20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.

13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.

   
 
 
    запомнить

Автор: Лара Число символов: 24429
Конкурс №43 (лето 17) Фінал
Рассказ открыт для комментариев

af016 Шампанское для Джельсомино


    

    Сегодня всё валилось из рук. В буквальном смысле. Сначала я утопила зубную щётку в унитазе. Пришлось тащиться в магазин напротив дома, чтобы найти замену утопленнице.
    В магазинчике, по закону подлости, была очередь. Вот что этим людям здесь делать в ранние часы субботы? Ну, дядька средних лет — понятно. Пиво. Трубы горят, уважительная причина. Тетёнька молоко и хлопья покупает. Вкусная и здоровая пища — это мы одобряем. Парень — шампанское и конфеты. Ох, как же я хочу шампанского! Выпить фужерчик, заглотнуть конфетку и почуствовать себя аристократом. Или ещё кем.
    В результате я пришла к выводу, что у всех в очереди уважительная причина, а у меня — идиотская. И всё потому, что мне захотелось попеть в щётку как в микрофон.
    Говорят, некоторым наступил на ухо медведь. На меня же упала иерихонская труба. С малых лет мама учила говорить тихо, но меня это не останавливало. Если на улице я видела голубя, крик «Мама, смотри, птичка!» заставлял окружающих приседать, прикрыв головы руками. Собаки завывали, птицы улетали от источника акустического удара и очень пугались. Прямо на прохожих.
    Вот и сегодня. Чёрт меня дёрнул вспомнить Фросю Бурлакову. Ещё не отзвучало последнее «-кой!» в первой фразе, как соседи сверху и снизу начали остервенело долбиться — кто в пол, кто в батареи. Я вздрогнула, и щётка самоубилась, на прощание хлюпнув в унитазе.
    — Девушка, вы платить собираетесь?
    Теперь придётся ждать, пока какая-та фифа медленно вытащит кошелёк. Как же я таких ненавижу! Пришёл в магазин — приготовь деньги.
    — Долго вы на меня пялиться будете? — прошипела мне продавщица.
    Оказывается, та фифа, которая задерживает очередь — я. Теперь нужно найти кошелёк... только спокойствие...
    Очередь возроптала. Пришлось заорать:
    — Я сейчас!
    В магазине наступила тишина. Только у парня лопнула бутылка шампанского. Не успел, бедолага, до выхода дойти. Ох, не надо было мне орать. Зато все заткнулись, прямо как мои ученики. Очень они меня уважают.
    Жалко парня. Выглядит, как оживший Давид. Только одетый.
    — И бутылку шампанского! — сказала я с достоинством.
    — Это вам! — я вручила бутылку Давиду, который стоял у входа. — Извините, у меня особенность… с детства. Потому и бутылка лопнула. Я как Джельсомино...
    Пора бы мне уже заткнуться. Джельсомино — и откуда только всплыло?
    Улыбается. Какая улыбка у него хорошая. И глаза — карие, бархатные. А что? Взять и пригласить его домой. На чашечку кофе. 
    Кофе!!! Я посмотрела на родной второй этаж. Окна кухни запотели, вода выкипела. Бли-и-ин!  Я всучила бутылку Давиду и понеслась домой.
    Перед тем как дверь подъезда захлопнулась, я услышала как Давид крикнул: «Девушка, подождите!», но останавливаться не стала.
    Нет у меня шансов. Правильно Ромка говорил, что я чокнутая, когда вещи под балконом собирал. Сейчас Давид придёт к своей девушке — для кого ещё конфеты с шампанским покупают? — и расскажет, что встретил горлопанку-террористку.
    В задумчивости я сделала неловкое движение и любимую «утреннюю» чашку поминай как звали.
    Стиснув зубы, я снова поставила джезву на конфорку и стала убирать осколки. Уколовшись, зашипела тихонечко от боли и выругалась. Совсем тихонько.
    Зазвонил телефон.  Мама.
    — Дашенька, с днём рождения тебя, солнышко!
    Я поморщилась. Совсем забыла о дате, которую большинство почему-то считают праздником. Для меня это плохой день. Без исключений.
    — Ну не гримасничай! Я прямо вижу, как ты скукожилась! Это прекрасный день для нас с папой! А ты проявляешь чёрную неблагодарность, когда не хочешь его праздновать!
    — Мам!
    — Я тебя двенадцать часов рожала, между прочим! И всё чего я хочу — это элементарной благодарности…
    — Ну ма-а-а!
    — Мы приготовили тебе сюрприз!
    — Мам, я тебе жутко благодарна! Дай с папой поговорить.
    — Ну конечно! С папой! Со мной ты поговорить не можешь!
    Нет, не могу. Потому что при слове «сюрприз» меня начинает контачить. В прошлый раз сюрпризом был Вовка Астраханов — бывший одноклассник, который в школе не упускал случая меня облапать. Как выяснилось, он не изменил старым привычкам.
    — Ты меня слушаешь? Я битый час тебя спрашиваю, когда ты придёшь?
    — Дай с папой поговорить, — повторила я упрямо. Если уж идти, то во всеоружии. А точную информацию мог дать только отец.
    — Дашка, привет.
    — Привет. Папка, как дела на фронте?
    — Да что ты говоришь? Замечательно! —  воскликнул папа невпопад.
    — Ничего я не говорю! Ты меня слышишь?
    — Да-да-да! — с энтузиазмом воскликнул отец. — Ну конечно, я понимаю, что у тебя вечеринка с друзьями. Ты уже не маленькая, чтобы с родителями дни рождения проводить.
    На заднем фоне слышалось мамино квохтанье: «Как, вечеринка? А почему она мне не сказала?» Я вздохнула с облегчением. Какой, все-таки, папка молодец. Умеет выручить. Он ведь знает, что я буду торчать дома.
    — Кстати, доча, ты не знаешь, чем кормят кобр? Мне в кроссворде попалось…
    Опа. Оказывается, папа меня спасал не только от гиперопеки с маминой стороны. Коброй мы называли папину тётку. Гадкая, меркантильная старуха, которая лезла в чужие жизни и считала это высшей миссией. Значит папа спасал меня не только от воздыханий мамы по поводу потенциальных внуков, но и от нотаций по поводу «ни ребёнка, ни котёнка», и пакостного вечера вообще.
    — Па, ты самый лучший! — тепло сказала я в трубку.
    Отец уже попрощался, а я всё ещё улыбалась. Нет, не всё так плохо, когда есть такой па. Мне казалось, что день вот-вот наладится. Сейчас только попью…
    Кофе!!! Да ёж же твою… Я бросилась выключать плиту, на которой стояла уже пустая джезва.
    Начатое нужно доводить до конца — занудно вдалбливала мама с детства.  Справедливость этого тезиса была доказана опытным путём: я поскользнулась на луже кофе, которую не успела вытереть, и грохнулась на пол. Головой я приложилась о холодильник.
    Кажется, я на чуть-чуть потеряла сознание, потому что мне послышались голоса:
    — Вадим Павлович, ну что же это ты! Я не одобряю таких методов! Тоньше нужно было…
    — Не беспокойся, Марья Фёдоровна, голова у неё на редкость крепкая! — отозвался густой бас.
    — Это точно! — подтвердила я, не открывая глаз. — Ещё в школе меня треснуло качелью — так хоть бы шишка какая… кстати, кто здесь?
    Я открыла глаза, но увидела только белую пелену.
    — Долго мы из дома выкуривать её будем? — сказал всё тот же бас.
    — Тихо ты! — зашипела женщина, и пелена рассеялась.
    Я поднялась с пола и ощупала голову. Как и думала — даже шишки нет. Зато голоса слышу, что не может не радовать. Решив подумать об этом потом, я подумала о кофе. В конце-концов, почему я должна сама себе что-то там варить? Есть прекрасные кафе.
    Перед выходом в люди я случайно забыла телефон. Он как раз звонил. Люди очень хотели сделать доброе дело и поздравить меня с праздником. Хотелось ответить взаимностью и не портить им настроение.
    Мальчик-курьер, оказавшийся за дверью моей квартиры, вздрогнул.
    — Ой! Я даже позвонить не успел! Видимо вы меня очень ждали — мне за срочность доплатили. Распишитесь, пожалуйста.
    Он вручил букет роз и конверт. И открыточка есть: «Самой лучшей дочери на свете». Всё-таки папка —  чудо. Заскрипела дверь напротив.
    — От поклонника, поди? —  хитро прищурившись, спросила тётя Валя.
    — Да! — гордо ответила я и пошла ставить цветы в воду.
    «От поклонника»… пусть думают, что у меня есть поклонник, который дарит цветы. Хотя, какая разница, что подумает соседка? Жалкая история, думала я, разглядывая себя в зеркало. Какие грустные у меня глаза. Только вот реветь не надо. Если начну — не остановлюсь до самого вечера.
    Конверт запихала в карман куртки. Наверное, там деньги, на которые можно купить какую-нибудь побрякушку. Или книгу. Книгу — самое то. Папа одобрительно кивнёт, а мама скажет, что нужно тратить деньги «на себя» — то есть, купить какую-нибудь косметику.
    Кафе встретило уютом и сладким эспрессо. Именно этого мне не хватало.
    Так, посмотрим, что мне папа подарил. Ого! Подарочный сертификат антикварного магазина «Веха». Ох, давно я зубы точу на книги, живущие там. Может, приобрету пару томиков. Магазинчик совсем рядом — только площадь пересечь. И хозяин  — приветливый дядька, с которым приятно поболтать. Жизнь налаживалась.
    — Привет!
    Этого мне ещё не хватало. Передо мной стоял Ромка. Тот самый сволочь, который меня бросил полгода назад. Вернее, это я бросила... его вещи с балкона. Щёки у него округлились. Наверное, та… другая сволочь хорошо его кормит.
    — Привет, — сказала я как можно равнодушнее.
    — Что делаешь? — Ромкина манера задавать дурацкие вопросы цвела буйным цветом.
    — Дрова колю, — съязвила я. И стиснула кружку с кофе так, что стало горячо рукам.
    — Ты всё такая же, — покачал головой Ромка.
    — Чокнутая? — подвела я черту.
    — Дашк, ну не будь ехидной. Я же к тебе по-хорошему подошёл, спросить, как дела.
    — Ромашка! — раздался тонюсенький голосок.
    Меня прямо вырвет сейчас. Возьмёт, и вырвет. Как можно двухметрового мужика называть прилюдно ромашкой? Бежит к нему. На шпильках ковыляет элегантно, то бишь. Боится, небось, что обратно уведу. Нужен больно. Нюхали мы эту ромашку два года.
    — Ой, здрасьте, Дарья Михайловна, я вас сразу не узнала!
    Щас как врезала бы. Прямо по наглой роже, которую, впрочем, из-за блондинистой чёлки в пол-лица почти не видно. «Дарья Михайловна». Намекает, что ей — двадцать с небольшим, а мне — двадцать семь. Оп, уже восемь. Сегодня исполнилось.
    Какой поганый сегодня день. И усталость вдруг навалилась.
    — Здравствуй, Клава, — любезно ответила я. Вежливость — прежде всего.
    — Я Люся, — надулась пассия Ромки. А он — губы кусает, знаю ведь, что заржать хочет.
    — Да какая мне разница… — я встала. Кто-то наверху, наверное, записал в ежедневнике:  «Запретить Дарье пить кофе». Ну и фиг с вами со всеми.
    — С днём рождения! — крикнул вслед Ромка.
    — Ты-то хоть не издевайся!
    Я шла через площадь к магазину. Не реветь. Не реветь. Подумаешь, Ромку с пассией встретила. Что я, раньше их не видела? Например, у него на кухне, где они на столе… так, об этом мы не будем вспоминать. Скажем только, что сегодня Клава, или как её там, выглядит не в пример приличнее. И одежды на ней намного больше.  Бог с ними. И подруги, и мама в голос твердили, что за мужика нужно бороться. А я не могу. Что он — кубок спортивный, чтобы за него бороться? Человек ведь. Был любимый. А сейчас? Может, я так легко и согласилась с ним расстаться, потому что не особо любила? Так, стоп. Это мы уже проходили. Если бы, да кабы. Никому нельзя узнать, что было бы, если… Может оно и к лучшему.
    Вот и магазинчик. Маленький, на цокольном этаже. На аккуратных клумбах светятся нарциссы. Как мартовские солнышки. Стоит спуститься по нескольким ступеням, и ты в другом мире. Массивная деревянная дверь с кольцом вместо ручки. Поскрипывавает, приветствуя. Мне нравится думать, что каждого посетителя она встречает по-своему. На некоторых визгливо покрикивает, иногда рычит петлями, а мне коротко и тепло муркает.
    В магазине всегда полумрак. Верхнего света нет, бра на стенах приглушённо освещают сокровища. Конечно, сюда не ходят цацы вроде Ромкиной Клавы: слишком много старых вещей, которые не в моде. А мне здесь нравится. Есть что-то очаровательное в этом старье. Например, телевизор с округлым маленьким экраном — чем не прелесть?
    Я обрадовалась, что его ещё не купили. Хотя, если задуматься, зачем он мне? Или кресло-качалка. Давно о таком мечтала. А как я его домой поволоку? И что это за бабка в нём сидит? Вяжет что-то.
    — Добро пожаловать! — пожилая женщина подняла голову.
    — Здравствуйте. А где хозяин?
    — Я хозяйка, — улыбнулась она. — Марья Фёдоровна мы. А вам, наверное, Вадик нужен? Ва-а-адик!
    — Иду! — громыхнул густой бас, и я вспомнила, что уже слышала этот голос у себя на кухне. Бред какой-то...
    Вопреки ожиданиям, из-за книжных шкафов вышел не человек-гора, а невысокий дед.
    — Наконец-то! — воскликнул он радушно. — Мы уж думали, что вы сегодня не придёте.
    Я всегда с подозрением отношусь к проявлениям радости незнакомых мне людей. Тем более, дедок совсем не был похож на уютного дядьку, который раньше заведовал магазином.
    — А где… — тут я поняла, что не помню имени хозяина.
    — Валерий? — догадался Вадим.
    — Угу, — промямлила я.
    — Он в отпуске, мы за него! — отрапортовала Марья.
    Что-то мне подсказывало им не верить. Вдруг они Валерия этого связали, а сами магазин захватили? А смысл? Кресло-качалку утащить? Хотя, тут монеты есть старинные, иконы, книги опять же. 
    — У меня сертификат.
    — Знаем-знаем, — закивала Марья и спицы замельтешили. Что она там вяжет? Похоже на шарфик, в полутьме и не разглядеть. Так, стоп.
    — А откуда вы знаете? — подозрительно спросила я.
    — Так ведь, батюшка ваш здесь был! — пояснил Вадим.
    Я фыркнула. «Батюшка», о как. Надо будет папке рассказать, что он батюшкой стал.
    — Пожалуйте, выбирайте, что душе угодно. В пределах суммы, разумеется. Не спешите, не торопитесь, здесь много интересного даже в самых дальних уголках.
    Вот оно. В уголки заманивает. А потом, чего доброго, пришьют. Как свидетеля.
    — Вы знаете, я пойду, — улыбнулась я как можно очаровательнее. — Я совсем забыла, меня ждут.
    — Ну куда же вы, — растерянно забормотал Вадим. — Вы же совсем ничего не выбрали…
    — Я пойду! — отрезала я и пошла двери.
    Но Вадим неожиданно бросился наперерез и, раскинув руки, закрыл собой дверь.
    — Не пущу! — истерически воскликнул он. — Вам никак сейчас нельзя уходить!
    Я оторопела. Конечно, я всё понимаю. Нужно удержать клиента любыми способами, но чтобы так…
    — Идиот! — зашипела из своего угла Марья. — Из-за тебя у меня петли распустились!
    А ведь Кобра предупреждала, что нужно газовый баллончик в сумке носить. Может, ручкой в него ткнуть? Я лихорадочно начала рыться в сумке.
    — Пожалуйста, не надо насилия! — протянул руки Вадим. — Мы не причиним  зла. Всё, что вам нужно, это побыть здесь немного. Тогда всё может связаться хорошо.
    — Это я сейчас свяжусь! С полицией! — пригрозила я и чуть не застонала от собственной глупости. Сама не взяла телефон и никто меня не отыщет. А ведь Кобра говорила, что перед тем, как куда-либо идти, нужно уведомить близких.
    — Отпустите, — жалобно хлюпнула я. — Я никому не скажу, что вы магазин обокрали.
    — Что?! — в голос воскликнули Вадим и Марья, а потом началось: «Да как вы смеете, безобразие, нет, ты только посмотри на неё, для них же стараешься, маршруты продумываешь с хронометром, ночей не спишь, всё плетёшь, а она»...
    Они орали в два голоса, как оглашенные. Или как разбуянившиеся ученики. Ну, с этим я знала как бороться.
    — Тихо! — закричала я властно, и у половины бра разлетелись вдребезги плафоны. Тишина стала практически интимной.
    — Прошу прощения  за э-э-э… — я обвела жестом магазинчик, — досадное недоразумение. Я всё компенсирую. А теперь позвольте пройти.
    — Умоляю, совсем немного подождите! Я открою вам тайну бытия, только не уходите еще несколько минут! — исступлённо воскликнул Вадим.
    Похоже, дедок получил факс из космоса. Везёт же мне сегодня. Не воры, так сумасшедшие. Просто, что называется, «покатило».
    А Вадим страстно шептал:
    — Понимаете, мы — мой…кхм-кхе-дхом…— он неистово закашлялся, аж слёзы появились.
    — Ры, — закончил он через силу. — Простите, у меня от волнения всегда кашель жуткий.
    — Кто?
    В ответ мужчина разразился просто-таки тирадой кашля.
    — Мойры, — буднично перевела Марья, не отрываясь от вязания.
    — Как?!
    На этот раз Марья подняла голову и глядя на меня, как на слабоумную, повторила по слогам:
    — Мой-ры! Да перестань ты хрипеть! — это уже к Вадиму.
    Час от часу не легче. На всякий случай я себя ущипнула. Было больно.
    — Мойры — женщины, — решила я блеснуть познаниями в античной истории. — Клото, Лахесис, и эта… как её там… и, кстати, почему вы вяжете? Мойры прясть должны!
    — Деточка, — сказала Марья, остервенело щёлкая спицами, — ты что, Кинга не читала? Мойры могут быть какими угодно. Вас семь миллиардов наплодилось — куда с вами троим управиться! Заводы уже целые построили — штампуют судьбы на конвейерах. А мы по старинке работаем, индивидуальные судьбы прядём… вяжем. Вязать сподручнее, — призналась Марья.
    — Говорил тебе — надо хитоны надевать, — пробасил Вадим. — Так аутентичнее.
    Представив щуплого дедка в хитоне я совершенно бестактно захихикала. Марья меня поддержала. Вадим насупился.
    Мне вдруг стало его жалко. В конце-концов, они же не буйные. Ну верят люди, что они мойры, бывает. Ещё и не такое бывает. Надо им подыграть, а потом незаметненько к двери протиснуться.
    — Ладно, не дуйтесь. Мои мойры…
    — Не только твои, — возразила Марья. — Мы на две ставки работаем.
    — Сокращения большие, — вздохнул Вадим. — Кризис.
    Вот она — проза жизни.
    — А кто нити обрезает?
    —  Мы, — подтвердил Вадим. — Только нам это не выгодно. На пособии по безработице долго не просидишь. Вот и стараемся максимально благоприятно воздействовать на ваши жизни.
    — Думаешь, нам легко? — строго посмотрела из-под очков Марья. Ты, например, совершенно особый случай. Всё у тебя наперекосяк.
    — Если вы и вправду мойры, то вы мне этот наперекосяк и делаете! — вспылила я. — Голос дурацкий, руки-крюки, язык за зубами держать не могу…
    — Ты природные данные с судьбой не путай! Мы только коррекции совершаем. Вот, например, Роман!
    — А что, Роман? — подозрительно спросила я. — Ваших рук дело, что он с Клавой спутался?
    — Нет, мы здесь ни при чём, — поспешно сказал Вадим. — Мы только тебя направили… да что там! Прошу!
    Он указал на экран старого телевизора. Присмотревшись, я увидела в нём себя, идущей по осенней улице. Да это же октябрь прошлого года! Меня тогда грузовик водой обдал. А всё потому, что я засмотрелась на афишу театра. Там было написано: «„Король Лир”» по одноименной поэме Джека Ремарка».
    Изображение застыло. Потом перемоталось назад, и я увидела Марью, которая, воровато оглядываясь, лепила ту самую абсурдную афишу.
    Вот и грузовик. А в кабине, оказывается, Вадим сидел. Нарочно, гад, разогнался и меня обрызгал.
    — Дальше не надо!
    Я прекрасно помнила как всё случилось. Вообще-то я не собиралась к Ромке. Он тогда мне наврал, что в командировке. Но я была мокрой и грязной с ног до головы, ключи от его квартиры позвякивали в кармане куртки. Поэтому я зашла… дальше вспоминать не хотелось.
    — Гады вы, — констатировала я.
    Вот как бывает: познакомишься с собственными мойрами, а они тебе подлянки свои показывают. Стало так тоскливо, что не хотелось даже удивляться.
    — Ну почему же гады, — миролюбиво возразила Марья.  — Вы бы всё равно расстались. Не связаны ваши нити. Вот, можешь сама посмотреть, что бы получилось, если бы ты его не застукала.
    Вадим с натугой щёлкнул переключателем каналов. На этот раз телевизор показал передачу из серии «Моя семья». Мы все собрались за столом. Да это же мой день рождения! Значит, сегодня. Вернее, было бы сегодня. Мы с Ромкой сидим на разных концах стола. Он пишет сообщение, я разглядываю обои, Кобра вещает о пользе орехов и о том, что мне нужно поправиться. Папа барабанит пальцами по столу, а мама носится с пятым салатом, не зная, куда его приткнуть.
    Жутко кислый день рождения. Сегодня гораздо интереснее. Я приободрилась.
    — А с кем тогда связана моя нить? — присмотревшись, я заметила, что у Марьи два клубка.
    — Потом узнаешь, — уклончиво сказала вязальщица. — Вам вообще о возможных событиях знать не положено.
    — Тогда почему вы меня сюда заманили?
    — Тут такое дело… — скосив глаза, забормотал Вадим. — Нас одна коллега попросила помочь… может без работы остаться.
    — А я здесь при чём?
    Вадим встрепенулся и оживлённо затараторил:
    — Всё, что от тебя требуется — крикнуть в нужный момент. Так сильно, как только ты можешь.
    — Не пойдет! — отрезала я. — Меня уже в полицию забирали за нарушение общественного порядка. А я всего-то шофёру автобуса кричала, чтобы подождал. Вы уж сами чего-нибудь наплетите. Или свяжите. Не маленькие.
    — Думаешь, нам легко? —  взвилась Марья. — Вертеться приходиться, как белкам в колесе! И еще… — она запнулась и бросила взгляд на объёмные клубки, — долго с вами возиться придётся!  Заказать рекламу шампанского,  чтобы мать парня в магазин послала — знаешь сколько стоит? Ассоциативный ряд выдумать, чтобы ты про Фросю Бурлакову вспомнила — моя бессонная ночь, а Вадик задолбался конфорку усиливать, чтобы вода выкипала, из дома тебя выгнать никак не могли… — тут Марья прикусила язык.
    Значит, Давид не для девушки шампанское покупал! Для мамы. Надеюсь, она у него не алкоголичка...
    — Подождите! — дошло до меня. — Вы меня специально с Давидом встретили?
    Мойры молчали, как партизаны на допросе.
    — Да идите вы! — возмутилась я. Нет, Давид, конечно, более чем хорош… но сама мысль о том, что кто-то переставляет тебя, как пешку на шахматной доске, возмущала. Надо отсюда уходить. Любопытно только узнать, зачем меня из дома выгоняли.
    — Это я объяснить могу... почти, — запнулся Вадим. — Нужно, чтобы ты вернулась домой в определённый момент. Дело очень важное. Если бы ты осталась дома, то мама затащила бы тебя на праздник. Пришлось устроить падение щётки, бунт кофе, рекламную акцию с одним-единственным сертификатом, который взял твой папенька — и это только часть айсберга, всех вариантов и не перечесть. Единственная константа сегодня — кирпич.
    Марья подхватила:
    — Видишь ли, мойра одного из детей молодая, неопытная ещё. Запуталась в коррекциях. История может быть совсем другой, и если ты появишься не в тот момент... в общем, потеря работы для мойры означает только одно для мальчика...
    Я ничегошеньки не поняла из этих сбивчивых объяснений, кроме одного. Безработные мойры крайне невыгодны человеку. И кирпич...
    — Что за мальчик? — холодея спросила я.
    — Имя сказать не могу, — покачал головой Вадим, — но вы связаны...
    — Что же ты раньше молчал! — я понеслась к двери. Единственные близкие мне дети — мои ученики.
    — Через пустырь! — крикнула мне Марья вдогонку.
    На пустыре находилась стройка. Раньше тут деревья росли, а сейчас — недостроенный торговый центр, грязюка да строительный мусор.
    Я пролезла через дырку в заборе и увидела, что навстречу шагают мои гаврики из восьмого «Б».
    «Отпетые», как их называли в школе. Вся банда: Тарасов, Поспельцев, Михайлов и Шилов. С тортом идут: видимо, меня поздравлять собирались. Да не дождались. И решили путь сократить через пустырь.
    Не зря на стройках ставят заборы. Потому что не знаешь, когда сверху может что-то  упасть. Например, кирпич. Констатный кирпич летел, подчиняясь гравитации, на голову одного из ребят. Гаврики  не видели, что происходит, а я была слишком далеко.
    И тогда я закричала. От страха, отчаяния, злости на собственную невезучесть. Если бы я никуда сегодня не пошла... если бы мальчишки меня дождались у подъезда... если бы они решили не срезать путь... если бы рабочие были внимательнее... кто знает, сколько этих «если бы»? Я орала, крик становился всё тоньше, перешёл в отчаянный визг. У меня заложило уши, я жутко боялась, что воздух вот-вот кончится.
    Но воздуха хватило. Кирпич взорвался и рассеялся пылью, которая осыпалась на мальчишек. Они кашляли, плевались и, кажется, приводили примеры обсценной лексики — я особо не вслушивалась. Главное, что все были живы-здоровы. Обошлось.
    — Что вы тут делаете? — пытаясь быть строгой, прохрипела я подросткам. 
    — Фигасе у вас голосина! — восхитился Шилов.
    Они, похоже, так ничего и не поняли.
    — Ну Дарьмихална, ну где вы шляетесь? — затарахтел Вовка Тарасов. — Мы тут целый час ошиваемся… то есть, вас ждём. С днём рождения поздравляем, торт-мороженое вот, открыточка… а вы на нас кричите.
    — Тарасов, выбирай выражения! Быстро десять синонимов к слову «шляться»! — мне нужно было перевести дух.
    — Шаро… — нет, это не то… Слоняться, таскаться, бродить, бездельничать, валандаться, мотаться, ходить, гулять, бродяжничать, околачиваться, променадиться — с готовностью выпалил Тарасов.
    — Как?
    — От слова променад, — пояснил Вовка. — Ну что, пойдем чай пить?
    
    По дороге к дому я сделала строгий, как мне казалось, выговор о том, что нельзя ходить по стройке без каски и привела в пример смеющуюся девочку. Потом попыталась объяснить разницу между бояном и классикой анекдота. Так мы дошли до моей квартиры.
    — Дашенька, это тебе! — соседка сияла и протягивала бутылку шампанского.
    — Спасибо…
    — Поклонники тебя сегодня просто завалили подарками, — пояснила охотно соседка.
    —  У-у-у ,— многозначительно прогудели гаврики. — А нам шампанского?
    — Дитям мороженое! Марш в квартиру ставить чайник!
    Соседка заговорчески зашептала на весь подъезд:
    — Ты только ушла, а я решила мусор выбросить. Смотрю — у подъезда парень — красивый такой, высокий. Вежливый: будьте добры, подскажите, здесь живёт хрупкая девушка с громким голосом? А нету Дашеньки дома, говорю. А он такой: вы не могли бы ей передать? И бутылку, значит, протягивает. Тут ещё и карточка есть. Но я не читала!
    Я прижала бутылку к груди и открыла конвертик. На карточке сияли солнышками нарциссы, и было написано: «Очаровательной Джельсомино».
    Нет, всё-таки, с мойрами мне повезло. А день рождения может быть неплохим. В виде исключения.
    

  Время приёма: 13:14 23.07.2017

 
     
[an error occurred while processing the directive]