Город создан не для пешеходов.
До светофора слева было метров двести. До перехода справа – гораздо больше. Сзади место моей работы под названием «Пробирная палата», остановка автобуса – прямо через дорогу. Однако следует сделать крюк и потерять у светофора две минуты, после чего будет позволено пересечь проезжую часть семенящей рысцой: зел1ный горит секунд пять.
Я бы и не ходил пешком, будь моя воля. Но три недели назад за неправильную парковку у меня на месяц отобрали права. У меня был выбор – неделя нравоучительных снов. Смотреть такие сны ещё хуже, чем ходить пешком. Уж лучше помучиться на перекрёстках. Впрочем, можно и здесь перейти, машин почти нет…
Я снова оглянулся влево-вправо и ступил на проезжую часть.
- Подождите! – властный голос раздался над улицей, заглушая шум моторов. – Гражданин! Да, вы! Идите сюда!
Кричали сзади. Впереди, через дорогу, демонстративно показался ещё один человек в форме ДПС. Скрываться было несолидно и некуда.
- Нарушаем, сударь, - произнёс тот, который подошёл сзади. - Вашу руку… Так-так…
Он поднял глаза с экрана идентификатора личности на меня и без сочувствия понаблюдал, как я морщусь от укола. Нарочито болезненная процедура. Для нарушителей.
- Отбываете наказание за неправильную парковку? – спросил постовой сурово. – И позволяете себе новое нарушение? Отправляю сигнал. Так, явитесь сегодня в девятнадцать-тридцать в отделение районного суда. В случае неявки будете подвергнуты приводу. Я рекомендую неделю исправительных снов.
- Постойте, - воззвал я, не слишком надеясь на успех. – В прошлый раз мне предложили выбор…
- Повторное нарушение не предусматривает поблажек, - постовой ухмыльнулся. – Ступайте, гражданин. Вам ещё на комиссию успеть надо.
Я лежал на койке с панцирной сеткой, благополучно пережившей все вехи технического прогресса в мебельной промышленности. Моему телу было неуютно. Язык искал и не находил нескольких зубов слева. Да что там зубы. Кажется, правой ноги у меня не было тоже. Рассмотреть, что скрывается под покрытой неприятными чёрными пятнами простынёй, я не мог – мешал гипсовый корсет.
Неприятно побрякивая, в палату въехала каталка. Её толкали две молоденькие сестрички. Они улыбались. Практикантки, наверное.
- Поедем, - сказала одна из них, черноглазая.
- Куда? – спросил я. Без страха, с печальной обречённостью.
- В операционную, - сообщила вторая медсестричка, и её улыбка сделалась сочувственной. – Вам нужна ещё одна операция. Мы вам поможем перебраться…
Она ловко ухватила меня и приподняла. Я увидел покрытую отвратительной клеёнкой поверхность каталки, услышал собачий лай… И сел в постели, выдираясь из сна, благословляя страдающего бессонницей соседа-пенсионера и его собачонку с назойливым голосом. Они не в первый раз будят меня ни свет ни заря. И до сих пор я никогда этому не радовался.
На часах – половина шестого. Хватит, поспал. Не стану сегодня досматривать про операцию и дальнейшее пребывание в больнице. Если уж так надо, завтра покажут. А отосплюсь на будущей неделе, когда всё закончится. В конце концов, просыпаться рано не запрещено. Вот засыпать требуется не позже двенадцати, чтобы облегчить процесс засыпания, мне вручили рецепт на транквилизатор и настойчиво рекомендовали «не пренебрегать»… Наверное, яд глотать веселее.
Я встал и поплёлся на кухню. Сны становятся всё отвратнее с каждой ночью. Вчера я пересдавал на права. И, само собой, не знал ни одного вопроса из теста. Позавчера… что же снилось позавчера? Обрывки снов забывались быстро, оставались тупое раздражение и усталость.
Оно и к лучшему, что забывались. Я полез в холодильник. Сегодня «крестьянский завтрак». Обжарить вчерашний варёный картофель до приятной корочки, добавить порезанную кружочками сосиску, залить яйцами.
Сотрудники собирались. Перед дверью лаборатории (сюда девушки вечно таскают мешочки с ювелирными изделиями) собралась маленькая толпа: обсуждали очередную серию ночного детектива.
- Сегодня неинтересная серия, - говорила новенькая из отдела кадров. – Выяснилось, что убийца повесил на гвоздик ключ. И всё! И об этом – целая ночь?
Нина молчала и улыбнулась мне, как только она умеет. Впрочем, она всем людям улыбается.
- А я знаю, кто убийца, - самоуверенно заявил Павел из отдела охраны и как будто случайно положил руку на Нинино плечо. – Пойдём вечером в настоящее кино?
- Только не говори, что убийца ты! – кадровичка захихикала. Нина неприязненно отпрянула, ловко выскользнула из-под руки Павла и ушла в лабораторию. Павел невежливо спросил меня:
- Ну и чего ты уставился?
- Да кино у вас интересное, - ответил я и пошёл к себе.
