в музей на Джоанне. А самой Вам – поступать в нашу Художественную академию. Дайте Ваш адрес, я Вам напишу, что для этого нужно». Даниэль качнулась на стуле и присвистнула. Джоанна… Третья планета звезды Барнада, названная не то именем любимой девушки капитана открывшей ее экспедиции, не то кличкой его не менее любимой собаки – из-за этой легенды, связанной с названием Джоанны, Даниэль ее и запомнила, когда читала учебник по астрономии. И, кажется, эта планета действительно очень холодная, там даже на экваторе температура никогда не поднимается выше нуля. Но земляне все-таки основали там колонию, потому что в покрывающих Джоанну льдах растворено какое-то крайне важное для промышленности вещество – какое, девушка так и не смогла вспомнить. Да это ее в тот момент и не интересовало: главным было другое, то, что там, на «замороженной» планете ее ледяная скульптура и правда могла бы получить вечную жизнь. И многие годы радовать своей красотой местных жителей… «Да нет, ерунда это все, розыгрыш чей-то, - попыталась отрезвить себя молодая художница. – На космическом корабле каждый грамм багажа стоит кучу денег, какой идиот туда потащит здоровенный кусок льда?! Тем более, что он наверняка разобьется на старте, или на входе в суб-пространство, или при посадке… Бред это все!» Однако руки Даниэли уже прыгали по клавишам, набирая один из ее электронных адресов. Следующий день прошел, как обычно. Симон Грасс с утра ушел проверять свои метеорологические приборы и опоздал к обеду почти на час, заставив Даниэль несколько раз выбегать во двор и, нацепив темные очки, внимательным взглядом оглядывать сверкающую под солнцем белую равнину – девушка всегда беспокоилась, что у отца сломается снегоход, и он замерзнет по дороге домой. Но, в конце концов, Симон вернулся, и его дочь, вздохнув с облегчением, смогла спокойно заняться своими делами – сначала уборкой, а потом очередными уроками. Оказалось, что за последние недели, когда она была занята, в основном, своей скульптурой, в доме накопилось огромное количество разных мелких дел, поэтому освободиться и сесть за компьютер Даниэли удалось только к вечеру. За день в ее дневнике появилось еще множество хвалебных комментариев, к которым прибавилось и несколько ругательных: кое-кто из ее виртуальных знакомых писал, что тратить время на никому не нужную игру со льдом, который все равно скоро растает – это полная глупость и что лучше бы Даниэль занималась чем-нибудь более серьезным, что могло бы пригодиться ей в будущем. Зато в почтовом ящике, адрес которого она вчера вывесила в своем дневнике, лежало письмо от Альберта. Он писал, что просмотрел ее дневник и понял, что она заканчивает в этом году школу, а с выбором профессии пока еще не определилась. И это, по словам Альберта, было замечательно, потому что несколько лет назад на Джоанне был создан первый внеземной вуз – Академия художеств, где учились студенты с Земли и из других колоний, и отделение скульптуры, в том числе и ледяной, там тоже было. Поэтому если Даниэль прилетит туда со своей лилией, ее наверняка примут вне конкурса и учиться она тоже сможет бесплатно. «Мисс Грасс, такие таланты, как Вы, не должны оставаться на Земле, где настоящее искусство давно забыто, - приписал Альберт в конце. – Соглашайтесь, и я добьюсь, чтобы Вы смогли улететь на Джоанну ближайшим рейсом». Некоторое время Даниэль неподвижно сидела перед монитором и раз за разом перечитывала письмо, но здоровый скептицизм все же взял над ней верх, и она отправила Альберту довольно сухой ответ, в котором интересовалась, не является ли он президентом колонии на Джоанне, раз, по его словам, ему не составит никакого труда забрать туда никому неизвестную девушку с Земли и устроить ее учиться в академии. На следующий день от Альберта ничего не пришло, и через день – тоже. Окончательно уверившись, что это был розыгрыш или чья-то неудачная попытка познакомиться, Даниэль почти перестала думать об академии на Джоанне. Но на третий день, заглянув в свой почтовый ящик, она вновь увидела адрес Альберта и, еще до того, как открыла его письмо, поняла – все, что