Не верь ей… Она нас сведет с ума… Дмитрий Павлов Продавец – Ваши розы пахнут отвратительно. А хризантемы? Хризантемы – вообще мерзость какая-то. Кто позволил вам продавать цветы? Кто посмел так осквернить красоту природы? Кто, я вас спрашиваю? – то, что от ее одежды несло табаком, она, конечно, не замечала. Но надо отдать ей должное: актриса из нее вышла бы превосходная. – А интерьер? Интерьер-то у вас паршивый… Мне было все равно, что она говорила, ведь сегодня вечером я собирался в бильярдный клуб. А какое дело бильярдисту до каких-то там цветов. – Мне у вас противно. Скажите честно, вы таким образом издеваетесь надо мной? Вы хотите, чтоб я задохнулась и умерла прямо тут, на вашем грязном чертовом полу? – еще чуть-чуть и изо рта хлынула бы пена. Благо, в этот момент вошел человек в черном, взял ее под руку и повел прочь. – Вы извините ее, она последнее время не в себе, – бросил он продавцу, тот кивнул: – Каждый день одна и та же история, – сказал он, подходя ко мне. – Больная она. Он говорил так, будто бы мне хотелось досконально изучить ее биографию. – Год назад выписали из госпиталя, и началось. Раньше работала продавцом в цветочном магазинчике на окраине, а потом вдруг свихнулась ни с того, ни с сего. Теперь вот ходит сюда и кроет матом всех наших сотрудников. Девчонки сторонятся ее, как увидят, сразу бегут в подсобку, – продавец улыбнулся. – Хотя, правильно делают – чего с больными связываться!? – А дельфины? – спросил я. – Какие дельфины? – Ну, которые летают! – Парень, с тобой всё в порядке? – в глазах появился страх. – Дельфины утром просыпаются и до полудня плавают в океане, после чего семь-восемь часов отдыхают на дне. К вечеру они покидают водные края и начинают летать. Раньше-то они не летали – боялись чего-то, а теперь парят в воздухе лучше птиц. Он вытаращил глаза, не понимая, о чем идет речь. Ну да, в принципе. Какие дельфины? Почему летают? Что я вообще несу тут?… – Кто ты такой? – он подозрительно посмотрел на меня. Так обычно смотрят полицейские, когда допрашивают задержанного. А еще они вечно кивают головой, даже когда этого делать не нужно. Но этот не кивал – ему было страшно. – А я вот себе этот вопрос не задавал, – пробормотал я. – Послушайте, а вы здоровы? – Кто? Я? – переспросил он. Вообще-то глупый вопрос – в помещении кроме нас были только цветы и дельфины, которых он, к сожалению, не видел… А может, их и не было вовсе, и я их сам выдумал? Кто знает? А может, и его не было? И меня уже нет? Я всю жизнь размышлял, для чего Господь создал дельфинов. Иногда спрашивал у знакомых – все они отвечали по-разному. Одни говорили «из чистого любопытства». Вторые твердили «для разнообразия». А третьи только причмокивали и отворачивались от меня, мол «что за вопрос»… Правильно ответила только Карэн. Во многом благодаря тому, что была первой, кого я об этом спросил. – Наверное, чтобы летать, – сказала она, прикасаясь рукой к коже дельфина. – Какой он гладкий!? Надо же, а ведь им и вправду надо летать! А людям наблюдать за их полетами, точнее, за их взлетами и падениями. Какой же он все-таки гладкий!? А еще нам нужно быть с ними нежнее. – Зачем? – мы сидели на скамейке у Статуи Свободы, вокруг которой часто вечерами летали дельфины. Они любили это место, их священную обитель, в которой они чувствовали себя безопаснее. Хотя все еще продолжали бояться. – Если мы будем нежнее, они станут ближе к нам. Ведь дельфины на самом деле умные создания: они умеют и плавать, и летать. А еще я где-то слышала, что они переговариваются между собой с помощью ультразвука, которые они посылают друг другу. Это так прикольно! – и она рассмеялась… Карэн была самым близким мне человеком в Клетке. Она попала сюда по той же причине и примерно в то же время, что и я. Часто мы рассказывали друг другу о прошлой жизни – жизни в реальном мире, полной страхов и разочарований. Мы освободились от неё с приходом в это место... Карэн раньше была преподавателем музыки в нью-йоркской школе. Жила на окраине, писала стихи, и иногда исполняла их на фоно, часто импровизируя и создавая прекрасные мелодии в классическом стиле. Всё было хорошо, пока одним летним вечером ей в квартиру не позвонила мать... Отец Карэн покончил жизнь самоубийством, перерезав себе вены. С тех пор всё и началось. В самый противный промежуток времени, когда вчерашний день уже кончился, а другой еще не начался, ее мучили кошмары, она просыпалась и видела своего отца, мертвого, лежащего в ванной на полу в крови, в окружении медных лезвий, сверкавших своими остриями. Потом умерла мать, оставив Карэн небольшую квартиру в Нью-Джерси. В тот же день Карэн познакомилась с доктором Гофманом. Пожилой человек приятной наружности с большим пивным животом и дружелюбной улыбкой предложил зареванной девушке, уже второй раз за год посещавшей подвал городской больницы, свою помощь. Карэн согласилась... Меня привела сюда знакомая, узнавшая, что у меня есть проблемы со здоровьем. После разговора с доктором Гофманом я решил остаться в Клетке и покончить со своей жизнью в реальном мире, где я был рекламным агентом одной табачной фабрики и дарил людям смерть. Год назад Карэн исчезла. Ходили слухи, ее забрали демоны, но на самом деле это не так. Я-то знал, что она переехала в Нью-Джерси. Хотя, нет, не знал – только догадывался… Ну что ж, к ней я еще забегу… – А вы знаете, почему дельфины боятся вас? – он мне понравился, и мне с ним было спокойно. Жаль, что дельфинам тоже. – Какие дельфины? Может, вызвать врача, он тебе поможет… – в его голосе чувствовалась нотка мольбы. Странно: ту старуху он не боялся, а передо мной дрожит, как мотылек перед огнем. И все равно называет на «ты» – что за фамильярность? – Вы хотите, чтобы я вам рассказал о дельфинах все, что знает о них человечество? – ну вот, теперь страх сменился любопытством, притом так резко, что даже удивительно. То-то я его разглядел. И дельфинам он понравился, а они нас всех таких любят. А главное, видят насквозь – я этому у них научился. Вычислить его не было проблемой даже для начинающего: перебирает пальцами, часто проводит языком по губам, сжимает руки в кулаки. На первый взгляд, это может показаться нормальным, но если посмотреть с другой стороны… Сегодня вечером сыграем в бильярд и узнаем, кто он на самом деле… – Хочу, – сказал продавец. – Ну, тогда приходите сегодня на пляж, мы покатаем шары и поговорим. Там кроме нас больше никого не будет. И одевайтесь потеплее, а то вечером прохладно, – я взял одну черную розу, и подошел к кассе. Он, немного опешив, секунду постоял на прежнем месте, а затем приблизился ко мне. – Вы будете брать? – спросил он, улыбаясь. – Да, конечно! Сколько с меня, – я сунул руку в карман, хоть и знал, что у меня нет ни копейки. – Для вас бесплатно! – произнес он. – А как я вас найду, пляж ведь большой? – он и вправду собирался туда прийти, это хорошо. Теперь у дельфинов будет еще один друг. Это просто замечательно… Мне часто рассказывали истории, как люди превращались в дельфинов и начинали летать вместе с ними. Да, такое возможно, но только после прохождения специальной программы, разработанной специально для нас, как говорят люди в белом. Все мы рано или поздно станем ее участниками. Вот только когда – подскажет время… Мне пока не предлагали! А так бы порхал я сейчас по воздуху, слушал песню ветра, смотрел на океан с огромной высоты и наблюдал восходы солнца. Хм… моя Атлантика… – Спасибо, – ответил я, сунув розу в карман. Продавец чуть не хрюкнул от недоумения, глаза налились кровью, но он все же промолчал – значит, подходит. Я направился к двери и с мыслями о предстоящем бильярде навсегда покинул цветочный отдел супермаркета. С розой в кармане и с солнцезащитными очками на носу я шел навстречу дельфинам, которые ждали меня уже на крыше здания. – Полетаем? – спросил один из них… Карэн К тому времени, как я к ней приехал, начался дождь. Карэн с радостью впустила меня в свою скромную хижину. Что тут было? Стол, стулья, софа, кресло, телевизор, компьютер и огромный рояль. Всё. Да что ещё нужно музыкантше!? Еще в Клетке она мне часто рассказывала про божественную музыку рояля. Карэн говорила, что она успокаивает, отрывает от реальности. Ей ты можешь поведать что угодно. Мне всегда было приятно, когда она вспоминала об этом. И вот теперь мне выпал отличный шанс самому услышать и прочувствовать мелодию этого инструмента. – Почему ты уехала? – спросил я, получив из ее рук чашку горячего кофе. – Знаешь, а мне надоело. Каждый день сидишь, смотришь в это чертово окно, гуляешь по этому чертовому скверу, черт знает что. На свободе – лучше. – Но страшно! – перебил я. – Страшно, но всё же лучше! – она отхлебнула из чашки и продолжила. – Понимаешь, смысл моей жизни в музыке. В Клетке мне никто не разрешал заниматься ею, а здесь я вольна делать все, что захочу. Ждать, когда дельфины предложат тебе остаться с ними – бессмысленно… – Почему это бессмысленно? – Да я себя имею в виду! – она вытащила из пачки сигарету и закурила. А в Клетке нам запрещали курить, говорили, что это вредно для здоровья – а оно у нас ни к черту. – У меня есть альтернативы, свобода выбора, свобода слова. Понимаешь? Я уже ушла из того… как бы лучше сказать… из того амплуа, когда мне приказывают, что мне делать! Понимаешь? Я кивнул. Меня немного настораживали ее слова и еще то, как она говорила. Изменилась манера речи – Карэн перестала улыбаться. А это уже симптом! Или признак! Карэн сказала мне, что перестала плакать и просить у людей помощи. Еще у нее прекратились кошмары – теперь она спала, словно потухшая звезда – тихо, спокойно, беззаботно. Время летело, прошел уже год с тех пор, как она покинула Клетку. Покинула по своей воле, так как все мы там только ради нашего же блага и только по желанию. Нас никто не держит! В любой момент мы можем взять свои вещи и уйти. Но, если мы уйдем, мы никогда не сможем вернуться обратно. Карэн выбрала для себя реальный мир. Она сказала, что ей надоело мечтать о том, чего никогда не будет: о рае, о покое, о мире во всем мире. Как все-таки это банально звучит, но на самом-то деле так оно и есть. Она жила и мечтала. Теперь этого нет и быть не может. Нас таких много: кто-то остается в Клетке навсегда, кто-то решает «вернуться на Землю», а кто-то улетает с ними… Странно, но кроме Карэн еще никто не возвращался… – Знаешь, – сказала она. – А у меня ведь пропало второе зрение. Я теперь не вижу дельфинов… Что-то изменилось в ней с тех пор, как мы последний раз разговаривали. Она словно жалела меня, говорила, как мать с сыном, которая пытается уберечь родное дитя от суровой жизни. Глаза ее были полны тоски и необъяснимой грусти. – Дельфины, говоришь, – хриплым голосом произнес доктор Гофман – подходящая фамилия для владельца психиатрической клиники. – И как они к тебе относятся? – Они любят меня. Постоянно находятся неподалеку, максимум, на расстоянии километра. И в любой момент готовы прийти на помощь. Он подозрительно посмотрел на меня, сделал пометку в своей тетради и продолжил: – На помощь, говоришь. А сейчас они где? В этой комнате? – Нет, сейчас они на крыше, – отрезал я. – На крыше!? А почему? – удивленно спросил Гофман. – Они боятся ваших глаз, они бояаааааатся вас… – пропел я ему в ответ. Он снова глянул в тетрадь, что-то черкнул там ручкой, взял печать, подышал на нее, глухо ударил по листку и спрятал всё в стол. – Курить вредно, – прошептал я, когда он достал из кармана сигарету. Доктор кивнул: – Боятся, значит!? А я могу с ними поговорить? – спросил он, выпуская изо рта струйку синего дыма. – Вы – сильный человек, доктор, с вами они не станут разговаривать. Вот были бы вы слабым, тогда да – они помогают таким. А еще вы живете в реальности, а они боятся её. Им становится страшно, и они улетают. – Улетают, говоришь!? И бросают тебя? – Почему же? – удивился я. – Я улетаю вместе с ними. Гофман выпучил глаза, потушил сигарету и нажал на кнопку громкой связи на телефоне. – Миринда, а пригласи-ка ко мне доктора Шредера! – Сию минуту, сэр, – сказал динамик аппарата. Доктор отвернулся от меня и подошел к окну. Там он простоял минуты три, пока в кабинет не постучались. – Чем могу помочь, мистер Гофман? – льстиво спросил вошедший. – Можете, можете, – проговорил тот. – Установите наблюдение за больным номер, – он замялся. – Семьдесят семь, – подсказал я. У каждого из нас был индивидуальный порядковый номер, и нам категорически запрещалось разглашать его кому бы то ни было. Даже самым близким. – За больным номер семьдесят семь. Провести сканирование мозга, проверить, исправно ли функционирует датчик слежения. Возможны случаи амнезии, доктор Шредер, так что прошу вас быть аккуратнее. Все мы помним, что случилось с больной номер двадцать шесть… Карэн ушла варить кофе, и я остался один. Долгое время я пристально смотрел в потолок, чтобы увидеть, ждут ли меня дельфины или они уже улетели. Вот, потолочные плиты исчезли, и я могу видеть все, что творится за пределами квартиры. Да что там квартиры!? За пределами целой округи – лишь бы зрение позволяло. Дельфины кружились в воронке – это признак того, что они начинают нервничать. – Сейчас, еще чуть-чуть, и мы пойдем. Нам еще нужно на пляж, – прошептал я им. Они на секунду остановились, чтобы переварить информацию, кивнули в унисон и снова взялись за прежнее дело. Кто лишался такого зрения, тот переставал видеть дельфинов. Как оно приходило к нам, как покидало – продолжало оставаться загадкой. Было известно только одно: если ты уходишь от нас, то автоматически теряешь свои способности. И вернуть их тебе не удастся... Карэн принесла кофе, и мы молча выпили по второй кружке этого чудесного напитка. – Ты еще придешь? – спросила она напоследок, вертя в руках черную розу. – Вряд ли – улыбнулся я. – Завтра я буду проходить «Девятку», так что, возможно, что мы больше никогда не увидимся. Жаль, что ты перестала видеть дельфинов... Она подняла голову кверху и несколько раз быстро-быстро моргнула, ничего не ответив. Наверное, скрывала слезы… После чего мы вместе с дельфинами отправились на пляж, нас уже дожидался продавец… – Да, но это – случайность, – возразил Шредер. – Случайность? – повысил голос Гофман. – Это оплошность, приведшая к неисправимым последствиям, мистер Шредер. Если б вы были внимательнее, ничего бы такого не произошло! Но об этом мы поговорим позже, а пока займитесь делом. – Хорошо, – сказал тот и ушел, прикрыв за собой дверь. – Ну что ж, мистер Лейл!? С завтрашнего дня к вам будет применена «Программа девяти», а пока я желаю вам приятно провести время в городе. Вот ваш пропуск. Вы должны вернуться не позже десяти вечера. Вам все ясно? Я кивнул… «Программа девяти» – моему счастью не было предела. Все рано или поздно должны были пройти этот курс. Да что там пройти курс. Это было мечтой каждого из нас. Такой своеобразный экзамен – если ты сдаешь его, то ты можешь присоединиться к дельфинам. Если нет!? Пока еще не было таких случаев, когда кто-либо не мог пройти «Девятку». Все было предопределено… При одной мысли, что завтра я уже смогу летать, меня охватывало чувство эйфории, и мне хотелось бежать, улыбаться и радоваться жизни. И всё это благодаря Клетке… Продавец – А что такое Клетка? – спросил он, намеливая кий. – Клетка? – задумался я. – Ну, это словно бильярдный стол. Жители Клетки, они же пациенты – шары, а доктора – это кии. Они указывают нам, что делать, и мы им беспрекословно повинуемся. Все просто. Но главное, всё это осуществляется на добровольных началах. Хочешь – приходи, не хочешь – оставайся в реальности. Буйных у нас нет, все тихие и спокойные, как стадо холодильников. Некоторые нас называют «начинающими психами», – я разбил пирамиду шаров. Синий и фиолетовый сразу оказались в лузах. – То есть, вы понимаете, что вы – больные, да? – продавец смотрел на меня завороженными глазами, будто бы я открывал ему истину. Он уже проглотил капсулу, которую я дал ему сразу при встрече, и скоро она должна была начать действовать. Ее функция заключалась в блокировке человеческого разума. То есть реальность, к которой так привыкли земляне за долгие годы, исчезала, а на её место вставали фантазии. В его случае это должны быть дельфины – опять же благодаря тому, что я был первым, с кем он об этом заговорил. Он пришел сюда ради дельфинов, скоро он сможет увидеть их, а после и уйти вместе с ними… – Нет, вот тут ты не прав. Мы не понимаем, что мы психи! Мы признаем это! А это разные вещи. Вот ты, к примеру, тоже псих. Но ты же этого не признаешь!? – С какой стати я псих? – возмутился продавец. А тем временем в лузах уже покоились желтый, оранжевый и коричневый шары. Над нами кружили дельфины, я видел их отчетливо, а он – только какие-то смутные силуэты. К тому времени, как пробьет десять часов, я уже должен стоять во вратах Клетки, ибо если я опоздаю хоть на секунду, меня могут наказать. За это время он должен распознать в них тех самых животных, наших ангелов. Если он успеет, он станет одним из нас. – Все мы склонны к психическому расстройству. У разных людей оно проявляется по-разному. Некоторые с головой уходят в работу, некоторые начинают злиться по пустякам, кто-то спивается, другой становится наркоманом. И так далее до бесконечности. Все это нервоз, психоз, ещё там что-то. Говори, как хочешь, смысл от этого не изменится. Вот ты – представитель злых людей! В любой момент ты можешь взорваться и кого-нибудь изувечить, если этого не произойдет, ты станешь выедать себя изнутри, и тебе будет только хуже. Он всё чаще стал поднимать глаза к небу – видимо, прозревал. – А как мне поможет Клетка? – спросил он гораздо более серьезно, чем в прошлые разы. – Клетка открывает человеку глаза с помощью специальных препаратов – ты перестаешь замечать плохие оттенки реальности, а точнее ты перестаешь видеть реальность. Ты начинаешь искать что-то хорошее во всем, даже самом ужасном. И что самое интересное, ты это находишь, и тебе становится хорошо. – А как тебя зовут? – вдруг поинтересовался он. – Лейл, – ответил я, закатив при этом в лузу последний, девятый шар. – Партия! Он бросил кий на песок и снова посмотрел на небо: – Слушай, а там случайно не дельфины!? В девять тридцать три мы уже стояли около железных ворот Клетки и смотрели вдаль, откуда мерными тяжелыми шагами брел доктор Гофман. – Это самый главный, – сказал я продавцу, который никак не мог налюбоваться на дельфинов. – А они такие классные! – восторженно произносил он. – Летают, смеются! Как ты думаешь, я им понравился? – Конечно, понравился! – воскликнул я. – Безусловно. – Как ваши дела, мистер Лейл? – спросил доктор Гофман, открывая ворота. – Это ваш друг? – Это продавец из цветочного магазина, – ответил я. – Он хочет к нам присоединиться. – О, – протянул доктор. – Это прекрасно. Мистер Лейл, вы должны принять лекарства, так как срок действия их уже подходит к концу, у вас еще вся ночь впереди. – Да, конечно, доктор, – сказал я, и мы вместе с дельфинами вошли в Клетку. Большое здание, окруженное со всех сторон деревьями и скамейками. Вдалеке виднелся макет Статуи Свободы, освещенный двумя яркими прожекторами. В глубине парка находился искусственный грот, в котором любили отдыхать новички… Мы прошли по тропинке вдоль тянущихся кустов можжевельника и остановились перед входом. – Проследуйте в свою палату, мистер Лейл, а я поговорю с вашим приятелем, – командным тоном произнес доктор Гофман. – Его представление будет в одиннадцать часов вечера в рекреации, так что не опаздывайте. Я кивнул и удалился. Одиннадцать часов вечера – Это мистер Престон, – произнес Гофман, и все принялись аплодировать. – В прошлой жизни он был простым продавцом в магазине, занимавшемся продажей цветов и декоративных растений. Теперь он один из нас. И снова последовали аплодисменты. За девять лет моего пребывания в Клетке, мне уже порядком это надоело. Но правила Клетки гласили, что при представлении нового члена нашей семьи должны присутствовать все без исключения. Я был одним из первых, кто прибыл сюда. Мой номер семьдесят седьмой. Сейчас количество жителей лечебницы достигало двух тысяч восьмисот пяти человек. «И это только начало», – приговаривал доктор Гофман. – Теперь я обращаюсь к вам, мистер Престон. Становясь одним из нас, вы автоматически соглашаетесь со всеми правилами проживания в Клетке. Вы имеете право на общение, на ежедневные прогулки по территории нашего парка и на ежемесячные выходы в город. В коре головного мозга у вас будет установлен датчик, который будет непрерывно, двадцать четыре часа в сутки, передавать нам информацию о состоянии вашего организма. С остальными правилами вы можете ознакомиться позже. Итак, вы согласны пополнить наши ряды? – доктор ехидно улыбнулся, сверкнув своими золотыми зубами, как он это обычно делал в такой ситуации. – ДА, – ответил продавец… Тут же к нему подошел доктор Шредер, достал шприц и вколол ему витамин P… Теперь он мог видеть дельфинов… Карэн Я почистил зубы, умылся и сразу лег в кровать, даже не посмотрев телевизор. Но Морфей, видимо, не хотел пускать стрелы снов, и я проворочался в постели около часа, тщетно пытаясь уснуть. Я все никак не мог выкинуть из головы Карэн. Меня тревожило её сегодняшнее настроение и то, как она вела себя перед моим уходом. Почему она заплакала? Да, мне тоже было жалко с ней расставаться, но ведь завтра может исполниться мечта всей моей жизни – я смогу стать дельфином. И тогда передо мной откроются тайны вселенной, секреты сотворения мира. Ведь я буду «летающим человеком в сером» – я стану дельфином... Карэн? Зачем же ты терзаешь моё сердце? Может, мне стоить принять лекарства, что мне дали в ординаторской? Хотя, зачем? Чтобы забыть об этом? Но я не хочу… Почему ко мне вернулся здравый смысл? Такого раньше никогда не было. Черт, я же отдал свою капсулу этому продавцу! А где мои дельфины? Куда они пропали? В эту секунду в мою палату ворвалась запыхавшаяся Карэн, на ключ закрыла за собой дверь и приземлилась рядом со мной. Ей нужно было отдышаться, но она, посмотрев на часы, начала быстро говорить: – Черт, у нас с тобой мало времени, Джеймс. Мне нужно тебе кое-что рассказать, ибо скоро они придут сюда, эти чертовы уроды, и заберут меня. Уже навсегда. В ее глазах был страх. Много страха. – Джеймс, послушай меня, это очень важно. От этого зависит вся твоя жизнь, – она говорила это более чем серьезно. Я такой её ещё никогда не видел. Изредка Карэн поглядывала на дверь и замолкала, прислушиваясь к внешним шумам, не идёт ли кто. – Джеймс, всё, что здесь творится – нереально. Все эти дельфины, программы, курсы лечения – всё это полная чушь. – Что ты несешь? – хотел крикнуть я. Но он прикоснулась пальцем к моим губам, и продолжила. – Джеймс, тихо. Нас могут услышать. Пойми, всё это простой эксперимент. Клетка все время вам врала. Здесь нет ничего настоящего, Джеймс, понимаешь? Дельфинов не существует. – Карэн, ты слишком долго жила в реальном мире, – отрезал я, отвернувшись от неё. Карэн схватила меня за плечи и потрясла моё тело. – Джеймс, опомнись. Отсюда никто ещё не возвращался, кроме меня. Ты думаешь, все, кто участвовал в этой программе, стали дельфинами? – она усмехнулась. – Ха! На них проверяют медикаменты, внушая жителям Клетки, что они – психи, и им надо лечиться. – Все мы психи! – возразил я. – Тихо, – прошептала Карэн. – Возможно, что-то из того, что они говорят, и реально, но, Джеймс, тебе грозит опасность. «Программа девять» подразумевает проверку препарата, после приёма которого у всех был летальный исход. Ты понимаешь, Джеймс. Все, кто якобы превратился в дельфинов, все они – мертвы. И ты следующий! Джеймс, я не хочу тебя терять! – она посмотрела на меня так искренне и чисто, что я ей поверил. Надо было принять капсулу – и ничего бы не случилось… – Все их таблетки, лекарства, пилюли, которыми они вас пичкают не больше, чем галлюциногены. Ты видишь дельфинов, ты хочешь быть одним из них, и они этим пользуются. Джеймс, ты понимаешь? Она на секунду замолчала, прикрыв мне рот рукой. По коридору кто-то шел, тяжелые шаги нескольких человек с каждой секундой слышались всё отчетливей. Кроме них в коридоре никого не было. Глухой звук эхом отражался от голых серых стен Клетки и уходил в вентиляционные трубы, разрастаясь в замкнутом пространстве. – Но все мы в любой момент можем уйти отсюда! – Джеймс, поверь мне. Я прошла через это. У каждого из вас в мозгу сидит маячок, который следит за вашим организмом? Черта с два. Он следит за вами, чтобы вы никуда не убежали. Постоянные проверки, тесты, пробы, всякие обследования – всё это ради того, чтоб подготовить вас к главной программе. Джеймс, я – тот самый двадцать шестой номер. Я сбежала от них, потому что во время опыта в системе произошел сбой, и вырубилось электричество. Они не знали, что я всё ещё находилась в сознании. Мне удалось уйти от них, Джеймс. Поверь мне. Я тоже хотела стать дельфином – но… Она прислушалась: шаги стихли. По тени в щели под дверью можно было легко понять, что сейчас сюда ворвутся санитары, и с нами будет кончено. Она приблизилась к моему уху и тихо-тихо произнесла: – Джеймс, пожалуйста, не верь им… – Миссис Джефферсон, как приятно вас снова увидеть в родных стенах, – сказал доктор Гофман, вынеся дверь с косяком тяжелым ударом ногой. – Уведите её, – приказал он двум санитарам, схватившим её за руки и уведшим из палаты. Меня охватил страх. Впервые за девять лет мне стало страшно – это пробуждался мой разум, потонувший в мире надежд и фантазий. Гофман сел на край кровати, достал сигарету и закурил. Мы остались с ним наедине… – Что она вам сказала, мистер Лейл? – грозно спросил он, посмотрев на моё трясущееся тело. Я не знал, что ответить… Скажу правду – и они меня убьют. Совру – есть вероятность, что буду жить… По крайней мере, до следующего дня… – То, что она снова видит дельфинов… – прошептал я, приготовившись к смерти… |