Я тоже подписан на этот детективный сериал. Только на этой неделе смотреть его, понятное дело, не пришлось. В последней серии, которую я видел, взяли двух подозреваемых. Убили не они, конечно. И не кто-то похожий на Павла. Вот я мог бы быть убийцей… Когда смотришь эти мыльные оперы, поначалу странно, а потом завораживает: сюжет один, а круг героев у каждого зрителя свой. Обязательно куча знакомых, и убийцей может оказаться любой из них. Даже ты сам.
Ничего, на той неделе посмотрю продолжение и всё пойму.
День потёк своим чередом. Обычный день, несмотря на недосып.
Ближе к вечеру вдруг раздался звонок.
- Вы владелец транспортного средства XP-12 номер такой-то? – спросил суровый голос. – Автомобиль занимает место на платной парковке, Вишнёвый проезд, 17. Плата не внесена. Через час вызываем эвакуатор, если вам интересно.
- Не вызывайте! Я еду! – завопил я.
Еду-то еду. Но пришлось сначала отпрашиваться у шефа, который демонстративно смотрел на часы и неодобрительно – на меня. Но отпустил. И добираться до Вишнёвого проезда на трамвае.
Я высматривал его из трамвая, который не желал останавливаться в нужном мне месте. И увидел. Он был здесь. Старенький «гепард», год 1991, цвет «мокрый асфальт».
Я выпрыгнул из вагона, едва не сломав двери.
Но как, почему он здесь оказался?
И как, спрашивается, я уведу его обратно, если за руль мне нельзя?
Да очень просто. Достаточно отдать команду. Ведь быть его хозяином я не перестал.
- Макар! Макарушка…
Я провёл рукой по капоту. Нашарил в кармане ключи, которые носил с собой, даром что приходилось ходить пешком.
- Почему ты здесь, бродяга?
Автомобиль неожиданно попятился, выруливая с парковки. Он взрыкивал мотором – недовольно так рычал, если я вообще знаю своего Макара.
- Макар, да погоди же!
Я подбежал к нему.
Дверца, которую я намеревался открыть, открылась сама. От толчка я полетел в сторону, на поребрик. Не удержался, больно плюхнулся задом на торчащий бетон. Руки на раскисшем газоне, ноги в луже на асфальте.
Я встал, ругаясь и отряхиваясь. Макар снова взревел мотором, презрительно пыхнул на меня вонючим выхлопом, вильнул задом и рванул вперёд. Я вылез из лужи как раз вовремя, чтобы увидеть, как он мигнул тормозными огнями и скрылся за углом.
И никого рядом, чтобы сказал – садись, догоним… Только несколько чужих автомобилей следили за мной с парковки глазками регистраторов. А мне всегда казалось, что они смотрят выключенными фарами.
С брюк в ботинки стекала ледяная вода.
Как я могу его догонять? На трамвае?
Я побрёл домой.
Дома стянул размокшие ботинки и носки, позвонил в дорожно-транспортную службу. А что делать? Не сообщишь сразу, будет ещё хуже.
- Примите заявку, пожалуйста. Мой автомобиль, номер, вышел из подчинения.
- Техосмотр проходили вовремя? – казённым тоном поинтересовалась особа на том конце провода.
- Да.
- А что случилось? Обидели машину? Или кто-то переманил?
- Обидел, - сказал я с лёгкой запинкой.
- Понятно, - голос не обещал ничего хорошего. – Заявка принята.
Кошмарный день. Упасть бы и задремать, не думая о кошмарах, но как же тяжело и страшно. И холодно.
Исходящая паром прозрачная вода хлынула в ванну. Поднялась, заставила кожу покрыться мурашками – это выходил из меня озноб. Выходил и всё никак не мог выйти.
Сидеть бы и сидеть в этой воде. Но жестокий телефон, брошенный в комнате, вытащил меня из ванны. Я даже не успел согреться.
- Приезжайте. Он успел избавиться от номеров, необходимо опознание.
- Да что случилось?
- Ничего. Взяли при попытке к бегству. Приезжайте, восьмой склад утильсырья при северной базе. Хрустальный, семьдесят.
И бросил трубку раньше, чем я успел переспросить.
То, что я увидел, больше не было моим Макаром. Хотя мне не надо было заглядывать в бардачок, чтобы его опознать. Просто изрезанная груда железа. И подсохшее багровое пятно на левом крыле… бывшем крыле.
- Если кровь окажется человеческой, вам светит хороший срок, - сообщили мне сухо.
Не может быть. Это сон! Сон…
Я застонал и задёргался, вырываясь из сна. Сел в постели.
За окном уже светлело, в мае рано светает. В соседнем доме не светилось ни одно окно. Стал неубедительным свет фонарей над подъездами. Над охраняемой стоянкой не прожектор не горел. А мой Макар…
Я схватил задрожавшими руками театральный бинокль – он тут и валяется у меня всегда, на подоконнике. Всмотрелся. Нет, всё в порядке. На месте мой автомобиль. Что они хотели объяснить этим затейливым сном? Что машину надо ставить в гараж? Вообще-то мне опять повезло быстро проснуться. Могли бы весь тюремный срок показать… Или это завтра?
