 |
|
| |
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.
|
|
|
|
|
|
Сжимая в потном кулачке заявление об уходе, Симочка сидела перед главным.
- Серафима Андреевна, я, конечно, уважаю Ваши взгляды, но, может, вы все-таки передумаете. У Вас блестящие перспективы, Вы - один из моих лучших специалистов.
- Спасибо, - пролепетала она, стараясь не смотреть ему в глаза, чтобы ее решимость не испарилась в один миг.
- Симочка, это, конечно, не мое дело, - интимно понизив голос, сказал Главный. - Но с его стороны деспотично требовать, чтобы вы бросили работу. Это какой-то феодализм, форменное средневековье!
- Вадим Леонидович,я уже все решила, - упрямо сказала она, подсовывая ему листок. – И это мое решение.
- Ну, хорошо, хорошо. Я подпишу Ваше заявление.
Главный с досадой поставил размашистую закорючку, потом достал из стола черную фирменную карточку. Он встал, торжественно возвышаясь над Симочкой.
– Я, в качестве поощрения за вашу безупречную работу, от имени клиники хочу вручить Вам подарочный сертификат на бесплатное единократное обогащение. Когда Вы им воспользуетесь, я лично...
Симочка покачала головой.
- Спасибо, Вадим Леонидович. Я очень ценю, правда... но не могу принять. Мой муж против любого вмешательства.
- Симочка, милая, подумайте от чего Вы отказываетесь. Вы же не хотите, чтобы Ваш будуший ребенок был самым слабым и глупым в своем квартале. Неужели Вы тоже увлеклись идеями «зеленых»? Это же настоящее сектанство. Никогда не поверю. Вы - умная, современная девушка...
***
Семнадцать лет спустя
- Мать Природа, мы люди, твои потомки, заявляем...
Триколор полощется в лазоревом небе над головами. Щурясь от яркого полуденного солнца, сто двадцать парней и девушек стройным хором повторяют слова Макса Мора, положившие начало нового мира, ставшие торжественной клятвой и молитвой нового мира. Ими завершается каждый учебный день.
- Ты взрастила нас, превратив из самовоспроизводящихся простейших в млекопитающих, состоящих из триллиона клеток. Ты создала восхитительные, но обладающие серьезными изъянами существа.
Андрей поморщился. Как же! О себе они так больше не думают. Это он - существо с изъяном, урод-натурал. В школе еще четверо таких, забитых и безответных. Изгоев, которым нигде нет места. А особенно тут. И с чего только отец решил, что ему удастся здесь заработать? «Возможностей больше»! В родные места потянуло. А кто их тут ждал?
- Мы больше не потерпим тирании старения и смерти. Мы создадим новый отважный мир.
Глеб прошептал что-то одними губами и незаметно для всех показал ему здоровенный кулак. На запястье блеснул вживленный браслет «48 - долгая жизнь, красота и совершенство». Андрей напрягся. Опять! Будь у него такой знак, ему не пришлось бы, каждый день окольными путями возвращаться домой, петляя, как заяц, по незнакомым подворотням.
- Посредством обогащения генов, манипуляций с клетками, синтезированых органов и любых других необходимых средств, мы одарим себя продолжительной жизнеспособностью и отодвинем дату кончины!
Стройные ряды дрогнули, рассыпались по площадке.
Глеб и его компания двинулись в его сторону.
- Ну, что, натурал, поиграем?
Андрей одним рывком затянул потуже лямку рюкзака и, не дожидаясь одноклассников, рванул к подземке. Он бежал легко, ловко лавируя между прохожими, перепрыгивая через заграждения. Хорошо хоть, летом тренировался каждый день на стадионе, как чувствовал. Мотя с Анзором не отставали не на шаг, чуть не дыша ему в затылок. Не удивительно, с их то обогащенными мышцами и легкими.
Целый месяц, играя с одноклассниками в их любимую игру «мочи натурала», он поднаторел в унизительном искусстве спасения бегством. Ему накостыляли только три раза: в тот день, когда он впервые пришел в эту школу – легонько, в предупредительных целях. А потом еще дважды.
До подземки оставалось каких-то двести метров. Не успев вовремя свернуть, Андрей налетел на толстую тетку, собиравшуюся переходить улицу. Зацепился рюкзаком за ее авоськи, и пропахал носом тротуар. Светофор мигнул зеленым. Под колесами машин умирали раздавленные помидоры. Тетка ахнула:
- Да, что ж это делается, среди бела дня! Ах, ты, щенок! – и призвая прохожих в свидетели, обложила в семь этажей.
Перед глазами зарябили Мотины кроссовки. Одноклассники даже не запыхались.
- Не волнуйтесь, женщина, он сейчас все исправит, - добродушно сказал Мотя, и поддал ногой одиноко лежащий на тротуаре помидор. - Ну, что, козел, допрыгался? Вставай и заплати тете.
Андрей медленно поднялся. Их только двое! А Глеб где? Здесь, прилюдно они его бить не будут, скорей всего заведут в какой-нибудь двор, как в прошлый раз. А могли бы и здесь, все равно прохожие аккуратно обходят их стороной, делая вид, что ничего не замечают. Анзор заломал ему руки, пока Мотя выворачивал карманы. Парень выгреб все, что там лежало. Новенький коммуникатор отдал напарнику, тетке кинул червонец, а остальное ссыпал к себе карман. Тетка недовольно закудахтала, но возразить побоялась.
- Пошли, - Анзор, на мгновение, он ослабил хватку, засовывая в сумку новую игрушку.
- Ага, сейчас... – Андрей, пользуясь моментом, коротким движением ударил одноклассника под дых и, вырвавшись, бросился наперерез потоку машин, едва не попав под колеса автобуса.
- Во, псих! Урод, натуральный урод, да?
- Ничего, еще получит свое.
Выскочив на тротуар, на противоположной стороне, Андрей оглянулся. Преследователи растворились в толпе. Сегодня они быстро сдались. Мелькнула слабая надежда: может, им уже тоже надоело. Он кое-как перевел дух и кинулся в подземку.
Одноклассники ждали его у входа. Втроем.
- Тупой ты, натурал, как валенок, - скривился Глеб. – Предсказуемый, что даже скучно.
Один короткий удар, и у Андрея потемнело в глазах. Бил Глеб спокойно и точно, как по боксерской груше, а не по живому человеку. Мотя с Анзором ласково подхватили с двух сторон его обмякшее тело и, вытащив из перехода, усадили в глебовскую новенькую тачку, припаркованную неподалеку.
***
- Эй, п-парни, вы что делаете?! А ну, пошли отсюда, паршивцы! К-кому говорят! Сейчас милицию вызову.
Послышался плеск.
- А-а-а! Урод! Облил какой-то дрянью! - ругнулся Мотя.
Откуда-то сверху раздался ухающий смех.
- Ладно, валим, - отозвался Глеб. - На сегодня хватит с этого быдла.
После того как машина отъехала, Андрей на четвереньках выполз из мусорной кучи. Привалился к кирпичной стене, сплюнул розовой пенящейся слюной. Хорошо хоть все зубы на месте. Утерся разорванным рукавом. Анзор сегодня отыгрался и за перекресток и за предыдущие две недели пустой беготни. Комок подкатил к горлу, жгучие слезы рвались наружу.
Гады! Мутанты! Модифицированные скоты! Решили, что им все можно.
От бессильной злобы Андрей подобрал лежащий рядом обломок кирпича и запустил в единственное окошко, выходящее на заваленный мусором тупик на уровне второго этажа. Стекло брызнуло солнечными каплями. Из окна осторожно высунулась лохматая голова.
- Ты что п-парень? Зачем окна бьешь?
- Да, пошел ты, - запальчиво крикнул Андрей. – Да пошли вы все со своим дурацким обогащенным миром! Ненавижу вас!
Лохматая голова с интересом уставилась на него. Подросток поднялся, стряхивая с себя налипшие гнилые очистки и клочки бумаги, прихрамывая, заковылял к дороге.
- Эй, постой. Ты - натурал? – лохматый показал ему запястья, нетронутые блестящим браслетом. – П-поднимайся, дело есть.
Понятное дело! Стекло-то он мужику вдребезги разнес. Андрей колебался секунду, стоит ли вообще туда идти. Не броситься же он из-за окна вдогонку. Хотя, извиниться, наверное, стоит. В конце концов, ведь этот лохматый прогнал глебовскую шайку.
Поднявшись по узкой лестнице, Андрей очутился в длинном тесном коридоре, заваленном пыльными стопками книг и журналов, пустыми бутылками, покореженными остовами компьютеров. Здесь же в углу, как мертвое животное, валялась куртка, высунув из рукава багровый язык шарфа.
Лохматый ждал его в конце коридора, в джинсовом комбинезоне на голое тело и дырявых тапочках. На вид ему было не больше тридцати.
- П-проходи не стесняйся, - он протянул ему руку. – Дарновский.
- Крамер. Андрей. – он посмотрел исподлобья. - Извините за окно. У меня сейчас нет денег.
Дарновский кивнул.
- Без проблем. Главное, никто не пострадал. Умыться хочешь? Ванная там. Погоди, я т-тебе полотенце дам и чистую футболку.
Фингал на скуле и верхняя губа, распухающая прямо на глазах, как не странно, придавал Андрею сходство с теленком. Он со вздохом отвернулся от отражения в маленьком замызганном зеркальце, и, кое-как пригладив непослушный вихор, вошел в комнату с растрескавшейся краской на стенах. На полу под окном все еще валялись осколки разбитого стекла. Комната походила на маленькую лабораторию, заставленную непонятными приборами и склянками. На столе, около монитора, в клетке копошились и попискивали белые крысы. Дарновский, разливал по кружкам кофе и о чем-то спорил, с развалившимся на тахте полноватым мужчиной с ярким румянцем на щеках. Заметив Андрея, они неловко замолчали.
- Знакомьтесь. Это наш камнеметатель Крамер. Мой друг - Чертков.
- Крамер? Фамилия редкая. Максим Крамер, случайно, тебе не родственник?
- Отец, - острожно ответил Андрей. – А вы что, его знаете?
- П-перст судьбы, - присвистнул лохматый, переглянувшись с другом.
- Кто ж не знает МК - гуру «зеленых»? Мы, можно сказать, на его идеях выросли. Значит, он вернулся. Я слышал, он совсем отошел от дел?
Андрей промолчал. Предки особо не распространялись о том, чем занимались в прошлом. Он знал только, что отцу в свое время досталось от властей за радикальные «зеленые» взгляды.
- Здорово тебя отделали, - поменял тему Чертков, разглядывая подбитую физиономию. – Было за что?
Покачав головой, подросток с благодарностью принял кружку горячего кофе.
- Вспомни себя в п-пятнадцать лет, - хмыкнул Дарновский.
- Мне уже шестнадцать. Почти, – он осторожно отпил, поморщившись. Разбитая губа сильно саднила. - С каждым поодиночке я бы справился и без вашей помощи.
– Не сомневаюсь. Значит они тебя били, так сказать по идейным соображениям? Ты - единственный натурал в школе?
- Нет. Есть еще один парень и три девчонки.
- Не густо. В наше время, нас было около пятидесяти п-процентов. Валька, что я вам вчера говорил? К этому п-прибавь их среднюю п-продолжительность жизни. Надо действовать, Чертков.
- Излагай, ты ж его для этого позвал.
Лохматый сделал большой глоток кофе и отставил чашку.
- Андрей, насколько я п-понимаю, у тебя, мягко говоря, не сложились отношения с одноклассниками.
- А Вам-то какое дело?
Дарновский не обратил внимания на его грубоватый тон.
- П-поверь, мы с Чертковым вполне разделяем твои чувства. Меня тоже беспокоит, что генобы выживают нас, как вид. Если дальше так п-пойдет, то мы, настоящие, во всех смыслах этого слова, люди, скоро останемся в меньшинстве. Люди слишком разрознены и напуганы, чтобы изменить существующее положение.
- А что можно сделать?
- Представь себе оружие, которое п-п-поражает только избранных, например, имеющих склонность к раннему облысению, как Валька.
- Это еще что? – недовольно пробасил Чертков.
- Ну, п-пусть будут низкорослые, или имеющие общего предка.
- Или мутанты во втором поколении, - мстительно добавил Андрей.
- П-правильно мыслишь, - одобрительно кивнул Дарновский. - А теперь представь, что оружие это можно запустить в любой части мира. В течение нескольких дней или месяцев все, кто соответствуют совокупности ее п-параметров погибнут по неизвестной причине.
- Или скажем, просто будут ограничены в определенных сферах. Например, станут стерильными, - вставил Чертков.
- Ну, ладно, п-пусть так, - согласился Дарновский. – В этом мы пока немного расходимся. Заметь, пока.
Чертков скептически махнул рукой.
- Всех же остальных это не коснется. В любом случае, никто не узнает об источнике, пока не п-появится огромное количество... хм... пораженных. Но даже тогда обнаружить его будет не просто. Пока г-генобы вычислят сходные характеристики и решат, как с этим бороться, время будет работать на нас. А ведь можно ввести разные параметры и диапазон действия. Что скажешь?
- Это реально?
- Хм... п-почти.
У Андрея вспотели руки.
- Но, разве, это не преступление?
- Нет, Андрей, – Дарновский придвинулся к нему, заглядывая в глаза. - Это называется - естественный отбор. Эти нелюди решили п-поиграть в Творца. То что они сотворили с миром за последние пятьдесят лет, они называют естественным ходом эволюции. Выживают сильнейшие и более п-приспособленные. Вот и посмотрим, кто из нас сильнее.
- А вы не боитесь... Вы же меня совсем не знаете.
Дарновский заухал презрительно, покачал лохматой головой.
- А кто орал, что ненавидит весь мир? Я смотрю, тебе нравится п-получать от генобов по морде. Валяй! С твоей фамилией...
- Стас, дай лучше я, - включился Чертков. - Андрюха, хочешь узнать, что тебя ждет?
Чертков, заложив руки за спину, заходил по комнате, как тигр по клетке. Семь шагов в одну сторону, семь в другую.
- Рано или поздно, если эти подонки не забьют тебя в какой-нибудь подворотне, ты сломаешься и превратишься в тупое молчаливое существо, готовое все сносить от них. Красивые девушки-генобки не будут обращать на тебя внимания, потому что для них ты - человек второго сорта, ничем не лучше животного. Нельзя же влюбиться в обезьяну. Через несколько лет тебя и твою семью загонят в резервацию, где-нибудь в Сибири, и всю жизнь ты будешь пахать, как рабочая скотина, чтобы обеспечить сытую, беззаботную жизнь генобам. А потом ты сдохнешь, и твои дети будут влачить еще более жалкое существование, потому что у них тоже будет только сорок шесть хромосом, как у тебя. На две дополнительные, вмещающие модификации, ты не сможешь заработать никогда, потому что твой коэффициент интеллекта на тридцать-пятьдесят пунктов ниже, чем у остальных, и на высокооплачиваемую работу тебя не возьмут. Продолжать?
Голова шла кругом от таких предсказаний. Не хотелось верить.
- Ну, что, как тебе светлое будущее? – улыбнулся Дарновский.
Неужели его отец в молодости тоже был таким? Не удивительно, что его сослали. Ну, почему жизнь так несправедлива? С родителями не повезло, это факт. Были бы у него нормальные родители, они бы подсуетились и подарили бы сыну парочку дизайнерских генов. Ему не пришлось бы удирать от Глеба и компании, и теперь не пришлось бы выслушивать этих сумасшедших.
- Слушай, п-парень, - сказал Дарновский. – Пока у нас есть время. Еще лет пять, и такие как мы с тобой уже не смогут п-получать образование и проводить исследования, потому что нас всех попрут с работы, как они уже сделали это с Чертковым. Через десять миром будут п-править твои одноклассники. И мы уже не сможем ничего изменить. Будет слишком поздно. Нам нельзя терять время. Лет через двести-триста мы станем абсолютно разными видами. И разница будет не в нашу п-пользу.
А может они вовсе и не сумашедшие. Хочется ему или нет, но скорей всего все так и будет. Отец уже четыре месяца не может найти нормальную работу с тех пор, как им разрешили вернуться в столицу. Кое-как перебивается случайными заработками. Если так дальше пойдет, то и с квартиры их скоро выгонят, потому что платить будет нечем. Мама все чаще заговаривает о том, что когда он окончит школу, они с отцом уедут в Среднюю Азию, где натуралов пока больше. Он ведь до сих пор гордится своей натуральностью, выставляет всякий раз напоказ. И получает. Все так и будет. Надо быть реалистом.
- От меня-то чего хотите? – взглянул исподлобья Андрей.
Мужчины переглянулись. Чертков похлопал его по плечу.
- Нам ничего от тебя не надо, Андрюха. Мы предлагаем тебе другое будущее. Мы подарим тебе натуральный мир, такой, каким он был прежде. Ты войдешь в наше братство равных, несущих людям свободу от модифицирования. Воплотишь мечту отца.
- Красиво говоришь, Валька, - Дарновский сел на пол, прислонившись спиной к тахте, закурил. – На самом деле все гораздо п-прозаичнее. Твоя жизнь, тебе и решать, парень, что ты будешь делать – сломаешься перед ними, как случилось с твоим отцом, или будешь противостоять. Мы не даем никаких гарантий, но у тебя есть один шанс доказать им, что ты не быдло.
Андрей дернулся от обидного слова. Он осторожно потрогал языком разбитую губу. Медный привкус все еще чувствовался.
- Мне нужно подумать.
***
Полгода спустя
Дарновский познакомил его с другими. Он с маниакальным упорством выискивал их по всей стране, пытаясь сколотить группу единомышленников, не смирившихся с положением. Порой, в его квартирке, притулившейся на промышленной окраине города, собиралось до десяти человек, совершенно разных, но объединенных страстной идеей. И тогда маленькая комната наполнялась ухающим смехом Дарновского, запахом крепчайшего кофе и сигаретным дымом, мягкими слоями окутывающим одинокую лампочку на потолке. Они рассказывали истории из жизни, делились новыми наработками и до хрипоты спорили.
Здесь он чувствовал себя уютно и безопасно, как будто всегда знал этих людей. Дарновский с Чертковым возились с ним, как с младшим братом. Он мог приходить в любое время, оставался ночевать на старой продавленной раскладушке. Они его слушали, переживали за него так, как этого не делали родители, поглощенные проблемами. Отец, узнав, где и с кем он пропадает, лишь покачал головой:
- Знаю, слышал о них. Запретить не могу, не маленький уже. Да и ребята они толковые, настоящие, - тут он тяжело вздохнул, - и может быть, лучшие из нас. Только ты, будь поосторожней, не ввязывайся ни во что. За ними власти, наверняка, присматривают, а тебе еще жить и жить.
Андрей садился верхом на стул поближе к окну и внимательно слушал их споры, длившиеся не первый год.
- Это не люди, а п-продукция, генетически сконструированная п-продукция с заданными с-с-свойствами, - гневно тряс Дарновский лохматой головой. От возбуждения его заикание усиливалось.
– Они даже не з-замечают, как изменился мир. На что у нас будет м-мода в следующем десятилетии? На русалок с к-кентаврами? На шимпанзе, в-в-вынашивающих человеческих младенцев? - кричал Стас.
- Ты преувеличиваешь. Ну, уж на это они не пойдут, есть же какие-то границы, - гудел Чертков.
- Границы их не остановят. Своим с-с-существованием они уже н-нарушили все этические и п-природоохранные принципы. А, следовательно, они уже не м-могут считаться людьми, и к ним обычные моральные нормы не п-применимы. Это война! И не мы ее начали. А теперь или они нас или мы их!
- Ну, загнул. В конце концов, многие из них обладают врожденной доброжелательностью и отсутствием агрессии.
- Это ты ему скажи, - Дарновский кивал на Андрея. - Когда его з-завтра отметелят.
- Но мы-то люди, и должны ими оставаться, - размахивал руками Чертков, и его румяные щеки становились лиловыми.
Слушая их, Андрей даже начинал понимать отца и испытывать гордость, неведомую прежде, за то, что он «настоящий» человек. Их слова, как будто укрепляли его изнутри, помогая ему не дать слабину перед Глебом и компанией. В очередной раз, поднимаясь после проигранной битвы, он мечтал о дне, когда все изменится. Казалось, что в один день все наладится, исчезнут проблемы в школе, им не надо будет без конца перезжать с места на место, и мама перестанет тихо плакать по ночам. Генетический материал его одноклассников, давно разложенный по полочкам в базе данных Черткова, дожидался часа, когда исследования закономерно перерастут из теоретической фазы в экспериментальную.
В тот день после школы Андрей, как было условлено, заехал к друзьям. Дарновский протянул Андрею небольшой пакетик с двуми комочками, похожими на засохшую жвачку.
- Вот она! – гордо сказал он.
- Кто? – не понял Андрей.
- Свобода наша! П-победа, если хочешь, - и затанцевал вокруг него.
- Получилось?!
- Хватит орать! У меня голова раскалывается, – недовольно пробубнил с тахты Чертков, заворачиваясь в одеяло и накрывая голову подушкой. – Дайте человеку поспать.
- П-пускай дрыхнет. Он двое суток просидел над этим, не разгибаясь, - прошептал Стас, увлекая Андрея в коридор. – Значит так, п-парень. Это экспериментальный вариант. Складываешь два кусочка вместе, приклеиваешь, скажем, к столу, и в течение недели у всех твоих злейших врагов п-проявляются симптомы пищевого отравления. Со всеми вытекающими последствиями, - заухал он. - Твоя задача наблюдать, все записывать, результаты п-принести мне. Понял?
Андрей сглотнул. Все просто, чего тут не понять. Не ожидал, только, что эксперимент ему доверят, да еще так быстро. Так вот о чем его отец предупреждал.
Дарновский интерпретировал его замешательство по-своему:
- Это, конечно, всего лишь п-первый шаг. Валька настоял, чтобы мы пока ограничились малым. Он, конечно, талантище, и знает, п-паршивец, что я без него, как без рук, вот и гнет свою линию. Но наступит день, Андрей, наступит день, когда мы п-победим.
- Слушай, я давно хотел спросить.
- В-валяй.
- А обязательно всегда побеждать, чтобы что-то изменилось?
Стас удивленно поднял бровь.
- Время сейчас такое, Андрюха. П-пора уже выбирать по чью ты сторону баррикад. Потому что либо ты с нами, либо ты с ними. Либо т-тебя заденет шальной пулей, а трупом твоим заткнут дыры в баррикадах.
Одно дело фантазировать и совсем другое ставить эксперименты на живых людях, как на лабораторных крысах. Весь день в школе он то и дело вытаскивал «бомбу», но не мог заставить себя пустить ее в ход. Он пытался вызвать в себе ненависть, прислушиваясь к смеху Анзора и Моти, разглядывая бритый затылок Глеба и блестящий браслет на его запястье. Комок подкатывал к горлу. Но пальцы холодели и не слушались.
Философия Дарновского все-таки не укладывалась в его голове, как не старался он ее оправдать. Глеб и компания хоть и нападали трое против одного, но намерений не скрывали. Начистить их самодовольные рожи в открытом бою было бы, по крайней мере, честно, а в скрытности предстоящего эксперимента чувствовалось что-то подлое. Ну, не мог он хладнокровно травить людей, как тараканов. Одно дело гордиться своей натуральностью и бороться за свои права, как это делал отец, и совсем другое уничтожать генобов. Не всех вообще, а конкретных, пусть даже и таких придурков, как Мотя с Анзором. В конце концов, за них ведь тоже выбирали родители. А Глеб, вообще, геноб во втором поколении. И чем он тогда лучше них, в чем его человечность?
Андрей злился на себя за то, что не мог объяснить этого Стасу. Ему не хватало аргументов, чтобы отстоять свое мнение, как это делал непробиваемый Чертков. И еще не хватало ему чувства превосходства и убежденности в собственной правоте, как у Дарновского. Может он уже превратился в тупую скотину, как предсказывал Чертков?
Так он и унес «бомбу» в кармане куртки, и весь день топтал снег под окном, выходящим на помойку, боясь подняться и снова услышать его презрительное «кишка тонка». Белые мухи жалили в лицо, пытаясь забраться за воротник. Окончательно замерзнув, Андрей двинулся домой.
Открыв ключом обшарпанную дверь квартиры, он увидел посреди комнаты их семейный большой чемодан, разинувший клетчатую пасть, и нескоько коробок. Мама с красными заплаканными глазами, растерянно перебирала вещи, книги, какие-то бумаги, разбросанные по полу, не зная с чего начать. Андрей швырнул рюкзак на пол.
- Опять?
Она кивнула.
- Хорошо, что ты пришел пораньше. Завтра надо перевезти вещи. Отец нашел у друзей комнату в общежитии на неделю, пока мы не найдем другую квартиру.
- Где он?
- Ушел в ночную.
Андрей не раздеваясь, сел на пол рядом с мамой, обнял ее, как маленькую.
Ей-то, бедной, за что все это? К чертям собачьим этих генобов, какое ему до них дело? Разве не из-за них они мотаются по съемным квартирам? На баррикады, так на баррикады! Он не сломается, как отец, и доведет эксперимент до конца. Он докажет Стасу и самому себе, что у Крамера все в порядке с кишками.
Мама улыбнулась, высвободилась из его неуклюжих объятий, потрепала по вихрастой макушке.
- Иди куртку сними. А я ужин разогрею, ты, наверное, голодный.
- Угу. Я тебе помогу паковать коробки.
Папки с бумагами, старинный альбом с фотографиями и мамины книги полетели в коробку. Зачем они таскают с квартиры на квартиру это старье? Можно было их вообще не распаковывать. Каждый раз мама упорно расставляет книги на полках, вешает любимые кружевные занавески в надежде создать иллюзию утраченного дома. Эх, хорошо было там, городишко маленький, уютный. Это ведь отец не мог дождаться, когда сможет вернуться из поселения. А для него там был дом.
Пожелтевший листок выкользнул из книги на пол. Взгляд зацепился за цифру 48. Слова вдруг повыпрыгивали с листа, завертелись, складываясь в чудовищную мозаику. «Долгая жизнь, красота и совершенство!» и мамино имя – Серафима Андреевна Крамер, и список модификаций. Андрей, задыхаясь, кинулся на кухню.
- Мам, что это?
- Нашел, - прошептала она и быстро, почти скороговоркой, чтобы не дать ему опомниться, выпалила, - Андрюша, я хотела тебе рассказать... потом... когда ты закончишь школу.
- Что рассказать?
Мама прятала глаза, как провинившаяся школьница.
- Твой отец всегда был против модифицирования. Ты же знаешь, насколько он щепетилен в этом вопросе. А я работала технологом в местной клинике репродуктивной генетики, еще до того, как познакомилась с ним. Мне пришлось уйти с работы. Он ведь был одним из лидеров движения «зеленых». Было бы странно, если бы его жена продолжала делать то, против чего он боролся. И я не жалею, никогда не жалела. Но перед уходом, мне предложили... Андрюша, сынок, в общем, ты не такой, как мы. Когда тебе было всего лишь двое суток от зачатия, я подарила тебе две дополнительные хромосомы.
- Не может быть...
Макароны подгорели. Мама рассеяно счистила их в мусорное ведро и сунула сковороду в мойку. Потом набрала воды в электрочайник, но забыла нажать кнопку. Села за стол, уронив голову на руки.
Значит, поэтому ему удавалось убегать от Глеба. Поэтому он так редко болел, и все ссадины и царапины заживали так быстро. Поэтому учеба ему давалась легче, чем другим натуралам. Откуда-то изнутри поднималась волна буйной радости. Хотелось кричать и бить себя в грудь. Кончились его мучения! Он такой же, как и его одноклассники. Он всегда был таким! Но...
- Мам, а как же браслет?
- Я попросила врачей не вживлять его, ради Максима. Он до сих пор ничего не знает.
Они не поверят и будут гноить его, даже если он покажет им эту дрянную бумажку. Глеб все равно никогда не примет его в компанию. Для Моти и Анзора он так и останется «уродом-натуралом», человеком второго сорта.
А что скажет отец? А друзья - Чертков с Дарновским? Он представил себе, как изменились бы их лица, узнай они правду. Они ведь любят его, заботятся о нем. Неужели теперь и это изменится из-за двух лишних хромосом? Да он и сам пятнадцать минут назад, готов был взойти с ними на баррикады! А теперь любой его выбор будет предательством. Потому что по обе стороны баррикад свои. Потому что встав, на сторону одних своих ему придется убивать другим своих же. Сдохнуть легче. А может и лучше.
- Как ты могла?
- Я люблю твоего отца, люблю, и уважаю его взгляды. Но на одной чаше весов лежала наша любовь, а на другой - твое будущее. А я не хотела выбирать, сынок. Я не могла, я просто любила и люблю и его и тебя. Думала, что так будет лучше для всех нас. Для тебя.
Выбрать она не могла! И теперь ему самому придется все расхлебывать. Ему выбирать придется, потому что ни те, не другие не поймут и не простят его нерешительности. Не захотят понять и не смогут простить, потому что ярлык для них важнее человека и для тех и для других. Потому что для них лучше стенка на стенку, флаг в руки и ура-а-а!
- Эх, мама! Чего уж хорошего? Ты хоть понимаешь, что ты сделала? Ничего ты не понимаешь!
- Андрюша, прости меня... - у матери задрожал подбородок.
- А мне-то как теперь с этим жить? Ну как?!
***
Далеко за полночь в квартирке на окраине города раздался звонок. Дарновский, оторвавшись от компьютера, переглянулся с Чертковым. Тот осторожно глянул в замерзшее окно, но увидел только мутный силуэт в желтом пятне фонаря. Через минуту в комнату на негнущихся ногах ввалился угловатый подросток.
- Андрей? Т-ты откуда? – Дарновский не сразу узнал его. – Мы нигде не могли тебя найти. Ты почему коммуникатор отключил? Что случилось?
Поседевшие от инея брови и волосы, слипшиеся сосульками, отогрелись в тепле и сразу намокли. Андрей повалился на стул, застонал, пытаясь дуть на заледеневшие пальцы. Чертков сразу засуетился, сунул кружку с водой в микроволновку.
- Стас, я поговорить хотел... – непослушный язык едва ворочался во рту.
- И ты ради этого через весь город п-пешком шел? Андрюха... В такую погоду. Ну, ты даешь, п-парень. Валька, п-плесни ему что там осталось в б-бутылке! – Дарновский стащил с него стоящую колом куртку, укутал теплым пледом в уютную шотландскую клетку. - Может, сперва чаю глотнешь?
- Нет, сперва ты мне ответь. Только честно. Это очень важно. Для меня.
- Ладно, валяй.
- Ты... ради победы... сможешь заткнуть мной дырку в баррикаде? |
|
|
|
Время приёма: 06:07 11.10.2007
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев