 |
|
| |
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.
|
|
|
|
|
|
Эси зачерпнула туфлей из лужи и расстроилась: ну вот, не удалось добрести до Яслей с сухими ногами!
В середине зимы оттепель – редкость.
И ничего хорошего, между прочим. Неплохо, что можно не растапливать печку, значит, и хворосту не таскать каждый день. Мать довольна – экономия! – и оттого ворчит меньше, тоже неплохо. Но вечно мокрые ноги – это раздражает больше ворчания.
В Яслях в такую рань ещё никого не было. Птериксы спали, накрывшись кожистыми складками. Эси тихо, чтоб не устроить переполоха, взяла корм из общего ящика и понесла своему Рыжему. Пошуровала по полу: ну точно, наронял опять и перьев, и чешуй, надо бы подмести, но некогда. Что-то сильно линяет последние дни, неужели скоро взрослым станет?
Эси вздохнула. Расставаться с другом не хотелось. Но если повзрослеет, придется. Она пощупала грудь Рыжего пониже крыльев: это кажется, или в самом деле почки набухли? Если так, то при линьке точно проклюнутся.
Рыжий почмокал во сне – свежий корм учуял. Завозил крыльями: проснулся, шельмец... Эси ласково почесала погонялкой между гребнями. Здоровенная морда высунулась из-под крыла и ткнулась в кормушку. Чавканье было таким громким, что беспокойно зашелестели крылья в соседних лёжках. Эси взяла щетку и, пока Рыжий заправлялся, тщательно вычистила чешую. Потом поменяла щетку на другую, с мягким длинным ворсом, и огладила маховые перья: сначала на одном крыле, потом на другом – для этого пришлось пролезть два раза под бронированным брюхом.
Высунув нос за дверь и убедившись, что по-прежнему никого нет, Эси быстро надела на Рыжего упряжь. Тот довольно заурчал, сам выполз наружу, оставалось только вспрыгнуть ему на спину и закрепиться.
Рассвело, разлившаяся Карна на востоке золотилась под первыми лучами.
Паря над поселком, Эси свесилась через гребень и хулигански показала нос пастуху, возящемуся у своей хибары. Тот, конечно, её не видел, потому что и не думал поднимать взгляд в небо, пока неторопливо потягивался да обувался на крыльце. У его калитки уже толпились медлительные, нелетучие коровы.
Повинуясь тычку погоняла, Рыжий свернул к горам. Пронесся над ближним лесом – тем, который сейчас облетевший и потому называется Голый, а не тем, который пустил озимые побеги, Мохнатым. В прошлом году было наоборот: нынешний Голый тогда стоял мохнатым. И никто не научился ещё предсказывать озимые.
Над Мохнатым детям летать было строго-настрого запрещено. Вообще-то, правильно запрещено, а то бы Эси непременно полетела. Нет ничего противнее, чем глупые запреты! Но с мохнатыми лесами стоило быть поосторожнее, что верно, то верно. Особенно, если хочешь незаметно прокрасться на бреющем полете. Так вот стрельнет в тебя побегом, и – привет, нырнула вниз, на пропитание молоди. Птериксу-то ничего не будет... Интересно, расстроится Рыжий, если придется ему без Эси возвращаться? Приятно было думать, что расстроится, друг ведь. Да кто знает: кое-в-чем этих чешуйчатых ну совсем не понять.
Заложив крутой вираж, птерикс проскользнул вдоль отрога Хухан-горы в Большую Пропасть. Там было ещё совсем темно, но Рыжий, как и все его сородичи, отлично ориентировался по эху. Эси легонько постучала погонялом, командуя снижаться. Птерикс вытянул вперед мощные лапы, замолотил крыльями. Удачно сели на заранее присмотренной площадке. Дальше надо было продвинуться вперед: Рыжий – ползком, Эси – чуть пригибаясь, больше от страха, чем от необходимости. И – вот она, пещера великанов!
Здесь, в верховье Пропасти, была уже не полная тьма, а лишь серый сумрак, только зев пещеры зиял черным провалом.
