20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.

13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.

   
 
 
    запомнить

Автор: Di-Le-Ma Число символов: 10695
Конкурс № 53 (весна 2020) Фінал
Рассказ открыт для комментариев

ar043 ЗАБВЕНИЕ


    

     
    Трудно забыть боль, но ещё труднее вспомнить радость.
    Счастье не оставляет памятных шрамов
    Чак Паланик

     
     Примечание автора. Диалоги в данном рассказе должны быть расположены в обратном порядке, однако для удобства читателей нашей Вселенной подаются согласно нашему течению времени.
     
    Мне было 75 лет. Пару лет назад я начал свой жизненный путь, но моё тело всё ещё было дряхлым и плохо слушалось. Я вынужден даже был провести три месяца в хосписе, прежде чем меня выписали жить домой. Ещё через месяц я стал выходить на работу и читать лекции для студентов первого курса. А потом забрал из хосписа Эви – мою жену.
    – Как приятно жить, зная, что впереди тебя ждёт ещё много-много приятных моментов: встреча с женой, рождение двух детишек, признание на работе, поступление в престижный университет, безоблачное детство с любящими родителями… Как замечательно, что существует определённый План, по которому строится вся твоя жизнь. Так нас учили всегда. Быть покорными, следовать Плану. Ведь мы не в силах ничего изменить. Следовательно, остаётся только принять негативную сторону жизни тоже. Однако мало кто хочет говорить о таких вещах, как разлука, уход близких в мир иной, тяжёлые болезни. Ведь План учитывает это,  не так ли? А что, если никакого Плана не было бы? Что, если бы всё развивалось спонтанно? Что, если бы человек сам вершил свою судьбу? – именно так я начал свой доклад на ежегодной конференции астрофизиков. – Неужели никто из вас никогда не задумывался о том, как хорошо было бы поступить иначе, отказаться от чего-то или, наоборот, принять предложение, способное изменить вашу жизнь к лучшему?
    – Это невозможно, профессор Бахтор. – Мы не можем изменить ничего, поскольку не помним о принятом решении, – ответил мне один из седовласых мудрецов – доктор Грохорев.
    Мне было 50.
    Впервые паника охватила меня в тот день, когда я подумал, что настанет время – и я смогу совершенно равнодушно пройти мимо Эви и не узнать её в толпе. И было ещё одно, что мучало меня. Это мой сын. Мой второй сын. Я каждый день обречён помнить, как сдал его в интернат. Ему тогда было лет семь, и он совершенно не мог себя обслуживать. Никого не узнавал, не ходил, хотя, в общем-то, ползать у него получалось. Он любил кричать, ломать различные предметы и остекленевшим взглядом смотреть мультики. Я знал, что всё бесполезно, но зачем-то водил его на различные процедуры, лечил его, покупал развивающие игрушки. Всё было без толку. А потом мы с Эви поняли, что это навсегда. Я тогда писал докторскую диссертацию по квантовой физике, и почему-то мне казалось, что наличие ребёнка-инвалида мешает карьере. Будучи седым и старым профессором одного из ведущих университетов страны, я хотел изменить свою жизнь. Хотел плюнуть на все эти грамоты и благодарности и оставить Марека с нами. Я хотел, чтобы всё было по-другому. Чтобы люди сами строили свою судьбу, а не придерживались какого-то дурацкого плана. А ещё я знал, что именно благодаря Мареку я стал светилом науки. И это понимание просто убивало меня. Конечно, пройдёт время и мои мысли изменятся, я буду считать, что поступаю правильно… Но сейчас я-то знал, что ошибаюсь! С высоты своих лет я это точно знал…
    Завтра я скажу жене примерно следующее:
    – Эви, я не хочу сдавать Марека в интернат. Это будет огромной ошибкой.
    Моя жена вскинет голову и произнесёт:
    – Что с тобой, Лукиан? Мы должны так поступить, разве ты не помнишь? Это тяжёлое решение. Мне тоже нелегко, но бессонные ночи, его постоянные капризы… Разве мы могли бы терпеть это всю жизнь? А наша карьера?
    Конечно, я знал, что она так и скажет. Не помнил в точности её слова, но понимал, что реакция будет именно такой. И, естественно, она знала, что я приду к ней с этой проблемой.
    – Возможно, существует Вселенная, в которой время идёт вспять, – сообщил я, делая доклад на одной из научных конференций. – Представьте, Большой взрыв мог спровоцировать возникновение не только нашей Вселенной, но и её зеркальной копии, где стрела времени направлена в другую сторону. Обратите внимание, пожалуйста, на слайды. Вы видите формулы, позволяющие предположить, что при Большом взрыве образовались симметричные вселенные: та, в которой живём мы, где время течёт привычным для нас образом, и та, где оно идёт обратно, но с той же скоростью. И там люди помнят своё прошлое, но ничего не знают о будущем.
    – В таком мире царила бы полная энтропия, – возразил мне профессор Грохорев, – всё стремилось бы к хаосу. Люди бы считали, что они принимают решения самостоятельно, в то время как все решения уже прописаны в Плане. Кроме того, План даёт лучшее.
    Лучшее… Почему же мне тогда всё время кажется, что оставив Марека, я предал самого себя?
    А ещё я думал о всём человечестве. Чем всё закончится? Судя по всему, мы утрачиваем знания постоянно. Завтра из энциклопедий, возможно, исчезнут тысячи страниц, наступит время, когда мы забудем, как пользоваться средствами связи, с улиц пропадёт транспорт… Как мы закончим существование? И пусть Грохорев говорит, что наш мир не знает энтропии, но я уверен, что это не так. Кто знает, какой была наша цивилизация до этого момента? Возможно, мы умели контролировать время… Возможно, мы знали больше, чем сейчас. Как вернуть память об этом? Я уже знал, что вся моя жизнь будет посвящена этому вопросу. Как развернуть стрелу времени?
    И я придумал план, как обмануть саму Вселенную. Я начал повсюду оставлять себе знаки. То записку, то надпись на двери шкафчика, то напоминалку в телефоне. Проблема была в том, что когда я находил эту подсказку, то уже не помнил, что это должно означать.
    Зато Марек знал всё. Он жил где-то в своём мире. Именно его слова подтолкнули меня к мысли написания диссертации о стреле времени. Именно мой сын сделал меня светило науки. И именно это преследовало меня всю жизнь. Чувство вины перед ним. Он иногда говорил довольно странные вещи. Словно он жил наоборот. Не так, как мы. Как будто он не знал, что должно произойти, но помнил, что было.
    Я помню, как Эви наказала Марека за то, что он ушёл гулять, никому ничего не сказав.
    – Но ты сама вчера мне разрешила, – серьёзно ответил мальчик. – И обещала купить игрушку, если я буду хорошо себя вести. Я вёл себя хорошо.
    Марек всегда использовал прошедшее время, словно помнил произошедшее ранее. Мы с Эви считали это психическим расстройством.
    А после просмотра мультфильма он так же серьёзно заявил:
    – Он идёт неправильно. Начало перепутали с концом.
    – Почему ты так говоришь, милый? – ласково спросила моя жена.
    В ответ на это Марек расплакался:
    – Вы все говорите неправильно! Неправильно! Неправильно! Нескладно!
    И произошёл ещё один эпизод, который я вынужден был помнить до поры до времени.
    Эви ушла на ночную смену – она работала медсестрой в больнице. А Марек остался со мной. Ему тогда было около двенадцати лет. Я читал ему книгу.
    – Я хочу наоборот! Почитай её с конца, – требовал сын.
    – Но тогда нарушится весь порядок. Сначала результат, а потом его причина.
    – Ты вчера говорил, что в другом мире причина, а потом результат, – захныкал Марек.
    Но я уже не обращал внимания не его хныканье.
    – Вчера? Ты сказал вчера? Ты знаешь, что я делал вчера?
    – Я уже говорил, говорил, говорил тебе! – закричал ребёнок. – Ты всё равно завтра спросишь ещё раз!
    – Нет, не спрошу, – ответил я, ведь прекрасно помнил все наши завтрашние диалоги.
    Но… Возможно ли, чтобы я действительно спрашивал его об этом вчера? Вот этого я не помнил.
    Подобные разговоры я часто вспоминал в старости, после своего появления в этом мире. Именно из них я вывел свою теорию о течении времени, написал несколько формул, стал знаменитым. Ну, в обратном порядке, конечно. Сначала стал знаменитым, потом придумал формулы, написал теорию о времени.
    Мне было 33, и я шёл по коридорам университета и беседовал со своим научным руководителем. Мы говорили о возможной теме для моей диссертации. Он предлагал писать о пространстве-времени, а я выдвинул теорию о возможном существовании Вселенной, где время течёт в обратную сторону.
    – Многие из наших знаний утрачены, – в голосе профессора прозвучала горечь, – мы не в состоянии сохранить знания о том, что было. У нас нет такого носителя информации, который был бы устойчив к течению времени. Книги исчезают из библиотечных фондов, исчезают с наших личных коллекций ежеминутно. Мы ничего не можем с этим поделать. Время неумолимо.
    – Люди, живущие в параллельной Вселенной, если она, конечно, существует, наверняка счастливее, – сказал я. – У них хотя бы есть шанс что-либо изменить. Или не страдать так, как мы, зная своё будущее.
    – Любая Вселенная стремится к энтропии. Я уверен, они тоже страдают, так как не знают своего будущего. И я также уверен, что они многое бы отдали, чтобы помнить о том, что должно произойти с ними.
    – Зато они могут изменять свой мир.
    – Нет, не думаю. У них, если они, конечно, существуют, есть иллюзия выбора. Но их будущее тоже предопределено. Наверняка у них есть что-то вроде пророчеств, как и у нас есть отрывочные воспоминания, – отголоски памяти о будущем.
    Мне было 21.
    Завтра был первый день моей встречи с Эви. Первый и последний день. После этого дня её уже не будет в моей жизни. Нет, Эви продолжит своё существование где-то в этом мире, но не со мной.
    На мои глаза навернулись слёзы. Единственное, что давало какую-то призрачную надежду, – это то, что завтра этой боли уже не будет. Я даже не вспомню, что грустил по такому поводу.
    – Я не хочу тебя потерять, Эви. Я не хочу, чтобы ты забыла меня.
    Я никогда не был сентиментальным, но сейчас мой голос дрожал, а в глазах стояли слёзы. Я не помнил, какая у нас с ней была жизнь, имели ли мы детей, но совершенно точно знал, что не желаю расставаться. Я любил эту женщину. Любил её серые маленькие глаза, её нос с горбинкой и чуть полноватые губы.
    – Любимый,  – только и сказала она, склоняя голову мне на плече.
    А потом я шёл по улице и думал о работе, о родителях. И я с ужасом понял, что уже не помню, что именно произошло всего несколько минут назад. Почему меня терзает эта непонятная грусть? Что я утратил? О чём я забыл? Очевидно, в моей жизни было что-то или кто-то, что или кого я не хотел потерять. Я ненавидел в этот момент время.
    А что будет, если хоть раз не покориться системе? Сделать не так, как должно быть? Например, что произойдёт, если я завтра не пойду на работу, не выступлю с докладом? Изменит ли это что-нибудь в нашем мире? Я был уверен, что изменит. Вселенная будет развиваться по-другому. Я не расстанусь с близкими и дорогими людьми, я смогу вспомнить прошлое. Я отчаянно хватался за эту мысль, я должен был сохранить её в памяти. Но она ускользала, ускользала, вытекала из моего сознания. И через секунду я уже не помнил о ней…
    Мне 7.
    Я смотрю на солнце и улыбаюсь новому дню. Я не думаю о прошлом, не думаю о будущем. Для меня есть только здесь и сейчас. Я уверен, у меня была хорошая жизнь. Я счастлив.

  Время приёма: 00:02 19.04.2020

 
     
[an error occurred while processing the directive]