Какая всё-таки мерзость – наложенные на индивидуальное восприятие сны. Как в душу немытыми руками. Никто ведь не знает, что я про себя заву автомобиль Макаром. Всё как в жизни, только у моего Макара не было интеллектуального блока.
Пожалуй, откажусь я от детективных сериалов тоже, ну их совсем.
Я пошёл на кухню. Сварю кофе и не торопясь позавтракаю. Сегодня яичница по-израильски. Лук, чеснок и много помидоров потушить вместе, залить яйцами. Любители добавляют томат-пасту, я не люблю. И без того кушанье получается острым. И красным, прямо как пятно на останках моей машины…
Меня передёрнуло.
Но если кое-кто думает, что после исправительных снов я не стану больше готовить такую яичницу, то зря.
Я не только сисадмин, но и «помоги свести бюджет», и «Костик, отправь отчёт!» и ещё много всякого. Программировать – пожалуйста, по вечерам, когда все затихли. А днём дверь от посетителей иногда просто не закрывается. Сегодня я выгружаю данные из один-эс и загружаю в другую программу, в интернет. Но спокойно сделать это мне не дают, ко мне пристаёт главбух. Голос у неё громкий, каждое слово – как молотком по мозгам, цифры скачут перед глазами, монитор рябит…
- Костя!
Оказывается, это Нина стоит надо мной. Главбушка давно ушла, а я заснул.
- Ты спишь, а ведь поздно уже. Пойдём домой.
- Чёрт, - сказал я. – Сам не знаю, как я отключился.
В соседней комнате отмечают чей-то день рождения, за окнами темень, рабочий день давно кончился. А Нина стоит передо мной в плаще и с зонтиком.
- Тебя этими взысканиями совсем вымотали. Ты хоть немного по ночам спишь?
- Сплю, - я улыбнулся. – Попробуй столько ночей не поспать. Ничего, мне всего одна осталась.
И помотал головой, чтобы проснуться.
- Давай я тебя до дому провожу. Только сервер выключу, выходной завтра.
Она не успела ответить, из коридора вырулил Павел, по случаю пьянки особенно развязный:
- Лучше я провожу.
- Не надо меня провожать, - отрезала Нина.
Я поскорей всё закончил, схватил куртку и вышел. И отстал от девушки на полквартала. Это был очень неприятный момент. Я от души надеялся, что Павел слишком пьян, чтобы увязаться сейчас за ней. Или даже на то, что Нина к нему благоволит, что всю её неприязнь я придумал и поэтому мне не нужно будет ни во что вмешиваться.
Но они появились – Павел и ещё один, ростом даже выше Павла. Я услышал «ребята, идите домой». И в несколько прыжков оказался рядом.
- Костик? – удивился Павел. – Пришёл кино досматривать?
Я ещё не совсем остановился. Поэтому он хорошо отлетел в сторону и врезался задом в витрину продуктового магазина «Малинка», до сих пор открытого и полного покупателей. Так, что во все стороны полетели осколки.
Теперь каждую ночь я проводил в исправительной колонии общего режима. Это было то выматывающе ,то мерзко, то просто утомительно и скучно. Зато никаких извращённых фантазий вроде автомобилей-роботов.
И днём мне было легче, чем раньше. Может быть, потому что я знал, что точка невозвращения пройдена. Что теперь будет, то и будет.
И ещё днём была Нина. Она забегала ко мне, и мы болтали о разном. Кроме того, что мне снилось теперь по ночам. Это продолжалось целую неделю.
- Первый круг, – она слегка бледнеет, но ей почему-то важно об этом спросить.
- Ты знаешь, что это?
- Матрёшечный сон, - объясняю я как можно спокойнее. – Кошмар в кошмаре. Когда ты думаешь, что проснулся, а на самом деле просто открывается новый слой. Знакомо большинству людей. Только в первом круге это продолжается долго, очень долго. Днём человек возвращается в нашу реальность. Только...
Только не все долго выдерживают и остаются такими, как были, хочу я сказать. Но Нина бледнеет ещё сильнее, и я затыкаюсь. А то ведь едва не ляпнул, что существует и второй круг, в котором время стремится в бесконечности. И третий, когда человек грезит и днём. Болтают про четвёртый, в котором время скручивается узлом и человек стареет за одну ночь. Но это уже фантастика.
- Это невозможно…
- Почему? Технически просто. Даже я могу такое сотворить.
- Ты не можешь, - возражает она серьёзно. – Ты уважаешь людей. С тобой вообще приятно общаться: хочется сохранять достоинство.
Это со мной-то? О mammamia. Разве человек изменится оттого, что кто-то думает о нём слишком хорошо?
- Что это у тебя? – она вдруг снимает с моей рубашки крошечную гусеничку, будущего мотылька.
- Выкинь в форточку.
-Так ведь там почти нет газона. Я в парк унесу в обед… Можно, возьму? – она уже вытряхивает из коробочки скрепки.
