 |
|
| |
20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.
13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.
|
|
|
|
|
|
Старенький «Вольво» остановился у детской площадки, прижавшись боком к покосившемуся забору. За рулём, лениво развалившись, сидел полный юноша в куртке и джинсах. Справа – щеголеватый молодой человек в сером костюме. На заднем сидении – девушка: коротко стриженная, черноволосая; серые глаза густо обведены, губы – в красной помаде.
– Вот она, собственной персоной! – буркнул толстяк, провожая взглядом бредущую по дороге женщину в старомодном пальто и шляпке; покривился насмешливо: – И ридикюль…
– Допотопный! – хмыкнул щеголеватый, разглядывая старушку. – Интересный экземпляр, Алекс!
– Амалия Карловна Крейцер! – усмехнулся толстяк. – Не поверишь, Боб! Она – тысяча девятьсот десятого года!
– Ни фига! – вздёрнулся тот. – А по виду…
– Не скажешь! – ухмыльнулся Алекс. – Топает бодро! Не дотумкаешь, что на ладан….
– Точно! – покривился Боб, вскинул брови. – Давид Крейцер кем ей приходится?
– Мужем был, – выдохнул Алекс. – Умер два года назад, – повернул голову к девушке. – Запомни, Лялька, теперь эта старуха под твоим наблюдением. Денно и нощно!
– Спятил? – вытаращилась та. – За такие деньги? Сам наблюдай!
– Не гони! – оборвал еë. – Закончим дело – рассчитаемся!
– Дела не будет! – выговорила та с расстановкой. – Деньги сначала!
– Аванс получила? – зыркнул зло. – Втягивайся! И поактивнее!
– Проблема в чëм? – запрокинул голову Боб, глянул на уходящую вверх лестницу. В узком луче света метались разноцветные пылинки; пахло кофе и жареным луком. Сонно дребезжала у окна муха, и отовсюду наползали шорохи и звуки. – Поднимаемся, вскрываем квартиру, берём товар, – он глянул на Алекса. – Что там, кроме нумизмата?
– Иконы! – прошептал тот. – Восьмой век.
– Нашей эры? – ухмыльнулся Боб, закинул в рот жвачку.
– Смешно! – подтолкнул его Алекс: – Пошли! Квартира тринадцать.
– Добрый знак! – выдохнул Боб, поплевал через плечо.
Они поднялись на пятый этаж, остановились у красной двери.
– Эта! – Алекс ткнул в серебристый номер; потянулся к звонку.
– Зачем? – вытаращился Боб. – Сам же говорил – живёт одна.
– Мало ли… – поёжился Алекс. – Про всякий случай!
– Валяй! – кивнул Боб. – Звони!
Алекс прижал кнопку.
– Кто там? – выпорхнул из-за двери звонкий голос. – Чего надо? – говорящий чихнул.
Юноши переглянулись и, не сговариваясь, кинулись вниз. Первым бежал Алекс, перескакивая через ступеньки; за ним – Боб, держась за перила, будто боялся взлететь.
– И… кто это был? – остановившись у детской площадки, прошептал Боб; глянул опасливо на тёмный подъезд. – Кто там?
– Чëрт… его! – выдавил Алекс. – Может, попугай?
– Может! – сплюнул Боб. – Эхо!
– Здравствуйте, Амалия Карловна, – улыбнулась билетёрша. – Опять к нам?
– Да! – кивнула старушка. – В иконный зал. Дело архиважное.
– Ну-ну! – поджалась билетёрша. – Музей открыт! Милости прошу!
– И чего она ходит и ходит? – заворчала гардеробщица, раскладывая брошюрки на приставном столике. – И в стужу, и в дождь, – пожевала губами.
– А чего ей делать? – подбоченилась билетёрша. – Одна как перст: ни забот, ни печали. Живи и радуйся! Муж ей столько добра оставил – семерым хватит. Одних картин! – закатила глаза. – Не говоря об иконах.
Она подтолкнула нерешительную парочку, робко жмущуюся у двери:
– Проходите, товарищи! Чего по улицам шастать? Культурные места к любви располагают, – подмигнула; наклонилась к гардеробщице: – В последнее время к иконам зачастила. Говорит с ними! Разглядывает!
– Страх божий! – вытаращилась та. – Может, свихнулась?
– Может! – поёжилась билетёрша.
– Тяжело быть старым! – вздохнула гардеробщица. – Плохо и смолоду помереть!
Амалия Карловна протопала к широкой лавке, огляделась. Иконный зал был пуст. Она поправила шарфик на шее и села. На стене перед нею висела большая икона: женщина в доспехах с серебристой тарелкой в руке. Старушка пыталась разглядеть фигуры крылатых существ позади женщины, но они расплывались и таяли. Тогда, огорчённо вздохнув, она поднялась и пошла к иконе.
– Святая Лукия! – прочитала вслух, глянула пристально.
На тарелке, в золочёном ободке лежали два глаза, вперившись зрачками в зрителя.
– Воин Святого Духа. По христианской легенде получила от Архангела Михаила глаза и способность видеть невидимое – зло и добро! – прищурилась, с любопытством разглядывая изображённую женщину.
– Иконы любите? – спросила невесть откуда появившаяся девушка: черноволосая, худая.
– Люблю! – кивнула Амалия Карловна. – Из них другой мир виден: светлый и прекрасный…. А вы, какой жанр предпочитаете? – уставилась близоруко. – Здесь курить нельзя, – ткнула пальцем в белую палочку.
– А я и не курю! – улыбнулась девушка, вынула изо рта круглую карамельку. – Чупа чупс. Не пробовали?
– Нет! – качнула головой старушка.
Девушка полезла в карман, достала другую, в красной обёртке; протянула старушке:
– Дарю! – ухмыльнулась. – Символ нового поколения!
– Правда? – удивилась старушка; развернула конфету, отправила в рот. – Вкус специфический, – сконфуженно улыбнулась; потопала к лавке.
– Вы с теми сравниваете, что в царское время? – покривилась девчонка. – То ж когда было? – уселась рядом. – Меня Лялькой зовут, – кивнула на икону. – Верите в это? В глаза и архангела?
– Верю! – улыбнулась старушка. – Во всë верю! И в глаза – в частности!
– Вы и в коммунизм верили! – фыркнула девчонка. – Обманутое поколение! – вздохнула. – Почему верите? Подвох в чëм?
– Нет подвоха! – улыбнулась старушка. – Как бы это… попонятнее. Икона – дверь. За ней – дорога в другой мир….
– И в вечное счастье! Бла–бла, бла–бла! – ухмыльнулась Лялька. – Зачем иконе дорога?
– Это не сложно, – пододвинулась старушка. – Дороге важен идущий. Много идущих. Она…
– …атрибут силы! – встряла в разговор энергичная дама; повалилась на лавку рядом. – Весь музей – место силы! И там, и там… – махнула рукой за дверь, – и там! Дарина! – представилась. – Живу рядом. Зашла вот!
– Про атрибуты откуда знаете? – сердито глянула Лялька. – Начитанная?
– Начитанная! – кивнула дама. – И в теме! Большой фирме служу. Биоэнергетиком!
– Повезло! – покривилась Лялька. – Колдовать – не зубы рвать!
– Обратите внимание! – услыхали они голос экскурсовода. – Икона слева – «Очищение грехов». В центре полотна – большой сосуд, олицетворяющий очистительное лоно. Каждый, кто опускался в священный сосуд, очищался от грехов, обретал первозданную….
– Беда с этим сосудом! – вдруг отозвалась из толпы пышнотелая женщина. – Лет пять назад была я в Крыжском монастыре. И там есть очистительный сосуд: врыт в землю и боком касается святых мощей…. Уж и не помню чьих! – вздохнула. – Главное – забраться в него: грехи сами собой… – густо покраснела. – Залезть-то можно. Да выбраться! С моими габаритами!
– Грехов, видать, накопилось! – произнёс кто-то в толпе. – Исповедаться нужно было!
– Исповедовалась! – заупрямилась дама.
– И что? – полюбопытствовал высокий мужчина, энергично зачиркал в блокноте.
– Просидела весь день, – смутилась дама. – Под вечер пришёл настоятель и сообщил – будут тащить волоком! Только… – поёжилась, – натрут елеем.
– Дык… голяком тащили? – прыснул низкорослый старикан.
Толпа зашепталась.
– Обошлось! – покраснела дама. – Я от волнения сильно вспотела. Сунулась из сосуда и… выбралась!
– Дык голяком или как? – не унимался старик.
– Прошу в седьмой зал! – позвала экскурсовод. – Импрессионизм! – поманила рукой.
– А скажи, Боб… – Алекс рассеянно глянул в окно: дождь барабанил в стекло, мутными ручьями бежал по тротуару. Они сидели в полупустом кафе. – Откуда ты знаешь о Крейцере?
– Я учился по его книгам, – ответил тот, пыхнув сигаретой.
– Где? – удивился Алекс.
– В художественной школе, друг мой! – ухмыльнулся Боб. – О нëм ходили удивительные слухи: одни называли его демоном, другие – непревзойдённым мастером. Но время! – вздохнул Боб. – Сгубило многих. Крейцер валил лес в далёкой Сибири.