Птерикс сложился втрое и устроил морду на лапах, внимательно глядя круглыми любопытными глазами. Эси легла на пузо рядом, свесив голову: как интересно, один из великанов уже прогуливается! И даже довольно близко... И подходит всё ближе, не опасно ли? Нет, не смотрит сюда. У этих великанов вообще такие странные головы, с одним большим выпуклым глазом во всё лицо. Темный глянцевый глаз не крутится совсем, только вся голова крутится. Но вверх – хуже, чем в стороны, так что вверх редко смотрит. Должно быть, неудобно жить с одним глазом. Но зато какой большой! Чего удивляться, что они в темноте так здорово видят. А на солнце явно не любят выходить, видно, солнце этот большой глаз сильно слепит. Вроде как ночные рузлы – они тоже днем прячутся, глазастые.
Вот великан к дереву подошел и что-то там такое дела... а-а-а!!!
Эси, увлекшись, высунулась слишком далеко, земляной край просел, и она полетела кубарем. Видела, уже падая, как Рыжий выбросил голову на длинной шее вперед, схватить за подол, но промахнулся. Замелькало, зарябило в глазах, на спину и бока посыпались удары от столкновений с кочками – и всё кончилось. Остановилась. В глупой позе, рассевшись на попе... прямо у ног великана.
Повисла пауза. Эси продолжала сидеть. Бежать бессмысленно: каждые пять её шагов великан одним покроет. А он сам вроде даже отшатнулся сначала, потом же смотреть стал. Смотрел, смотрел своим глазом... А Эси тоже себя осмотрела: фу, стыдно-то, никакого вида! Пусть бы в такой страшный момент хоть выглядеть эффектно, а она... Туфли мокрые, песок и сор всякий на них налип, ноги голые – тоже перемазанные, подол испачканный задрался, сбоку дырка. Стоило рубаху новую надевать! Эх! Вон и на животе пятно – от лежания, ага... Вот раззява. И.. и... подвеска!!!
Эси застыла в страхе.
То ещё не очень раззява была, вот уж это – настоящая раззява! Подвеска-то на ней, которую в прошлый раз у великанов стащила!
Красивая подвеска, по всему видать – драгоценная. Посередке прозрачный граненый камень, ярко-красный. Такого в поселке ни у кого нет. Даже у старостиной жены не имеется ничего подобного. Эси эту штуку ни за что бы прилюдно не надела – тут-то и отберут. Когда и носить, как не наедине с Рыжим: тому хотя без разницы, а всё-таки можно с ним поговорить, похвастаться. Она и прятала сокровище прямо под Рыжим, в лёжке, а на себя один раз только надевала. Лёжки чистили, как раз позавчера: Карна тогда выше всего стояла, ну и завели ручеек прямо в Ясли. Эси еле успела подвеску на себя нацепить, а потом так в ней и занималась мойкой-драйкой. То и дело проверяла: не выглядывает ли шнурок. Весь ворот рубахи грязными пальцами захватала, мать заметила, ругалась...
А великан вдруг как потянулся рукой! Да прямо подвеску и цап! Эси обмерла, а великан головой покачал и пальцем красный камень надавил. Эси только глазами – хлоп-хлоп, а великан руку уже убрал. Подвеска так на эсиной шее и осталась.
Вдруг от великана послышалось: бу-бу-бу! А от подвески:
– И откуда ты взялась, рузлочка?
Сказать, что Эси удивилась – значит ничего не сказать. Только и сумела, что пролепетать:
– Какая же я рузлочка?.. У меня и хвоста нет... Я просто девочка...
А из камня: бу-бу-бу! бу-бу-бу! По-великански!
И оказалось, что совсем они не страшные, великаны эти. Потом и второй подошел, забубукал тоже. У них и имена обнаружились, по-ихнему бу-бу какое-то, а по-человечески первый звался Молчун, а другой – Кудряв... Кудрявая! Другая, значит, а не другой. Надо же! А так не поймешь. Разве что «она» – поменьше немного.
И повели они Эси пещеру показывать. А в пещере сначала ничего такого было и не заметно, пещера как пещера, нежилая как будто. Эси-то думала, там прямо хоромы – нет, совсем нет. Потом, правда, увидела, что интересное всё-таки имеется. У дальней стены были сложены всякие штуки. Были и блестящие, как вода, и тусклые, как камень. Но не камень. Ровные такие, как бы коробки, но по углам круглые, как валуны. Но нет, точно не валуны. Может, это плиты вытесанные такие ровные? Однако, цветом на местный камень непохожи. Разве что издалека привезены. Но только на чем? Эси даже огляделась. Ни повозки, ни птериксов. И решилась спросить:
– А вы на чем летаете?
