20:23 19.05.2023
Сегодня (19.05) в 23.59 заканчивается приём работ на Арену. Не забывайте: чтобы увидеть обсуждение (и рассказы), нужно залогиниться.

13:33 19.04.2023
Сегодня (19.04) в 23.39 заканчивается приём рассказов на Арену.

   
 
 
    запомнить

Автор: Владислав Ленцев Число символов: 39951
Конкурс №41 (зима) Первый тур
Рассказ открыт для комментариев

ad003 Промовник


    

    — Не может быть, — прошептал он и потрогал плазменный экран, боясь, что пальцы пройдут насквозь.
    В пустом конференц-зале гостиницы «Украина» Артём Голубов выглядел тамадой отменённого банкета: не заметил, как помялся костюм, встал под настенным телевизором и уставился в него поверх очков.
    — Надо записать ролик для соцсетей, — сказала Вика и чуть не зевнула. Артём посмотрел на неё, как на санитара, который поддержал фантазию психа.
    — Вы ведь не разыграли меня? — он уселся прямо на стол и чуть не задел одну из тарелок с закусками. — Это настоящая картинка?
    Синяя полоска на экране раза в два переросла красную.
    — Молодёжь пришла на участки, вот и всё чудо. Ты бы сам проголосовал за журналиста вместо бывшего бандита.
    — У Будлянского был админресурс, гречка, бабушки, — Артём не глядя пошарил по тарелке и отправил в рот кусок ветчины с налипшими крошками. — Он не должен был так сильно проиграть.
    Вика вздохнула. Ей хотелось поскорее приехать домой, залезть в ванну и минимум сутки не слышать ничего про довыборы на двести двадцать шестом округе.
    — А що я казав! Вітаю, пане депутат! — двери с грохотом распахнул коренастый парень в камуфляже, и вот он уже обнимает Артёма, а тот пытается уклониться от табачно-пивной бороды.
    — Сань, честно, я в шоке. Может, у кого-то на меня планы?
    — Класичний Артем! Переміг, але все одно шукаєш халепу. Той Бидлянський… — Сашко кивнул на экран, где под фотографией Артёма расплылась самодовольная физиономия, похожая на срез варёной колбасы. — Цей покидьок програв, тому що він — минуле. Я пишаюся, що завалив його разом з тобою.
    Артём отстранился, протёр очки платком и снова подошёл к экрану.
    — Выходит, дракон теперь я?
    — Що? Який дракон?
    — Что если я стану одним из них? — он измерил руками синюю полоску своих голосов.
    — Якщо скурвишся, сам тебе вб’ю, — без улыбки сказал Сашко.
    Артём рассмеялся.
    — Спасибо, Сань. Вот за эти слова — даже больше, чем за кампанию. Вика!
    Ассистентка, задремавшая у стены в обнимку с папкой, встрепенулась и закивала, мол, не спала вовсе.
    — Зови оператора. Вдвоём с Саней запишемся.
    — Давай обсудим: стоит ли выделять его на фоне остальных? Избирателям может показаться, что их кандидат примкнул к партии войны…
    — Вик, проснись. Он мой одноклассник, помнишь? Так и подпишем, а уж потом герой войны.
    — Хорошо. А дальше что будем делать?
    Артём Голубов из ролика для соцсетей знал ответы на все вопросы. Припудренный, приглаженный, он поставленным голосом, но без суфлёра поблагодарил всех за доверие, напомнил главную беду Украины по Грушевскому и дал высказаться Сашку, который несколькими фразами порубал всех внешних врагов и благословил друга на борьбу с внутренними.
    — Очень жаль, что мой оппонент принёс в кампанию столько грязи. Но манипуляции не сработали, и это говорит об одном, — Артём сделал паузу, как бы давая зрителям возможность угадать, а на самом деле додумывая на ходу. — Время лицемеров ушло. Сегодня надо быть настоящим — активным гражданином, профессиональным военным, независимым журналистом. Именно так, через каждого из нас станет настоящей вся Украина — и это та национальная идея, которая нам действительно нужна. Я Артём Голубов — ваш настоящий депутат, можете в этом не сомневаться. Чтобы поддержать наш законопроект против коррупции «Убийца кумов», перейдите по ссылке внизу экрана…
    Другой Артём — крот среди одеял, заспанный, в полосатой пижаме — закрыл ноутбук с роликом и взъерошил волосы обеими руками. Прошло уже два дня, а всё не верилось.
    «Дональд Трамп, — подумал он. — тоже не рассчитывал на победу. Но ничего — живёт как-то».
    В Центральной избирательной комиссии было вавилонское столпотворение — в последний раз, когда Артём работал на парламентских выборах. Сейчас же — пара серых охранников у турникета, гулкие коридоры с обрывками разговоров, вонь краски; совсем как в школе на каникулах. Замглавы ЦИК всё равно что завуч — у его кабинета Артём замешкался, заслышав за дверью ругань.
    Он вспомнил, как в одиннадцатом классе его поймали на сдаче чужой лабораторной работы по информатике. «Золотую медаль» больше хотел директор школы, чем Артём, поэтому инцидент с подделкой замяли. Тогда он точно так же стоял под дверью в кабинет завуча и вздрагивал от криков учительницы по информатике, которая выторговывала себе принтер за участие в заговоре. Одноклассники, конечно, всё узнали, и пристыжённый Артём на всю жизнь возненавидел коррупцию.
    Дверь замглавы ЦИКа чуть не ударила Артёма в лицо.
    — Ты?! Хвойда грантоедская. Не жить тебе в Раде.
    Будлянский толкнул его в плечо и пронёсся мимо, как паровоз в дорогом костюме, с дымовым шлейфом из одеколона.
    — Ци ви Голубов? Пройдіть! — послышалось из кабинета. Артём вошёл и отдал паспорт секретарше из золотого кадрового резерва восьмидесятых — пергидроль с начёсом, яркая бесформенная блуза и взгляд «вы все мне должны».
    — Пан голова вже підписав посвідчення, але ви дещо пропустили в анкеті. Яка в вас освіта?
    — Высшая. Питерский государственный, филология.
    — Це російський? — спросила секретарша тоном следователя.
    — Не зовсім. Українська філія Санкт-Петербурзького університета, — старательно выговорил Артём.
    — Це та, що зараз на окупованій теріторії? Добре. Дуже добре, — кабинетная мойра поставила печать то ли на анкете, то ли на нём самом. — Зараз йдіть з цим до сто сьомого кабінету, там видадуть свідоцтво. А ще підучіть державну мову. Пітєр дуже чутно.
    — Дякую, — нахмурился Артём.
    Он как следует рассмотрел депутатские корочки только на площади перед ЦИКом. Достал из кожаной куртки старую журналистскую аккредитацию в Верховную Раду и хмыкнул: а ведь и там, и там одна и та же фотография! — правда, лицо на удостоверении нардепа казалось чужим, слишком невыразительным на фоне новых регалий.
    «Ну вот и всё», — подумал Артём.
    Налетел ветер, вокруг взвилась пыль вперемешку с сухими листьями.
    — Голубов, ты, что ль? Сколько лет, сколько зим!
    Артём машинально пожал руку юркому типу со шрамом на всю левую щёку и упрятал удостоверения подальше.
    — Что, не признал? Ну же, питерский филиал, четвёртый курс, пары по физкультуре… Нет? — хорьковые глазки так и искали у Артёма узнавания.
    «Что за несчастный случай мог оставить такой шрам?» — подумал он. Казалось, лицо вот-вот разлезется, если не склеить.
    — А, припоминаю… — Артём ткнул пальцем в небо. — Олег?
    — Да-а! А я уж думал, забыл. Видел тебя в телеке — важным человеком стал?
    — Вроде того… На физкультуре у нас волейбол был, да?
    — И баскетбол! Помнишь тёлок с филфака? — шрамолицый заржал. — Эх, я б даже бахнул с тобой по старой памяти, да бежать надо… А, вот что! У меня кум тоже депутат, только в горсовете, а сам лыка не вяжет! Нашёл он, значит, специалиста по базару, частника… ну, который речь ставит. Говорит, с первого занятия влёт всё идёт! И русский, и украинский — любой. Держи телефончик, может, сгодится. Мне-то он на кой…
    — Спасибо, но с этим у меня кажется, всё в порядке.
    — Да нехай будет, от сумы и от тюрьмы, как говорится…
    — Ладно, — Артём взял визитку из вежливости и улыбнулся.
    — Ну, бывай, земляк. Свидимся ещё.
    Пронзительно заплакал чей-то ребёнок, Артём обернулся туда, сюда — снова вихри пыли и листьев, а Олег исчез в толпе у входа в метро.
    Проверил: все документы и деньги на месте, да и визитка тут как тут, настоящая. На чёрном фоне, большими белыми буквами: «Промовник» — а на обратной стороне семизначный городской номер, на девятку.
    «Странный телефон, разве есть такой?» — подумал Артём. Он спустился в метро и там уже не смог вспомнить, во что был одет подозрительный тип — только шрам и явно не местный акцент, но и не запоребриковый. Учился ли с ним вообще такой однокурсник?
    Артём добрался до центра и щёлкнул раскрытые корочки на столике в кофейне, чуть не залив их. Отослал Вике для блога, покурил на улице и наконец решился подняться на третий этаж Крещатика, девятнадцать.
    — О-о, Тёма!
    — Он теперь Артём Сергеевич…
    — Это официальный визит?
    — Мы твою кружку с аукциона продадим.
    — Можно, можно я твоё место займу?
    — Як перший хабар візмеш — зніми на відео.
    Артём вдохнул воздух родной редакции и захотел навсегда сохранить его в специальном мешке, поближе к сердцу. Привели на кухню, сообразили чаепитие с бальзамом, а тут и доставка пиццы приехала. Артём отхлёбывал из кружки, смеялся невпопад и мысленно прощался с этими беззаботными, как теперь казалось, людьми.
    Будто сговорившись, бывшие коллеги испарились из кухни и оставили Артёма один на один с Олесей. Хрупкая, подвижная, угловатая, она любила звонко смеяться, собирать каштановые волосы в пучок и спать поперёк кровати в одной футболке.
    — Вітаю, Артем, — она улыбнулась и стала слишком сосредоточенно резать яблоко. Нож оказался тупым, Артём перехватил его, но Олеся отдёрнула руку.
    — Что-то случилось?
    — А ти як гадаєш?
    — Прости, что не звонил. Надо было отойти от этого ада.
    Олеся сложила руки на груди.
    — Невже не розумієш?
    Артём предложил порезанное яблоко, но она покачала головой.
    — Да в чём дело, Олесь?
    — Твоя перемога все змінює. Ти чудовий, Артем, і дуже мені подобаєшся, журналістом чи депутатом. Але зараз цей зв’язок компрометує нас обох.
    Артём сжал кулаки и подошёл к Олесе вплотную.
    — Ты что, вообще не рассчитывала на мою победу?
    — Як і ти.
    — А теперь вот так уходишь?
    — Вважаєш, я надто цинічна?
    — Видишь, ты сама это сказала.
    Кто-то зашёл на кухню, и расстались вот так — с раздражением, глазами на мокром месте и без договора остаться друзьями. Выйдя на улицу, Артём выкурил сразу две сигареты и решил, что Олесю надо вытащить на более откровенный разговор. Или не надо?
    — Якщо кинула, це її втрата, — сообщил Сашко по телефону. — Як кажуть на війні: дивись у приціл, та хтось з’явиться.
    Артём улыбнулся и позавидовал его простоте. Вспомнилось, как после «дачного скандала» Сашко отметелил напавших на них прокурорских «титушек», да так и пошёл с рассечённой бровью в магазин за сигаретами.
    Оставшийся вечер Артём репетировал присягу народного депутата, расхаживая взад-вперёд по своей гостиной.
    — Присягаю на вірність Україні. Зобов'язуюсь усіма своїмі діямі… А, чёрт. Усіма. свої-ми. Діям-ми… Боронити суверенітет і незалежність України, дбати про благо Вітчизни і добробут Українського народу… Су-ве-ре-ні-тет!
    Позвонил Сашку и прочитал ему.
    — Нормальна в тебе українська, я гірше чув. Тай не слухає там ніхто.
    Артём положил трубку, открыл пиво и представил себя на трибуне Верховной Рады. Что сказать людям, которые уже ненавидели его за расследования об офшорах, дачах, распилах?
    А вот что:
    — Присягаю додержуватися Конституції України та законів України, виконувати свої обов'язки в інтересах усіх співвітчизників.
    Артём поднял глаза. В легендарном зале с проплешинами красного бархата избранники украинского народа галдели, ржали и смотрели порно в телефонах — хотя, может, просто раскладывали пасьянсы. Да, так он себе это и представлял.
    — Дякую, пане Голубов. Вітаю в Верховній Раді, — пробасил спикер. — Будь ласка, займіть своє місце.
    Ему достался первый ряд, слева от трибуны — совсем как парта для отличников в школе. Подойдя, Артём нашёл на сиденье серебристую визитку со знакомым словом.
    «Промовники», — прочитал он на одной стороне, а на обратной — семизначный номер, но уже на шестёрку.
    Артём огляделся: кто подложил визитку? Сфотографировал её на телефон, скинул Вике с сообщением: «Пробей этот номер, но не звони». Что это — целый бизнес такой, учить депутатов ораторскому искусству?
    Сразу пришлось голосовать за несколько десятков законов — мозг запрудило бюрократической жижей, найти в ней опору удавалось редко. Артём одобрил поправки к порядку закупки лекарств, утвердил премии выдающимся учителям и помог развить электронную коммуникацию между ведомствами, что бы это ни значило — а во всё остальное просто не успевал вникнуть и потому воздерживался. Спустя час чехарды докладчиков и лошадиных доз канцелярита у Артёма заболела голова.
    Он выскользнул из зала во время голосования за новые критерии присуждения диплома доктора философии… Нанизанные друг на друга дополнения прозвучали вдогонку автоматной очередью. Артём встал у окна в шумном холле и понял, что ему надо закурить, иначе смерть.
    — Доброго дня, це телеканал «Країна Плюс», — сбоку вспыхнул накамерный свет. Артёму захотелось выпрыгнуть на улицу, но вместо этого он выпрямился и подставился под микрофон с улыбкой обречённого.
    — Пане Голубов, як ваше перше засідання? За що вже встигли проголосувати?
    Журналистка носила слишком коротком платье, чтобы воспринимать её всерьёз. Артём вздохнул.
    — Дуже багато всього — держзакупівлі лік, ми спростили там… — он запнулся и потёр виски. — Извините, я устал с непривычки. На балконе для прессы было полегче.
    Журналистка вытаращила глаза.
    — Перепрошую?
    — Говорю, голова кругом идёт. Мне кажется, система, при которой депутаты не успевают разобраться в том, что…
    Журналистка симулировала смех.
    — Пане Голубов, чому ви розмовляєте російською? Це якійсь жарт?
    — Я не очень хорошо себя чувствую. Не хотел мучить зрителей моим произношением.
    — Але ж ви народний депутат України та повинні розмовляти виключно державною мовою.
    Артём снисходительно рассмеялся:
    — А что, у нас есть такой закон?
    — Так, про державну службу.
    — Вы ошибаетесь. Чиновники на работе обязаны говорить на украинском, но не депутаты. Не путайте представительную власть с исполнительной. Тем более что я представляю ещё и русскоязычный регион, где родился, вырос, получил образование наконец.
    — Неймовірно, — журналистка посмотрела на Артёма, как на экспонат кунсткамеры. — Паш, ми ж пишемо?
    Оператор кивнул. Артём покраснел и замахал руками:
    — Послушайте, я знаю украинский. Этот языковой популизм должен наконец прекратиться. Не в этом проблема нашей страны! Моя команда в ближайшие дни подаст законопроект, который запретит семьям госслужащих и депутатов владеть офшорными фирмами, средним и крупным бизнесом — мы называем его «Убийца кумов». Вот что по-настоящему важно, на каком языке про это ни говори.
    — Ви зараз говорите мовою окупанта.
    — Нет, чёрт возьми, — Артём надвинулся на неё. — Язык принадлежит людям, а не государству. Перевести? Російська належить не Росії, а всім, хто нею думає та розмовляє, пише. І я, справжній українець, один з ніх.
    «Один з ніх»…
    «Один з ніх»!
    Новость дня: новый депутат Артём Голубов наорал на журналистку из-за «языка оккупанта», а сам исковеркал украинские слова — и вот уже Будлянский в студии карманного телеканала разносит соперника в пух и прах.
    — Таким не місто в Радє! Нехай дальше своі статейки пише, — кривилась колбасная физиономия. — Накрутив голоса в соцсетях, а тепер позорітся. Мы, кстаті, вже подали в суд на результати виборов…
    Артём захлопнул ноутбук и посмотрел на Вику. Она дала ему стакан воды и таблетку от головы. Пока он принимал, показала на планшете все перезалитые копии его интервью.
    — В сумме триста с лишним тысяч просмотров. Похоже на накрутку.
    — Я идиот, — Артём откинулся на стуле и закурил. — Сразу ж было видно, что это за «журналистка». Если бы камера снимала её…
    — Это уже не важно, — Вика убрала планшет и подставила пластиковый стаканчик вместо пепельницы. — Сейчас имеет значение только damage control. В шесть у тебя интервью в студии «ТВ-Юа». Я скинула на почту тезисы, подготовься.
    — Вика, ты чудо.
    — Твоё имя на слуху, устроить эфир не так сложно. Вопрос в другом, — она поморщилась. — Из-за этого скандала ты просто обязан отвечать на чистейшем украинском. Можно пару раз перейти на русский, поиронизировать над ситуацией…
    Артём покачал головой.
    — Вик, я не могу идеально заговорить за несколько часов. К тому же суть скандала не в самом языке, а в правилах его использования…
    — Это знаешь ты. Остальные видели нарезку из самых двусмысленных реплик. Если не отобьёмся, про «Убийцу кумов» можем забыть.
    — Значит, отобьёмся. Я как-нибудь потренируюсь.
    — Мне нужно к маме съездить, звони если что.
    Он остался один и принялся штудировать тезисы Вики. Офис они сняли всего пару дней назад, и кроме двух столов и стульев здесь не было ничего, даже кулера с питьевой водой. Артём стал искать в пиджаке жвачку, чтобы справиться с пересохшим ртом, и вытащил серебристую визитку из Рады. Хмыкнул, пробежал глазами по номеру — забыл Вику спросить, пробила ли. Шрамолицый сказал, что один «промовник» очень быстро ставит речь, а если их много, смогут за несколько часов помочь? Артём сказал вслух «Укрзалізниця» три раза и на последнем таки перепутал «і» с «и».
    «Промовники» ответили после первого же гудка, будто ждали.
    — Доброго дня, пане Голубов, — осипший до неузнаваемости голос мог принадлежать и мужчине, и женщине.
    — У вас есть мой мобильный? — удивился Артём. — Господи, да что у вас с голосом?
    — Це в вас, здається, проблеми з вимовою.
    Артём махнул рукой:
    — У меня эфир сегодня в шесть, надо много говорить на украинском. Понимаю, поздновато, но можно ли хоть что-нибудь сделать? И на каких условиях? Конфиденциально, разумеется.
    — Звичайно. Все буде, як ви хочете, — голос зазвучал на октаву выше. — Перший сеанс тестовий та безкоштовний, далі — повне покриття промов, оплата згідно з персональним тарифом. Згодні?
    — Это сколько?
    — Скільки зможете дати. Розрахунок пройде в момент надання послуги.
    — Ну, хорошо. Давайте попробуем, раз первое бесплатно.
    — Уважно прослухайте наступний сигнал. За п’ять… чотире… три…
    С каждым счётом голос стал опускаться и к единице звучал, как зажёванный бас. Артём начал подозревать, что это розыгрыш, а потом услышал сигнал.
    Он увидел закат на чёрном горизонте, яркий костёр и извивающееся тело шамана с ожерельем из длинных белых клыков — быстрый шёпот, незнакомый язык, запах пота, мускуса — как вдруг из огня вырос хрустальный небоскрёб с сотнями ячеек-сот, с тысячами человеко-часов, а внутри темнел жирный трутень, ораторствующий перед рабами, чтобы они собрали пыльцу с его жвал и превратили в мёд для своих слуховых отверстий, сладкий и клейкий, сладкий и клейкий…
    — Гіпнограму встановлено, — радостно просипел голос. — Дякуємо за те, що скористалися послугами наших промовників. Прощавайте.
    Артём ещё с полминуты слушал тишину в трубке и очнулся только от хлопнувшего окна. Видения остались в памяти обрывками и с каждой секундой забывались, как сон.
    Он открыл первый попавшийся текст на украинском и стал читать вслух. Споткнулся на третьем же слове — даже хуже, чем обычно. Попробовал спеть «Червону руту» и произнёс в припеве «вечорамі». Артём перезвонил по тому же телефону с визитки, но робот-оператор ответил, что такого нет. Стало не по себе: сначала какая-то гипнограмма, теперь игра в прятки с одноразовым номером. Кто такие эти «промовники»? Поисковик не выдал ничего содержательного, а время до интервью утекало.
    — Алё, Сань, не помешал? Можешь приехать?
    Сашко отхлёбывал пиво и задавал вопросы, Артём отвечал и не мог закончить ни одно предложение без ошибки или запинки.
    — Обкурився чи що?
    — Это нервы, — Артём ударил кулаком по столу. — Господи, почему эфир именно сегодня…
    — Відповідай, як можеш. Набагато гірше розмовляти невпевненою українською, ніж російською. Цей скандал занадто роздули.
    В шесть часов вечера Артём вошёл в студию, как в комнату с электрическим стулом. Ведущий с гелем вместо волос приступил к препарированию:
    — Пане Голубов, як вам вдалося вже перший день у парламенті почати зі скандала?
    Артём рассмеялся и подумал: «Ну же, скажи: я просто звик створювати інфоповоди, ось і сьгодні». Открыл рот — и не смог.
    — Мені прикро, що таке непорозуміння взагалі виникло, але, як казав Іван Франко: «іншим сіті наставляти, але добре пильнувати, щоб самим не впасти в них». Я хотів би вибачитись перед глядачами та саме журналісткою, яка, відверто кажучи, підійшла, коли мені було зле. Справа в тому, що в Верховній Раді дуже спеціфічна система вентиляції…
    Ведущий слушал разошедшегося гостя, почти не мигая, и вспомнил про свои вопросы минуты через три, а Артём испытал самое странное чувство в жизни. Беглый украинский с цитатами из классиков принадлежал совсем не ему, просто не мог принадлежать, — и когда Артём пытался вставить в этот поток что-то своё, то встречался с холодной и прозрачной стеной, будто хрустальной, за которой и журчала удивительная речь, но совершенно без его участия. Так, наверное, чувствовал бы себя одушевлённый велосипед, чьи педали и руль крутит неосязаемый наездник.
    За десять минут не-Артём-оратор успел ответить на все вопросы, перевести языковую тему в шутку, изящно пройтись по Будлянскому, не называя его фамилии, и изложить суть законопроекта против коррупции, — да так, что Артёму-наблюдателю самому стало интересно.
    — Дуже дякую за інтерв’ю! Особисто в мене не лишилося сумнівів, що в Верховній Раді з’явився дійсно яскравий парламентар, — подытожил ведущий и пожал Артёму руку.
    Он вышел из студии опустошённым. Позвонила Вика — она смотрела у мамы, и обе не могли оторваться.
    — Где ты так натренировался?
    — Не знаю. На меня что-то нашло.
    Сашко прислал СМС: «Чоловіче! Ти крутий».
    Уже дома Артём нашёл в интернете подборку Ивана Франко и не смог чисто прочитать ни одно стихотворение.
    В полночь в дверь позвонили.
    — Я дивилася твій виступ і раптом зрозуміла, що не можу так. Без прощання.
    — Ну что ты, Олесь…
    В два пополуночи Артём курил на балконе и считал звёзды сквозь неоновую дымку. Олеся ничего больше не сказала уехала затемно в его кожаной куртке — ночью сильно похолодало. Он включил сериал, где 30-летний священник стал кардиналом и на этому посту оказался хуже 70-летнего педофила. Уснул с мыслью: и всё-таки это власть меняет людей, или с ней они по-настоящему раскрываются?
    Утром на город опустился то ли смог, то ли туман, и со смотровой площадки у Верховной Рады Днепр казался морем — к полудню едва рассеялось. Сашко попробовал кофе, скривился и сплюнул за забор.
    — Мабуть це в тебе від нервів. Знаю таке почуття.
    — Правда? — Артём не признался, что звонил «промовникам».
    — Якось під Авдіївкою міномет сепарській працював. Ми з хлопцями зрозуміли, що б’ють з-за ближньої лісосмуги, а ще як раз туман…
    — Ты не рассказывал об этом. И что, пошли их искать?
    — Так. Одного нашого поранили, але «вісімдесятку» та трьох сепарів було знищено. Саме так — «було знищено», тому що зробив це не зовсім я.
    — Как это? — Артём чуть не выронил свой кофе.
    — Моє тіло, звісно, рухалося, стріляло, але я бачив все ніби зверху чи збоку, як у комп’ютерній грі. Подумав, що дах їде, але потім погуглив…
    — Диссоциация, — прочитал Артём со смартфона. — Защитная реакция на травмирующий опыт.
    — Саме так. Мій мозок тоді боявся сепарів, а твій вчора — того інтерв’ю.
    — Теперь я чувствую себя полным дураком.
    — Підтримую. Олесю треба було вигнати.
    — Ой, перестань…
    Посмеялись, допили кофе, и Артём вернулся в Раду. Вход в зал преградил депутат Онуфриев — быкоподобный жулик с волосами в носу и страстью к породистым лошадям.
    — Пан Голубов! Я рад, шо ты теперь один из нас, — он сдавил Артёму руку и подмигнул, будто их объединял непристойный секрет. На это вряд ли тянули пять расследований журналиста Голубов про семью и окружение Онуфриева.
    Артём с места написал Вике про эту странность и вчитался в повестку дня. На послеобеденное заседание оставили гуманитарные вопросы вроде поддержки фестивалей и прочей «Молодости», но один пункт показался Артёму странным. «Декларація про напрямок внесення деякіх змін до Законів України стосовно політикі у сферах захисту середовища вільного мовного користування…» — он поморгал и скользнул взглядом ниже — туда, где обычно указывали автора законопроекта.
    — Чтоб меня… — не удержался Артём.
    — Народний депутат Віталіна Ніхой, будь ласка, — пробубнил спикер.
    На трибуну вышла женщина слегка за пятьдесят, но сильно против здравого смысла. Заслуги в сохранении устаревших сельских библиотек привели её в Раду и к вечному источнику медийности. Нихой смахнула со лба рыжеватую чёлку, похожую на хвост дворняги, и задвигала ярко-зелёными губами.
    — Шановні колеги! Пропоную проголосувати за найважлівіший документ цієї сесії, — высокий, визгливый голос при отражении от стен вырождался в лай. — Ця декларація передбачає прийняття законів стосовно того, що на упаковці чи корпусі будь-якого товару — від шоколаду до пральної машини — написи потрібно здійснювати виключно державною мовою, без перекладів на інші. Окремо це стосується мобільних телефонів із англійською назвою виробника на корпусі — ми повинні українізувати все це. Давайте створимо нашій мові середовище, де вона не буде потерпати від іншіх!
    Артём удивился, что ни один депутат не запротестовал с места, — или они разучились на неё реагировать? Он записался на выступление и уже знал, что скажет: глупая популистская инициатива, противоречит не просто здравому смыслу, но и опыту ведущих европейских стран, не говоря уже об очевидном ущербе для производителей и поставщиков — и как вишенка на торте, всё это отличный подарок для вражеской пропаганды, которая снова растиражирует фейковые ужасы об Украине. Надо спокойно и взвешенно препарировать её. Артём даже не подумал о том, чтобы промолчать: после вчерашнего интервью на украинском ему это точно не повредит, а инфоповод создаст.
    — Народний депутат Голубов, виступ з місця, регламент три хвилини.
    На экране над спикером возник гигантский Артём. Он вдохнул поглубже, наклонился к микрофону и вдруг закашлялся, да так, что огласил весь зал, а у самого брызнули слёзы.
    — Прошу… прощения… — Артём зажмурился, отвернул микрофон и мысленно поклялся, что бросит курить.
    Шёпот над ухом:
    — Сладкий и клейкий, сладкий и клейкий..
    — Что?
    Он открыл глаза и обнаружил себя в Верховной Раде без спикера и заместителей, где поодиночке, в разных частях зала сидели всего несколько депутатов. Светильники как будто заменили — они стали холодными, синеватыми, мерцающими, а в воздухе чудился сладкий запах то ли мёда, то ли разложения.
    Артём встал и ощутил удивительную лёгкость во всём теле. Может, у него случился какой-то приступ, и очнуться удалось только к концу заседания?
    Через несколько рядов, откинувшись на спинку, сопел депутат Онуфриев. Артём поплыл мимо него, к выходу, но сонный голос догнал:
    — Куда собрался, Артёмка? Столовая здесь не работает.
    — Вообще-то я… — он вернулся на пару шагов назад и не ощутил пол под ногами. — Заседание ведь закончилось, да?
    Онуфриев открыл один глаз и растянул толстые губы:
    — Ты шо, совсем? Часа два ещё.
    Артём сел через место от него, пощупал чёрную бархатную спинку и встряхнул головой. Цвета остались неестественными, а тактильные ощущения так и не появились. Артём вспомнил нашумевшее видео с депутатом, который принял наркотик прямо в зале и потом целый час корчился на камеру. Неужели кто-то подсыпал дозу в кофе, и теперь его тело с безумными глазами слоняется по залу?
    — Шо, с места выступаешь? — поинтересовался Онуфриев-галлюцинация. — Меня вот в холле поймали и давай мочалить, одно и тоже. По-любому какая-то сука про лошадей спросит.
    — Про каких лошадей? — Артём испугался, что окончательно теряет рассудок.
    Онуфриев фыркнул и отвернулся.
    — Типа не помнишь! Статей понаписал, а я до сих пор отдуваюсь.
    — А, про этих лошадей… — Артём ухватился за соломинку смысла. — Я не виноват, что вы купили их на ворованные деньги.
    Онуфриев повернулся к нему и показал волосы в бычьем носу — совсем как в реальности.
    — Да-да, ты у нас самый умный. Захрена тогда промовникам звонил? Ссыкотно перед камерами, да?
    Артём вздрогнул от мысли, что начинает находить логику в галлюцинациях.
    — Это вы положили мне визитку?
    — Ну, я. Мы ещё с Борисычем поспорили, позвонишь или нет. Мало ли тут частников-дилетантов ошивается, а нас обслуживает солидная контора промовников — корпоративный зал под Раду заделали, побазарить можно. В одиночную не запихнут, типаж подберут. Тебе какой достался?
    — Какой ещё типаж?
    Онуфриев захлопал глазами, а потом разразился животными стонами, похожими на смех.
    — Артёмка, ты просто сказочный! До сих пор не врубился, как они работают?
    — Кто?
    — Промовники!
    — Что за бред…
    — Объясняю для тупых: прямо щас ты выступаешь перед камерами. Твой промовник задвигает речь как надо, отыгрывает, а ты тусуешься здесь с мужиками, ну, теми, кто тоже в эфире, на худой конец — кемаришь. Я вон вчера на программу двухчасовую ходил, ток-шоу — думал, сдохну от тоски: побазарить не с кем, мобилу сюда не дают, без тела побухать нормально…
    Артём выключил микрофон и облизнул губы.
    — Дякую, пане Голубов. Ставлю на голосування проект пані Ніхой.
    Он снова сидел на своём месте, зал полнился скучающими депутатами, лампы светили жёлтым, а бархат отливал красным. Онуфриева нигде не было.
    Электронный отсчёт на табло дошёл до единицы, но Артём не сориентировался.
    — Двадцять сім «за», рішення не прийнято. Наступне питання…
    Артём выбежал из Верховной Рады и поспешил в офис к Вике.
    — Госпожа Нихой, вероятно, не удовлетворена чем-то или кем-то, но слишком труслива, поэтому и устраивает бессмысленные вбросы. Что даст эта дурацкая декларация? Я считаю, что нужно сыграть на опережение и издать закон, запрещающий на территории Украины даже устную речь на чужих языках — русском, английском или любом другом. Нарушителей штрафовать, а депутатов ещё и лишать неприкосновенности. Накопленные средства можно пустить на строительство трёхметрового забора вдоль границ, чтобы какие-нибудь соседи не испортили нам языковую идентичность. То, что я сейчас имею право говорить на русском, просто возмутительно. Предлагаю создать депутатскую группу и заняться разработкой реальных поправок, а не этой порнографии, — из зала послышались смешки.
    Вика остановила видео и нависла над Артёмом.
    — Три телеканала дали это в новостях, в разделе курьёзов: «Новый нардеп предложил запретить все языки и построить забор». Твой сарказм не считывается. На Нихой давно внимания никто не обращает, но ты помог ей запустить инфоповод. Это же чистый популизм! Что происходит, Артём?
    Он смотрел сквозь Вику и барабанил пальцами по столу.
    — Помнишь, я фотку визитки присылал и просил телефон пробить?
    Ассистентка поморщилась и открыла галерею на планшете.
    — Эту, что ли?
    Артём взглянул на снимок: на серебристом прямоугольнике не было никакого номера.
    — Издеваешься?
    В вызовах телефона тоже ничего не сохранилось. Артём вывернул все карманы пиджака, поискал под столом, но визитки нигде не было. Вика наблюдала за его суетой почти с жалостью.
    — Юристы прислали финальную версию нашего законопроекта, — сказала она. — Пресс-конференция завтра в девять утра, в гостинице «Украина». Артём, мы очень долго к этому готовились. Может, перенесём?
    — Не знаю… — он вспомнил про чёрную визитку «промовника» в кожаной куртке и вскочил, чуть не потеряв очки. — Нет, не отменяй пока! Мне нужно разобраться кое с чем, хорошо?
    Артём вылетел из офиса и на ходу набрал Сашко.
    — Друже, я вже з хлопцями до військтабору за місто поїхав. Що трапилось?
    — У меня опять была эта, диссоциация. Вообще не помню, что говорил.
    — Може, до лікаря вже?
    — Нет времени. Возвращайся в Киев, а? Подстрахуешь меня на пресс-конференции, вдруг я чушь начну пороть. Толкнёшь там или ещё что-нибудь…
    — Ти вдарився чи що?
    — Возможно, даже ударить придётся. Я не шучу. Если будет совсем плохо, прочитаешь с листа вместо меня, я распечатаю…
    — Артеме, послухай. Все це несподівано, тебе дуже складно і таке інше. Мене вчили так: роби, що треба, навіть під кулями. Не можеш — поклич санітарів. Просто будь собою, та нехай щастить. Я завтра приїду.
    «Надо написать об этом колонку, — подумал Артём, пытаясь вызвать или поймать такси в час пик. — Так и назову: “Остаться в себе”».
    Домой добрался поздно и сразу полез в шкаф за кожаной курткой. Пусть номер с серебристой визитки стёрся отовсюду — но на чёрной был другой, на девятку. Артём уже всё спланировал: он позвонит, запишет разговор, а завтра, на пресс-конференции, разоблачит этих «промовников». Если гипноз опять выбьет его из колеи, Вика зачитает заявление и включит записи. Такое точно попадёт во все новости.
    — Ч-чёрт, — он хлопнул дверцей шкафа, ничего не найдя. Только сейчас вспомнил: в его кожаной куртке вчера ночью уехала Олеся.
    Артём примчался в спальный район на другом конце города и, скрестив пальцы, позвонил в квартиру на последнем этаже.
    — Извини, что так врываюсь. Я в куртке оставил кое-что, можно забрать?
    Олеся в домашнем халате открыла дверь, отошла к стене и смерила его взглядом ревнивой жены.
    — І що ти там забув?
    — Да бумажка одна важная, — он схватил с тумбочки куртку и вытащил из внутреннего кармана чёрную визитку «промовника». — Есть!
    — Тобто ти один з них, так? — она скрестила руки на груди.
    — Ты что-то знаешь? — удивился Артём.
    — Я бачила такі картки — чорні, срібні, золоті. Один урядовець якось розповів, що це абонемент. Так, Артеме?
    — Да, да! И что он сказал?
    Олеся оттолкнулась от стены и влепила ему пощёчину.
    — То як, гарненькі дівчата в їхньому приватному клубі? Як ти міг…
    — Господи, Олеся, всё не так! — затараторил Артём. — Меня загипнотизировали, я говорю на камеры какую-то чушь, мне чудятся странные вещи, Онуфриев…
    Олеся уже плохо его воспринимала:
    — То ти з ним зв’язався? Подивись на себе: ще тижня не пройшло, а ти вже корупціонер!
    Он схватил её за плечи:
    — Кто-то манипулирует нардепами с помощью гипноза, понимаешь?
    — То ти під кайфом, так? — Олеся вырвалась и заплакала. — Геть з мого дому!
    — Олеся, послушай…
    Она набросилась на него с кулаками. Артём отпрянул и захлопнул дверь. Ещё с минуту стоял в коридоре и слушал приглушённые рыдания Олеси. Как не вовремя это всё!
    Вернувшись домой среди ночи, Артём изложил от руки, на нескольких листах всё, что с ним произошло — переписывал раз пять, убирая и добавляя подробности. Кисть с непривычки разболелась. Записал на видео самого себя — проверил, включится «промовник» или нет? Без зрителей гипноз не сработал. Артём поставил камеру на штатив, зачитал вслух свой текст и показал чёрную визитку, а потом подснял её отдельно. Выяснилось странное: камера не видела ни надписи, ни телефона — только гладкую поверхность. Артём решил, что это или специальные чернила, или часть гипноза — а разбираться будут уже эксперты, когда он разоблачит схему.
    На рабочем столе он расставил полукругом два цифровых диктофона и один плёночный, к телефону присоединил динамик; со стороны снимала камера с направленным микрофоном. Включив каждый прибор, он ещё раз прогнал в голове вопросы и набрал номер с чёрной визитки. Пошли гудки.
    — Доброй ночи! — пропел поставленный мужской голос по громкой связи. — Очень рад, Артём Сергеевич! Вы решили сменить промовника?
    — Подумываю об этом. Как я могу к вам обращаться?
    — А как вам удобно?
    — Вы мне скажите.
    — А ведь это совсем не важно, Артём Сергеевич, — обладатель голоса напрягся. — Называйте меня хоть Олегом, если хотите.
    Артём дёрнул головой от знакомого имени.
    — Ладно… Олег. Чем ваша гипнограмма отличается от других предложений на рынке?
    Промовник издал смешок:
    — Странно вы выражаетесь! Я предпочитаю не пускать клиентам пыль в глаза и не разбрасываться псевдонаучными терминами. Но обслуживаю, уж поверьте, по высшему разряду.
    «Чёрт, слишком расплывчато», — подумал Артём.
    — Что я почувствую, когда начнёт работать ваше внушение?
    — Всё как всегда. Почему вы спрашиваете?
    — Меня интересует помещение, в котором я окажусь.
    — Воссоздадим любое на ваш выбор.
    — А сколько может продолжаться моё выступление под гипнозом?
    — Не понимаю. Вам что, наговорили ужасов про частников вроде меня?
    — Да, да! — Артём закивал и сделал знак в камеру. — Депутат Онуфриев сказал, что с вашим внушением я могу сбиться с мысли уже через пять минут и испортить всё интервью.
    — Интересно! Так и сказал?
    — Да.
    Повисла пауза.
    — Что вы задумали, Артём Сергеевич?
    — Ничего! Я просто пытаюсь понять, насколько лучше стану говорить, если сменю гипнотизёра…
    Трубка ответила короткими гудками. Артём с колотящимся сердцем перезвонил, но номер уже отключился.
    «Доброй ночи! Очень рад, Артём Сергеевич…» — пропел незнакомец по очереди из каждого диктофона. У Артёма почти не осталось сомнений, что он говорил с тем самым шрамолицым с площади — нетрудно прикинуться однокурсником, если ты владеешь техникой внушения. Наговорил, конечно, не бог весть что, но для начала неплохо.
    Он залил все записи в облачное хранилище — Вика обязательно найдёт их там, если что-то случится. Отослал ей СМС, что утром всё в силе — остальное решил сказать уже перед конференцией.
    Собрав записи в кейс, Артём поехал на вокзал и провёл остаток ночи в зале ожидания — на случай, если кто-то вдруг захочет наведаться к нему домой. Журналистские расследования научили его почти параноидальной осторожности. Вперемежку с дремотой Артём размышлял, сколько депутатов и чиновников находятся под влиянием гипнотизёров и какие именно дивиденды может приносить эта схема. Как альтернатива лоббизму — слишком сложно и раскрыть легко, и всё же никто не проговаривался.
    Артём взбодрился кофе с сигаретой и пришёл в гостиницу «Украина» за полчаса до начала. Стало трясти: хватит ли авторитета расследователя для того, чтобы его не подняли на смех? В голове возник Сашко, сражающийся под Авдеевкой, и скомандовал в наступление: «Роби що треба, навіть під кулями».
    Артём зашёл в богато отделанный лифт и нажал на кнопку четырнадцатого этажа.
    — И вот это вы задумали, Артём Сергеевич? Разоблачить нас всех?
    Он вцепился в кейс и прижался к стенке.
    — Проклятье! Где вы?
    Голос исходил из каждого угла и вместе с тем — из ниоткуда. Свободной рукой Артём достал смартфон, набрал 102, но индикатор сети пропал.
    — Вы хотите объявить, что некая банда гипнотизёров делает внушения чиновникам, народным депутатам и прочим представителям власти, чтобы они лучше выступали перед камерами и высказывались в чьих-то интересах, — размеренно, приятным тембром проговорил невидимка. — Подумайте сами: неужели это может быть правдой?
    Артёма стала одолевать сонливость, но стоило потереть мочки ушей — пропала. Лифт рывком остановился. Артём замолотил по кнопкам, в такт этому замигал свет. Двери заклинило.
    — Диспетчер! Диспетчер! — динамики только шипели.
    — Коллеги уполномочили меня разрешить ситуацию любой ценой, даже если придётся полностью вытеснить вас. Может, всё-таки согласитесь сотрудничать, Артём Сергеевич?
    — Пошёл ты! Саня тебя убьёт!
    — Покушение на нардепа — отличный инфоповод.
    Лампы погасли, холодные клещи схватили Артёма за горло. Он махнул перед собой кейсом и ударил во что-то твёрдое — как будто в броню или панцирь. Хватка от этого не ослабла, а холод расползся по телу и сковал движения. Свет вернулся и вырисовал бесформенное лицо со шрамом и хорьковыми глазами. Одной рукой Олег пригвоздил шею Артёма к стене, а другой перебирал на своей шее какие-то длинные белые штуки.
    — А ведь мы могли ограничиться промовником, — с сожалением сказал гипнотизёр. — Уступали бы ему место иногда, и только. Живи — не хочу. Будлянский бы точно согласился.
    Свет мигнул, и в последнем отблеске шрамолицый на секунду превратился в огромного жука, обхватившего шею Артёма жвалами.
    — Пусти…
    Артём поднял руку и слегка ткнул противника в бок — сильнее не получилось. Тот оскалился и поднёс к своей изуродованной щеке белый клык — похоже, на шее у него болталось целое костяное ожерелье.
    — Прощайте, Артём Сергеевич.
    Шаман вонзил острие в длинный шрам и провёл сверху вниз, собирая кровь, а потом проткнул щёку Артёма. Кабина лифта затряслась, брызнула боль, в голове закрутилось: «Это гипноз! Это всего лишь гипноз!» — но костёр, возникший под ногами, с треском поглотил и кейс, и шрамолицего, и Артёма. Он почувствовал знакомую лёгкость и долго падал сквозь хрустальное здание гостиницы, пока не закрыл глаза. «Надо сосредоточиться, надо выйти и лифта, надо…»
    — Присягаю виконувати свої обов'язки в інтересах усіх співпромовників!
    Артём вздрогнул и поднял голову. Он задремал за длинным столом в конференц-зале гостиницы «Украина» — том самом, где встретил свою победу. Перед носом стояла тарелка с нарезанной ветчиной и хлебом, на стене темнел плазменный экран. Лампы резали глаза холодным светом, все окна оказались занавешенными.
    — Вика?
    Он подошёл к дверям, но у них не оказалось ручек. Попытался толкнуть — не сдвинулись ни на миллиметр.
    За спиной вспыхнул телевизор и заговорил его голосом:
    — Ми назвали цей законопроект «Вбийця кумів», тому що в родинах чиновників та депутатів забагато успішних бізнесменів.
    Артём, трясясь, перелез через стол и подобрался к экрану вплотную.
    — Проте після тривалих консультацій ми вирішили відправити документ на доопрацювання, — Вика сжала губы и с ненавистью посмотрела на самоуверенного лже-Артёма. — Я не хочу бути популістом та безглуздо піаритись на антикорупції — я хочу, щоб все було по-справжньому. Сухомлинський писав: «Той, хто по-справжньому любить свою Батьківщину, з усякого погляду справжня людина».
    — Вика, мои записи…
    Артём окинул взглядом свою одиночную конференц-клетку.
    — Не может быть, — прошептал он и потрогал плазменный экран.
    Пальцы прошли насквозь.
    
    

  Время приёма: 13:02 22.01.2017

 
     
[an error occurred while processing the directive]