У каждого найдётся знакомый со странностями. Если такого нет, то возможно, чудак ты сам. Я же вполне нормальный молодой человек — скромный, рассудительный, с моральными принципами. И не сделал бы так, как мой давний школьный приятель.
Как-то раз он пил с таким выражением лица, будто шёл к нирване. Лишь на мгновение кое-что омрачило его мысли и заставило взглянуть в стакан с портвейном. Вытащив двумя пальцами муху, он только вздохнул, а затем сделал хороший глоток с той же невозмутимостью…
Я это к тому, что бывает случай, когда в твой метафорический стакан попадает метафорическая муха. И нужно решить: брезгливо отвернуть нос или допить. А может ещё съесть муху. Метафорически, разумеется.
* * *
— Рекомендую морковный пирог, — шепнул лысый мужичок в джинсовом костюме, подсаживаясь ко мне за стол. — А соевое жаркое брать не стоит. Оно тут гаже, чем в городе.
— Разве так бывает? — поинтересовался я. — Что ещё гаже…
Мужичок хохотнул и протянул руку.
— Жека.
— Тёзка, — я ответил на рукопожатие. — Не ваш, а вообще. Имя такое.
Он заулыбался. Складывалось впечатление, что он только и делает, что смеётся и улыбается, будто у него нет серьёзных мыслей. Или он просто беззаботный человек, однако в таких я не верил.
— Это твой зверь на грузовике? — спросил Евгений. — Что за модель? Впервые вижу подобное чудище.
— Если вы о промывочной машине, то она самодельная. Мы с дядей Мишей смастерили её вдвоём.
— Да ладно тебе! — он вновь расхохотался. — Ну, мастера! Вы старатели, верно? А я, стало быть, ювелир. Слушай, Тёзка, где ваш прииск? За Тамарой?
— Да, за рекой.
— Возьмёшь в попутчики? Мы ведь почти коллеги — и ты, и я работаем с золотишком... А то я застрял в этой дыре без денег. Неделю мою посуду и мету пол за харчи.
Я не горел желанием оказаться в компании незнакомца. Промывочная машина — наш с дядей выигрышный билет. Мы многое в неё вложили. Случись что в дороге, придётся и нам батрачить в забегаловке.
— Темнеет, — проговорил я, косясь на официантку. — Ночью обещают грозу. Я не хочу рисковать на опасной дороге, так что лучше вам найти кого-нибудь другого.
— Так я ждал неделю, могу потерпеть до утра! — хохотнул он. Его манеры начали меня раздражать, так что я ударил под столом коленом о колено. Всегда так делал, когда нервничал.
Чтобы расслабиться, я сосредоточился на официантке. Пялиться считается неприличным, но я всё равно ею залюбовался. Красивая рыжеволосая девушка. Она вся была какой-то ослепительной, яркой, как закат. Я вдруг засмущался своего комбинезона хмурого серого цвета и трёхдневной щетины.
— Обсудим всё завтра, — ответил я, справившись с волнением.
Меж тем прекрасная официантка подошла к нашему столику. От неё исходил приятный запах фиалок. Но стоило ей открыть рот…
— Рады видеть в нашем заведении, — сказала она высоким, даже визгливым голосом. Таким характерным до тошноты, что я догадался сразу — передо мною свинка. Она кивнула Евгению: — Никак не покинете нас?
— Завтра всё может измениться, — заулыбался он ещё шире. — Притащи-ка нам морковного пирога. И жареную сою, чёрт с вами!
— Как скажете, Жека! — услышав её, я снова засучил ногами. Нос её был как у человека. Пластическая операция и голос — всё различие между ними и нами. Вот свинство! — А вы, — обратилась она ко мне, — из старателей? Я чую — у вас полные карманы золота…
Я вскочил так резко, будто подо мною оказалась горячая сковорода.
— Мне пора! Евгений, если всё ещё хотите со мной, поспешите. Надо успеть до грозы.
Евгений что-то крикнул мне в спину, но я не слушал. Мне опять вспомнился приятель-с-мухой. Интересно, он бы стал есть у свиней?
* * *
Грузовик тащился по мокрому от дождя асфальту. Километров через двадцать должен был встретиться съезд на грунтовую дорогу, которая выведет прямиком к мосту через реку Тамару.
— Что на тебя нашло? А, Тёзка? Бежал так, будто чёрта увидел, разве что не крестился.
Когда я спешно покидал тот хлев, то подумал, что настырный ювелир от меня отвяжется. Не тут-то было. Его можно было послать, но так добрые люди не делают.
— Я не считаю, что креститься — это хорошая примета, — сказал я. — Зато дождь к дороге — вполне себе. Надо только поторопиться.
Евгений на этот раз смолчал. Только хмыкнул. Наверно, подумал, что у меня в голове каша.
Тем временем небо потемнело. Не люблю темноту… Стоит расслабиться и потерять контроль, как прокрадывается ощущение, словно мир вокруг иллюзорен. Мне начинает казаться, что я не за рулём грузовика, а будто, едва проснувшись, смотрю в окно. Или на картину, которую при мне рисует художник.
По крыше монотонно бомбили крупные капли воды. Дворники ритмично скребли по стеклу, а мотор размеренно ревел. Мне вдруг почудилось, что вдоль дороги стоят свиньи и ждут нашей аварии. Они хотят меня сожрать, отомстить за то, что когда-то я жрал их…
— Когда съезд-то? — голос попутчика заставил меня вздрогнуть. Я помотал головой, стряхивая наваждение. Левой рукой достал из кожаной борсетки зажигалку и щёлкнул, уставившись на пламя.
Пришёл в себя.
Посмотрев на попутчика, я заметил, как тот побледнел.
— Я испугал вас?
Евгений усмехнулся.
— Ну, есть немного. Ты на дорогу смотри.
— Простите, — сказал я, — задремал. Возьмите из бардачка карту. Кажется, мы проехали мимо.
Вспышка молнии осветила дорогу. Вокруг проносились голые поля и лес где-то вдалеке. Фары выхватили дорожный знак. На нём было перечёркнутое название посёлка «Златко».
— Да, чутка перелетели, — сказал минуту погодя Евгений. — А тут не развернёшься толком… Ну, ничего! Вверх по реке, если верить карте, должен быть ещё мост. Едем!
Я кивнул, спрятал зажигалку и включил музыку, чтобы забить ею голову.
— Вот здесь направо, — через какое-то время пробормотал Евгений. — Вот прямо здесь… Ага.
Мы съехали с асфальта на размытую грунтовку, и вскоре перед нами встал мост. Даже не мост, а старая развалина. Выглядел он в пелене дождя зловещим мертвецом. Я остановил грузовик, не заглушая мотор, и посмотрел на попутчика.
— Если хотите, можете выйти.
— А когда ты провалишься в воду, мне придётся тащиться пёхом? Ну, Тёзка, нет!
Мы двинулись. Под колёсами оказались раздолбанные доски, и я обрадовался тому, что за шумом дождя не слышно натужного скрипа моста.
Когда мы перебрались, я выдохнул, притормозил. Снова достал зажигалку.
— Всё, — сказал я, глядя на огонь. — Почти добрались.
* * *
До всего этого дядя Миша занимался свиноводством. Мне было всего девять, когда я остался без родителей, и он забрал меня на ферму. В том возрасте я не интересовался какими-либо новостями, если их нельзя было пощупать. Поэтому про «свиную революцию» слышал только со слов дяди. Он говорил ровно следующее: «Чёртовы политиканы и траханные яйцеголовые — это полнейшие уроды! Им стыдно жить с нормальными людьми. Поэтому бездари делают из свиней недочеловеков, а крикуны придумывают им гражданские права. Рядом с такими уродами они просто хотят выглядят меньшими уродами!».
В день, когда запретили поедать животных (Закон «О презумпции разумности каждого живого существа»), дядя страшно напился. Никогда не видел его более отчаявшимся.
Дяде выплатили компенсацию. Часть его свиней переехала в заповедник, в котором я бы и сам жил с удовольствием, а часть отправилась к докторам. Некоторых даже «оразумили».
За несколько лет дядя успел поработать сантехником и журналистом, но ковыряться в дерьме у него получалось скверно. Ему по душе больше приходились земля и грязь. Так стали мы старателями. Вернее — старателями-вегетарианцами, как любил договаривать дядя, а затем натужно смеялся.
* * *
Евгений с дядей Мишей сразу нашли общий язык. Всё утро трещали ни о чём, как старые птицы.
Первым делом дядя за баночным пивом поведал гостю о тайне моего имени. На самом деле тайны не было: отцу понравилось слово «Тёзка». Ему казалась остроумной такая ситуация: «Тебя зовут Ванька? А я Тёзка! Только не твой тёзка, а вообще! Ха-ха-ха!» И все должны падать с хохотом — в теории. Только что это за хохма, которая преследует человека всю жизнь?..
Также они обсудили возможное партнёрство: мы добываем ценный металл, а Евгений делает его дороже. Будущее казалось если не радужным, то перспективным. По мнению старших, это стоило отметить, так что разговор зашёл о кухне.
Дядя Миша с величайшим трепетом показал гостю своё сокровище — потрёпанную поваренную книгу, на которой, впрочем, не нашлось бы ни одной пылинки. Хоть она и была стара, как мой дядя.
— Я частенько встречал безумцев, — с улыбкой говорил Евгений, — но ещё ни разу таких, как вы с Тёзкой! Вас не смущают ваши замечательные рецепты?
— А должны?
— «Сало по-домашнему», «свиные языки с вешенками», «отбивные котлеты» — эта книга будет покруче, чем «Майн кампф». Гонения евреев? Не смеши меня! Иудеев не подавали на стол в кисло-сладком соусе.
Дядя хитро прищурился, разлив по стаканам сливовицу. Они выпили и закусили печёным картофелем. Затем дядя проговорил:
— Хочешь сказать, дорогой друг, ты никогда не пробовал мяса? Я слышал о вегетарианцах ещё тех времён, однако считал их не реальнее лесных духов или честных политиков.
— Ну что ты, — засмеялся Евгений, — в молодости я любил поесть. Субботние барбекю — куда без них? Только одно дело — рабовладелец восемнадцатого века и века двадцать первого. В одном случае ты уважаемый человек, в другом — преступник.
— Законы меняются, а вместе с ними мораль — тут я согласен. Но как можно забыть вкус мяса, когда оно совсем недавно лежало на языке?
— Десять лет — приличный срок.
— Десять лет — ничто! — дядя саданул кулаком по столу. Затем подался вперёд и прошептал: — К тому же…
Евгений тоже придвинулся.
— К тому же что?
— Меньше десяти.
— Ох, не смеши меня, — отмахнулся Евгений. — Ты же не хочешь сказать…
Дядя изобразил довольную гримасу кота, дорвавшегося до сливок.
— Ты никогда не завидовал домашним питомцам?
— Не держу животных — мне их жалко. Сейчас разве что козу можно завести, чтобы не мучить.
— Я не о тех бедолагах городских тюрем, жрущих веганский сухой корм. Я о деревенских котах, которые могут поймать и съесть мышь.
— О господи… — Евгений откинулся на спинку стула. — Не задумывался о таком.
— Зря, зря. Животные убивают других животных и чувствуют себя прекрасно. А человек ставит себя выше — он брезгует их мясом. Какой в этом смысл? Эта дурацкая гордыня может привести к одному — к каннибализму!
— Михаил, что за скверные шутки? Лучше выпьем, а?
Дядя засмеялся и с хитринкой в глазах поднялся из-за стола. Вскоре он вернулся с бутылью молока и кастрюлей.
— Тушёные новорождённые крысята, — торжественно объявил он, снимая крышку. — Их надо глотать целиком, запивая стаканом молока. Побрезгуешь или нет?
Я вздохнул и встал из-за стола. Нужно было подготовить промывочную машину к работе.
— А что с Тёзкой? — услышал я Евгения. — Куда он?
— Не обращай внимания — парень он странный. Чтит закон, как свинья грязь. Ты угощайся, вкус на утку похож.
* * *
Дождь прошёл, земля высыхала под солнцем. Евгений задержался в нашем фургоне почти до вечера. Они с дядей о чём-то договорились, пожали руки и расписались на клочке бумаги. Евгений ушёл с деньгами в посёлок «Златко» — открывать ювелирную мастерскую.
Не доверял я ему, честно говоря, уж слишком сильно походил он на мошенника. Ищи-свищи его потом в забегаловках страны. Доверчивым был дядя Миша, но я ему не указ. Он выглядел довольным — и ладно.
За весь день, пока дядя с Евгением дегустировали крысят, я славно поработал. Взамен старой промывочной машины я поставил новую и даже успел её протестировать. Работал в одиночку, вымотался и смог отмыть золота на тринадцать тысяч. Всего за один день!
Я не ждал благодарности от дяди, хотя искренне верил, что заслужил её.
Мы арендовали землю в том году, однако первый сезон принёс лишь убытки. Если ты человек нерациональный и вспыльчивый, а люди таковые по природе, то кукиш из земли достанешь и в следующий сезон. Я же не такой, если что задумаю — сделаю наверняка. Без ложной скромности могу сказать: мир стал бы лучше, если бы все были как я.
Под нами золотая жила — это наверняка! Дядя хотел пойти ва-банк, копать в одном месте метров на пятнадцать, мол, внизу золота больше. Мне удалось уговорить его без лишнего риска разработать большую площадь.
Да, в прошлый год добыча была не ахти, зато в этом будет… Короче говоря, я надеялся. И всё бы у нас вышло замечательно, если бы не этот… этот свинолюб! Чёрт возьми…
Дело было так.
В разгар отдыха, когда я сидел у костра и ужинал варёными бобами с кофе, к лагерю вырулил пикап. За рулём машины оказался хозяин прииска Эдуард Якутин по прозвищу «Якута» и ещё несколько человек в салоне. Вернее это были не люди, а… животные в одежде.
Дядя вышел встретить их. Я тоже встал.
— Привет, Миша, — они пожали руки. — Как поживаешь, Тёзка? — мне достался кивок.
— Какими судьбами, Якута? Решил меня повидать?
— Из уважения к тебе, мой друг, — Якутин бесцеремонно уселся на моё место у костра, — перейду сразу к делу. Вот этот свин — его зовут Симак — мой друг. Хорошая новость в том, что свиньи отлично чуют золото. Уж не знаю как — но чуют. Добыча пойдёт полным ходом. Плохая новость — я хочу начать добычу в этом году.
— Подожди, подожди… — дядя потряс головой, будто намереваясь выгнать из неё хмель. — Не могу взять в толк…
— Даю тебе день на сборы.
Я молча стоял в стороне и слушал. Конечно, мне было противно, что рядом со мной свиньи… Странная штука — нас гонят, а я спокоен, как болото. Но что можно было сделать? Якутин в своём праве, а хороший человек уважает права других.
— Как же договор аренды? — спросил дядя.
— Думаю, об этом позаботятся.
— Думаю, ты хренов ублюдок! — сжал кулаки дядя Миша.
Я надеялся, что он не наделает глупостей.
— С точки зрения закона всё в порядке, — Якутин примирительно поднял ладони. — Наш договор — туалетная бумага с парой закорючек. Адвокат уверил, что он не имеет юридической силы.
— Ты проделал это всё за моей спиной…
Они замолчали. Молчал и я, разглядывая свина. Тот не делал никакой пластической операции — светил пятаком миру. Более того, он не стыдился его, подчёркивая огромным медным кольцом в ноздрях, как у быка. Словно гордился собой.
— Михаил, у меня все документы. Если ты хочешь оспорить моё решение в суде…
— Шутишь? Я знаю, ты выиграешь. Это по закону, но по справедливости ли? Чёрт возьми, Якута! Я всю душу вложил в это дело! Новая техника… Мы бы точно добыли золото!
— Ты говорил ровно то же самое год назад. Я могу сделать тебе только одно предложение. По старой дружбе. Сколько ты хочешь за свою технику?
* * *
Моя самая нелюбимая часть дня — это утро. Сон для меня — гораздо ярче, привлекательнее, даже реалистичнее серой действительности. Сегодня мне снились бараньи рёбрышки: я чувствовал их вкус, слышал хруст костей на зубах, а когда проснулся — у меня из уголка рта на подушку стекала слюна, как у долбанного паралитика.
С пробуждением на меня накатила тошнота. Я резко вскочил и открыл окно, впустив свежий воздух. Руки перестали дрожать.
* * *
С тех пор, как нас с дядей выпроводили, всё складывалось не так уж плохо. Будто ты копаешь землю, промываешь её, а золота всё нет, а потом — когда и надеяться перестал — смотришь: вот крупицы золота в лотке, точно деньги на блюде.
Нас приютил — кто бы мог подумать — Евгений. Он действительно арендовал место под ювелирную мастерскую. У него даже появились кое-какие заказы — специалист он был, как говорится, один на деревню. Он дал нам кров и не забыл, что находится у дяди Миши в долгу. Такие дела.
С Якутиным мы составили чёткий договор купли-продажи. Заверили нотариально — чтоб как надо. Условились так, что выплаты за технику будут золотом. Наш ювелир обещал поколдовать с ним в первую очередь. Если мы не заработаем, то хотя бы выйдем в твёрдый ноль. За золотом ездил я, чтобы дядя не наломал дров. Выбирался раз в несколько дней на прииск, забирал своё и назад.
Хорошо помню свою третью вылазку: тогда-то всё изменилось. День был ясный, но душный — такая погода, обычно, перед дождём. Я выехал к вечеру, когда посвежело, а по небу бежали синеватые тучи.
Свиньи всегда встречали радушно. Сначала было неловко, но я ведь, чёрт возьми, вырос на ферме! В тот вечер небо совсем затянуло, стало громыхать, пошёл дождь. Я укрылся в фургоне прораба — знакомого мне Симака. Мы неплохо с ним пообщались, но когда он предложил еду, я отказался.
В разговоре выяснил кое-что интересное. Свиньи хорошо чуяли золото, однако главным был их альтруизм. Или какой-нибудь другой –изм. Суть в том, что процент от добычи интересовал их мало, главное — сам процесс. Они получали наслаждение от работы, которой занимались люди. В то же время их пугала ответственность.
Поскольку я хорошо знал свиней (пусть не этих, «разумных», а простых хряков), я предложил им… немного за ними последить. За плату, разумеется.
— По рукам! — радостно ответил Симак на моё шутливое предложение.
Признаться, я был удивлён. Пришлось даже пожать свинье переднюю ногу. То есть руку.
* * *
Я провозился не меньше недели. Работал один, чтобы не отвлекать свиней от золотодобычи. И, должен сказать, результат меня вполне устроил.
Когда-то я всяким занимался на ферме: дядя Миша учил обращаться как с животными, так и с молотком. Импровизированная ферма получилась здорово, в старом стиле, хотя и с учётом «разумности» её обитателей. Первым делом соорудил деревянный хлев: больше всего свиньи жаловались на фургоны, в них они чувствовали себя скованно и нервничали. Хлев вышел сухой, просторный, с хорошей тёплой подстилкой, а снаружи — очень красивый, выкрашенный ярко-оранжевой краской. Внутри я поставил мебель: комод, столы и стулья, чтобы свиньи чувствовали себя людьми. Вместо кровати настелил солому — им нравилось зарываться в неё с головой. Ещё я принёс музыкальный проигрыватель и свои любимые пластинки.
Сложнее, конечно, было с загоном. Нужен был такой, чтобы свиньи не вздумали своевольничать, но в то же время им было комфортно взаперти. В общем, подумав, я поставил обычный деревянный забор вдоль всего прииска — физически он вряд ли кого удержал бы, но... В конце-концов, я ведь не тюремщик, я — добрый помощник!
В этом огромном загоне было место для работы на прииске, уголок отдыха и отхожее место. Я поставил даже четырёхгранные столбы с рёбрами, о которые парни смогли бы чесать бока. Они возмущались первое время — мол, мы не животные! — но затем распробовали так, что за уши не оттянешь.
На мой вкус выходила почти идеальная рабочая ферма. Ведь как получалось? Свиньям дали мозги, а затем вышвырнули в большой мир. И даже не спросили, чего они хотят на самом деле. Они ведь покладистые, мягкие как глина. Таким нужна сильная рука и ласковое слово хозяина — я так думаю.
В то же время я сомневался: вдруг что пойдёт не так? Вдруг животные нахватались уже всей мерзости от человека и в них заиграет гордыня? Оказалось, нет. Неприятности пришли, откуда я их не ждал.
* * *
Не думаю, что поступал как-то неэтично, когда брал с них плату. Я ведь всё-таки работал: построил хлев, загон, оборудовал всё как надо, к тому же приглядывал за ними, будто заботливый старший брат. Ну, как в старые добрые времена. Их хозяин тоже не остался внакладе: Симак каждую неделю отправлял в город золото. Большая часть доставалась, конечно, мне и дяде, но всё же Эдуард Якутин за месяц получил больше, чем за весь прошлый сезон. Я уверен, что лишь моими стараниями животные так слаженно работали.
В этом не было ничего дурного... Хотя разумные только свиньи, но в наши времена коровам платят за молоко, овцам за шерсть, собаки состоят в охранных профсоюзах, а коты — официальные охотники за головами. Они занимаются тем же, чем занимались всегда, только теперь это называется работой и кормят их на зарплату. Но они в тех же условиях, что и раньше. Я хочу сказать, почему свиньи должны работать без привычного им комфорта? Только потому, что обрели разум? Это ведь жестоко...
Как любил повторять мой дядя: «Мы в ответе за тех, кого приручили». А свинья всё ещё принадлежит человеку.
* * *
Про наши «свиные делишки» можно было написать книгу забавных историй. Например, меня смешила их пугливость: стоило хлопнуть в ладоши у них под ухом или резко окликнуть, так они едва в штаны не накладывали! Или их знаменитая нервозная неуклюжесть: если они где-нибудь застрянут, то мечутся как умалишённые, пытаясь освободиться. А как они потешно мечтали о грязевой ванне… Просто умора, ей-богу!
Дни текли один за другим, в такт им — так же размеренно и спокойно — текло золото в дядины карманы. Он не спрашивал, откуда бралось это богатство. Просто брал и всё. Даже не благодарил, но это было в его стиле. Евгений делал потрясающие украшения и вскоре стал полноправным хозяином ювелирной, выплатив все долги моему дяде и выкупив арендованную мастерскую.
Наконец произошло то, чему я сначала не придал значения. А всё случилось просто. Одним пасмурным днём, придя навестить прииск и ферму, я застал за оградой постороннюю девицу. Она выглядела совсем как человек: обыкновенный нос, человеческие черты лица, мне она показалась даже очень красивой. Однако я хорошо запомнил случай в забегаловке и знал — свиньи, особенно их самовлюблённые самки, умеют притворяться. Как я уже говорил, само её появление меня не обеспокоило: животные могли привести в хлев подружку — я смотрел на это вполне либерально.
Хуже всего было то, что она оказалась невоспитанной стервой.
Сходу, без приветствий, она высыпала на меня горсть претензий, будто ушат с холодными лягушками. Она говорила о том, что успела увидеться с Симаком, и он всё про меня рассказал. Она грозила полицией, судом и всякой ерундой — не помню, чем именно.
Не выношу криков — сразу теряюсь, мне становится плохо до тошноты. Дрожа всем телом, я попытался достать зажигалку, чтобы пламя меня успокоило, а чёртова свинка выбила её из рук!
Надо сказать, что не горжусь своим следующим поступком. Я толкнул её так, что она упала и закричала ещё сильнее. Пришлось ударить по голове ногой, чтобы тварь замолчала. О боже, как я хотел, чтобы она замолчала!
Запер в хлеву и попросил свиней посторожить. Не терплю насилия над животными, но иногда им стоит указать их место. Человек, что бы там ни говорили, должен оставаться во главе.
* * *
На следующее утро я принёс бунтарке завтрак, пока она нежилась в соломе. Симак перевязал ей голову, так что за здоровье свинки я не переживал. Оставив на столе поднос с гороховым супом, я ушёл.
Когда вернулся в обед, свинка сидела в углу. К еде она не притронулась. Только молчала и наблюдала исподлобья, как дикий зверёк, а не гордое домашнее животное.
— Как самочувствие? — спросил я вежливо.
Свигка не ответила, только коснулась рукой повязки.
— Голову нужно ещё раз перевязать, — мне пришлось улыбнуться, слишком затравленно она выглядела. — Ну же, хватит дуться! На повязке кровь, нужно наложить новую.
Тут-то она заговорила.
— Меня найдут. Ты — ублюдок, тупорылый психопат, думаешь, папа не узнает? А? Ты обворовываешь его вместе с этими тварями!
Я сделал вид, что пропустил оскорбительный бред мимо ушей и снова улыбнулся. Попытался приблизиться.
— Убери грабли! — визг, казалось, отразился от стен.
— Где ты нахваталась таких манер? — сказал я раздражённо. Она порядком меня достала, хотелось на воздух, к свету.
— О, дай я только выйду, сукин ты сын, — теперь она шипела. Ну, чисто актриса! — Ты сгниёшь в тюрьме, сволочь. Да какая тюрьма! По тебе дурдом плачет! Ненормальный!
Свинка имела право злиться — как-никак, я ударил её по голове. Однако, на мой взгляд, она перемахнула через все нормы приличия. Любой другой на моём месте её хорошенько бы взгрел.
— Кто научил тебя таким словам? Разве ты не знаешь, что бешеных собак раньше усыпляли?
— Да как ты…
Не став терпеть, я вышел за дверь и подумал, что может она правда была… ну, того…
В следующий раз я пришёл с варёными бобами. Миска с супом на столе опустела, и моя гостья выглядела получше. Она сказала, как только закрылась дверь:
— Когда вы меня отпустите? У меня ужасно болит голова. Поверьте, меня уже ищут, так что лучше вам…
— Нужно сменить повязку, — сказал я.
— О господи, да вы слушаете меня? — она снова повысила голос, но тут же взяла себя в руки. — Скажите, пожалуйста, кем вы меня считаете?
Я усмехнулся про себя.
— Кем же ещё… Свинкой, подругой одного из рабочих. И с весьма скверным характером.
— Вы ненормальный, — она поморщилась, будто у неё правда болела голова. Будто я не знаю, что на свиньях заживает всё как… ну, как на собаках. — Меня зовут Лана. Лана Якутина — дочь хозяина прииска. Отец велел проверить…
Я жестом оборвал монолог. О, я хорошо знал свинок — мастерицы притвора. Злополучная официантка дала мне хороший урок.
— Хватил ломать комедию, — я скрестил на груди руки. — Ты слишком долго вращалась среди людей. Я оставлю тебя здесь и научу уму-разуму, а потом верну хозяину — он будет мне благодарен.
— Кретин! — она вскочила и с криками бросилась на меня. — Выпусти меня! Тварь! Помогите!
Это стало последней каплей, я и так долго оставался благоразумным и добрым пастырем. Терпение у меня лопнуло, когда ногти впились мне в щёку.
Свинка дралась как сумасшедшая, сил ей было не занимать. Оно и понятно — полоумное животное! Стоило больших трудов отцепить от себя эту тварь и оттолкнуть. Она влетела в комод и затихла, обхватив голову руками.
— Я не хотел так! — рыкнул я, чувствуя, что меня мутит. — И хватит всхлипывать, не обманешь!
Взгляд у неё был такой дикий, что я невольно отшатнулся и вышел за дверь. Вернулся с плотничьим молотком.
— Это ты вынудила меня! Это всё ты…
Я хорошо помнил, как дядя резал свиней. Кувалдой по голове — чтобы не мучилась, и нож под ребро. Мне же хватило молотка.
* * *
Симак обнаружил меня в хлеву в совершенном расстройстве. Я выглядел в тот момент, наверное, таким жалким, что мой друг (могу повторить с гордостью, что Симак — мой друг!) тут же принялся меня утешать. Какое доброе, милое существо…
Любопытный факт: «разумные» свиньи очень похожи на человека, только развиваются гораздо быстрее и редко доживают до двадцати лет. Все свиньи, которые дотянули, так сказать, до старости, возносились в свиной рай с сердечной недостаточностью. Будто сама природа намекала — хватит глупых экспериментов! Животным — животново, человекам — человеково. Или типа того — я не силён в философских вопросах.
Как и в религии, впрочем. Всегда считал религию пустой тратой времени…
Я это к тому, что после всего случившегося проникся уважением именно к свиной религии и свиной философии. Свиньи в этом плане оказались гораздо разумнее людей. Они не выбрасывали годное мясо своих собратьев. Ритуальное поедание — это религиозный обычай, который не нарушает ничьих прав и гарантируется законом.
Что ж. Раньше я этого не знал.
* * *
Позже выяснилось, что дочь Эдуарда Якутина — Лана Якутина — пропала без вести. Отец отправил её на прииск, но добралась ли она до него — никто не знал.
Не считаю, что в этом моя вина. Разве что самая малость — нужно было проявить чуть больше терпения. Но откуда я мог знать, что она действительно человек… Мне казалось, что она истеричная свинка. Ошибся — с кем не бывает?
Свиньи… м-м-м… избавились от тела качественно. Я благодарен им, хоть мне неприятно об этом вспоминать. Такой уж я ранимый человек.
Евгений стал знаменитым ювелиром. Его знали все — но только в пределах посёлка Златко, что близ реки Тамара. Ну, тоже неплохо. Я всё жду от него благодарственного письма — это ведь я довёз его в тот вечер.
Дядя Миша умер. Его убила нервозность. И язва желудка, отчасти.
Что касается меня, то переживать не стоит — со мной всё хорошо. Как я понял, добыча золота — это не моё. Зачем мне деньги, если вдуматься? Мне всегда нравились животные, так почему бы не остаться с ними.
Я теперь живу в свином гетто. Здесь полно костров и всегда очень ярко — мне нравится. Вскоре меня примут в свиное братство: нужно только вытерпеть обрезание носа, как бы смешно это ни звучало. Но таковы их религиозные обряды.
Ещё чуть-чуть — и я смогу законно есть мясо.
|
Рассказ открыт для комментариев