 |
|
| |
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.
|
|
|
|
|
|
Трёхдневная бессонница не способствует ясности мысли.
Графики на экране сливаются в туманные пятна, зелёные строчки формул \"плывут\". Ровный гул в голове заглушает звуки из динамика, мешает слушать модель – я ещё могу различить общее \"настроение\" исследуемой системы, но конкретных деталей уже не воспринимаю.
Кисти рук, облачённые в интерфейс-перчатки, онемели – слишком большую нагрузку пришлось вынести осязательным рецепторам. Нервные окончания уже не воспринимают импульсы, имитирующие тактильные ощущения.
Но всё же я справился. До полуночи ещё две минуты, а я уже ответил на все вопросы теста. Как раз успею отослать его.
Надеюсь, что мне удастся набрать достаточно баллов.
Я не волнуюсь за первую и вторую часть теста – математика и классическая физика всегда давались мне легко. Но вот в квантовой физике для меня осталось немало тёмных мест.
И всё же я надеюсь, что успешно сдам тест.
Моя специализация – инженер высокоэнергетического оборудования. А значит, для высокой оценки не так уж и важна третья группа заданий. Так что шансы у меня есть.
Но сейчас об этом лучше не думать. От меня уже ничего не зависит, а лишние размышления выматывают и без того обессилевший мозг.
Трое суток без сна, сильный стресс и сложнейшие задания – это сильно выматывает. Даже для жителя Хелл-шесть это огромная нагрузка.
Лучше всего сейчас – как следует выспаться. Но в крови ещё бурлят нейроактиваторы, которые и помогли мне продержаться так долго.
Значит, надо просто прогуляться. К утру организм расщепит эту гадость, и я засну здоровым сном.
А сейчас мне нужно просто посидеть в тихом месте и посмотреть на звёзды – не думая ни о чём конкретном. Просто отстранёно наблюдать, как в голове лениво ворочаются зачатки мыслей, так и не оформляясь ни во что конкретное.
Это наверняка подействует – методика восстановления после теста проработана до мелочей. Всё-таки уже шестой год подряд пытаюсь сдать этот тест.
Выхожу из комнаты, которая провожает меня лёгким шуршанием закрывающихся дверей. Мягко пружинит под ногами ковровое покрытие, устилающее коридор. Из-за соседних дверей доносятся голоса, музыка – бедные сектора колонии никогда не страдали хорошей звукоизоляцией. В сорок третьей комнате опять ругань, звуки ссоры, глухой грохот пластиковой мебели. Даже за день до Нового Года эта влюблённая парочка не может уладить разногласия более мирным способом.
Звук опрокидываемой мебели сменился хлопком пощёчины, раздался женский плач. За два года сценарий происходящего въелся в мой мозг намертво. Я точно знаю, что будет дальше – раздастся мужской вопль, умоляющий простить всё. Затем они оба будут ещё долго плакать, каяться друг другу. Андрей будет говорить, что он негодяй, Нора – что она была дурой.
Каждый из них начнёт во всём винить себя. А так же каяться в том, о чём вторая половинка и не подозревала. Эти открытия вызовут новый виток ссоры, но всё обязательно кончиться примирением.
Хотя тише не станет – мебель по-прежнему будет стонать и скрипеть, но на этот раз скрип будет ритмичным. А крики будут даже громче и эмоциональнее, чем во время ссоры.
Нехорошо, конечно, это всё слушать, но что я могу поделать? Стены из дешёвого пластика совсем не задерживают звук. Да и конструкция помещений сектора типовая, разработанная земными инженерами для колоний. Они не учли того, что у колонистов слух – как и другие органы чувств – острее, чем у землян.
Минут десять я плутал по коридорам – пассажирский транспортёр опять на профилактике.
А вот и моё любимое кафе – небольшой зал, на входе в который вывеска с названием: \"Хандра\".