А когда ночные экзекуции кончились, пришёл гость, появления которого я ждал и боялся. Сначала я решил было, что он перепутал мою комнатку с операционным залом. Обыкновенный такой дядька. Вид интеллигентный до отвращения, лысина во всю голову, очки, донельзя доброжелательная улыбка.
- Я работник реабилитационного центра, моя фамилия Ольшанский, - представился он, лучезарно улыбаясь. – Хочу предложить вам несколько восстановительных снов. Это бесплатно.
- Не надо.
- Почему? Большинство людей, прошедших такой длинный цикл наказания, нуждаются в нашей поддержке. Уж поверьте моему богатому опыту. Это лёгкие компенсационные сны…
- Спасибо, - сказал я твёрдо. – Я считаю, что подсознание работает лучше, если ему не мешать.
Он ушёл. Я решил, что легко отделался. Но только вышел, чтобы перекусить, как опять возник этот добродушный дядечка:
- Подождите меня! Вы ведь в кафешку идёте? Ту, что за углом? Ведь не в «Макгонагалл» же?
- В университетскую столовку, - ответил я на автомате. – Там дешевле. Но мы уже поговорили, вроде бы?
- Да, но вы не дали мне согласия!
Я не счёл нужным отвечать. Нырнул полумрак университетского вестибюля, повернул к столовой, откуда слышалось звяканье посуды и пахло едой. Не сказать, чтобы очень уж аппетитно, но съедобно пахло.
- Всё-таки подумайте…
В полном яркого света обеденном зале я свернул налево, где за перегородкой стыдливо теснились рукомойники. Назойливый работник реабилитационного центра так и шёл за мной. Потом он обернулся: в зале что-то происходило. Там стоял толстячок, тоже очень обыкновенный с виду человечек, зашедший через минуту после нас. Он выкрикивал странные слова и делал руками странные жесты. В его руке что-то блеснуло.
- Всем не двигаться! – крича он. – Ты… и ты! Сюда! Быстро!
Террорист? В нашем захолустье?
Мой добродушный дядя медленно снял очки. Глаза его стали жёсткими, а сам он мгновенно перестал казаться добродушным.
Человек поворачивался. И через секунду должен был нас заметить. А пока мы стояли очень удобно, у него за спиной… Мы переглянулись.
Работник реабилитационной службы чуть-чуть мне кивнул. И мы бросились на террориста: он слева, я справа. Лысоватый интеллигентный очкарик ловко заломил толстяку левую руку, так что мне оставалось только придержать правую.
Что-то во всём этом было неправильное. От действа несло бутафорией, как иногда несёт из шкафа затхлым тряпьём, слащавыми духами, допотопным нафталином…
- Ну вот, - сказал мой дядя повелительным тоном. По-моему, он видел, что мне не нравится сценарий. Но играл до конца.
– Гражданин… да, вы. Позвоните, пожалуйста, «ноль-восемнадцать».
- Годен, - сказал он мне. Мы сидели на горячей скамейке, над нами зеленела листва, в нескольких метрах впереди шумели автомобили.
А я так и не пообедал.
- Так проверяют кандидатов при поступлении в… определённые структуры, - сказал он. – Правда, есть ещё испытания стыдом и обидой. Может быть, хотите попробовать? Я знаю, что вам подойдёт. Точнее, кто.
Добродушный вид слетел с него, как этикетка с мокрой бутылки. Глаза за глупыми очочками блестели металлическим блеском, как два штопора.
- Вашему испытанию не хватает убедительности, - ответил я сухо.
- Да, я замерил ваш уровень страха, - он заглянул мне в глаза, как смотрят в бинокль или перископ. Семь ор по универсальной шкале. Маловато для новичка, даже тупого новичка…
- Я ведь прокололся раньше? – спросил я просто. Он пожал плечами.
- Вы так напрашивались на наказание. Обычно прошедшие первый курс сидят как мышки. Но всё бывает. Потом… Выдержали одиннадцать дней и не поморщились. Вероятно, перестали блокировать понимание, что происходящее не реально? Не выдержали? Отличить сон от яви может не каждый. Разве что он не владеет техникой осознанного сновидения. Или даже внушённого сновидения?
- Внушённого тоже, - согласился я. Глупо отрицать то, что им и без меня уже известно.
- Вы же понимаете, что мы с вами спим?
- Естественно. Что же дальше? Честно говоря, очень хочется, наконец, проснуться.
- Скоро проснётесь, - пообещал он. И от этого обещания, а ещё больше от выражения его глаз стало холодно в позвоночнике. – Но проснётесь не у себя дома, уж извините. Такая мина, как вы, должна быть под контролем.
Ещё бы. Я бы обезвредил такую мину – совсем.
Но вслух ему советовать этого не стал.
«Тех, кто был особо боек, прикрепили к спинкам коек», - угрюмо процитировал я.
Впрочем, видимость свободы мне оставили. Я мог встать, пройтись, осмотреться. Койки с деревянными спинками, застланные вполне приличным, новым бельём. Бежевый кафель стен.
Столовая, куда скоро позвали на завтрак. Безразличные ко мне товарищи по несчастью, которые хлебали невкусную, но безусловно полезную овсянку и жевали бутерброды с сыром.
Всё – неумолимо реальное. Больница, где я валялся с отрезанной ногой, мне нравилась больше.
Тётка на раздаче наполняла тарелки со строгостью автомата. Что заставляет людей выбрать такую работу и отдать психушке много лет жизни?
После завтрака мне велели идти на процедуры. Медсестра уложила меня на кушетку, надела резиновые перчатки и наполнила шприц.
«Вот и достукался», - успел подумать я.
Пол оказался бетонным и голым. Такие же стены, без намёков на проёмы, и голая лампочка, свисающая с потолка. Куб без выхода. Пол и стены были холодными, до инея. Я маялся – то вставал, то присаживался, устав держаться на ногах. Но время не торопил.
Я как раз поднялся, чтобы попрыгать, когда соизволил появиться мой знакомый.
- А, это вы, - сказал я. – Присаживайтесь, пожалуйста.
И сам снова уселся на ледяном полу.
- Вам ввели сыворотку правды, - сообщил он сухо и садиться не стал.
- Зачем? - спросил я укоризненно. – Разве вы не видите без неё, вру я или нет? Это в сновидении-то? А я думал, сотрудников КОКОСа* учат некоторым вещам.
- Мне нужно знать, на кого вы работаете.
- На государство в лице директора пробирной палаты, - ответил я. – И ни на какие другие структуры. Между прочим, я бы и так ответил, без всяких сывороток.
Он внимательно рассматривал меня. Очень внимательно.
- Искали непростым путём достойную работу? Нет, не то. Маленький одиночка, решивший повалить систему? В самом деле? А почему только сейчас? Можете не отвечать. Наталья Говорова. Рыцарский порыв… Вы познакомились с ней в этой организации, где работаете…
- Пять месяцев назад, - подсказал я.
- Но на что вы рассчитывали, затевая авантюру? Или так, порыв отчаяния?
- Просто хотел с вами познакомиться, - объяснил я.
- Мы уже познакомились. Что дальше?
Моя задница задубела от холода. Я подумал – и приподнял пол бугром мягкого кресла. Собеседнику тоже сделал кресло, не такой уж я эгоист.
- Бросьте, - презрительно бросил мой собеседник. – Это ОЧЕНЬ детские игры. А всё-таки, что вы собирались делать дальше? Заключить всех, так сказать, причастных, в первый круг? Или даже не первый? Ада или нирваны?
Мои замысел был прост, и даже не очень кровожаден – хотя убить человека во сне проще, чем держать в первом круге. Но меня сбил с толку разговор с Ниной. Не то чтобы я вдруг стал добрым и жалостливым. Просто до меня только сейчас дошло очень чётко: сегодня я подставляю исполнителя, а через несколько лет он вдруг оказывается другом моего друга.
- Всё-таки нирвана? – разочарованно уточнил гость. Он по-прежнему видел меня насквозь. Только то, что сдаваться я не собирался, замечать не хотел.
- Вы не знали, что все наши специалисты получают прививку от всех соблазнов этой реальности? Вы-то неужели не пробовали? А защиту держать умеете?
По каменному потолку, прикрытому тонким слоем бетона, с неприятным треском пошли трещины. Я не стал строить защитных куполов или искать выход из этого каменного мешка. Жидкость янтарного цвета хлынула вниз без помех. Она собиралась на полу наклонно. Будто центр тяжести был в том углу, где сидел мой гость.
- Алкоголик, - он поморщился – наверное, от коньячного запаха. Некоторые утверждают, что коньяк пахнет клопами.
Он повёл рукой, в полу появилась воронка – в неё с неприятным хлюпом затянуло кресло, с которого гость едва успел соскочить.
Я сокрушённо развёл руками: не виноват, мол.
- Не так плохо, как я думал, – кисло заметил он. – Но не прокатит.
Теперь он щёлкнул пальцами, как фокусник. Появились несколько решительных ребят, которые сразу же обступили меня, оттесняя в угол. Не обращая внимания на тычки, я рассматривал группу поддержки. Такие лица бывают у людей, которые сидят в тесной камере ментального усилителя в гипносне: все они будто постигали дзэн. Знаем, встречались. Эти парни не подойдут. Я изловчился и всучил Ольховскому большое зеркало. И другое зеркало - стоявшему за ним пареньку.
Вырос бесконечный зеркальный коридор. Только люди, стоявшие между зеркалами, были разные.
Один из отразившихся имел залысину и мощные седые брови. Одну бровь он поднял, опустил, потёр и с усилием выбрался из зеркала.
- Ого! – негромко произнёс он. – «Здесь восемнадцать храбрецов сошлись на смертный бой, и вот один уже лежит с отгрызенной ногой». Что у тебя творится, Глеб? Простую вещь сделать не можешь… Ну-ка!
Он махнул рукой. Зеркал не стало, но люди остались, и стало тесно. Мужчины, женщины… кто-то вытолкнул вперёд девушку. Она смотрела отрешённо, как в трансе. Не испуганно, но с вопросом. Я знал, о чём она спрашивает: «Где он, тот, без кого я не могу жить?»
Сволочи!
- Нина, - я подскочил к ней, и нам не мешали - отступили назад.
– Ниночка, не бойся. Это всего лишь сон, дурной сон. Пойдём-ка.
Я потянул её к себе, нащупывая сзади выход в бетонной стене – дверь послушно нашлась и подалась, я прикрыл её за нами. Глеб и другие ребята пытались нам помешать. Наверное, это забавно выглядело, но мне было не до смеха.
- Костик, ты ведь… знаешь? – Нина рассматривала собственную спальню так же безразлично, как перед этим бетонный куб. – Ты ведь всё знаешь? Ты расскажешь мне?
- Я всё расскажу. Только не сейчас, ладно? Это плохой сон, лучше посмотри другой. Ложись…
- Всё могло быть по-другому, но ещё не поздно, правда?
- Уже поздно. Ночь. Спи.
Она позволила себя уложить. И сидел рядом, я никуда не торопился: это моё сновидение, я здесь хозяин, и могу сжимать и растягивать время, как мне захочется.
Когда Нина заснула, я осторожно укутал её ноги одеялом. И вышел к компании, которую временно покинул. Вот теперь на их лица в самом деле было интересно посмотреть. Они почему-то не ждали, что я вернусь.
- Да, - сказал тот, с седыми бровями. – Куда смотрели наши вербовщики? Хороший был бы работник. Брильянт! Глебушка, ну чего ты ждёшь? Иди, распорядись, чтобы ему ввели что-нибудь покрепче… ты лучше знаешь, что.
Ольшанский, которого звали, оказывается, Глебом, посмотрел на меня укоризненно – и исчез.
А остальные люди были по-прежнему тут. Их было много, слишком много для моей скромной персоны. Я узнал медсестру, которая сегодня колола мне какую-то гадость, лечащего врача. И, неожиданно – человека, с которым работал давным-давно, в дикие семидесятые. А больше вроде бы не было знакомых. Хотя нет, мелькнула в толпе знакомая физиономия: министр здравоохранения.
А вот его подчинённые – с жёсткими, будто нечеловеческими лицами. А вот просто люди.
Все, так или иначе замешанные в этом деле.
Седобровый глубоко заглянул мне в глаза. Я был зол, и меня больше не могли остановить соображения этического порядка. Но он был сильнее. Вся мощь КОКОСа стояла за ним, выучка и дисциплина, приёмы и традиции. А также инквизиторские штучки – вроде вколотого вовремя препарата. И я видел уже, что не справлюсь.
А ведь всё могло быть иначе, если бы я тогда…
Желание, чтобы всё стало иначе, чтобы ещё не поздно оказалось всё изменить, было как вспышка. Больно режущая глаза.
- Всё могло быть по-другому, - сказал я.
И мрачная, набитая людьми комната исчезла.
Хорошо бы на завтрак омлет с грибами…
Я открыл глаза и закрыл. Мне приснился кошмар, и кошмар продолжался.
- Завтракать иди, - позаботился обо мне сосед по палате. – Потом не дадут.
Завтракать я не хотел. Мне было нехорошо после вчерашнего сна, продолжавшегося почти сутки. Я не вставал, я смотрел на соседа. Он тут долго и надолго. Это не такая больница, где надо просто перетерпеть несколько недель. Но ведь уравновесить человеческую психику легче всего во сне… Чем же тогда занимаются врачи? А смог бы я помочь этому человеку?
- Идите на процедуры! – крикнули мне. Не ходить? Пусть зовут санитаров и несут?
Я побрёл в процедурную. Голова предательски кружилась. Похоже, я всё-таки проиграл. Обидно.
Медсестра велела лечь на кушетку и натянула резиновые перчатки. Нацелилась на мою вену – и отложила шприц.
- Вам плохо? Знаете, я не могу. Не стану я вам это колоть.
- Вам придётся, - вздохнул я. – А то у вас будут неприятности.
- Нет. Вы мне снились сегодня, и такой был сон… Нет, не буду. Лучше я заявление напишу, по собственному желанию. Я ведь с лошадьми работать всегда хотела, а не… И сон был такой чудный!
- Не надо ничего писать, - сказал, входя в процедурную, мой лечащий врач. – Я уже отменил этот препарат.
Я сел, голова опять закружилась.
- А вам что сегодня снилось?
И он почему-то не осадил меня:
– Я руководил спасательными работами в… - он потёр переносицу. – Нет, сначала были вы. Вы сказали: «Всё может быть иначе!» И… А, пошло оно всё! Я вас могу отпустить совсем. Под роспись. Идёт?
Что же я наделал? Но я не загонял эту симпатичную девушку и этого хорошего, в общем-то, мужика в бесконечный кошмар, это я знал точно. Спасибо Нинке. И её словам «Ты на это не способен».
А что тогда я с ними сделал?
«Всё было бы по-другому». Да, это я помнил. Желание показать человеку его настоящую жизнь. Такую, какой она могла быть, если бы… если бы. Я заглянул им в глаза и сказал: «А вы не хотели бы…?»
А что было дальше? Я не помню. Дальше они сами.
- Вы хоть представляете, что будет, если вы меня отпустите? – упрекнул я врача.
Он хотел ответить, но в кармане его халата затрезвонил телефон. Он молча выслушал, что ему говорили. Буркнул мне:
- Ничего мне не будет. Поступило распоряжение, оно касается вас…
И вдруг улыбнулся. Будто получил подарок.
Кто-то наверху тоже видел сон. Интересно, какой? И сколько их было вообще – тех, кто прожил за одну ночь целую жизнь, каждый свою? Новую, яркую, другую?
Даже не знал, что я на такое способен.
Видно, хорошую штуку мне вчера вкололи. До сих пор вон мутит…
- Добрый вечер, Глеб…
- Сергеевич.
Сегодня его глаза не лучились добродушием и не походили на железки. Обыкновенные усталые человеческие глаза. И я впервые обратил внимание, что он нисколько не приукрасил себя в наведённом сновидении. Не убирал прыщи и лёгкую кривизну зубов.
- Глеб Сергеевич, что будет с теми, кого я втянул в эту историю? Персонал больницы, другие мелкие исполнители. Их ждёт принудительная коррекция?
- Ничего их не ждёт, не выдумывайте, - буркнул он. – Ничего такого особенного вы с ними не сделали.
И хотя сейчас мы не спали (вот точно не спали, уж в этом-то я разбираюсь!), я увидел, что он не лжёт. Тем, на кого я с таким успехом воздействовал, не грозит ничего. У меня отлегло от сердца.
- А что будет с вами, вас не интересует? – ехидно спросил он.
- Интересует, - признался я. – Очень.
- Думаете, ваше дело закрыто, так уже и всё?
- Дело закрыли? – заинтересовался я. – А кто распорядился? Министр? Или этот ваш начальник, такой… с бровями, как у покойного Леонида Ильича?
Стало быть, тех, наверху, хорошо достало. Неплохо для любителя.
- Думаете, вы всесильны, да? – кисло спросил он. – Что перед вами извинятся, попросят повторить действо, чтобы сделать гипнограмму… талантливая будет гипнограмма, с большой степенью свободы… так?
- Что вы, - сказал я. - Я про КОКОС такого совсем не думаю. А что за препарат вы распорядились мне тогда уколоть?
Он сделал вид, что не расслышал.
- Всё дело в вас. Вы обыкновенный слабый человек, не очень смелый, не очень умный. Роль, навязанная вам в принудительных сновидениях, пришлась вам впору. Ведь так?
Я молчал. Что говорить-то.
- Вы даже девушке не можете не лгать. Ни во сне, ни наяву. Та что ваши внушённые сновидения не могут иметь стойкого эффекта как основанные на лжи. Это всего лишь театр. Даже не театр: мыльные оперы. Какие транслируют любителям незамысловатых развлечений каждую ночь. Так что, не лезьте больше не в своё дело… ведь не станете? И живите. Снитесь друзьям, снитесь девчонкам, - он изобразил улыбку. – Если хватит смелости. И не суйтесь в политику.
Над моим родным городом вставал ранний, ласковый вечер. В нашей родной, неспроецированной реальности. Было тепло. По газону прыгали молодые воробьи, радуясь лету и вечернему солнышку. Те, что поярче – мальчики, а девочки серенькие. Жизнь воробьёв была правильной. Такой, какая она должна быть.
- Ну же, не сдавайтесь, - он прищурился. – Скажите, что для смой девушки было бы хуже знать правду. В первую очередь. Ну?
- Это в самом деле так, - сказал я рассеяно.
Он ухмыльнулся.
- Теперь она может её узнать. Её благоверный…
Я напрягся.
- Он больше не в первом круге, он жив и относительно здоров, проходит курс реабилитации в Саратовской больнице. Выпишут его не скоро, но можно перевести его в другую больницу. Пусть родственники этим займутся.
- Рад слышать, - сказал я серьёзно.
Ольховский хмыкнул и ушёл. Я смотрел ему вслед и знал, что он прав: повезло мне случайно. Головы КОКОСовцев гораздо меньше похожи на кокосовые орехи, чем почему-то принято думать. С ними ничего нельзя знать точно, и ничего ещё не кончено. Козырь Ольховского в том, что он не попал под влияние сновидения: слишком вовремя проснулся. Зато, оставшись в стороне, он не понял сути. Я не делился ни с кем из этих людей собственной жалкой жизнью. Как сделать человека более порядочным? Я-то не знаю. А вот сам он знает. Каждый знает про себя.
А главное: и я тоже видел сон.
В доме напротив загорались первые окна.
- Ты мне снился, - говорит Нина.
- Я знаю. Ниночка, сядь, пожалуйста. Послушай, что скажу.
Как трудно выдавливать из себя слова. Всё, что я делал о сих пор, далось мне намного легче. Можно просто подождать, пока ей сообщат официально…Но ведь я обещал?
Я позволил себе крошечную отсрочку: запер дверь на ключ. Пусть нам не мешают. Нина смотрела на меня чуть удивлённо. С обычным доверием. Как я привык к этому её взгляду за одну только неделю.
Я рассказал всё с начала и как было. Про отвратительные семидесятые, когда население получило обещанную ему свободу: кое-кто свободу воровать, а большая часть – свободу не жрать. Зато стало разрешено то, что было запрещено раньше. И я работал в маленькой фирме под названием «Каприз». Большая часть заказчиц были дамами, а их желания немудрящими – познакомиться с мужчиной. Со мной в паре работал сценарист, которого я потом видел в зеркальном ряду. Судя по всему, человек сделал карьеру. Тогда он просто придумывал яркий сюжет, а я показывал его нужной парочке. К моему удивлению, результаты радовали дам.
Вторая категория заказчиков требовала мести. Разным людям и по разным причинам. Но я сразу сказал, что такими вещами заниматься не буду, и стоял намертво. Хотя платили за такие штучки больше, а внушить кошмар легче, чем мелодраму – мужчинам, по крайней мере. Хозяин фирмы меня не принуждал: видно, то, что я делал, у меня получалось неплохо.
Однажды меня попросили найти человека, пропавшего без вести, не сообщив о нём почти ничего. Я потратил несколько ночей, осторожно вторгаясь в сны его родственников и друзей, которых узнал по цепочке. Мне не слишком нравилось это занятие, но я считал, что не вправе отказаться, раз уж начал.
Пока однажды не почувствовал слежку.
Проверять мою работу? Вот это мне уже совсем не понравилось. Я сразу же остановился, заворачивая сновидение в сторону. Но обнаружил, что меня ведут: как маленького мальчика за руки, как щеночка на сворке.
Мой клиент оказался личностью, чьё имя было тогда на слуху. Только такой осёл, как я, мог этого не понять сразу.
Выбраться из сна, а потом из всей этой истории стоило мне немалых трудов. Думаю, меня просто сочли придурком и оставили в покое, и я был этому очень рад. Дальнейшая судьба Говорова меня не слишком интересовала. Мало ли, у кого с кем и какие отношения, а если человек добровольно влез в то, что называется политикой – тем паче. Я не задумывался о том, насколько помог взятый мной след. Не хотел знать, что с ним стало. Ушёл из перспективной компании, работал, где придётся. Поступил на вечернее и выучился на программиста.
И через несколько лет познакомился с Ниной Говоровой. И узнал, что тот самый Говоров – её муж, о его судьбе она ничего не знает.
- С ним теперь всё в порядке. Ты можешь его забрать, он в Саратовской больнице, он уже всё вспомнил.
Что он большую часть времени был в первом круге, у меня всё-таки не получается ей сказать. Просто не поворачивается язык. Пусть узнает позже.
- Вот и всё. Мне следовало что-то сделать раньше. Или хотя бы рассказать тебе.
Я бы на её месте дал по физиономии. Но это же Нина. Она просто посмотрит, как сквозь грязное стекло… Но нет, всё ещё хуже. Первый ужас схлынул с неё, пока я говорил, и теперь она глядит на меня – как на ту маленькую гусеницу, которую унесла в парк.
- Свяжись с ним по сети, - повторил я и сунул ей в ладонь бумажку с адресами. И, не глядя на неё больше, отпер дверь.
- Костик, у меня принтер не работает! – сразу же крикнули мне. Я посмотрел вслед Нине и пошёл разбираться с принтером.
Я разговаривал с её мужем сегодня ночью. Очень немного потребовалось, чтобы вернуть ему память. Хватило фрагментов событий, которые помнил я, а помнил я мало. Говоров мне понравился: ясность ума и удивительное самообладание. Он не упрекал меня, - наоборот, мне показалось, что он хочет предложить мне помощь и защиту. Это он-то, ещё не оправившийся от первого круга! Он ищет единомышленников. Жаль, что я просто не умею сотрудничать, точнее – не могу позволить кому-то использовать свой дар. И ещё я не верю в справедливые партии и гуманные государства.
Нина подходит ко мне.
- Он говорит, что у него всё в порядке. Что ты помог. Спасибо, Костя.
И целует в щёку. До чего же всё-таки стыдно. Но я рад, что не зря старался для Говорова. Больше я не стану ему сниться. Нине тоже. Завтра она уедет, и я больше никогда её не увижу.
И вообще у меня предчувствие, что в своей пробирной палате я долго не задержусь. Нет, я не КОКОСа опасаюсь. В крайнем случае уйду в третий круг, устроенный так, как нравится мне… Впрочем, стоило ли выпускать меня из психушки, чтобы тут же опять в неё засадить?
Но в жизни найдётся много более интересных и важных занятий, чем работать мальчиком на побегушках в пробирной палате.
Поглядим, как оно там будет иначе.
КОКОС – Комитет охраны и контроля осознанных сновидений |
Рассказ открыт для комментариев