– Он сидел? в лагерях? – присвистнул Алекс. – А как же коллекции? Иконы?
– Одно другому не помеха! – хмыкнул Боб. – Вот ты, Лекс, – пододвинулся ближе, – зубной врач….
– Во–первых, я учусь, – заёрзал тот. – Денег катастрофически не хватает. А тут – фартовое дело! Открой дверь и бери! Старуха не заметит пропажи: две монетки, три иконы.
– Ты рассуждаешь как вор! – зашипел щеголеватый.
– А ты, Боб? – побагровел Алекс. – Кто ты, если…
– Я? – вспыхнул тот, процедил сквозь зубы: – Моё дело – профессиональное сопровождение, выбор товара! Желание клиента….
– Забудь! – примирительно сказал Алекс. – Не о чем спорить!
– Ты откуда узнал? Про квартиру, старуху? – зыркнул зло Боб.
– Подслушал, – поёжился Алекс. – Отец торговался с ней о монетке. Очень редкой! – зашептал. – Пятьдесят штук зелёных! За розовую пуговку!
– Придурок! – побледнел Боб. – Это ж деловая тайна!
– И что? – ухмыльнулся Алекс. – Бизнес есть бизнес! Куплю домик за экватором, затеряюсь в толпе бездельников. Красота! – он зевнул и равнодушно глянул в окно.
Амалия Карловна вздохнула, оглянулась: зал был пуст. Глухие шаги доносились из раскрытых дверей. Она медленно встала, протопала к крошечной иконке; замерла, наклонив голову. Осторожно протянула руку, что-то шепнула. Тотчас откуда-то сверху вылетела красноватая монетка, упала в протянутую ладошку.
– Спасибо! – кивнула старушка; спрятала монету в сумку, торопливо пошла к входной двери.
Наблюдавшая за ней в дверную щель, смотрительница Лида застыла, онемело. И только старушка вышла из зала, кинулась стремглав к иконке.
«Что говорить? – растерялась она. – Просить или плакать?» – глянула на ветхий образок. – Дай! – требовательно сказала, протянув к иконе руку. Тотчас от образа, будто плевок, полетел прямо в ладонь желтоватый сгусток. Лида брезгливо поморщилась, наклонила голову к ладошке. «Миро!» – захлебнулась от радости. – Ещё! – потребовала, протянула ладони. – Много дай!
Но икона не ответила; молчаливо глядела печальными глазами.
– Жадная ты! – прошептала Лида; побрела к стульчику у двери, растирая в ладони маслянистую жидкость.
Амалия Карловна открыла дверь, вошла в квартиру.
– Приходили, звонили! – откликнулся с порога странный голос. – Дети должно быть.
– Дети! – кивнула старушка; сняла пальто и шляпку. Побрела утомлённо в кухню.
– Спрашиваю: кто? – не умолкал голос. – Молчат. Затем побежали, – выдохнул протяжно. – Шалопаи, ей богу!
– Спасибо, Марфа! – крикнула старушка из кухни. – Поняла я, спасибо!
– Чего уж! – откликнулся голос.
Амалия Карловна глянула в окно, увидела на площадке знакомый «Вольво», усмехнулась: «Охотники! Не наигрались!» – Когда придут в следующий раз, – прокричала из кухни, – не пугай! Пусть заходят!
– А насòрят? Натопчут? – рассердился голос.
– Впусти! – приказала старушка. – Видать припекло!
– Привет, Лялька! – Алекс дохнул в трубку телефона. – Как старуха? Подружились?
– Старуха – дрянь! – выпалила та. – Недружелюбная, не компанейская! И потом, я сплю!
– Не спишь! – рассердился Алекс. – Ты – в деле! Отвечай, что выяснила? О чëм договорились?
– Ни о чëм! – буркнула Лялька. – Она каждый день в музее. Одинокая как брошенная кошка. Но… – замялась. – Такое чувство, когда говоришь с ней….
– Чего? – насторожился Алекс.
– Не старая она! – выпалила Лялька. – Хитрая! И сильная!
– Бдительная ты моя! – засмеялся Алекс. – Психиатр седьмой палаты!
– Чего нависаешь? – вспыхнула Лялька. – Не нравится – адью!
– Стоять! – прикрикнул Алекс. – Денег не отработала! Слушай сюда: напросись в гости. В доме коллекций – на миллион зелёных!
– Страшно! – вдруг сказала Лялька. – Она на дурочку не тянет. Не отдаст своего за так!
– А мы еë не спросим! – захрипел Алекс. – Заберём! И с концами!
– Аминь! – выпалила Лялька. – Без меня!
«Стерва! – подумал Алекс, отключил связь. – Сама приползёшь денег просить. Не дам, хоть сдохни!»
Амалия Карловна вошла в зал номер шесть. На полу, рассевшись кучками, сидели мальчики и девочки. Вокруг – разбросанные угли, карандаши, блокноты. «Ремесленники», – вспомнила она: так называли учащихся художественной мастерской в годы еë юности.
Перед ними стоял худощавый мужчина в очках: вдохновенно жестикулируя, он то приподнимался на цыпочки, то опускался на пятки. И речь его была резкой и артистичной.
– Они совмещали протест с выражением мистического ужаса перед хаосом бытия! Он-то и обусловил тяготение к обострённой эмоциональности…. Здравствуйте, Амалия Карловна! – поклонился, заприметив стоящую в углу старушку. – Поминаем Давида Амвросиевича, – вскинул руку к широкому полотну. – Сложное восприятие, непередаваемый словами гротеск! – улыбнулся виновато.
– Восприятие, Лёня, всегда сопряжено с познавательным риском. Потому произведение следует воспринимать как особый язык, зашифрованное послание… – старушка улыбнулась.
– Спасибо, Амалия Карловна! – поклонился очкастый.
– Пустое! – кивнула та, потопала дальше.
– Она кто? – спросил мальчик в серой толстовке; куражливо подмигнул девочке напротив: та вспыхнула, поджала губы, смущённо уткнулась в экран планшета.
– Амалия Крейцер! – исступлённо произнёс очкастый. – Дочь известного часового мастера Карла Луи Гиппа, жившего в нашем городе в начале прошлого века. В доме с фонтаном! – сверкнул стёклами очков. – Блистательная, красавица, дива! Врубель с неё «Царевну–лебедь» писал. Поговаривали о еë магической власти над мужчинами! – очкастый покривился. – Чушь, конечно!
– Роковая! – присвистнул черноволосый мальчик.
– Роковая! – поддакнул очкастый. – Столько разбитых сердец! А она, – выдохнул, – Крейцера выбрала!
– Так он же – талантище! Гений! – вспыхнул черноволосый.
– Гений и красавица, – прошептала девочка у двери. – Сказочная история!
– Отнюдь! – поёжился очкастый. – Крейцера обвинили в шпионаже. А дело было в орле.
– Как это? – удивился черноволосый. – У него нет полотен с орлом.
– Нет! – согласился очкастый. – А должно было!
– Вы о «Вещем вороне»? – вспомнила светловолосая девочка.
– Да! – выпалил тот. – Страх божий! Как осмелился? Отца всех народов, Незаходящее Солнце… вороном изобразить! Могли расстрелять.
– Я читала, он БАМ строил? – стрельнула взглядом светловолосая.
– Строил! – кивнул очкастый. – Вернулся после войны. Измученный, больной. Старик!
– Он умер? – спросила девочка с планшетом.
– Два года назад. Много лет работал в Лувре, Третьяковке, – очкастый вздохнул. – И в нашем музее тоже.
– Чудак! – покривился черноволосый. – Зачем вернулся? Жил бы в Европе….
– Амалия Карловна здесь была, – пояснил очкастый, – не выпускали. Только она могла удержать от решительного шага. Ну! – глянул на часы. – На сегодня всë! Жду через неделю!
– Хвала богу! Насилу нашла! – плюхнулась на лавку Дарина. – В иконном зале вас нет! Куда, думаю, запропастились?
– А я… – отозвалась Амалия Карловна.
– Вижу–вижу! – кивнула та. – Портретная живопись, – завертела головой. – Мне икона ближе и… вообще. Окно в иной мир!
– В самом деле? – встрепенулась старушка.
– Получаю энергетический посыл, наставление, – кивнула Дарина.
– Как интересно! – пролепетала старушка. – А другие полотна? Пейзажи, портреты?
– Нет! – покривилась Дарина. – Такого контакта нет! – повела глазами: – Тьфу ты! Сероглазая припёрлась! – наклонилась к старушке, – Ей-бо, охотится на вас! Будто по следу идёт!
– Что вы! – улыбнулась та. – Зачем ей? Впрочем, жизнь такая непредсказуемая: не угадаешь – кто в ней охотник, кто жертва.
– Оно так! – согласилась Дарина. – Только, глаз у неё недобрый! Тьфу–тьфу!
– Здрасьте! – уселась на лавку Лялька. – Дислокацию сменили? На ровесников перешли?
– Скажешь тоже: ровесники! – прыснула Дарина. – Девятнадцатый век!
– И то, правда! Архаизм! – хмыкнула Лялька. – Чужие лица – чопорные, холëные. Что они о жизни знали? Глядели на мир из окошек карет.
– Время такое было, – вставилась Дарина. – Сейчас и людей таких нет!
– Что им здесь делать? – ухмыльнулась Лялька. – Колбасой торговать?
– Жаль! – выдохнула Дарина. – Я б хотела с умным человеком покалякать. С этим, например, – кивнула на портрет. – Или с тем. А та! – всплеснула руками. – Красавица бесподобная! Стать, взгляд, поворот головы! Неземная! Из другого мира, однозначно… – пошла к картине.
– Подругу по бизнесу узрели? – хмыкнула Лялька.
– Я ей и в подмётки… – выдохнула Дарина. – Силища!
– Смерть? – поджалась Лялька.
– Почему смерть? – прищурилась Дарина. – Может, любовь. Кто угодно может! Силы! Их на Земле столько! – прочитала вслух: – «Царевна–лебедь», Врубель.
– Упс! Лебедь! – засмеялась Лялька. – А вы – силища, любовь!
– Глупая ты, – отозвалась Дарина, – потому как тёмная! Кто ж на картине писать будет: внимание, сила! Есть мнение, Земля когда-то им принадлежала. Они и людей создали, чтобы те в услужении были. Каждая хотела множеством владеть. Да разве с людьми договоришься? – наклонилась к Амалии Карловне: – Будьте осторожны! – кивнула на Ляльку. – Скользкая штучка!
– Непременно! – пообещала старушка.
– Бывайте! – поклонилась Дарина.
– И вам – не хворать! – съехидничала Лялька, глянула на Амалию Карловну. – Вы сами, что о силах думаете? О смерти, например? – глянула остро: «Что, старая перечница! Страшно, небось?»
– Зачем вам смерть? – вдруг спросила та. – Вы и не жили вовсе! Что до силы: одно бесспорно – не люди выбирают! Сами посудите: зачем они силе?
– Служить там, молиться! – предположила Лялька.
– Смешно! – пробормотала старушка. – Сила – это могущество! Власть! Свобода! Вы, к примеру, хотели бы служить силе?
– Да! – не задумываясь, ответила Лялька. – Да где ж еë найдёшь?
– Бог с ней! – отмахнулась старушка. – Не о чем говорить. А приходите в гости! Посидим, почаёвничаем!
– Приду! – обрадовалась Лялька. «Повезло! – подумала. – И не чаяла – само подвалило». – После работы приду.
– Вы служите? – удивилась Амалия Карловна.
– Медсестрой в «Денте», – улыбнулась девочка.
– Хорошая работа? – поинтересовалась старушка.
– Хлебная, но не денежная! – выдохнула Лялька, подумала сердито: «Выжившая из ума курица! Ничего о жизни не знает! Сидит на золотых яйцах. Одна! Ни с кем не делится».
«Поживи с еë! – ударила вдруг мысль. – Тогда и…» – пропала.
Смотрительница Лида прождала Амалию Карловну весь день: она разглядывала посетителей из-за двери, но старухи среди них не было. Измаявшись, она поплелась к иконе и, усевшись на лавку, тихо вздохнула.
Вдруг свысока на пол упала зеленоватая монетка и, повертевшись на месте, бодро покатила из зала.
Опешившая смотрительница засеменила за ней, не выпуская из виду. У входа в зал «Ренессанс», монетка замерла, будто высматривала кого-то, но, не найдя, покатилась дальше. И в зале «Портретная живопись» она притормозила возле сидевшей на лавке Амалии Карловны и, ловко подскочив, нырнула в приоткрывшуюся сумку.
– Что? – глянул сердито Боб.
– Хреново чего-то… – поёжился Алекс.
– Не мозжи: всë под контролем! Бабушка в музее под присмотром Ляльки, – подтолкнул Боб. – Давай, двигай! Дело пяти минут! Помнишь? Берём иконы; нумизмат и оружие не берём!
– Может, завтра! – заюлил Алекс. – День с утра не задался и…
– Поздно! – крутнул головой Боб. – Заказчик ждёт! И нам – не с руки. Сегодня возьмём, завтра – на Канары!
– Ладно! – обречённо выдохнул Алекс, побрёл к подъезду. – Чëрт! – дёрнулся. – Фонарь забыл!
– У меня есть! – потащил его Боб. – Запомни, работаем аккуратно: может, сигнализация или другая хрень. Старуху недооценивать нельзя! – подтолкнул Алекса к двери. – Лабай!
Тот достал из нагрудного кармана кожаный мешочек, вытащил отмычки, запыхтел; обернулся – бледный, растерянный. – Не пойму, – залепетал, – вроде не заперто!
– То есть? – не понял Боб. – Открыто?
– Да! – кивнул Алекс.
– Та-ак! – покривился Боб. – Значит хитрость не в замке!
Они вошли в полутёмный коридор, осторожно закрыв дверь. Боб посветил на стены, потолок:
– Справа – кухня, слева – ванная, дальше – холл…
– И кабинет! – судорожно сглотнул Алекс. – С порогом.
– С высоким порогом, – поправил Боб; глянул на стенные часы. – Времени вагон. Между прочим, – кивнул на циферблат, – механизм мастерской Карла Гиппа. Оригинал, прошлый век! Тысяч десять зелёных, не меньше!
– Здесь на каждой стене… – покривился Алекс.
– Миллионы! – зашипел Боб. – Вот и кабинет! – толкнул дверь: та застонала протяжно и тонко. Из непроглядной тьмы пахнуло ладаном и воском.
– Зачем порог такой? – спросил Алекс.
– Защитный рубеж! – пояснил Боб. – Раньше во всех домах был. Чтобы нечисть не переползала, дрянь всякая!
– Дрянь? – заглянул за порог Алекс.
Боб подался за ним. – Смотри! – посветил фонарём: яркая полоска света «провалилась» в непроглядную тьму.
– Яма? – опешил Алекс.
– Бездна! – выдохнул Боб.
– Да ладно! – дёрнулся Алекс. – Мы ж в квартире!
– Убедиться хочешь? – зыркнул Боб, оглянулся. – И сзади провал. Не старуха – Копперфилд в юбке!
– А давай монетку бросим! – предложил Алекс.
– Давай! – кивнул Боб: достал монету, бросил в черноту. Они прождали минуту, но звука не услышали.
– Ни черта! – задохнулся Алекс. – Это что ж такое?
– Реприманд, друг мой! – побледнел Боб. – Ловушка! Переходим к плану Б. Помнишь? Сантехники мы или электрики! Обход у нас, поверка счётчиков и лампочек, – глянул на Алекса.
Свет зажегся нежданно, осветил коридор. Они обернулись: старуха стояла в дверях с зонтом в руке.
– Дождит! – проворчала; глянула на нежданных гостей. – Вы кто?
– Электрики! – выпалил Боб. – Поверка счётчиков. Мы стучали, дверь сама….
– Врёт! – вдруг отозвалась с картины женщина в узорчатом кокошнике. – Крючками открыли, самодельными.
– Тётка говорящая! – испугался Алекс.
– Марфа! – осекла еë старушка, качнула головой; потопала на кухню, окликнула: – Чай пить будете?
– Будем! – отозвался Боб, глянул под ноги: – Не провалиться бы!
– Поздно бояться! – откликнулась старуха. – Некуда падать, вы – на дне!
– О чëм она? – зашептал Алекс, беспокойно забегал глазами.
– Включи мозги! – зашипел Боб. – Приехали мы! На дне!
– Идёте? – снова кликнула старуха.
– Выхода нет! – зашептал Алекс. – Нужно идти!
Они подались, было, вперёд, но вспыхнувший за спиной свет, заставил обернуться. Тьма заиграла лиловыми сполохами, разноцветными переливами. Стены исчезли, растворились. И в открытое пространство заглянул мир: суровый и туманный.
В клокастой мгле замелькали причудливые тени. Пахнуло дымом и скошенной травой. Где–то далеко закричала птица – зло, остервенело.
Алекс испуганно глянул на Боба. «Какого чëрта?» – говорил его взгляд.
– Не дрейфь! – приказал тот, покривился.
Туман расступился вдруг. Распахнулась зелёным ковром привольная ширь: разноцветье, травы, полёглый кустарник. Небо низкое серое, с седыми облаками. И в нëм – стаи птиц, больших и чëрных.
– Оп–паньки! – прошептал Алекс, выглянув за дверной косяк. – Я это место знаю! Старая Ходосовка называется. Вокруг луга, а справа – хаты. И церковь! – махнул рукой. – Здесь коттеджный городок строить бу….
– Протри глаза! – зашипел Боб. – Какая Ходосовка? Там и леса нет.
– Подумаешь, лес! – усмехнулся Алекс. – Хочешь убедиться?
– Не вздумай! – одёрнул Боб. – Только ступишь и…
– Чего? – ударил тот рукой по стояку. – Мы же в квартире! – шагнул через порог.
Боб дёрнулся следом. – Что за место такое? – забормотал. – Не Земля и не квартира. Звёздные врата?
– Согласен, квартирка непростая, – оглянулся Алекс. – А-у! – закричал. – Есть кто?
– Кому быть? – прошептал Боб, замер.
Из развалившейся церкви вышел на дорогу щуплый старикан в облезлом жупане и опорках.
– Кто такие? – глянул из-под ладони.
– Туристы! – хихикнул Алекс. – А ты кто?
– Пастух, – отозвался тот.
– А скажи, старик, как называется это место? – прищурился Боб.
– Кто зовёт Небыльëм, кто – Чудьëм! – ухмыльнулся старик.
– Да ладно! – прыснул Алекс. – Чудьë! И Леденцовый город здесь? И Буян–остров?
– Врать не стану, – вскинул бровь старик, – может и здесь. Только вам от того – ни холодно, ни жарко! Вы, по всему, заблудшие. Зачем вам имя мира? Он не ваш.
– На земной похож, – заупрямился Боб. – Леса, поля….
– Похож, да не он! – качнул головой старик. – Людей в нëм нет и никогда не было.
– Неувязочка получается! – хмыкнул Алекс. – Ты же – человек!
– Как сказать! – противно осклабился старик. – Кто как видит! А мир – колдовской: злой, тить его! Амалия Карловна здесь – за главного.
– Старуха? – опешил Алекс. – Божий одуван?
– Что ты! Как можно – о хозяйке! – зашипел пастух. – Вы кто? Пыль придорожная! Дохнёт Время – и нет вас! А она… Силища! Скажет – смерть! Так тому и быть!
– Ё-ка-ли! – застонал Алекс. – Вот вляпались! За что? Весь мир – дерьмо! А мы – в ответе!
– Да-а! – почесал старик затылок. – Не повезло! Может, избранные?
– Пастух! – окликнула Амалия Карловна.
– Здесь! – выструнился тот.
– Принимай двоих! Злодеев!
– Готов! – кивнул. – Кем?
– Птицами! – громко рассмеялась.
– Опять? Свинями лучше! – вытер губы рукавом. – Совсем другое дело – свиньи!
– Размечтался! – топнула ногой. – Стереги! В срок заберу!
– Легко сказать – стереги! – буркнул тот. – Кабы ружье!
– Чего надумал! И так хорошо, – ударила в ладоши. – Прощайте, вороны!
– Бывайте, туристы! – взмахнул пастух руками. – Кыш–кыш! Летите! Через год свидимся!
Тотчас взлетели две чëрные птицы, завопили, подхваченные ветром; дёрнулись – вскинулись в небо.
– Пожалели опять? – выдохнула Марфа. – Зря! Кабы моя воля, всех злодеев… – секанула рукой, – в баранов! Это ж какое стадо – голоду конец!
– Марфа! – осекла старуха, протопала в кухню.
– А что? – не унималась та. – Красть можно, а шерсти клок – зась? Не правильно это! – глянула на дверь. – Ждём кого? Гости к нам!
– Ждём–ждём! – кивнула Амалия Карловна. – Открывай!
– Здрасьте! – выдохнула Лялька, перевела дух: – Пятый этаж без лифта! Как взбираетесь?
– А крылья на что? – хихикнула старушка, поманила рукой. – Милости прошу!
– Прикалываетесь! – хмыкнула Лялька, забегала глазами. – Хоромы ваши?
– Мои! – улыбнулась старушка.
– Картин много, как в музее, – завертела головой Лялька. – А там? Дверь волшебная? – стрельнула глазами.
– Коллекционная, – пояснила старушка. – Оружие, монеты, иконы. Хотите взглянуть?
«Вот он! – встрепенулась Лялька. – Кабинет заветный! Где на каждой стене – светлое, безбедное будущее висит». – Хочу! – кивнула радостно. – Никогда частных коллекций не видела.
Старушка протопала по коридору, толкнула зелёную дверь, поманила за собой. Лялька метнулась следом, заглянула в распахнутое пространство. Комнатка была уютной, светлой, с высоким окном и лепным потолком. И Ляльке вдруг показалось, что солнце в окне светит ярко, не по–осеннему. Лучи его, касаясь стеклянных витрин, разлетались цветастыми брызгами. «Октябрь на дворе, а у неё лето! – подумала. – Всë не как у людей».
Она перевела взгляд: иконы висели на стенах рядами – металлические и деревянные, в серебрёных окладах, под воздушной узорчатой пеленой. А лики – печальные, пронзительные, с укором глядели на Ляльку.
– Странная! – кивнула на потёртую иконку в середине ряда. – Фигурки маленькие, пучеглазые, с короткими руками и ножками. Будто ребёнок малевал, – улыбнулась.
– Эта икона старая, пятый век, – пояснила Амалия Карловна. – Художник не стремился к точности в изображении: оно – не главное в его работе. Божественное проявление – смысл его трудов! А всë для того, чтобы икона… – подмигнула, – чудотворила!
– Чудо… что? – задохнулась Лялька.
– Чудотворила! – повторила Амалия Карловна.
– Без волшебной палочки? – пробормотала Лялька. – За так?
– Безо всего! – выдохнула Амалия Карловна.
– А попробовать? – насторожилась Лялька. – Сейчас же? Немедленно?
– Валяйте! – кивнула старушка.
– А… если что не так? – замерла Лялька. – Не то и не там? – глянула на старушку. – А-а-а! – вскинулась зло. – Боюсь! А завтра можно?
– Можно! – кивнула Амалия Карловна. – Икона на стене! Входите и просите!
– А остальные? – побежала глазами по стене.
– Ну… – замялась старушка. – Не знаю!
«Интересно, – подумала Лялька, – знал ли о чуде Алекс? – саркастично улыбнулась. – Как бы то ни было, к финишу я пришла…»
– Чайку не хотите? – вдруг спросила Амалия Карловна.
– Я б и от «поесть» не отказалась! – покраснела Лялька.
– Тогда распоряжусь! – сказала старушка. – Потороплю кухарку! – дёрнулась, было, в кухню, но остановилась: – Пойдёте ко мне горничной? И хлебно, и денежно! – улыбнулась. – И комнатка для вас найдётся.
– Очень врасплох! – оторопела Лялька. – Надо подумать! – стрельнула глазами на икону. – Время не поджимает?
– Не поджимает! – улыбнулась старушка. – Думайте! – поманила на кухню: – Извольте отужинать!
– Граждане! Жильцы! – закричал в мегафон мужчина в полицейской форме. – В вашем дворе стоит синий «Вольво»… – вскинул указующе руку.
Перед ним застыла кучка зевак: старички, старушки, женщины с детьми.
– Ничейный он! – откликнулся старик в фетровой шляпе. – Уж две недели стоит. Проблема в чëм? – глянул настороженно.
– Пассажир и водитель авто… – полицейский поднял руку с фотографией, – пропали! Будто провалились! Кто-нибудь видел их?
– Видели! – отозвался старик в шляпе. – Один – толстый, в куртке. Другой – худой…. В первый подъезд заходили! – поёжился. – Может, в гостях?
– Мы весь дом обшарили, – произнёс полицейский. – Не нашли!
– А чердак? Подвал? – загомонили люди.
– Всë облазили! – отмахнулся тот. – Ни мёртвых, ни живых!
Толпа вздрогнула.
– Может, маньяк? – зашептались женщины, прижимая детей.
– Какой… – развёл руками полицейский. – Что ему здесь? – глянул уныло. – Всë! Расходитесь! Спасибо за помощь!
– Здравствуйте, Амалия Карловна! – поклонился старик в шляпе. – На прогулку?
– Да! – кивнула та. – Погода чудесная. Нужно аппетит нагулять.
– У вас новая горничная… – облизнул губы. – Хорошенькая! Я ей… дверь придержал. Так она – спасибо, дедуля. И глазками – стрель–стрель! – хихикнул.
– Не балуйте, Серж! – пожурила Амалия Карловна. – Так и до инфаркта…. Тьфу-тьфу!
– Умеете вы, чес слово, подбодрить! – побледнел тот. – Чуть не забыл! Прелюбопытнейшая история! – потёр лоб. – Колупаев из пятой квартиры рассказывал о монетке из иконы, – засверлил еë взглядом.
– Директор музея? – спросила равнодушно. – И что? В нашей жизни и не такое….
– Заметьте! – не отступал старик. – Она и запры….
– Бред! – отмахнулась Амалия Карловна.
– И я так сказал! – кивнул старик.
– Ах, Серж! – зевнула старушка. – Это у вас профессиональное: всюду шпионы мерещатся. Вы уж на пенсии тридцать лет, а всë туда же.
– Бдительность, Амалия Карловна, не пропьёшь! – захихикал тот. – Она в крови…. Может, в покер вечерком? – спросил без перехода.
– Можно! – кивнула старушка. – Только, чур, не мухлевать!
– Как же так! – запротестовал старик. – Это же игра! Слегка объегорить – сам бог велел!
– Вы всегда так говорите, – усмехнулась Амалия Карловна, вздохнула. – Ладно уж! Вечерком приходите. И подруг своих приводите… – подмигнула старухам на лавке. – Посидим, почаёвничаем. |
|
|
|
Время приёма: 13:38 18.07.2017
|
|
| |
|
Рассказ открыт для комментариев