ad016 Настройщик

    Испорченные фрукты валялись зловонной кучей. Тимур поднял из груды мягкий, сероватый плод, похожий на подгнившую картофелину. Легонько сжал в руке и тут же сморщился: от эмоники так пахнуло злорадством, что захотелось сплюнуть.
    — И много таких? — бросив фрукт обратно, настройщик брезгливо обтёр ладонь о штанину.
    — Весь склад забит, — Марк со скрипом кивнул на ветхий сарайчик. — Там сейчас как в мавзолее — куча гнили.
    Под широкополой соломенной шляпой Тимур заметил нечто, похожее на ухмылку. Помимо шляпы, сторож носил только старенькие изношенные джинсы, так что на груди можно было легко разглядеть тусклую металлическую табличку:
     

    «Сторожевой робот Марк-64/3,
    псевдочеловеческая модель»

     
    За эмоничными полями всегда следили такие роботы. Человек, как существо возбудимое, мог испортить растущий плод одним только присутствием. Люди злятся, скучают, страдают... Да мало ли! Тимур не встречал в магазине чудилу, который сказал бы: «Эй, взвесьте-ка мне килограмм эмоники с беспросветной тоской!» Всем нужна была радость. Или что-нибудь другое столь же приятное и убойное. Главное — не замутнённое инородной примесью, взращённое под строгим надзором вечно довольных железяк.
    Марк тихонько насвистывал «Земелюшка-чернозём», делая вид, что любуется разноцветным полем. Поле светилось на солнце, переливалось всеми цветами эмоций, будто притворяясь радугой на земле. Поймав взгляд сторожа, Тимур пробурчал:
    — Что-то с твоим лицом, Марк.
    — Простите, док?
    — Мало тебе напялить дурацкую шляпу? Ещё и рожу кривишь, как закоротивший!
    — Мне казалось, так я выгляжу приветливей, — Марк опустил кончики губ и повторил: — Простите, док.
    Тимур поймал себя на мысли, что робот как будто обиделся. Едва не дуется. Наговорить бы ему гнусностей, проверить, что будет... а, чёрт! Всё же прикусил язык. Сорваться можно будет дома — с соседом поцапаться или швырнуть подушкой в кота. Но здесь, на эмоничном поле... Уволят ведь, чуть что.
    — Так, ладно, — настройщик взвалил на плечо рюкзак с инструментами. — Веди, железный дровосек, к вашей гнилой поляне.
    — Солнце чертовски печёт, — заметил Марк. — Может, передохнёте сперва? На складе есть кондиционер...
    — Сравнил его с мавзолеем, а теперь гонишь туда? — Тимур даже передёрнул плечами. Внутри запертой с гнилью хибары, без сомнения, стояла просто невыносимая вонь. От коктейля порченных эмоций свихнулся бы любой человек... А может и не только человек, промелькнула странная мысль. — Нет уж, лучше с сумасшедшей железякой по жаре прогуляюсь.
    — Не бережёте вы себя, док, — с какой-то чрезмерной заботой ответил Марк. — Но раз так настаиваете...
    — Чёртов «Гикки», — прошептал Тимур вслед роботу, уже нырнувшему в пёстрые заросли.
     

    ***

    Эмоника, казалось, росла беспорядочно, как сорняк, и вытягивалась так высоко, что верхушки смыкались над головой. За этим разноцветным зонтом солнца не было видно, но жара душила с прежней силой. От фруктов несло кислым запахом незрелых эмоций.
    Тимур едва поспевал за сторожем, стараясь не выпустить из вида его соломенную шляпу. На теряющуюся позади дорожку оглядывался с нарастающей тревогой. Смог бы он выбраться в одиночку? Заросли напоминали карликовый зачарованный лес...
    Лет двадцать назад Тимур каждое лето проводил на отцовской ферме. В нескольких километрах от дома, на самой окраине, росла кукуруза вперемешку с эмоникой — огромное, кажущееся бесконечным поле. Тимур нырял туда с головой, вслушивался в шелест листьев и плыл в почти космическом спокойствии. Только он и Гикки — его игрушечный робот. Они бродили среди высоких растений, как в лабиринте, представляя себя искателями сокровищ и рассказывая друг другу захватывающие истории. А когда приходило время, то Гикки серьёзно, как только могла игрушка, говорил: «Пора, мама зовёт к ужину». Затем выводил на дорогу. Но в тот раз, увлёкшись рассказом, Тимур не сразу заметил, когда робот перестал поддакивать. Тот молча топал впереди, пока не рухнул носом в землю. Мальчик потряс робота, словно пытаясь разбудить, а затем без сил плюхнулся рядом. Шелест листьев больше не казался успокаивающим. И он заревел, щедро делясь детским страхом с эмоникой...
    — Эй, док, не заблудились?  — громкий окрик донёсся откуда-то справа. С каждым шагом заросли расступались, а яркие цвета тускнели, будто остывая, как лицо покойника. Всё чаще попадался синий — цвет страха.
    — Не заблудился, всё чудесно! Веди давай!
    ...Как позже выяснилось, первым у Гикки дал сбой речевой модуль. Время от времени такое случается с дешёвыми игрушками — они внезапно ломаются. Но робот до последнего, пока окончательно не вышел из строя, пытался вывести мальчика к дому. Отец нашёл его посреди разрастающейся гнилой поляны, спящего на пожухлой траве в обнимку с механическим другом. Совсем недалеко от дороги.
    Тимур тряхнул головой, сбрасывая нагрянувшие воспоминания. Гнилая поляна близилась — чувствовалась её тревожность. Вокруг стало заметно просторней, солнце вновь тяжело опустилось на плечи. В лицо бросился такой сухой и горячий ветер, что казалось, он шёл прямиком из пустыни.
    Старая детская история навеяла тоску, но всё же отвлекла от дурацкий переживаний настоящего. Никаких «живых» роботов нет, Марк так запрограммирован, а не сходит с ума! Жарко — вот и чудится всякое, гниют и мысли, и фрукты... Нужно взять себя в руки, сделать работу, а затем свалить из чёртового пекла как можно дальше. Домой, к холодному пиву и свежей эмонике, заряженной наслаждением. Легкотня — раз плюнуть!
    Но когда они вышли к гнилой поляне, Тимур только охнул.

    ***

    — Видите, совсем крохотный очаг, не стоило волноваться.
    Они остановились у чётко видимой чёрты, за которой стелилась даже не синева, а чернота, как после лесного пожара. Тонкие стебли клонились к земле. В тишине казалось, что эмоника зло перешёптывается между собой.
    С трудом оторвавшись от чёрного пейзажа, Тимур огрызнулся:
    — Ты что, розовые окуляры напялил?
    — Нет, док, я прекрасно вижу, — на мгновение вернулась ухмылка, но робот тут же её стёр. — Место скверное, понимаю, но клочок гнили небольшой. Плёвое дело для такого профессионала, как вы!
    В голосе сторожа слышался такой неприкрытый сарказм, что Тимур вспылил:
    — Ох, да завали ты динамики!
    Рявкнул и тут же подумал: может, показалось? Глубоко вздохнув, Тимур извинился. Марк только пожал плечами, мол: психуй на здоровье, человече.
    Всякий раз возле гнилой эмоники Тимур старался выставить вон посторонние мысли. Вытряхивал, как из мусорного ведра, таившиеся в глубине души гнев, скорбь, вину, стыд... Но в этот раз чужие голоса настырно вползали в голову, как яблочный червь.
    Скинул рюкзак на землю и достал инструменты. Джентльменский набор эмоничного настройщика: свёрток с эмоциональным усилителем и губная гармошка. Коллеги смеялись над Тимуром, но он всё равно оставался ретроградом. Эмоника — растение, а какой цветочек откажется от хорошей музыки? Он искренне надеялся, что музыка получалась хотя бы неплохой. По крайней мере, никого ещё не отравил...
    — Будете музицировать? — тихо спросил Марк. — На такой стадии разве поможет?
    — Им нет, — Тимур спрятал гармошку в нагрудный карман, — а мне, может, полегчает.
    Внутри робота что-то щёлкнуло, затрещало и, наконец, зазвучала скрипка. Качество записи было не ахти, но клубящийся в голове шёпот отступал, как стая волков от огня.
    — Мелодия нейтральная, док, никаких лишних эмоций, — ответил Марк на немой вопрос. — Я всё-таки тоже профессионал, понимаю.
    Скрипка сменилась хрипом, так что робот с силой ударил себя по груди, и стало тихо.
    — Контакт отходит, — пояснил он. — Ну, вам лучше?
    — Лучше, — с неохотой признался Тимур. — А теперь отойди подальше, Марк.
    Сторож кивнул и, не говоря больше ни слова, ретировался на безопасное расстояние.
     

    ***

     
    Оставшись в одиночестве, Тимур ненадолго застыл. Играл в гляделки с эмоничной чернотой, то и дело касаясь рации на поясе, как заправский герой вестерна. Всю жизнь сторонился людей, даже работу выбрал такую, чтобы поменьше живых, не считая растений. Но сейчас с облегчением позубоскалил бы с каким-нибудь тупицей над своей губной гармошкой.
    И всё же настройщик — профессия крайне одиноких людей. Погрузиться в глубины сознания легче, если над ухом никто не жужжит. А после... Эмоции, выпущенные через усилитель, напоминали тихий ядерный взрыв, и под этим напором эмоника «настраивалась». Была и опасность. Случайный зевака мог провалиться в транс вместе с настройщиком, а электронные мозги роботов вовсе плавились, как пластмасса в кастрюле.
    Так что выбор вставал простой и несколько пафосный: беги, поджав хвост, или сражайся до конца. Победного или как повезёт...
    — Я ведь профессионал, чёрт подери! — наконец воскликнул Тимур, разматывая свёрток с оружием. — Если надо закатить истерику посреди поля, это ко мне!
    Эмоциональный усилитель — гибкое устройство. Можно было вылепить из него почти всё, что угодно, лишь бы это «что угодно» точно сплеталось с характером настройщика. У Тимура была дирижёрская палочка. Как дирижёр двигается, как управляет оркестром — всё это он представлял весьма смутно. Но в точности не было нужды, ведь главное — поделиться настроением с гнилой поляной.
    Закрыв глаза, картинно взмахнул руками. И оказался на едва освещённой сцене старенького провинциального театра из детства. Стоял в круге света, окружённый со всех сторон плотной, озлобленно шепчущей чернотой.
    — «...человек лишь сосуд, в который вливается то, что хочет выразить всеобщая природа», — повторил он слова Антона Веберна, а затем стал творить.
    Усилием мысли превратил гниющую эмонику в личный оркестр, пока что играющий лишь какофонию. Нечто невнятное, напрочь лишённое структуры и стиля —  скорее шум, а не музыку.
    Но вот палочка в руках затрепетала, будто оживая. Тимур представил соловьиные трели, вспомнил мелодии, которые когда-то трогали душу, выдумал тонкий свист и перебор струн... Он душил оркестр, задавливал его, как огромным сугробом, сминал! Эмоника дёргалась в невидимом танце, будто в агонии, но радостно пожирала эмоции.
    Наконец — ослабил хватку и диссонанс исчез. Эмоника зазвучала спокойно, в гармонии с остальным полем. Сделав последние пассы руками, Тимур отступил, позволив оркестру играть без неумёхи-дирижёра. А сам в бессилии опустился на сцену.
    — Отличное представление, док, вы так чудесно смотрелись со стороны. О, эта экспрессия, которая переходит в тишайшее спокойствие... Вы были неподражаемы!..
    Тимур тяжело поднялся, недоверчиво озираясь. Он всё ещё оставался на сцене, в глубине своих фантазий.
    — Марк? Откуда ты взялся здесь, чёрт возьми?
    Робот появился в круге света, элегантно раскланиваясь. Соломенную шляпу он сменил на цилиндр, а старые джинсы на изодранный смокинг. На груди всё так же просматривалась фирменная табличка:
     

    «Бездушная железяка Марк-66/6,
    жаждет получить душу»
     

    — Но могло быть лучше, док! Мастер, а по-дилетантски не смогли приручить свои же мыслишки. Так много думали о роботе-стороже, что теперь я здесь воочию. В самом... э-э-э... сердце вашего разума. Полагаю, со временем вы справитесь со мной, только...
    Потрясённый Тимур просипел:
    — Что?..
    — Времени нет, — театрально вздохнул Марк и саданул себя кулаком по груди. Под корпусом что-то отчётливо затикало. — Вскоре мир потеряет ещё одного настройщика, но станет, возможно, чище. Напоминает историю с вашим покойным батюшкой! Ох, видели бы другие, что творится у вас в голове... Бр-р-р! Уж я-то знаю, мне приходится здесь жить!
    Робот чуть покачивался на каблуках. В театральной тишине тиканье звучало всё громче, эхом отражаясь от высокого потолка. Уже напоминало музыку. Яростную мелодию, ждущую, чтобы вырваться из крепко заколоченного ящика.
    И вот...
    Когда взрыв готовился разразиться, мир вдруг ушёл из-под ног. Тимур сам не заметил, как оказался на земле. Сквозь потолок ослепило солнце, которое тут же заслонило озабоченное лицо настоящего Марка.
    — Эй, док, вы как?! — крикнул сторож, а затем суховато подчеркнул: — Судя по злой физиономии, из транса я вас всё-таки выбил. Вам бы сейчас к доктору...

    ***

    Пока добирались обратно, жаркий день смилостивился над усталым человеком, и солнце скрылось за тучами. Тимур уселся на траву подальше от склада с порченной эмоникой. Морщась, прижал ко лбу смоченную тряпку, крепко пропахшую затхлостью. На Марка, всё время лихорадочно дёргавшегося, косился с опаской: на поляне робот вывел его из транса весьма старомодным способом — хорошенько врезал по голове.
    — Так было нужно, док, простите... — в который раз повторил сторож. — И, вероятно, вам нужно поскорее обратиться к врачу.
    — Да всё чудесно, — просипел Тимур, опять смачивая тряпку из пластиковой бутылки. — По крайней мере, я не талдычу целый час одно и то же.
    — Вы уж простите, док... И всё же...
    — ...к врачу, да-да, я слышал, мать твою!
    Лицо Марка беспорядочно кривилось. Губы то разъезжались в ухмылке, то корчились в дикой гримасе. Пальцы дёргались, а глаза, казалось, и вовсе жили сами по себе.
    — Ещё раз спрашиваю, — устало повторил Тимур. — Какого чёрта ты влез под работающий усилитель?
    — Не знаю, док, вы хорошо держались, но... — речевой модуль сбился, заскрежетал, затем всё прошло, — ...поляна оказалась сильнее. Плохо рассчитал опасность. Простите, док... И я врезал вам — сильно. Была кровь... Вам нужно срочно!..
    Вновь захрипел, как старое радио, и затих. А после начал затянувшуюся тираду сначала — Тимур больше не слушал, устал.
    У него перед глазами стоял образ спятившего робота — расплывчатый, но не забытый. Кошмарная пародия всё ещё пряталась где-то внутри сознания и Тимур слышал: «тик-так, тик-так...»
    — К чёрту, — в сердцах сплюнул он. — Случай уж точно не рядовой...
    Снял с пояса рацию, размышляя, к кому обратиться за помощью. Вызвать дежурного? Или потревожить высшее начальство? Гнилая поляна утихла, но возможно, только на время, и усмирить её сможет только огонь...
    — Не нужно, — сказал вдруг Марк чистым, как прежде, голосом.
    — Ты разве очухался?
    — Более-менее, — кивнул робот. — Вам, наверное, осточертело слышать это, но отправляйтесь-ка лучше в больницу. С начальством я разберусь и дождусь, если надо, группу зачистки.
    — Не уверен, что ты в состоянии...
    — Всё чудесно, как вы любите повторять, док.
    Тимур, охнув, поднялся на ноги и поднёс ко рту рацию.
    — Пожалуй, я всё же рискну сам... — только и успел он выговорить.
    Марк стремительно оказался рядом и дёрнул рацию. Она затрещала в стальной хватке и жалобно всхлипнула на прощание.
    Настройщик отшатнулся и медленно, как во сне, попятился прочь. Нащупал заткнутый за пояс усилитель и тут же провалился в кошмар.
     

    ***

     
    Над призраком отцовской фермы нависли пепельные тучи. От кукурузно-эмоничного поля в небо взметались тяжёлые клубы удушливого дыма. Издалека доносился рёв пожара.
    Тимур со злобой глядел на склабящегося робота, тикающего как огромный старый будильник. Выставил дирижёрскую палочку, будто стилет, приготовился к драке. Марк-из-кошмаров в ответ лишь развёл руками:
    — Ах, спрячьте свою волшебную палочку, док. Она вам не понадобится. И, наверное... Кажется, я должен извиниться...
    —...и отправить к врачу?
    — О нет, считаю, что вы совершенно здоровы! — расхохотался Марк. — Разве больной разум смог бы создать такого чудесного парня, как я?
    Совету Тимур не последовал. Только крепче сжал оружие — накаляющееся, обжигающее ладони злобой.
    — Должен извиниться, потому что не сразу всё объяснил, — фантом медленно приближался, не опуская рук. — Мы на одной стороне, док, а враг — снаружи! Пока мы тут бодаемся, вонючий кусок металла вот-вот снова нас вырубит! И кто знает, может на этот раз добьёт?
    Порывы горячего ветра, дующего со стороны пылающего поля, несли запах горелых эмоций. Ветер царапал лицо, обжигал лёгкие.
    — Я не зря появился в вашей башке, док. Я — ваше сомнение, критическое мышление, чёрт подери! — Марк остановился в паре шагов, потянул носом. — Чуете? Решение витает в воздухе, стоит перед глазами. Я — то самое решение! Так что доверьтесь, наконец, сами себе и откройте ящик Пандоры! Сожгите всё дотла!
    Последние слова захлебнулись в крике пожара. Огонь поднялся отовсюду, сжимаясь кольцом, как гигантский Уроборос.
    С тех пор, как Тимур заблудился на поле, утекло много воды и детских слёз. Отец был одним из лучших настройщиков, а в глазах сына и вовсе героем. Тимур мечтал пойти по его стопам, к тому же были задатки... Мало кто смог бы так сильно испортить эмонику всего за пару часов. Врождённый дар, страх и горечь из-за потерянного Гикки — всё это родило первую в жизни мальчика гнилую поляну. Позже отец попытался её усмирить, но так и не вышел из транса. Всю жизнь Тимур ненавидел поле, отнявшее отца и единственного друга. Гнилую поляну давно выкорчевали, но боль не ушла. Мечтал сжечь всю эмонику к чёртовой матери, представлял в красках, как она отправляется в преисподнюю!.. Гнев созревал долгие годы, заколоченный в ментальном гробу.
    Фантомный Марк смотрел просительно, даже умоляюще... И Тимур открыл пресловутый ящик.
    Исчез пожар, пропал тикающий робот. Ярость и боль сжались в усилителе, как пружина. А затем разом выпорхнули в реальность.

     
    ***

     
    Оставшись наедине с ничем, уставший настройщик, нарушая все правила транса, выпустил палочку из рук. Игриво завертевшись, она устремилась вниз, в бесконечность сознания.
    — Э-ге-гей! — крикнул Тимур. — Кто-нибудь остался? Хоть какой-нибудь таракан в голове?
    — Пусто, — услышал ответ. — По крайней мере, никого из тех, кого ты надеешься увидеть. Хе-хе...
    — А? — настройщик закружился, всматриваясь в тёмные закоулки сознания. — Кто говорит? Где ты?
    — М-да... молодёжь. Следуй за музыкой, «Алиса».
    Переступил с ноги на ногу, убедившись, что пустота крепко держит. И не услышал, а скорее почувствовал тихую музыку. Едва уловимые переливы выстроили путь, как лунная дорожка. Отбросив сомнения, двинулся вперёд. Потому что позади ничего, а впереди  — вдруг хоть что-то?..
    — Откуда ты взялся? — спросил, всё увереннее ступающий в никуда. — То есть из какой части мозга? Фантазия или воспоминание?.. В общем, кто ты такой, чёрт возьми?..
    Голос не ответил, зато показался сарай, который служил на эмоничном поле складом. Возле него на скамейке сидел потрёпанный старик с грязной, седой бородой — настоящий бродяга. Увидев Тимура, незнакомец выплюнул папиросу и сказал:
    — Я — это всего лишь я.
    Тимур тихо рассмеялся, хлопнув себя по бедру.
    — Чудесно! Так и знал, что всё к этому приведёт. Ты — некое пророческое видение? Ты — это я в будущем, верно? Меня пнут с работы, а после нескольких месяцев реабилитации в сумасшедшем доме я стану грязный бродягой...
    Незнакомец нахмурился. Поднялся с лавки, неспешно доковылял до Тимура и неожиданно врезал по уху.
    — Ай! — отскочив, Тимур заорал: — Хватит меня сегодня лупить!
    — А ты веди себя по-человечески, дубина! Сам ты грязный, а я мылся на той неделе... Или на предыдущей... Не помню конкретно, но мылся.
    Старик вернулся к скамейке и опять закурил дешёвую вонючую папиросу.
    — Говорю же, я отдельная, самостоятельная личность, — проговорил он, фыркая дымом. — Моя бренная оболочка лежит в этом самом сарае, а я вот тут — заглянул в твой транс. И скажу, хреновые у тебя делишки, парень.
    — Не может быть! На складе гнилая эмоника валяется, ты бы уже окочурился... Или стоп... Эта пустотелая железяка нарочно заперла тебя, чтобы пытать?!
    — Эта «пустотелая железяка», — рявкнул старик, — спасла мне жизнь!
    Бродяга терпеливо ждал, пока Тимур переварит услышанное. Предложил папиросу, хмыкнул, получив отказ, и начал рассказывать.
    Старик тоже был настройщиком, а точнее, был им давным-давно, в позабытом прошлом. Перегорев на работе, пошёл под откос, попал в сумасшедший дом и стал бродягой...
    — Ты всё верно подметил, — грустно сказал он, выдыхая замысловатые кольца, — потому я и вспылил.
    Тимур хотел извиниться, но раскашлялся из-за клубящегося вокруг дыма.
    Так и скитался никому не нужный старик по миру, пока не забрёл на эмоничную поляну. Чёрт его дёрнул — вспомнил былое и забрался в самые заросли. Думал, что будет легче, но безысходность и страх настолько глубоко въелись в него, что эмоника тут же нашла и впитала их.
    — Дальше всё по накатанной. Я провалился в транс и до сих пор не могу выкарабкаться. Та гнилая поляна — из-за меня...
    Некоторое время посидели молча, затем Тимур попросил закурить. Затяжка обожгла горло, но ведь это  — фантазия, так что он не переживал.
    — А Марк?..
    — Робот единственный, кто хотел помочь. Пытался откачать, включая свои музыкальные записи, но ведь он не настройщик, даже не человек... Тебя вот отваживал от места, чтоб ты не узнал про меня. Не сдал властям... Ведь упекут в жёлтый дом, а я больше не выдюжу...
    Тимур закрыл голову руками и тихо завыл.
    — Знаешь, как хочется тебе врезать за него, мелкий засранец? — старик потрепал его по плечу. — Но я всё понимаю. Сам был таким же. А ты, возможно, скоро пойдёшь по моей дорожке...
    Музыка всё ещё стелилась над сарайчиком в пустоте. Становилась то громче, то тише. Иногда вовсе пропадала, но сейчас — будто бы оглушила.
    — Откуда она?.. — тихо спросил Тимур. — Кто играет-то?
    — А я почём знаю, остолоп? — усмехнулся бродяга. — Твой мозг — ты и думай. Я-то её плохо слышу, а вот тебя она, кажется, и выведет... Ага. Вижу, вижу, уходишь. Ну, бывай, малец.
     

    ***
     

    Тимур очнулся и судорожно вздохнул, будто вынырнув со дна глубокого озера. Он сидел, привалившись спиной к нагретой за день стене сарая, и механически играл.
    Остановился, убрал губную гармошку в карман и тяжело поднялся на затёкших ногах. Увидел недвижимого Марка, скошенного всплеском яростных эмоций. До последнего пытавшегося спасти в общем-то ненужного никому человека.
    —  Как жаль, что ты не доверился мне, всё бы вышло иначе, — проговорил настройщик. — А хотя, может и правильно... Может, я бы тогда не понял...
    С замершим сердцем Тимур толкнул ветхую дверь сарая, боясь наткнуться на гниль.
    Пусто.
    Только старик из кошмара, заботливо уложенный на деревянные ящики из-под фруктов. Вдруг Тимур услышал тихий треск позади. Обернулся и подошёл к смятой рации, каким-то чудом ещё живой. Поднял её, включил связь и узнал голос дежурного:
    —...приём, мать твою! Тимур, что за дела, на хрен? Почему на связь не выходишь? Перепугал, блин! Чё там с полем, подкрепа нужна?
    Сглотнув комок, ответил, стараясь говорить бодро:
    — Всё чудесно, Серёга. Была проблемка небольшая — справился. Рация вот только барахлит, но пустяки. Никого присылать не нужно.
    — А, ну добро!
    — До связи!
    Рация пшикнула и, кажется, точно сдохла.
     — Чёрт его знает, зачем ты всё это затеял, дружище, — Тимур посмотрел на то, что осталось от Марка, — но я поддержу тебя. В конце концов, «почему это некоторые так любят всюду искать мораль?»
    И, взяв губную гармошку, отправился в сарай.
    — Следуй за музыкой, старик, — сказал он и начал играть.