Великаны вроде переглянулись – вот так вот прямо друг к другу свои глаза повернули, а потом один спрашивает: откуда ты, мол, девочка, знаешь, что мы летаем? Ну как же, удивилась Эси, все летают, может, и вы летаете.
Великаны как-то очень засуетились, стали друг другу махать руками, а потом захотели знать, как же у них в поселке летают. Эси про себя удивилась: кто же этого не знает? Даже подумала – может, не говорить ничего? Раз они, великаны, не знают, то... Нет, подумала снова, всё равно увидят. Пусть лучше сразу поймут, что Эси не лгунья, что люди тут обстоятельные, зажиточные, поселок хороший, а не какой-нибудь там. И показала наверх, где Рыжий сидел.
Великаны головы задрали, смотрели-смотрели, потом один говорит, грустно так:
– Эх, маленький больно...
Эси аж задохнулась от возмущения: кто маленький? Рыжий маленький?! Да он почти самый большой в поселке! Помахала Рыжему, и тот слетел вниз, затормозил рядом, облепив всех мокрыми песчаными шматками. С великанов они сразу же опали, и мгновения не задержавшись, а вот Эси совсем замурзалась.
Тот, который «Кудрявая», обошел Рыжего вокруг, пальцем упряжь потрогал, спрашивает:
– Ну а много таких в поселке?
Услышал, что двадцать два, опять головой горестно качает.
– Застряла, – говорит, – наша летучая повозка в жидкой воде, и никак вытащить не можем. Садились-то на твердое, и вот, наутро просыпаемся наплаву! Еле выбраться успели. Были бы, – говорит, – эти ваши птериксы покрупней, да было бы их побольше, да упряжь взять подлиннее...
А так – без толку, мол. Не сегодня – завтра вода затвердеет, и тогда всё, застрянет повозка насовсем.
Эси авторитетно сказала:
– Ну, на самом деле вода не затвердеет ещё дней десять, старики говорят. Оттепель, понимаете. А потом, ведь будет и другая оттепель, это точно. К концу зимы всегда бывают оттепели. А потом совсем всё растает, весна будет.
Но великаны не обрадовались.
Они стали объяснять, и получалось, что чего-то такого им не хватает, а чего, Эси не поняла. Но ясно было, что чего-то важного. Выходило, что это важное кончится гораздо раньше, чем зима. Потом великаны попросили свозить их на Рыжем поглядеть на повозку, не затонула ли ещё сильней, потому что пешком было, оказывается, далеко, аж даже через перевал, а тут они от солнца прятались.
Эси даже руками замахала: невозможно, Рыжий не понесет. Испугалась, что не поверят, как можно громче, убедительней бросилась объяснять: птерикс только одного носит, только друга. И не поверила своим глазам: Рыжий вдруг повернулся спиной к ним ко всем и крылом сделал особое движение, которое всегда означало: залезай. Да ещё засвистел, по своему обыкновению: торопит. И как только засвистел, вдруг из подвески послышалось:
– Садитесь скорее!
На Эси просто ступор напал. Рот открыла, ни сказать, ни шагу сделать не может. Рыжий заговорил! Великаны тоже запереглядывались, удивились, сразу понятно. Но быстро опомнились: залезли на Рыжего и Эси с собой подхватили. Упряжь, конечно, для троих не подошла, но они зацепились как-то.
Тяжелые! Рыжий даже с места рвануть не смог, разбегался долго по дну Пропасти. Но взлетел, набрал высоту, перевалил через хребет. С той стороны (Эси знала) тянулась другая пропасть, пошире, с речкой на дне. Ну, когда тепло – речка, а зимой, конечно, замерзает.
Вот только сейчас была оттепель. И сверху было хорошо видно, что в речке плавает штука. На повозку штука совсем не походила. А походила она на неудачный блин: со всех сторон вышел круглый, а с одного краю непонятный, комковатый. И вот этот-то край совсем утоп, только из-под воды просвечивал, так что блин в речке косо торчал.
А великаны стали удивляться, что, мол, Эси такое говорит, ничего не просвечивает. Мол, из-под воды вовсе ничего не видно.
Эси спорить не стала. Ясно же, глаза у них странные, на солнце вон совсем почернели. Словом, неважно было, просвечивает или нет, а важно, что и правда, если приморозит, то вмерзнет повозка. Кто же, спросила, вашу повозку носит? Ответили совсем уже странную вещь: никто, мол, не носит, сама летает, только надо нам внутрь войти, как в избу входят. Оказалось, что тот комковатый край блина – вроде крыльца. Потому и войти не могут, что он утоп.
Посмотрели и полетели обратно в Большую Пропасть. А что делать?
И Эси надо было спешить: успеть до полудня накопать клубней в размокшей земле. Чтобы, как только мать спросит, где шлялась, можно было обиженно сказать: вовсе даже не шлялась, целый мешок еды привезла! Но нужен был точно целый мешок, иначе номер не пройдет, и предстояло хорошо поработать.
В тот день в Яслях Эси впервые слышала, как переговариваются между собой птериксы. Потом кто-то из сельчан завозился у входа, и она лихорадочно стала ощупывать камень, пока он не подался под пальцами так же, как у великана. Хотя давить пришлось двумя руками изо всез сил. Подвеска замолчала.
Назавтра Рыжий был занят: дрова возил.
А на следуюший день он начал линять. И сразу стало ясно: это взрослая линька.
Эси всю линьку сидела возле друга в лёжке и даже пару раз немного всплакнула. Конечно, этим летом ей подберут нового птерикса, но разве в этом дело! Рыжего-то с ней уже не будет. Но зато в эти последние дни они смогли говорить! Как только всех остальных летунов уводили, Эси задвигала внутренний засов и надавливала на камень. И они вдвоем с упоением болтали. О чем-то совсем неважном, и о чем-то смешном, и о чем-то страшном, и о великанах. Через три дня у Рыжего окончательно прорезались передние лапы... «Ой, что я говорю, – спохватилась Эси, – руки, конечно же!» Она рассматривала, взяв в свои ладони, тонкие пальцы с молодой, полупрозрачной ещё кожицей и удивлялась, как раньше никто не понял, это же так ясно: настоящие руки!
Ночью прилетела огромная самка (наверно, теперь правильно будет говорить «женщина» – подумала Эси) и отложила четыре яйца. Дети, караулившие заранее, уложили их в меховые переноски и потащили в дома, устраивать на печках.
Рыжий, терпеливо подождав конца кладки, бросился к самке, жестикулируя новорожденными ручками. Оба птерикса засвистели, застрекотали, рассыпаясь трелями. Когда дети вышли, Эси поторопилась включить подвеску, но не успела: летуны стремительно взмыли в воздух и растворились в звездном небе.
Днем Эси чинила туфли, сидя в избе на лавке с поджатыми босыми ногами, как вдруг оконная перепонка задрожала: кто-то пришел. Так босая и вышла посмотреть. И села на крыльцо с размаху: ноги подкосились. Вернулся Рыжий.
Взрослые птериксы никогда не возвращались, кроме самок, прилетавших отложить яйца. И никогда ни один взрослый птерикс не носил на себе человека. А Рыжий, махнув призывно ручкой, потрусил к Яслям, у двери принял свою обычную позу для надевания упряжи и застыл в ожидании.
Скоро они уже летели к горам, а вся деревня высыпала поглазеть на невиданное дело, раззявив рты.
Над хребтом творилось непонятное, словно мерцало облако искорок всех оттенков золотого цвета. Когда подлетели поближе, Эси поняла: в воздухе кружила огромная стая взрослых птериксов. От свиста голосов звенело в ушах. Эси надавила камень, но понятней эта многоголосица не стала: подвеска переводила отдельные слова, обрывки фраз. Рыжий пошел на снижение, и девочка увидела: великанская повозка опутана сложной сетью, которая тянется вверх, где её поддерживает десяток летунов. Другие копошатся на самой повозке, третьи то и дело шныряют вверх-вниз.
Эси с Рыжим опустились неподалеку.
– Вот, будем тащить! – пояснил птерикс то, о чем Эси уже и сама догадалась. – Ма! Ма! – передала подвеска крик. Рыжий подпрыгивал, радостно взмахивая крыльями и руками. К ним летела изумрудно-золотая женщина-птерикс. – Ма просила, чтоб я тебя попросил, чтоб ты попросила великанов... В общем, нам кое-что надо. От них.
Птерикс-мама уже сложила крылья и, изящно наклонив голову, засвистела.
– Конечно, мы и так вытащим их летучую повозку. Мне бы хотелось, чтобы никто нас не понял неправильно. Спасение от смерти – не вещь для торговли. Но есть очень важное, что они могут нам дать. Скажи им. Скажи. Вы, люди – почти как они. Ты должна знать, как лучше сказать, чтоб они поняли. Совсем такие же... почти. Руки, ноги, голова, шея, лицо...
– Да как же лицо! И нет никакого лица, и глаз один! – поразилась Эси.
Птерикс издала переливчатую трель, из камня послышался смех.
– Ах, ну ты не видишь... Эта кожура, что на них, для нас она прозрачна. Поверь! Неважно... Пойди объясни им, нам нужно много таких вещей, как у тебя, – золотой коготь указал на подвеску. – Это такой дар – говорить с людьми! Мы теперь не хотим отказаться! Нам нужно много! Много!
Эси вдруг подумала, что пока её подвеска одна-единственная, сама Эси может стать очень важной особой... Но тут же устыдилась, сжала кулаки, как будто яростно душила недостойную мысль. И побежала вести переговоры. Впрочем, нет, сразу же перешла на спокойный важный шаг: надо всё делать солидно, правда же? Не ребенок теперь.
Великаны прятались от солнца под скалой. Они сказали, что такая подвеска ещё только одна. Ну, то есть, на повозке их ведь всего двое. И две подвески. Одну стащила Эси (Эси смутилась), вторая – вот она! И отдали вторую тоже. А ещё сказали, что у них в их кожурах тоже вставлена такая штука. Только её просто так не вытащить, потому что... потому что (Эси была не очень уверена, что поняла правильно) без кожуры штука расплющится и вообще сгорит. Но обещали скоро сделать по отдельной кожуре на каждую эту самую штуку и отдать, как соберутся лететь.
Сеть вокруг летучей повозки сделалась совсем густой и сложной, после чего множество птериксов натянули постромки, и повозка дрогнула, медленно двинулась вверх. Вода отпустила её, нехотя стекая по бокам. Потом неровный блин плавно опустился на твердый берег, сеть упала.
Великаны заторопились, побежали, словно испугались, что их повозка опять куда-нибудь провалится. Что-то сделали там с краю, и образовался темный провал, будто пещера.
Эси стояла очень важная на берегу речки рядом с Рыжим и Птерикс-Мамой. А потом великаны вышли снова, и великан-Кудрявая отдала им две блестящих коробочки, которые не выключались. Сказала, не получается без инструментов сделать такой камень, как на подвеске, чтоб выключалось. Будут всё время болтать. Ну и ладно, ну и правильно, ведь теперь это скрывать ни от кого не придется! И ещё сказала, скоро они обязательно вернутся и привезут много-много говорящих штук, потому что тоже хотят со всеми тут поговорить, и обидно, что пока не могут, потому что их повозка попортилась в воде, а кожура не годится, чтобы быть под таким солнцем слишком долго.
Рыжий, услышав это, повернулся к Эси, состроил особенно большие глаза и просвистел так тихо, что камень перевел шепотом:
– Интересно, а что, есть и другое солнце?
А Молчун оказался вовсе не молчун, даже наоборот. Всё время что-то говорил, и говорил, и говорил, и смеялся. Шутил, наверно. Правда, до Эси шутки не доходили: видно, это были какие-то специальные великанские шутки. Но она всё равно тоже смеялась, потому что ей было хорошо.
Потом оба великана собрались уходить уже совсем.
У летучей повозки тот, что повыше, Молчун, значит, обернулся, вскинул руки на прощание, совсем как человек. Потом и Кудрявая обернулась, подняла руку. И оба зашли в пещеру, которая сразу пропала.
Эси тоже вскинула руки, да так и стояла в этой позе, пока великаны не взлетели. Как вдруг спохватилась, позвала Рыжего, и они поднялись в небо, чтобы подольше видеть полет чудесной повозки.
Сбросив скафандры высокой защиты, Лёха и Юлька – потные, всклокоченные – облегченно перевели дыхание и тут же прилипли к мониторам: в невозможном фиолетовом небе над раскаленными багровыми горами и ослепительной рекой жидкого металла парил прекрасный оранжево-золотистый дракон, а на его спине виднелась маленькая фигурка, похожая на бесхвостую белочку в розовом платьице. Фигурка отчаянно размахивала руками.
Люди переглянулись и, не сговариваясь, помахали в ответ, как будто Эси могла их видеть.
|
|
|
|
Время приёма: 08:57 28.01.2007
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев