Кто хоть раз был в метро, тому отлично знакомо характерное дуновение, сопровождаемое нарастанием специфического звука приближающегося состава. На Толика, сидевшего, опёршись спиной о колонну, на мраморном полу платформы, оно, всколыхнув безлюдную пустоту ночной станции – сказочно-декоративного творения двойного лауреата сталинской премии: с тёмным разноцветьем витражей под массивными колоннами, изгибавшимися в тяжёлый полукруглый свод – налетело из чёрного провала туннеля, разрушив плотную дремоту, незаметно сползающую в сон. Толик открыл глаза и сразу, не успев до конца очнуться, поднялся, навстречу уряжавшемуся мельтешению останавливающихся вагонов. Двери – со звуком выходящего сжатого воздуха – открылись точно перед ним.
Зевая, он шагнул в вагон.
– Осторожно, – разнёсся металлический женских голос, – двери закрываются…
1 Проходя мимо Дома Книги, Толик остановился у лотков с выносной торговлей то ли ходовым, то ли нуждающемся в сбыте лежалым товаром, вынесенных вдоль проспекта уже ввиду Симеоновской церкви.
На одном из них теснились горы сонников, сборников анекдотов, руководств по «выйти замуж на олигарха», «похудеть без диеты за три дня» и романов с аляпистыми обложками, на одной из которых, серии «Царь дал приказ», бравый вэдэвэшник, поливая из АК огём окрестности, парашютировал мимо Биг Бена на разбегающихся англичан и гостей их столицы. Но внимание Толика привлёк не этот мусор, а небольшого формата книжечка: старый поезд, с паровозом, смазывался туманом, уходя из прошлого в будущее – от зданий девятнадцатого века к условным небоскрёбам с летающими между ними цилиндрами, должно быть олицетворяющими средства передвижения этого будущего. Толик протянул к книге руку.
– Редкое издание, – тут же раздался голос продавца. – Полное собрание городских легенд про поезд-призрак всех времён и народов. Есть иллюстрированное издание, если интересуетесь, подороже…
– Не интересуюсь, – Толик бесцеремонно погасил маркетинговый выхлоп лотошника. – Друг интересуется. Ему и это сойдёт.
2 – Для тебя тёлка есть, - у входа шепнул ему Вадик.
– Я же просил… – раздражённо отпрянул Толик.
– Не фиг, не фиг! – категорически прервал его Вадик. – Сколько можно?! Подумаешь, как будто других нет. Да и Таньке её всё равно девать некуда было. Вот и привела.
– На вот, – Толик протянул ему свою покупку.
– Есть у меня такая, – мельком, взглянув на обложку, Вадик бросил книгу на стол. – Но спасибо.
Родители Вадик жили за границей, а он в их квартире – один. Поэтому, когда нужно было собраться потусить, собирались в квартире Вадика.
Толик припозднился – бутылка коньяка была на треть пуста, блюда с салатом почти опустошили, да и состояние других – не слишком многочисленных – разносолов свидетельствовало о том, что за столом уже изрядно посидели. А из спальни доносились приглушённые стоны.
– Марина? – спросил Толик, хотя мог бы и не спрашивать. Как ей не зажимали рот, Марина беззвучно любовью заниматься не могла. Сейчас у неё был бурный роман с каким-то педиком, в смысле – с педиатрического.
– Привет, Толик!
Таня, девушка Вадика, подошла к ним и взяла со стола принесённую Толиком книгу.
– О, ещё одна в коллекцию. Интересная?
– Компиляция. Ничего нового, – бросил Вадик. – Знакомься.
И тут же зашептал, дыша горячим в ухо: «Первокурсница, заселилась в её комнату».
Он подвёл Толика к дивану, в котором сидела, по виду совершенная школьница даже не старших классов.
– Марта, это Толик.
Марина за закрытой дверью зашлась в финальном стоне. Вадик хмыкнул, Таня закатила глаза.
Лицо Марты стало пунцовым.
– Ты точно с первого курса? – спросил Толик, садясь рядом на диван.
Она кивнула.
– Выглядишь на класс восьмой.
– Паспорт показать? – голос у неё был мелодичный.
И сказала она это мягко, с лёгкой иронией, посмотрев прямо в глаза Толику.
Глаза у неё были карие и большие.
– Очнись, Толян!
Толик вдруг обнаружил, что Вадик держит перед ним рюмку.
Выпили.
Маринка томно выплыла из спальни со своим кавалером и тут же скрылась в ванной. Спальню заняли Вадик с Таней. Маринкин парень кивнул Толику, сел за стол, выпил и стал что-то там есть.
– Ну что, следующие мы? – Толик приобнял Марту.
Она не отпрянула, не столкнула его руку. Просто вновь посмотрела ему прямо в глаза и тихо произнесла:
– Считаешь, что именно так – фактически, с первым встречным – и должен произойти первый раз?
3 – Третья бригада, на вызов!
Металлический голос заставил Толика захлопнуть учебник психиатрии, кинуть его в сумку, встать и, перебросив сумку через плечо, пойти к выходу. Это была его бригада.
И сейчас она собирается – кто откуда – по зданию подстанции, чтобы погрузиться в свою лимонную, с красной полосой, «Газель».
Толик запрыгнул в машину и из сумки – забыл её застегнуть – выпал учебник.
Иван Иванович, старый психиатр с печальными глазами, поднял книгу и протянул Толику.
– Психиатрия, – одними уголками рта улыбнулся врач.
И, вздохнув, добавил:
– Сейчас будет тебе психиатрия.
– Что-нибудь сложное? – спросил Толик.
– Кто же по телефону определит – сложное, не сложное. На «Белорусской» наш пациент ходит.
– Так метро ещё закрыто.
– Закрыто, – утвердительно кивнул Иван Иванович. – А он ходит.
– Ну и выгнали бы его на улицу, раз по закрытому метро ходить нельзя, - заметил Толик.
– Так полицейский его б и выгнал, если б он молчал, - опять вздохнул врач.
– А что он там ему наговорил?
– Такого наговорил, что он нас вызвал.
Водительская дверь «Газели» открылась и Сергеич, их водитель, залезая, хоть и видел, что все на месте, тем не менее для порядка спросил:
– Все? Едем?
– Все, – ответил ему Иван Иванович, – Едем.
– Белорусская, значит, – пробурчал Сергеич, заводя мотор, – Кольцевая.
Посередине бело-бежевого пространства станции стоял полицейский, держа за руку невзрачного мужчину серой наружности, одетого в серый же костюм изрядно потрёпанного вида и неопределённого покроя.
– Сейчас уже успокоился, – сообщил полицейский. – А вначале еле удержал.
– Что конкретно произошло? – спросил Иван Иванович.
– Вышел на обход. Всегда перед открытием делаем. Смотрю, стоит. Подхожу. А он в пол уставился и бормочет…
– Что бормочет? – тут же уточнил Иван Иванович.
– Да непонятно что. Почему пол, говорит, такой?
– А какой, по-вашему, должен быть здесь пол? – мягко обратился психиатр к серому человеку.
– Красивый, – ответил тот.
Голос у него был тихий и какой-то жалобный.
– Хм, – Иван Иванович внимательно посмотрел не него. – Должен быть красивый. А он, значит, не красивый?
Задержанный затравленно оглянулся, словно ища вокруг себя такой пол, который тут должен быть, но его не было.
– Квадратики какие-то… – тихо пробормотал он.
– Вы говорите, что еле удержали, – обратился Иван Иванович к полицейскому. – Но он ведёт себя, по-моему, достаточно спокойно.
– Это сейчас, – буркнул полицейский. – И когда меня увидел, тоже всё поначалу было спокойно. А потом вдруг как закричит: «Полиция! Почему полиция?!»
– Держите крепче! – предупредил Иван Иванович.
При слове «полиция» задержанного забила крупная дрожь и он стал как-то жалобно завывать.
– Везём его, - решительно сказал психиатр. – Ведите наверх.
Серый гражданин не сопротивлялся. Более того, как только его повели, он успокоился и затих.
– Иван Иванович, – окликнул Толик врача.
Тот, не останавливаясь, оглянулся.
– Смена заканчивается, а через полчаса поезд пойдёт. Мне отсюда быстрей добираться. Может, я уже не поеду? Тут подожду.
Врач отмахнулся:
– Как знаешь.
Шла к исходу обычная ночь. Всё в городе, похожим сверху на огромного спрута с телом концентрических колец и щупальцами радиальных проспектов, шло как обычно: кто-то отправлялся на работу, кто-то с работы возвращался, кто-то работы не имел, а кому-то она и вообще не требовалась. Люди общались, ругались, ненавидели, игнорировали, любили и не обращали внимания друг на друга. Кто-то просыпался, кто-то засыпал, кто-то рождался, кто-то умирал, все остальные жили своей жизнью. Всё шло, как обычно. А на Кольцевой сработала автоматика, как бывает, когда по туннелю идёт поезд. Проверили – поезда не было. А автоматика сработала. Работники метрополитена, кто в теме, знают, что такое бывает: автоматика срабатывает, как будто по туннелю идёт состав. Проверяют – туннель пуст. А автоматика срабатывает.
4 Губы у Марты были тёплые, мягкие и при поцелуе словно обволакивали. Толик знал, что когда Марта возбуждалась, губы её становились влажными и не просто тёплыми – горели огнём.
И он за это время уже изучил её тело, знал, как именно нужно. Он запускал руки в её волосы на затылке и слегка массировал. Впервые он встретил эрогенную зону такой странной локализации. А перевидал он этих зон…
Марта закрывала глаза, из её полуоткрытых губ вырывалось обжигающее дыхание. В ритм с его движениями.
По груди через расстёгнутую кофточку, всё ниже, ниже, через слегка округлый, мягкий живот с уютно утопленным пупком, к мягким волосикам…
– Не надо, - тихо шептала она.
Но он знал, что ещё чуть-чуть – и не будет никакого «не надо», что всё будет в спальне пустой, специально для них оставленной, квартиры Вадика. Что нужно всего лишь продолжать настаивать, чуть-чуть ещё.
И он остановился.
Потому что, – как огнём прожгло – понял, что он не хочет, чтобы она закрывала глаза, он хочет, чтобы она этими глазами смотрела на него, он хочет утонуть в этих глазах, что, собственно ничего он не хочет, кроме как быть внутри этих глаз, что вся его жизнь – и есть большие и бездонные её глаза.
Марта с тревогой смотрела на него, похоже, она до конца не поняла, что случилось.
Он проводил её до общаги и поехал на «Пушкинскую».
Стоять у выхода к "Известиям" ему пришлось не так уж и долго. На вид ей было лет сорок, но достаточно ухоженная.
– Сколько?
– Три, если на час.
По пути узнал, что звать её Соня. На кой ему было её имя?
Он лёг на спину, сказал, чтоб встала на колени рядом. Положил руку – там не было волосиков, чисто выбрито.
– Сожми ногами.
Она сжала его руку бёдрами, и наклонилась.
– Не ртом, – остановил он её движение. – Руками.
И закрыл глаза, представив краснеющую Марту. Уже через секунд пятнадцать Соня вытирала его торс салфеткой.
– Ничего себе! – с удивлённым уважением сказала она – Где ж ты так зарядился?
5 Толик вошёл в поезд с переполненного перрона и только когда вагон нырнул в туннель его пронзила мысль, что когда поезд мягко открыл свои двери рядом с буквально людской стеной ожидающих посадки и добрых секунд тридцать стоял с открытыми дверями, а он ждал внутри вагона, пока двери медленно не закрылись и перрон сначала намеренно неспешно, а потом неумолимо убыстряясь проехал мимо стены безучастных лиц и внёсся в черноту туннеля, осветившись лишь мертвенным светом вагонных ламп…
Почему он не подумал об этом сразу?
Почему он не подумал о том, что никто, кроме него, не вошёл в вагон?
Ведь масса людей плотно стояла на перроне, но все эти люди смотрели – и словно не видели подошедшего поезда.
И ни один не проводил его взглядом – в черноту туннеля.
Толик огляделся. Все сидячие места в вагоне были заняты, но стоявших людей было не много, не больше десятка, так что вагон выглядел просторно-свободным.
Ехали в основном мужчины, Толик увидел лишь несколько женщин, одетых в длинные плиссированные юбки до щиколоток и обвислые кофты из-под которых виднелись крепдешиновые блузки в мелкий цветочек.
На мужчинах были объёмные костюмы, брюки которых, с отвисшими коленями, были так широки, что почти доходили до носок чёрных ботинок.
Было такое впечатление, что все, ехавшие в вагоне, оделись в одинаковое, хотя, если рассматривать каждого с каждым в паре, всегда находились отличия.
Никто не разговаривал. Кто-то читал толстую потрёпанную книгу, кто-то газету (Толик глянул в название: «Известия»), большинство молча смотрели перед собой в пустой пол центрального прохода или на извивающиеся за тёмным окном шланги коммуникаций вдоль проносящейся мимо стены туннеля.
Тишина, обрамлённая ритмичным стуканьем колёс по рельсовым стыкам, давила, и Толик тихонько кашлянул. Ну так, горло прочистить от образовавшегося комка.
Человек, читавший газету, поднял на него глаза.
Зрачков в них не было.
Газета, выпавшая из его рук, мягко прошуршала на пол.
– Живой! – не крик, а визг вырвался на волю и палец, тянущий за собой руку, указал направление на Толика.
Тишина вагона в мгновение рухнула от стука ног, движения голов, шуршания одежд. Все оглядывались, словно ища того, о ком взвизгнул уронивший газету. И один за другим находили его – Толика.
– Живой… живой… живой, – словно какую-то невероятную новость передавали они друг другу.
– Живой! – крикнула женщина, тоже взметнув руку в сторону Толика.
От резкого движения кусок щеки у неё отвалился и, секунду покачавшись на белой жилке, шмякнулся на пол вагона бесформенной красной влажной массой.
– Живой! – крикнул мужчина рядом с ней, резко повернувшись к Толику. И тут же схватился за поручень, потому что нога его, не поспев за поворотом туловища, вывернулась из тазобедренного сустава и, немного постояв самостоятельно, отдельно, с мягким стуком упала рядом с куском мяса из щеки женщины.
– Живой! Живой! Живой!
Это слово неслось к Толику со всех сторон, один за другим пассажиры вагона указывали на него, подхватывая внезапно случившуюся новость. И у одного за другим отваливалась то рука, то нога, то часть туловища вместе с выдранным куском пиджака, обнажив бледно-серые кишки, в свою очередь, начинающиеся раскручиваться, вываливаясь из разорвавшегося живота в проход, под падающие челюсти, головы с выпадающими зубами и отваливающимися языками, продолжающими стараться произнести то, что кричали, будучи за секунду до того на своём анатомическом месте: «Живой! Живой! Живой».
6 – Ты переутомился, – ласково погладила его по голове Марта.
Его голова лежала у неё на коленях и, закончив рассказывать, он повернул лицо вниз, уткнувшись носом в юбку между бёдрами, вдохнув пряный запах желания, исходившего от молодого тела, разгорячённого ласками – он уже два часа сидели на кровати в комнате Тани и Марты в общаге. Таня была у своего Вадика.
– Ночные кошмары от переутомления. Пей на ночь валерьянку. И перестань так часто брать дежурства на скорой.
– Надо же на что-то доучиться последний год, – прошептал Толик.
Рука его уже отодвигала трусики, он почувствовал, как Марта чуть напряглась под его пальцем, как постепенно расслабилась, как постепенно стала приподниматься навстречу его руке, замерла… и в его ладонь ударила струя.
– А-а-ах…
Он взметнулся к её губам.
– Извини… я… не.. что..
Он не дал её шептать, впился в губы, впитал ртом её растерянность, порыл поцелуями щёки, лоб, шею, грудь.
Она несколько раз дёрнулась бёдрами, шумно выдохнула и затихла.
– Толик, я… – прошептала она.
– Всё нормально, – опять прервал он её. – Всё нормально, так и должно быть.
И после длинного поцелуя проговорил тихо-тихо, в само её ухо:
- И хорошо, что так есть.
Она спрятала лицо у него на груди. Так они просидели с полчаса, млея от близости друг к другу.
Потом она медленно и неумело стала расстёгивать его брюки, опустила голову.
Он чуть не задохнулся в первый момент, потом задышал глубоко, в такт её движениями, задавая ритм ладонью, положенной на её затылок.
7 – Ты же говорил, что у тебя такая уже есть.
Толик перевернул обложку книги, которую читал сидевший рядом с ним на лекции Вадик. На ней старый поезд, с паровозом, смазывался в своём движении туманом.
–Да вот, решил перечитать.
– Хобби, – заметила Таня, сидевшая с другой стороны от Вадика.
– Я вот, что думаю, – не среагировал на её слова Вадик.
Он на секунду замолк, задумавшись.
– Если в системе координат борьбы добра со злом…
– Чего, чего?
– Ну вот по кольцевой по существующей городской легенде ездит поезд-призрак, везущий умерших строителей метрополитена. И он периодически выхватывает из действительности людей, перемещая их в будущее. Спрашивается, зачем?
– Зачем? – спросила Таня.
– А вот здесь, как раз всё логично, – с готовностью продолжил Вадик. – Если этот поезд является представителем, так сказать зла, то он человека, скажем, вставшего на путь добра, вырывает из своего времени и переносит в чужое время, тем самым затрудняя ему выполнение начатого перехода на сторону добра.
Вадик победно посмотрел на своих соседей, но одобрения своему умозаключению от них не получил. Толик явно думал о чём-то своём, а Таня пренебрежительно хмыкнула:
– Бред какой-то.
И, нагнувшись вперёд, чтобы мимо Вадика посмотреть на Толика, спросила:
– Ты лучше расскажи, как там у тебя с Мартой?
– Да, – поддержал подругу Вадик. – Ты её хоть трахнул?
– Ва-адик, – укоризненно протянула Таня.
– Ну а что, зря мы, что ли квартиру ему оставляли?
– Я её люблю, – сказал Толик. – И, похоже…
Он тряхнул головой.
– Нет, я уверен, она тоже меня любит. И я на ней женюсь.
– Да ты что-о-о?! – всплеснула руками Таня, так, что сидящие впереди них оглянулись, а лектор прервал своё бубнение и попытался найти взглядом нарушителя порядка.
– А она об этом знает? – спросил Вадик, не поворачивая головы к соседу, чтобы не помочь лектору в поисках.
Последний, не найдя искомого объекта, продолжил бубнить текст лекции, уткнувшись в лежащий перед ним на трибуне конспект.
– Сегодня у меня ночное дежурство. После него утром и узнает.
– У тебя же завтра по психиатрии доклад, – напомнила Таня.
– На дежурстве и подготовлю.
*** – …следующая станция – Проспект Мира.
Двери, свистнув сжатым воздухом закрылись. Поезд медленно двинулся, постепенно, с нарастающим звуком, убыстряя ход.
И нырнул в туннель.
«Я заснул там на станции, что ли? – подумал Толик. – Неужели полчаса прошло… Быстро».
Он посмотрел на часы человека, сидевшего прямо перед ним и читавшего газету. Рука, держащая её, была поднята, рукав потрёпанной рубашки отдёрнулся, широко открывая запястье, циферблат был прекрасно виден. Большая стрелка на нём стояла на «12», поменьше – на «5». Внизу циферблата в маленьком круге скользила по секундам маленькая стрелка.
На часах марки «ЗиМ». На руке человека, читавшего газету «Известия Советов депутатов трудящихся СССР». |
Рассказ открыт для комментариев