он писал ей до этого, было правдой. В новом письме Альберт извинялся за то, что не смог сразу ответить, и оправдывался тем, что был очень занят. А дальше шел вполне серьезный ответ на ее язвительный вопрос: «Нет, я – не президент, я – всего лишь один из проректоров нашей Академии. И Вы уже не первый талантливый человек, которого я пропихнул к нам на бесплатное отделение. Я даже постараюсь частично оплатить Вам перелет с Земли на Джоанну и перевозку туда Вашей скульптуры». На то, чтобы найти в Интернете информацию по планете Джоанна и по расположенной там Художественной академии, Даниэли понадобилось всего полчаса. Там действительно работал проректор по имени Альберт Лоу, джоаннец во втором поколении, и он действительно собирал талантливых художников, скульпторов и архитекторов по всем заселенным людьми планетам. Самые первые его ученики уже закончили Академию, и большинство из них теперь жили на Джоанне, обучая искусству других студентов и занимаясь собственным творчеством. Нет, письмо Альберта не было розыгрышем! Но Даниэль смущала еще одна вещь – слово «частично» в той фразе, где говорилось об оплате полета на Джоанну. Она понятия не имела о том, сколько стоит пассажирский билет на звездолет, но сильно подозревала, что их с отцом сбережений не хватит даже на половину его стоимости. Извинившись перед проректором за свое недоверие, она спросила у него, какую сумму придется заплатить лично ей, и, отослав письмо, накинула шубу и выбежала на залитый солнцем двор. Ледяная кувшинка все так же возвышалась перед входом в дом, и Даниэль остановилась перед своим творением, щурясь от яркого света и несмело улыбаясь. Неужели она и правда сможет учиться не секретарскому делу или менеджменту, а тому, что любит больше всего на свете – изобразительному искусству? Да, не на Земле, а на далекой холодной планете, освещенной тусклой красной звездой, которую отсюда, с Земли, даже невозможно увидеть без телескопа. Ну и что же? В конце концов, здесь она тоже живет среди льда и снега и пару месяцев в году не видит солнца вообще! Зато, говорят, на Джоанне можно почти каждый день увидеть северное сияние по всему небу. Такое яркое и красивое, что земное не идет с ним ни в какое сравнение… И даже если Даниэль не примут в Академию и ей придется вернуться домой, она все-таки побывает на другой планете, побывает в космосе! По крайней мере, ей будет, о чем рассказывать друзьям и знакомым… Чувствуя, что больше не может ждать, мадмуазель Грасс кинулась обратно в дом проверять почту – вдруг Альберт уже прочитал ее письмо и прислал ответ? К ее крайнему удивлению, так оно и было: в ящике ее ждало новое письмо. Проректор писал, что постарается оплатить треть или, если повезет, даже половину стоимости перелета. Но не больше – Академия художеств, конечно, не бедное заведение, но все же ее бюджет не резиновый. Девушка глубоко вздохнула. Сумма, которую, по словам Альберта, ей необходимо было доплатить, оказалась почти в три раза больше, чем она предполагала. Она встряхнула головой и быстро настрочила проректору последнее письмо, где снова извинялась, благодарила его за помощь и объясняла, что вынуждена отказаться от его щедрого предложения. «Да и зачем мне эта Джоанна? – утешала она себя, выключая компьютер. – Что я там забыла, что мне, здесь снега и холода не хватает?» - Даниэль, ты что, не слышишь? – в комнату заглянул Симон Грасс, и девушка вздрогнула от неожиданности – она и не заметила, как отец вернулся. – Пустишь меня за свой компьютер? Мне срочно надо проверить одну вещь! - Да, конечно, - девушка поднялась со стула, уступая ему место. К Интернету был подключен только ее компьютер, и обычно они с отцом пользовались им по очереди. - Я быстро, - пообещал Симон, но Даниэль в ответ покачала головой: - Не торопись, я уже все закончила. Пойду обед разогрею. Она долго возилась на кухне, время от времени выглядывая в окно на сверкающую лилию. По ледяным лепесткам скатывались крошечные капли воды, и со стороны казалось, что цветок слегка шевелит ими, раскрываясь под солнцем все сильнее, как раскрываются в его лучах живые цветы. «Что ж, - думала Даниэль, - настоящие цветы, даже самые красивые, тоже рано или поздно засыхают. Моей лилии еще повезло, она не скукожится не превратится в противный черный комок, она просто растает…» Отец просидел за компьютером почти час – Даниэль два раза разогревала обед и грозилась, что усядется есть одна, но он только отмахивался от дочери со словами: «Не мешай, я уже заканчиваю!» Наконец, он все-таки доделал все свои дела и пришел на кухню, радостным голосом потребовав от Даниэли положить ему «всего побольше и пожирнее». Девушка подозрительно скосила на отца глаза – она уже давно не видела его таким довольным и, одновременно, взволнованным. Но отвечать на ее вопросы о том, что произошло, Симон Грасс отказался. - Потом все расскажу, сейчас я еще ни в чем не уверен, - объяснил он. – А пока ни о чем меня не спрашивай – вдруг у меня ничего не получится? Посчитав, что отец обнаружил что-то интересное, проверяя приборы на метеостанции, и теперь думает, что сделал какое-то крупное открытие, Даниэль решила и в самом деле оставить его в покое – рано или поздно он и сам расскажет ей, в чем дело. Симон же, пообедав, заявил, что ему надо еще раз съездить на работу, и не возвращался до позднего вечера, хотя до сидящей за учебниками Даниэли несколько раз доносился шум мотора, как будто бы отец катался на снегоходе где-то неподалеку. Вернулся он почти ночью и снова полез в Интернет, предупредив дочь, что, скорее всего, займет ее компьютер минимум на час. Даниэль не спорила – она еще до прихода Симона проверила свою почту и убедилась, что новых писем в ней нет. Прошел еще день, а потом еще – такие же полные уроков и домашних дел, такие же однообразные, как снежная пустыня, в центре которой стоял дом Симона Грасса. Даниэль продолжала украдкой присматриваться к отцу и отмечала про себя, что с каждым днем он становится все более нервным и взвинченным. Кроме того, он постоянно бегал к ее компьютеру, но, заглянув в Интернет, почти сразу отключался – чтобы через полчаса залезть туда снова. - Ждешь письма? – спрашивала его дочь, но Симон в ответ только отмахивался: - Потом, все потом, когда будет точно известно! Даниэль сгорала от любопытства и едва удерживалась от того, чтобы заглянуть в отцовский почтовый ящик – его пароль она знала, и теперь ей безумно хотелось этим воспользоваться. Возможно, через несколько дней она бы не устояла перед этим соблазном, однако, в конце концов, Симон Грасс сам решил открыть дочери свой секрет. - Даниэль, - объявил он ей за завтраком, - у меня есть для тебя… новость. Только, пожалуйста, пообещай сначала, что не будешь на меня обижаться. - Не буду! – в тот момент Даниэль, уже начавшая беспокоиться из-за отцовских тайн, была готова пообещать ему все, что угодно. - В общем, я… - Симон немного смутился, хотя в глазах у него по-прежнему стояла какая-то странная, беспокойная радость. – Я случайно узнал о твоей переписке с Лоу. Об Академии на Джоанне. - Что-о? – Даниэль вспыхнула, мгновенно забывая только что данное обещание. – Папочка, я тебя правильно поняла? Ты случайно залез в мой дневник, а потом в мою почту и случайно прочитал кучу чужих писем?! - Ну, в общем, да, - месье Грасс покаянно опустил голову. – То есть, к тебе в дневник я залез специально – мне просто хотелось почитать, что же твои друзья пишут о лилии… А дальше… - Так… - голос дочери не предвещал Симону ничего хорошего, и он принялся быстро и сбивчиво рассказывать ей, что было потом: - Понимаешь, я списался с этим Лоу, объяснил ему, что денег у нас слишком мало, и он подкинул мне одну идею, как их можно быстро и сразу много заработать. Нет, ты не подумай, ничего незаконного! Он просто предложил мне устроиться на работу на их второй планете, Нью-Марсе. Там постоянно требуются рабочие, и они платят очень большой аванс, так что теперь ты сможешь улететь на Джоанну. И сможешь взять с собой лилию! Даниэль шумно схватила ртом воздух. Этого просто не могло быть – теперь, когда она уже почти забыла о предложении Альберта… - Так ты что же, - спросила она, все еще не веря своим ушам, - уже обо всем договорился? - Да, - кивнул Симон. – Я сегодня получил окончательный ответ. Заключаю контракт на год. Если понадобится, потом его можно будет продлить. И главное, мы с тобой будем жить почти рядом, на соседних планетах. Буду прилетать к тебе во время отпуска! - А… что тебе там придется делать? – пробормотала Даниэль, с трудом приводя свои мысли в порядок. - Да так, всякую разную работу, - небрежно махнул рукой ее отец, и Даниэль тут же насторожилась: - Какую разную? Ты же – ученый, метеоролог… - Метеорологов там, к сожалению, и своих хватает. Зато нужны разнорабочие. Я еще не знаю, чем конкретно мне поручат заниматься, но никакого специального образования для этого не нужно, так что… - Так что ты собираешься целый год быть простым чернорабочим?! – снова возмутилась девушка. - А что, - мгновенно встал в позу Симон, - художницам стыдно иметь чернорабочих родственников?! - Да нет же! Причем здесь «стыдно»?! Это же тяжело и для здоровья вредно! - Не преувеличивай. Конечно, я туда не отдыхать полечу, но никакой слишком тяжелой работы там не будет. Это же не Земля, это другая планета! Там все на автоматике. Да и мне, в конце концов, еще только сорок пять. - Нет, пап, - покачала головой Даниэль. – Мне это не нравится. - Дочка, ты сама не понимаешь, что говоришь! – начал раздражаться Грасс. – Ну что такое один год скучной и не совсем легкой работы? Зато ты сможешь учиться, сможешь заниматься любимым делом и наверняка станешь известным скульптором. У тебя будет нормальное будущее. А я проработаю там год и перееду к тебе на Джоанну. Или на Землю вернусь. Он встал из-за стола, надел дубленку и, чмокнув дочь в щеку, шагнул к выходу: - Ладно, пока! Мне надо на станцию, а ты готовься – узнай, какие в их Академии нужно сдавать экзамены! Даниэль смогла лишь слабо кивнуть головой. Она долго сидела неподвижно, мечтая об Академии художеств, и лишь когда шум снегохода стих вдали, поднялась со стула и пошла к своему компьютеру. Только искать в Интернете стала не информацию по экзаменам, а сведения о второй планете звезды Барнарда. Час спустя она вновь сидела неподвижно за столом и смотрела в одну точку ничего не видящим взглядом. Отец ее не обманул, на Нью-Марс действительно требовались разнорабочие и им на самом деле обещали очень большой аванс и не менее высокую зарплату. Он только не уточнил, что практически все население этой планеты было занято добычей радиоактивных минералов, а потому до окончательно расчета доживало не больше половины разнорабочих. А другая половина, выжившая и вернувшаяся домой, не вылезала из больниц и, надо полагать, по-черному завидовала первой… Даниэли удалось найти сайт какой-то политической партии, которая протестовала против такой работы на Нью-Марсе и требовала улучшить условия труда в шахтах и повысить защиту от радиации. Там была целая куча фотографий облученных людей, и они до сих пор стояли у девушки перед глазами. А еще она наткнулась на пару историй о нью-марсовцах в сетевых дневниках – историй, очень похожих на ее собственную. Владелец одного из дневников оказался внуком человека, отправившегося на Нью-Марс и прожившего после этого около двух лет, но зато обеспечившего деньгами всю свою семью. «Я не очень хорошо помню деда, но безумно ему благодарен, - писал этот человек. – Если бы не он, я бы вырос в глуши, а так мои родители переехали в столицу, и я теперь – уважаемый человек, скоро стану директором фирмы, и жена у меня красавица, и отпуск мы каждый год проводим в новой стране, и вообще можем позволить себе почти все, что захотим. Дедушка изменил всю мою жизнь!» Вторая история была написана самим рабочим с Нью-Марса, который в ответ на чей-то вопрос объяснял, что устроился туда на полгода, чтобы оплатить операцию и лечение своей тяжелобольной жене. Ему, по его собственным словам, на Нью-Марсе очень повезло – владелец той шахты, в которую он попал, экономил на защите от радиации меньше, чем другие, и это помогло его работникам выжить, хотя домой они возвращались уже без прежнего здоровья. Наверное, покопавшись в Интернете еще, Даниэль смогла бы найти еще много разных рассказов о нью-марсовских рабочих, но делать этого она не стала. Ей сполна хватило этих двух историй. Первая была отвратительна, и девушке, еще когда она читала ее, казалось, что она вляпалась в какую-то грязь. Она и сама не могла объяснить, почему рассказчик вызвал у нее такое сильное неприятие – вроде бы он не забывал умершего от радиации деда и благодарил его, но его хвастовство хорошей работой, карьерой и отпусками выглядело как самая настоящая пляска на костях этого давно погибшего человека. И Даниэль совершенно не понимала, как этот человек мог пожертвовать жизнью ради банального богатства и комфорта своих детей и внука. Не говоря уже о том, как эти самые дети вообще посмели отпустить своего отца на Нью-Марс, вместо того, чтобы запретить ему даже думать о подобной работе. Нет, идти на такое можно было, только чтобы спасти другую жизнь – как во втором рассказе. И то, что герой этой второй истории не погиб и даже не очень сильно пострадал от радиации и теперь счастливо жил на Земле со своей спасенной женой, показалось ей знаком: он был прав, подписывая контракт с нью-марсианскими шахтами, а все остальные, отправлявшиеся туда по любым другим причинам – нет. Приехавшего вечером отца она встретила такой отборной руганью, что в первый момент он испуганно попятился назад: - Даниэль… Ты чего?.. Что случилось? - То, что ты мне нужен живым, а не заживо сгоревшим от радия!!! – гневно сверкая глазами, завопила на него дочь. - Ах, вот в чем дело!.. – вздохнул Симон с облегчением. – Вот уж не думал, что ты станешь интересоваться черной работой. Успокойся, там давно уже стоит нормальная защита, и костюмы у всех рабочих – самые современные. Это совершенно безопасно! Лучше бы ты, вместо того, чтобы читать всякие страшилки, к экзаменам готовилась… - Папа, - уже спокойно произнесла Даниэль. – Ты никуда не полетишь. Если соберешься уехать отсюда, я лягу перед снегоходом. - Да почему?! – взорвался Симон. – Я же для тебя стараюсь, я же – твой отец, а родители должны сделать все, чтобы обеспечить своим детям нормальную жизнь! Почему ты отказываешься? - Потому что делать такие жертвы – идиотизм, а принимать их – преступление! Потому что я не смогу быть счастлива на твоем несчастье! Я вообще не смогу после такого жить!!! - Глупости! Посмотри на меня – я еще не старый здоровый мужик, что со мной может случиться?! Преступление – зарывать в землю свой талант. А искусство всегда требовало жертв. - Если искусство требует жертв – к черту это искусство!!! Не буду я им заниматься! - Хватит на меня орать – я твой отец и глава семьи, между прочим! Они ругались несколько часов, забыв об ужине, и, в конце концов, с удивлением обнаружили, что за окном уже глубокая ночь и что оба они смертельно устали, как будто не спорили друг с другом, а занимались какой-нибудь тяжелой работой. - Все, успокойся, - примирительно сказал Симон Грасс и протянул всхлипывающей дочери носовой платок. – Завтра утром приедет твой Альберт – заберет лилию на корабль. Не волнуйся, у них есть специальные контейнеры-холодильники, так что все с ней будет в порядке. А я поеду в Оттаву подписывать контракт. Так что сейчас давай спать. - Я тебя прошу, не делай этого, - слабым голосом проговорила Даниэль. - Да вернусь я живым и здоровым! – усмехнулся Симон. – Перестань вечно ждать самого худшего. Это всегда случается с другими. Он поцеловал девушку и ушел в свою комнату. - Те, с кем это случилось, тоже так думали, - прошептала ему вслед Даниэль, но сказано это было так тихо, что Симон ее не услышал. Она долго ждала, пока он уснет, но из соседней комнаты все время доносились шаги отца и еще какие-то шорохи, и, в конце концов, девушка задремала сама, облокотившись на стол. А проснувшись, обнаружила, что за окном как раз начало вставать солнце. В комнате Симона было тихо. Даниэль встала из-за стола, на цыпочках прошла в прихожую, взяла с полки свой скульпторский молоток и неслышно выскользнула во двор, где в алых лучах солнца сверкала прекрасная ледяная лилия. СПб, 2007 |
|
|
|
Время приёма: 00:23 19.04.2008
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев