af038 Летний день в саду

    (рассказ-фантасмагория)

     
    А вот и нужное место.
    Чёрная лента дороги изгибалась, будто неспешно текущая река, между утёсами особняков. Очередной поворот вывел Антона к новенькому кирпичному забору.
    Дом выглядел именно так, как его описывали. Как и должен был выглядеть приют уважаемого человека – не дворец, бьющий по глазам крикливой роскошью, но и не простой банальный «коттедж». Солидный трёхэтажный особняк, всё честь по чести – тонированные стёкла, большой гараж, спутниковая тарелка на крыше...
    Антон придавил кнопку домофона. Вскоре дверь распахнулась; из динамиков при этом не донеслось ни звука. Наверное, у них здесь камера спрятана. Заждались, поди, гостя дорогого.
    Пройдя по дорожке, вымощенной узорчатой плиткой, Антон поднялся по ступенькам к парадному входу и снова позвонил. Ему открыла женщина лет сорока, с порога пробуравив тяжёлым взглядом. Будто попрошайку встретила... впрочем, именно так его многочисленная родня и воспринимает. Слетелись родственнички на богатое наследство, как мухи на... э-э... сладкое, а тут вдруг ещё один конкурент.
    – Здравствуйте. Я к Петру Сергеевичу... – Антон вдруг страшно разозлился на всю эту ситуацию, и прежде всего – на самого себя. Как он ни старался, а просительные нотки в голосе прозвучали, и щёки наверняка покраснели, и выглядит он нескладно... Тут куда ни глянь – или бизнесмен, или чиновник какой. И вот, пожалуйста – белая ворона прилетела, клювом щёлкает. Может, не стоило приезжать? Но ведь старик лично пригласил, невежливо отказываться...
    Эту мысль пришлось додумывать на ходу, поскольку Антона пропустили внутрь и указали дорогу. Мрачные типы, слонявшиеся в холле, проводили его взглядами – но, к счастью, останавливать и расспрашивать не стали. Да и о чём тут говорить? Как Пётр Сергеевич скажет, так и будет. Он и не таких одной левой в бараний рог скручивал. Вождь клана... дон Корлеоне, блин, местного разлива...
    Мраморная лестница вывела на второй этаж. Медсестра, сидевшая у большой чёрной двери, всем своим видом показала, что ему – именно сюда. Прямо и не сворачивая. Можно сразу на коленях.
    Гордо подняв голову, Антон прошагал к двери. Постучал костяшками пальцев по косяку. Выждав пару секунд и ничего не услышав, он решительно взялся за ручку. Нате вам. Хотели меня – получайте.
    Пётр Сергеевич полулежал на кровати лицом к двери, так что Антон сперва встретился с его взглядом – жёстким, проницательным, – а уж затем смог рассмотреть остальное. Комната выглядела... богато. Антон не разбирался в стилях мебели или там фарфора; если бы ему сказали, что резной табурет у кровати стоит десять штук баксов, он бы поверил. А что – тут и не такое возможно.
    Сам драгоценный родственник выглядел очень старым и очень сильным. Как будто годы, проносясь мимо, сдували всё мягкое и податливое, оставляя лишь то, что сумело поднатужиться и выстоять. И вправду – похож на мафиози из кино. Антон прикрыл дверь и шагнул вперёд, надеясь, что ему не придётся низко кланяться и целовать перстень, как там у них принято.
    – Вот и ты, – Пётр Сергеевич будто думал вслух. – Ну, добро пожаловать.
    Антон молча кивнул, принимая манеру разговора. Если бы слова прозвучали чуть медленнее, в них явно послышалась бы насмешка, может даже оскорбление, – но сказанные по-военному чётко, они передали именно то, что и означали. Хозяин дома рассусоливать не привык.
    – Стихи, значит, пишешь, – и снова констатация факта. И снова Антон не ответил. Сесть ему не предложили, да и некуда вроде, так что он оставался у дверей, приняв непринуждённую – как должно было казаться со стороны – позу.
    – Ну и правильно, – Пётр Сергеевич приподнялся, устраиваясь поудобнее. – Человек должен заниматься тем, к чему у него душа лежит. У меня-то времени никогда на такое не хватало. Одна работа. День за днём, год за годом трудился как каторжный. Ничего для себя, всё для семьи. Да... Чтобы и дети мои жили хорошо, и внуки...
    «За что мне это наказание?» – тоскливо подумал Антон, представляя, насколько затянется рассказ о тяжёлых трудовых буднях Петра Сергеевича. О том, как он давал и брал взятки, выстраивал бизнес, копил бабки, разводил лохов – всё для семьи, а как же.
    Но старик молчал, продолжая рассматривать гостя. Внезапно Пётр Сергеевич, не глядя, пододвинул стоявшее рядом инвалидное кресло к самой кровати. Антон подался вперёд, молча предлагая помощь, однако старик, опираясь на крепкие, жилистые руки, сам перебрался в кресло – сноровисто, хоть и не без усилий. Он явно проделывал это не впервые.
    – А чего нам здесь сидеть? – сказал он в пустоту перед собой. Кресло неспешно поехало к двери. – Отвези-ка меня в сад. Хоть воздухом подышу.
    Антон распахнул дверь и взялся за ручку на спинке кресла. Медсестра шарахнулась навстречу:
    – Да как же вы... Иван Петрович запретил...
    – Скажи – лишу наследства! – отрезал старик. Пожав плечами и состроив извиняющееся лицо, Антон покатил кресло по коридору.
    – Прямо магия, – хохотнул Пётр Сергеевич. – Испытанное веками заклинание от бедных родственников.
    – Не любите вы их, – заметил Антон, тут же самокритично подумав, что следовало бы сказать «нас».
    – Люблю, когда держатся подальше и к постели не лезут.
    Изогнутый пандус, явно запланированный ещё до начала строительства, выводил наружу. Вокруг зеленели деревья, пахло цветами. Антон, городской житель, не мог отделить один аромат от другого – они сливались в мелодичную симфонию, перемежаемую аккордами лёгкого ветерка. Катить кресло по ровной и чистой дорожке оказалось вполне удобно. Поблизости никого не было видно. Даже забор не просматривался за густой зеленью.
    – Хотел я, как денежек скопил, поездить по миру, да всё откладывал – то одно мешало, то другое. Вот так всю жизнь на одном месте и прожил, – размышлял вслух Пётр Сергеевич. Антон надеялся, что от него не ждут ответа.
    – А давай-ка побыстрее, – старик оглядывался по сторонам, будто видел сад впервые. «Недолго уж ему осталось», – Антон отогнал подальше непрошеную мысль и прибавил шагу.
    – Ещё, ещё! – радовался Пётр Сергеевич. Ветер кружил снежно-белые лепестки, раскачивал ветки. Дорожка тянулась вдаль, прямая как стрела. Ну и участок здесь, однако.
    Всё дальше, и дальше, и дальше...
    Сколько времени прошло? Где они? Казалось – не только дом, но и весь посёлок остался позади. И Антон не имел ничего против. В кои-то веки удалось выбраться из города, да в такую погоду...
    – Быстр-рее давай! – страшно и весело крикнул старик.
    Куда уж быстрее, хватит, сколько можно? Но Антона вдруг подхватила и понесла над землёй искромётная, задорная радость. В самом деле – когда он последний раз мчался так, чтобы солнце навстречу и ветер в лицо? В детстве? Он давно не рискует, не пытается выйти за рамки, перейти границы – может, они оба посадили себя на цепь, каждый по-своему?
    – Эх, прокачу! – Антон бежал, не думая ни о чём. Бежал наперегонки с ветром, который вскоре отстал, не выдержав гонки. И уже не странно, что кончились давно и дорожка, и сад, и всё привычное и знакомое. Что нет усталости, когда под ноги стелятся километры.
    Пространство и время мчались рядом, догоняя и отставая, свиваясь воедино и закручиваясь в петли. В этот прекрасный солнечный день было возможно всё.
    – Останови-ка, – Пётр Сергеевич указывал на вход в полуподвал под резной деревянной вывеской. Вдруг заморосил дождь, окутав старинные серые дома невесомой вуалью – Львов по-своему встречал гостей. Они выпили кофе в уютной «кнайпе» и заторопились дальше, ведь ещё так много предстояло успеть.
    В Праге они блуждали по извилистым улочкам, где всё дышало стариной, а вокруг высилась суровая готика, застывшая в порыве к небу. Долго переходили Карлов Мост, замирая возле каждой скульптуры. Осматривая Музей Акрополя в Афинах, угадывали имена богов и героев, увековеченных в мраморе. Дружно восхищались размерами пирамид и загадочной улыбкой Сфинкса. Спорили об искусстве, посетив дом-музей Сальвадора Дали. В Париже, за столиком одного из бесчисленных кафе, говорили о чём-то весёлом и романтичном, а в Лондоне, глядя на струи дождя за окнами паба, – о серьёзном и важном.
    Порой им не требовались слова – когда они стояли в восхищении, любуясь Собором Парижской Богоматери, небоскрёбами Нью-Йорка или высокими сводами Мамонтовых пещер.
    Они видели ночной Токио и утренний Гонконг. Тропический ливень в джунглях Борнео и шествие в честь Ганеши через исторический центр Калькутты. В укромных уголках Стамбула и Карачи дым кальяна рисовал перед ними причудливые фигуры, нашёптывая на ухо древние тайны. Грузинское вино и подогретое сакэ, ковёр из опавших листьев под кронами пальм и ослепительно белый песок на берегу океана – всё оставалось в памяти обрывками пёстрых образов, пронзало сердце ощущением мимолётного восторга...
    А потом, завершая круг, они вернулись назад. Вокруг снова простирался ухоженный сад – теперь Антону было с чем его сравнивать, но делать это не хотелось. Всё хорошо по-своему.
    Пётр Сергеевич ничего не говорил. Антон остановил кресло и всмотрелся в лицо старика. Глаза на морщинистом лице смотрели куда-то вдаль, но уже ничего не видели.
    Рядом прозвучали резкие, размеренные щелчки. Антон обернулся. Пожилой мужчина в выцветшем комбинезоне выступил из-за дерева, держа в руках садовые ножницы. Он внимательно посмотрел на гостя и на хозяина. Затем опустил ножницы и неспешным, каким-то серьёзным движением стянул с головы потрёпанную кепку.
    – Умер Пётр Сергеевич, – слова подтверждали, не спрашивали. Антон молча склонил голову.
    Садовник вздохнул, поворачиваясь, чтобы уйти, но задержался, глядя на поникшую в кресле фигуру.
    – А пожить-то хоть успел?
    Вопрос не удивил Антона. Сейчас всё имело значение. Он уверенно кивнул:
    – Успел напоследок.
    – Это хорошо... – садовник, больше не оглядываясь, растворился в шелесте листвы.
    Антон продолжал стоять. Ему надо было о многом подумать.
    Он приехал сюда, зная – или думая, что зная, – что и кого встретит. А оказалось – иначе. Он много узнал о людях, но ещё больше – о себе. Что с ним случилось? Он постарел? Или наоборот – помолодел?
    Куда теперь позовёт его память?
    Где-то наверху весело защебетали птицы. Пахло шалфеем. Антон взялся за ручку и неторопливо покатил кресло к видневшемуся за деревьями дому.