ao015 Стекляшки

     1
    
    Ночью Бафа пошла в Запретное место. Пат терпеливо дождался, пока она уйдёт, и заторопился: принёс деревянный ящичек с тряпьём внутри, поставил под крыльцо. Осторожно посмотрел внутрь: фрр глубоко заснул и свернулся клубочком. Всю ночь Пат сторожил, чтобы фрр не заплакал, а под утро задремал под жасминовым кустом у ограды.
    Бафа вернулась, посмотрела на Пата, сняла было накидку, чтобы укрыть, но раздумала. Ночь тёплая, нечего баловать. Устало села на стул, свернула самокрутку и выдохнула тёплый, ароматный дымок. Подумала о том, что узнала в Запретном месте. Что ж, всему приходит конец...
    И тут запищал фрр. Пат подскочил, но сразу же скрылся за забором, пытаясь высмотреть, что сделает Бафа. Она неторопливо загасила самокрутку, сошла с крыльца, посмотрела... А потом взяла ящичек с фрром и вынесла на улицу.
    — Положи, где взял, — велела.
    — Но там никого нет! Я нашёл его на помойке! — запротестовал Пат.
    — Вот туда и положи.
    — Он умрёт! Он почти умер вчера!
    — Но не умер же. Выхаживай его сам. Привыкли всех болезных ко мне тащить...
    — Мне мамка не разрешит, ты же знаешь, что фрров не держат в домах!
    — Вот и в моём доме его не будет.
    Пат не хотел, но разревелся. Фрр полез из ящика, вцепился ему в палец и отчаянно запищал.
    — У него лапка... я думал, ты поможешь...
    Тут Бафа увидела, что передняя лапа у фрра искривлена.
    — Ничего. У него ещё три здоровых. Положи, где взял.
    — Я к тебе никогда больше не приду! — крикнул Пат.
    — Не приходи, — холодно согласилась Бафа.
    Пат сорвал с шеи шнурок с зелёной прозрачной бусиной, бросил на землю. Прижал грубо сколоченный ящик к груди и поковылял по улице. Он тоже был колченогим, как фрр.
    Бафа бережно подняла бусину, открыла калитку, поднялась по ступеням дома. Дельфины на ловце ветра закачались, стеклянные колокольчики укоризненно зазвенели.
    — Что? — с вызовом подняла подбородок Бафа.
    Но ветер уже утих. День обещал быть тёплым.
    
    2
    
    Через два дня Пат появился у калитки. Бафа деловито копала грядку для салата. Увидев рыжие вихры, изумрудный, всегда любопытный взгляд, воткнула лопату в землю.
    — Мамка пирог велела отнести, — буркнул Пат. — Но я мясо выковырял. Для фрра.
    — Живой, значит, — кивнула Бафа.
    — Живой! — запальчиво крикнул Пат. — Я... я... выкормлю его, а потом уйду в Запретное место!
    — Иди, кто ж тебе мешает, — пожала плечами Бафа. — И пирог с собой захвати.
    Отвернулась и продолжила перекапывать землю. Услышала, как неровные шаги удаляются, оперлась на лопату и перевела дух. Сердце колотилось, воздуха не хватало. Чего бы она ни отдала за чашечку кофе... но кофе нет. Да и нельзя, наверное. Лучше пойти вздремнуть.
    Встав на закате, увидела мать Пата. Та неловко переминалась с ноги на ногу перед оградой. Передала тёплый хлеб и пробормотала:
    — Ты бы моего оболтуса не сильно бы гоняла. Пусть станет Бафой, я не против. Но мой Пат приходит домой под утро, без задних ног. Едва помогает по хозяйству и снова ковыляет к тебе. Муж грозится ухи пооткручивать — ты же знаешь, какой он, когда напьётся...
    — Я подумаю, Нина, — степенно кивнула Бафа. — Как муж?
    Мать Пата вздохнула:
    — Пьёт всё больше и больше. Так-то он не злой, да дружки его подзуживают. Ты бы сделала ему оберег, а? Чтобы не пил, а?
    — Сделаю, — пообещала Бафа. — А пока возьми. Это тебе.
    Она выудила из кармана браслет из бусин тёплого медового цвета.
    — Красота! — восхитилась мать Пата. — Это для чего?
    — Сама поймёшь, — улыбнулась Бафа.
    Ей нравилось, когда люди радовались её поделкам.
    Бафа собрала корзинку, снова вышла на улицу. Село затихло, лишь собаки перелаивались, рассказывая последние новости. Почуяв Бафу, затихали, радостно виляя хвостами. Стеклянные шарики на ошейниках тихонько позвякивали. Она раздала им хлеб Нины.
    Дошла до помойки, брезгливо выбирая, куда ступать. Сколько раз она просила не выбрасывать, что попало. Непробиваемые. Но хотя бы в деревне больше не гадят. Услышала стук молотка, пошла на звук. Пат сидел перед костром и сколачивал новый ящик. Услышав шаги, встрепенулся.
    — Ты потерял, — Бафа бросила ему зелёную прозрачную бусину.
    — Не потерял, а выбросил, — буркнул Пат и остервенело застучал молотком.
    Фрр узнал, кинулся под ноги, заластился. Он немного подрос, пузико стало круглым, сквозь белую шёрстку проступала розовая кожа.
    — Ты уже дал ему имя? — спросила Бафа.
    — Ты учила не давать имён.
    — Верно, — согласилась Бафа. — Не давать имён, если?
    — Если знаешь, что не готов расстаться. Но... но знаешь, что? Он выживет, вот. Все его бросили, даже ты! А мы тут находили еду!
    Бафа знала. Недаром она два дня подряд носила то варёное яйцо, то хлеб, то козье молоко в плошке. Пат с ревностью посмотрел на фрра, который делал бахрому из подола Бафиного плаща.
    — Нина приходила, — сказала Бафа.
    Пат вскинулся:
    — И что ты мамке сказала?
    — Вот что, мой юный друг, — твёрдо сказала Бафа. — Хватит шариться по помойке. Если твоя мамка узнает, что вместо учёбы ты выкармливаешь фрра, она тебе уши пооткручивает. Об отце я даже не заикаюсь.
    Пат вжал голову в плечи, но не сдался.
    — Я не оставлю Тома!
    — Тома? Вот как? — подняла бровь Бафа. — А кто мне только что говорил, что не даёт имён?
    Тут мальчишку прорвало:
    — Посмотри, какой он хороший! Как похож на Мусю! Он же ничего плохого не сделал, у него просто лапка искривилась! Но я каждый день ему даю порошок из скорлупы, как ты учила. Его все бросили — даже мама! А может, она принесла его к людям, потому что здесь он может выжить? Ты сама говорила, что слабым нужно помогать!
    — Хватит тараторить, у меня голова разболелась,  — прервала Бафа. — Иди уже домой.
    Подхватила Тома, бросив через плечо:
    — Жить будет в сарае. И он не похож на Мусю. Муся была серая в полоску. А этот... Белый с серыми пятнами.
    
    3
    
    Конечно, она пустила Тома к огню. Сама тоже уселась перед камином, раздумывая, как поступить. Задремала под мурчание фрра.
    ...Муся ушла в начале осени, совсем недавно. В первый раз за десять лет Бафа разрыдалась. «Ты предательница», — в сердцах сказала она, а потом увидела радугу в небе и заткнулась. Первую бусину, которую сделала здесь, она повесила на шею Мусе. В бусине светилась маленькая радуга, и местные поверили, что Бафа смогла укротить фрр — огромных кошек, что жили в лесу.
    С тех пор и повелось: Бафа помогала местным, чем могла, а они за это не трогали Мусю. Обычную беспородную кошку. Серую, полосатую, с белыми лапками. Ничего общего с этим...
    Тут Бафа проснулась. Том смотрел на неё, прищурившись.
    — Ничего общего! — заявила она. — Ты вырастешь громадиной мне по пояс. Ну-ка, дай лапу. Дай лапу, говорю, нечего меня кусать... До свадьбы заживёт. Что же вы будете без меня делать?
    Сердце снова заколотилось, и Бафа помрачнела. Времени оставалось немного, а мальчик... совсем ещё мальчик. Хотя бы с десяток лет урвать, — с тоской подумала она, да где его взять, этот десяток?
    Утром она пошла к Нине, прихватив прозрачную бусину, внутри которой был порошок из корешков неналивайки.
    — А-а-а, Бафа! — поприветствовал хозяин, почёсывая причинное место. — Я малому-то ухи пооткручивал! За то, что вместо работы «учится». Не дело это, мужику Бафой становиться. Даже такому убогому, как мой.
    — Мы же с тобой разговаривали, — примиряющим тоном сказала Бафа. — Пат не сможет пахать землю, за скотом не успевает.
    — Не мужицкое это дело! — отрезал отец. — Может, ты ему и юбку сошьёшь, чтобы он стал настоящей Бафой?
    Бафа вздохнула. Ей уже надоел этот спор. Пат учился у неё третий год, и отец всё никак не мог смириться. Ещё и друзья по чашке постоянно подтрунивали, что Пат станет бабой-повитухой.
    — Пат будет учиться, — спокойно сказала она.
    В дверном проёме мелькнул Пат с синяком под глазом.
    — Никуда он не пойдёт! — взревел отец, и стало понятно, что он до сих пор пьян.
    Возле ограды уже собрались зеваки, и кто-то крикнул:
    — Так её! Покажи, кто в доме хозяин!
    Бафа не обернулась. Она и без того узнала голос. Это был трактирщик, что старательно спаивал селян. С ним она разберётся позже, а пока...
    Отец Пата взревел и кинулся на неё. Бафа выхватила дрын из ограды. Крынка, что на нём сушилась, разбилась с глухим звоном.
    «Ну не бить же его», — засомневалась она, а сама перехватила дрын поудобнее. В пах — неспортивно, зато эффектно. Но тогда отец не простит унижения на глазах у всех. Не ей — сыну не простит. Всё это она додумывала, глядя, как грузное тело оседает. Бафа с удивлением посмотрела на мать Пата. Та держала в руках здоровенную сковороду.
    — Ты опаздываешь на учёбу, Пати, — спокойно сказала Нина.
    — Как ты? — спросила Бафа.
    Вместо ответа Нина задумчиво тронула браслет из медовых бусин и посмотрела на зевак:
    — Узнаю, кто смеётся над моим сыном — зашибу насмерть. А ты, — сковородка упёрлась в грудь трактирщику, — ещё раз попробуй мужу налить. Бафа тебя проклянёт.
    — Прокляну, — буднично согласилась Бафа, и селян как ветром сдуло.
    Бафа присела рядом с отцом Пата, потрогала шею. Пульс сильный и ровный. Оклемается, только голова болеть будет. Надела шнурок с прозрачной бусиной ему на шею.
    — Если захочет пить — не перечь. Налей чашку. Посмотрим, как оно получится. Но скажи, чтобы бусину не снимал.
    — А если не послушается? — испугалась мать Пата.
    — Тебя послушается, — усмехнулась Бафа.
    
    Они медленно шли по улице. Бафа — потому что стало дурно. Сердце готово было выскочить из грудной клетки. Пат — потому что отец ударил по больной ноге.
    — Он бьёт мать? — спросила Бафа тихонько.
    — Нет. Просто обижает её за то, что родила такого сына, — тоже тихо ответил Пат, и сердце Бафы зашлось ещё больше.
    — Надо было ему дрыном двинуть, — сквозь зубы пробормотала Бафа, и Пат запротестовал:
    — Отец не злой. Никогда не обижает сестрёнку. Просто ему обидно, что я таким уродился.
    Уродился...
    Бафа кинула взгляд на мальчишку. Она прекрасно помнила, как Пат уродился. Обычно местные повитухи прекрасно справлялись. Бафа просто давала очередной стеклянный шарик-оберег. Но десять лет назад к ней примчались, разбудив посреди ночи. Когда она зашла в комнату к Нине, младенца уже вытянули за ноги. Обрезали обвившуюся у горла пуповину, хлопнули по попке, но синюшное существо только попыталось вздохнуть и затихло. Бафа, с трудом соображая, сделала массаж сердца, искусственное дыхание. Ей было стыдно признаться в том, что она орала: «Ну давай же, сукин сын! Живи!» Младенец уставился на неё изумрудно-зелёными глазами и тихонько захныкал.
    Пат всего этого не знал. Как не знал, что той же ночью она принесла его к Запретному месту. Компьютер бесстрастно сообщил, что ребёнок не жилец, и тогда Бафа угрохала весь запас Асклепия, который ещё оставался. Даже тогда она сомневалась, что мальчик будет здоров. Но Пат выкарабкался. Только остался хромоногим.
    
    4
    
    — Читай, — строго повторила Бафа.
    — Я не понимаю, — отчаянно сказал Пат.
    — Не притворяйся, всё ты понимаешь. Я никогда ещё не видела, чтобы так быстро учили унилингву.
    — Я не понимаю другого. Разве нельзя сразу победить всех плохих?
    — Можно. Но тогда люди остались бы равнодушными.
    — Зато жили бы хорошо.
    — Необразованные, но счастливые, — усмехнулась Бафа. — Читай.
    Мальчик послушно прочёл:
    — «Человек рож-дается слабым».
    Отложил книгу, посмотрел ясным взглядом:
    — Как я?
    — Все рождаются слабыми, Пат. Дочитай хотя бы диалог.
    — Не хочу! — заупрямился мальчик. — Это трудная книга, раньше были легче.
    — Раньше ты был глупее, — сказала Бафа. — А сейчас позаботился о ком-то.
    Пат перевёл взгляд на Тома, который мурчал у камина.
    — Ты меня проверяла? Это был... экзамен?
    — Тебе пора домой.
    — Можно я ещё посижу? — заныл Пат. — Мама разрешила у тебя побыть подольше. Ну пожалуйста. Давай сделаем бусину?
    — Завтра. Но мы можем посидеть на террасе, пока солнце не зашло.
    Они уселись на скрипучие стулья, Бафа налила чай.
    — Зачем мне твоя унилингва? — спросил Патрик.
    — Она не моя. Это общий язык, на нём говорят люди с разных планет. Вот смотри.
    Бафа запустила руку в глубокую чашу, что стояла на столике, взяла в горсть бусины.
    — Видишь, какие они разные? Есть зелёные, как твоя планета, есть голубые... как моя. Есть охряные, покрытые песками и камнем. Но все они сделаны из одного материала. Как люди. Как унилингва. Когда мы понимаем, что сделаны из одного теста, нам легче общаться. Когда-нибудь ты передашь язык своему преемнику...
    — Или полечу сам на другие планеты, — согласился Пат.
    — Или полетишь сам, — улыбнулась Бафа. — Но сейчас ты пойдёшь домой.
    Проводила взглядом рыжие вихры. Потом прихватила Тома и отправилась в Запретное место.
    
    5
    
    Лесная тропинка стала едва заметной, высокие ели скрыли свет звёзд. Только Бафа называла деревья «елями». Местные говорили «затянки». Вместо иголок у затянок были маленькие присоски.
    В центре когда-то выгоревшей поляны стоял модуль. Время вылечило растения, вогнало модуль ещё глубже в землю, а другую половину покрыло пурпурным плющом. Бафа вытерла пыль на солнечной панели и тихонько напела оду «К радости». Люк бесшумно отворился.
    Внутри Бафа отпустила Тома, и притихший было фрр начал исследовать территорию. Бафа огляделась:
    — Чёрт. Должен же здесь найтись завалящий карандаш? — пробормотала она и принялась за поиски.
    В одном из ящиков что-то загремело. Бафа с удивлением посмотрела на склянку с серебристым налётом. Когда-то в ней был Асклепий — порошок, который здесь назвали бы волшебным. Целый год она дозировала его с величайшей осторожностью. Пока не родился Пат. Теперь жалких остатков не хватило бы и на простой насморк.
    Наконец Бафа выудила лист бумаги. Карандаш тоже нашёлся. Как хорошо, что в прошлой жизни она любила архаику... Бережно положив их в карман плаща, Бафа села в кресло и равнодушно посмотрела на разбитую вдребезги панель. Она давно к ней не прикасалась, с тех пор как доломала окончательно. Упаси боже дилетанту попасть на другую планету.
    Единственное, что ещё работало — система диагностики. Про своё сердце она уже поняла, а вот Том... Бафа выловила фрра, усадила в кресло и прижала его лапку к выемке на подлокотнике. Через несколько секунд высветился результат.
    — Что ж, мой юный друг, ты в полном порядке. Если не считать рахита, который пройдёт. Хвала яйцам. Вернее, скорлупе.
    Она поймала себя на мысли, что разговаривает с Томом так же, как болтала с Мусей совсем недавно. Старые привычки...
    — А что вы жрёте? Молоко, яйца, хлеб и... васильки. Хм. Серьёзно? Надо же, какой потешный мир, никак не привыкну. Ладно, пойдём домой. Ах да. Бортовой журнал. День... понятия не имею, какой. Сегодня Нина ополчилась на мужа. Ударила сковородой по башке. И это было чертовски приятно.
    Бафа расплылась было в улыбке, но помрачнела, потёрла лоб и пробормотала:
    — Что же я делаю... Делаю записи в журнале, который никто не услышит, даю мальчишке ложную надежду, учу языку, на котором он никогда не будет говорить. Когда я сдохну, его изгонят, а Тома просто-напросто убьют. В лучшем случае, тоже выгонят.
    Она посмотрела на фрра:
    — Может, тебя отнести на васильковое поле? Пацан никогда мне этого не простит. Ладно, пойдём домой. Что-нибудь придумаем.
    Люк за ними закрылся, и Бафа пошла было к невидимой в темноте тропке, но раздумала и, обойдя модуль, уставилась на заросшую травой могилку. В изголовье, на камне, лежал стеклянный шарик с радугой внутри.
    — Чего добру пропадать, — решила Бафа.
    Взяла бусину, и радуга мягко засияла в лунном свете.
    — Мусяка не против, — улыбнулась Бафа.
    И насторожилась: ей показалось, что рядом хрустнула ветка. Но Том замурчал в руках, и Бафа успокоилась.
    
    6
    
    — Ух ты! — восхитился Пат, увидев шнурок на шее Тома.
    — Когда-нибудь ему придётся выйти на улицу, — сказала Бафа. — Люди увидят знакомую бусину и подумают, что Том не опасен.
    — Он и так не опасен, — возразил Пат.
    — Это знаем только мы с тобой. А людям важно верить во что-то привычное. Понимаешь?
    Пат рассеянно кивнул и зевнул во весь рот.
    — Да что с тобой сегодня? Опять родители ругались?
    — Нет, — расплылся в улыбке мальчик. — Даже наоборот, помирились. Мамка сделала вкусный пирог, а папа ей помогал. Вот только когда она поставила перед ним чашку, позеленел и выбежал на улицу.
    Бафа ухмыльнулась. Ну ещё бы. Она тоже выбежала на улицу, когда поняла сочетание травы-неналивайки с алкоголем.
    В мастерской терпеливо объясняла Пату:
    — Не нагревай так сильно. Ты же не хочешь, чтобы стекло потеряло форму? Теперь смотри: мы сделаем чашечку и сложим туда мешочек с полынью.
    Ловко подхватила пинцетом миниатюрный мешочек, положила в основу агатовой бусины.
    — Теперь сам.
    Она смотрела, как Пат наслаивает расплавившееся стекло.
    — Не забудь оставить дырочку для воздуха.
    — Знаю, — тихо огрызнулся ученик.
    Поставил бусину в печь и вопросительно посмотрел.
    — Молодец, — кивнула Бафа.
    — Зачем ты кладёшь туда травы? — спросил Пат. — Разве бусины не волшебные сами по себе?
    — «Волшебные», ха, — хмыкнула Бафа.
    Подвела к шкафу с травами.
    — Это что?
    Пат посмотрел на баночку с лимонным порошком:
    — Цыплянка. Если добавить в суп, простуда уходит.
    — А если в стекло?
    — Тогда не разболеешься осенью, — пожал плечами мальчик. — У всех есть твои браслеты с жёлтыми бусинками. Потому что они волшебные.
    — Ох...
    Бафа задумалась. Как объяснить десятилетнему пацану непостижимое сочетание лекарственных трав и эффекта плацебо? Люди носили её украшения как обереги от болезней и порчи, так уж повелось. Потому что одиннадцать лет назад она всего лишь хотела подружиться с местными и начала дарить им стекляшки...
    — Прочитай книгу, — посоветовала Бафа.
    — Не буду. Это глупая книга.
    — Это люди глупые, — возразила Бафа. — Кроме некоторых.
    — Кроме тебя?
    — Я тоже глупая. Что будешь делать с бусиной?
    — Подарю сестрёнке. Она стала бояться темноты.
    Бафа одобрительно кивнула. Полынь использовали берсерки. Чокнутым викингом девочка не станет, но капля храбрости в стекляшке ей пригодится.
    
    7
    
    После полудня они пришли к старосте. Взяв в свидетели двоих селян, в присутствии родителей Пата, Бафа завещала титул и своё имущество мальчику.
    На улице отец Пата помялся, но всё-таки подошёл к ней:
    — Ты это... извини.
    — Ничего, бывает, — сказала Бафа.
    — Значит, он и вправду станет Бафой?
    — Да. Но это не значит, что ему придётся носить юбку. У твоего мальчика  не только хромая нога, но и самое большое сердце, которое я видела. А ещё он умнее всех нас вместе взятых.
    — Так он смышлёный, стервец! — обрадовался отец. — Надысь просмолил мой плащ, в котором овец пасу. Я, когда понял, чуть ухи не оборвал, так другого-то нет... а когда пошёл дождь, я сухим остался!
    Бафа посмотрела на Пата, который подслушивал.
    — Иди домой, — строго сказала она.
    — А можно мне в мастерскую? Совсем на чуть-чуть... ну пожалуйста.
    Бафа с отцом переглянулись. Тот неуверенно кивнул.
    — Так иди. Учись. Давай, сынок.
    — Только недолго! — предупредила Бафа.
    Пат умчался, а она пошла потихоньку, выуживая из карманов стекляшки. Бафа нечасто появлялась на улице днём, но всегда помнила о заказах. Портнихе — забавную лягушку с капелькой лавандового масла. Оберег от моли. Вечно сопливому сыну кузнеца — дымчатую подковку с листочком прошибайки, Румяной дочке пекаря — розовое колечко, в котором притаился миниатюрный белый цветок. Просто так, для красоты.
    Карманы опустели. Бафа вернулась домой, села на свой стул, достала самокрутку. Вдохнула лёгкий ароматный дымок, прислушалась: Пат работал в мастерской. Напевал что-то под нос. Сейчас она отдохнёт и придёт к нему. Хорошо, что успела подстраховаться. Кто знает, на сколько хватит её проклятого сердца? На сегодня или, чем чёрт не шутит, ещё на десять лет?
    Одиннадцать лет назад Бафа даже думать не хотела о том, чтобы здесь оставаться. Впрочем, тогда её ещё никто не звал Бафой. Бафа — это титул. Ведунья, ведьма, волшебница... Унилигва услужливо подсказывала синонимы. Одиннадцать лет назад её звали Вероника, и она была дилетантом. Скучающим рассеянным человечком, который почти ничего не знал и просто хотел отдохнуть на другой планете.
    Упаси боже дилетанту попасть на другую планету! От благ цивилизации остались только «вечная» горелка, синтезатор для стекла, да печь. Вероника любила делать стеклянные украшения.
    Старая Бафа совсем не удивилась, когда нашла модуль посреди сгоревшей поляны. Назвала поляну Запретным местом и обучила Веронику распознавать травы. А перед смертью посоветовала взять ученика.
    «Возьми самого слабого», — сказала Бафа, имени которой Вероника так и не узнала.
    И вот сейчас самый слабый напевает оду «К радости» и что-то ваяет в мастерской... Сердце заколотилось, и Бафа судорожно вздохнула. Руку прорезало болью, воздух стал густым и вязким. Чёрт, как некстати. Впрочем, оно всегда некстати. Откуда Пат знает Бетховена?..
    Бафа уже не знала, что Пат изо всех сил бил кулаком её по груди и орал на унилингве: «Ну давай же, сукин сын! Живи!»
    
    8
    
    Она вздохнула и посмотрела в потолок. Фрр радостно мявкнул и облизал лицо листиком наждачной бумаги. Бафа поморщилась и привстала. Пат мигом оказался рядом, поправил подушку, засиял, приплясывая у кровати.
    — Не ходи никуда. Тебе нужно отдыхать. Хочешь, я принесу суп? Мамка сварила, вкусный. Или чаю? Я сделал из барбарыки, он успокаивающий. А, может, сухариков? С супом?
    — Хватит тараторить, — просипела Бафа.
    Приложила руку к груди: сердце билось спокойно и размеренно. Дышать было легко — впервые за несколько месяцев, с тех пор как она поняла, что Муся уходит. Бафа нащупала шнурок на шее, уставилась на прозрачный шарик, в котором плавала капелька серебристой пыли. Вот, значит, откуда ода «К радости». Следил за ней. Смышлёный... стервец.
    Пат не умел долго молчать:
    — Я понял, как ты меня вылечила. Я прослушал твой... бортовой журнал. А ещё нашёл твоё письмо.
    — Ты прочитал книгу? — удивилась Бафа.
    — Н-нет... она сложная. Я нашёл письмо на последней странице, потому что хотел узнать, чем всё закончится. «Привет, Пат. Меня зовут Вероника...» Тут я немножечко запутался. Ведь ты — Бафа... а меня потом тоже будут звать Вероника?
    Бафа недоумённо на него посмотрела, расхохоталась и охнула от боли в рёбрах. Похоже, Пат на славу постарался, пытаясь запустить её сердце.
    — Нет. Это имя для девочек.
    — Жаль. Оно красивое.
    — Значит, ты следил за мной и украл склянку с толикой Асклепия?
    — Я не украл. Я отдал лекарство тебе.
    — Ну да. Но ты же понимаешь, что это меня не вылечит? — мягко спросила Бафа.
    — Не понимаю, — искренне сказал Пат. — Ты и в письме написала, что делаешь просто стекляшки. Но ведь они помогают людям.
    — Это люди верят, что стекляшки помогают. Я просто им не мешаю, — возразила Бафа.
    — Получается, ты учила меня врать?
    — Я хотела тебя защитить! — взорвалась Бафа. — Я учила тебя распознавать травы, читать и брать ответственность за тех, кого приручил! Учила помогать родным... — тут она осеклась и пробормотала: — В сущности, не так уж и плохо.
    — Я тут подумал... — Пат замялся. — Помнишь, ты говорила, что мы все из одного теста? Как унилингва? Только ведь мы всё равно отличаемся. Там, откуда ты родом, фрр маленькие, как Муся. А у нас большие, как Том. Может, и растения тоже больше помогают? И песок, из которого стекло получается, тоже другой... И, если бусины обжечь в печи, получается лекарство?
    Последнее слово Том произнёс на унилингве. Бафа недоверчиво на него посмотрела, снова прислушалась к своему сердцу. Оно работало ровно, без перебоев. Может, в словах Пата есть резон? В конце концов, васильки здесь тоже странные. Могут прокормить взрослого фрра.
    — Тебе бы диссертацию написать, — пробормотала она.
    — А? — не понял Пат.
    — Я бы не отказалась от супа, — сказала Бафа.
    Притронулась к стекляшке на груди. Кто его знает, может, у неё ещё есть десяток-другой?