 |
|
| |
12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
|
|
|
|
|
|
...По потолку змеились трещинки.
Здание, конечно, сейсмоустойчивое, и фундамент – будь здоров: бункер-убежище двумя этажами под землю уходит. Но вчерашней бомбежки и оно не выдержало. Шарахнуло где-то совсем рядом. По стенам прошла глазу заметная волна, и пластик на потолке потрескался. По всему видно: ещё раз так жахнет, и вся коробка общежития внутрь себя сложится.
И фундамент не поможет.
Витька лежал на застеленной кровати и рассматривал потолок. Если прикрыть левый глаз, то рисунок из трещинок напоминал фуражку полковника Охримцева, которую он в минуты волнения часто снимает, чтобы ладонью в два-три приёма протереть козырёк и тут же вернуть на место.
А если смотреть двумя глазами, то фуражки почему-то не видно. Вообще ничего не видно – только трещинки, густо усеявшие потолок.
Тревогу объявили два часа назад: по коридору прогрохотали тяжёлые сапоги наземников, потом прошелестели башмачки кадетов, а после всё стихло. В потолке - трещины, а ухо привычно ожидает еле слышного урчания с неба. Как «заурчит», - нужно драпать. Системы оповещения почему-то срабатывают только когда кьясканские «воланы» и так слышны, без всяких там датчиков. А через три минуты - разрыв первого фугаса.
Поэтому вся Земля, сколько Витька себя помнит, тиха и насторожена - прислушивается. Потому как если угодишь под бомбу, хоронить будет нечего. Да и незачем.
А ведь совсем недавно ему, Витьке, полагалось по тревоге мчаться к бетонному покрытию взлётного поля, взбегать по наклонной эстакаде трапа, а оттуда - в зев шлюза...
«Полагалось», ага. Заперт он. Под домашним арестом.
Будто комната в общаге дом заменить может…
За предполагаемый саботаж и диверсию.
Так что, как «заурчит», к убежищу он тоже не помчится. И потому что дверь заперта, и потому что шевелиться неохота.
Впрочем, желания бежать к машине тоже как-то не чувствовалось. Когда начальник штаба подписывал приказ об отстранении Виктора Якименко от управления боевой машиной РА-5 «Василиса», он просто стоял рядом, апатично разглядывая голографические карты околоземного пространства, где в реальном времени отображалось текущая ситуация. Ситуация была скверная, а Витьку отстраняли. А ему было наплевать.
Потому и отстранили. Замкнутый круг.
Вот девчатам никогда не было «всё равно». Они были влюблены в своих боевых чудовищ-раюлек. Это ещё от прошлых пилотов осталось, царствие им небесное, - мол, раз машины раюльские, то и звать их «раюльки». И в самом деле. Смешно и мило. По девчачьи.
В эскадрилью из резерва Витька пришёл последним. Поговаривали, что он вообще – последний из гражданского набора. Спецподразделение биоргов, заботливо выращиваемых военными для управления раюльками, вот-вот должно было вступить в возраст. Пришёл он на место Марианны, которая многому научила его перед своей смертью. Для всех было неожиданностью, что «Василиса» примет именно его. Как будто от инопланетной техники вообще можно было чего-то ожидать…
***
Их было пять.
Пять боевых машин – огромных хрустально-зеркальных амеб высотой с Эйфелеву башню, которых раюли преподнесли Земле спустя сутки после кьясканского вторжения.
Что было нужно захватчикам, никто не знал.
В чём была выгода неожиданных «друзей» и почему они решили подложить такую «свинью» кьясканцам, никто не знал тоже. Но, по крайней мере, цивилизация раюли оказала помощь, а кьясканы бомбили земные города. Так что, кто нам - друг, а кто - враг было, в общем-то, понятно.
Вот только немного тревожило странное чувство юмора у «благодетелей»: если уж взялись помогать, то почему не подарили флот, способный раз и навсегда ликвидировать угрозу ксьясканского вторжения?
Но сразу пожаловаться как-то не решились: убийственная мощь - клин из трёх РА - на первых порах уверенно размётывал атакующую кьясканскую эскадру, и после каждой такой стычки кьясканы зализывали раны месяца по два. Да и дарёному коню… сами понимаете. А потом…
Потом раюли прервали контакт. А ксьясканы удвоили и, даже, утроили свои усилия.
Принципы действия раюлек так и остались тайной. За семнадцать лет, что Земля владела этими машинами, не удалось выяснить ничего такого, что помогло бы хоть как-то продвинуть вперёд земную технологию. Единственное что методом проб и ошибок удалось установить, - это способы управления машиной.
И знание это, надо отметить, обошлось Земле недёшево.
Тысячи добровольцев пожертвовали своими жизнями, чтобы люди разобрались в возможностях «подарка». Впрочем, как вскоре выяснилось, разбираться следовало не столько в «возможностях», сколько в «желаниях»…
Или «пристрастиях», это как кому больше нравится.
Как оказалось, уверенно управлять раюлькой могли лица, отвечающие четырём условиям.
Во-первых, внутри раюльки могли выжить только те, кто родился на Земле. Не в пределах Солнечной системы - на Марсе, Венере, Луне, нет - только непосредственно на Земле. Все остальные – только на один боевой вылет. Обратно - труп. Вне связи с боевым результатом. Хоть учебный облёт аэродрома…
Какие особые качества даёт людям факт их рождения на Земле, так и осталось непонятным. Земная наука не улавливала разницы - а раюльки улавливали, и пилоты - вне земляне погибали.
Во-вторых, капризные машины охотно подчинялись командам только стопроцентных биоргов. Остальным подчинялись тоже, только – «неохотно». И эта «неохота» была тем больше, чем больше имплантантов было в человеческом теле.
Непростое условие. Фатальное! Из четырёх с половиной миллиардов населения Земли только самые бедные - или самые принципиальные - не вживляли микрочипы себе и своим детям.
Минимальный набор: коммуникатор, навигационная система и компьютерный интерфейс был у всех. Современная жизнь без этого набора не могла быть полноценной. Человек с мобилкой в руке на людной улице выглядел, по меньшей мере, странно. Как и человек, пытающийся определить своё положение по карте. Сделать покупки, прослушать уроки или сдать экзамены можно было только по интернету. Подать заявление о приёме на работу или получить зарплату за месяц – тоже. Но подключиться к сети можно было только «вручную»: через инфракрасный интерфейс на указательном пальце.
В современном мире не было места ханжам, больным и бедным. Или принимаешь жизнь, как она есть: с её ритмом и скоростью, либо катись ко всем чертям…
Кто же знал, как оно всё обернётся.
Теперь весь мир катился к чёртовой матери, и спасти его могли только изгои, по каким-то причинам выпавшие из общего человекооборота.
Люди, в чьём организме имплантанты составляли больше половины объёма, назывались киборгами, меньше - биоргами. Так вот, раюлькам требовались исключительно стопроцентные биорги. То есть профессиональные военные и пилоты всем составом не подходили, и девяносто девять процентов лиц с высшим образованием - тоже, и... в общем, по статистике, абсолютных биоргов на Земле оставалось около восьмидесяти тысяч. Из них трети четверти - старики, которым не по вкусу мода на железки под кожей, и младенцы, которым по нерадивости родители так и не собрались «вживить» датчик биосостояния.
Но и это было ещё не всё. Все, кто был старше тридцати лет, не могли ужиться с машиной. Психика противилась тесному контакту с чужой техникой. Идеально подходили маленькие дети, но какие из них бойцы! В результате, выборка сузилась до возрастного интервала - от четырнадцати до двадцати четырех.
Тогда-то и была принята международная программа «Кадет». С младенчества отбирали кандидатов в пилоты. По мере роста и взросления отсеивали негодных, возвращая их к семьям вместе с извинениями и солидным вознаграждением.
Тем, кто, напротив, подавал надежды, всё увеличивали нагрузку. Кормёжка, физкультура, прыжки с парашютом, прыжки на батуте, гимнастика, акробатика, лётное мастерство... Благодаря подарку раюли, у Земли появился шанс, и теперь она делала всё, чтобы не упустить его.
Молодняк не вдруг, и не «абы как» натаскивали на уверенную работу с инопланетной техникой: помимо общих тренировок, специальные занятия по военной истории, тактика, стратегия, йога, аутотренинг и дисциплина. Малышам с восьмилетнего возраста присваивали звание лейтенанта. Они ходили только строем и не забывали отдавать честь старшим по званию.
Но первая группа кадетов была всё ещё слишком юна – два десятка девчонок, двенадцать-тринадцать лет.
Ещё полгода – год…
Ещё один долгий год сдерживать ксьясканов предстояло гражданскому ополчению, – фактически случайным людям, детям, насильно оторванным от семей и привычных детских занятий.
Это кадеты будут отсчитывать свой стаж по числу боевых вылетов: пять боёв и на пенсию. А как иначе? Благо есть замена. Вот это жизнь!
Ополчение дралось иначе – два года. От призыва через госпиталь в ящик. Кому повезло, - тот же ящик, только без госпиталя… Впрочем, были и выжившие: инвалиды, невротики и просто испуганные. Насилу-то в раюльку не впихнёшь…
Толку от такой жизни…
Зато теперь появилась надежда.
Подумаешь – год! С учётом плотности боёв, это десять – пятнадцать вылетов… А потом, по условиям вербовки, – пожизненная пенсия, жильё, почёт и уважение. Хочешь - и в любое, в самое престижное учебное заведение без экзаменов. Любая работа… только скажи. Но с такой пенсией – работа только для рекондиции, чтоб не задохнуться под тяжестью памяти. Ведь за спиной - кладбище… Детское, чёрт подери, кладбище. Таких же сосунков, как и те счастливчики, которым, всё-таки, однажды повезёт. Которые выживут…
Впрочем, среднее число боевых вылетов – семь. Вот такое «счастливое» число. У кого больше, у кого меньше…
Так что и год – весьма приличный срок, чтобы, всё-таки, не очень-то и надеяться…
Зато Земля знала своих героев в лицо. По именам…
А родители, вместе с соболезнованиями, получали солидную компенсацию. И вопрос на всю оставшуюся жизнь: это была необходимость - покориться приказу призывной комиссии, или циничная продажа своего ребёнка за кругленькую сумму?
Раюльки всегда возвращались…
Но иногда, примерно раз в семь вылетов, - с мёртвым пилотом на борту. Машины самовосстанавливались: затягивали пробоины, сращивали повреждённые нервы или что там было в их хрустальных телах. А вот люди так не умели.
Девчонки плакали, не сдавались и умирали…
Одна за другой…
Ах, да! Четвёртое условие: раюльки отдавали предпочтение девушкам. Не так жёстко, как астрографии рождения или отсутствию кибер-имплантантов, но, тем не менее…
На эту тему было немало защищено диссертаций по нейробиологии и психологии, о психологической гибкости и выносливости, и ещё о всяком... да какая разница, почему так. Так что Витька Якименко был исключением из правил.
Не таким уж и редким, но исключением.
По крайней мере, в кадеты мальчишек не брали.
И это был ещё один повод для «гордости» – было похоже, что Виктор Якименко – последний мужчина, который пилотировал раюльку.
***
... «Крепче за шофёрку держись, баран»!.. - распевала Тошка в душевой. Витька краснел. Ксюха, через пятое на десятое понимавшая по-русски, любопытничала: отчего Витенька нервничает? Она смешно поджимала губы, когда говорила - у неё был кривой передний зубик. Ксю ужасно этого стеснялась, хотя зубик этот делал её скуластое узкоглазое личико удивительно милым. Китаянка Ксю Чжэнь-цзюань. Её имя никто не мог толком произнести, поэтому пилота РА-3 «Индра» звали по фамилии. Она не возражала.
«Дурак, вот и нервничает», - объясняла Ирэн, старшая из пилотов, ей исполнилось двадцать три, и характер у неё был скверным. Впрочем, в минуты доверительности Ирэн божилась, что как только всё это кончится, и придёт пушистый дембель, нрав её волшебным образом изменится до ангельского. Она тосковала по родине, по запаху свежей выпечки на парижских улицах, по путешествиям автостопом вдоль и поперёк Европы. Когда пришло известие, что кьясканы прорвали околоземную оборону и отбомбились по Парижу, подружки-пилоты едва не сдали Ирэн врачам; это была даже не истерика - бешенство.
Но - не сдали, утихомирили своими силами.
А на следующий день Ирэн, без приказа, в период относительного затишья, который всегда следует после бомбардировок, вышла на поле. Она подняла свою раюльку - РА-2 «Зигфрид», и устроила кьясканскому флоту такой кромешный ад, что те с перепугу отошли за орбиту Плутона и почти неделю не показывались в Солнечной системе.
Пилота Ирэн Амори наградили орденом Вечной Славы.
Посмертно.
Голографические изображения «Зигфрида», пришедшие со станций наблюдения, украшали теперь витрины и стены домов. Хрустальная амеба, повинуясь воле Ирэн, приняла облик легендарного воителя! У «Зигфрида» были сверкающие глаза и развевающиеся зеркальные волосы. Увенчанный короной, эпический герой разносил в клочья злополучные «воланы», раздирал руками корабли-матки, сталкивал крейсеры друг с другом и зеркальным щитом перенаправлял лучи вражеских атак на их же строй...
Боевая машина РА-2 возвратилась на базу с повреждениями сорока пяти процентов поверхности, на самой малой скорости. И всё равно промахнулась мимо посадочной площадки.
Повезло: приземлилась в пустыне, а не на самой базе...
Ирэн была там, в управляющей капсуле. Гематомы, порезы, ожоги, переломы... Смерть от тысячи ран…
«Всё как обычно: спроецировала себя на машину, сформировалась обратная связь, и она приняла на себя часть повреждений РА-2», - объяснили учёные. У них всегда получалось хорошо всё объяснять.
И тем лучше, чем больше жертв и разрушений…
***
Трещины в потолке... Тошка не вернулась с парного вылета. РА-1 «Лилит» пришла к Земле на буксире, сохраняя ещё форму женского тела. Тошка, красавица-сибирячка, так любила дразнить наблюдателей на орбите. Едва выйдя за пределы атмосферы, аморфная масса раюльки начинала плавиться, течь, на глазах становясь ослепительным изваянием - обнажённая демоница принимала призывные позы, посылала воздушные поцелуи в сторону ближайшего спутника наблюдения. А потом суровела, хищно скалилась - и уносилась навстречу «воланам».
При мысли о них, - о Тошке и «Лилит», по отдельности не вспоминалось, - хотелось выть и бросаться на стены. Витька и выл - там, в ангаре, когда наземники держали его мёртвой хваткой, не пуская к оплывающей глыбе машины, к вытолкнутой из зеркальной толщи управляющей капсуле, криво расколовшейся поперёк.
В капсуле - зелёное желе, от него всегда долго отмываешься после вылета. И там, в желе этом, - сломанная кукла, совсем непохожая на Тошку, и облачка крови, и распущенные русые волосы плывут, словно в воде, такие длинные русалочьи волосы...
А рядом нависала башня РА-4 «Перун», и растерянная Гишелла, её пилот, на подгибающихся ногах медленно-медленно идёт к «Лилит», пока и её не подхватил на руки кто-то из службы наземного обслуживания. Потом прибежала Ксю и, увидев Тошку, закричала что-то на своём языке, на одной высокой-высокой ноте, но кинулась не к капсуле, а почему-то туда, где угрюмо стояли командир базы и штабные. Пролетела сквозь толпу пулей и попыталась ударить полковника по лицу.
Её даже в изолятор не посадили, хотя полагалось бы. Она вернулась в общагу вечером, со страшным, каменным лицом. И всю ночь читала нараспев стихи по-китайски - то ли в память Тошки, то ли отвлекая Гишеллу, которая круглыми глазами смотрела в никуда и спрашивала: «Это я виновата? Это я»?..
«Это не ты», - сказал Витька, потому что он уже понял, почему Ксюхе так хотелось ударить командира базы. То есть, наверно, бить надо было главкома, командир только передаёт приказ. А приказ был обычным - зайти в тыл кьясканскому флоту и... отвлекать его, пока земные ударные части не выйдут на намеченные позиции. Вот только почему отправили только два РА, а не, как обычно, три?
Экспериментаторы хреновы.
…«земные ударные части»…
Трудно всё-таки Земле смириться с мыслью, что её оборонная техника ничего не стоит перед оружием агрессора. Вот так: воевали сколько там тысяч лет, истребляли друг друга, а как дошло до дела, так если бы не «добрые дяди» из космоса, цена всей этой техники – ноль. И жертвы, которые человечество уплатило за науку убивать, напрасны. И войны, и кровь…
Да и не в том, в общем-то, суть. Ну, хочется кому-то из генералов помахать веником перед разъярённым тигром, так что же им там, в штабе, веников мало?
Хватай и беги… куда там? В Индию…. к тиграм…
Только Тошку-то зачем?
В общем-то, если уж назвали «главкомом», то мог бы и знать, что даже две раюльки недолго продержатся против всей орды кьясканов. Но как только умные машины получат повреждений больше половины поверхности - будет экстренный отход, это уже проходили не раз. Раюльки отказывались героически погибать за расу, которой их подарили.
А экстренный отход - это смерть пилота. Организм не выдерживает. Чёрт знает, что там происходит, в нутре раюльки, когда она перехватывает управление и вырывается из воли пилота... Раюлька спасает себя. Человек гибнет.
Тошка успела сделать... что-то. Удержала машину в своей власти на долю секунды. И «Лилит» ушла в субпространство, схватив и прижав к себе «Перуна». РА-4 не понадобилось самой инициировать отход и этим убивать своего пилота. Гишелла, единственная из ныне живущих, видела, как выглядит мгновенное перемещение раюлек - изнутри…
Вестовой с приглашением в Научный Центр для беседы ещё до побудки прискакал. Не терпелось им. Интересно было, значит, хоть словечко от Гишеллки услышать.
Только не поднялась Гишелла с койки: широко открытые глаза, дорожки слёз на щеках. Ровное, едва слышное дыхание…
Гишелла Кадор ушла в субпространство. Сама, без раюльки. Насовсем. Во всяком случае, за эти две недели из комы её вывести не удалось. И медики за своим бойким суесловием так и не смогли спрятать от Витьки своё бессилие и стыд…
***
Когда стало понятно, что Гишеллу не разбудят, Витька пошёл к раюлькам.
Он долго стоял, разглядывая хрустальные колонны до небес: «Лилит», «Перун», «Зигфрид»... «Индра» чуть в стороне, а с краю – «Василиса». Зачем её назвали так? Бездушную машину, которая умеет только убивать и выживать! Старинным женским именем...
«Зигфрид» выбрал Гюльнар - девчушку с круглым личиком и множеством смоляных косичек. «Лилит» и «Перун» тоже вскоре выберут себе новых пилотов. А что? Третьего дня резервисты совсем неплохо гоняли на его «Василисе» и «Зигфриде». Чуть ли не дрались в очереди. За косы друг дружку таскали.
Ритуал выбора прост: спустя сутки после гибели пилота вереница претендентов проходит мимо раюльки. Проходя мимо, касаются ладошкой её тёплого зеркального бока. Кто гладит, кто похлопывает. Говорят, что кто-то даже пытался ущипнуть… Перед кем откроется зев приёмника – тому пилотом и быть.
Дурочки…
Пушечное мясо. Молодое. Юное…
Кого выберут машины?
И вдруг Витьке так тошно стало, что он физически почувствовал, как гаснет Солнце…
- Что же вы с нами делаете, твари? – от боли и смятения он даже не мог кричать. Мычал только, сидя на бетонном покрытии взлётного поля, бессильно раня кулаки о равнодушный, нагретый солнцем бетон. – Зачем? Ведь всё одно смерть! Кого ни возьмёте…
Он ещё минут двадцать о чём-то с ними разговаривал, что-то пытался объяснить, пока кто-то из аэродромного обслуживания не заметил его скрюченную фигурку, ничтожную, в масштабах окружающих его монстров.
Его подхватили, зачем-то несколько раз больно ударили по лицу. Искры из глаз, а следом – слёзы…
Ревел Витька долго.
А раюльки отказались принимать новых пилотов.
«Лилит» и «Перун» за прошедшую неделю так и не открыли свои управляющие капсулы.
И «Зигфрид», принявший было Гюльнар, перестал открывать перед ней зев прохода к шлюзу в капсулу управления.
***
Тошка говорила, что «Василиса» у Витьки в космосе превращается в девушку в кокошнике, как с обложки книги сказок.
Он ни разу не видел голографий «Василисы» в таком виде. И решил бы, что Тошка зачем-то врёт, но потом и Гишелла сказала то же самое. А «Индру» в боевой форме тоже никто никогда не снимал...
Девушка в кокошнике? Вот это? Трёхсот двадцати метровый столб стеклистого киселя?! Да какое вообще отношение эти дурацкие раюли могут иметь к нашим сказкам!.. Раюли подкинули игрушку и ничего не объяснили - развлекайтесь, крушите и дохните сколько влезет!
После истерики на взлётном поле, Витьку несколько суток отхаживали в госпитале, а когда поняли, что раюльки отказываются брать новых пилотов, у Витьки была долгая тихая беседа в Научном Центре.
Потом был главком, отстранение «до выяснения»… и фактический «домашний арест» – запертая комната в общаге.
И слёзы… много слёз.
Он так не плакал с тех пор, как его забрали в детский дом. Слёзы обиды и бессилия: ну что он может? Пятнадцать лет!
Тошке было восемнадцать, Гишелле - тоже пятнадцать... Ирэн двадцать три, и разве ей это помогло?
Потом пришла Ксюха. Кто-то из начальства, видно, сжалился, открыл перед ней дверь.
Она села рядом, на кровать, и стала рассказывать про свою родину. Путая русские, английские и китайские слова, выбирая восемь оттенков зелёного, чтобы описать листву в саду возле дома... Говорила о горах и водопадах, террасах рисовых полей, о сборе чая и фейерверках.
Он ей тоже рассказывал: про тихие перелески, про землянику - ягоды с ноготь! - про снежные крепости и катание с горки. Витька не хотел быть пилотом. Он учился на агронома. Любил поля и запах земли, и гидропонику знал хорошо... пока его не забрали на базу полгода назад.
А ещё они вспоминали рассказы Ирэн про её Париж, про розовые рассветы, кофе с круассанами, и цветущие каштаны, и запахи арабского квартала...
И листали альбом Гишеллы - виды сельской Венгрии, школьная поездка в Будапешт, замок на холме, густой лес и лисёнок на руках...
Смотрели папку с Тошкиными рисунками, частью фантастическими, частью - пейзажными, там были и их собственные портреты, а ещё - один рисунок, где они, все пятеро пилотов, сидели на облаке, проплывающем в небе, болтая ногами, и под ними пять раюлек в боевых формах водили хоровод... И подпись внизу хитрым фигурным шрифтом: Антонина Казакова…
А на следующий день кьясканы атаковали: прошили околоземную оборону, как игла - мешковину. Это случалось уже не впервые, но никогда - настолько успешно. Будто прознали, что на пять машин у людей остался только один пилот.
«Индра» ушёл в небо, а вечером возвратился - многорукое божество с хитро улыбающимся ликом. Он замер на поле, а капсула выплюнула Ксюху - живую, но разбитую «всмятку», словно на неё упала бетонная плита.
Она прожила несколько дней, - Витька переселился в госпиталь, путался под ногами у медиков, но его никто не гнал. Иногда он навещал Гишеллу, брал её руку, гладил волосы. Но чаще сидел рядом с Ксю, рассказывал ей сказки, бормотал какую-то ерунду и с ужасом смотрел, как, несмотря на уколы, капельницы, регенераторы и три операции, она угасает на глазах.
«Витенька, ты не расстраивайся, - лепетала Ксюха в последнее утро, - тебя ещё допустят до пилотирования, так что ты тоже скоро... вместе с нами... на облачке»...
Потом она умерла. Кьясканы не трогали Землю ещё неделю.
А вчера они прошли орбиту Марса.
Трещины в потолке - следы их превентивных ударов. Это до подхода основных сил они так «разминаются»: вперёд себя рой мелких фугасов пускают. Чтоб, значит, проверить – работают ли ещё раюли на людей.
Или раюлям это баловство уже надоело.
И ведь знают, где эскадрилья квартируется.
В одно место целят.
По всему ясно: конец Земле! Конец света наступит сегодня.
Пилотов нет. Что там раюльки расслышали в его хрипе, он и сам не знает. Только ведь ясно: не хотел Витька, чтобы раюльками кто-то другой управлял.
И чтобы в них кто-то умирал, тоже не хотел.
***
За окном тишина. Приказ об отстранении не отменён, и Витька валяется на застеленной койке и прислушивается, не летят ли «воланы». Всё равно ведь смерть. Не всё равно какая. Если быстро - фигня. А вот умирать под завалами…
Воевать, конечно, больше не придётся. И хорошо... потому что - зачем? Сколько не выворачивайся наизнанку, а кьясканы всё равно бомбят. Чтоб их всех перехватить, нужно не пять – сто таких машин. Но сотни раюли не дали, а с пятью машинами чего навоюешь?.. Да и без неё, пятёрки этой, у Земли такие потери, что уже давно следовало сдаться. И держит только страх: кьясканы ведь даже не гуманоиды, зачем мы им? Что они с нами сделают?.. Вот и отмахивалась Солнечная, как могла.
Со стены смотрит Тошкин рисунок - пятеро на облаке, раюльки кружат под ногами.
Ксю сказала - скоро.
Замигал огонёк над выходом в коридор, коротко пиликнул звоночек, и дверь отъехала в сторону.
- Якименко, на выход. Воздушная тревога.
Как всегда хмурый и немногословный командир базы решил лично отвести Витьку в бункер убежища.
Но Витька не горел желанием куда-то идти. Он ещё даже не решил, кем себя считать: штатским или арестованным?
Ирэн и Тошка, небось, сразу бы вскочили «смирно». Помогло им это?.. И он даже не сел, так и остался лежать - ноги выше головы, ботинки хамски ухмыляются рифлёными подошвами.
- Пилот Якименко… - устало повторил полковник, снял фуражку с высокой тульей и близоруко щурясь, принялся протирать ладонью козырёк…
...и тут – они оба услышали: мерное, на грани слышимости, урчание, как будто на горизонте, в клубах грозовых туч, поселился громадный котёнок и кто-то чешет его за ухом.
Тогда Витька рванулся к выходу, ужом скользнул под рукой командира и помчался по коридору: до поворота, в лифт, в переходник...
Поле было безлюдным. Ещё бы: воздушная тревога, все попрятались. Витька мчался по эстакаде трапа, сбрасывая на бегу куртку и майку. Запрыгал на месте, скидывая ботинки - хорошо, плохо зашнурованы! Из штанов пришлось выпрыгивать, уже ныряя в трубу шлюза. Он привычно развернулся спиной вперёд - и с чавканьем влепился в зелёное желе, начинку управляющей капсулы.
***
...В первый раз он испугался, когда желе подобралось к ноздрям и губам. Забарахтался, заорал. И капсула его сглотнула, утопила в себе. После первых секунд паники понял - дышать нетрудно, но можно и вовсе не дышать. Легонечко покалывало кожу по всему телу, перед глазами пронеслись цветные круги - и вдруг Витька стал великаном. Даже не так: он стал громадным и всеобъемлющим. Он стал «Василисой».
...Летать учился трудно. В основном на «Зигфриде», реже «Индра». На «Василисе», пока она не «приняла», летал только раз или два. Бывало, тянули на буксире. Или туда в космос, или обратно, на посадку. Настоящий полигон находился между орбитой Марса и поясом астероидов. Маневрировали до умопомрачения. Витька всё удивлялся, что ему не холодно: ведь голышом в открытом космосе! Девчонки смеялись: «На тебе целая раюлька надета»!
...Как ни странно, воевать оказалось легче. «Воланы» - игрушки, Витька брал их двумя пальцами и просто давил. Иногда они успевали ужалить - бывало и больно, но чаще - отзывалось лёгким онемением в том месте, куда лучи попадали в «Василису». Вот если не успевал увернуться от тяжёлых крейсеров, болело сильнее - как от ожога крапивой или даже как если ободраться об асфальт, свалившись с велосипеда.
В серьёзные переделки РА-5 под управлением Виктора Якименко ещё ни разу не попадала.
***
...Воздух вокруг раюльки казался слишком плотным, Витька раздирал его всем телом «Василисы». Вообще-то такие ускорения на высотах менее десяти километров были запрещены. Что ж, к побегу из-под ареста пусть прибавят ещё одно его преступление. Впереди маячило звено «воланов» уже растопыривших бахрому, готовых сбрасывать снаряды.
Витька выругался, грязно и неумело, и ещё прибавил скорости, рывком сокращая расстояние до кьясканов. Те заметили, задёргались, пытаясь развернуться навстречу опасности... они не умеют одновременно бомбить и нормально лавировать!
Трансформировать РА из колонны в человекоподобную фигуру в атмосфере, было тоже запрещено.
«Плевать, - подумал Витька. – Как вернусь, пусть арестуют».
Хрустальная девица в сарафане и кокошнике с длинной косой и коромыслом в руках приосанилась, лихо свистнула (раюлька и такое умеет? или это только кажется? - отстранённо удивился Витька) и размахнулась. И ещё раз. И ещё.
Обломки кьясканских бомбардировщиков всё ещё сыпались, пылая, вниз, а «Василиса» уже рвалась в космос.
- Всыпь им, Витёк! - заорало в ухе голосом командира базы. – От души, напоследок!
- Идите... в пень, командир, - пробормотал Витька. – Но я рад, что вы здесь. Одному… плохо ...
Пилотировать раюльку - значило быть ею. РА-5 «Василису» душевные переживания пилота не беспокоили ни капельки. Её скорее беспокоило, что на орбите осталось вполовину меньше боевых станций, чем должно было быть, и что вон те пять кьясканских крейсеров разворачиваются, выстраиваясь для охвата... пять крейсеров - это многовато. Если разом навалятся, то и для двух раюлек работы бы хватило.
«А если их больше трёх, - говорила Ирэн. - Ты сожмись и уходи им под брюхо, они быстро маневрировать не умеют - может, ещё и друг по другу пальнут»...
Пальнули. Удар пришёлся вскользь, и плечо у Витьки онемело - не успел увернуться. Но зато и крайний из цепочки крейсеров вздрогнул и расплылся оранжевым облаком.
«Василиса» обхватила ближний корабль, притиснула к себе, сжимая изо всех Витькиных сил - лопни, сволочь! Что-то подалось и, наверно, захрустело бы, если б слышать звуки извне. Крейсер смялся и рассыпался. Живот обожгло - наверное, взрывом реактора, или что там, у кьясканов в качестве мотора...
- Внимание, Якименко, - ого! Штаб подключился! – Лунный сектор, семь градусов, три крейсера и эскорт… двадцать три единицы…
А Гишелла учила так: «У раюлек регенерация не очень быстрая, но работает постоянно. Если тебя задело, повернись к ним целой стороной и следи, чтобы второй раз не пришлось по тому же месту. Если повреждения не глубокие, - быстро зарастёт».
Эх, Василиска, почему у тебя второй пары рук нет, ну или щупальцев, как у осьминога?.. Сейчас бы пригодились - на две стороны махать, а то вон целая туча «воланов» идёт от Луны.
Хотя… у Ксю же получалось, чтобы «Индра» о шести руках становился!
Витька прикусил губу. «Василиса» повторила его гримасу.
- Василиска, ну, давай же! Давай, помогай!!
РА-5 на секунду замешкалась, желе в капсуле колыхнулось. Витьке показалось, что машина вот-вот вытолкнет его из себя, как обычно делала это, вернувшись на поле...
Потом из хрустальной толщи хлестнули во все стороны гибкие щупальца.
«Не понимаю, как ты с раюлькой договариваешься, ты всё-таки парень, а ей надо отдаваться, - задумчивый голосок Тошки. - Она, понимаешь, сама делает, как лучше, а ты только подсказываешь ей желания»...
«Василиса» тяжело ворочалась в самом сердце стаи «воланов». Их лучевые залпы отзывались в Витькином теле знобкими непрерывными уколами. Их было слишком много, «воланов». Это хуже, чем три крейсера. Задавят, закусают, как муравьи.
- ...Витя, Виктор! – надрывался кто-то из Штаба. - У тебя тридцать восемь процентов повреждений. Заканчивай, парень, и вон с орбиты!
Формировать раюлькины желания... Тошка-Тошка, чего ты пожелала, когда во время экстренного отхода заставила «Лилит» уволочь с собой «Перуна»? Спасти Гишеллу, может быть?..
А чего хотела Ирэн, расправляясь с кьясканами, - мстила за уничтоженный родной город?
Спасти хоть что-то, если нельзя спасти всё. Отомстить, если нельзя исправить…
Луч главного орудия одного из крейсеров прошёлся по бедру, словно приложили раскалённый утюг. Витька чувствовал боль как-то «не так», будто она и не его вовсе. Как если бы он фильм смотрел, а главного героя там пытали. А герой, то есть, он сам и, в то же время, - не он, решал в этот момент Самый Главный Вопрос: выбирал между жизнью и победой. И Витька знал заранее, потому что таких фильмов видел, наверно, штук сто: герой ничего не скажет под пыткой. Он, умирая, будет улыбаться и торжествовать, потому что там, снаружи, его друзья сумели перехитрить врага. И всё кончится хорошо. Герой-то этого, конечно, не увидит. А, вот, Витька - увидит, и потому ему совсем не грустно...
«Я хочу победить»!
«Василиса» дрогнула и приостановилась, словно прислушиваясь. Кьясканы налетели со всех сторон, стеклистая плоть РА-5 на глазах покрывалась сетью язв и трещин от лучевых ударов.
«Я хочу победить»! – упрямо повторил Виктор, чувствуя, как просыпаются до сих пор не потревоженные, тайные силы внутри гигантского, такого чужого, и такого «своего» тела.
- ...Виктор! В атмосферу немедленно! Сорок семь процентов! Брось всё! Они уходят. Уходят, Виктор…
«Я хочу победить. Не уничтожить как можно больше врагов, не отомстить и не спасти. Я просто хочу победить. Раз и насовсем. Чтобы всё было хорошо. Как в кино: чтобы чистое небо без «воланов», и счастливые лица, и запах круасанов, и лисёнок на руках, и фейерверк, и мы впятером на облачке, а Гюльнара стоит внизу и дуется, что ей не дали полетать на «Зигфриде»...
И я-который-в-кино буду на всё это смотреть и знать, что я победил».
***
Наблюдатели за «картинкой», безучастно передаваемой спутником, заметили лёгкую дымку, какой обычно окутывается РА прежде чем уйти в субпространство.
Командир базы полковник Охримцев рассёк ладонь о край пульта и бессильно выматерился.
На экранах было хорошо видно, как от клубка зеркальных нитей, в который превратилась «Василиса», в пространство потянулись едва заметные полупрозрачные паутинки. Операторы видеосвязи безуспешно пытались сфокусировать на них камеры. Но вскоре всем стало не до паутины. Там, где струились ниточки «паутины», кьясканские корабли съёживались и растворялись в пространстве, будто кусочки масла в кипятке. Ниточки плыли, заполняя всё видимое пространство, и «воланы» противника десятками и сотнями исчезали в никуда.
Без взрывов, излучения… без каких-либо следов.
- … себе! - сказал командир базы, безуспешно пытаясь стереть кровь с козырька фуражки. – Вот, значит, оно как…
- База «РА», - ожила связь со Штабом. – У нас отмечено полное отсутствие противника. Подтвердите уничтожение…
Никто не ответил.
Кьясканский флот исчез окончательно. Весь. Будто и не было.
РА-5 «Василиса» вернулась на базу спустя час после тотального уничтожения противника.
Витька Якименко плавал в зелёном желе капсулы, едва узнаваемый - в ожогах, в крови, - и улыбался так безмятежно, словно не погиб в ожесточённой схватке, а незаметно для себя уснул в кресле кинозала, навсегда погрузившись в любимый фильм.
***
- Девчата, подвиньтесь! Витька пришёл! - закричала Тошка, и сама первая заёрзала на облачке, освобождая место.
Витька обнялся с Гишеллой, плюхнулся между Тошкой и Ксюхой, получил поцелуй в затылок от Ирэн.
- А раюльки где же? - спросил он недоумённо, потому что хоровода под ногами видно не было.
- Да ты что, это я придумала, - сказала Тошка насмешливо. - Станут они внизу крутиться без дела… да и без них хорошо. Правда?
Вокруг было чистое, нежно-голубое небо. Без единого «волана».
- Правда, - ответил Витька.
Ему было хорошо.
Теперь уже навсегда. |
|
|
|
Время приёма: 11:26 28.01.2007
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев