 |
|
| |
12:11 08.06.2024
Пополнен список книг библиотеки REAL SCIENCE FICTION
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
|
|
|
|
|
|
…Когда мы достигли всего, и даже больше, чем хотели, и построили то, о чём мечтали, создав столь мощную систему, что она держалась бы бесконечно долго после нашего ухода в мир иной, я вспомнил то единственное, чего так и не сумел добиться. И мысль эта резала мне душу, ибо выполнить эту последнюю, - точнее, первую, - и самую важную мечту было невозможно. И препятствием здесь на моём пути стало само Время, - непобедимое и невозвратимое. Жестокое в своих незыблемости и устремлённости лишь вперёд.
Вначале я пытался отвадить от себя мысли о той мечте, - ведь получалось же это у меня многие годы - все эти годы. Работа в структуре, проверка и наладка её действия. Написание десятков фолиантов и многотомных саг, - призванных поднять гордость и презрение к врагам, священную злобу и ярость наших людей на недосягаемый для врагов уровень. Создание литературного наследия - основы основ всего будущего нашей Империи. Благо недостатка в идеях не было…
Но даже эта работа, - точнее, любимое занятие, поскольку мы отказались от слова, в корне своём несущего воспоминания о несвободе, - хоть и нравилась мне, и давала надежду на то, что когда-нибудь прочитавший мои книги проникнется идеями и назовёт меня духовным отцом, и у меня будут дети хотя бы таким образом, - даже это занятие причиняло мне муку. В каждом романе главный герой страдал, - как и я страдал всю свою жизнь, - я словно отождествлял его с собой, и даже если в первой главе не собирался этого делать, к концу второй он целиком становился мной. Закончив эпилог, я переделывал начало, превращая книгу в своё жизнеописание, - точнее в биографию какого-то отражения своего «я», будто рассказавшего мне историю горькой жизни из параллельного мира.
Хотя эти книги и были беллетристикой, я вкладывал туда всю философию нашей системы. Лишь потому, что изначально она была лишь моей философией. Думаю, я преуспел здесь больше, чем в статьях и научных книгах, этой философии специально посвящённых. Это давало мне повод надеяться, что даже если Империя наша и погибнет под натиском врагов, или падёт, подгрызённая изнутри предателем, в бесконечном будущем есть вероятность, что хотя бы один из миллиона прочитавших мои книги прочувствует описанный в них мир, - мир гордости и ярости, мир первозданных чувств, ярких, как огонь и лёд, мир неугасимой злобы, - и решится собрать сторонников, чтобы повести их под старыми знамёнами к вновь обрётшейся мечте. Это было ещё одним столпом, на котором держалась наша уверенность в бесконечности будущего существования Империи. Если с ней что и случится, - пускай хоть через тысячу лет после моей смерти, которую я надеялся отсрочить, - то кто-нибудь, какой-нибудь новый великий лидер, воссоздаст её. Пускай даже в ожидании этого момента моему духу, лишившемуся столь недолговечного тела, придётся носиться над водой и твердью ещё одну тысячу лет.
Я написал очень много за эти годы спокойствия. Спокойствия, естественно, лишь внешнего. Внутри меня грызла та же страсть, что и много лет назад. И ничем нельзя было заместить её - все земные удовольствия скоро приедались, да и не сравнимы были с желанным.
Наверное, меня вновь настигла бы давняя депрессия, - то самое понятие, что я всегда решительно отвергал, и против чего в своих книгах написал немало строк. Ведь человек должен бороться, разрывая уныние в клочки и выпивая его серую кровь… Но я - особый случай, против меня действует та самая пословица, про философа без собственной философии. Наверное, моему соправителю опять удалось бы вытащить меня из омута, в который я стремительно стал погружаться… Но в этот раз всё было не так.
Стаг приехал в середине дня, - по-прежнему не любил вставать рано, - и я встретил его там же, где обычно писал, на берегу тихого пруда, обложенного чёрными гранитными глыбами. Мы поздоровались как обычно, - как приветствовали друг друга исстари, ещё тогда, когда лишь начинали наш долгий и трудный путь наверх. Но в этот раз я подал другу руку и похлопал по спине почти машинально, - не мог отвести глаз от чёрной, почти маслянистой поверхности воды. Видно, то же было и в моих глазах, - чёрная жидкость подступающего безумия, - раз ему сообщили, и он приехал ко мне.
Он заговорил, и я отвлёкшись от притягивающего своей суицидальной мощью пруда, посмотрел в его лицо. Радостное, довольное, - всё не те слова, там было гораздо больше всего. И тогда, сконцентрировавшись, я вслушался в его слова:
- …Ты наконец сможешь получить то, чего хотел и тогда, и сейчас! Ты помнишь, как враги вели разработки по созданию аппарата для прокалывания хроноконтинуума?..
- Машины времени?.. Помню, они хотели уничтожить нас во младенчестве, либо не дать нам встретиться… Но наша полиция их схватила…
- Учёные давно работали над собственным аппаратом… Машиной времени. Для предотвращения атак в прошлое, или исправления их последствий. Они наконец-то довершили исследования и проектировку. Машина готова!..
- Это радует. Это не может не радовать, - сказал я, чтоб хоть что-нибудь сказать. - Но вот как это может помочь мне?.. Я не рискну вмешиваться в своё прошлое - не хочу изменять жизни всех граждан нашей Империи. Не хочу растворить в небытии всё то, что мы строили так долго.
- Слушай меня дальше! Эта машина всё равно не сможет обеспечить нам безопасность в прошлом. Но учёные вывели возможность сделать любое перемещение в прошлое абсолютно бессмысленным!..
- Как же?.. - немного заинтересованно промолвил я.
- Просто - убрать само прошлое!..
Возникла пауза - я не знал что спросить, обдумывал сказанное Стагом, а он выжидал.
- Если убрать прошлое, что останется от нас самих?.. - выговорил наконец я. Я думал медленно, ведь меня только что отвлекли от мыслей о самоубийстве, и в подсознании я всё ещё парил лицом вниз в толще чёрной воды, разведя безвольно руки. Я всего лишь медленно думал, со стороны это, наверно, походило на моё удивление.
- На самом деле мы его не убираем, не уничтожаем полностью. Просто в ключевой момент машина переводит стрелку, - разрезает поток времени. У нас ничего не изменится, всего лишь исчезнет та часть временного потока, что была до момента разреза. Те, кто отправится обратно - просто аннигилируются. Ведь там уже не будет времени, и без него материя не сможет существовать.
- А что же с «отрезанным» прошлым? - проговорил я, и в моём сознании вспыхнуло какое-то подобие надежды.
- Ты всё правильно подмечаешь! - возликовал Стаг. - Вот эта ампутированная часть тебе и понадобится!..
- Кто не заметит твоего увлечения медициной! - заметил я.
- О, ты уже и шутить начинаешь!
- Так что же с прошлым?
- Лишившись будущего, прошлое в точке отреза станет настоящим. Поскольку будущее для него не будет определено, появится возможность его изменять. Причём это будет именно то время, то настоящее, в котором мы жили. Это не будет подделкой, или копией, - я ведь знаю, только потому ты отказался от возможности клонирования своей…
- Да, - быстро сказал я. - Но мне кажется, здесь ещё остаётся какая-то доля риска. Как быть с нами? С теми личностями, от которых мы произошли? С теми, которые в те годы, только встретившись, начали строить империю?..
- С этим не всё понятно.
- Почему? Всё вроде бы ровно логически выстраивается, - мы должны там быть…
- Если машина не вырежет нас из того времени абсолютно. Эти куски наших жизней непозволительно будет оставлять даже в чужом времени. Учёные говорят о возможности скомпоновать их и «пришить» в какую-то точку нашего мира. Нашего времени.
- А я смог бы вернуться в «отрезанный» поток, в нужный момент, и попытаться что-либо изменить. Нет, не годится, - я появлюсь в том времени, будто из ниоткуда, без документов и денег, да ещё изрядно постаревший…
- У тебя будут и документы, и деньги. Ты оживёшь там в том своём теле, каким оно было в ту секунду потока. Бумаги останутся те же, что были у тебя тогда. Где найти деньги - расскажем. Есть клады, которые откопали лишь недавно.
- Это уже интересней, - заметил я. - Но как возможно это перемещение?
- Я не разбирался в объяснениях учёных. Они говорят, что переместят твой разум в тот временной поток, и вольют в твоё тело, которое…
- Ты же говорил, что наши жизни вырежут оттуда?.. Откуда же там возьмётся моё тело?
- Чёрт… Я сам запутался в рассуждениях этих теоретиков… Но они сделают всё как надо. Вырежут всю жизнь, оставив лишь секундный интервал, куда ты и поместишься.
- Знаешь, - проговорил я, с некоторой долей сарказма, - от того, чтобы броситься в эту машину времени, меня останавливает только одно - то, что я до сих пор не представляю, как добиться исполнения своей мечты. Ну окажусь я там, - и что я буду делать? Я не знаю…
- Ты забываешь кое-что, - с хитрой улыбкой на полном лице проговорил Стаг, - здесь, в этом мире без прошлого, буду я. У нас будет возможность сообщаться. Я буду помогать тебе советами.
Я улыбнулся, вновь призвав весь имеющийся в моём распоряжении сарказм.
- И ещё на тебя будет работать целая сеть научных институтов, - не только физико-математических, которые создали машину, но и психологических, кибернетических, исторических, социологических. Знания всей планеты, всей нашей истории, всех людей будут у тебя.
- А вот это уже что-то серьёзное! - проговорил я. - Где находится машина?
Может быть, что-то получится?..
Это произошло очень быстро. Я присел в кресло, предложенное учёными - самое обычное, даже несколько продавленное грузным профессором. Я уже знал, что для перемещения не нужно обмотанных искрящимися проводами врат, или особого электрического стула, подключающегося медными штырями к нервной системе путешественника. Видно, моя фантазия проникала далеко в будущее, или здесь сказывалось псевдонаучное предвидение. Слишком футуристично выглядели мои выдумки, излишне картинно. Наши учёные пока не додумались использовать театральные эффекты, не став придавать процедуре перехода запутанную научную обрядность.
Но всё-таки я и не предполагал, что всё будет так просто!..
Я уже перестал прислушиваться к гудению энергетических установок за стенами. Старался не обращать внимание на действие силовых полей, хотя всё тело неприятно защекотали встававшие дыбом мелкие волоски. Приглаженная бриолином шевелюра сохраняла достойный вид, и этого мне вполне хватало, чтобы не беспокоиться.
Я знал, невидимые лучи прощупывают мой мозг, готовясь отделить разум от вещества и послать его в прошлое, уже отрезанное, ставшее ещё месяц назад параллельным миром, отстающим в развитии на тридцать лет. Я просто сидел и ждал, а в какой-то момент моргнул, и обнаружил, что уже в прошлом.
На мгновение вспыхнули воспоминания, мысли далёких десятилетий, и угасли, залитые тем, что я принёс в прошлое: опытом, накопленными знаниями. В секундном интервале, который учёные оставили в прошлом из всей моей жизни, вместе с телом сохранилось и сознание. И сейчас оно растворялось в привнесённом. Нет, это вовсе не было убийством меня молодого, оба сознания соединялись, но поскольку и так были одним и тем же, и старое содержало в своих глубинах молодое, всё новоприобретённое просто уходило на дно, туда, где и было ему место. И, встречая там будто своё отражение, сливалось с ним. Краткая вспышка памяти стала результатом такого объединения.
Волны, будоражущие разум улеглись, но возникли проблемы с телом. Я стоял посреди пустого коридора, шатаясь и заторможенно размахивая руками, пытаясь удержать равновесие. Взять управление телом и четырьмя чувствами никак не выходило, мышцы не желали слушаться, глаза не могли сфокусироваться, в ушах стоял однородный малопонятный гул. Меня предупреждали об этих эффектах: разум привык управлять одним телом, и не может мгновенно привыкнуть к другому, обладающему совсем иными показателями.
Оступаясь и едва держась на ногах, я добрался до стены, сполз по ней, сел на корточки. И вновь пришлось ждать.
Разум привыкал, неумолимо подчиняя давно забытое тело. Шум разбился на гудки машин, гул людских голосов, наконец, на отдельные слова. Я поднялся и, ещё не всегда попадая куда нужно руками, как мог оправил одежду. Пальцами, на удивление, оказалось действовать легче, - привыкшие к мелким клавишам и пишущей ручке, они с готовностью подчинялись точным приказам. Прихрамывая и виляя из стороны в сторону, пошёл искать выход из здания, в которое меня принесла нелёгкая тридцать с лишком лет назад.
По пути я с удивлением узнавал, вернее, вспоминал, эти коридоры, лестницы, залы. Возможно, если бы напряг память, увидел бы и знакомые лица.
Лишний раз подтвердив теорию вероятности, я оказался там, где мне, к сожалению, приходилось бывать большую часть времени. Хотя теперь мне было в некоторой мере приятно, что теоретическую основу машины времени создали именно в этом университете, где когда-то учился и я, и мой соправитель Стаг. А теперь мне пришлось вернуться в этот оплот знаний, поскольку точкой прибытия было выбрано время, когда я заканчивал совершенствоваться в точных науках.
Меня грело чувство соприкосновения с великой тайной времени, даже такая малая причастность к открытию его законов превращалась в неописуемое чувство, становившееся лишь сильнее, стоило вызвать в памяти заученные накрепко двумя днями ранее формулы - основы основ временной теории, уравнения движения хронопотока. И буде вздумается мне вновь поэкспериментировать со временем, достаточно найти самого завалящего учёного, и представить ему лист с перенесёнными из памяти малопонятными мне значками…
Много времени спустя страшные мысли пришли мне в голову, - уже тогда, когда я, подслеповато щурясь, всматривался в знакомые звёзды на чужом небе. Небе, которое было раньше частью нашего общего мира.
Кому-то, верящему в понятия «дружбы», могущие показаться страшными.
Не потому ли Стаг рассказал мне про возможность отправиться в прошлое, чтобы избавиться от соправителя? Просто не хотел убивать в открытую, или травить втихую - выбрал совершенно иной путь. Сделал так, чтобы я ушёл в добровольное изгнание, - и с радостью! С новой надеждой исполнить давнюю мечту, то единственное, к чему я стремился. И я ушёл.
Впрочем, будучи мизантропом, я всегда был в ожидании лишь плохого от людей, даже от самых близких друзей. От них - особенно. Но, к счастью, их у меня было не так уж и много.
Теперь, оказавшись в прошлом, я свысока относился к прежним знакомым. Хоть и пытался относиться по-обычному, не получалось. Я и тогда, - в эпоху своей первой молодости, - не любил их, постоянно ожидая подлости. Теперь же воспоминания о том, как я уничтожил всех «друзей-предателей» когда мы пришли к власти, не давали смотреть мне по-прежнему. Ни на них, ни на весь прочий мир.
Ещё одна моя старая фантазия воплотилась в жизнь, - сколько раз приходила мне в голову мысль, какой власти, какого влияния на людей смог бы я достичь с моим знанием прошлого, и с моим нынешним опытом. И, главное самое, со своим выработавшимся за десятки лет ожиданием одного только плохого. Данный пессимизм был особого рода, этакая смесь абсолютной мизантропии и злобы. Каждую победу он делал во много раз приятнее на вкус, каждое поражение - чем-то обыденным, не стоящим и доли внимания. Хотя последнее вовсе и не значило, что я моментально забывал о проигрыше, - о нет! - память моя хранила их все, вычёркивала лишь после святого деяния мести победителю.
Если бы окружающие, - те, кто ходил вокруг по улице, - знали бы, какие мысли живут и растут в моей голове, то наверное со страхом разбежались бы в стороны. Наброситься всей толпой и разорвать меня на куски у них не хватило бы духу, - хотя это было бы для них лучшим вариантом.
Этот мир был совсем другим, я почти забыл о нём. Стоит помнить людскую слабость и пошлость, грязь и глупость? Но, тем не менее, увидев его через столько лет, я порадовался, как мне удалось… удастся… удалось бы, если б время не разрезали, изменить нравы, саму сущность, мышление людей. В том будущем, которое я оставил, они были куда лучше, - этот железный блеск в глазах цвета окислившейся меди, мизантропию, злобу я не увидал ещё ни у кого с той минуты, как очутился в прошлом. Только лишь в зеркале…
Впрочем, хватит самопрославления. Хотя обретённый за годы опыт и твёрдость действительно могли бы существенно помочь мне в юности. Что и произойдёт.
Я был вполне обеспечен деньгами, - о существовании которых уже успел забыть, - обнаруженные археологами будущего тайники исправно снабжали меня. Можно было не беспокоиться, что клады найдёт кто-либо, кроме меня. Раз они будут сохраняться ещё десятки лет и дойдут целыми до будущих искателей, лишь я один могу взять их себе. Тем более, что пресловутые археологи и искатели находятся уже в другом, параллельном, будущем.
Я скинул шесть десятков лет, и снова стал шестнадцатилетним. Молодость - что она значит? Каково обрести её вновь? Я отвечу многим, кто мечтал о ней, хотя ответ может показаться нелепым: плохо. Вернуться из сильного и здорового стараниями целого медицинского института тела в щуплое, хилое, болезненное. Ещё с «молодостью» вернулось и плохое зрение. Я уже забыл, как это, - видеть всё вокруг расплывчато. Часть мозга, отвечающая за зрение, бесилась в своём бессилии, не понимая, какая сила так безжалостно размыла окружающий мир. Конечно, я мог бы сделать операцию, и был достаточно обеспечен средствами, чтобы позволить себе подобную роскошь, но не доверял местным умельцам. Заказал себе новые очки, решив подождать, пока вновь не изобретут те методы, посредством которых мои глаза оздоровили за несколько секунд. А если я всё-таки внёс своим новым поведением какие-то искажения в развитие медицины, что ж, - и в этом случае найдётся выход. Из другого мира операторы прошепчут мне суть метода, я запишу и отправлю бумаги какому-нибудь посредственному офтальмологу. У него должно хватить решимости и рвения, - ведь на кону слава и богатство, - провести несколько пробных операций, доказав действенность новой, «придуманной им, и только им» методики.
Я устраивался в своём новом старом мире, в своём прошлом, которое должно стать моим будущим, и не торопился пока встретиться со своей мечтой, непреложно следуя указаниям операторов, голоса которых звучали в моём черепе. Советы Стага, насчёт моих действий, я выслушал внимательно, как всегда слушал его речи. И, как обычно, пропустил это пустословие мимо ушей. Я ещё в молодости понял, что советы никуда не годны. Они не могут привести к желаемой цели. Точнее, могут, но никогда не приведут. В отличие от инструкций, указаний и директив. Потому обычно увольнял тех своих помощников, которые осмеливались давать мне советы. Я всегда должен был быть чётко уверен, что добьюсь результата. Никакой двоякости, никакой альтернативной возможности, вероятности. Должно произойти лишь так, как я задумал. Указания обязаны приводить к цели, ведь они основаны на научном расчёте.
Я не буду рассказывать, как я добился того, о чём мечтал всю жизнь. Я и сам толком этого не понял, да и не старался. Операторы в другом мире подсказывали мне, что сказать или сделать. Нет, они не направляли каждый мой шаг, чего я вначале и опасался. Я говорил ей то, что хотел, и действовал, как мне было угодно. Но изредка выдаваемые словечки, жесты, взгляды в нужную сторону, и зачастую противоположную той, где была она, всё больше привязывали любимую ко мне. Я и подумать не мог, что всё будет так легко, и, расскажи кто мне такое в те годы, не поверил бы. Однако, теперь на меня работали десятки разных специалистов, называвших свою работу не иначе, как «мотивация сверхдолговременного поведения, заложенного в подсознании». Проще говоря, пробуждение любви.
Напоследок, с помощью таких же ничего не значащих слов, на самом деле рассчитанных с идеальной точностью, они поставили психологический блок, препятствующий ослаблению её любви ко мне.
Значит, всё-таки настоящая любовь возможна - пускай, и с помощью науки будущего. Что поделать, если верность может существовать на свете лишь посредством психоблока…
Кстати, можно было наложить такой же психоблок на Стага, - и он прекратил бы лицемерить, принял бы меня за друга. Но мне не нужны такие друзья. Да и друзья вообще.
Гораздо приятнее владеть игрушками…
В том мире я достиг всего, что только возможно. И пусть Стаг и дальше находится в счастливом неведении относительно фиктивности своего соправления.
Стаг думает, что обманул меня. Ведь я отказался от соправительства и удалился в прошлое, в иной мир, и остался тут навсегда. Это не так, это я обхитрил Стага. Ведь часть меня, та вырезанная из прошлого линия моей жизни осталась в мире будущего. Пройдёт ещё тридцать лет безмятежного единоличного правления Стага, прежде чем капсулированный временной поток раскроется. По времени заключённого в комок участка тоже пройдёт три десятка лет. Он откроется именно в тот момент, на котором поток был перерезан. Мир начался с этого места, мы разделались с последними врагами, и тела и разумы наши охраняли столь сильно, что ни одному ведомому злыми побуждениями было уже не пробиться. Стаг даже не задумался над тем, что в мир после инкапсуляции выйдут два соперника ему, в самом расцвете сил, помнящие ещё дух борьбы. Но в один миг лишённые власти и привычного мира. Одним из них будет сам Стаг, его молодой прототип. Вторым буду я.
Стаг и его двойник сцепятся в борьбе за власть, я же, как обычно, откажусь от претензий на неё. Как отказывался всегда, отдавая бразды мнимого правления Стагу. С самого начала нашего совместного пути.
Моему брату-близнецу, моей копии, будет всё равно, кто из них победит. Ибо сражаться они будут за обманку. Видимость власти.
Ведь на самом деле правил всегда только я. Один.
Так кто кого обманул?
В этом мире я тоже стану правителем. Это будет много легче - со всеми знаниями, с помощью инструкций от учёных из другого мира, мира отрезанного будущего. И буду править единолично - здесь уже нет Стага. Я не знаю, последует ли моему примеру моя копия. Ему может приесться игра, и он смахнёт победившего в войне. Если кто-то из близнецов-Стагов вообще уцелеет, если они не угробят себя в битве за ничто.
Когда-нибудь я услышу в голове новый шёпот. Новый, но более знакомый и близкий, чем все прочие, даже чем её. Это я сам в далёком будущем параллельного мира займу место оператора у микрофона. И начнётся разговор с самим собой…
Он расскажет мне всё, и я отвечу своей историей. Он будет читать мне книги, написанные за эти годы, а я буду читать ему те, что написал здесь. Это будет интересное общение.
Надо сказать, что я никогда не стал бы бороться против себя, как это сделает Стаг. Я никогда не причинил бы своей копии боль, ведь это всё равно что вредить себе, любимому. И даже не решился бы подарить жизнь этой копии, ведь тем самым я обрек бы своего близнеца на участь страдать по недостижимому. И, чтобы избежать такого развития событий, я оставил ему маленький сюрприз.
По моему последнему приказу учёные инкапсулировали одну секунду жизни той, ради которой я жил и боролся. Вырезали всего лишь секунду, и в той секунде ей двадцать два года. Он сможет распаковать мой подарок тогда, когда захочет.
Мне всегда было приятно делать маленькие подарки самому себе. |
|
|
|
Время приёма: 01:31 12.10.2007
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев