Брагин вышел за порог, оглянулся: солнце поднялось над дальним лесом, брызнуло раскосыми лучами, высветлило небо. Хутор ещё спал – не гнал стадо пастух, не хлопотали усердные хозяйки – досматривали сладкие сны.
– В чащу не ходи, – окликнул его Семах, выглянул из дверей. – Плохое ныне место – ни грибов, ни ягод, сплошной пожог. Никак подземный огонь лес палит.
– Пугаешь? – усмехнулся Брагин.
– Пугаю, – кивнул тот. – Бережёного бог… сам знаешь. В березняке поброди, там сей год уродило.
– Не вопрос, – усмехнулся Брагин, вскинул рюкзак на плечо, пошагал к лесу.
Он любил отдыхать в Заречье; выбирал раннюю осень и приветливый дом Семаха, хуторского лесника. Они познакомились давно: Брагин рыбачил здесь с друзьями ещё в студенческие годы. С тех пор утекло много воды, лесник постарел, вышел на покой, но дом его не пустовал – гости не переводились. Семах был радушным, гостеприимным, к тому ж одиноким. Дома сидеть не любил – и по старой привычке обихаживал лес и присматривал за рекой.
Брагин прошёл указатель, вышел к запруде, вскинул бинокль к глазам. Справа у реки чернела обгорелая чаща; слева зеленел березняк, между ними – луговые покосы.
Он протопал с десяток шагов и замер: тонкий пронзительный звук донёсся из чащи – кто–то играл на свирели. «Жалобно как, душу рвёт…» – выдохнул Брагин; вошёл в березняк.
В лесу было светло и радостно: солнце поднялось высоко, залило светом цветистые поляны, грибные лужайки. Засверкали солнечными бликами тяжёлые росы, зарумянилась клюква на мшистых подушках.
Манок он нашёл на сухой берёзе, тот висел на суку у самого ствола – ореховая дудка на серебряной бечёвке, семь крошечных гвоздиков в боку. «Странная вещица, – повертел он свирель в руке. – Для какого зверя?»
– Для особого, – сказал Семах, разглядывая манок. – Однако ж, дивный – бечёвка, гвоздики – не пойму для чего. Впервые такой вижу. Слышал его?
– Его или другой… – пожал плечами Брагин. – Не представляю, какой зверь на него откликается.
– Может и не зверь, – подмигнул Семах; поманил за собой на крыльцо. – Слышишь, у реки? – повёл глазами.
Вдали, у излучины, горько пела свирель – плакала, стонала: печальные звуки пронзали тишину, звали и пугали.
– Пастухи? – догадался Брагин.
– Они, – улыбнулся Семах. – В ночном стоят. Последние выпасы – под звёздным небом, у костра. Красота! – выдохнул завистливо; поднёс манок к губам, дунул.
Они не услышали ни звука – дудка молчала.
– Может, неисправен? – вскинул брови Семах.
– Может, – поёжился Брагин. – Хотя… ощущения препаршивые.
– Неужто от манка? – насторожился старик.
– Не знаю, – выдохнул Брагин. – У меня всегда так, перед бедой – в животе ноет и мухи... перед глазами.
– У меня иначе, – хмыкнул Семах. – Я, чтоб испугаться, опасность увидеть должен: враг или беда – вещи осязаемые.
– А если невидимые? – ухмыльнулся Брагин.
– Если! – хекнул Семах, поковылял в дом. – Поздно уже, и вечеря… – не договорил – громовой раскат ударил в небе. – Вот те на, гром! Без молнии, в ясном небе. Определённо знак, – подмигнул Брагину. – Это тебе – не живот, не мухи. Айда в дом, историю расскажу.
– Странный случай в наших краях не редкость, – Семах прищурился, подул на чай в блюдце. – Взять хотя бы этот, что в прошлом году: пропали охотники – они в Залучье на лис охотились. Там леса дремучие, нехожие. Дело нешуточное – семь человек пропало: не дети, мужики с ружьями. Никто не слыхал – ни криков, ни выстрелов, окромя звука этого, раската громового.
– Может, заблудились, в другом месте вышли… – предположил Брагин: он знал, старик любит рассказывать байки – мог и приукрасить.
– Может, – согласился Семах. – Но через три дня… понаехало людей из города: полиция с собаками, военные. Оказалось, среди пропавших – полковник разведки, м–да. Искали и в лесу, и в реке – зря, нет мужиков. Врать не стану – может, и нашлись, – Семах положил в рот примятую ириску. – А вот… – вспомнил снова, – в позапрошлом году рыбаки на Изумрудной стояли: две машины, десять человек – и женщины среди них…
– Пропали? – усмехнулся Брагин, косо глянул на старика.
– Будто и не было! – выпалил тот. – Только машины остались да удочки на берегу.
– Тёмная история, – зевнул Брагин; поднялся, потопал в свою спаленку. – Спать пора, – кинул оттуда.
– Пора, – согласился лесник, перекрестился. – Бог с нами, – прошептал; пошёл к выключателю, погасил свет. – Отбой.
Брагину снилась чаща, густая, непроходимая. Лес стоял стеной, ветви переплелись и земля под ногами, укрытая палой листвой, мягко пружинила. Они продирались сквозь густолесье – Семах вёл Брагина напрямик, сквозь заросли и травостой. Вдруг он замедлил шаг, присел, разглядывая что–то.
– Глянь, что в капкане, – позвал.
Брагин наклонился и замер: в капкане – дивный зверёк, рыжий пушистый, не крупнее белки; длинная лапка зажата стальными когтями. Глаза закрыты, широкая пасть в оскале.
– Подох? – прошептал Брагин, наклонился.
– Живой… – ткнул Семах в зверька ружейным стволом: тот вдруг ожил, впился зубами в металл – кромсал и дробил. – Не стой, помоги! – закричал лесник. – Лезом ударь! Голову снеси!
Брагин ударил зверька ножом – голова отпала.
– Вот черт! – сплюнул Семах, оглянулся. – Валим отсюда – вдруг не одна.
Они не успевают сделать и шага – голова оживает, кричит по-человечьи:
– Семах, открывай! Потом доспишь!
– Здорово, старик! Спишь крепко… – недовольно произнёс рослый здоровяк, уверенно переступил порог. За ним – двое, в армейском обмундировании. – Извини, что побеспокоили, дело важное. Кто у тебя? – поднял фонарь.
– Брагин, – ответил Семах, зажмурился от яркого света. – Порыбачить приехал.
– Пал Дмитрич? – обрадовался здоровяк. – Это хорошо. А мы его в городе обыскались, – он повалился на табурет, поёжился. – Сообрази чайку, будь добр. Устали, к тому же – дождь….
Брагин выглянул из спаленки:
– Здравия желаю, товарищ генерал. Разрешите?
– Входи, Паша, ты в нужном месте оказался, – улыбнулся тот. – Извини, что сон твой прервали. Присаживайся, разговор есть.
– Я, Борис Сергеевич, всегда готов, – кивнул Брагин, сел за стол.
– Дело такое… – выдохнул генерал, – засекли мы в этом районе странный сигнал. Я не знаток научных терминологий, – он обернулся, поманил рукой стоявшего у дверей мужчину, – а вот профессор Тымчик – мастак. Знакомы?
– Так точно, – кивнул Брагин.
– Это хорошо, – генерал строго глянул на Тымчика. – Давай, Олег Петрович, введи в курс дела.
Тот кивнул, шагнул к столу.
– Мы зафиксировали сверхчастотные импульсные всплески… – быстро произнёс; положил планшет на стол, ткнул пальцем в светящийся экран. – Первый источник расположен у Безлюдовского карьера, под Харьковом. Другой – в чёрной чаще, – глянул в окно. – Третий… – перевёл взгляд на Семаха, – в вашем доме.
Лесник от удивления выпучил глаза.
– Полгода назад мы обнаружили в этой местности область энергетической аномалии, – Тымчик кашлянул.
– Не понял… – порывисто встал Брагин, глянул растерянно на генерала.
– Извини, Паша, я не при чём, – буркнул тот.
– Но как? – не отступал Брагин. – Полгода – и ни единого слова!
– Остынь! – цыкнул на него генерал. – Прими как есть. Понимаю, тебе обидно: ты – руководитель лаборатории аномальных процессов при генштабе – и не в курсе. Сочувствую, – глянул сердито. – Проблема в другом. Кричим повсюду – инопланетный разум, братья по космосу! Па–ша! – горько произнёс. – Расщелина эта – короткая дорога в ад. Мы мозг иссушили, решая как еë закрыть, забить, замуровать.
– Зачем? – вскинул на него глаза Брагин. – В кои веки открылась…
– Она–то открылась! – закричал генерал. – Да нам от той радости – крышка гробовая! Потому как всë, что оттуда приходит – невидимое зло!
– Может, и не приходит никто? – выпалил Брагин.
– Приходит–приходит, – кивнул генерал. – Ни костей, ни потрохов не оставляет.
Брагин вдруг вспомнил сон, похолодел: – А как обнаружили?
– Олег Петрович расскажет, – обернулся генерал к Тымчику, отхлебнул остывший чай.
– Мы установили камеры по периметру – у расщелины, у реки, вкруг чащи. Поначалу – ничего, – он сглотнул, – но потом…
– Про козу! – напомнил генерал. – И покажи.
Тымчик послушно кивнул. На экране появилась чаща, обгорелый куст и коза.
– Откуда? – прошептал Брагин. – Отбилась?
– Отбилась… – поддакнул генерал. – Смотри дальше.
Что–то невидимое колыхнуло куст, двинуло к козе – миг и животное исчезло.
– Черт, черт! – дёрнулся Брагин. – Куда делась? Помедленнее можно? – спросил у генерала.
– Покажи, – приказал тот Тымчику.
На экране снова появилась коза – бедное животное повернуло голову, подёрнуло ушами. Брагин увидел взметнувшуюся пыль – колыхнулись обгорелые ветви, примятые незримой силой. Что–то накинулось на козу, рвало на куски – шерсть, плоть, кости. Миг – животное пропало.
– Может, он… огромный? – отозвался Семах.
– Скажешь тоже, – хмыкнул генерал. – Тот бы проглотил – на раз, или два. Эта – камнедробильная тварь: мелкая, жестокая. Приходит по сигналу – кто–то еë вызывает. Вопрос – чем?
– Манком! – вдруг вскинулся Семах.
– Манком? – опешил генерал, обернулся к Тымчику. – Может, мы не то ищем? Мы суперизлучатель ищем, а выходит – манок? И где он? – глянул на Семаха.
Тот метнулся к двери: там, на длинном гвозде, вбитом в раму, висела дудка.
– Странный, – завертел генерал манок. – И гвоздики…
– Возможно, система управления, – предположил Тымчик. – Неясно, почему никто не пришёл? Мы зарегистрировали энергетический всплеск, а невидимые твари не откликнулись, – он растерянно глянул на Семаха.
– Может, я слабо дунул? – поёжился тот.
– Может, – кивнул генерал. – Подождём часок–другой… – стук в дверь прервал его. – Кто? – повернул он голову, глянул на вошедшего адъютанта. – Что?
– Пастухи, товарищ генерал, – выструнился тот.
– И? – нахмурился генерал. – Учу тебя – чтоб коротко и ясно….
– Пастухи в ночном, – выпалил адъютант, – коней пасут. У чащи.
– Во! Не упустил главное, – ухмыльнулся генерал. – Зови.
Адъютант метнулся за порог, тотчас появился снова; за ним шли двое – мужчина в телогрейке и мальчик лет семи.
– Доброй ночи, – поклонился мужчина. – Доброй ночи, – кивнул мальчик.
Брагина вдруг охватило странное чувство: ему показалось, что пастухи – нереальны. От них исходило дивное сияние и лица казались прозрачными и светлыми.
– Ну что, пастух? – встал генерал, двинулся к двери. – Коней пасёшь?
– Пасу, – улыбнулся тот.
– А мальчик – сын твой? – генерал погладил по голове мальчишку.
– Сын, – кивнул пастух.
Генерал поманил их рукой, указал на лавку у окна, пригласил:
– Присаживайтесь.
Сам уселся на табурет, напротив; глянул на пастуха остро:
– Ничего странного не приметил? Зверя или человека?
– Не–е, – качнул тот головой, кивнул на сына. – Может, Ивась видел – он в чаще ходил, цветы собирал.
– Какие цветы! – покривился Семах. – Там трава не растёт…
– Правда ваша, – улыбнулся мальчик, – черно. Однако ж, я места знаю, где цветы растут. У расщелины…
– У расщелины? – изобразил непонимание генерал.
– В чаще разлом есть, каменистый, и трещина глубокая, – пояснил мальчик. – Огонь и едкий дым, и молнии… – он выдохнул. – Диковина оттуда выходит – никто еë не видит.
– Откуда знаешь, раз невидимая? – прищурился генерал. – Выдумал?
– Не–е, – усмехнулся мальчик, – я ее видел. У неё и знак есть – мелодия: одна зовёт сюда, другая – кличет обратно.
– Видел? – уставился генерал на мальчишку. – И какая она, диковина? Змеёй выползает или зайчиком прыгает?
– Не–е, – засмеялся мальчик. – Белками.
– Рыжими, пушистыми, с зубастой пастью? – вклинился в разговор Брагин.
– Точно, – кивнул мальчик. – Вы их видели? Страшные.
– Страшные, – согласился Брагин.
– Ты их видел, Паша? – оторопел генерал. – Видел и молчал?
– Не о чем было… Борис Сергеевич, я их во сне видел, – выдохнул Брагин.
– Как – во сне? – не поверил генерал. – Почему? Чем вы тут занимаетесь, что во сне такое видите? – встал, зашагал по комнате. Остановившись, глянул на пастухов: – Спасибо, люди добрые. Вопросов больше нет. Но… если понадобитесь – не обессудьте, придём без приглашения. Работа у нас такая.
Полыхнул яркий свет, осветил небо, лес, проржавелую вывеску на воротах – «Песчаный карьер». Из сверкающего облака вышла женщина, шагнула вперёд, остановилась. Затем громыхнуло, и свет погас – будто закрылась дверь.
Кучка бродяг под дырявым навесом вытаращилась на неё. Женщина стояла на холме – высокая, белолицая. В безрукавке, брюках, сапогах, на груди – серебряная барма. Глянула на них мельком, двинула к лесу.
– Эй, дамочка! – крикнул ей вдогон местный авторитет Синяк, лихой и под хмельком. – Куда понеслась? Это – частная собственность господина Гудымы. Слышишь, иль глухая?
Женщина не ответила, пошла напрямик через вересковую пустошь.
– Ну и вали! – заорал Синяк. – Ждут тебя там! – глянул вприщур. – Что это у неё на руках? Перчатки? Ничего себе… пылают – будто огнём.
– Ай–ай–ай! – приторно заныл, глядя в прицел винтовки, сухощавый мужчина. – Как идёт! А попка, а ножки – ай–ай–ай!
– Кто о чем… – проворчал, сидевший в шезлонге, невысокий толстяк, равнодушно листая пёстрый глянец. За ним, чуть поодаль, стояли усталые погонщики. – Весь день об одном и том же – скучно, Лëня! К тому же – есть хочется. Сколько ещё ждать? Где кабаны, где лоси? – глянул презрительно. – Зачем тебе баба? Ты же на охоте.
– То–то и оно, – буркнул сухощавый, не отрывая взгляд от окуляра. – Прëтся по полю будто заговорённая. А у нас там что? – зыркнул на главного егеря.
– Капканы… – развёл тот руками. – Сам удивляюсь, Леонид Иваныч. Должна была уж ноги переломать. Чертовщина, ей бо!
– Пойду, разузнаю – кто, откуда? – сверкнул горящими глазами сухощавый, метнулся наперерез женщине.
– Зачем? – крикнул ему вслед толстяк, сердито глянул на егеря. – Чего стоишь? Беги за ним, и гляди мне… – погрозил кулаком.
– Слушаюсь, – кивнул тот, кинулся через мелколесье; затаился за бузиновым кустом: «Дальше не пойду, послежу издали: не доведи бог влезать в барские игры».
– Стой! – окликнул женщину сухощавый, запыхался от быстрого бега. – Куда гонишь?
Она обернулась, глянула на него; отвернулась, намереваясь идти.
– Стоять! – крикнул он. – Село нечёсаное! Я – Гудым, хозяин всего этого… а ты рожу воротишь.
Она не ответила. И не обернулась.
– Ах ты, гадина… – взбеленился он. – Слов не понимаешь? – потянулся к кобуре, вытащил пистолет. – Сейчас научу! К ноге! – выкрикнул зло.
Она обернулась – между ними было метров десять, вытянула вперёд руку, выставив указательный палец: перчатка на руке вспыхнула синим. – Пуф! – произнесла громко, ступила назад и пропала.
Гудым дёрнулся, ахнул и упал.
«Ё–ка–ли!» – вскинулся за кустом егерь, кинулся к нему. – Помогите! – заорал что есть силы. – Убили! – упал перед беспамятным хозяином, завыл: – Кормилец! Отец родной, за–сту–пник!
Она вышла вдруг – ниоткуда, встала перед ним, глянула сквозь. Вокруг сновали люди: бежали туда – сюда, усталые, злые.
Женщина была молодой и красивой, Абак разглядел еë – белолицая, черноокая. «Гламурная киска – вся в коже… – обежал цепким взглядом, – и серебро во всю грудь. Лёгкая пожива», – улыбнулся. – Пардон, мадам…
Она глянула хищно, безжалостно.
Он попятился. – Извиняюсь, – буркнул растерянно; юркнул в толпу, затерялся.
Она пошла по улочке в сторону рынка, Абак «вёл» еë, крадучись в тени: остановилась у рыночной вывески, замерла, высматривая кого–то.
Худой старик, небритый и нечёсаный, сидел у ворот и пел, подыгрывая на гармошке. Звуки, как пугливые птицы, метались в воздухе, сливаясь с криками торговок. Перед ним на земле лежала кепка, на дне – монеты.
Женщина пошла к баянисту, встала перед ним. Тот поднял глаза – Абак увидел испуг на его лице.
– Бог в помощь, Ключник, – произнесла она.
Всë вокруг замерло – дети с собакой, люди с узлами и Абак: он таращился на женщину, выглядывая из–за пивного ларька.
– Здорово, Страж, – привстал старик. – Каким ветром?
– Дела, – ответила она. – Поëшь? – глянула насмешливо. – Паваротти.
– При чем здесь… – обиделся тот.
– Ничего, что это – кодовые мелодии? – потянулась она к нему. – Они открывают врата и двери. А повсюду – уши, уши…
– А и ладно, – улыбнулся тот беззубым ртом. – Ключ нужен! – ударил рукой по груди. – А он в надёжном месте.
– Покажи! – приказала.
Тот распахнул куртку: на шее, поверх грязной майки, висели свирели, нанизанные на серебряную бечёвку – ореховые, с золочёными гвоздиками.
– Все? – спросила.
– Обижаешь! – ухмыльнулся тот. – Как у бога…
– Не паясничай! – оборвала она, показала рукой на Абака. – Видишь этого?
– Ну и что? – хмыкнул баянист. – Не убивать же их…. Люди. Ты почему здесь? Неужто дверь открылась? – глянул испуганно.
– Пьёшь много, – хмыкнула она.
– А что ещё делать? – улыбнулся гармонист.
– Путешествуй, – хихикнула, обернулась и пропала.
– Чего я там не видел! – закричал ей вслед. – Тыщу лет одно и то же: строят – разрушают. Люди… – он опустился на стул, растянул меха. Всë тотчас ожило, зашумело – завопили голосистые торговки, заметались беспокойно люди.
«Зачем я здесь?» – встрепенулся Абак; нахмурился, вспоминая. Но, так и не вспомнив, крутнулся и побежал вниз по дорожке.
Она шагнула в светлый зал, обежала глазами. Слева у стены стояли столы, искристый хрусталь с потолка заливал все разноцветным блеском. Справа, на площадке – музыканты во фраках и белых рубашках, немо глядели в зал, ожидая условного кивка.
В центре за сервированным столом сидел человек – черноволосый, бородатый, в свитере, джинсах, кроссовках. За ним, рыская по залу свирепым взглядом, стояли двое – сильные и злые.
Перед гостем, изогнувшись, замер официант.
Появление незнакомки позабавило бородатого: он знал, что его люди охраняли все входы. «Экая проныра» – улыбнулся он, глянул на женщину. Телохранитель танком двинулся к ней.
– Отбой! – остановил его бородатый. – Женщина… – пожал плечами. – Кто такая? – кивнул официанту.
– Незнакомая, – дрогнул тот. – Может? – кивнул на дверь.
– Зачем? – покривился бородатый, отёр салфеткой рот. – Эй, милая! – окликнул женщину.
Та не обернулась – пошла к туалету.
– Что же ты! – раздражённо крикнул бородач, вздёрнулся, засеменил следом. – Ждите! – приказал телохранителям.
– Игорь Николаевич… – заныл один, рыжеволосый. – Нельзя.
– Пшёл вон! – оборвал его хозяин. – Я сказал. Ждите!
Те послушно замерли.
– Что ж ты, – заорал бородатый, вваливаясь в туалет. – Я позвал – а ты… – потянулся к ремню на брюках. – Неучёная? – сплюнул; пошёл на неё; запутался в брючине – неуклюже дёрнулся.
Она ударила его в грудь кулаком – перчатки на руках ярко вспыхнули. Он задохнулся от боли, разинул рот – из него метнулся наружу чёрный сгусток.
Дверь в туалет распахнулась: рыжеволосый телохранитель окинул комнату взглядом, выхватил пистолет, наставил на женщину: – Стоять! – закричал. – Руки! Чтоб я видел! К хозяину, – приказал напарнику.
Тот не успел двинуться. Женщина коснулась лица бородатого – потянула чёрное месиво: оно вывалилось на пол, затрепыхалось. Она потащила его за собой и, не оглядываясь, вошла в стену.
– Вас, – адъютант протянул генералу мобильный.
– Чумак, у телефона! – громко произнёс тот; замер, слушая. – Ясно, – выдохнул; глянул на адъютанта, – подготовь скайп. – Обернулся к сидевшим за столом. – Губернатор Гречко убит. В женском туалете…. Материалы по делу сейчас скайпом, – он кивнул на экран. – Чего они мрут? Гудым – в Безлюдовке, Гречко – в Днепре. Охотятся на них, что ли? Разница во времени – не больше часа. А женщина – и там, и здесь, – глянул на адъютанта.
– Готово, – кивнул тот.
С экрана компьютера глянул на него рыжеволосый телохранитель. – Здравия желаю, товарищ генерал…
– Докладывай, – оборвал его Чумак.
– Дело было так, – сглотнул тот. – Она вошла – я не сразу еë засёк. Хозяин обедал: он всегда обедал в это время. А потом он увидел еë и … позвал. Она не ответила. Я подумал – странная, вроде не в себе. Пошла в туалет, хозяин – за ней.
– Зачем? – спросил Чумак. – Она же не звала.
– Она глянула на него… зовуще, – потупился рыжеволосый.
– Что ты как школьник! – вскипел Чумак. – Ты – хранитель тела, должен был остановить… к тому же – вас двое.
– Не мог, – заспорил тот, – в договоре…
– При чем здесь! – вскинулся Чумак. – Ты же видел, хозяин пьян… или под гипнозом. Мог быть?
– Мог, – телохранитель кивнул.
– Ладно, – вздохнул Чумак, – показывай.
На экране появилась комната с розовыми обоями, большим зеркалом и плюшевым диваном.
– Будуар, а не туалет… – буркнул Чумак. – Где тело? – спросил громко.
Губернатор лежал на полу в луже грязи.
– Откуда грязь? – нахмурился Чумак. – Где женщина?
– Товарищ генерал… – втиснулся в экран следователь, – здравия желаю. Разрешите видео с камер? – затыкал пальцем в потолок.
– Разрешаю, – кивнул Чумак. – С этого и надо было…
Они увидели, как вошёл Гречко – женщина стояла у стены: двинулся к ней, споткнулся. Она ударила его – коротко, сильно. Он завыл – изо рта поползло что–то чёрное, вывалилось на пол бесформенной массой. Гречко повалился рядом.
– Какого? – побледнел Чумак, придвинулся к экрану. – Это что? – обернулся к Брагину. – Ты такое видел?
– Нет, – выпалил тот. – Никогда.
– Оно… в нëм было? – Чумак запнулся. – Почему? Он – не человек… был? – почесал подбородок. – Как такое? Он же под постоянным врачебным контролем.
Женщина на экране ухватила тварь, потащила за собой – не оглядываясь, шагнула в стену.
– Я один это вижу? – вытаращился Чумак.
Все молчали, и только лесник мерно попыхивал папиросой:
– М–да, – тихо протянул он, – страшная бабёнка.
– Бесовщина какая–то, – буркнул Чумак, обернулся к адъютанту. – Соедини меня с Харьковом, хочу узнать, как умер Гудым.
Тот кивнул – через минуту протянул телефон. – Полковник Кравец на связи.
– Здравствуй, Виктор Андреевич, – выдохнул генерал. – А скажи мне, как Гудым умер? – вскинул брови. – Не умер? В коме? Охотился…. И наткнулся на женщину. А она его… чем? – Чумак поморщился. – Пальцем? Дела! – качнул головой. – Ну что ж, я понял. Спасибо, до связи, – он передал телефон адъютанту. – Слыхали? Сказала – «пуф», ткнула пальцем – и он… – Чумак не договорил: из переговорного устройства на столе кто–то тихо позвал:
– Первый, я – река, приём.
– Река, я первый, – отозвался генерал.
– Докладываю: у излучины, на холме, женщина с кожаным мешком, – говоривший замер. – Неизвестно откуда взялась. Разглядывает ночёвку пастухов. Прикажете остановить? – он смолк.
– Отставить остановить! – выкрикнул Чумак. – Веди наблюдение. Как понял?
– Вас понял: наблюдение, – говоривший затих.
– К расщелине идёт, – произнес Семах, – и «добро» своё тащит. Туда идти нужно, я путь короткий знаю.
– Если это одна и та же женщина… – недоуменно глянул Брагин, – как она смогла за пару часов пройти тысячу километров?
– Думаю… – хмыкнул Чумак, – она тоже короткий путь знает. Старик дело говорит, в лес идти нужно, – он встал из–за стола, кивнул. – Веди.
Женщина стояла у расщелины, в руке – мёртвая тварь. Вокруг – обгорелый лес, черные деревья. Она смотрела вниз, в раскол – оттуда сизыми струйками поднимался едкий дымок.
Люди Чумака оцепили чащу со всех сторон. Брагин, Семах и генерал наблюдали за ней, спрятавшись за песчаным холмом. Ещё до выхода на позицию, Чумак отдал приказ о тишине в эфире – только чрезвычайная ситуация отменяла его.
«Баба как баба, молодая, сильная, – подумал он, разглядывая еë в бинокль, – кто такая, кого высматривает?»
Женщина подняла руку, намереваясь выбросить тварь в расщелину.
– Что? – дёрнулся Чумак: лесник тронул его за рукав.
– Там, – прошептал Семах, показал глазами на тропинку.
По ней брёл пастушок, за ним – отец.
– Вот черт! – сердито выдохнул Чумак. – Куда прëт?
– Здравствуйте, – остановился мальчик. – Здравствуйте, – замер отец.
Она опустила руку, обернулась, глянула сердито – пастухи стояли поодаль, на обожжённой земле.
– Вы кто? – спросила, окинула лес взглядом.
– Я – пастушок, – поёжился мальчишка, – коней пасу, на свирели игра… – взгляд его упал на мёртвую тварь. – А–а! – оскалился противно. – Ты та, кто приходит на зов манка.
– А пацан – тот ещё фрукт, – хмыкнул Чумак. – Наглый и злой. Вряд ли он в курсе… с кем кашу варит.
«Всë он знает, – подумал Брагин, – сто пудово».
– Ваш? – выставила она руку с тварью: перчатки на руках ярко вспыхнули.
– Наш, – кивнул отец мальчишки. – Видал? – окликнул сына. – Еë сила в перчатках.
– Зачем вы здесь? – спросила женщина, глянула вприщур.
– Мы – искатели, – произнёс мальчишка. – В полусотне парсек, за пространственной стеной, умирает планета, захваченная внешним излучением. Гибнут леса, океаны, всë живое. Они решили… – глянул он в небо, – это будет Земля, Солнечная система. Потому как – воздух, вода, пищевая цепочка. Дверь нужна и ключ. Сорок миллиардов космосом не переправишь.
– Ни черта себе! Сорок миллиардов! – выдохнул Чумак. – Где ж их разместить – орду такую?
– Так случилось… – усмехнулся мальчик, – мы вошли, а дверь захлопнулась. Оказалось – вход не работает на выход. Проблема! – он покривился. – Хвала богу, наш локатор успел запеленговать обратную вспышку – место предполагаемого выхода. Поэтому… – махнул рукой в сторону раскола. – Дверь там. Ключ нужен.
– Земля – планета людей, – произнесла она.
– Я и не спорю, – поёжился он. – Это они… – стрельнул глазами в небо. – Говорили – планета большая, и еда… – он глянул на отца.
– Наши колонисты миролюбивы, – вставился тот. – Можно так обустроить – никогда не пересекутся.
– Сорок миллиардов? – хмыкнула она.
– На худой конец можно и… зачистить, – выпалил мальчишка. – Как вариант.
– Ах, вы ж сволочи! – взревел Чумак. – Миротворцы хреновы, чтоб вас! Зачищать собрались! Будто мы тараканы... – погрозил кулаком, двинул к пастухам.
Те повернули к нему головы.
– Вот он, ключ ваш! – поднял Чумак вверх дудку; подумав, накинул нить на шею.
Люди за холмом оторопело смотрели ему вслед.
– Меняю ключ – на планету! – выкрикнул Чумак. – Свет клином не сошёлся на нашей планете – найдёте другую, незаселённую.
– А вы, значит, бог! – дерзко парировал мальчишка. – Может, покажете еë, другую?
– Заткнись! – цыкнул на него отец. – Послушайте, уважаемый… – улыбнулся он Чумаку. – Ничего личного. Так сложилось, и время пришло – час перемен….
– Знаем мы ваши перемены! – заорал Чумак. – И зачистки знаем – учёные! Нельзя просто так взять и… восемь миллиардов! – зыркнул на мальчишку.
Тот его не слушал – он закрыл глаза, замер.
Дудка на шее Чумака вдруг вспорхнула, зависла в воздухе, рванулась к пастушку, но серебряная нить удерживала еë.
– Она! – завопил пастушок радостно. – Ключ от двери! Ко мне! – дёрнул рукой.
Чумак вздрогнул и осел: голова его упала, покатилась по обожжённой земле.
Люди за холмом оцепенело смотрели на обезображенное тело. Брагин опомнился первым.
– Дай ружье! – протянул он к Семаху руку.
– Пулей его не возьмёшь, – отстранился тот, – и пушкой лазерной. Только она сможет, – кивнул на женщину.
– Чего ждёшь? – заторопил мальчишку пастух. – Играй!
Тот поднёс свирель к губам, мягко дунул, но дудка молчала. Он пробежал пальцами по крошечным отверстиям. – Не она… – заныл, – ошибся. Он виноват, – глянул на мёртвого Чумака, – соврал, а я повёлся.
– Эй, искатели! – позвала их женщина, поманила. Обернулась, повела рукой – пространство перед ней расступилось: сквозь открывшийся проëм проглянула белая пустыня, белёсое небо и дальняя звезда.
– Черт, черт! – завопил мальчишка. – Я знал, что всë просто….
– Идёте? – позвала она его; шагнула в белый мир, потащила за собой мёртвую тварь.
– Секундочку! – закричал пастух. – Вдруг, это – ловушка, лабиринт, иллюзия? Жизни не хватит отыскать выход…
– Другого выхода нет, – кинула она, не оборачиваясь. – За мной! – приказала. Невидимая сила подхватила пастухов, тело Чумака и голову – поволокла к расщелине, втащила в белый мир. Затем громыхнуло, и проëм исчез.
– Всë … – выдохнул Семах, – Ушла и … всех потащила. Я думал, она – бог: пожалеет, воскресит. Ошибался, – он сердито отряхнул песок с одежды. – Чего ждёшь? Айда, – позвал Брагина.
Они вернулись домой, сели на крыльце, закурили.
– Почему Земля? – глянул в сумеречное небо Семах. – Столько звёзд в небе – так нет же… – сердито кашлянул.
– Мы бы тоже не отступились, – сказал Брагин, – если бы беда, конец Земле…. К тому ж – вода, воздух. Однозначно – воевали бы.
Они помолчали.
– Жаль Чумака, – буркнул лесник, – сильный был, человек. Мечтал порыбачить, по лесу побродить… – вдруг вспомнил. – Не судьба.
– Договориться хотел, – отозвался Брагин. – А выходит…
– Нельзя! – покачал головой Семах. – Только силой! Никак иначе. М–да, знать бы, куда она их потащила… дивчина эта? Кто такая? – шмыгнул он носом. – Если б сам не увидел, умом бы не постиг. Как думаешь – дверей на Земле много?
Брагин не ответил.
Семах вздохнул, поднялся по ступеням, вошёл в дом. – Есть будешь? – кликнул из гостиной.
– Не хочу, – ответил Брагин. – Спать лягу, очень спать хочется.
– Так рано ж, девять прокукукало, – лесник зевнул. – А чайку – с чем бог послал? – выглянул из дверей.
– Ну… давай, – согласился Брагин, поднялся, потопал в дом.
Ему снилась белая пустыня – барханные цепи, редкие кустарники с мелкими цветами. И женщина – во всем белом. Она держала в руках голову Чумака и улыбалась.
Брагин почувствовал холод в теле – он наползал снизу. Голова в руках женщины вдруг открыла глаза, громко завопила:
– Семах, открывай! Потом доспишь!
Затем – громкий стук. И Брагин сквозь сон услыхал, как протопал к двери Семах, бормоча на ходу: – Чур– чур!
И голос Чумака:
– Долго спишь. Кто у тебя?
– Брагин… – выдохнул Семах.
– Пал Дмитрич? Это хорошо! – Чумак рассмеялся. – Душевная компания собралась – и порыбачить, и за грибами….
– Здравия желаю, товарищ генерал, – выглянул из спаленки Брагин, глянул ошарашенно.
– День сегодня… – хмыкнул Чумак, – с утра не задался. Сначала Тымчик, теперь вы…. Сговорились? – хмыкнул, повалился на лавку; глянул на застывшего Семаха: – Чаем угостишь или пялиться будешь?
– Вид у вас… – выпалил тот. – Не хвораете?
– А должен? – покривился Чумак. – Не пойму, куда клонишь. Шея вот только… протянуло, думаю, – он обернулся к адъютанту. – Неси провиант, завтракать будем.
– Приснилось мне, будто лежу я на земле. Вокруг бело и… ангелы, – Чумак вздохнул. – М–да! Слева, значит, белые: тела и лапы – птичьи, головы человечьи. И крылья. Справа – черные: крылья черные, тела и лапы – птичьи, головы человечьи. Стоят друг против друга, щебечут по–своему, м–да. Ангел белый опускает голову, смотрит на меня – глаза в глаза: ни рта, ни носа на лице. И говорит…
– Как же – без рта? – опешил Семах.
– Откуда знаю? – занервничал Чумак. – Говорит, значит: вставай, члвк. Так и говорит – члвк. Ступай на Землю, нельзя тебе здесь, – генерал выдохнул. – Я встал и… пошёл.
– Хороший сон, – выпалил Брагин, – долгую жизнь обещает.
– И я так подумал, – улыбнулся Чумак.
– А место какое, земля? Леса, моря? – полюбопытствовал Семах. – Очень интересно, каков он – мир ангелов.
– Пустой, – выдохнул Чумак. – Пустыня белая и сад. Деревья высокие, в цвету – не шумят, листвой позванивают. Больше ничего…. Утверждать не стану – может, я слепой в их мире.
– Может, – согласился старик. – Мы ж не ангелы. Вот помрём, тогда …
– Они ангелов переселить хотели, – вдруг произнёс Чумак. – На Землю. Сорок миллиардов.
– А людей? – спросил Брагин. – В землю?
– Предлагали зачистить: чтобы мы… чище стали, светлее – ближе к ангелам, – Чумак вздохнул.
Все замолчали.
– А и ладно, – пошёл к печке Семах, сердито громыхнул чайником. – В другой раз зачистят….
– Не скажи, – заспорил Чумак. – Когда ещё случится, чтоб всë совпало – и время, и …. Нужно было соглашаться, а я, дурак… м–да, – опустил он глаза. – Не сообразил. Голова – как не своя, и шея….
– А перчатки ей на что? – вдруг спросил Семах.
– Откуда знаешь? – насторожился тот. – Я ж не говорил…
– Говорил–говорил, – соврал Семах. – Так, на что?
– Они еë в человека превращают: оденет – человек, снимет – ангел, – Чумак вздохнул. – Дело – дрянь: память ни к черту. Хоть убей – не помню, когда про перчатки …. М–да.
– А и бог с нею, с памятью, – хмыкнул Семах. – Может, по маленькой? Чтобы на душе веселее…
– А давай! – согласился Чумак. – За память, за душу, за… дружбу с ангелами. |
Рассказ открыт для комментариев