Обычно ночью здесь не меньше посетителей, чем днём – тишина спящей колонии по-своему привлекательна. Но сейчас все заняты подготовкой к Новому Году, зал пуст.
Лишь в дальнем, самом тёмном углу сидит девушка. Даже со спины понятно, что она симпатичная. Моё внимание сразу привлекли её волосы – необычно длинные для Хелл-шесть. В колонии стригутся коротко – так тратиться меньше воды на гигиенические процедуры. Длинные волосы носят лишь дочери директоров – им нет нужды экономить на мытье. Однако девушка не похожа на аристократку – это я могу сказать, даже не видев черты лица. Вся фигура излучает простоту и неиспорченность.
Очень хочется подойти, познакомиться. Девушка наверняка неординарная личность, даже по меркам колонии. Но делать этого нельзя – уж на этот раз я обязательно сдам тест, и билет до Земли будет у меня в кармане. Так зачем привязываться к чему-то на Хелл-шесть?
И без того совсем нелегко будет улететь. Как бы ни была ужасна планета, но здесь я родился и вырос. Я ненавижу колонию, но законы психологии неумолимы – я всегда буду скучать по дому. Так зачем делать боль ещё сильнее?
Поэтому сейчас я буду просто сидеть, любоваться красивой девушкой и восстанавливаться после теста. А завтра, когда будут известны результаты, начну паковать чемоданы.
Я подошёл к барной стойке и заказал витатоник – истрёпанные нейроны жаждут чего-нибудь общеукрепляющего. Устроился я так, чтобы видеть лицо девушки, но она не могла бы заметить моего взгляда.
Я сел за столик и облокотился на него. Столику это не понравилось, он тут же накренился в сторону - одна из ножек оказалась надломлена.
Бармен предупреждающе крикнул.
Слишком поздно, но это не его вина. Обычно я сижу в другой части зала, бармен не мог знать, что сегодня я усядусь за хромающим столиком.
Серьёзных разрушений удалось избежать – я вовремя перенёс вес тела с локтей на ту часть тела, которой сижу на стуле. Витатоник плеснулся внутри стакана, однако покинуть его не решился.
Убедившись, что пляска столика не натворила неприятностей, я поднял взгляд. Первое, что увидел – два глубоких пронзительно-зелёных озера, которые сразу же утонуло моё сознание. Озёра тут же спохватились, метнулись на окно, усыпанное звёздами.
Конечно же, звёзды не настоящие – все жилые помещения колонии расположены глубоко внутри скального массива. Окно – лишь голографическая панель, которая транслирует изображение с камер на поверхности. Здесь мог быть любой другой пейзаж – земной лес или живописные болота второй альфы Водолея.
Но владелец кафе не захотел сладких иллюзий. Он предпочел горькую правду. И не прогадал. Люди не ходят сюда ради веселья, но посетителей хватает. Здесь хорошо думается, можно отдохнуть от суеты. И даже днём, когда зал полон, здесь можно побыть наедине с самим собой.
Интересно, зачем сюда пришла девушка? Отдохнуть от навалившихся неприятностей?
От фальшивого окна она так и не отрывала глаз на протяжении следующих двух часов. Я ещё несколько раз подходил к стойке, заказывал новую порцию витатоника.
Когда опустел шестой стакан, я хотел взять ещё один. Но увидел, как бармен зевает, и понял, что тоже хочу спать.
* * *
Просыпаюсь с чугунной головой.
Сразу понимаю, что организм чего-то хочет. Но лишь несколько секунд спустя понимаю – выпитый ночью витатоник просится наружу.
Приплясывая, бегу в санитарный блок. Скрывшись там, благодарю судьбу за то, что моя комната так убога – будь она чуть больше, добежать бы не успел.
Выйдя из ванной, я взглянул на голографическую панель. Там изображён земной пейзаж – он помогает мне постоянно помнить о моей цели. А кроме того, по нему можно определять время.
Сейчас на живой картине едва покачиваются голые деревья. Присыпанные снегом, они застенчиво багровеют в лучах предзакатного солнца. Сейчас часов пять вечера. Значит, проспал я часов четырнадцать
Подойдя к панели, нажимаю кнопку выхода в главное меню. Заснеженный лес сменился голубым фоном с россыпью пиктограмм.
Почту я не проверял четыре дня. За это время пришло шесть писем. Пять похожи на обычную рекламную рассылку. В них редко бывает что-то интересное, но обычно я всё же просматриваю их. Однако сейчас всё моё внимание занято шестым письмом.
Оно пришло лишь сегодня утром, в графе \"отправитель\" значится \"Планетарный Центр Ментального Развития\".
Это результаты теста.
Дрожащие пальцы легли на клавишу просмотра. Несколько секунд я колебался – а вдруг? Вдруг я опять провалился?
Потом я взял себя в руки и открыл письмо.
Россыпь пиктограмм сменилась строчками. Сухие канцелярские фразы. Сначала целый абзац формальных вежливостей – мол, здравствуйте, уважаемый. Очень приятно нам, что вы участвовали в тестирование, это имеет огромное значение для нас.
Конечно имеет. Ведь директорат колонии здорово наживается на каждом, улетающем с планеты.
Впрочем, алчные директора меня сейчас не интересуют. Глаза передвигаются всё ниже и ниже, пытаясь ухватить суть среди десятков бесполезных слов.
\"Но мы с сожалением вынуждены констатировать, что показанный Вами уровень ментального развития не позволяет Вам претендовать на получение эмиграционного кредита\".
За шесть лет я получил уже пять писем с отказом.
Это письмо станет последним – на получение эмиграционного кредита может претендовать только колонист, не достигший двадцати одного года.
Что чувствует человек, потерявший последнюю надежду? Теперь я знаю это.
* * *
В \"Хандру\" я пошёл с одной единственной целью.
Зачем ещё может отправиться в кафешку с депрессивной атмосферой парень, который только что просрал свою последнюю попытку выбраться из задницы?
Безнадёжность и безысходность. Ярость на паршивую судьбу и эту долбаную планету. Ненависть к директорату – этой кучке жирных ублюдков, которые наживаются на человеческом страдание. Злость на себя.
Убойный коктейль эмоций, который пьянит сильнее алкоголя или другого наркотика. Туман в сознании.
Состояние, которое выпивает все силы и дарует вместо них новые. Силы деструктивные, готовые разрушать всё вокруг и всё внутри.
Тело налито буйной энергией, ищущей выхода. Если бы мне встретился человек, я нашёл бы повод, чтобы избить его. И не важно, кто это будет – ближайший друг, ребёнок, женщина.
Но узкие коридоры пусты, люди будто чувствуют меня издалека и благоразумно избегают встречи. Энергия, не найдя выхода, пульсирует в голове, красной пеленой застилает глаза.
Мышцы потеряли привычную плавность, двигаются рывками. Ноги будто пытаются вколотить пластиковое покрытие в плиты пола. Ступни колотят о синтетику с огромной силой, абсолютно не нужной сейчас – в данный момент гравитация невелика, почти равна земной.
Переступаю порог кафе и всё, что во мне клокотало, замирает. Только что внутри были тьма и хаос, и вдруг я увидел персонажа сказки – ангела, девушку с глазами русалки.
Быстро прихожу в себя. Деструктивные позывы пропали без следа. А вот энергия, желание делать что-то остались при мне.
Заказываю витатоник, подхожу к столику девушки – и откуда только смелость взялась? Куда пропала обычная для таких случаев смущённость?
Наверное, все дело в том, что раньше я жил только мечтой и убегал от реальности.
А теперь я понял – другой жизни не будет. Нужно всего добиваться здесь и сейчас.
Ну и ладно. И не нужны мне эти развитые планеты, с их гнилой демократией, тупыми жителями и развращёнными нравами. Обойдусь без живой природы, без дешёвых продуктов, без развлекательных передач. Выживу и при постоянно меняющейся гравитации, и в режиме жёсткой экономии всего, и при постоянной угрозе танатотоксикоза.
В конце концов, так живут миллионы людей на нашей планете. Так прожил я всю свою жизнь – мне не привыкать.
- Девушка, здесь свободно?
Два огромных зелёных озера повернулись в мою сторону. Изящный взмах длинных ресниц – на мгновенья озёра скрылись, но тут же появились вновь. На их изумрудной поверхности лопнула плёнка отрешённости, озёра выплеснули во внешний мир потоки света.
Девушка улыбнулась. Вымученно и принуждённо – так мне показалось. Но улыбнулась не просто из вежливости – ей действительно приятно моё внимание. Вот только что-то гнетёт её.
- Здесь не занято, - ответила девушка. – Если вам хочется сесть именно здесь - пожалуйста. Но если хотите познакомиться, то зря теряете время.
Ну, зря или не зря – этого я не узнаю, пока не попытаюсь. Формальное разрешение сесть получено, я тут же воспользовался этим.
В течение нескольких минут я просто потягиваю витатоник, не делая попыток заговорить.
Через несколько минут тактика начала приносить первые плоды. Девушка по-прежнему смотрит в окно, но прежней отрешённости в ней уже нет. Вскоре она принялась мельком бросать на меня взгляды. Я сделал вид, что не замечаю этого.
Наконец девушка поняла, что сосредоточиться на звёздах не получится. Она задумалась, подыскивая лучшее начало для разговора.
Помогу ей, начну первым.
- В этом кафе уникальная атмосфера. Задумчивая, спокойная, немного депрессивная.
Просто констатация факта, не требующая ответа, не принуждающая тужиться и придумывать подходящие слова. Хочешь – развивай предложенную тему, не хочешь – молчи дальше.
По лицу девушки я понял, что попал в точку – именно так и нужно было начать этот разговор.
- Да, - ответила девушка после небольшой паузы. – Здесь хорошо размышлять о вечном.
- Не рановато ли? – шутливо поинтересовался я. В тот момент мне казалось, что это забавная шутка.
Но я же не знал!
Лишь теперь, по её реакции я понял, что жить девушке осталось недолго.
А я ещё считал, что со мной судьба обошлась несправедливо! Я, по крайней мере, жив. А вот девушка уже мертва. Она сидит, пьёт синтетический сок, разговаривает. Но жить ей осталось три-четыре дня.
Только теперь замечаю синие крапинки в уголках глаз. Первый признак танатотоксикоза.
Я бормочу какие-то извинения, прошу прощения за бестактность. Но все слова тяжёлые и неповоротливые, они суетливо толпятся, сумбурно пытаясь выразить, как я сожалею.
Пока я собирался с мыслями, чтобы подобрать слова поизящнее, девушку прорвало.
Сначала были просто слёзы. Потом она начала говорить. О своей болезни. О себе.
Если со мной судьба обошлась просто несправедливо, то над Ириной Фортуна-злодейка жестоко посмеялась.
Ещё месяц назад девушка была невероятно счастлива. Она – вирт-художница. В конце ноября одну из её работ где-то кто-то заметил, куда-то выдвинул. И – о чудо! – Ирине предложили эмиграционный кредит.
Мечта каждого жителя колонии. Кроме, пожалуй, членов директората и их семей. Эмиграционный кредит означает, что тебя признали гением. Тебе обеспечена престижная работа на лучших планетах Империи. Правда, первые годы с каждой зарплаты нужно отчислять большую часть на погашение кредита.
Но это мелочи, по сравнению с возможностью убраться с этой планеты. Каждый колонист мечтает попасть куда угодно – хоть на рудники первой дельты Скорпиона – лишь бы подальше отсюда.
Вот только мало кто может позволить себе это. Внутри системы Хелл практически невозможно войти в гиперпрыжок. И сама звезда, и все восемь планет, и сорок один спутник – аномальны, их гравитационное поле переменно. В пределах системы практически невозможно найти достаточно стабильную и мощную зону равновесия.
А значит, прыжки можно совершать очень редко, когда это позволяет расположение планет и состояния их гравитационных полей. И на каждый прыжок уходит огромное количество энергии. Стоимость билет выражается астрономическим числом.
Простой житель колонии может покинуть её лишь одним способом – доказать, что он является гением и получить эмиграционный кредит.
Впрочем, гениев на Хелл-шесть значительно больше, чем в среднем по Империи. У людей есть сильная мотивация, да и вся система образования направлена на воспитание гениев.
Экспорт мозгов – вторая по доходности статья бюджета планеты. На первом месте стоит экспорт танатита – ради его добычи и основывалась колония.
Этот минерал – основа существования планеты. И её главное проклятье.
От диффузии танатитовых газов невозможно спастись. Они проникают повсюду, даже в абсолютно герметичные помещения. Они вызывают танатотоксикоз, и лишь регулярный приём дорогостоящей сыворотки останавливает развитие болезни.
Каждый колонист получает сыворотку по своей медицинской страховке. Но иногда случается, что даже профилактика не помогает и человек всё-таки заболевает острым танатотоксикозом. И тогда спасти может только огромная доза сыворотки.
У Иры случился острый приступ танатотоксикоза через неделю после того, как она узнала о получении кредита. Она потратила всю свою страховку, но лишь приглушила болезнь.
Ира прожила почти месяц, но больше сыворотки нет. Ей не протянуть ту неделю, которая осталась до отлёта.
На этом поток слёз и слов иссяк, девушка замолчала. А я с удивлением обнаружил, что всхлипывает она в моих объятьях, и я успокаивающе поглаживаю Иринку по спине.
* * *
Пластиковый ковёр негодующе скрипит под ногами. Пожалуй, сегодня я ходил по нему больше, чем за все годы, которые живу в этой комнате.
До встречи с Иришкой осталось ещё два часа. Никак не могу найти себе места – хожу из угла в угол. Хотя ходьбой это занятие назвать сложно. Комната маленькая, для пеших прогулок не предназначена. Два шага туда, два шага обратно.
За несколько минут моего броуновского метания начинает кружиться голова. Сажусь, пытаюсь занять чем-то свои мысли.
Но в голове стоит только она – девушка с глазами русалки.
Я пытался смотреть её работы. Сначала это помогает. Яркие, но нежные краски, изящные линии, кружащиеся среди океана чарующей музыки. Образы природы разных планет, абстрактные фигуры, лица людей.
Иришка – действительно гениальный художник.
Её работы завораживают, увлекает. Но лишь на несколько минут. После этого я перестаю видеть в композициях их собственную красоту. В линиях я вижу изящество лица Иришки, в танце образов – гармоничность её фигуры. Нежные переливы музыки напоминают её голос. В калейдоскопе красок то и дело вспыхивают изумрудные пятна – каждый раз много, но мне кажется что их всего два.
Пытаюсь не думать об Иришке. Не думать о том, какая она замечательная девушка. О том, как сильно она мне нравиться. О том, как хотел бы я прожить с ней всю жизнь.
Но больше всего стараюсь не думать о том, что через пару дней её не станет. А я буду жить.
Стараюсь не думать о том, что мог бы спасти её. Пытаюсь оправдывать собственную слабость.
Говорю сам себе, что она никогда не взяла бы мою страховку, что она никогда не обрекла бы меня на смерть.
Но знаю, что это не так. Я могу уговорить Иру. Могу сказать, что если она не возьмёт мою страховку, то я всё равно не буду принимать сыворотку. Могу сказать это так, что она поверит и согласится принять мою жертву.
Я знаю, но пытаюсь не думать.
Мои мучения прервал громкий писк – ко мне кто-то пришёл. Не Иришка – почему-то я чувствую это абсолютно чётко. Но кто бы это ни был, я благодарен ему за возможность отвлечься от тягостных раздумий.
Раскрыв дверь я увидел хрупкую фигурку девочки, живущей в соседней квартире.
- Здравствуйте, дядя Игорь.
На меня смотрят серьёзные чёрные глаза, разрез которых однозначно указывает на азиатские корни девочки. Она топчется на пороге, в руках держит несколько книжек в ярких обложках.
- Привет, Нинако. Хочешь, чтобы я почитал тебе?
- Если вы сейчас не заняты.
Девочка смотрит почти умоляюще. Она сильно скучает. Матери постоянно нет дома – она выбивается из сил, пытаясь прокормить себя и дочку. И обеспечить девочку должным количеством сыворотки – Нинако не имеет медицинской страховки.
Когда мать Нинако была беременна, у неё случился острый приступ танатотоксикоза. Ей удалось выкарабкаться.
Но девочка родилась больной.
И по четыре пальца на руках – ещё не самое страшное. Хуже всего, что Нинако оказалась умственно отсталой. Такие дети в колонии ограничены в гражданских правах. Они не имеют медицинской страховки – директорат не хочет тратить деньги на содержание инвалидов.
Девочке уже семь лет, но она знает всего два языка – очень мало по меркам колонии, где каждый является полиглотом.
Космолингву девочка знает потому что этот язык универсален на большинстве планет – в том числе и на нашей. На космолингве Нинако даже научилась читать – на то, чтобы выучить двадцать четыре буквы её способностей хватило.
Второй язык – японский. На нём обычно говорит мать Нинако, поэтому на языке предков девочка говорит лучше, чем на лингве. А вот с чтением хуже – для Нинако слишком сложным оказалось выучить тысячи иероглифов. Даже хирагану – символы японского слогового письма – она так и не смогла овладеть.
И всё же мать надеется, что когда-нибудь у девочки получится. Потому и покупает ей книжки на японском.
Нинако обычно просит меня почитать ей.
Сегодня девочка получила на Новый Год несколько книжек и едва мать ушла на работу, Нинако примчалась ко мне.
Через несколько минут она уже затаила дыхание, внимательно слушая рассказы.
Начали мы с детских сказок. Хорошая книжка. Добрая и светлая. О дружбе и самоотверженности.
В другое время мне бы очень понравилась эта книга. И я пожалел бы, что она такая маленькая – мы с Нинако осилили её за двадцать минут.
Но сейчас я не хочу читать ничего о самопожертвование во имя ближних. Сюжет пробуждает в душе слишком много того, что я с трудом заставил замолчать.
Я вздохнул с облегчением, когда книга закончилась. Нинако протянула мне следующую. Прочитав иероглифы на обложке, я помрачнел.
- Нет, Нинако, хватит. Извини, но мне пора.
Девочка расстроилась. Ей опять предстоит скучать одной. Из ближайших соседей японский язык знаю один я.
Выпроводив девочку, я побрёл по коридору.
Извини, Нинако. На самом деле у меня ещё много времени, мне некуда спешить. Я вполне мог бы посидеть с тобой, почитать тебе.
Но только не эту книжку.
\"Русалочка\" Андерсена – это хорошая сказка, старая и добрая. Но я не могу прочитать её – она заставляла бы меня снова и снова вспоминать зелёные русалочьи глаза. И мне было бы очень тяжело читать о том, как русалочка рассталась с жизнью ради любимого.
Зачем я себя мучаю? Зачем вчера я просил Иринку встретиться снова?
Я только делаю себе больнее.
Через пару дней её не станет. А я останусь жить. Я всегда буду помнить о ней. И винить себя за то, что так и не решился отдать страховку.
В жизни нет справедливости.
Иришка – талантливейший художник – должна умереть.
В полном расцвете сил, в самом начале творческой карьеры. Сколько её произведений не увидят свет? Сколько людей так и не испытают головокружительного восторга? Её работы могли бы изменить мир, но они даже не будут созданы.
А я – жалкая, серая посредственность. По меркам Империи я талантлив – но что толку от таланта, если его не хватает для получения эмиграционного кредита?
Я никогда не изменю мир – этого нельзя сделать, оставаясь в колонии. Я никогда не буду разрабатывать принципиально новые силовые установки или гипер-двигатели. Всё, что мне предстоит в жизни – вкалывать на благо директората. Я буду лишь маленьким винтиком, от которого ничего не зависит.
Но я буду жить, а Иришка – нет. Где справедливость?
Какой смысл в моей жизни? И разве моя жизнь стоит Иришкиной смерти?
* * *
В тупом оцепенение сижу на диване.
Как один миг пролетела неделя, проведенная с Иришкой. Завтра она улетает на Землю. А мне осталось жить совсем не много.
Но я не жалею. Я поступил правильно.
Иришка будет жить. Меня не будет мучить совесть. А Империя узнает о гениальной вирт-художнице.
Я поступил правильно. Но как же не хочется умирать!
Для выздоровления Иришки понадобилось много сыворотки – уж слишком запущена была болезнь. Я потратил свою страховку на предстоящие шесть месяцев.
Мне хватит сыворотки ещё на неделю, но до следующего продления страховки я не дотяну.
Лишь об одном я жалею – оставшиеся мне дни я проведу без Иришки. Я даже не смогу проводить её завтра до космопорта. Она сама просила об этом – ещё одна встреча лишь причинит боль.
Сегодня канун Рождества, но в душе нет праздника.
Взгляд уже который раз натыкается на голографическую панель. На ней вид земного леса – как и всегда. Вот только погода не такая как раньше – я задал программу, которая соответствует моему настроению.
Хотя я перестарался – пейзаж на панели ещё паршивее моего самочувствия.
Чёрные голые деревья, свинцовые облака, ветер, поднимающий с земли мусор. Сугробов нет – лишь местами по земле стелется грязно-серая пародия на снег.
Звук я отключил – унылое уханье и зловещее завывание придавливают прессом черной тоски. Хотя, не в тоске дело – придавливает меня силой тяжести. Сегодня пиковый всплеск мощности гравитационного поля.
Бибикнул сигнал вызова – кто-то мне видеофонит.
Сильное желание не отвечать. Но победило любопытство – кто может звонить мне? С Иришкой мы попрощались навсегда, а знакомые или коллеги обычно отправляют электронные письма.
Я подошёл к панели, нажал клавишу. Мрачный пейзаж сменился строгим окном коммуникационной программы.
Звонок идёт из Центра Ментального Развития. Странно – что им от меня нужно? И почему видеофонный разговор, а не емэйл?
Да и время необычное. Канун Рождества, без двух минут полночь – ни одна из официальных организаций сейчас не работает.
Я ответил на вызов. На экране появился довольно крепкий, но сильно вымотанный мужчина. Похоже, в последние дни он спал урывками.
- Здравствуйте, моя фамилия Джонсон, я системный администратор Планетарного Центра Ментального Развития, – представился он.
Я представляться не стал – уж если он звонит на мой номер, то имя моё тоже знает.
- Тут, понимаете, такая история получилась…– продолжил Джонсон. – В компьютерах Центра оказался баг, мы его только полчаса назад отловили. Выяснилось, что часть тестов система неправильно оценила. На самом деле вы вполне проходите по уровню ментального развития для получения эмиграционного кредита. Так что можете паковать чемоданы, завтра отлёт.
Связь прервалась, на голографической панели вновь появился земной лес.
Вот только что-то сбилось в программе – погода на пейзаже резко изменилась. Мрачные облака разошлись, обнажив луну. Лес стал гораздо светлее, а чёрная земля покрылась периной снега. Ветер утих и картина засияла тихой и светлой радостью.
А в её глубине, на чёрном бархате неба зажглась новая звезда. |
|
|
|
Время приёма: 20:10 18.01.2007
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев