ah004 Бобы Урфина Джюса

    Что-то заставило Максима проснуться. Он вышел в сад. В предрассветной темноте фосфоресцировали стебли Часовой лозы. Было четыре утра. Максим подвёл стрелки у одних часов — они торопились на минуту — и пошёл по дорожке. Лёгкий ветерок разбудил куст колокольчиков, и они начали мелодично позвякивать. Созрели. Сегодня он соберёт урожай.
    Что же его потревожило? Макс постоял, прислушиваясь, и понял. На границе слуха, тихо и высоко пищал холодильник. Снова не может закрыть дверцу, болезный. Максим спустился к «бахче». В лунках росли здоровые двухкамерные красавцы, его гордость. И только один недомерок пиликал тоненько, распахнув нутро. Он растил орехи в морозильнике и угощал ими белку. Так и есть: настырный грызун сидел неподалёку с гостинцем в лапках.
    — Кыш отсюда! — рявкнул Макс и захлопнул дверцу.
    Писк оборвался. Белка возмущённо зацокала, взобравшись на забор. Макс погрозил ей пальцем:
    — Еще раз увижу — поставлю капкан. Он из-за тебя не растёт!Ты уже пол-леса орехами засеяла, дура.
    Маленький холодильник мелко затрясся. Не хотел, чтобы на его подругу (или друга — кто ж этих белок разберёт) ставили капканы. Поделом. Пусть боится. Совсем от рук отбились, шерочка с машерочкой.
    — Спи, альтруист эдакий, — строго сказал Макс. — Во сне расти будешь быстрее. Иначе как я тебя продам?
    Побрёл домой, попутно отмечая, что нужно полить, что подкормить или опрыскать от вредителей. Луна скрылась за тучами, но вдоль дорожек росли пеньки с лампами-опятами. Перед тем, как войти в дом, Максим остановился у Рождественского дерева. Качнул тихонько ветку. В потяжелевших шарах тут же начались снегопады. Метели засыпали миниатюрные копии городов. Максу хотелось раскачать всё дерево, но это было бы ребячеством: плоды поспели и могли разбиться. Завтра он аккуратно соберет их в корзины, и снежные шары отправятся радовать детишек и взрослых.
    В кровати умиротворённо вздохнул. Урожай получился хорошим. Не «богатым» — Максим ненавидел это слово, — а именно хорошим. Вырастил славных питомцев. Вырастил и... воспитал. В последнем он не признавался никому, даже Лене, но знал, что так оно и есть.
    Но что же делать с холодильником-недоростком? Сезон почти кончился, вырасти бедолага так и не успел, а на грядке замёрзнет. Выполоть его, что ли? Пусть белка о нём заботится, мстительно думал Макс в полудрёме. Хотя... маленький может пригодиться самому. Есть место у кровати — и чёрт с ними, с орехами. Животинке на зиму пригодятся.
    И снова проснулся от писка. Только пищало вблизи — Максу спросонья показалось, что белка подговорила холодильник подобраться к его кровати.
    Ошалело вскочил, заметался. Нашёл, откуда пищит и, выматерившись, потянул за стебель. Схватил будильник, что пророс под окном, не веря глазам, уставился. Будильники были табу в доме Макса. Он нещадно отрезал дички, из которых прорастали негодники, оставляя место благородным часам.
    — Ах ты ж сволочь! — прошипел он.
    Будильник, чувствуя скорую расправу, заверещал сильнее.
    — Заткнись!
    Живой механизм послушно умолк. Максим покачал его в руке, намереваясь ахнуть со второго этажа. Присмотрелся. Перламутровый корпус, два серебряных колокольчика на макушке, за изящными витыми стрелками видны шестерёнки... Елене бы понравился. Ходит исправно — созрел, пока прятался под подоконником.
    Макс осторожно оторвал будильник от стебля и поставил на прикроватную тумбочку.
    — Живи пока.
    Будильник радостно тренькнул и затикал тихонечко, как воспитанный беспризорник. Зевая и потягиваясь, Макс спустился на кухню. Большую часть дома занимал беспорядок: не творческий, как у модных художников, а холостяцкий. Ящики с рассадой кондиционеров (они вырастали зимой) соседствовали с привычными вещами. Макс выпросил у растительного кофейника кофе и включил телевизор.
    Кто-нибудь, увидев обитель Максима, мог назвать хозяина «барахольщиком». Однако Макс просто считал, что каждая вещь заслуживала доработать свой век. К тому же в доме гостей не водилось.
    Открыв холодильник, понюхал пакет с молоком, скривился. Недоверчиво заглянул в кастрюлю с щавелевым супом. Затем бережно погладил железный бок холодильника.
    — Что же, дружок, надо тебя наполнить.
    До города — полчаса, а перекусить можно и в забегаловке.
     
     
    За окном автобуса появился пригород Валерии. Город всё дальше протягивал щупальца.Ещё пару лет назад живые механизмы были в диковинку. Но постепенно экзотический флёр рассеялся, и люди поняли, что с новой утварью больше мороки. Вещи требовали внимания и ласкового слова, а у людей порой не было времени даже для себя.
    Над одноэтажной Валерией нависало сумрачное небо. Автобус выпустил пассажиров, отрывисто кашлянул выхлопом и покатил дальше. Максим размял затёкшие ноги и отправился по знакомому маршруту.
    Заглянул в пекарню «У Алекса». Лучший хлеб в городе — Макс по праву гордился печами, которые прибыли с его грядок. Но сейчас услышал недовольное бормотание людей и, наконец, истерический крик хозяина:
    — Я сказал, не будет сегодня хлеба! И завтра, может, не будет... что? Откуда я знаю? Чёртовы печки взбеленились!
    Протиснувшись сквозь очередь, Максим спросил негромко:
    — Проблемы?
    Пекарь утёр красное лицо белоснежным колпаком и возопил:
    — Твои хвалёные питомцы устроили забастовку! Вместо хлеба выдают на-гора полусырую массу! Всю ночь уговаривал, мамой просил, чтобы испекли, как люди, что-нибудь нормальное, так тьфу! — Алекс махнул рукой.
    Макс вошёл в пекарню. Стоял кислый запах дрожжей, опавшее тесто печально разлагалось...
    — Максик, деточка! — как всегда неожиданно протрубила тётка Марта. —Мы только хотели за тобой послать! Как ты вовремя!
    Она обхватила Максима и прижала к необьятным телесам. Он знал, что сопротивляться себе дороже, поэтому безвольно перенёс «операцию Приветствие». Тётка Марта действительно приходилась ему тёткой и дико его обожала.
    На пороге асфиксии Макс всё же успел кое-что подметить. Освободившись, первым делом широко открыл окна, позволив солнцу залить пекарню светом. Вооружил Марту тряпками и приказал вымыть печки сначаладетским мылом, а потом — холодной родниковой водой.
    Подошёл к каждой печи, что-то пошептал и приказал класть тесто. Да, какое есть. Нет, не беда, что уже не годится — всякое годится, если у них хорошее настроение.
    Публика ухмылялась, глядя на загнанных хозяев пекарни. Шутники сравнивали Макса с шаманом. А потом и вовсе зашлись от хохота, когда Максим стал читать печкам сказку о хлебе.
    Но прошло немного времени, и пекарня разразилась таким ароматом, что у шутников заурчало в животах. Пахло хлебом. Сдобным, ржаным, кукурузным, булочками с корицей и маком...
    — О боже, моя диета! — заколыхалась тётка Марта. — Максимочка, ты изувер! Чудо ты моё!
    Алекс ревниво буркнул слова благодарности. Всё-таки его профессиональная честь была задета: всю жизнь был превосходным пекарем, а тут — приходит юнец и хлеб получается... почти такой же. Он скорее перерезал бы себе горло, чем признался, что в этот раз печки превзошли самые лучшие ожидания.
    Впрочем, настроение пекаря прагматично улучшилось, потому что люди нетерпеливо обменивали купюры на хлеб, который тут же откусывали.
    — Обращай на печи больше внимания, — посоветовал Макс напоследок.
     
     
    По дороге на остановку свернул к сувенирной лавке «Воспоминания о Валерии». Из-за распахнутой двери Макс услышал:
    —Спасибо, моя девушка будет в восторге!
    Из лавки, прижимая яркий пакет, вышел молодой человек.
    — Чудесный день, не правда ли?
    Макс отвернулся. Он слушал Бетти. Таподкралась сзади, ткнулась бампером в ноги. Максим улыбнулся: малолитражка всегда забывала, что она не бесшумна. Двухтактный двигатель работал исправно — Елена хорошо заботилась о машине. Покосившись на дверь лавки, он вытащил из рюкзака упаковку сливочного масла. Бетти радостно бибикнула и открыла крышку топливного бака.
    — Тихо ты! — прошипел Макс и плюхнул упаковку внутрь.
    — Я, кажется, просила не баловать машину, —сказала Елена. Скрестив руки на груди, она стояла на пороге магазина. — Ты не представляешь, скольких сил мне стоило отучить её клянчить еду!
    — Ей для здоровья... для двигателя полезно, — попытался оправдаться Макс. Не говорить же, что скучает по зелёной машинке.
    Вытащил будильник.
    — Вот. Подарок.
    Она улыбнулась на миг, но тут же стала серьёзной. Поправила короткие волосы, выгоревшие почти добела, вскинула бровь.
    — Ну, спасибо, наверное.
    Отстранённо посмотрела на циферблат. Макс видел — ей понравилось, но всё же…Похоже она колебалась: принять безделушку или швырнуть обратно.
    — Поздравляю…
    — Ох, только без этого, ладно? — фыркнула Елена. — Двадцать девять — тоже мне, событие. К тому же, завтра.
    — Завтра я бы не смог.
    — Да-да, твои чудесные грядки. Знаю, слышала. Полцарства за грядку!
    Макс поник. Запахло ссорой, которая так и не заканчивалась. Она любила людей, а Максим их еле терпел. Он ковырялся в земле, а Елена ревновала. Ну что за чушь, сюсюкаться с настольной лампой, будто с младенцем!
    — Извини, — вздохнула Елена. — Правда, спасибо. Миленькая штуковина.
    —Вот уж не думал увидеть вас снова вместе. Хотя вру: думал!
    Макс обернулся к тучному мужчине, который, как всегда, объявился внезапно.
    — Здравствуй, Нико.
    Нико был его торговым посредником и определение «ушлый делец» носил с гордостью.
    — Я и забыл, что у нашей малышки скоро праздник! Сколько тебе? Тридцатник?
    Елена ядовито улыбнулась:
    — Двадцать девять. Завтра будет.
    — А Макс опять опростоволосился, — Нико с усмешкой стукнул по шапочке будильника, который обиженно динькнул. — Ведь знаешь, что это дурная примета —одаривать раньше времени?
    Елена отвела руку, словно пытаясь защитить будильник от загребущих лап толстяка.
    — Максим, это чудесный подарок, — сказала она, с вызовом глядя на Нико. — Спасибо огромное!
    — Ладно, дорогуша, нам с Максом надо кое-что обсудить. Как раз надеялся, что его здесь найду.
    Нико чуть ли не силой поволок Макса за собой. Судя по жадному блеску в глазах, он выбил хорошую сделку.
    — У нас в руках выигрышный билет! — воскликнул Нико, остановившись у старого здания театра.
    Извлёк из сумки ключи.Дорогущего вида седан подмигнул сигнализацией, Нико с гордостью открыл дверь — внутри витал запах транжирства и кожаной обивки.
    — Твоя?
    — А то! Прямиком из салона!
    Макс недоверчиво взглянул на толстяка: у того была вредная привычка делить шкуру злополучного живого медведя.
    — А где старая?
    — На свалке, где ж ещё. Ты не думай, что я спятил. Говорю же, билет в руках!
    Максу стало жаль брошенную машину, которая виновата лишь в том, что появилась игрушка помоложе и подороже.
    — У твоих авантюр часто дурной привкус. Расскажи хоть, чего задумал.
    —Нужно собрать урожай! Я договорился, что вечером к тебе приедет грузовик.
    Макс пожал плечами.
    — По-моему, ты слишком торопишься. Механизмы ещё толком не созрели. А что конкретно нужно?
    — Каждой твари по штуке, — подмигнул Нико. — Выберем самых зрелых и сорвём куш. Ну же, поехали!
     
     
    Хлоп!
    Максим вздрогнул и посмотрел вниз. Миниатюрная сугроб припорошил ботинки, изящная витая башенка лежала в осколках. Крякнул недовольно: пропал шар. Всё потому, что засмотрелся на поредевшее хозяйство.
    Макс осторожно собрал осколки, посадил башенку в горшок, надеясь, что приживётся. Накрыл стеклянным колпаком, оставив впитывать заходящее солнце. Может, в следующем году удастся посадить Башенное дерево.Он с удовольствием, по выражению Елены, «марал руки» в земле, и всё возвращался к событиям недельной давности...
    В Нико словно бес вселился: носился по участку, тыкал пальцем в приглянувшиеся вещи, подгонял рабочих... Макс с болью подумал о хлебопечке, которую в спешке уронили. Осмотрев вмятину, Нико сказал непонятно: «Не пойдёт, брак, на всех так будет», — и тут же сорвал вторую. Вместе с веткой отломал, ирод. Тогда Макс не выдержал и заорал, что такого варварства у себя не потерпит. Посредник отмахнулся, пробормотав, что Максим ещё насажает. Прикусил язык лишь когда увидел налитые кровью глаза хозяина.
    — Да ладно тебе, не пыхти, — поспешно сказал на прощание. — Вот увидишь —на руках меня носить будешь!
    С тех пор — ни слуху ни духу. Нико был единственным посредником, с другими Макс не связывался. Знал, конечно, что тот подворовывает и посмеиваится втайне над простодушием фермера, но деньги устраивали, а менять шило на мыло не видел смысла.
    Максим думал, что успокоится, когда займётся привычными делами и вот, на тебе: разбил снежный шар. Незадался день...
    Тихонечко звякнуло: сработал таймер на несчастной хлебопечке. Отлежалась, болезная, на веранде. Максим с недоверием открыл крышку: внутри томился круассан с золотистой корочкой.
    — Надо же, — сказал, попробовав. — С мандариновым джемом. Откуда бы?
    И вспомнил. Ленка ранней весной ела последние мандариныи выбрасывала семечки на землю. В ответ на его ворчание — не сори, дескать, неизвестно, что там прорастёт — показывала язык, и смеясь, говорила, что хочет вносить хаос. Вот и внесла... Макс посмотрел на заходящее солнце. Чёрт, оно тоже было оранжевого цвета.
    — Надо бы тебя запатентовать, — сказал он печке и отнёс домой.
    Поставил на подоконник с восточной стороны — там она могла заряжаться с утра. Понял, что жутко устал. Сил осталось лишь на то, чтобы кинуть в белку орехом.
    — Бери и выметайся, животное!
    Не хватало ещё, чтобы снова посреди ночи разбудили.
    Но его всё-таки разбудили. Звук был новым, странным, чужеродным. Максу даже приснился короткий кошмар: будто он запустил сад, и стадо одичавших будильников наступает на дом... Наконец понял, что звонит телефон. Услышал тяжкое дыхание Нико и хриплый приглушённый голос:
    — Макс, тут такое дело... в общем, ничего не получится. Ты это... не держи зла. Извини, брат.
    — Что за?.. —пробормотал Максим, не успев толком проснуться.
    Отложил трубку, вдохнул предрассветную тьму. Сердце трепыхнулось, замерло. На виске запульсировала жилка.Макс встал с постели. Гнилушки на стенах послушно зеленовато засветили. Посмотрел со второго этажа на сад под звёздами.
    Всё в порядке. Сбежал посредник — найдёт другого. В конце концов, он ожидал от Нико подобного выверта. Да, вряд ли сейчас удастся продать весь урожай, но его сбережений хватало минимум на год. К тому же, живая техника не портится. Он перенесёт её в погреб. Просто работы прибавится...
    Максим прикидывал варианты и в то же время осознавал, как чувство беды давит, пищит панически где-то внутри: не туда смотришь!Наконец, онувидел.
    Под залеском, что отделял дом от большой дороги, шли светлячки. Пара минут — и светлячки превратились в чадящие факелы, которые держали люди.
    — Они сдурели? — удивился Макс. — Фонариков нет, что ли?
    И осознал, что удивлялся уже одетым. Когда успел надеть ботинки? Когда успел схватить дрын и встать перед воротами?
    Дико заверещала белка, он цыкнул по привычке:
    — Сгинь, животное.
    Обернулся к ней, сидевшей у холодильника-недомерки:
    — Серьёзно, беги отсюда. Какая-то гадость к нам идёт.
     
     
    Макс прислушался к гулу толпыи понял свою ошибку: зря поселился на краю города, надо было убраться ещё дальше. Людская лавина остановилась. Из неё выступил низенький, тощий, рассерженный человечек.
    — Вы будете хозяином всей этой… — он потёр седые виски, подбирая слова, —фермы? завода? в общем, богопротивной обители?
    — Свою частную собственность, — Макс с нажимом произнёс «частную», — я называю именно фермой.
    — Пшёл прочь! — выкрикнули из толпы. — Или кости переломаем!
    Тощий парламентёр спросил:
    — Как вас зовут, юноша?
    —Макс, — растерянно отозвался он, — вы же прекрасно знаете, кто я.
    — Знаете, Максим, я живу в Валерии с рождения. Город знавал дурные времена. Здесь случались засухи и пожары. Землетрясение лет десять назад развалило часовню. А теперь ещё ваши отростки устроили бунт!
    Толпа загудела: поддерживала этого низенького и тощего. И ждала только отмашки, чтобы рвать и метать.
    — Что за лекция, чёрт возьми? — взорвался Макс. — Убирайтесь с моей земли или возвращайтесь с полицией!
    — Люди в нашем городке, — повысил голос человечек, — привыкли разбираться с проблемами сами! Если думаешь, что твои уродливые стручки сломят дух Валерии, ты заблуждаешься, сопляк! Мы сожжём проклятый огород, а почву посыплем солью, чтобы ни одна тварь здесь не проросла!
    В голове Макса запрыгали мысли. Вспомнился ночной звонок... А толпа кричала:
    — Тостер зажевал мне пальцы! Чуть мизинец не отхватил, гад!
    — Меня не пускает в дом плита и брови опалила! Так что я всё сожгу в отместку!
    — Холодильник чуть не сожрал мою матушку! — это уже говорил тощий парламентёр.
    Гул поднялся невообразимый. Коротышка что-то заприметил позади Макса, и тот обернулся. Удивительно: маленький холодильник прикатил к месту ссоры, открыл дверцу и запищал. Будто хотел высказаться в защиту.
     — Гляньте-ка! Именно такой, только побольше, кинулся на мою матушку!
    И человечек, что было сил, пнул холодильник. Жалобно пискнув, тот повалился на бок.
    — Живодёр! — Макс от души врезал недомерку.
    Толпа зашевелилась, точно паук, поймавший в сеть муху. Макс замахнулся дрыном, отступая.
    ...Когда-то маленького Максима привезли на море. Он ошалел от бескрайнего аквамарина. Бултыхался в воде, пока губы не становились синими, а потом дрожал на горячем песке. Однажды вошёл по горлышко и стоял так, зажмурившись. И вдруг море тихонько потянуло за ноги. Максим поплыл к берегу, а ласковое чудовище спокойно ждало, пока он выбьется из сил.
    Волны накатывали через голову, и течение снизу не отпускало. Мальчишка отчаялся, как вдруг увидел хмурое лицо спасателя. Повзрослев, Макс понял: его спасло то, что он не запаниковал. Вот и сейчас, глядя на скулящего коротышку, почувствовал, как внутренне собирается. Страх ушёл, остался хозяин, который не желал смотреть, как его дом и сад опустошают.
    Это было похоже на борьбу с волнами: Максим ударил первого храбреца и хорошенько пнул другого в голень. Посмотрел на остальных. Пылу у них поубавилось — уже не лезли, мешая друг другу, в ворота. Людская волна отступила, и Макс решил этим воспользоваться:
    —Браком не торгую! Чёрт! Вы меня все знаете — разве я кого-то подводил?
    Увидел пекаря:
    — Алекс, разве твои печки не пекут лучший в городе хлеб?
    Тот смутился и пробормотал:
    — Так. — И тут же, вспомнив, почему он здесь, запальчиво воскликнул: — А новые пекарню подпалили, сволочи! Едва потушили и теперь зайти туда боимся.
    — Новые?! — удивился Макс. — Но я продал только одну....
    Его растерянность стала сигналом к наступлению. Послышался крик:
    — Да что вы слушаете этого подонка! Навались, ребята!
    И они навалились. Ворота затрещали и упали, кто-то перелез через каменную ограду и с упоением срывал и растаптывал часы, заодно набивая ими карманы. Грядка с бижутерией оказалась вытоптаной в момент... это походило на разграбление варварами Рима в миниатюре.
    В ушах Максима звенел дикий ор — не сразу дошло, что орал он сам. Хозяин метался, раздавая удары. Внутри него мальчишка боролся с волнами, зная, что нельзя паниковать. Но нельзя и становиться варваром, нельзя уйти в глубокие воды. Его били, он отвечал. Пока, наконец, не стало очень ярко. Мелькнула дикая мысль, что он дрался всю ночь и всё утро, и настал полдень... А потом понял.
    Обернулся к горящему дому. Кто-то бросил факел на крыльцо. В его, Максима, жизнь.Он замер, и его повалили, надеясь раздавить. Макс не мог бороться. Вжимался в мягкую рыхлую землю, которой столько отдал, с которой породнился. Что ж, логично будет здесь и умереть...
    Сквозь треск огня и крики толпы вдруг услышал знакомое двухтактное бормотание. Волна отступила, он смог дышать и поднял голову. Фары Бетти освещали стройную фигурку.
    — Кто первым дёрнется, получит пулю в голову, — спокойно сказала Елена. — Вставай, Максим.
    Он встал и тут же согнулся пополам от боли. Поковылял к машине. Уже внутриМакс смотрел, как Елена отступает и, наконец, садится рядом. Бетти задним ходом выехала через разбитые ворота. Рулить было необязательно — машина сама бойко поехала через пролесок и дальше по шоссе. Дальше от его горящего дома.
    Максим покосился на Елену, которая всё ещё сжимала пистолет.
    — Откуда оружие? — спросил он.
    Она недоумённо посмотрела и хрипло расхохоталась:
    — Это же водяной! Ты что, не помнишь?
    Макс вспомнил. Он действительно когда-то купил им по пистолету. Они играли в «водянушку» в летнем жарком саду и смеялись взахлёб, как Ленка сейчас... Только она уже рыдала от пережитого. Испугалась. За него испугалась. Ленкина непредсказуемость всегда изумляла Максима: она могла довольно мурчать, а потом вспыхнуть от случайного слова.
    Лена, утерев слёзы, спросила:
    — Что же ты натворил?
    — Я натворил?! — задохнулся Макс.
    — А кто ещё? Это же твои питомцы устроили бунт!
    Помолчав, Макс осторожно начал:
    — Понимаю, что похожу на спятившего затворника, одержимого идей. Может, так и есть, но никогда ещё мои питомцы не навредили людям. И сам предавать их не стану, что бы ни случилось!
    — Натуральный Урфин Джюс и его чудесные бобы! — фыркнула Елена.
    — Солдаты, Лен… там были солдаты.
    Макс взглянул на спасительницу — она улыбалась. Заметил, что Лена с любовью поглаживала руль Бетти. В конце концов, в машине она души не чаяла. Будильник ей тоже понравился…
    — Я правда не понимаю, что мог натворить. Может, расскажешь?
    И она рассказала, что день назад в Валерии случился торговый бум. Живые механизмы — много и дёшево! Люди валом валили, будто на рождественские распродажи.
    — Сначала я подумала, что у тебя появились конкуренты. Что кто-то вывел в подземных теплицах технику, как полуфабрикаты. И всё же… Я ведь жила с тобой. Знаю, что так просто их не вырастишь. Тем более — взаперти.
    Макс качнул головой:
    — Это не мои.
    Поднял ладонь, помешав перебить.
    — Знаю, что скажешь, — продолжил Макс. — Я помешался на своих растениях и думаю, что могу воспитывать их, словно людей. Оставим, что я действительно так думаю. Дело в другом: я продал Нико даже не каждой твари по паре. Я продал по одному — слышишь? Одному экземпляру! А ко мне пришёл весь город. Причёмкаждый из них утверждал, что пострадал именно от моих... хм, питомцев.
    Надо отдать должное, Елена умела слушать:
    — Значит, нужно найти Нико.
    Бетти набрала обороты.
     
     
    Они приехали к складу. Как-то посредник похвастался, что построил бункер, правда, в гости не пригласил. Порыскав в окрестностях, Макс увидел Решётчатое дерево. Нико выклянчил саженец, говоря, что хочет безопасности. Саженец разросся до исполинских размеров. Решётки наслаивались одна на другую. Максиму стало больно. Дерево никто не подрезал, ему было тяжко. К тому же, выступила ржавчина.
    — Бедолага, — тихонько сказал Макс, погладив ветки. Обернулся к Елене: — Принеси, пожалуйста, маслёнку.
    Смазанные решётки послушно ушли вверх, освобождая тёмный проход и каменную лестницу, ведущую вниз. Дерево не забыло беспечных дней в саду детства, пропустив бывшего хозяина. Максим пообещал себе, что позаботится о нём.
    Их шаги гулко отдавались в пустом бункере. Лампы дневного света горели, камеры наружного наблюдения работали — Макс чётко видел Бетти на мониторе. Значит, Нико был где-то рядом.
    — Нико, — тихонечко позвал он.
    Ни звука.
    Елена с любопытством разглядывала обстановку. Её внимание привлекла статуя. Вернее, украшения, что практически закрывали мраморную даму. Кольца, браслеты, колье с его бижутерных грядок; вереница часов доходила аж до плеч…
    — Коллекционер, — хмыкнула Лена. — Ты знал, что Нико тебя обворовывает?
    Макс мельком посмотрел на сверкающее безумие.
    — Подозревал. Он покупал безделушки по бросовой цене, настаивая, что украшения нынче не в моде.
    Елена завела очи горе, но ничего не сказала. Ещё одно качество, которое Максим в ней ценил. Не бессеребреница, но и не алчная. Просто сожалеет о его, Макса, непрактичности.
    Тут Макс услышал урчание, которое ни с чем не мог перепутать. Так урчали его холодильники, наполненные едой. «Сытые», — в шутку определял их хозяин.Прошёл в кухонный закуток. Остановился, не поверив глазам.
    Да, это был «его» холодильник. Та же фактура, тот же голубоватый металл корпуса, такая же прозрачная дверь… с той только разницей, что холодильник раза в полтора превосходил собратьев, которых выращивал Макс.
    И за прозрачной дверью, на обрушившихся полках, скрючившись, лежал Нико. Рот был раззявен в крике или стоне, глаза закрыты, кожа — примерно того же голубоватого оттенка, что и корпус холодильника-ловушки.
    Макс судорожно дёрнул — дверца не поддалась.
    — А ну, не бунтовать! — рявкнул он, и ручка тут же щёлкнула, высвобождая замёрзшее тело.
    Нико кулём свалился на пол.Макс осторожно приблизился к подельнику. Нико застонал, и Макс облегчённо выдохнул:
    — Жив… Подождём, пока очухается?
    Елена уже схватила с кресла шерстяной плед и накрыла дрожащего Нико.
    — Помоги поднять.
    Макс фыркнул:
    — Ещё чего, носиться с ним!
    — Да не будь бесчувственным чурбаном!
    Максу и самому всё-таки было жаль Нико. Скривившись от ссадин, бережно уложил его на софу.
    — Что теперь прикажешь? — ехидно спросил, устраиваясь в кресле.
    Елена не ответила. Укутала Нико, захлопотала на куцей кухоньке бункера. Вскоре на плите засвистел старенький железный чайник.
    — Ты ведь терпеть его не можешь, — продолжил Макс с ноткой ревности. — А теперь кружишь над ним, как над кукушонком. Это ведь мне дом подожгли, меня избили!
    — Тебе больно, а он чуть не умер, — огрызнулась Елена.
    И тут же сунула под нос Максу чашку с горячим чаем. Тот принял её с благодарностью.
    Нико, тем временем, высунул из-под пледа бледное лицо.
    — Как ты? — участливо спросила Елена, протягивая ему чай.
    — Лучше, — ответил тихо, сделав глоток. — Спасибо, Лена… И тебе спасибо, Макс. Ты это… извини, что так вышло…
    Пока согревался Нико, оттаивал и Макс. Как ни крути, их многое связывало.
    — Рассказывай, — буркнул Макс, когда они втроём разместились за небольшим столиком.
    — Да нечего рассказывать, друзья. Разве что ещё раз извиниться… Честное слово, я думал, что с продажи партии мы обогатимся. А теперь чувствую себя замороженным вареником…
    Макс смотрел, как Нико кутается в плед, и знал — лукавит, сукин сын. Посредник опасливо косился на притихший холодильник, а в Максе снова закипала ярость. Но его опередила Елена, которая буквально выцеживала слова:
    — Дорогой, если не прекратишь ломать комедию — засунем тебя обратно.
    — Да вы что! Давайте без угроз, я — жертва обстоятельств!
    — И как это обстоятельство, — Лена кивнула на здоровенный холодильник, — попало в твой бункер? В дверь его не протащишь.
    Макс подошёл к переростку, который тут же зарычал, будто плотоядный зверь.
    — Кажется, холодильник голодный.
    Нико сдался.Начал рассказывать издалека, будто исповедовался. С детства у него была уйма знакомых и только щепотка друзей. Нико вертелся в мире авантюр, страдал от депрессии и мало-помалу толстел… Метался от жиденького успеха до крупной неудачи. Афёры афёрами, но частенько он перебивался фастфудом в дешёвой комнатушке.
    После очередного провала уехал из большого города. Глупо, конечно, бежать от себя… И всё же решение оказалось верным. В провинциальной Валерии Нико встретил простоватого и нелюдимого Макса, который оказался чёртовым гением!
    Нико присосался к нему, помогая сбывать живые механизмы, и львиную долю прибыли забирал себе. Мираж богатства обретал плоть. До тех самых пор, пока...
    —...пока торговля экзотикой не стала загибаться, — грустно сказал Нико.
    Опять замаячила тень бедности, которая столько лет гналась за ушлым дельцом. Нико готов был сдаться, но встретился старый знакомым — спившийся бывший вояка.
    Разговорились за кружкой. Знакомый жаловался на тяжёлую жизнь, Нико сокрушался, что вот-вот пойдёт крахом очередное дело.
    — Живые механизмы? — расхохотался  вояка. — Те ещё черти!
    Рассказал по большому секрету, что военные хотели сделать из них новое оружие. Мечта милитариста: каждый день новая интересная бомба! Хотели клонировать и…
    — И нихрена! — военный так хлопнул по столу, что зазвенели бокалы. — Что мы только ни делали — оружие не росло. Словно растения были пацифистами. Проект свернули, да и чёрт бы с ним!
    Нико тут же проникся идеей:
    — Почему же свернули? Ведь это золотая жила — дешёвая техника!
    — Ан нет! Представь, мой пузатый друг: мы сеем симпатичную межконтинентальную ракетку, чтобы её потом «умножить», а вырастает какая-нибудь рулетка. Нахрена такое клонировать?!
    После нескольких дней запоя, символической платы и тонны обещаний, Нико стал обладателем портативного «умножителя».
    — Вот, — заплетающимся языком сказал вояка, — экс-при-мен-таль-ная версия!
    Нико взял от Макса «каждой твари по штуке», размножил и счастливо продал товар. Всё было неплохо, пока до него не долетели слухи о разгроме в Валерии. Решил переждать в бункере, где его и проглотил холодильник...
     
     
    Макс сидел с закрытыми глазами и тихонько раскачивался на стуле. Сложив ладони лодочкой, поднёс к лицу и начал в них дышать. Похоже, у него впервые в жизни начался приступ паники.
    Кончено. Жизнь провалилась в тартары, пошла прахом, обратилась в пепел. В эту самую минуту, наверное, догорает его дом. То, что не успели вытоптать, разворовали и сломали. В городе убивают его детищ — пусть не тех, что он вырастил, но это были его детища. Размноженные, невоспитанные, выброшенные на базар по дешёвке. И будут люди рассказывать детям на ночь страшные сказки о злых холодильниках...
    — Максим... — Елена отшатнулась, увидев его взгляд.
    Он встал, перевернув стул, и попёр на Нико. Бывший посредник засучил ногами, пытаясь встать, синюшными губами прошептал:
    — Макс, ты чего...
    Не удостоив ответом, Макс схватил его за шкирку и поволок в угол к новоиспечённому «монстру». Холодильник жадно распахнул дверцу и заурчал. Нико запищал, но Максим его не слушал. Держа пройдоху за шкирку, отмахнулся от Елены:
    — Не мешай.
    Встряхнул Нико, сказал тихонечко:
    — Продолжишь верещать — скормлю безо всякого сожаления.
    Нико пискнул в последний раз, но замолчал. Может, сообразил, что нельзя перечить, а может, просто находился на грани обморока. Макса устраивали оба варианта. Он переключился на холодильник:
    — Нравится?
    Холодильник рыкнул и мелко затрясся. Даже придвинулся на пару сантиметров к добыче.
    — Это держать нельзя, — строго сказал Макс и отпустил потерявшего сознание Нико. — Нельзя, я сказал!
    Холодильник остановился. Чёрт знает, какие процессы в нём происходили, но в зычном голосе Максима звучали хозяйские нотки.
    — Я тебя научу, — уверил Макс. Кивнул Елене: — Дай ему что-нибудь... э-э-э... сожрать.
    Ленакинула в протянутую руку пакет сливок. Макс подошёл, держа пакет двумя пальцами, и дверца захлопнулась, расплескав несчастные сливки по кухонному закутку.
    — Ну что же ты торопишься, — укоризненно сказал хозян. — Твоё дело — сохранять, а не разрушать. Давай ещё раз.
    ...Очнувшийся Нико с недоумением лицезрел, как Макс и Елена наперегонки закидывали в холодильник яблоки, недоеденный бутерброд и прочее, что он так и не успел рассовать по полкам. Мини-кухня напоминала поле боя: разбитые яйца стекали по стенам, скорлупки на полу напоминали осколки цивилизаций, припорошившая их мука — ядерную зиму...
    —Овощи вниз! —и выдвинулась полка для хранения овощей. — Хороший мальчик! — похвалил Максим.
    Холодильник закрыл дверь и заурчал. Тихо, уютно, словно засыпающий огромный кот.
    — Устал, —Макс обернулся к Елене.
    — Ты тоже, — с беспокойством отметила та.
    Тёмные круги под глазами Максима были видны даже за синяками, но взгляд сиял.
    — Это ничего. Пойдём, у нас много работы.
    Он пошатнулся, и Лена подставила плечо. Нико пискнул вслед:
    — А как же я?
    — Сделай уборку, — посоветовал Макс. — Воспитай свой холодильник. Всё равно нечем будет заняться — Решёточное дерево тебя выпустит только по моей просьбе.
    Перед тем, как выйти, Максим добавил:
    — Они не монстры. Ты просто не дал им повзрослеть.
     
     
    Бетти неторопливо пережёвывала шоссе. В предрассветной дымке виднелись островерхие крыши Валерии, и Максу показалось, что сам город ощетинился против него.
    — Поспи, — тихо сказала Лена.
    Он хотел было возразить, но адреналин кончился, как кончилась и безумная ночь. Обняла дремота.
    На этот раз Макс проснулся от тишины. Бетти заправлялась утренним солнцем, тихонько покачиваясь на рессорах. Еленаулыбнулась:
    — Хорошо, что проснулся. Не придётся тебя тащить.
    — Куда? — сипло спросил Макс.
    Увидел вычурные детальки крыльца и колокольчик.Ну конечно, привезла его к своему дому.
    — Ты с ума сошла? — осведомился Макс. — Хочешь, чтобы и твой дом спалили?
    — А ты хотел на поле боя возвращаться? — вздёрнула бровь Елена. — Или тебе землянку в лесу выкопать?
    — Не ёрничай, — он завозился в кресле, и Бетти услужливо выпрямила спинку, чтобы было удобнее выйти.
    Макс вышел, стараясь не корчить страдальческую гримассу.
    — Герой, — хмыкнула Елена. — Ты же на ногах не стоишь. Тебе в больницу надо...
    Она вдруг замолчала. Макс проследил за её взглядом и увидел давешнюю толпу. Вымазанную в саже, изгвазданную в земле, но всё ещё большую и опасную.
    «Вычислили, — мелькнуло в голове. — Знали, что появимся у Ленкиного дома. Интересно, дадут высказаться или в этот раз затопчут без предисловий?»
    Ленка метнулась к багажнику, выхватила монтировку и встала перед Максимом в позе бэттера. Совсем дурная. Сметут ведь, как соринку.
    Макс попытался мягко увести её с улицы, но она замычала, затрясла упрямо головой, не отрывая озверелого взгляда от людей.Тогда он встал рядом.Будь что будет.
    Толпа остановилась.
    Люди топтались в нерешительности, избегая встречаться взглядами друг с другом, с Максом, с растрёпанной, оскалившейся Ленкой. Внутри образовалось движение, послышались писки из-за отдавленных ног, толпа поспешно расступилась и вперёд, словно боевая слониха, вырвалась тётка Марта.
    — Максик, деточка! — протрубила она, всплеснув руками. — Что же они с тобой сделали, ироды!
    Толпа подалась назад, но разбежаться не дали полицейские. Спохватились, болезные. Где ж они раньше были? Тётка Марта, захлёбываясь от эмоций, трещала как заведённая.
     
     
    Пекарня — место сплетен, и Марта, не выходя из неё, знала, что творится в самых дальних закутках города. Знала, что люди обвиняют во всех грехах Макса. Поняла, что затевается что-то недоброе. Когда её Алекс не вернулся из паба, побежала в полицейский участок. И застала войну: остервенелые служители закона стреляли по спятившей технике. Кофейники разбрызгивали кипяток, уворачиваясь от пуль, пончики из автомата лихо заляпывали лица полицейских, мешая прицелиться. С начальником и вовсе приключился конфуз. Он не смог выйти из кабинета, потому что вентилятор — новёхонький, мощный, купленный на злополучной распродаже, — взревел и буквально пригвоздил шефа к стене.
    Тётка Марта набрала в монументальную грудь воздуха и рявкнула:
    — Стоять!
    Голос Марты был достойным наследником иерихонской трубы. Ошалевшие полицейские вместе с чокнутой техникой замерли, Марта ворвалась в кабинет к шефу и посмотрела на вентилятор. Тот сделал вид, что никогда не работал.
    — То-то же, — кивнула тётка. — Прекратите прохлаждаться, вы с ума сошли? — сказала она начальнику. — Там Максима убивают.
    ...После, когда случай в Валерии оброс слухами и небылицами, появление тётки Марты в сопровождении полицейского эскорта описывалось как неизменно эпическое. Было в ней что-то от валькирии или дракона. Странного, впрочем, дракона, который заставил бороться с огнём.
    К чести жителей — отнюдь не все в толпе сошли с ума. Добежали до колодца и, подбадриваемые трубным голосом вместе с подзатыльниками, потушили дом.
    — Выгорели лишь крыльцо и терраса. Обошлось малой кровью, — проблеял щуплый ночной «парламентёр», потирая разбитую скулу.
    При слове «кровь» Макс зыркнул недобро, и щуплый сжался.
    — Мы компенсируем...
    — И?! — вопросила Марта, встав перед толпой фертом.
    — И просим прощения, — хныкнул тот. — Вот только... Как же нам быть? У нас техника с ума сошла, люди боятся возвращаться домой. А у меня — вот!
    Щуплый поднял посиневшую лапку. Максим подошёл ближе и увидел, что запястье обхватил ремешок часов.
    — Не отпускает, зараза, — всхлипнул владелец. — Я уже пальцами еле шевелю. Пробовал снять, разрезать — сильнее давит. Что же мне, всю жизнь с ними маяться?
    Макс попробовал подцепить ремешок. Часы лихо завертели стрелками в разные стороны и сдавили ремень вместе с пальцем.
    — Не хулигань, — строго сказал Макс, и палец оказался на свободе.
    Толпа ахнула.
    — Они меня слушают, — пояснил Максим. — Вот что я хотел объяснить. Эти вещи просто невоспитаны. Сейчас же отпустите! — приказал часам, но те глумливо сжали руку щуплого так, что тот взвизгнул от боли.
    Толпа зароптала. Даже тётка Марта с сомнением посмотрела на Максима. Тот потёр лоб, соображая, а Лена, просияв, кинулась к Бетти. Вытащила из бардачка будильник, поднесла к многострадальной руке щуплого.
    И будильник зазвенел. Переливисто вытренькивал мелодию, подпрыгивал, с риском вывалиться на мостовую. Что бы там ни трещал будильник — это подействовало. Кисть, взятую в заложники, немедленно освободили, перестали вертеть стрелками и настроились на правильное время.
    В наступившей тишине Макс констатировал:
    — Я же говорил: их нужно воспитывать.
     
     
    И тут хрупкое равновесие, установленное с таким трудом, вновь дало трещину. Сплочёнными рядами — изо всех домов, со всех улочек — на площадь стекалась живая техника.
    — Точно, как солдаты Урфина Джюса, — повторила Лена.
    Холодильники и стиральные машины, будто танки, выстраивались колоннами. Верхом на них приехала техника поменьше: хлебопечки, кондиционеры, кофеварки... На крышах зданий Макс заметил притаившиеся вентиляторы. Поднялся небольшой ветер, от которого по телу пробежала дрожь.Холодильники зарычали моторами. Огромная печь пыхнула огнём, будто чудовище из сказок. Несколько кофемолок дёрнулись вперёд, но их резко осадила хлебопечка тётки Марты.
    Только теперь Макс заметил, что вместе с умноженной техникой на улицы вышла и его — воспитанная.Хотели постоять за растителя. Максу стало чертовски приятно. Его питомцы наседали на неуклюжих здоровяков. Кондиционеры шипели, словно кошки на распоясавшихся котят. Поднялся невообразимый гомон — умудрённая жизнью техника поучала «молодёжь» на непонятном людям языке.
    — Восстание машин! — не выдержал мрачный небритый мужик. Короткое движение — и недопитая бутылка разбилась рядом с Максом.— А ну, братцы, гони падаль, пока…
    Договорить ему не дали: полицейские мгновенно скрутили смутьяна.
    — Надо же, вовремя сработали…— сказал Макс дрогнувшим голосом.
    К притихшим людям прогромыхал двухметровый холодильник. Открыла дверцу — толпа было дёрнулась, но из морозильной камеры посыпались кубики льда. Щуплый парламентёр, недоверчиво глядя на гиганта, решился шагнуть навстречу. Приложил лёд к разбитой скуле и благодарно улыбнулся.
    К ноге Макса прибился будильник, и он его подобрал. Затем, не придумав ничего лучше, взял Лену за руку. Не оглядываясь на толпу, направились к ожидающей в нетерпении Бетти.В воздухе плыл аромат свежеиспечённого хлеба и сотен чашек пролитого на асфальт кофе.
     
     
    Сев в машину, Макс понял, что побил рекорды собственной выносливости. Усталость придавила, словно космонавта на взлёте. Вот бы и мысли ушли — муторные, не дающие всю дорогу покоя.
    Он раздваивался — с одной стороны, хотел побыстрее приехать, с другой —было страшно.Бетти тоже держалась беспокойно: то рвалась вперёд, то изображала побитую жизнью клячу. Наконец, собрав все кочки на просёлочной дороге, остановилась у разбитых ворот.
    Макс смотрел на выжженное крыльцо и думал, что не сможет выйти. Сейчас он скажет Бетти, чтобы ехала, куда фары светят. Будут путешествовать, превратятся в перекати-поле...
    — Я поживу с тобой, — просто сказала Елена.
    Максимпосмотрел на неё. События встали стройным рядком: Ленка угрожает толпе пистолетом, вместе с ним обучает холодильник, а после — закрывает с монтировкой в руках. Неужели для её возвращения нужно было всё разрушить?
    — Не обольщайся, — строго сказала Лена, открыв дверь с его стороны. — Я помогу на первых порах, а там... там видно будет. Выходи. Я же вижу, что ты трусишь.
    Макс выкарабкался из Бетти. И снова раздвоился. Одна его половина лила горючие слёзы, другая — деловито отмечала, что можно подправить, что нужно сделать прямо сейчас, а что подождёт...
    Наконец, он воссоединился с самим собой. Потому что увидел бегущую белку с тряпицей в лапках. Заметив Максима, та притормозила, возмущённо стрекотнула: где, мол, шлялся? — и поскакала дальше. Макс понял, куда она торопилась. В центре импровизированного гнезда находился многострадальный холодильник-малёк.
    Беглого осмотра хватило, чтобы понять, что шерочка напрасно так уж беспокоится о машерочке: небольшие царапины и лёгкая вмятина не причинили холодильнику особого вреда. Но тот излучал такое неподдельное удовольствие... Макс открыл дверцу: так и есть — весь морозильник забит орехами.
    — Ты молодец, животное, — от души похвалил он белку.
    Лена рассмеялась с умилением, и Максиму стало тепло. Он вернулся домой.
    Из разбитого окна, смешиваясь с запахом гари, потянуло восхитительным запахом круассана с мандариновым джемом.